Глава 7

Философу все-таки удается удержаться на крыше и он ползком добирается до окна мансарды и вваливается внутрь. Спускается на первый этаж дома и обнаруживает в прихожей два черных шара. Скорее по наитию, нежели осознанно, вынимает из кармана шар-свирель. По потолку начинают скользить разноцветные пятна и звучать тихая, хотя и не слишком приятная для слуха музыка. Реакция сфероидов следует немедленно. Отпихивая друг друга, они рвутся к выходу.

Следуя за ними, Философ выскакивает на крыльцо, поднимает подарок Мастера над головой. С шарами, заполонившими двор и истребившими почти всю растительность вокруг, происходит что-то вроде паники. Они начинают разбегаться во все стороны, расталкивая и перекатываясь через своих сотоварищей. Тогда Философ сходит с крыльца. Даже в дневном свете хорошо видны лучи, бьющие из шара-свирели, а музыка звучит почти оглушительно. Черные сфероиды волнами расходятся от него.

— Тельма! — орет Философ. — Давай сюда! Кажется — прорвемся.

Через пару минут на крыльце появляется девушка. Она бросается к своему любовнику, затем — замирает и крадется за ним по пятам. Так они покидают двор, выходят на дорогу. Убийственные шары остаются позади. Мужчина и женщина бредут по дороге к главному шоссе. Философ не опускает шар-свирель, хотя опасность вроде бы миновала. В город идти бесполезно, потому что его нет, да и не перебраться им через широкую промоину, что образовалась в результате наводнения. Остается пробираться к хуторам, чтобы получить помощь от местных жителей. Они проходят около километра и видят приближающийся автомобиль. Это Голубев на своем «козлике».

— Слава богу, вы живы! — говорит он. — Садитесь. Подброшу вас до станции.

Они усаживаются в машину и врач разворачивает ее.

— Почему вы вернулись? — спрашивает его Тельма.

— Я увидел как со стороны затопленного города катят черные шары, — принимается рассказывать Голубев. — Они двигались параллельно шоссе, оставляя за собой полосу мертвой земли. Нетрудно было догадаться, куда они направляются. Пришлось повернуть назад.

— А зачем ты поехал в город, раз от него ничего не осталось? — интересуется Философ. — Как ты собирался пробраться через промоину?

— Срубил бы с десяток небольших деревьев, очистил бы от веток, связал бы между собой тросиком, перебросил бы на ту сторону, и получился бы небольшой мостик.

— Не хилая работенка. Да вот только — зачем?

— У меня остались дела в городе.

— Ладно. Не хочешь не говори… — отмахивается Философ. — На какую станцию ты нас везешь?

— На железнодорожную. Сможете доехать на электричке до Таллина.

— А что будет местными жителями? — спрашивает Тельма. — Если черные шары доберутся до хуторов, начнется бойня.

— На станции вызовем военных.

— А разве они смогут что-нибудь сделать?

— Смогут. Шары вовсе не неуязвимы. Хорошая порция напалма решит дело.

— Если военные нам поверят, — бурчит Философ.

— Напалм — это же сгущенный бензин, верно? — уточняет девушка.

— Верно, — отвечает врач.

— А обыкновенный подойдет?

— Подойдет.

— Тогда — поворачивайте к моему дому.

— Зачем?

— У меня в подвале несколько канистр. Сожжем этих тварей, покуда они не расползлись по окрестностям.

— Это безумие. Как вы подберетесь к подвалу?

— С помощью этого! — говорит Философ и показывает Голубеву шар-свирель.

— Да, это их отпугнет. А дальше что?

— Надо заманить шары в дом и взорвать его вместе с ними, — отвечает Тельма.

— Это же ваш дом, не жалко?

— Жалко, но людей еще жальче. Поворачивайте!

— Как скажете!

Врач разворачивает «ГАЗончик» и они едут обратно к дому. Черные сфероиды все еще вращаются во дворе дома, подчищая все до последней травинки, оставляя голую, исходящую горячим паром землю.

— Как попасть в подвал? — спрашивает Философ у хозяйки.

— Я пойду с тобой, — отвечает та. — Заберу ценные вещи, письма и фотографии.

— Я отъеду поодаль и буду ждать, — говорит Голубев.

Тельма и Философ высаживаются и идут к дому. Мужчина держит над головой шар-свирель. Черные сфероиды расступаются. Люди проникают в дом. Здесь шаров нет, но видно, что они побывали в жилище, потому что цветы в горшках превращены в прах. Девушка показывает спутнику, как ему проникнуть в подвал, а сама начинает метаться по комнатам, собирая то, что хочет сохранить. Философ выносит из подвала четыре канистры. Потом отключает газовый баллон от плиты. Берет пустую бутылку, наливает в нее бензин, затыкает тряпкой. Ставит посреди кухни баллон, а вокруг канистры с бензином. Теперь нужно заманить черные сфероиды в дом, но для начала вывести Тельму.

— Бери шар-свирель и выходи, — говорит ей Философ.

— А как же ты?

— Я пока останусь. Нужно, чтобы шары набились в дом, а если он будет пуст, они в него не полезут.

— Как ты выберешься из дому, если шар останется у меня.

— Через крышу. Подгоните машину под окно мансарды, я спрыгну.

— Хорошо. Надеюсь, ты все продумал.

— Я тоже надеюсь.

Девушка берет шар-свирель и выходит на крыльцо. Философ — за нею. Черные сфероиды расступаются, пропуская хозяйку дома, а потом снова скапливаются возле крыльца. Мужчина начинает медленно отступать в глубь дома. Шары за ним. Философ наливает дорожку из бензина, соединяя ею кухню с коридором. Потом с бутылкой, с импровизированным коктейлем Молотова, в руке и канистрой — в другой, взбегает по ступенькам на второй этаж. Поджигать не торопится, наблюдая как черные сфероиды набиваются в дом, налезая друг на друга, постепенно образую растущую пирамиду.

Ждать дольше нельзя. Философ откупоривает канистру, выливает ее содержимое на груду шаров, поджигает тряпку, торчащую из бутылки, и быстро взбегает по лесенке, ведущей со второго этажа в мансарду. Достигнув ее, он швыряет бутылку вниз и бросается к окну. Выбирается из него на крышу, сползает к ее краю. Там уже стоит «козлик». Брезентовый верх его поднят и Философ, не задумываясь, падает на крышу. Голубев тут же дает по газам. Спрыгнувший поджигатель, лежа плашмя, цепляется за стойки, на которых натянут тент, и с трудом удерживается, покуда автомобиль покидает двор обреченного дома.

Позади раздается грохот и дом, набитый шаровидными убийцами, буквально взлетает на воздух, расшвыривая пылающие обломки по окрестностям. Врач притормаживает. Философ съезжает с крыши, оборачивается к месту взрыва. Над остатками кирпичной кладки поднимается черный дым. Шаров нигде не видно. Видимо, они все успели втянуться в дом и теперь все сгинули в пламени пожара. Философ садится в «ГАЗончик» и тот уезжает в сторону шоссе.

Третьяковский помолчал и сказал:

— Вот собственно и все, что я хотел рассказать.

— Четвертый час ночи, — пробурчал я, поглядев на циферблат своей «Славы». — Давай спать!

И мы действительно завалились спать. Тем более, что за крохотным окошком уже светало. Утром, наскоро позавтракав, я отправился в «Литейщик», провести тренировку с сыновьями городской элиты. Длинный, причудливый, полный недомолвок рассказ Графа не выходил у меня из памяти. Что в нем правда, а что выдумка — неизвестно, но я решил, что над этим не стоит ломать голову. Ведь смысл всей этой истории заключался в том, что мне и моим пацанам придется готовиться к нелегким временам.

Закончив занятия, я позвонил Илге. Это было спонтанное решение. Я еще не знал, что собираюсь ей сказать. Мне хотелось поговорить о прошлом. Ведь лжеклассик не брал с меня слова ничего не говорить его дочери. Знает ли гражданка Шульц-Эглите, что ее папаша рядом? Это не мое дело. Я даже не стану говорить ей, что именно от него узнал историю из ее детства. А будет настаивать, скажу — что увидел во сне. Тем более, что это отчасти правда. Ведь многое из услышанного от Третьяковского, мне действительно приснилось.

— Приезжай в гости! — сказала Илга, услышав от меня, что я хочу с нею увидеться.

— Прямо сейчас? — уточнил я.

— Прямо сейчас.

— Еду!

Я положил трубку, подмигнул Ниночке — секретарше товарища Дольского — и поехал к своей бывшей на квартиру. По пути захватил торт — не являться же в гости с пустыми руками. Илга встретила меня на пороге, с благодарностью приняла кулинарное изделие, велела разуваться, вручила тапочки и проводила в комнату. Ушла на кухню заваривать чай. И пока она возилась с ним, я оглядывал ее обиталище. Со времени моего первого посещения, здесь ничего не изменилось.

Еще со времени нашей совместной жизни я заметил, что как гражданка Шульц-Эглите ни старается, а сделать жилье по-настоящему уютным не в состоянии. Нет, по части уборки, стирки, готовки — у нее все в порядке, но ведь уют — это не просто порядок в доме и вкусные запахи на кухне, это нечто большее. Он требует особого таланта, и не все женщины, похоже, им обладают. Вот моя сеструха, например, та и в самом деле может превратить даже самое убогое жилье в место, где чувствуешь себя, как дома.

Хозяйка квартиры накрыла на стол. Кроме торта, который я принес, она поставила салат, нарезанную колбасу и сыр. Так что нашлось, чем перекусить. Илга не спрашивала, зачем я пришел, деликатно позволяя сначала насытиться. Ну я и не стеснялся. Ведь завтрак мой был скорее символическим. Наевшись, я почувствовал, что меня охватывает сонливость. Сама хозяйка ела мало, с улыбкой поглядывая на то, как я уплетаю за обе щеки. А потом предложила перебраться из кресла, в которым я сидел во время трапезы, на диван.

Я проснулся уже под вечер. В комнате было темно. Кто-то, надо думать, сама хозяйка, укрыл меня пледом. Как же я умудрился уснуть? Ну да, накануне я спал не очень много. Я вылез из-под пледа, ибо естественные надобности требовали срочного посещения санузла. Выйдя в прихожую, я увидел, что в кухне горит свет, но дверь закрыта. Сквозь рифленое стекло виднелся мужской силуэт. Выходит, у гражданки Шульц-Эглите еще один гость? Я слышал бубнящие голоса, но прислушиваться не стал. Нырнул в туалет, а оттуда — в ванную. Когда я вышел из нее, то дверь на кухню оказалась уже открытой. Мужика в ней уже не было.

— Ты проснулся? — с улыбкой, которой не доставало искренности, осведомилась Илга.

— Как видишь, — пробурчал я. — Я кого-то спугнул?

— Ты о чем?

— Перед тем, как зайти в сортир, я видел мужской силуэт и слышал как ты с кем-то разговаривала.

— Ах вот ты о чем?.. Да, заходил один человек, но ты его не спугнул, просто мы поговорили и он ушел.

— Ладно. Это твои дела. Меня они не касаются. Зря ты позволила мне заснуть, я хотел с тобой поговорить.

— О прошлом? — спросила она.

— Да! — не очень удивился я, но все же спросил: — Откуда ты знаешь?

— Ты разговаривал во сне.

— И много я наговорил?

— Не очень. Расскажи, что тебя волнует. Если хочешь, конечно.

— Ну исповедаться я не собираюсь. А вот тебя хочу кое о чем спросить.

— Тогда давай не здесь, возле туалета. Пойдем на кухню. Налью тебе чаю.

— Не откажусь.

Мы прошли на кухню и хозяйка квартиры заново вскипятила воду и заварила свежего чаю. Достала из холодильника недоеденный торт. Держалась она спокойно. И все-таки, когда я наблюдал за нею, мне показалось, что она что-то скрывает. Может это связано с моей внезапной сонливостью? Ну не снотворное же она мне подсыпала в чай. А может она меня загипнотизировала? Ведь для этого ей не нужно прибегать к обычным приемам гипнотизеров. А если так, то для чего? Чтобы выведать — с чем я к ней пришел? Она сказала, что я говорил во сне. А во сне не всегда говорят по своей воле.

— Ну и о чем ты меня хотел спросить?

— Ты говорила, что жила в детстве в Эстонии.

— Совершенно верно.

— И маму твою зовут Люсьеной?

— Да, Люсьена Викторовна Эглите. В замужестве — Шульц.

— Это во — втором. А в первом — Третьяковская.

— Откуда ты это знаешь? Наводил справки?

— Увидел во сне.

— Похоже тебе приснился архив ЗАГСа. Впрочем, неважно. Ты же ведь не отдел кадров и тебя не анкета моя интересует.

— Нет, меня интересует почему ты отказалась тогда от предложения инсектоморфов?

— Ах вот ты о чем… — не удивилась Илга. — Это ты тоже увидел во сне?

— Почти… Ну так что ты мне скажешь?

— А ты хоть знаешь, в чем заключалось это предложение?

— Ну-у… перейти в Новый Мир, то сё…

— Да, судя по приблизительности твоих представлений, то, что происходило тогда в маленьком эстонском городке, ты и в самом деле видел лишь во сне.

— Вот и просвети. Сама понимаешь, любопытство мое вовсе не праздное. Я собственными глазами, дважды, видел «тонкого человека», а один раз даже разговаривал с ним. И мне не нравится, что они связаны с моими мальчишками. Так что я обязан знать, что происходит.

— Не трудись. Я прекрасно понимаю твои мотивы. Не знаю, что там тебе почти приснилось насчет инсектоморфов, но не стоит думать, что это какие-то особенно смышленые жучки. Таких в природе не бывает. Насекомые не могут быть ростом с человека. Для этого у них слишком жесткий внешний скелет, который просто не выдержит нагрузки при достижении определенного размера.

— Хочешь сказать, что инсектоморфы — это выдумка?

— Нет. Это лишь редкое заболевание. Человек, ему подверженный, приобретает внешнее сходство с насекомым.

— До такой степени, что становится способным летать, как оса? Дышать под водой… И жало у него — ого-го!

— Нет, но может производить впечатление, что обладает этими и другими способностями. Человеческая психика весьма восприимчива. Люди часто видят то, чего нет на самом деле. Так что не обольщайся. Никакой разумной расы, соседствующей с нашей, не существует. Однако люди-осы обладают чрезвычайно развитым интеллектом и богатым воображением и чудовищной изобретательностью. Не говоря уже — о способности к внушению. Признать, что они просто неизлечимо больные люди, так называемые инсектоморфы, не хотят. Им нравится считать себя особой расой. Они нередко подражают даже образу жизни насекомых. Если смотреть на это трезвыми глазами, то выглядят их метаморфозы лишь жалким кривляньем, а так называемые гнездовья — дешевым фарсом, да вот только они не позволяют обычным людям посмотреть на это незамутненным взглядом. Кстати инсектоморфы бесплодны, таково следствие их заболевания, но тем не менее — желают размножаться. А для этого у них есть только один способ — заразить здорового человека и желательно — несовершеннолетнего.

— То есть — они еще и заразны?

— Биологически нет. Речь идет о другой заразе — психической. Я ведь не напрасно подчеркнула, что они обладают чрезвычайно развитой способностью к внушению. Они могут внедрять в подсознание детей свои достаточно безумные идеи и философские концепции. Инициированные таким образом дети обретают свойства психики, присущие людям-осам, и как бы становятся ими. Отчасти, благодаря этому, они действительно обретают необыкновенные способности, но процентов девяносто этих способностей лишь иллюзия, внушенная ими окружающим. К сожалению, люди-осы группы «Б», как мы называем таких детей, практически не поддаются излечению. Попробуй объяснить подростку, что он вовсе не сверхчеловек и никакой Новый Мир его не ожидает? Ведь признание этого означает для него возвращение в мир скучных повседневных обязанностей.

— Хочешь сказать, что проект управляемого взросления — это на самом деле попытка вылечить детишек из этой самой группы «Б»?

— В основном — да, но не без попытки использовать на благо государства их действительные сверхспособности. Например, умение создавать «игрушки». Да и умение внушать тоже представляет определенный интерес для госбезопасности.

— Ну допустим, — проговорил я. — Так почему ты отказалась тогда от этого заражения? Неужели тебя не привлекали все эти бредни о Новом Мире?

— Представь себе — не привлекали, но со временем мне захотелось как-то помочь детям, которые попали под влияние инсектоморфов, поэтому я получила психологическое образование и стала специализироваться на работе с детьми с изменениями в психике.

— А теперь объясни, почему я внезапно уснул?

Загрузка...