Фрилансер. Абсолютный хищник

Глава 2. Большие планы

— Сеньор, я, конечно задолжал одному человеку, — картинно нахмурился я. — Но когда брал в долг, поставил несколько своих условий. В частности, что не буду работать втёмную. А потому говорю сразу и в лицо. Отвечаете честно — мы сотрудничаем. Юлите — идите нахрен, подожду других гостей из Туманности Андромеды.

— Так-так! — засверкали искрами интереса глаза тёзки наркобарона прошлого. — Что ж, сеньор Шимановский, я весь во внимании и к сотрудничеству готов. Задавайте свои вопросы.

— Какова ваша конечная цель? САМАЯ конечная? — сделал я акцент на слове «самая».

Он хохотнул.

— Что ж, правильный вопрос. Но не поддерживаю тот пафос, с которым вы его задали. Ибо совершенно не делаю из этого тайны.

Он также откинулся на спинку кресла, выдержал интригующую паузу и заявил:

— Я хочу стать премьер-министром.

Никакого эффекта его слова не произвели. Впрочем, мы и без эффектов не знали, что сказать и молчали, и получалось выразительно. Сеньор продолжил:

— Мы живём в монархии. Теоретически я могу претендовать на престол, как далёкий побочный потомок первой королевы. Да вы наверняка, идя на эту встречу, сей факт раскопали.

А вот тут сеньор удивил. Не раскопал, махнул рукой: «Здоровее видали». Значит, дальний Веласкес? Хмм… Ладно, позже выясню.

— Однако, — продолжил он, — я реалист, и понимаю, что практически занять этот пост не смогу. Проще свергнуть монархию и стать президентом Венерианской республики чем сесть на трон Веласкесов, но и этого делать я не хочу, мне нравится тот строй, в котором живу.

— Ибо можете рассчитывать на поддержку королевского клана, — добавил я.

— Ну, опять же, теоретически. Если совсем прижмёт. — Он скривился. — Но надеюсь, до этого не дойдёт и собственных сил мне хватит.

Однако, юные сеньоры, — показно вздохнул он, — занять самый высший из возможных постов тоже не так просто, как кажется. Ибо премьер-министр это не просто специалист и профессионал в управлении. Это в первую очередь политик. А значит, чтобы стать премьером, сначала нужно стать известным обсуждаемым политиком. А тут, уж извините, без долгой мощной подготовки и финансовых вливаний никак.

— Но и с ними нужна толика везения, так? — усмехнулся Карен.

— Истинно, юноша. Истинно. — Картинный вздох. — Я богат, у меня есть деньги. У моей семьи. Их хватит на то, чтобы стать политической фигурой. Но теперь вопрос — а что нужно сделать, чтобы ею стать?

— А губернатор разве не фигура? — А это нахмурился Хан.

— Нет, — покачал головой сеньор Эскобар. — Это тупик. Тупиковый путь политической эволюции. Если ты хочешь стать первым в Марселе — да, это для тебя. Лучше быть первым в Марселе, чем вторым в Риме. Но я нацелен именно на Рим, мне тесно в провинции.

— А ещё стать губернатором в маленькой полуторамиллионной Санта-Катарине дешевле, чем в той же пятимиллионной Дельте или Санта-Розе. Для старта самое то. Да? Меньше народу подкупить нужно, — заметил я.

— Это технические детали, но в целом именно так, Хуан, — кивнул сеньор. — Видите, уважаемые, я честен.

— И при чём здесь национальный песенный корпус? — снова скривился Карен. — Даже если вы выдвинете команду, которая победит — вы просто победите в НПК. И всё. В премьер-министры вас за это не проведут.

— Вы примитивно мыслите, сеньор Мартиросян, — покачал чел головой. — К тому же я не сказал, что моя команда должна победить.

— Наоборот, мы НИКОГДА не победим в НПК! — подался вперёд Хан, грозно сверкнув глазами. — Тогда почему мы?

— Ох уж эта молодёжь! — пафосно воскликнул Эскобар, хотя был не намного старше. Ему был какой-то тридцатник, всего-навсего. С небольшим. Десять лет, а столько понтов. И ведь он не набивал себе перед нами цену, был искренен — и это подкупало.

— Ладно, — продолжил он, — давайте я прочитаю вам относительно НПК маленькую лекцию.

Мы были не против.

— Когда-то, много лет назад, когда Венера только осваивалась, здесь, под боком друг у друга оказалось большое число разных национальностей, которые на Земле почти не пересекались. И все они начали конкурировать друг с другом, а ещё показывать друг другу, что именно они — круче всех. Бразильцы, аргентинцы, и даже парагвайцы находили семь причин своей большей «избранности» относительно других. Это было бы смешно, если бы не было грустно — горячие латинские парни часто доходили до поножовщины и разборок «купол на купол», «район на район». И тогда администрация и устроила его — песенный конкурс диаспор.

Вы говорите, что в Марокайбо самое жаркое фламенко? А докажите! А вот сынам и дочерям Ла-Платы бросили вызов, дескать, их танго давно устарело, и в Мату-Гроссу танцуют лучше. О, а самый весёлый город континента — Медельин — утверждает, что его самба заткнёт за пояс все школы Рио вместе взятые! А ну, Бразилия, чем сможешь ответить?

Потом Венера стала независима. Диаспоры растворились друг в друге. Но конкурс остался, превратившись… В конкурс провинций. Между провинциями.

— Сами провинции участвуют, сами и судят, — потянул Фудзи.

— Да, молодой человек. Всеобщее голосование. Голосовать можешь за всех, кроме своей провинции. Это снимало лишнее напряжение, так как какая-нибудь Аврора, например, всегда уступала промышленным грандам по уровню развития и жизни, но именно её представители песнями и плясками всех уделывали чаще всего, и никому не было обидно. Было единственное исключение из правил — Альфа никогда не становилась победительницей. Это как бы заповедник.

— При чём здесь губернаторы? — я начал понимать, в чём дело, но информации критически не хватало.

— Хуан, уже почти полсотни лет… Да, лет пятьдесят, точно, НПК — это междусобойчик губернаторов, — улыбнулся сеньор. — Я не говорю, что мы договариваемся, что кто-то определённый должен победить, хотя иногда и такое случалось.

— Как например, когда надо было протащить нищую Аврору, или Флору, — заметил Хан.

— Ага. Именно тогда. Но в основном НПК это… Поле боя между нами, губернаторами этой планеты. Нас четырнадцать, и победа на НПК даёт нам очки перед друг другом, повод пустить пыль в глаза. Потому практически везде провинциальные отборы курируются моими коллегами, и «левому», постороннему попасть на конкурс почти невозможно. Кроме Альфы — там мэр принципиально не лезет в отбор, но, как я и говорил, за Альфу никто никогда не голосует.

И эта система работала надёжно, как часы. Конкурс был маленьким планетарным фестивалем с губернаторским междусобойчиком, на котором поднимались деньги, на котором провинции могли позадирать нос перед другими провинциями, что они, де, круче. Но в эту чёткую систему дет тридцать назад вписались… Вы! — взгляд на меня. Мне аж стало неуютно. Кто такие эти таинственные «мы»?

— Хуан, это не ваше поле битвы, — попенял он мне, чтоб я знал за что. — Это праздник для имперцев, Обратная Сторона никогда не имела и не имеет к нему отношения. И вам с первого дня пытались это показать. Но вы с упорством умалишённых влезли на этот конкурс, дескать, тоже часть Венеры, и год за годом долбитесь, пытаясь победить. Привлекаете звёзд первой и высшей величины, чуть ли не международной. Лезете и лезете, что приходится задвигать вас силой.

— Правда, что голосования подкручивают? — исподлобья хмурился Карен.

— Конечно. Иначе представители Самары победили бы… Ну, примерно в десяти конкурсах за последние два десятка лет, — сеньор развёл руками, а каждый из нам про себя произнёс что-то матерное. — Это примерная оценка. А потому, ребята, в НПК появилось второе правило — Самара никогда не становится победителем! Как и Альфа. За Самарой год от года второе место, иногда третье. Первое вам просто не дадут.

— Я не хочу участвовать в этой клоаке! — заявил вдруг Хан. — Это ж лажа, пацаны. Они хреначат наших год от года, а тут мы… Будем выступать в этом отстое…

— Хан, мы будем выступать за команду имперской провинции, — осадил его Фудзи.

— Ага, — поддержал я и тоже подался вперёд, в агрессивную позу. — Вот только нахрена вам это надо, сеньор Эскобар?

— Что именно, Хуан? — улыбался этот блатной чёрт. — Формулируй свой вопрос до конца, и я отвечу честно, как обещал.

— Русская команда. Выступает за имперскую провинцию. Вы хотите, чтобы вся планета проголосовала за нас и мы победили. ВЫ победили! Получится, мы как бы предатели. Самара не может победить — и через нас она победит от имени Санта-Катарины?

— Нет, Хуан, я в тебе разочарован, — серьёзно, без тени иронии, покачал Эскобар головой. — Парни, Самара НИКОГДА не победит — это аксиома, да. Но она не победит, даже если будет мимикрировать, и её представители выступят за имперский сектор. «Никогда» — это волшебное слово. У вас был бы шанс, как и у вашего Сектора, если бы вы… Были обычной командой. Но после того, что именно ваша группа устроила за последние месяц-два-три…

— Скандал! — осенило меня. — Вот ваша цель! Жюри привычно подкручивает голоса русской команде, да ещё провокационно выступающей на русском языке. Причём не может не подкрутить уже ввиду того, какую политическую позицию мы занимаем и как сильно недавно засветились. Но в этот раз в проигравших не угнетённый Сектор, которому суждено проигрывать, о кого и так двадцать лет вытирали ноги, а пусть и маленькая, но гордая имперская Санта-Катарина!

— Сильно! — уважительно покачал головой Карен.

— О, а такой расклад мне нравится! — А это Хан.

— А дальше что, сеньор губернатор? — улыбнулся Фудзи.

— А дальше сеньор выступит обличителем гадких организаторов конкурса, — продолжил я, перебивая сеньора, уже было раскрывшего рот для ответа. — Он защищает пусть всего полтора миллиона сограждан, но, блин, он их ЗАЩИЩАЕТ. И светится этим на всё страну. И о маленьком губере из самой далёкой провинции на Северном Полюсе говорят все салоны столичной Альфы. Скандал. Путь в политику, в высшую власть, открыт — так же сильно он будет защищать условных «своих» и на самой вершине. И вся планета это знает. А значит проголосует как надо, за известного ей человека.

— Браво! — Эскобар похлопал, и снова без иронии. — Можете же когда хотите, сеньор Шимановский!

Сука!

— И всё равно, я не хочу участвовать в этом показушном бедламе, — покачал головой Карен. — Ребят, поймите правильно, нас будут опускать! Да плевать за кого мы выступаем, наоборот, мы покажем, что нас, русскоязычных, можно пинать даже когда над нами имперский флаг! Мы откроем ящик Пандоры, покажем, что и так можно, и сделаем только хуже.

— Сеньор Мартиросян, — засияли ехидным огнём глаза Эскобара, — а что, если я вас приглашу участвовать в ПОСЛЕДНЕМ НПК в истории Венеры?

— Так, сеньор, давайте подробности, — подался вперёд я. — Заинтриговали. Вы же получили скандал, а тут…

— Хуан! — А теперь его глаза сверкнули зло. — На сей раз сеньоры обидят, и тут вы совершенно правы, не пинаемый Сектор, заявившийся на чужой праздник и пытающийся победить в чужой войне. Теперь они унизят имперскую провинцию. А, как я говорил, это территория губернаторов. Не надо нас недооценивать. То, что мы «воюем» за пределами Альфы, где сходятся все деньги планеты, не значит, что о нас можно вытирать ноги. И уже на следующий день сеньоры организаторы будут платить. Много платить. И каяться — что бес попутал их так поступить. А потом я буду снова трезвонить о них на всю планету, они снова будут платить, и снова каяться. Пока у них не кончатся деньги. А когда кончатся — я заберу всё их имущество, и они снова будут платить, и снова каяться. Поверьте, я смогу организовать такое.

— Это коммерческий проект, — понял Фудзи. — Это ЕЩЁ И коммерческий проект. После которого ваши шансы на премьерское кресло… Сильно вырастут. Как и благосостояние.

— Конечно. — Сеньор расслабился, выдохнул и откинулся на спинку кресла. — К чёрту долг Хуана, парни. Я не хочу вас неволить. Откажетесь — и дьявол с вами. Но я предлагаю вам добровольно поучаствовать в уничтожении конкурса, на котором ваших земляков унижали на протяжении двадцати последних лет. Мои условия — любые, пойте что хотите, на любом языке кроме испанского. С единственным критерием — мы должны выиграть этот долбанный конкурс!

— Выиграть? — в голосе Карена послышался сарказм.

— Я сказал выиграть, а не победить, — разграничил сеньор. — Это разные понятия. И вы должны «выстрелить» так, чтобы ни одна собака не сомневалась — вы были лучшими! Сможете? Да — значит да. Нет — буду искать другого.

— Я не против, — покачал головой Хан. — Но, поскольку должен только Хуан, мне интересна финансовая сторона вопроса… Персонально для меня. — Загадочный задумчивый взгляд.

— Многие сами платят, чтобы выйти на НПК от своей провинции, — ехидно заметил Фудзи.

— Вот пусть сеньор идёт к ним, не проблема! — поднял наш гитарист руки.

— Да не вопрос, парни. Вот такой суммы вам хватит? — Перед нами на стол лёг чек. Карен, как главный, взял его. Брови его удивлённо взлетели.

— Ого!

— Чё там? — вперёд подался и Хан.

— Лям. — Карен положил чек назад.

— Это лично вам, — обозначил сеньор. — Вашей группе, как коллективу, как будете делить — сами решайте. Все оперативные расходы, организационные, подготовительные… Оборудование, подготовка сопровождения, репетиции, записи, свето- и звукомеханики — всё оплачиваю я. То есть провинция Санта-Катарина.

— Насколько я знаю, — вставил я свои пять центаво, — чтобы участвовать, мы должна проживать в провинции минимум десять лет.

— О, Хуан, я тебя умоляю! — махнул этот чёрт рукой. — Не проживать, а быть налогоплательщиком. — Он открыл лежащую перед ним на столе голубую папочку и раздал каждому из нас по листку из натуральной бумаги. — Поздравляю, вы все, вчетвером, являетесь собственниками домов в провинции Санта-Катарина. И уже больше десяти лет платите за эти дома налоги. Там не дома, так, квартиры, но все налоги оплачены, никаких задолженностей. А для конкурса важно только это.

— Квартиры реально существуют? — озадаченно вертя лист в руке, уточнил Хан.

— Конечно. Причём вполне официально сдаются тамошним шахтёрам-вахтовикам. Отвечаю на незаданный вопрос — налоги со сдачи вы также исправно платите, никаких вопросов по вашей принадлежности к провинции не будет.

— Вот так просто, взять, заплатить, и… — вырвалось у меня.

— Хуан, если бы я попытался «наколоть» налоговую провинции на эти деньги — меня бы уже смешали с дерьмом. Я же всего лишь заплатил, внёс дополнительную сумму. Какая налоговая не будет приветствовать такое?

М-да…

— И эта… Недвижимость… Тоже останется нам? — не верил что всё так просто Хан.

— А вам нужны те халупы в рабочем районе? Да забирайте! — Сеньор Эскобар снова хохотнул. — Но платить далее за них будете вы. Как и собирать плату с вахтовиков. Лучше наймите агента — не наездитесь в Санта-Катарину.

— Что по песням? — перешёл я к делу, понимая, что ребята согласны. — «Любая не на испанском», понимаю, означает единственно возможный вариант?

— Разумеется. — Сеньор и не думал отпираться. — Да, это должна быть песня на вашем языке. Более того, она должна быть… Двусмысленной. Провокационной. Но при этом в границах дозволенного — открытым текстом произносить скользкие вещи нельзя, меня не поймут. Ах да, ещё два условия. Песня может быть на русском, но не про русских, как нацию. Это важно, так как это ЛАТИНСКИЙ песенный конкурс. Понимаете?

— А второе какое условие? — хмурился Карен.

— Второе… — Сеньор замялся. — Вы поёте про победы русских. В боях. Битвах. Стычках. Войнах. Я не хочу, чтобы вы пели про русских, но и не хочу, чтобы пели про победы.

— А о чём же петь? О поражении? — воскликнул Хан, разведя руками.

— А почему нет? — заулыбался Эскобар. — Это же… Круто! «Мы дрались как львы, но их было больше!» «Мы проиграли но не сдались!» «Мы все погибли, но не опозорили честь знамени!» Это… Одухотворяет! Это повышает рейтинги, приковывает внимание! Трагизм, им вы привлечёте куда больше описанием пафосной победы.

— И не про русских… — проянул Фудзи.

— Ну, ребят, вы же историки, — а теперь Эскобар презрительно нахмурился. — Что, не накопаете сюжетов из мировой истории? Ну, например эти, как их… Тамплиеры. Крестоносцы. «Мы дрались-дрались с подлыми нехристями-сарацинами, и все героически погибли». «Гроб господень снова захвачен, но мы не посрамили честь в бою за него». «Наши святыни снова под пятой сарацинов, но христианские братья воюют друг с другом, одни мы, мать его, бились… И погибли как герои, брошенные всем христианским миром». Это же потомки конкистадоров, католики! Их предки сражались за Иерусалим в лохматых седых годах! И их предки тоже. Подумайте, оформите — через недельку прослушаем и оценим.

— Да-а-а-а… — задумчиво выдохнул Хан.

— В общем, в деньгах не лимитирую. Главное — результат. — Сеньор вздохнул и поднялся. — Через неделю созвонюсь — представите черновой вариант. Конкурс через два месяца, у вас мало времени — не затягивайте.

— Кто что думает? — произнёс Карен, когда губер ушёл, а за столом воцарилась тишина.

— Мы однозначно участвуем, — а это Хан.

— Песня не про русских и не про победу. Про поражение нерусских. — А это выдал Фудзи, присовокупив комментарий мощным идиоматическим выражением.

— А что вы на меня смотрите? — заявил я. — Не знаю. Думайте. Вы слышали всё, что раскопал я. Весь материал, что был, я вам слил. Чего я должен один отдуваться?

— Давайте возьмём паузу до завтра, — понял меня Карен. — Переспим с этой мыслью, и завтра устроим мозговой штурм.

— Идёт!

— Договорились!

— Ну и отлично!

К машине я шёл задумчивый. Мне не нравилось происходящее… Но, чёрт возьми, чел реально меня раззадорил! И без всякой «Туманности Андромеды». Правда, тут буду объективен, без этого пароля я бы вряд ли стал его слушать.

Королева всё же посетила тот концерт. Пересилила обиды и помои, которыми я её облил. Сейчас, немного успокоившись, понимаю, что был не совсем прав. Меня никто не «кидал», никто не опускал ниже плинтуса — наоборот, дали такую власть… Какую никому в стране не давали. Разве что всемогущие временщики, сажавшие на трон королев, обладали такой же. Лукас Маршал, Филипп Веласкес да Родриго Муньес. И я. Я не сажал королеву-любовницу на трон, и как бы не обеспечивал её там нахождение… Но если смотреть правде в глаза, она вывалила на меня то, что доверяется не просто самым доверенным, а… Как минимум наследникам престола.

Узрев в районе одной из аллей охрану, организовывающую кольцо безопасности для сеньоры, ещё удивился — зачем? Сейчас грохнуть её из толпы — плёвое дело. Но она всё же явилась, и стояла и слушала несколько песен подряд. Саму её я не видел, просто знал, что она вон в том кольце. И, кстати, в это же время пришло одно из крупнейших пожертвований того вечера — сразу несколько миллионов империалов. Мы собирали всей планетой, трансляция в сети шла на оба сектора, и в целом это была не запредельная сумма от собранного, но всё же разовая транзакция…

Я как раз раззадорился и пел что-то провокационное, типа: «А что нам надо — да только свет в оконце, а что нам снится — что кончилась война» и «Выйди на крыльцо — свободе поклонись…», но ответки не последовало. Три песни она просто посмотрела на нас и ушла.

Будучи одурманенным эйфорией и нереальным чувством свободы, не сразу осознал произошедшее. И когда после концерта — а всё в этой жизни заканчивается, и концерты тоже — к нам подошёл невысокий пузатый чел, не то, что не удивился, а воспринял это как должное. Мы с парнями таскали оборудование — его на сей раз было много, но и нас было много. Павел и его группа помогали, Дима не остался в стороне, ещё несколько человек из этой тусовки — быстро-быстро грузили всё в подъезжавшие фургоны. А потому я мог со спокойной совестью бросить процесс и подойти к крепышу.

— Сеньор?

— Сандерс. Просто Сандерс, — кривозубо ухмыльнулся он на прекрасном местном русском с говором Альфы, а не Самары. — Сеньор Шимановский, отойдём?

— Так вроде и так отошли? — Мы побрели прочь по боковой аллее. — Я вас слушаю.

— Меня зовут Юджин Сандерс, для друзей Женя, — представился он. — Я — хозяин заведения под названием «Пельмешка» на улице генерала Маркеса. Слышали?

— Как не слышать про главный ночной клуб, где собираются националисты Обратной Стороны? — усмехнулся я. — Причём не политическое крыло, как в «Меридиане», мир праху всем, кто там погиб, а… Деятели культуры. Интеллигенция.

— Я приглашаю на свою территорию всех, кто считает русский язык близким вне зависимости от национальности, — расплылся тип в улыбке удава. — Кто готов обсуждать на нём ценности, в том числе культурные. Потому слово «ночной клуб» не полностью передаёт сложившуюся у меня в заведении атмосферу. Например, периодически на втором этаже клуба мы устраиваем поэтические вечера и просмотры редких фильмов. Не всегда старинных.

— Угу, обсуждаете пьесы и спортивные состязания, — закивал я. — Отличное прикрытие для тех, кто через время будет метать бомбы.

Сеньор открыто оскалился.

— Чтобы говорить такие вещи, сеньор Шимановский, их сначала надо доказать.

— Это похвала, Женя, — заметил я. — А не наезд. Самое сложное и громоздкое нужно прятать на самом видном месте. И у вас получается. Но какое предложение ко мне? Приглашаете выступать в «Пельмешке»?

— Вы догадливый, сеньор Шимановский. — новая улыбка удава. — Как я могу не пригасить того, кто «послал» на всю страну саму правительницу? Но, мне кажется, что догадаться о сём предложении, учитывая, кто я, было не так уж сложно.

— Ваши условия? — перешёл я к сути от словоблудия. Блин, часов пять назад по сети только начали расходиться кадры из «Натюрморта…», где Сирена фигачила мне под дых. И уже — реакция. Да какая! Крепыш Сандерс профи, имеет нюх, а это хороший знак.

— Десять процентов от входа, стабильный график, — заблестели глаза крепыша. — Например, каждый четверг. Ну и плюс все внутренние сборы за песни — не претендую.

— Но не суббота, — заметил я.

Пожатие плеч.

— Вы не единственные в городе, сеньор. Суббота возможна, обсуждаема, если ваш проект себя оправдает.

— И вам будет всё равно, кто те люди, которые будут на нас приходить? — провокационно нахмурился я.

— Главное, чтобы они считали русский языком межличностного общения. — Тип расплылся в понимающей улыбке.

— Вы очень оперативны, сеньор, — заметил я. — Меня только-только уволили, а вы уже здесь.

— Вы, молодёжь, очень непоседливы, — покачал он головой. — А конкретно в вашем случае, — он имел в виду нашу группу, — сложно предугадать, куда двинетесь в дальнейшем. Да, сегодня вы смогли унизить саму королеву, на глазах всей планеты отказавшись выступать перед нею. Но если возгордитесь и возьмёте на себя больше, чем сможете потянуть — падать будет высоко и больно. А так я расстилаю для вас подушку безопасности. Со мной вы не взлетите высоко, а значит, и падать будет не больно. А потом… А вот что будет потом — увидим, но место для шага вперёд старик Сандерс вам предоставит. Так как? — расплылся он в победной улыбке.

— Спасибо за заботу, сеньор. — Я был искренен. — Наверное, я всё же приму ваше предложение. Но… — Вздохнул. — Понимаете, лично у меня, да и у парней, были очень напряжённые два месяца. Нам нужна пауза, чтобы прийти в себя. И как только мы это сделаем — приеду к вам в гости, в «Пельмешку», обсудить детали сотрудничества.

— Что ж, это разумное решение, сеньор Шимановский. — Женя-Сандерс вытащил из нагрудника пластиковую визитку и протянул мне. — Жду в гости. Так и быть, обсудим, как перевернуть этот мир.

— Вот так всё и было! — как на духу рассказал я лежащей рядом, на плече, Сильвии.

— И зачем тебе я? — сразу ухватила она главную мысль.

— Может всё же оденемся для начала? — предложил я. — А уже потом о деле?

— А ты больше не хочешь? — Тычок в плечо. — Появляешься раз в месяц, засаживаешь с порога, выливаешь на голову какое-то дерьмо, в котором надо помочь, и опять на месяц? — В её голосе было много напускной грозности, но и серьёзная нешуточная обида. — Что, как трахнул, сразу верёвки вить? Хуан, я, может, куда большего достойна!

Притянул её к себе и чмокнул в носик.

— Сильви, я люблю тебя. Просто моя любовь, она… Не такая. Не от мира сего. Я и сам не от мира сего.

Сеньориту пробрало зло. Волна пробежала по телу до кончиков пальцев.

— И, между прочим, это пол, — произнесла она, не найдя, что сказать, чтобы меня достать. — По которому ногами ходят. А мы на нём голые лежим.

— На Венере нет дорожной пыли, как на Земле. Переживём. — Я поднялся, протянул ей руку. Поднялись. Оглядел пол её кабинета. — А коврик у тебя шикарный. Очень мягкий. Как специально для меня купили.

Её снова разобрало зло, топнула:

— Хуан, прекрати! Хватит издеваться! — Она потянулась к одежде, принялась лихорадочно одеваться. Трусики от модельера, прозрачный лиф, деловая юбка, блузка и пиджак. И шляпка — но шляпку цеплять не стала. А я люблю, когда девочки с непокрытой головой. — Пришёл, понимаешь! Трахнул с порога!.. А я, может, хотела бы не на коврике в кабинете. Я, может, хочу дома. В собственной постели. И не раз в месяц по-быстрому, а каждый день. И не делить тебя со всякими белобрысыми шмарами.

— …Сказала чистокровная натуральная блондинка, — произнёс я, подойдя сзади, проведя ей руками по волосам.

— Тут главное слово «шмара», — замерла на мгновение от прикосновения Сильвия.

— Но ты указала только одну. Белобрысую. А по твоим разведданным, у нас поселилась и не белобрысая. К ней, получается, не ревнуешь?

Сильвия обернулась, подтянулась и села на край стола. Посмотрела с недоумением.

— Хуан, если она тебе так нравится — забирай её. И переезжай ко мне. Против Санчес ничего не имею.

Вот как! Охренеть. Я раскрыл рот, но не знал, что сказать.

— Я — бизнесмен, продолжила она. — А в будущем стану… Ещё более важным и занятым бизнесменом. Отец не говорит это вслух, но все понимают, что Себастьян пролетает с компанией. А значит домом и детьми заниматься мне будет некогда. — В голосе лёгкое разочарование, но именно лёгкое. — В моей семье это делала мать… До моего рождения, — поправилась она и опустила голову. — А я в своей… Ты не из тех, кто будет следить за детьми, убирать пелёнки и варить кашу. Пусть это будет Санчес, она справится.

Я её обнял, прижал к груди.

— Моя ты практичненькая бизнесменша… Как же я тебя люблю… — Принялся гладить её пушистую шевелюру.

— Но живёшь со всякими шмарами! — Пинок мне под дых. Не сильный, но повело. — Одевайся, Хуан, — железным тоном повелительницы мира произнесла она. — И давай уже обсудим, ради чего ты сегодня припёрся и с порога поставил в колено-локтевую на этом, не спорю, прекрасном коврике, — кивок на пол её кабинета.

Вино было отличное. Глупо ждать иного от такой, как Сильвия. Она села не на своё директорское место, а рядом, напротив меня. Блузку застегнула не до конца, и, учитывая прозрачный лиф, выгодно поддерживающий грудь, её растрёпанные и специально не убранные волосы и чуть-чуть размазанный макияж, смотрелось всё мило, по-домашнему.

— Сюда точно не войдут? — улыбнулся я. Поймал себя на мысли, как сильно нравится мне эта чертовка. И что абсолютно плевать, как будет лютовать Бэль, когда узнает о сегодняшнем похождении.

— После того раза — нет, — покачала чертовка головой. — Я сказала, что даже если внутри взорвётся ядерная бомба, никто не должен сюда входить, и никого нельзя пускать. Ты умеешь строить не только своих, но и чужих, Хуан.

Я продолжал глупо улыбаться, рассматривая её, и ей это нравилось. Чувствовал.

— Прости, котёнок. Что не могу быть вместе, как хочешь ты. Я… Кобель и блядун. — Ну, вот и признался. — Но и правда без ума от тебя. Вот хочешь — убей меня. Хочешь — не пускай больше. Но я такой, какой есть.

— Я стану твоей женой, — уверенно покачала она головой. — Не будь я Сильвия Феррейра. Хочешь — бойся и убегай. Не хочешь — рискуй, приезжай. Ты будешь моим, вопрос во времени, когда, а не в возможности такого. Это не обсуждается.

Смелое заявление. Достойное дочери своего отца.

— Мне бы и самому хотелось посмотреть, что и как будет дальше, — признался я. — Мешать не буду. Но всё же вопрос. Что, больше никто на роль твоего мужа не тянет?

Она задумалась и покачала головой.

— Нет. Я составила список всех представителей аристократии. Вначале вычеркнула всех, кто мне противен. Потом всех, кто не пара. Потом всех, кто не подходит по статусу. Потом всех, кого сама не захочу видеть каждое утро на соседней подушке. В общем, Хуан, остался только ты. Не обижайся, но я тебя никому не отдам. Даже этой сучке крашеной — перебьётся. В Империи много достойных юношей, там больше пяти миллиардов населения.

Помолчали. И, сочтя, что «о погоде в Рио» достаточно, перешли к делу.

— Говори. Что от меня на сей раз требуется? — напряглась она.

— Мотоцикл. Брошенная туфелька. Принцесса на руках. И вечеринка националистов Сектора, — напомнил я. — Не забыла?

— Такой забудешь! — Её глаза радостно забегали — с того вечера она вынесла только положительные эмоции.

— Конечно, это единственное место, где сама дочь и наследница Феррейра получила по мордасям, и её обидчицу не распяли на кресте, — поддел я.

— Хуан! — вспыхнула Сильвия.

Я кончил дурачиться и взял серьёзный тон.

— Ты обещала посодействовать интеграции. Создать моду. Помнишь?

— Такое забудешь! — повторилась она.

— Именно это я и хочу предложить. Интеграцию. Моду. Место, где мы столкнём в недалёком будущем лбами нашу аристократию и интеллигенцию Сектора.

Её челюсть отвисла. Сильви хотела что-то сказать… Но не могла сформулировать, что.

— Продолжай, — нашлась она со словами.

Я пожал плечами.

— Да я, в общем, закончил. Это клуб. Называется «Пельмешка». Там уже собираются нацики Сектора. Но не оголтелые, боевые крылья, а те, кто любит потрындеть «о высоком». О культуре и искусстве. Потому взорвали «Меридиан» — там народ боевитый, а не этих перцев.

— Твоя выгода? — сузила она глаза, поставила на стол пустой бокал и села, поджав под себя ногу. — Только не говори, что заботишься о бедной несчастной Обратной Стороне, такой весь из себя альтруист. Особенно в свете последних событий, где тебя «уволили» после блестяще проведённой войсковой операции.

— Я сам уволился! — вскипел я. — И больше ни на кого не работаю. Только на себя.

Её глаза впились в меня, говоря: «Спокойно, Хуан, я на твоей стороне!» И я расслабился.

— Прости. — Вздох. Прийти в равновесие. — Понимаешь, Сильви… Кстати, прослушка работает?

Пожатие плеч.

— Да, конечно. Но тебя может услышать только мой отец. И дон Родриго. Больше никто, мы ревностно относимся к своим секретам.

Кивнул — хорошо.

— Итак, я уволился. Но у меня на балансе остался отряд головорезов, и не хотелось бы, чтобы они разбежались по народному хозяйству. Они профи, и чует моя задница, ещё этой планете пригодятся.

— И лично тебе, — подсказала она.

— Разумеется. Как же я обделю себя! Себя надо любить! — Пафос из меня так и бил фонтаном. — А значит, они должны быть собраны, вооружены и боеготовы. И лучшее, я бы сказал идеальное прикрытие всего этого — ЧОП.

Теперь вопрос. Какому ЧОПу разрешат иметь тяжёлое оружие и… Скажем так, повышенные права по сравнению с другими ЧОПами?

И сам ответил:

— Да только тому, кто охраняет… Золотых деток. Аристократию. Причём не конкретный клан, а… ВСЮ аристократию. Место, где собирается бомонд всей Венеры.

Сильвия продолжала молчать, оценивать меня и мои слова через прищур. Было неуютно, но а чего я ждал от такой, как она?

— В этом смысле Гортензия не поможет, — покачал я головой. — К ней ходят танцевать профи, это бомонд, но своеобразный. Представители первой сотни там есть, но это… Не то. — Скривился. — А вот если будет другое место, куда ходят именно потусить, и именно ВСЕ представители аристо, вне зависимости от кланов, партий и политических предпочтений, то первого же, кто заикнётся, что наш ЧОП имеет слишком тяжёлое оружие и слишком расширенные права — получит в бочину от своих же. Думаю, твой отец закроет глаза на любые нарушения закона об обороте оружия, если это оружие защищает тебя и твоих друзей. Так же поступят и остальные главы кланов.

— Но как убедить, что это действительно безопасно? Для их детей? Ты одиозен с недавних пор, считаешься «беспредельщиком»…

— Ах да, дура, — фыркнула она сама на себя. — Продолжай.

Я её заинтриговал, что выдавала улыбка и хищный деловой блеск в глазах.

— Так я выйду из под удара, — продолжил я. — Абанкуэйро и компания после штурма той высоки в жизни не даст вздохнуть. Но тут он будет бессилен… Да в общем и сам жестить не будет. Наоборот, попытается обыграть ситуацию себе на пользу.

Так я легализуюсь, — закончил я. — И легализую своё войско. Несмотря на строгий однозначный приказ королевы его распустить. А также, надеюсь, получу финансирование — клуб должен приносить деньги, и мы будем следить за этим.

— Легализуешься за мой счёт, — ухмыльнулась она, но я видел, это просто подколка.

— Нет, не совсем. — Покачал головой. — Тебя я приглашаю в равноправные партнёры. Ты вкладываешь в этот проект деньги, всего лишь деньги. Но становишься центровой в политическом бомонде Венеры. Ты оказываешься на острие процесса интеграции. Сектор и Феррейра становятся синонимами. Все знают, что Феррейра за Сектор, и Сильвия — апостол этого движения. Это третья-пятая-десятая колонна, которая, при грамотной политике, поможет тебе в политической борьбе планетарного масштаба в будущем. Это тридцать миллионов ТВОИХ людей.

Конечно, просто так этого не добиться, — оговорился я, а то слишком радужно звучало. — Надо будет работать. Но мы с тобой гиперактивные, не можем сидеть без дела, и, думаю, у нас получится. Есть шансы.

— Быть на острие интеграции… — потянула она. Задумалась. — Хуан, налей.

Я долил остатки бутылки себе и ей. Не чокаясь, пригубили.

— А знаешь, что-то в этом есть, — выдала она вердикт. — И я ведь и правда обещала помочь.

Пауза. Она думала — я не мешал. Нельзя мешать думать таким девочкам. Она умнее меня. Я энергичнее, способен быстро принимать сложные решения, что и доказал. Но она сильнее при игре в долгую. Значительно сильнее. И гораздо в свой юный возраст опытнее.

— Хуан, я, пожалуй, подпишусь под это! — воскликнула Сильвия, и в глазах сеньориты заплясали бесенята. — Я согласна. Стану иконой интеграции. Но теперь осталось малое — уговорить хозяина продать нам бизнес.

— Зачем продавать? — довольно улыбнулся я. — Только долевое участие! Никто и ничто не заставит человека быть эффективным, кроме личной выгоды и прибыли. И получаемого от действий авторитета. Пусть работает не на нас, а на себя, раз смог достичь своих вершин. Ты — инвестор и главная ответственная за рекламу и… Моду. Среди аристократии. Я — отвечаю за безопасность и за… Скажем так, развлекательную программу. За морковку, которая должна висеть перед осликом аристо. Он — за связи и рекламу в среде диаспоры и интеллигенции Сектора. Он знает этот бизнес лучше всех, это его мир — вот и надо это использовать.

— Значит, решено, — подвела она черту и хлопнула рукой по столу. Затем, не выпуская бокал с остатками вина, пересела на собственное место и щёлкнула селектор.

— Сеньор Лопес, скажите, сколько времени займёт регистрация новой фирмы? Фирма будет с моим долевым участием, но не подконтрольная клану Феррейра.

— Сутки, сеньора. Все разрешительные документы будут готовы завтра к полудню, если успеем подать сегодня. Я смогу решить вопрос. Но у нас от силы пара часов на подачу бумаг.

— Тогда срочно ко мне в кабинет, будем оформлять.

Она поставила бокал, походкой от бедра обошла стол и приблизилась сзади. Обняла меня за плечи.

— Хуан, мой рыцарь! Мой кабальеро! Я могу помочь тебе, но я не смогу всё сделать за тебя, уберечь от всего. Будь осторожен, хорошо?

Я поднял голову, и мы целовались.

А потом пришёл её юрист, и мы оформили документы на новую фирму. И я стал гендиректором ещё одной компании — охранной фирмы «Немезида». И, не смейтесь, мои «Алые паруса» были Сильвией бессовестно с порога отметены, название дала она: «Как главный инвестор, Хуан, я имею на это право! А ты потом ещё спасибо скажешь».

Затем Бэль прислала текстовку, что задержится ещё на сутки… И ночевать я остался в знакомом доме на отшибе Центра, маленьком, уютном, с огромным зеркалом во всю стену.

Жизнь налаживается!..