Физрук-10: назад в СССР

Глава 23

Раздался телефонный звонок. Граф прервал рассказ, поднялся, взял трубку.

— Третьяковский!.. Кто? А, привет, Тимка! Что случилось?.. Что⁈ Где вы?.. Да, у меня! Держитесь. Едем!

Он положил трубку. Посмотрел на меня. Я вскочил. Выкрикнул:

— С пацанами что⁈

— В городе Переведенский. Велел Илге собрать весь восьмой «Г». Выделил под это дело специальный автобус с охраной. Хорошо, у пацанов оповещение налажено. Они собираются уйти в карст под Чертовой башней.

— Он что, совсем охренел это твой академик! Зачем ему пацаны?

— Он недоволен результатом. Видать, решил собрать их в закрытом пансионате. Наверняка все согласовано и одобрено наверху.

— Хрен он их получит… Говоришь, у Чертовой башни пацаны собираются? Поехали!

— Что ты собираешься делать?

— Да уж точно не лясы точить!

— А именно?

— Для начала соберу свою опергруппу, — пробормотал я, беря трубку телефона и спешно накручивая номер. — Добрый вечер! — сказал я, как только с той стороны провода откликнулись. — Могу я услышать Лилю?.. Да, спасибо!.. — Я подождал, пока Красавина возьмет трубку. — Лиля, привет! Экстренная ситуация! Через пятнадцать— двадцать минут возле моего дома. Все. До встречи!

Я посмотрел на лжеклассика, тот был уже одет. Я тоже накинул куртку и натянул обувку. Мы вышли из дому, сели в мою «Волгу» и покатили. Признаться, я сам не знал пока, что собираюсь делать, но пацанов этому проходимцу Переведенскому не дам. Даже если мне придется понести за это наказание по всей строгости. Никаких пансионатов и интернатов, никакой изоляции. Нельзя запирать пацанов, от этого они и вовсе замкнутся, уйдут в свои выдуманные миры.

— Ты не против, пока мы едем, чтобы я продолжил рассказ? — спросил меня Третьяковский.

— Давай! — пробурчал я.

— Напомню, что Голубев спросил меня, как я там у них, в городке, оказался. Я не стал скрывать, что меня прислал сюда членкор. Эрнест кивнул и пробормотал:

— Так я и думал. Переведенский пошел ва-банк, понимает, старая перечница, что своего мы не тронем.

— Ты так спокойно об этом говоришь? — удивился я.

— А что, мне кричать караул и звать охрану?

— Ну не знаю… Принять какие-нибудь меры, изолировать меня, наконец… Я не хочу вам вредить…

— Насчет мер — это ты хорошо придумал. Пойдем ко мне, я проголодался…

И мы вернулись к нему на квартиру. Голубев вытащил из холодильника кастрюлю с макаронами и большую миску с котлетами. Поставил на газовую плиту, налил растительного масла, вывалил в него макароны и котлеты, принялся перемешивать деревянной лопаткой.

— А знаешь, почему никто не собирается тебя здесь ни в чем ограничивать? — спросил он.

— Потому, что контора, похоже, закрывается… — хмыкнул я. — Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал… Опять членкор наш сел в лужу…

— Такой как он не пропадет, — отмахнулся Эрнест. — Не впервой… Знаешь же…

— Знаю… Я только не пойму, как вы тут такую хреновину вырастили? — и я кивнул на черное, лоснящееся основание Башни, которое хорошо было видно из окна.

— А-а, это?.. — усмехнулся врач. — Эффектно, не правда ли?

— Еще бы! Башня конца света…

— С точки зрения химии — процесс интересный, — кивнул Голубев. — На самом деле — это большая куча парафина, продукт реакции углеводородов с атмосферным воздухом. Формула весьма интересная, но с планами членкора насчет дистанционного управления большими людскими массами не имеет ничего общего. Инсектоморфы придумали эту хреновину только для того, чтобы Переведенский мог хоть чем-то похвастать перед высоким начальством, от которого зависит финансирование. Основное же достижение проекта — дети!

— Дети? — переспросил его я.

— Да, они истинное наследие грандиозного эксперимента, к которому жулик с корочками члена-корреспондента имеет лишь косвенное отношение.

— Что же это за эксперимент?

— А вот представь. Никогда еще ученые не занимались своим любимым делом без оглядки на мнение коллег или начальства. Первые всегда требуют доказательств, а вторые — результаты. Если ученый работает дома, жена, дети требуют жрать. Если — в шараге — ученый думает о пайке и том, что за хорошую работу ему могут срок скостить.

— Ну уж это-то ты мне можешь не рассказывать, — проворчал я.

Голубев кивнул и продолжал:

— Инскетоморфы не нуждаются в семьях. Начальства не боятся и им наплевать на мнение научного сообщества. В силу своего уродства они надежно изолированы от множества человеческих слабостей и иллюзий, зато у них гипертрофировано развит интеллект. Единственными своими наследниками они считают детей. Знаешь, накануне твоего появления у меня состоялся такой разговор с Ортодоксом. Он сказал мне следующее:

— Когда для нас все кончится, наши воспитанникиостанутся одни в мире. Хотят они этого или нет, но им придется считаться с другими людьми, пусть ни в чем на нас не похожими. Для этих, других, вчерашние дети и должныбудут делать свои открытия и изобретения, они будут обязаны их лечить и учить, проявляя при этом чудеса терпения имилосердия. Чему мы их и учим, в меру сил. Дети вырастут, имы станем для них легендой, немного страшноватой сказкой детства, которая во взрослой жизни будет только мешать. А вот вы, доктор, должны будете все помнить. Все, как было, ничего не преувеличивая и не приукрашивая…

В ответ на это, я пробурчал:

— Я не проживу вечно, Ортодокс.

— К сожалению — да. Жаль только, что вы отказались от регулярного приема нашей сыворотки.

— Не хочу стать Вечным Жидом.

— Ваше право.

— Это то, что рассказал мне мой дружок врач. Я кивнул и на этом наш разговор закончился… — пояснил Третьяковский. — Потом Голубева вызвали куда-то. А меня вдруг сморил сон. И мне приснилось будущее. Как будто я стою возле окна в очень высоком здании. Стекла словно и нет вовсе, или оно настолько прозрачное, что его совсем не видно. На минуту мне стало страшно и я шагнул назад в просторную, совершенно пустую комнату, но пересилил себя и вернулся к окну, глядя на весенний лес, который простирался во все стороны. Во сне обычно знаешь всё и всё понимаешь.

Я знал, что нахожусь в доме, настолько огромном, что он касается крышей облаков, что комната с прозрачной стеной не нуждается в постоянной мебели, но стоит лишь захотеть и появится кресло, или диван, или телевизор. Пока что ничего этого мне не было нужно, я стоял у стены-окна и наблюдал забелой звездочкой, которая вдруг появилась на краю закатного неба. Тускнея, она увеличивалась в размерах. Видимо — приближалась. Вдруг я разобрал, что лучики — это два крыла, которыми взмахивает существо, похожее на гигантскую осу.

Я даже оперся ладонями о стекло, которое отделяло меня от зеленой бездны, чтобы разглядеть летающее существо подробнее. И чудо-оса сама решила мне помочь. Она вдруг рванула в мою сторону. Я отпрянул, но тут же с облегчением расхохотался. Никакая это не гигантская оса, а просто летающая машина. Огромные, сложно устроенные крылья удерживали аппарат в воздухе. За прозрачным, похожем на выпуклые глаза насекомого фонарем кабины, я увидел женщину, которая помахала мне рукой. «Лидия!» — крикнул я и проснулся.

За окном было темно. С неприятным ощущениям, что могу пропустить что-то очень важное, я вскочил с диванчика на котором сладко почивал, кинулся в сортир, потом в ванную, оттуда в прихожую и на улицу. Уже через пару шагов я понял, что в городке что-то назревает. Над крышами, по низкому облачному небу шарили лучи прожекторов, словно ожидался налет вражеской авиации. При этом на улицах, как и днем, не было ни души, но и тишины — тоже. Не то что бы до моего слуха доносились какие-нибудь крики, или там вой сирен, или что-то еще, что сопровождает панику или надвигающуюся катастрофу, нет, ничего этого я не слышал.

Тишину нарушали другие звуки — тихие и отдаленные. Они напоминали музыку, только исполняемую на инструментах, которые мне известны не были. Был бы композитором или хотя бы владей нотной грамотой достаточно, чтобы записывать музыку на слух, я бы ее обязательно зафиксировал. А еще кто-то то ли говорил, то ли читал стихи, то ли пел без аккомпаниатора, потому что произносимый текст по ритму не совпадал с музыкой. Почему-то мне стало не по себе и оглянувшись, я увидел, что в одном из домов окна ярко освещены.

Мне вдруг расхотелось шататься по темному городу и я двинулся к дому. Наверное моя реакция была не более разумной, чем у мотылька, льнущего к освещенному окну. Дверь оказалась не запертой. Войдя в маленькую темную прихожую, я остановился, чтобы перевести дух. Из прихожей был виден свет, проникающий из полуотворенной двери. Там явно кто-то находился. Настороженным слухом я улавливал тихий скрип и шуршание. Надо было постучать или спросить разрешения войти, но я шагнул к двери и толкнул ее.

Комната оказалась пуста, но ярко освещена. Горела не только люстра, но и настольная лампа. Под ее никому не нужным светом, на столе поверх каких-то бумаг лежало резиновая маска — не противогаз или респиратор, а та, которую натягивают на голову, когда хотят скрыть собственное лицо. Подкравшись к столу, я приподнял еедвумя пальцами и тут же отшвырнул ее от себя. Потому что в моей руке, криво улыбаясь, висело всегда доброе и немного печальное лицо… Голубева. Ей богу, меня чуть не вырвало.

Не помню, как выскочил из этого проклятого дома. И сразу бросился бежать. Плевать на членкора, гигантскую свечу Башни, на этот лукавый город, но Ортодокса и всех его подопечных, включая детишек. Надо как можно скорее сделать ноги и больше ни за какие коврижки не соглашаться иметь дело с какими-либо безумными проектами. Осяду в Москве, разберусь с папкой, которую мне всучил главный инсектоморф. Кстати, где папка? Я остановился. Ну да, она же осталась в квартирке Голубева. Вернуться за нею или ну ее к черту?

И я решил махнуть рукой. Если уж рвать со всем этим, так рвать безвозвратно. И я рванул вперед изо всех сил. На окраине меня нагнал автомобиль. Знакомый мне еще по Эстонии. Тот кто сидел за рулем, побибикал, но я проигнорировал. «Козлик» обогнал меня, развернулся поперек бетонки и встал. Мне пришлось притормозить, чтобы не врезаться в человека, который вышел из машины. Лицо егобыло в тени от полей шляпы, но я не удивился, если бы у негосовсем бы не оказалось лица. Ведь он его забыл в том ярко освещенном кабинете.

— Убегаешь, дружище? — осведомился Эрнест обычным своим доброжелательным голосом. — Правильно делаешь! Кстати, могу подбросить до города.

— А маску ты не забыл? — произнес я.

Из кабины вездехода падал свет и, борясь с отвращением, я все-таки заглянул под шляпу врача, но увидел лишь гладко выбритый подбородок.

— Время масок прошло, — ответил он, и жестом предложил мне занять пассажирское место. — Кстати, ты забыл папку. Она там, на сиденье.

И вдруг раздался громкий хлюпающий звук. Мы с Голубевым обернулись к городку. И увидели в свете прожекторов как медленно оседает Башня. Ее верхушка накренилась и стремительно устремилась к подножию, а основание стало расплываться.

— В машину! — заорал врач. — Быстро!

Он запрыгнул первым. Я за ним. Хорошо, что движок работал на холостых оборотах. Голубев переключил передачу, развернулся и вдавил педаль газа. «ГАЗик» запрыгал на стыках не слишком ровно уложенных плит. Даже сквозь вой мотора был слышен нарастающий позади гул, словно за нами по пятам мчался вал цунами. Впрочем, так и оказалось. Башня из парафина, видимо, по собственной тяжестью, рухнула, словно над городком внезапно опрокинулась гигантская чаша с нефтью.

И цунами все-таки нас догнало. Машина пошла юзом и Эрнест вынужден был остановиться, чтобы мы не загремели в кювет. Сидя в кабине, мы наблюдали, как мимо нас скачут, словно ненормально крупные капли, черные шары из парафина, который все-таки не превратился совсем уж в жидкость. Как только гул затих и шары перестали заполонять дорогу и степь вокруг, врач тронул машину с места. К рассвету мы добрались до воинской части при аэродроме. Там мы узнали, что к шахтерскому городку уже выдвинулись спасатели.

— Кого-нибудь удалось спасти? — спросил я у Третьяковского, въезжая в Литейск.

— Многих. Практически всех людей. А вот из инсектоморфов выжило только трое.

— А дети?

— Детей спасли всех. Они оказались в бомбоубежище, двери которого герметично закрывались, — сказал Граф. — И вот тут я подошел к главному, ради чего затеял этот длинный рассказ. И прежде, чем сказать это, сразу оговорюсь, я не собираюсь ничего выяснять и тем более — никому ни о чем докладывать. Я даже не стану задавать тебе лишних вопросов, просто уведомлю тебя. Только притормози где-нибудь.

— Ладно, говори, — пробурчал я, съезжая к тротуару. — Только быстро. Меня уже люди ждут.

— Среди спасенных детей оказался мальчик. Его звали Сашей, а полное имя — Александр Сергеевич Данилов.

— Ну мало полных тезок и однофамильцев, — хмыкнул я, хотя сердце у меня ёкнуло.

— Опять же извини, Саша, но я воспользовался связями в КГБ и все выяснил. Тем мальчиком мог быть только ты, но ты ведь не помнишь такого эпизода своей жизни.

— Ты обещал не задавать вопросов, — сказал я, снова трогаясь с места.

— Так я и не спрашиваю. Я утверждаю. Потому я и посвятил тебя во все эти дела, снабдил надежной ксивой, оружием, какого нет ни у кого, дал доступ к финансовым ресурсам, которые, кстати, достались мне в наследство от ныне покойного Князя, потому что долгое время был уверен, что ты и есть тот самый Саша, один из духовных наследников Ортодокса и доктора Голубева. И знаешь, что самое странное — все твои поступки подтверждают именно эту версию, поэтому я цеплялся за нее до последнего. Однако когда я плел тебе байки про свои приключения в Эстонии, щедро смешивая вымысел с реальностью, ты ухом не повел, чтобы усомниться в правдивости моей болтовни. Да и когда я стал рассказывать о том, что произошло на самом деле, тоже не слишком оживленно воспринял. Так что…

— А хочешь, я тебе расскажу о своей встрече с Эрнестом Ивановичем Голубевым? Вернее — не расскажу пока, потому что на это у нас нету сейчас времени, а упомяну место, время и обстоятельства.

— Разумеется — хочу!

— Это было на Кавказе, во время первой чеченской войны. Я, будучи старшим по команде, сопровождал двух солдат, которые дембельнулись. Навстречу нашему «ГАЗику» из лесу выскочил толстяк. Он назвался врачом Голубевым и сказал, что маленький частный пансионат захватили моджахеды и его пациенты в опасности. Мы пришли несчастным на помощь.

— Первая Чеченская… — растерянно проговорил Третьяковский. — Моджахеды… Они же — в Афганистане!

— А в девяностых будут и у нас. Ну что, удивлен⁈ Как говорится — откровенность за откровенность!

— Так ты — из будущего!

— Да. А теперь все разговоры прекращаем. Мы приехали.

Я остановился напротив своего двора, где уже ждали меня старший лейтенант Красавина, младший лейтенант Морозов и старшина Сидоров. Моя группа экстренного реагирования. Я быстренько с ними поручкался и обратился к младлею:

— Алексей, ты в курсе, что твоего и моего братишку, а также остальных двадцать восемь учеников восьмого «Г» класса собираются вывезти в некий закрытый пансионат?

— То есть, как это вывезти? — опешил он. — Насильно⁈

— Вот именно! История долгая, я вам ее потом расскажу, но факт, что пацаны сейчас собираются у Чертовой башни, чтобы спрятаться от тех, кто за ними приехал. Я сейчас возьму кое-что и мы дуем туда на всех парах… Да вот он вам все объяснит, пока я заскочу в квартиру!

И оставив троих друзей с лжеклассиком, я метнулся к себе. Взял весь свой арсенал — ПЭМ, ДМРД, «черную флейту», «портсигар» и со всем этим добром вернулся к машинам.