Фонд последней надежды

Глава 22. ЖЖ. Записки записного краеведа. 7 января

— Фот это муси-и-ик… — мечтательно просвистела сквозь брекеты Алия № 2. — У теп-пя с ним как? Я пы-ы саняла-а-ась…

Ася саркастически хмыкнула. Коршунов, скользнув по ней взглядом, быстро прошёл мимо, скрылся за дверями банкетного зала.

Лекция должна была вот-вот начаться. В холле гостиницы яблоку негде было упасть — из Фонда явились поглазеть на профи по фандрайзингу все кому не лень. Даже бухгалтерия в полном составе. Даже курьер Еркенчик. Отсутствовали только Мойдодыр, его верный Артём и Корнелия. Жорка насплетничал, что у них там внеплановое совещание с Нью-Йорком. Интересно, к чему бы это?

Библиотекарши возбужденно шушукались, точили карандаши, шуршали программками. Олег снова промчался мимо, но уже в другую сторону, бормоча в мобилу. Нервничает. Подойти, что ли?

Алия№ 2 проводила Коршунова влюблённым взглядом. А она довольно хорошенькая, если рта не открывает. Ася нахмурилась. Пусть сам со своими проблемами разбирается, если такой умный. Метросексуал.

Она вышла на улицу.

У входа в «Луч Востока» тусовались фондовские курильщики. В центре внимания был московский гость — аристократ духа в сибирской дохе (где только такую выкопал?) Профи по фандрайзингу сверкал заиндевевшей лысиной и курил вонючую длинную трубку, щуря цепкие глазки.

Коллеги, как обычно, громогласно трепались на политические темы. Парадом командовала… Гулька!

— Гулька? Ты как? Откуда?! Ты же говорила, только в понедельник придёшь?! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально! Свалила из карантина — не могу больше, жесть!! Аська, прикинь, я на пятнадцать кг похудела!

— Да я вижу… Щёки! Щёчки твои где?! Одни скулы остались! Бедненькая!

— Ни хрена себе, бедненькая! Ты чё?! Сколько я бабок спустила на все эти диеты и тренажёры! А тут! Задарма! И целых пятнадцать килограмм! Ты вдумайся, подруга!! Да я врачам ихним ножки целовала!

— Слушай, мне с тобой поговорить надо…

— Погоди, Насырова, ты мне кайф не ломай! У нас тут разговор серьёзный!

Гулька стремительно повернулась к обществу и звонко выкрикнула:

— А вы в курсе, господа хорошие, что сегодня утром «Жолдамт» опять прикрыли?! Типа, налоговая?!

«Она-то откуда знает?», — подумала Ася, с любовью глядя на исхудавшую подругу. Худоба Гульке не шла, она стала похожа на многодетную буркутскую мать с треугольным лицом, кривоватыми ногами и скорбными складками у носа.

— Да ты что!! — подавилась ментоловым дымом старший бухгалтер Инна Фёдоровна. — Нет, ты подумай только! Снова бюджет пересчитывать!

— Пресса в загоне! Как тогда проводить свободные демократические выборы, а? — наседала тем временем Гулька, размахивая потухшим огрызком мальборо-лайт перед носом у невозмутимого москвича. — Как? Вот вы нас научите, господа россияне! У вас Путин на третий срок, небось, не остался! Небось, постыдился конституцию переписывать и референдумы созывать! А у нас? Да вы вспомните, что в Украине было! Все кому не лень «оранжевых» хаяли, а они же… За родину! Выбор свой осуществили? Нет, осуществили или не осуществили? А в Грузии?! А в Молдавии, а в Киргизии?!! Всюду — цветные революции, народ на площадях!! А у нас тут — болото!! Конституцию переписали без стыда и совести!! Выборы в хурултай были — десять процентов явки! А мёртвых душ сколько?! Я знаю, я в счётной комиссии сидела! Самосознания никакого! Гражданских прав они никто не знают! Вот дождутся майдана, тогда они увидят! Как они выйдут на майдан, так они и получат!

Слушая гулькину филиппику, Ася вдруг подумала, что все эти «они», наверное, и впрямь — одни и те же лица.

Выглянул Коршунов, отчаянно замахал руками. Народ потянулся внутрь отеля.

Тренинг проходил в небольшом банкетном зале ресторана. Ноги присутствующих утопали в аквамариновом ковре, хрустальный осьминог люстры свисал с потолка, четыре белоснежные колонны, обвитые пластиковыми водорослями, бороздили пространство зала, как косяк величавых айсбергов. Стены были украшены подсвеченными снизу чёрно-белыми фотопортретами рыб и аквалангистов.

От накрытого к кофе-брейку стола несло праздничным амбре балычков под ягодным соусом, затейливых канапе, свежих круассанов и ветчины.

Стулья для слушателей были расставлены веером перед круглым подиумом.

Москвич дождался паузы и пророкотал простуженным басом:

— Дорогие друзья! Я рад приветствовать вас в вашем прекрасном городе. Хочу выразить благодарность уважаемому Фонду «Ласт хоуп» за оказанную мне честь рассказать всё, что я знаю, о фандрайзинге, или, говоря по-нашему, по-русски — Дóбыче средств на Славные дела. Триста лет Великая Россия и Буркутия жили вместе. И дружно жили! И хотя сегодня мы с вами граждане разных государств, я не побоюсь во всеуслышание заявить: несмотря ни на какую эту вашу независимость, несмотря ни на какие происки заокеанских кукловодов, несмотря ни на какую ересь жидовствующих, мы, русские люди, всегда готовы протянуть руку помощи братьям нашим меньшим!

Ася про себя охнула.

В зале повисла тишина. Заткнулась даже Карапетова, темпераментным шёпотом втиравшая Эрике Вольфовне про победы украинской демократии. Паузу нарушил резкий голос Стальной коровы:

— Товарищи, поприветствуем господина Иванова Алексея Давыдовича, известнейшего специалиста по… Э-э-э… По фандрайзингу? — она неуверенно глянула на московского гостя и вяло хлопнула в ладошки.

Коршунов, бледный, злой, сидел рядом с Асей, крепко сцепив челюсти.

По залу прокатилась куцая волна рукоплесканий. Иванов коротко кивнул и щёлкнул клавишей «энтер». На экране образовалась картинка из пауэр пойнта: по русскому триколору заскакали державно-золотые буквицы, через секунду сложившиеся в заголовок: «Душевные и умственные Пояснения касательно наиглавнейшей Цели и потаенных Смыслов Славного дела. Как получить необходимые средства на Славное дело, сиречь денежное вспомоществование: основные способы Дóбычи».

— Как вы можете здесь видеть, — Иванов ткнул ручкой в жалобно скрипнувший экран, — мой тренинг будет посвящён миссии, задачам… м-м-м… проекта и, следовательно, тактике фандрайзинга.

Алексей Давыдович глотнул минералки и со значением спросил:

— Что мы подразумеваем под миссией? — и сам же себе ответил: — Миссия — это задача. Что мы подразумеваем под задачей? Под задачей мы подразумеваем цель. А что такое цель? Цель — это стремление. А что такое стремление? — Иванов разгорячился, его мощный бас сотрясал своды банкетного зала. — Стремление — это возможность. А что такое возможность? Возможность — это поиск. А что такое поиск? — Иванов вошел в раж и с сухим треском сломал ручку пополам. — Поиск — это жизнь!!

Аудитория выдохнула.

— Если же говорить о жизни, — сбавив децибелы, продолжил Алексей Давыдович, вызывая из недр ноутбука следующий кадр презентации, — сегодня существует масса возможностей для её улучшения. Например, — он с победной улыбкой обвёл глазами зал, — овладевание тактикой фандрайзинга и технологией мишен-вижена.

На слайде расплывалось множество глуповато-удивленных лиц, из чьих раскрытых ртов выскакивали пузыри с вопросами «Кто я?» «У меня есть mission vision!», «Мама, я заблудился!» «Добрый Боженька, помоги!» и ещё всякие.

Библиотекарши лихорадочно строчили в дарёных блокнотах.

— А что такое мишен-вижен? — с риторикой у Иванова был полный порядок. — Это, господа, значит по-нашему, по-русски — Путь к Наиглавнейшей Цели, предначертанный Потаёнными Смыслами. Другими словами, как видно на слайде, это дорога в одну сторону, но с двусторонним движением.

Иванов ткнул в ноутбук обломком ручки.

Выскочил слайд, изображавший пожилого рокера на мопеде. Подпись ажурной кириллицей гласила: «Возьми Жизнь за Грудки».

Сотрудники Фонда возмущённо переглядывались, хрюкали в носовые платки, трясли плечами. В окаменевшего Коршунова летели юмористические взгляды.

Через полтора часа, исчерпав многослайдовую презентацию, — там были и красные девки в кокошниках перед навороченными компами, и бородатые вьюноши в косоворотках от Юдашкина, жонглирующие мобильниками, и Храм Христа Спасителя из текучих зелёных цифирок, как в фильме «Матрица», и страстные объятия Медведева и Путина на фоне бьющих в небеса нефтяных фонтанов, и бомжеватые люди-гамбургеры, олицетворяющие распад Америки, и Уго Чавес с хлебом-солью, — и расцветив все эти кадры незабываемыми комментами про Дóбычу и Славные дела, Алексей Давыдович напоследок осведомился:

— Вопросы?

Изнемогшая аудитория, с трудом приходя в сознание, вопросы породить не смогла.

— Тогда я закончил. — Иванов коротко кивнул и захлопнул ноутбук. — Продолжим после кофе-брейка. Или по-нашему, по-русски говоря, промежуточного застолья.

Трясясь от ярости, Олег шагал к балкону, на ходу доставая из кармана пачку сигарет. Ну, спасибо, Маша. Удружила. Нет, чтобы самому тренера найти. Возьми да ляпни в телефонном разговоре, что нужен спец по фандрайзингу. А Машка говорит — знаю такого, самый модный теперь в Москве, прелесть что, звони ему, Олли, скорей, а то у него очередь на полгода вперед, а я от своей подружки знаю, что у него сейчас временный простой в связи с этим дурацким гриппом…

Олег так злился и потому, что чувствовал перед Машкой вину за ужасные Мальдивские каникулы. Ну и послушался. И что вышло? Нет, какой выдающийся урод! А мне с ним ещё вечером вожжаться. Может, Гамаюныча к нему прикомандировать? А вдруг этот хмырь про хохлов шнягу запустит — да по-нашему, да по-русски? Тараска — слизняк, конечно, но по пьяни может и подраться… Расхлёбывай потом. Кого же попросить?

Он собирался ступить на балкон, когда услышал ясный асин голос. И замер в полушаге.

— Ничего мне не светит, Гулька… Пропала я.

— Брось, Аська, — просопела в ответ Гуля Карапетова. — Где мухи, где котлеты? Вы же взрослые люди! Ты баба, он мужик, вот и порешайте вопрос — по-взрослому. Ну скажи ему сама…

— Да ты что… Я дышать не могу, когда он на меня смотрит. Он ведь такой… Классный, талантливый, умный. А я? Прислуга за всё: чай завари, подвал разбери, папки отнеси…

— Усложняешь ты, Насырова. Вечно с тобой так, заведёшь эту песню про любовь… Нет, чтобы сказать — ну хоть разик! — ой, Гулька, так вчера натрахалась, аж спина болит. Проще надо быть. Чего страдать-то годами?

— Наверное, ты права… Докуривай давай, а то холодно.

Неужели?! Неужели она так горюет из-за этого жалкого хмыря, своего муженька-импотента?! Нет, понятно, великий писатель, любовь всей её жизни… А я как же? Голос разума без промедления ответил: «Вот и молодец, что ничего не спросил, не стал позориться. Хорош бы ты был. Вон, уже получил коралловой веткой в лоб».

Рыженькая моя… Выходит, ты и не моя вовсе.

Коршунов опустил ногу, сунул зачем-то в карман изломанную сигарету и смешался с толпой ажитированных промежуточным застольем библиотекарш.