Глава 12. Битва титанов или большое сражение с маленькими последствиями


C раздачи неплохо зашло. Король и туз. Предчувствие, а у нас, биоэнергетиков, такое бывает, подсказало, что сейчас будет что-то мощное, глобальное. И я поставил на префлопе сразу миллион, «сливая» мнформацию, что имею хорошую руку. Себастьян подтвердил без особого напряга, ехидно скалясь. Не внешне, нет, внутри — я его ощущал внутренне. Флоп, три карты… И дама, король и десять на столе. Кабздец! Ладно, будем оптимистами — зайдём на два ляма.

Колл от Себастьяна. Ну-ну. Четвёртая карта.

Туз. Две пары. Хорошие, но две. А на столе — треш. Дилер Феррейра, я ставлю первый, позволяю себе подумать. Иду на десять миллионов. Ловлю себя на мысли, что боже, я уже миллионами направо-налево разбрасываюсь!

Себастьян думал долго, просчитывал варианты. Если у него валет, а у него судя по лицу сто пудово валет, то за ним стрит. А у меня две пары. Высшего достоинства, но две пары! А ещё валет может быть у меня, как и туз, тогда совсем интересно. Надеюсь, я не сдал себя лицом и бегающими глазками. И то, что сейчас тёрн, что осталась одна карта, не принципиально — адреналин вскипает в крови от напряжения.

— Двадцать. — Сын Аполлона ушёл на ререйз. Значит точно у него стрит, вряд ли ТАК блефовал бы. Слишком самоуверен был на флопе. Я задумался… И решил не рисковать. Не в смысле слить кон — там три ляма, и так попадос, а в смысле не стал повышать. Надежда на интуицию, но и она иногда подводит.

— Колл.

Отсчитал фишки, Дерек сгрёб их в банк специальной палочкой для фишек, кажется она называется стиком. Ну, затаили дыхание… Держать рожу кирпичом, Шимановский, всё внимание на оппонента…

Есть! Алилуйя! Так бывает. ТАК тоже случается! Третий туз. Бляха муха, ОТСТАВИТЬ, Шимановский! Остынь и сделай грустное лицо! Грустное. Мать твою! На грани паники! Ты проигрываешь двадцать миллионов, мать твою! Двадцать! Он должен в это поверить! А теперь «мегаблеф»:

— Ол-ин, — как бы вырвалось у меня, как бы по Фрейду, не думая. Взгляд сукиному выродку в глаза. Отведёт?

Нет, не отвёл.

— Колл. — Он даже не думал. И бросил карты на стол.

Да, у него валет. И стрит. А у меня — фулл-хаус. Три туза, два короля.

Дерек принялся считать стеки и отсчитывать мне мою долю из доли Себастьяна, у которого стек всегда был больше. Он всё это время оперативно подкладывал.

— Сеньор крупье, могу закурить? — произнёс Себастьян, сжирая меня злыми глазами.

— Отчего ж нет, сеньор Феррейра? — не возражал тот.

Себастьян вытащил пачку из внутреннего кармана, подкурил. Я же, каюсь, о куреве, идя сюда, не подумал, хотя подозревал, что игра будет нервной.

— Сеньор крупье, а у вас в заведении есть сигареты? Я не взял свои… — признался я.

— Конечно, сеньор Шимановский. Какие предпочитаете?

— Мексиканские! — ответил за меня оппонент. С нескрываемой ехидцей. — В его личном деле так написано. — Как бы извиняясь, для зрителей.

— Что есть — то есть! — На такое сложно что-то ответить.

— Сеньоры! — поднял Дерек глаза. — Разрешите также угостить вас кофе. За счёт заведения. У нас нет часов, как в любом уважающем себя казино, но на самом деле прошла половина ночи. Нам всем нужен допинг, неправда ли? — Покровительственная улыбка.

— Конечно, вы правы, сеньор крупье, — махнул головой я.

Помощники принесли нам по кофе, и мне — сигареты. Какие-то жутко дорогие, я таких не то, что не курил, но и не видел. С голограммой на пачке, сама пачка — алюминий. Класс! А вот зажигалку Катарины так и таскаю. Подкурил, затянулся. Почувствовал лёгкое покалывание в нервных окончаниях. В смысле немного расслабился. Полегчало.

— Ещё пятьдесят миллионов, — протянул следующий чек крупье Себастьян.

— Да, сеньор Феррейра. — Дерек невозмутимо его принял. Наверное на своём веку видел, как проигрываются и бОльшие состояния. Правда тогда сто процентов играли на свои…

Мы пили кофе, взяв технический перерыв. И, так и не сожрав меня глазами, сын Аполлона решился продолжить нашу непростую дискуссию. Прелесть её в том, что мы можем под благовидным предлогом говорить «в мир» любую информацию. И будем выглядеть искренне. Если бы не случилось этой дуэли, её бы стоило изобрести.

— Скажи, Шимановский, это ты придумал «проект „Гвадалахара“»? — наугад выстрелил он.

— «Гвадалахара»? — картинно хлопнул я глазами. — Что это?

— Не притворяйся, — криво усмехнулся он. — Я ЗНАЮ, что этого плана никогда не было. Не существовало. Но с подачи твоих прикормленных журнашлюх и твоего портала, информация о нём понеслась по всей планете. Я ТОЧНО знаю, что вброс осуществил ты. Не Лоран. Не Флавий. Первым эти данные всплыли на вашем псевдоисторическом сайте, горе-реконструкторы истории вы наши. И только потом понеслось по планете.

— Ты бредишь, Феррейра, — наигранно рассмеялся я.

В зале тем временем поднялся лёгкий шум. Тут — сливки общества, и все знают, что это за проект. И тем более всем интересно, правда ли то, что говорит Себастьян. Ибо не у каждого есть своя клановая суперСБ.

— Нет, не брежу. — Улыбка сукиного сына была слишком честной — я и сам бы ему верил. — Ты сам признал, ты — боец информационного фронта. И я говорю, что ты — толковый боец! — сделал он большие глаза. — Я хвалю тебя, Шимановский, хотя я — твой враг, и ты увёл у меня девчонку. А заодно и сестру. Это значит, что ты на самом деле достоин уважения.

— Твоё здоровье! — поднял я чашку, пригубив остатки эспрессо — пил не спеша.

— И всё же? — продолжал давить он. — Зачем так грубо и топорно? Тебе не хватило реальных фактов, что опустился до фейков? Мелочно, чико!

А вот теперь понятна поставленная им задача. Дискредитация в высшем обществе любой ценой. Не так — значит эдак. Но — непрерывная атака по всем фронтам. С такими кадрами, как сын Аполлона, лучше не расслабляться.

Что ж, огорчу сеньорито. И надо рубить правду-матку, пока не сожрали. Фейк такого уровня, как подстава лучших кланов планеты, просто не простят.

— Себастьян, скажи, ты будешь спорить с тем, что первая война за Независимость была имперским проектом? — перешёл я к контратаке. — Ты, потомок человека, который был отправлен на Венеру, чтобы создать тут ВПК для оной войны и оной независимости? Думаю, нет, ибо тебе никто не поверит. Несовершеннолетняя дочь императора была отправлена папочкой на далёкую Венеру с целью вывести ту из под юрисдикции имперских властей, чтобы дать императору денег, чтобы усилить его нажим на имперские институты и имперские кланы. А Феррейра и Сантана — её кураторы, которые и должны были организовать собственно переворот. И то, что императора свергли, как и династию, ничего не значило — переворот на Венере должен был произойти невзирая на перемены. Слишком многие на Земле в это вложились.

В зале снова тишина, шепотки и гул разговоров стихли. Я курил, тянул последние пару глотков кофе и не смотрел вбок — хватало шестых чувств для сканирования собравшейся публики.

Феррейра в общем мог на данном этапе меня перебить, рассмеяться в лицо, и хотя я полностью прав, на самом деле подкрепить свои слова было нечем, только прослыть конспиролухом. Однако он не стал этого делать, промолчал, убедив остатки скептиков в зале, что это так всё и было.

— Тринадцать семей-основателей, — продолжал, — посланных сюда имперской аристократией для обустройства планеты, дабы она обрела независимость и увела из под носа Империи нужные ресурсы, добились своей цели и подписали друг с другом договор о разграничении сфер деятельности в Овьедо. Перед ними лежала целая планета, ИХ планета, они стояли во главе первого государства человечества за пределами Земли. Перспективы виделись огромные. Вы, Феррейра, ожидаемо получили ВПК. Манзони — энергетику. Батисты — редкие земли. Абанкуэйро — космическое машиностроение. Кто что, но все получили своё, что хотели. И только Веласкесам, которые, как задумывалось, должны были тут «рулить», кинули как кость собаке лишь жалкий корпус телохранителей, как игрушку — развлекаться. Веласкесы, стоя у руля, не могли собственно рулить без одобрямса остальных семей, и ни на что не могли повлиять. Но они оказались слишком слабы, чтобы что-то доказывать, и утёрлись.

И всё было бы хорошо, Себастьян, — перешёл я к едкому ядовитому тону. — Все всё получили, королева — ручная, живи и радуйся! Но кое-кому этого показалось мало. — Я затушил окурок, но продолжил беседу, пока не возвращаясь к игре. Сам Дерек молчал, слушая и не торопя.

— Наши кланы хотели хорошо жить на Земле, иметь за счёт своих ресурсов там влияние. Имперские спонсоры также хотели наши ресурсы и были готовы запустить наших в своё стадо, ибо, кто не забыл, наши кланы — это посланные сюда имперские семьи, имеющие там кучу родни. Но чтобы осуществить это, требовалось установить здесь республику. Нормальную олигархическую республику, тотально контролирующую на планете ВСЁ, весь процесс выкачивания из неё бабла, минуя такой атавизм, как королева, которую любят шахтёры, ибо она защищает их интересы. А она защищает, ибо больше ей опереться тут не на кого. Но когда и кого интересовало мнение демоса?

Аделина имела слишком большой авторитет в народе. Как же, героиня войны! Лично сражалась с имперцами, стояла на острие! Королева-заступница и покровительница! И пусть она была слабой и беспомощной, но и это было опасно для сеньоров. И её тихо грохнули, возведя на престол её дочь, юную крышелётку Джинни.

Снова тишина в зале. Да и кому тут кричать и вопить, или ни дай боже протестовать. Тут люди грамотные. Высший свет. Всё же люблю тусовки по интересам.

— Кстати, не подскажешь, кто именно был заказчик того убийства? — криво улыбнулся Феррейра я. Типа подкалываю. — Я эту информацию не нашёл, но у вас, смотрю, тоже хорошая база данных…

Себастьян заскрипел зубами. Я же продолжил и далее спокойно, с лёгким наездом:

— Местные кланы были готовы признать Империю, но не могли идти на конфронтацию сами. Ибо шахтёры уже показали, что их не стоит недооценивать, не стоило играть с ними грубо. А потому имперцы по просьбе заинтересованных лиц… Да они в общем и сами — заинтересованные лица, подготовили двух клонов, для собственно Джинни, и план «Б», для её сестры Флоры. И перевезли их в Альфу. А после попытались осуществить переворот, устранив настоящих королеву и принцессу… Но предательство было раскрыто, настоящие девочки ушли из под удара.

— Себастьян! — зло, с энергией, подался я вперёд, ставя чашку на стол. — Я — ангел! Я был в корпусе! И я ЗНАЮ, сколько наших девчонок погибло в той мясорубке во дворце! Одно слово, что это выдумка — и я буду бить тебе лицо! За осквернение их памяти!

Себастьян… Испугался. Бешенства в моих глазах. И подался назад, втянувшись в спинку кресла. Да, тут же пришёл в себя, но парировать, смеяться над моими словами, поостерёгся, хотя именно это, судя по надменному выражению перед этим выпадом, и собирался сделать.

Зрительный зал же при этих словах зашумел. Ибо в учебниках истории о том покушении — ноль! Вообще. Абсолютный. Причина войны названа совсем другая, как и повод.

— Погибло три четверти личного состава корпуса! — продолжил я тише. — И ещё несколько десятков дворцовой стражи — из тех, кто остался предан. Наши первые герои. Эта информация под грифом «совершенно секретно», я совершаю сейчас преступление, что говорю это вслух, но, чико, — теперь приласкал его я, — так БЫЛО. И я считаю, давно пора это обнародовать.

Снова откинулся назад. Да, давно пора. Но, как сказала Мишель, нельзя вытаскивать из под сукна такое просто так. Люди подумают, что ты защищаешься, что это — твой аргумент от обороны. А защищаться нельзя. Только наступать! И сейчас я, кажется, делаю именно это, а значит мне простят.

— Избежав смерти, — продолжил я спокойно, — Джинни первым делом пристрелила собственного клона. А сразу после — приказала грохнуть дедушку Сантана. Не нашего, а того. Их. — Махнул рукой абстрактно в сторону. — Он был куратором, связным звеном между имперскими кланами и местными коллаборационистами. А после — приказала армии бомбить и брать штурмом пока ещё имперский Дельта-полис, начав Вторую войну за Независимость. На самом деле кровавую, с миллионами жертв. В которой мы из полуколонии стали на самом деле суверенной державой. И местные кланы, как бы ни хотели «дружить» с далёкой Родиной, стали на самом деле кланами независимой Венеры. Со всеми вытекающими. — А теперь лёгкая улыбочка. — И откатить назад ЭТО, Себастьян, было невозможно — Джинни приобрела слишком большой вес.

Пауза. Чувствуя, что подрагивают руки, вытащил из пачки новый допинг. Сигареты оказались крепкими, но мягкими. Подкурил. В зале стояла тишина — меня внимательно слушали. Ну да, не каждый день Веласкесы достают из под сукна такие козыри.

— Джинни кончила плохо. Это все знают. — Выпустив струю дыма, я почувствовав себя лучше. — А потом на престол села её дочь Лив. По счастливой случайности её брат-близнец поскользнулся на банановой кожуре и ушёл в мир иной как раз перед коронацией, не смог даже побороться с нею за престол, но то кухня Веласкесов, к нам не относится, правда?

Выдать ехидную улыбочку. И в зале лёгкие смешки. Да, Веласкесы тоже не белые и не пушистые. Впрочем, что было бы, устрой брат и сестра гражданскую войну? Венера точно не была бы прежней.

— Только в этот момент у местных кланов снова появилась возможность сковырнуть королеву! — сверкнул я глазами. — И они, собравшись, этот план разработали «на коленке». И даже думали осуществить. Это был серьёзный план, выверенный до мелочей, со множеством степеней свободы. Но случилась неувязочка. Человек, помогший неудавшемуся королю Оливье НЕ сесть попой на кресло трона, был в теме заговора, был один из тех, кто стоял в его основании, и расхотел бороться за абстрактную республику. Его устраивала роль некоронованного владыки планеты. И он свою прелесть, то есть кузину Лив, поддержал, не дав сеньорам разгуляться, но, по старой памяти, и не загнав их семьи в каменный век, отдав кузине на растерзание. Потом он тоже наступил на банановую кожуру, и то — тоже кухня Веласкесов, и об этом тоже не будем, но факт — для заговора время было упущено, королева не дала себя в обиду.

— Познавательно, сеньоры. Но может продолжим? — А это нервничающий Дерек. Конечно, ТАКОЕ услышать на как бу рядовом мероприятии… За что тебя мягко говоря не погладят по голове, как организатора…

Но на него зашикали из зала, и точку поставил сам Себастьян:

— Сеньор крупье, сеньор Шимановский — сказочник! Любит своим девочкам в корпусе сказки на ночь рассказывать. Давайте дослушаем?

Поддерживающие голоса из зала.

— Хорошо. Слушаем. — Мистер Хьюстон поёжился, но согласился. Ибо и правда, он тут не при чём. Он — всего лишь хозяин заведения, где это происходит. Я же продолжил:

— Королева Лив умерла страшной смертью, заплатив жизнью за «косяки», которые совершила на своей «кухне». Но вот её несмышлёная дочь… — Сделать картинный вздох. — Вот тут сеньоры заговорщики могли разгуляться. И даже попытались. Но та, не будь дурой, быстро-быстро развелась с первым мужем, музыкантом Бернардо Ромеро, и «легла» под военных. А лицом военных стал её сколько там юродный брат Филипп, адмирал, тем не менее, воевавший на Земле, в Африке, имевший опыт командования и отдачи тяжёлых приказов, а главное, за которым стояли ветераны, прошедшие горнило настоящей войны.

Снова гул по залу — поддерживающий. Так всё и было. Это — уже официальная история.

— При попытке устроить бадабум возле дворца, — продолжал я, зав залу пошуметь, — даже не переворот, а просто поскакать, накалить обстановку, он приказал стрелять в тех, кто там скачет. Без жалости. И сеньоры снова на десятилетия спрятали свой план превращения страны в республику.

— Какая ирония, сеньоры! — а теперь, как артист, я повернулся-таки к залу. — Какая ирония! Те, кто разрабатывал этот проект, или были мертвы, или ушли со сцены. Цели, которые преследовали изначально, обнулились — Венера преобразилась и сама стала сверхдержавой, и наши кланы окончательно отдалились от имперской родни, потеряв с нею связь. Мы стали чужими в Империи. Но сама мысль превращения в республику осталась, и только крепла в головах юродивых. — Снова повернуться к Себастьяну. — Они попытались воспользоваться моментом, когда королева Катарина умерла, ибо умирала она долго и мучительно, но вновь облом. Будущий полковник императорской гвардии Мишель Тьерри, возглавлявшая корпус королевских телохранителей, никого не стесняясь, расстреляла нескольких важных адмиралов. Все как на подбор — из уважаемых семей. Сеньоры заговорщики морально были ещё в эпохе старой королевы и испугались, не стали жестить. Ибо завтра на месте адмиралов будут они. И всё оставили как есть, дав королеве Лее два десятилетия мира на подготовку…

Вздох, выдержать паузу, и рубануть с плеча:

— Которые она бездарно слила!

Повисла тишина. Наконец, Себастьян пришёл в себя и иронично хмыкнул:

— Как ты о своём спонсоре!

Он, тоже не выдержав эмоционального накала, подкурил.

— Как есть. Зато честно. — Я говорил правду, стесняться было нечего. — Она спохватилась лишь недавно, словно очнувшись от спячки.

— Но она таки очнулась! — продолжил я с энергией. — И мы смогли нейтрализовать ваших очередных скакунов у Сената. Причём без игломётов десантников какого бы то ни было адмирала, сами, мирным путём. И это, Феррейра, противодействие не чему-то там абстрактному, экзистенциальной угрозе, вроде драк между русскими и латинскими наци, как драки между болельщиками клубов Примеры. Нет, это было противодействие хорошо разработанному плану основателей по захвату власти, в который вложены огромные деньги и ресурсы. Минимум пять семей основателей скинулись, а более мелкие кланы — даже считать боюсь. И их, как и встарь поддерживает имперская разведка — им всё ещё это выгодно. А может и союзная — я не знаю всего.

— Так что нет, Себастьян, — подвёл я итог, — это не фейк. Проект «Гвадалахара» существует. Он был создан незадолго до смерти королевы Джинни, но и в наши дни более, чем реален. И именно сейчас как никогда был близок к успеху…

— …А я… — Я вздохнул, пустил струю дыма, помолчал. — …А я, такой громкий и красивый боец информационного фронта, всего лишь придумал ему название. Почему вот такое? Наверное, как символ. Там, под Гвадалахарой, тоже решалась судьба нации, как и у нас. Сторонники свободного развития Испании с опорой на власть народа и сторонники олигархического тотального фашизма. Нет никаких фейков, Себастьян. Я придумал это название, но отнюдь не сам план.

Снова гул в зале. Нарастающий и нарастающий. Народ обсуждал мои слова, спорил, ломал копья. Но — тихо. Я же докурил, затушил окурок в принесённой каждому из нас пепельнице, дождался, когда докурит противник.

— Убедил, Шимановский, — уверенно кивнул Феррейра. — Ты не так плох… Хотя я это уже говорил. Что ж, продолжим?

— Продолжаем. — Дерек облегчённо вздохнул и придвинул ко мне «баттон». — Дилер — сеньор Шимановский.

* * *

Политика. Эта игра — не в карты. Карты — предлог. Это снова информационный фронт войны. Возможно, войны вечной, между условным Центром, стремящимся усилить ось власти, и условной Периферией, стремящейся оторвать от Центра полномочий и «ништяков». Сегодня это королева и клановая аристократия, дайбацзы. Вчера это были республиканцы и монархисты. Позавчера демократы и олигархи. Где-то — царь и бояре, короли и герцоги, а где-то — император и наместники провинций. Или совсем экзотика — «союзный центр» и «национальные окраины». Эта борьба вечна. Но я, так или иначе, сейчас на одной из фронтов войны, и осознанно выбрал сторону. А значит неважно, проиграюсь или выиграю, моя задача — задавить Феррейра информационно. А раз так, то, невзирая на миллионы на столе и все вертящиеся деньги, нужно говорить. Говорить, говорить и ещё раз говорить.

Себастьян, наконец, научился распознавать моё поведение и мимику, и, дождавшись хорошей руки, зарядил трёхочковым. А именно, по нотам отыграл и на флопе, и на тёрне, и я не решился скинуть на ривере, пожалев вложенного на первых этапах.

— Олл-ин! — его довольный оскал. Я повёлся и подтвердил.

Из вытащенных им на свет пятидесяти миллионов он уже проиграл двадцать. А потому в империалах выигрыш составил не так много, даже стеки не выровнялись. Победа была больше эмоциональной. Но я почувствовал перелом, почувствовал себя неуютно. Я не всемогущ, и противник учится.

— Сеньор крупье! — подал он идею, закурив, пока Дерек высчитывал из моего стека его выигрыш. — Сеньор крупье! У меня предложение. Давайте изменим правила?

— Это техасский холдем, юный сеньор. — Мистер Хьюстон был невозмутим. — Его правила священны.

— Но ведь мы не ИГРАЕМ, сеньор, — ухмыльнулся сын Аполлона, пронзая меня глазами. — У нас не просто игра, а дуэль. А дуэль подразумевает не выигрыш у противника, а втаптывание его в грязь. Что невозможно сделать, располагая только той суммой, что лежит на зелёном бархате.

— Вы хотите, юный сеньор, играть на деньги, которые НЕ на столе? — Мысль Дереку не понравилась, но у нас, действительно, не просто игра. Зал сбоку также зашумел, обсуждая предложенную новинку. В целом настроение было за мыслью, что да, имеем право. Мы как бы могли вообще играть сами, дома, или в каком-нибудь салоне на приёме. Играть по своим правилам (в корпусе же играют по своим). Но мы тут, и он — гостеприимный хозяин, а не тоталитарный диктатор. — Мне кажется, ваш оппонент не будет воодушевлён этой мыслью, — решил сеньор спрятаться за меня.

— Да ладно! — Себастьян выпустил струю дыма. — Представьте, что сеньор Шимановский хочет поставить много-много, гораздо больше, чем у него на столе. А нырнуть в очередную сумку с золотом не имеет права до конца партии. А хочется. Может же такое быть?

— Я вижу только плюсы для тебя, Феррейра. — Я сощурился, раздумывая, к чему приведёт изменение в правилах. И если честно, пока не видел ни откровенных плюсов, ни минусов. Минусы — Феррейра имеет неограниченный фонд. И всегда сможет вытащить из загашника очередной чек. С другой, если меня прижмут, если стек опустится до критических величин, Феррейра будет достаточно просто олинить, каждый раз, пока не получит хорошую руку. И на третьем, пятом, десятом шаге итерации я всё же проиграюсь вдрызг. Отсюда плюсы — если мне на очередном олине помогут со стороны… Вон, сеньор Кампос так и стоит, в одиночестве, держа в руках неподкуренную сигару. А ещё… Да, чёрт возьми! Пабло Эскобар! Он тоже в зале, его узрел, хотя, когда заходил, не увидел. Протеже Селены Маршалл, которая дочь того самого скверного типа, что не дал «гвадалахарцам» свалить королеву Оливию. Селена затеяла на планете какой-то глобальный движняк, и я вписываюсь в её планы. Эта сеньора уже дала мне два ляма просто так, чтобы расположить и мочь влиять на меня в дальнейшем, а после прислала внебрачного племянника с предложением устроить на планете бадабум, дабы один из нас получил рекламу, а другой — стал премьер-министром. И сейчас может помочь — ручаюсь, Пабло здесь за этим.

Да и Рафаэль Сантана как-то странно смотрит, улыбаясь и оценивая, словно раба себе на галеру хочет прикупить. А в глазах Малышки — теплота и ласка. Я как будто её родной племянник, что, учитывая отношения внутри взвода, недалеко от истины.

…А теперь они смогут дать денег в процессе, а не после. Если посчитают игру достойной. Ибо каждый из них — враг клана Феррейра, и это важнее всего.

— Ты просто боишься, чико! — съязвил противник, но я уже принял решение.

— Нет, не боюсь. — Уверенно покачал головой. — Я не против, Себастьян. Я сделаю тебя и по новым правилам. Просто ТАК — подался вперёд — медленнее, надёжнее, можно дольше думать. — Вернуть ему улыбку. — А по новым правилам не нужно будет до утра сидеть, только и всего.

— Так-та-ак, сеньоры!.. — Дерек запыхтел, задумался. Ибо итоговое решение всё равно за ним. Одна ошибка с его стороны, и ни дон Октавио, ни Веласкесы его не простят, назначив «паровозом». На кону слишком большие деньги, даже без учёта информационного фронта.

— В общем, — созрел он на решение, — сеньоры, я, как крупье, вношу свои коррективы. Вы хотите играть не только на то, что на сукне, но вообще на любые деньги? Хорошо. Но! Вы обязаны будете ПРЕДЪЯВИТЬ эти деньги. Или расписку, что обязуетесь передать какое-то имущество, если ставите имущество, и оппонент согласен с оценкой его стоимости.

— Далее! — махнул он рукой на попытавшегося перебить Феррейра, — я отменяю ставки олл-ин, ввиду бессмысленности. Кроме случаев, — взгляд на меня, — когда у кого-то из игроков НЕТ денег, чтобы поставить столько же, сколько оппонент. Тогда в ручном режиме победа будет рассчитана по правилу олл-ин, и выигравший с меньшим стеком побеждает лишь на соответствующую долю в стеке побеждённого. Вопросы по нововведениям в регламент?

— Сеньор Феррейра не является главой клана и не несёт ответственности за имущество, — съязвил я. — Только глава клана подписывает договора передачи собственности.

— Есть ещё транспортные средства, которые можно передать без подписи главы клана, — а это возразил сам Дерек, снова не дав Себастьяну раскрыть рта. — Ценности. Украшения.

— Уговорили! — облегчённо выдохнул я. — Я не против.

— Да, сеньор крупье, — кивнул и сын Аполлона. — Я — тоже за. Это грамотная корректировка.

— В таком случае объявляю о внесение изменений в правила для данного стола до конца игрового дня. Продолжаем?

Продолжили. И карта не пошла. Не то, что Феррейра стал умнее, хотя он стал умнее, а просто не шла карта. Я просаживал миллион за миллионом, готовясь к очередному противостоянию на мели, думая, как выкрутиться, и параллельно пытался понять, как наехать на этого сукиного сына морально? Ибо он, конечно, козёл, но к сожалению, ничего серьёзного на него у меня нет. Да, мажор, прожигающий жизнь. Но это не грех, не преступление. Таких на планете тысячи. Единственный момент, когда могу выставить его идиотом, это когда он сам пытается наехать на меня первым. Пока все мои выпады на него были исключительно на контратаках. А значит что?

А значит надо ждать очередного его нападения и готовиться. И это плохо — ибо инициатива в момент ожидани отнюдь не у тебя, ты беспомощен, как котёнок, озирающийся, откуда будет «прилёт».

— Скажи, Шимановский, зачем тебе столько девчонок? — произнёс Себастьян, почти разорив меня. Наконец! Я уже потерял счёт времени, когда он начнёт снова доколёбываться.

— Тебе же сказали, завидовать нехорошо. — Я был сама невозмутимость; я отчаянно решал, блефануть на паре или не рисковать?

— А я не завидую. — Кривая усмешка. — Мне просто интересно, что в тебе такого, что на тебя стайкой налетели все окрестные принцессы. Изабелла, вон, потеряла голову. Мерседес и так твоя — у вас корпусное братство. Это когда братство через постель. — Новая кривая ухмылка, но тут он мимо — я вообще не рефлексировал по поводу кухни корпуса. — Гортензия опять же на тебя виды имеет. А она хоть и графиня, юридически, фактически — признанная дочь императора Себастьяна. Пока активно за тебя не борется, но опутывает своими коварными имперскими загребущими сетями, где может. Со стороны это смотрится красиво, хотя я всё равно не понимаю зачем, ибо ты этого не стоишь.

Я молчал, на автомате сделав минимальную ставку.

— А вот насчёт Фрейи — тут, наверное, ты прав, сукин ты сын. — Себастьян наигранно вздохнул, но я чувствовал за наигранностью обузданную злость. — Я сам её потерял. Был глуп и повёл себя как юнец, а не муж. Ошибки молодости — они просто ошибки молодости. С возрастом проходят, но в том и прелесть, проходят вместе с молодостью. Но что она после этого прыгнула на тебя…

Вздох, покачивание головой. И как итог:

— Что в тебе такого, Шимановский? Это колдовство? Приворот? Психологические засекреченные методики корпуса? Магия?

— Это называется словом «любовь», Себастьян, но ты мне не поверишь, — парировал я.

— Не поверю, — уверенно замотал он головой. — Ты, и любовь? Хорошо, я поверю в твои высокие чувства к Изабелле. Ваш танец Зорро и Снежной Королевы был… Убедительным. Мерседес за скобками — там горизонтальная корпусная связь, привязанность на стайном уровне. Взвод по-любому семья, это в ваших анналах прописано. Но остальные — определённо нет!

— Больше всего тебя бесит симпатия ко мне Сильвии, да? — развёл я уголки губ в ехидной улыбочке, провоцируя его всё больше и больше. Плевать на эту раздачу, я опущу его на следующей.

— Да, — не стал юлить он. — Сеньор крупье, пятьдесят миллионов.

…А может и не на следующей. Так, Шимановский, подобрался!..

Хм… У меня пара. Тёрн, осталась не вскрытой одна карта. И сукин сын блефует, шесть к четырём. Посчитал стек… Сто шесть миллионов. Всё, что осталось, остальное противник отыграл. Конечно, неплохо для парня с района, но для такой битвы титанов крайне мало.

…Но мне надо понять, вот так он мимичит когда блефует, или когда реальная карта? Если сейчас блеф — я его прочту. Если нет — тоже прочту. И использую на следующих раздачах. Скину, а тут сто пудов надо скинуть и не дёргаться — и он уже не покажет карты. Блин, опять проигрывать! Но, блин, надо!

— Колл, — подписал я приговор этим деньгам.

Дерек отодвинул стиком фишки в банк. Ривер…

М-мать! Так и есть, пара. Держать рожу! Рожу держи, Шимановский!

— А давай ещё на пятьдесят? — улыбнулся во все зубы сукин сын.

Чёрт!

— Колл, — подтвердил я.

— Вскрываемся.

Фулл-хаус. М-дя. Минус сто лямов. Как он меня! Эх!.. Как котёнка развёл!

…Но я понял, что это не блеф. И это — хорошая новость. Правда, единственная хорошая новость. Шесть… Шесть миллионов осталось лежать на сукне! Сдержать вздох отчаяния. Сдержать, Шимановский!

— Да, больше всего меня бесит Сильвия, — криво улыбнулся он, продолжая дискуссию — имел право поизгаляться, как победитель. — Она просто дура. Все девки дуры в той или иной степени, думают эмоциями, а не мозгами. К тому же не понимает, где и с кем придётся за тебя драться. Я ломаю голову, зачем вообще за тебя драться, но женщины странные существа, создания действия, а не размышления. Сам-то ты как к этому относишься, гаремщик? К тому, что у тебя без пяти минут гарем из самых титулованных особ человечества?

— Это не гарем, — покачал я головой, — и гарем не хочу. Что же до секретов… Почему тебя слово «любовь» не удовлетворяет? Оно ведь всё объясняет.

— Хуан, мы взрослые люди, мужчины, — оскалился он в тридцать два зуба. — Оставь сказки девочкам. Да — говори как есть. Нет — пусть это остаётся твоим профессиональным секретом. Мы тут всё понимаем, мы же кабальеро. — Смешок под нос, Себастьян картинно оглядел притихший, вновь заскучавший было перед этим спитчем, зал.

— Да, любовь это не всё, — согласился я. — Любовь — это процесс. А чтобы его вызвать, нужен ИНТЕРЕС, Феррейра, — подался вперёд, начиная операцию по выбешиванию противника. — Ты скучен, тебе не понять этого. Возможно только в этом между нами отличие.

— Ну-ну, — глазами смеялся он. Я же продолжил:

— Если я скажу, что не узнал Бэль при знакомстве, ты поверишь? — Пауза. Сейчас буду говорить опасные вещи, которые могут ударить по авторитету членов правящей семьи. Ошибок в таких вещах, сказанных на миллионную аудиторию, не простят. Но — надо, ибо это война. — Это её завело, мой друг. Я — первый на планете человек, кто её не узнал. И разбудил этим интерес достаточный, чтобы атаковать администрацию Королевской Галереи, полицейский участок и одну школу. Точнее одного единственного ученика на выезде из школы.

Кажется, сеньор Кампос при этом нахмурился. Я его не видел боковым зрением, скорее почувствовал. Однако сдержался — ибо его сын на самом деле напал на дочь королевы, почти избил и облапил её, и в итоге их семья вышла сухой из воды, отделавшись лишь тем памятным нападением. Тут бога благодарить надо за помощь, а не злиться.

— А Фрейе, Себастьян, я при знакомстве не дифирамбы пел, — продолжал я, — и не славословил в её адрес, как некоторые, а разукрасил её красивое личико фиолетовыми разводами. У нас вместо свидания спарринг был, вполне официальный, под надзором инструкторов корпуса. Так что всё было на законных основаниях. Не представляешь, какой это кайф, метелить по лицу наследницу престола!

Смешки в зале. Сильные, весёлые. Фрейя тоже где-то там, и наверняка покраснела, как Альдебаран. Продолжаем:

— При том, что я знал, кто она, и что своим лицом она торгует на всяческих открытиях. И пошёл на риск прилёта от её мамы и инструкторов, не побоялся. А такие вещи ещё больше заводят девочек; они агрятся на тебя как никто! А там от ненависти до симпатии…

Вздох. Вспомнил наш спарринг с высочеством, и почему-то превалировала в воспоминаниях теплота, никакой ненависти или злости. Спарринг первый и пока единственный, и, надеюсь так и будет. В глобальном смысле, а не спортивном — в спортивном как раз бы ещё постоял, будет интересный опыт.

— А на Сильвию просто «забил», — продолжил откровения, ибо, наверное, только ради них стоило провести сегодняшний вечер. — Хоть она и понравилась, честно скажу! — приложил ладонь к сердцу. — Не из-за разницы в статусах, а просто отказался. Это заводит не меньше, друг мой.

Ну, а Мерседес — единственная, кто для меня НЕ принцесса. — Снова говорю правду, и диву даюсь. Просто говоря вслух такие вещи, сам понимаю, что происходит, и решаю для себя, как быть. Пока не вынуждали говорить — всё то же самое думал, но только ни черта не мог понять. А раз произнёс для кого-то — и вот уже сам всё осознал и решение принял. Я полечу за нею, если не вернётся. Обязательно полечу. — Кто она — понял очень не сразу, думал, что она — Гортензия. Пока настоящую Гортензию рядом не увидел. Да и сейчас отношусь к ней не так, как следует всем остальным, кто знает её статус. Видишь, я — загадка, Себастьян! Со всех сторон! Сплошная ловушка для нежных девичьих психик. — Улыбочка. А теперь припечатать на публику. — А ты хоть и крутой, носкучный.

Боже, чего ему стоило сдержаться! Но отдам должное — юный сеньор не повёлся и обуздал эмоции. Жаль.

— Но скучный я не обманываю сеньорит! — парировал он. — И не обманываю их массово, всех сразу, каждой обещая то, что не собираюсь сдерживать. Так что ты — всего лишь карьерист, Шимановский, умело пудрящий мозги всем девочкам с высоким статусом, до кого смог добраться загребущими ручонками.

Так себе аргумент. ЭТО парировать не буду, пожалуй. Всё равно игра в одни ворота, ему ничего не доказать… Как впрочем мне плевать и на мнение остальных ста восьми миллионов жителей Венеры.

— Я же говорю, нехорошо завидовать, Себастьян, — ушёл я на повтор мысли, чтобы хоть как-то поставить в разговоре точку. — Сеньор крупье, мы играем?

Раздача. А то и правда заговорились..

Десять пик и два червей. Подтвердить большой блайнд. Карьерист…

…А ведь в глазах других я им и выгляжу. И спорить бесполезно — если нечто крякает как утка, выглядит как утка и ходит как утка, то это утка. И я — та самая утка. Девочки, конечно, понимают, или поймут со временем, но другим не то, что ничего не докажешь, но даже пытаться доказать противопоказано. Даже королеве и его превосходительству. С ними лучше по-хорошему договориться, дескать, вы отдаёте дочерей умному расчётливому карьеристу, просчитавшему каждый шаг на годы вперёд, чем зарвавшемуся любвеобильному романтику с пулей в башке и отсутствием чувства самосохранения. Вот какое открытие случайно для себя сделал! Ай да Себастьян. Всё же вечер прошёл не напрасно.

А раз не надо доказывать, идём от обратного и усиливаем позиции, так?

Вроде так. Всё, решение принято, держись, щенок!

— Да, я сукин сын карьерист! — признал я то, что от меня ждут, и расплылся в улыбке. Стратегия выработана, план принят, а раз есть план — надо по нему работать, ибо это инициатива в твоих руках, что мне как раз и по душе. — Пусть так, разве это грех — быть карьеристом?

Себастьян нахмурился и снова сдулся. Новый заход не сработал, я открыто признал то, во что он намеревался ткнуть меня в присутствии в зале Фрейи и Сильвии. Добиваем:

— А вот ты спрашиваешь, зачем мне надо поступать именно ТАК, собирать гарем, вместо того, чтобы тихо и спокойно, с гарантией, въехать в статус супруга одной из принцесс. Это и легче, и проще осуществить, и только упрочит положение и непотопляемость — верный супруг королевской дочки этой дочкой будет цениться, как и её сестрой. — Картинно задумался. — Знаешь, вчера бы я тебе не ответил. Послал бы в полёт на «Экспрессе любви». Но сегодня настроение такое, что так и быть, вскрою карты. В смысле, расскажу свои ГЛОБАЛЬНЫЕ планы.

Прокашляться. Закурить сигаретку. Зал снова притих, хотя в этот раз можно сказать, что драматическая пауза так и держалась. Ибо обсуждалось будущее планеты. Вопрос, кто станет следующим консортом, крайне важен в монархическом обществе.

— У моего друга Алексея, — начал я, — есть теория. Я называю её «теория абсолютного хищника». Интересно?

Пожатие плеч. Ещё бы было неинтересно! А тем временем Дерек выложил три первые общие карты. Флоп.

Так, пара. Две двойки. У меня всего шесть миллионов… Пока поставлю один.

— Миллион. — Отсчитал фишки.

Себастьян не тормозил и не торопился. Дежурно без эмоций подтвердил:

— Колл.

Судя по лицу у него ничего. И пока он отсчитывает фишки, продолжаю инфовброс:

— Знаешь, в живой природе много хищников. Волки. Львы. Куницы. Кондоры. Ягуары. Или даже богомолы. Все разного размерного класса, ориентированы на разную добычу. И некоторые хищники могут съесть других. Но иногда природа подкидывает через эволюцию в ареал заподлянку в лице хищника абсолютного, сверххищника, у которого нет и не может быть врагов. — Дерек слушал меня и тоже не спешил с раздачей. Еле-еле водил стиком, отгребая фишки от него и от меня. — Например, когда-то это была стрекоза. Или тираннозавр. Вот просто физически в их время не могло быть никого, кто бросил бы им вызов!

— Я учил биологию, — сквозь зубы фыркнул Себастьян, но я не обратил на это внимание, продолжая на той же волне.

— Этот абсолют всегда доминирует в ареале, он — его хозяин, и именно он задаёт на своей территории законы для всех остальных, в том числе для остальных хищников. Оговорюсь, он не держит под контролем всё и вся! — поднял я палец вверх. — Ибо нельзя одному, даже суперу, быть одновременно везде. Но без его одобрения волк не скушает оленя, а куница — индюка. Просто потому, что это его ареал, а кому не нравится — не его проблемы.

— Абсолютный хищник… — весело потянул Себастьян. — Да, мне всегда в тебе это нравилось, чико. В скромности тебя заподозрить всегда было трудно.

— На самом деле, Себастьян, — продолжал я, снова «не заметив» выпада, — в здоровом обществе такой хищник может быть всего один. И это — государство.

Тёрн. Как бы Дерек ни тормозил, карты раздавать надо. Десять треф. Две пары!

— Миллион, — произнёс я, подумав.

— Подтверждаю, — согласился задумчивый Себастьян. Очень задумчивый. Размышлял, как втоптать меня в грязь с этой новой для него теорией. Спасибо, Лёха, за прочистку мозгов. Век тебя пивом поить буду.

— Государство… — потянул Феррейра. — Мы все знаем, Шимановский, что оно беззубо. Оно не способно устанавливать правила. Причём, заметь, я говорю не про наше, а про ЛЮБОЕ государство! — выделил он это слово, сверкая глазами. И судя по эмоциональному фону в зале, с ним были согласны если не все, то почти. — Всегда. В любой отрезок времени. Любое государство. Оно всегда слишком слабо, и порядок в любом государстве поддерживают… Достойные люди. Избранные. Которые и решают, кому по каким законам жить. Даже в лживых так называемых свободных и демократических странах так было, не то, что в наше спокойное рассудительное время.

— Не спорю! — согласился я. Ривер. На стол легла дама пик. Так и есть, две пары. У Себастьяна же… Чёрт, семь к трём — пара, не более. — У меня осталось четыре миллиона. — Подвинул фишки. — С какой-то мелочью. Сеньор крупье, на все, но, как договаривались, на сумму.

Себастьян криво улыбнулся.

— А как же заначки? Новые сумки с золотом? Или в Альфе бандиты кончились?

Пауза.

— Или в долг у партнёров? Сеньор Кампос, кажется, ваш протеже проигрался, — повернулся сын Аполлона к дону Виктору.

Тот стоял невозмутимо и всё также показно равнодушно сверлил нас глазами. И тут хладнокровия не потерял.

— Я так не думаю, сеньор Феррейра. Моё мнение, Хуан как раз на коне. Ему просто не хватает ликвидности.

— И вы раздумываете, дать ли ему в долг ещё? — усмешка. «Ты всего лишь бандюк, просто авторитетный».

Но на зрительную подначку какого-то сосунка опытный прожженный хефе не повёлся.

— Нет. Раздумываю, сколько потяну такой ликвидности. Я ведь тоже не всемогущ, и, как у любого бизнесмена, все мои свободные деньги в проектах.

— А вот я не бизнесмен. — На нашей сцене появилось новое действующее лицо. Новое-старое, ибо мы перед игрой перебросились с ним парой слов. — Сеньор крупье, могу я предложить двадцать миллионов для сеньора Шимановского?

— Сеньор… Торнадо, — узнал его Дерек. — Мигель Торнадо. Давненько вы к нам не заглядывали!

То есть чел не просто небедный. Он — постоянный клиент казино в «Пуэнте-де-Барко». Круто, чо!

— Да уж, — согласился гонщик без правил… Обнимающий за плечо одной рукой Катарину. — Но сегодня чемпионат, и в фаворитах воспитанник моей старой подруги по команде. На это стоит посмотреть!

Нет, никакой ревности я не чувствовал. Катарина не моя, мы просто трахались. А даже если бы и были чувства к ней, их стоило задавить — это кошка, которая всегда сама по себе, приручать таких бесполезно. Только договариваться, что мы в своё время и сделали, и я договор буду блюсти, раз обещал.

…Она не просто мой куратор. Она — психолог. И очень неплохой. Это с одной стороны. Зато с другой сеньор Торнадо явно не из тех, кого какая бы то ни было красавица может окрутить на настолько большие вложения в пустоту. Значит… Дать денег — его собственная инициатива?

— Сеньор Торнадо, вы понимаете, что заведение не несёт ответственности за сеньора Шимановского, и ничего никому не гарантирует? — застращал Дерек, чтобы потом не было претензий. Их скорее всего не будет, но челу нужно перестраховаться.

— Конечно, сеньор крупье. — На лице гонщика играл азарт. Он, наверное, уже давно не летает в атмосфере. Но адреналиновую ломку не избыть, она нужна таким, как он, как воздух. И казино — самый дешёвый способ адреналин получить. Причём цимес, получить не просто играя на рулетке, как фраер, а крупно вложившись в сторону конфликта, включаясь в игру сильных мира сего, а наша битва позиционируется всеми как бой между Феррейра и Веласкесами — оттого и ажиотаж с трансляцией.

— Даже сеньор Кампос признал, что у сеньора Шимановского не очень с ликвидностью, — не сдавался Дерек.

— Это казино, мистер Хьюстон, — парировал тип и расплылся в победной улыбке. — Тут принято делать ставки. И я ставлю двадцать миллионов на сеньора Шимановского.

Зал охнул. С этой стороны вопрос никто не рассматривал. «Ставка на участника дуэли»… Ай да Торнадо! Ай да сукин сын! Гул по залу был немного возмущённый, но в основном — восхищённый. Что ж, под таким ракурсом мне может и куда больше помощи прилететь, чем надеюсь.

— Так уверены в сём юном сеньоре, что готовы делать ставку в никуда? — сощурился хозяин этого «дна океана», но показал помощнику с поддоном, мол, забери у сеньора чек. — Ибо на рулетке работает теория вероятности. Тут же, как мне подсказывают мои глаза, бой ведёт чистая психология, предсказать которую не специалистам можно только наугад.

Боже, как же он прав! Я с сеньором мысленно согласился.

— «Наугад» — тоже имеет степень вероятности, — довольно оскалился Мигель. — Пятьдесят на пятьдесят. Или ставка сыграет, или нет. Я не знаю сеньора Шимановского, — покачал он головой, — но моя подруга в него верит. А я доверяю членам своей команды.

— Прошу прощения… — Дерек напрягся. — Лока Идальга? — Наконец, узнал и Катарину.

— Да, сеньор крупье. — Та присела в реверансе, как девочка на королевском балу. — Ох уж эта наша молодость! Золотые годы!..

— Я был фанатом «Пика Судеб», — признался Хьюстон. — Но состав «Моторов Омеги» не забыл, помню. Как и ваши финты на трассе под Флорианополисом. Да, вы правы, какие были годы! — Картинный вздох на публику.

Помощник передал ему чек, и Дерек, изучив его, выдал вердикт, обратившись к парням, приносящим фишки:

— Двадцать миллионов для сеньора Шимановского от ассоциации гонщиков без правил!

Снова небольшой гул в зале, одобряющий, удивлённый, который быстро стих. В меня верят — это главное. Верят совершенно чужие люди, не имеющие никакой выгоды ни от моей победы, ни от поражения. И это нельзя по#ерить просто так, слившись. Слово за мной.

…Я вернулся к игре. Две пары. С мутным нечто у Феррейра… А, была не была:

— Двадцать шесть миллионов, сеньор крупье. — И лицо попроще сделать. Добавить неуверенности в голосе. Не чтоб прям дрожал, но чувствовалось, что менжую. Спиной понял, как понимающе улыбнулся Кампос. Как растянула уголки губ Катарина — прочли меня, как облупленного. Как ликовал от кайфа лицезреть эпическое противостояние сам Торнадо. Но Себастьян не понял. И решил наказать меня, сразу забрав всё, включая долги:

— Ререйз. Тридцать миллионов. — Взгляд на меня: «Выкусил?»

— Сеньор Шимановский, если вы подтверждаете ставку, не пасуете, но не можете предоставить всех озвученных средств, тогда мы играем по принципу олл-ин, — напомнил крупье изменения в регламенте. — На всё, что у вас на столе. После чего прекращаем игру — играть принято на свои, а не в долг.

Зря он меня так одёрнул. Понимаю, чел не хочет лишних проблем, но это — дуэль, не его ума дело, где возьму денег…

…Но он, дьявол побери, он чертовски прав! На свои надо играть. Или не вызывать на такой поединок наследника самой богатой корпорации планеты. «А ты меньше злись, морда… Красивая и громкая» — прикрикнул я на себя.

— Ещё десять миллионов сеньору Шимановскому от ассоциации гонщиков без правил! — спокойный уравновешенный голос Торнадо. Никакого волнения — вот что значит опыт. Также они и на трассе себя ведут, в моменты смертельного риска.

Я воспрял ещё сильнее. В меня верят!!! Всегда приятно, когда в тебя верят. И задача теперь, на самом деле, всего лишь не разочаровывать местную публику. Я вновь, как и встарь, артист. Громкий красивый артист, а не менеджер и не специалист по психологии. У Феррейра много врагов, я удачно зашёл со своим противостоянием, и если эти враги в меня поверят — поддержат.

«А верить в тебя, морда, будут только пока сам в себя веришь! — помог с настроем внутренний „я“. — Ведь ты в себя веришь, правда?»

— Сеньор крупье, ещё двадцать миллионов для сеньор Шимановского. — А это и Кампос созрел. Ого, ахренеть мужик вкладывается! Семьдесят миллионов! Боливарес ему всего в тридцать обошёлся!

Мне стало нехорошо. Нет, я не пошёл в разнос, не перестал быть уверенным в себе сукиным сыном. Просто ужаснулся мысли о последствиях, как может быть, если вдруг что. Торчать несколько лямов Веласкесам, будущим родственникам (надеюсь), которым точно отработаю — это одно. Торчать Гортензии — тоже, я реально отработаю… Со временем. Концертами. Пусть и через много лет. Торчать Кампосу — тут варианты, но я в будущем могу предложить ему толковый проект. «Подземка» та ещё клоака, но там происходит много интересного. Или могу вовремя «слить» важную информацию, предотвратив, скажем, его гибель — а жизнь для таких людей бесценна. Но торчать ещё и безбашенным гонщикам… Да и Кампос конкретно так подряжается… Это уже за гранью моих возможностей.

К чему рефлексия? Просто идя сюда, в голове были совершенно иные расклады по цифрам. Я не верил даже, что к ста миллионам подберёмся. Себастьян меня удивил, когда начал легко разбрасываться огромными суммами, ибо это НЕ ЕГО деньги. Сеньор Октавио — сторона нашего конфликта, и это стало откровением.

Но с другой стороны, это мои проблемы, что не просчитал такой шаг. А значит работаем, и катись всё в пропасть!

— Ререйз! Пятьдесят шесть миллионов, — пошёл я на всё, что есть. И побледнел искренне. Не от осознания блефа, который могут прочесть, а от осознания, что собираю слово «счастье» из известных кубиков, снова и снова, и процесс этот не прекращается, лишь меняются декорации.

Тут не выдержал напора и сдулся Себастьян, тоже, видимо, несмотря на звучную фамилию не привыкший к ТАКИМ ставкам.

— Колл.

Пара. У него была только пара. Мальчик блефовал, и думал, что я блефую ещё больше.

Ох какой взгляд ненависти! Художника бы сюда, написать с неё картину. В Королевской галерее такую не стыдно будет выставить


Загрузка...