13.
Спросив у Ларисы разрешения, Андрей прихватил с собой Жульку, ради этого выписал петлю в Серебряный Бор, это на противоположной стороне Москвы, если считать от въезда со Щёлковского шоссе.
В субботу улицы города были гораздо свободнее. В сырые октябрьские дни Москва не вымирала как летом, перемещавшаяся на загородные участки и пикники, горожане больше сидели по домам. Правда, кому-то требовалось выйти в любую погоду. Брели собачники, выгуливавшие питомцев по газонам у тротуаров, если в квартале нет более подходящих мест, а во дворе ругаются старушки и грозят позвонить в милицию, да стояли в очереди у жёлтых бочек с надписью «Пиво» мужики средних лет и старше с трёхлитровыми банками в авоськах, некоторые даже с бидонами. Не стоит думать, что обычный советский труженик каждую субботу непременно осушает одну или две трёхлитровых банки, мужики скидывались. Поскольку играть в домино (забивать козла) уже не очень приятно по погоде, они шли в местный клуб, то есть к инвалиду, получившему право ставить железный гараж прямо во дворе. Ещё один гонец за веселящей жидкостью приносил бутылку водки. Поскольку инвалидный «запорожец» с ручным управлением занимал не всё пространство, у задней стенки непременно располагался продавленный диван, рядом — полка с пивными кружками. Соображали не менее чем на троих, пиво из банки наливалось не до края, а на три пальца ниже — чтоб пена не выкатилась наружу, и можно долить водки. Капот «запорожца», застеленный клеёнкой, нёс на себе нехитрую закусь — соль, огурчики, сушёную рыбку, чёрный хлеб. Крепкие и привычные к такому отдыху мужики от литра пива и ста семидесяти грамм водки не ужирались до неприличия, главное было — поговорить с уважаемыми в их кругу товарищами-соседями.
Детство Андрея прошло вдалеке от двора с подобными клубами. Дом на Садовом кольце был населён советской аристократией, гнушавшейся «плебейским» времяпровождением. Когда был совсем юный и ходил в школу, охотно корешился с пацанами и девочками из вполне пролетарских домов, считался практически своим, потому что нос не задирал, участвовал в обычных развлечениях, в том числе малость хулиганских, дрался «за наших», когда для выяснения отношений подвалили подростки из соседнего квартала.
Дом, где жила Лариса с родителями, был несколько проще, без консьержки в подъезде, но тоже для людей с достатком, потому что среди «жигулей» и «волг» с трудом нашёл место приткнуть «ниву». Дав Жульке оросить кустики, начал подниматься по лестнице к лифту с тортиком в правой руке и поводком в левой.
Девушка открыла дверь сама и очень быстро после звонка, словно ждала у входа или боялась, что папа опять возьмёт инициативу на себя, естественно — не в тему. Секси-нарядом в этот раз не вооружилась, нацепив только узкие синие джинсы и майку с надписью Moscow State University, английские буквы на которой придавали импортный вид.
— Проходи, разувайся!
Сама подхватила Жульку.
— Ты бы ей лапки помыла. На улице побегала у кустов, там грязно.
Заботу о чистоте одобрила солидной комплекции дама, вплывшая в прихожую.
— Здравствуйте, молодой человек, меня зовут Ираида Павловна. Может, вы сами отнесёте собачку в ванную? Вдруг укусит?
— Андрей Гагарин. Да — отнесу. Нет, не укусит. Она весит всего-то три кило, кошка опаснее. Космические собаки очень лёгкие. Каждый килограмм веса, выводимого на орбиту, стоит… много.
— То есть у нас сегодня в гостях два лётчика-космонавта? — Евгений Николаевич, также вышедший навстречу, не без удивления смотрел на псинку, обескураженную изобилием внимания к её персоне.
— Собака-космонавт, это немножко другое звание, чем лётчик-космонавт, инженер-космонавт или врач-космонавт. Премию за полёт дают косточкой, а не рублями. Покажите ванную.
Пока Андрей с Ларисой занимались собачьей гигиеной, Ираида Павловна перенесла тортик в столовую.
— Пообедаете с нами, молодой человек?
— Спасибо, но — нет. Утром был у мамы, она меня две недели не видела. Кусочек торта ещё как-то, но не сразу.
— Родители, нам поработать нужно! — вклинилась Лариса. — Идём ко мне, в девичью светёлку.
Жулька, спущенная с поводка, послушно поплелась рядом, всем видом демонстрируя — с большем удовольствием обследовала бы всю квартиру, изучив запахи в каждом углу.
— Брать собаку домой — это такая ответственность! — проворковала Ираида Павловна.
— Люди же как-то решаются завести детей. У меня их пока нет, но, думаю, это гораздо большая ответственность, чем привести животное. Тем более с этой девочкой я сжился на орбите — почти три месяца в невесомости и в тридцати с лишним тысячах километров над Землёй, это, поверьте, сближает.
— Тяв! — подтвердила собачка, уловив, что речь идёт о ней.
— Какая умильная кроха!
Конец дальнейшим восторгам мамы положила дочь, утянувшая обоих гостей к себе.
— Теперь понимаешь, почему я отказалась от пирожного и загоняю себя спортзалом и диетой — едва ли не до анорексии?
— Я торт принёс совершенно не в тему?
— Нормально, мама оценит. А я — не соловей, будешь кормить меня баснями.
Светлица, то есть комната, названная старомодным словом, смотрелась вполне современно. Около импортного телевизора «Грундиг» стоял панасониковский видеомагнитофон, аналогичный имевшемуся на «Салюте-13», точно не ради мебели, на полке выстроились десятки видеокассет VHS. Понятно, что каждая посмотрена раз или два, не больше, зато они составляют неплохой обменный фонд — я тебе даю свою посмотреть, а ты мне что-то новенькое.
Заметив его взгляд, объяснила:
— Папа через каких-то очень серьёзных знакомых его достал. Заплатил полторы тысячи!
— Для «Панасоника ВМ-12» госцена тысяча двести пятьдесят, их в Томске штампуют по контракту с японцами для европейского рынка, наши забирают оплату за сборку готовой продукцией.
— У тебя есть?
— Только у сестры. Когда началось повальное увлечение видаками и кассетами, я учился в Саратовском авиационном, там не до этого. И год в отряде космонавтов — тоже не сахар. Считай, посмотрел первый видеофильм только на «Салют-13». Причём, если честно, едва не обделался от страха.
— Ты боишься фильмов ужасов⁈
— Хуже. Там этот самый ужас и был в натуре. Рассказать? Это не секретно, можешь вставить в газету.
— Здорово… Да ты садись. Я сейчас.
Она включила магнитофон «Астра-209», бобина крутилась очень медленно, чисто на запись голоса — на четвёртой скорости. Музыку обычно слушали на девятой или даже девятнадцатой.
— Прежний экипаж эвакуировали в пожарном порядке. Грубо говоря, как сидели, так сразу и кинулись к люку в корабль, только электричество отрубили. С Солнца шла сильнейшая волна ионизированных частиц. Это потом, когда всё замерили, пришли к выводу, что если сидеть в бытовом отсеке, он самый защищённый, ничего бы не стряслось. А теперь представь, приехали мы, в отсеках полная темнота, только фонарики на шлемах чуть рассеивают мрак, мы с Харитоновым вползаем в бытовой отсек. Вот… Там вещи космонавтов летают, словно людей сожрала нечистая сила, по углам — чернота, будто черти прячутся.
— Мне уже страшно!
Лариса словно невзначай схватила его за руку. Её ладошка была узкая, нежная, очень приятная на ощупь. Вряд ли она училась дробить ребром этой ладошки кирпичи как в фильмах про восточные единоборства.
— Так и нам жутковато. Подшучивали, и тут кроме шуток какой-то загробный голос спрашивает у меня: «Андрюша, хочешь заработать миллиард?» В тот момент и правда едва не обгадился. Паша — тоже, хоть он и командир. Ты представь: до Земли в три раза дальше, чем радиус нашей планеты, на десятки тысяч вокруг — ни единой живой души, и тут раздаётся замогильный голос.
— И что это было?
— Призрак графа Дракулы! Если раскрою секрет, неинтересно будет. Так и оставь. Заголовок: «Призраки на станции „салют“ с роковым номером тринадцать». Очередь у киосков за газетой с твоей статьёй будет стоять больше, чем на входе в магазин «Польская мода».
— Ну, скажи!
Она легонько пихнула его в бок.
— Сама пожалеешь, что разрушила таинственность. Ладно… Прошлый экипаж перед эвакуацией смотрел фильм про итальянцев в России. Они даже видак не выключили, просто отрубили общее питание от розеток и смылись. А магнитофон не сразу скорость оборотов набрал, начал протяжно так: А-а-у-ндр-ю-у-у-ша… Словно с того света. Вот мы едва не опозорились.
— Точно! — Лариса даже в ладоши захлопала. — Вспомнила эпизод в поезде. Адрюша, хочешь заработать миллиард? И Миронов в ответ: «Хочу!» Замечательная история. А ещё расскажи, как к тебе Жулька попала. На станции ждала? Или с Земли привёз?
— Нет, прилетела на «Красной Пресне» чуть позже. Все животные, что остались с прежнего экипажа, погибли. Кроме тараканов. Об этом не пиши.
— Конечно. Всё равно редактор вычеркнет.
— И не пиши, что Жулька была предназначена на убой — для исследования внутренних органов, подвергшихся облучению в космосе за пределами магнитному полю.
У неё даже глаза расширились от гнева. Подхватила собачку с ковра и посадила себе на острые коленки. Псинка заворочалась на жёстком, но потом как-то устроилась и затихла.
— Не верится даже…
— Путь в космос усеян многими десятками собачьих и обезьяньих трупиков. Вот это можешь включить в статью: загнивающие американские империалисты безжалостно уничтожили десятки ни в чём не повинных животных, а советские космонавты Харитонов и Гагарин благополучно вернули с орбиты Джульетту и Снежинку, участвовавших в биологических экспериментах по адаптации к невесомости, обе собачки чувствуют себя хорошо.
— Отлично! — не полагаясь на один только магнитофон, журналистка что-то чёркнула в блокноте. — А ещё? Расскажи о себе, как пришёл в космонавтику.
— Сугубо по блату как сын первого космонавта СССР. Простили умственную неполноценность, плоскостопие и косоглазие. Что, не подходит?
— Нет.
— Тогда пиши, что с детства мечтал, выходил на балкон, смотрел на Луну, Марс, Венеру, звёзды, мечтал… Ну, сама налей красок, я клятвенно подтвердю… подтвержу, что сам это наговорил.
— Да, нормально.
Он подкинул ей несколько баек про свои детство и молодость.
— В Саратовском училище был лучшим на курсе, хоть курс — всего одна группа, неполный взвод. В отряд космонавтов отправились сразу лишь трое, остальные — в распоряжение истребительных частей ВВС, в резерв для космоса.
— Стоп… Так ты и самолёт умеешь водить⁈
— Самолёты пилотируют, а не водят. Да, летал на МиГ-21, на спарке. Потом на МиГ-23. Сейчас больше года перерыв в лётной практике. Если перевестись в строевую часть, меня несколько раз будут снова вывозить на спарке с инструктором — до его заключения, что восстановил лётную квалификацию. Лариса!
— Что?
— Ты на меня смотришь… Ну, да, типа весь из себя герой, лётчик-космонавт, пилот истребителя. Хорошо, пусть будет, для интервью — именно такой. А для тебя простой как три рубля.
— Сейчас был выстрел мимо цели. Девушки любят немного загадочных мужчин.
— Вот… из-за одной случайной фразы рухнули все надежды. Ты достаточно набрала материала?
— Конечно! Спасибо.
— Дальше не для прессы. В космосе не то чтобы скучно — рутинно. Происшествия и хохмы вроде внезапно включённого видака редки. Это размеренная и очень распланированная работа, порой чрезвычайно однообразная. Даже научные эксперименты, они такие, что не всегда вникаешь до конца в их смысл, просто совершаешь предписанные телодвижения и о каждом чихе рапортуешь на Землю. Если это подвиг, то самый монотонный в истории человечества. Всё, выключай магнитофон.
— Поставить видеокассету?
Она убрала блокнот и отключила «астру».
— Не нужно. Лучше о себе расскажи. Не под запись и не для статьи. В прошлый раз мало поговорили.
Лариса снова села рядом. Опускался октябрьский серый вечер за окном, она не включила свет. Её тёмные глаза, к тому же подведённые тушью, казались огромными и куда более загадочными, чем «Андрюша…» на борту станции. В космосе, по крайней мере, он точно знал как себя вести.
— Зачем тебе это?
— Перед уходом обязательно попытаюсь тебя поцеловать, и вдруг получится? А целоваться с малознакомой девушкой — нехорошо.
— Какой бойкий!
— Да… Тем более это — не свидание, а деловая встреча, интервью для газеты, так что у нас всего одно было в активе, рано… Ой!
Лариса без церемоний села к нему на колени и приникла губами к губам. Столь же быстро соскользнула и отодвинулась.
— Теперь — свидание? Но больше ничего не будет, мама у меня такая, что ворвётся в любую секунду без стука.
— Жаль… Клянусь, очень понравилось и не прочь ещё.
— Нет! Уж лучше расскажу, что было, что будет, чем сердце успокоить. Знаешь такой город Черновцы, на западе Украины? У границы с Румынией. Небольшой, полтораста тысяч.
— Слышал, но не был там.
— Я оттуда. Папа — украинец, мама — румынка, но тоже фактически украинка. Западенцы. Читал про таких?
— Националисты.
— Именно! Любимый анекдот: Який найкращий пам’ятник нашому герою Бандері? Шибениця з москалем і щодня свіжим! Не понял? Вопрос: Какой наилучший памятник нашему герою Бандере? Ответ: Виселица с русским, и чтоб каждый день — свежий. Вот в таком окружении я родилась в шестьдесят втором году, всего несколько лет спустя, как последних защитников незалежности от москалей добили в лесах и горах. Но мой папа быстро сориентировался: национализм — это путь в никуда. И стал ревностным коммунистом. Быстро вырос, там не слишком много было желающих служить «клятым кацапам». Даже фамилию сменил с украинской Гусаченко на Гусаков. Переехали в Киев, его взяли в ЦК Компартии Украины, потом довольно быстро перевёлся в Москву, Хрущёв туда многих перетянул, мы, правда, попали уже после его снятия. Но оставались другие из Украины, помогали друг другу, когда не спорили за одно и то же место. Поскольку на папе висит вечное подозрение в «бандеровском» прошлом, он — самый яростный коммунист из мне известных. Сорвал у меня со стены постер Deep Purple и растоптал, потому что их музыка не соответствует марксистско-ленинскому стилю в искусстве.
— За столько лет наверняка и сам себя убедил в коммунистических идеалах. Это же, наверно, хорошо?
— Наверно. Мама ему подпевает… Но… Андрей, они неискренние. Оба. А ты совершенно другой. Говоришь даже о тех вещах прямо, что выставляют тебя не в самом выгодном свете. Признался, что испугался на станции, что боялся быть схваченным патрулём у «Созвездия». Ты — натуральный, настоящий. Вот почему и прыгаю к тебе на коленки… Но-но, товарищ старший лейтенант, ручки просьба держать при себе, если мама застукает хоть намёк на личную жизнь единственной дочки, никакое тхэквондо не спасёт обоих. Уж больно разные весовые категории.
— Потерплю, с трудом. Убрал ручки. Постой… Мы с тобой одного года?
— Да. Поступила в МГУ в шестнадцать, по папиному блату. В двадцать один закончила. Тем же макаром сразу попала в «Известия», не отрабатывая распределение в районке. Да, в редакции ношусь аж шкура горит и подмётки отлетают, чтоб доказать: что-то стою сама, а не просто дочка цековского Гусакова. Ровно как и ты.
— Оба пострадавшие от величия родителей… Ларис! А покажи ката.
Она наклонила голову и иронично прищурила глаз.
— Сходи как бы в туалет. Он рядом с ванной. Я переоденусь. Жульку можешь оставить, пусть подглядывает.
Андрей специально задержался, дав ей чуть больше времени. Когда вернулся, Лариса сменила джинсы, туго обтягивавшие тонкие ноги, на спортивные трико. Домашние босоножки скинула и осталась с голыми ступнями. Дала ему две боксёрские лапы, сама надела лёгкие перчатки.
— Ката в тхэквондо называется пхумсэ. Но здесь места мало, снесу что-нибудь или Жульку растопчу. Лучше покажу атакующие связки. Подними лапы выше.
Если бы удары попадали в голову и в корпус, а не в лапы, про развилку промолчим, его бы уже увезла «скорая», понял Андрей. Молотила она настолько быстро, что, будь это настоящий поединок, он даже не успел бы попытаться хоть раз ответить. Закончила эффектным прыжком и ударом с ноги.
Позади него распахнулась дверь.
— Опять ты свои глупости… Андрей Юрьевич, хоть вы ей скажите, это не спорт для девушки!
Ираида Павловна, как было обещано, ввалилась без стука, но с претензией.
— Зато если ей вдруг разонравится журналистика, может сниматься в кино. И красавица, и двигается здорово.
— Скажете ещё — заодно и хулиганов в подворотне распугает. Не нашла я в вас единомышленника, молодой человек. Хорошо хоть с тортом «Киевский» угадали. Раз вы уже оба не работаете, а балуетесь, выпьем чаю? Собачка что будет?
— Конечно — выпьем! — охотно согласился Андрей, памятуя инструкцию «мама оценит». — Если можно, пяток микроскопических кусочков сыра для Жульки.
К чаепитию подключился Евгений Николаевич, принёс початую бутылку многозвёздочного армянского коньяка и дольки лимона.
— За знакомство, товарищ космонавт!
— Простите, я за рулём.
— Думаешь, остановят?
— Так ещё на КПП в Звёздном городке обнюхают. Там хоть малейший запашок учуют — сразу рапорт на стол начальника Центра подготовки. Со времён отца больше десятка так выгнали — за спиртное. Шонин был начальником управления в ЦПК, и всё равно Каманин его отстранил.
Он умолчал, что ночевать собрался у родителей в Серебряном Бору.
— Сурово… Ценю! — согласился Гусаков и охотно опрокинул рюмашку сам.
В отличие от комнаты Ларисы, достаточно современной и в известной мере утилитарной, без девчачьих финтифлюшек, «не соответствующих марскистско-ленинскому стилю», столовая предназначалась произвести впечатление, и тут Ираида Павловна сто процентов нашла бы общий язык с Аллой Маратовной. Особенно бросались в глаза книжные шкафы с подписными изданиями, занявшие основную часть пространства у стен. Андрей заметил, что они подобраны по цветам переплётов, вряд ли по тематике и странам. Люстра висела чешская, на столе пушистый ковёр, в углу большой цветной телевизор, «всё как у людей».
— Андрей, ваша сестра — тоже космонавт? — начала застольную беседу Ираида Павловна.
— Да, в отряде. Но не летала, готовится.
— А кто она по гражданской профессии?
— По той же, что и по военной — врач. Лейтенант медслужбы. Ещё в начале лета пыталась меня строить, но мне за «Салют-13» набросили звёздочку, так что я опередил. Главное, успеть в космос до неё, иначе сравняет счёт.
— То есть девушек тоже берут? — не унималась женщина.
— У нас равноправие по Конституции. Вон, Лариса ногами дерётся лучше большинства мужчин. Простите за банальность, женщина — это тоже человек, и если космос открыт для человека, то почему не для всех людей?
— Я же не рвусь в ваш отряд! — возразила дама весом в два космонавта.
— Ну, тебя, Ираида, ни один корабль не поднимет.
Ни Лариса, ни Андрей так пошутить не осмелились бы. На фоне массивных цековского партчиновника и его супруги худые молодые люди выглядели всего лишь заготовками солидных персон.
Ираида Павловна обиделась. Буркнула в ответ:
— Тебя тем более.
И съела тортика для восстановления настроения.
За столом висела ощутимая недосказанность, но Андрей не понимал, из-за чего именно, а спросить явно было не к месту.
— У нас начались тренировки первых иностранных космотуристов на «салюты», на одиннадцатый и тринадцатый. Пока шесть человек, из них две женщины, тридцати восьми и сорока шести лет.
— По возрасту тебе не поздно! — снова подколол супругу видный партиец, дальше налегая на коньяк. Потому, наверно, и осмелел.
— Если не жалко пятьдесят миллионов долларов за билет, готов лично вас сопроводить в космос, — вызвался Андрей, и эта нехитрая шутка чуть разрядила напряжение.
В общем, пребывание в квартире Гусаковых в компании двух старших членов семьи получилось куда менее приятным, чем наедине с Ларисой. Ничему не противилась только Жулька, блаженно дремлющая у на руках хозяина, отведав сыра. Андрей поблагодарил за чай и пошёл одеваться, сегодня он был в гражданке. Лариса проводила, но обещанный прощальный поцелуй не состоялся: Гусаковы старшие тоже топтались в прихожке.
Андрей не условился с девушкой о следующем свидании. И так было ясно: встретятся. Только бы не под надзором двух церберов.
Если задумываться о серьёзных отношениях, то народная мудрость гласит: если хочешь узнать, в кого со временем превратится твоя девушка, посмотри на её мать. Лариса в роли супруги, похожая на Ираиду Павловну? Лучше сразу вербоваться в полёт до Проксимы Центавра в одном направлении. Но теплится слабая надежда, что худенькая как тростинка журналистка изо всех сил старается быть другой. За грамм веса сражается как защитник Малой Земли под Новороссийском — за каждый метр советской территории. Знает про национальную особенность многих украинок расплываться после тридцати, стоит себе чуть ослабить контроль.
Слабая надежда…