Ферзевый гамбит. 1942-1943

Глава 9

— Выстрел, — сам себе по въевшейся за годы привычке скомандовал майор, после чего дернул спуск. Пушка грохнула, откатилась назад и выплюнула гильзу. Боевое отделение еще сильнее заволокло газами от сгоревшего пороха: система вентиляции на В-2 совсем не впечатляла и при активной стрельбе выполняла свои функции отнюдь не на сто процентов. В отличие от самого орудия: выпущенный секундой ранее снаряд нашел цель и с грохотом проломил немецкую броню, обездвижив еще "третий штуг". — Бронебойный.

Невидимый счетчик где-то на задворках сознания танкового аса клацнул, высветив число тридцать девять, и командир батальона был намерен довести в этот день счет до круглого.

Механизированную колонну вермахта удалось прихватить, что называется, со спущенными штанами. Как только команда ушла в эфир по растянувшемуся на целых два километра танковому полку с тевтонскими крестами на бортах начали работать сразу полтора десятка орудийных стволов.

Сначала, как водится приголубили головную и замыкающую машины, ограничив остальным маневр на не слишком широкой, покрытой гравием дороге. 90-мм снаряды с легкостью пробивали бортовую броню немецких Pz.4 и никакие дополнительные экраны, навешиваемые для защиты уязвимых частей танка, в данном случае помочь не могли.

— Выстрел! — Немецкий танк успевший сориентироваться, что в такой обстановке было не так-то просто, съехав в кювет развернул пушку и пальнул куда-то в сторону врага, после чего довернув лбом к опасности на полной скорости рванул вперед. Только там, накоротке у бошей был хоть какой-то шанс не быть расстрелянными как в тире. Понятное дело, что французы постарались врагу лишних шансов не давать, и по шустрой коробочке отработало сразу два орудия. На самом деле, хоть немецкие танкисты об этом и не знали, лобовую броню их танков французское орудие пробивало не на много хуже чем бортовую. 80 мм под углом в 30 градусов с расстояния 900 метров, новая французская танковая пушка на полигоне пробивала с вероятностью в единицу. На практике это значение, конечно падало, но не критично.

— Фугас, — танки, в общем-то французской засаде, можно сказать что и не угрожали. Шансов пробить лобовую броню В-2 у немцев при любых раскладах было не много. Другое дело — пехота. Следующие на грузовиках за бронированными машинами пехотинцы при первых же выстрелах посыпались на землю и теперь под градом пуль — это пехотное прикрытие старалось — пытались как-то, где ползком а где короткими перебежками, приблизиться к расстреливающим их колонну французским танкам. Учитывая что между дорогой и засадой располагалось ровное как стол скошенное по августовскому времени поле, шансов у них было не то чтобы очень много, однако майор решил помочь своей пехоте и парой выстрелов заткнул самые настырные немецкие пулеметы.

Вообще, нельзя не признать, что не смотря на всю неожиданность засады и подавляюще преимущество в плане артиллерии, отреагировали немцы очень профессионально. Никакой паники, никто не начал убегать или творить глупости. Танковый полк сработал как единый механизм и уже через пару минут солдаты вермахта приняли бой, хоть и заведомо проигрышный. Пехота развернулась в цепи, артиллеристы отцепили пушки и принялись обстреливать поселок, а оставшиеся на ходу танки перешли в решительную атаку.

— Бронебойный! — Крикнул слегка оглушенный собственными выстрелами майор. В этот момент в башню его В-2 прилетел какой-то шальной снаряд, молотом жахнув по броне и, хоть и не пробив, но добавив дополнительную басовую ноту в адском концерте под названием танковая дуэль. — Выстрел.

Снаряд прочертил в воздухе пологую дугу и уткнулся под башню очередной четверке, через десяток секунд изнутри повалил густой дым, а потом с громким хлопком башня в языках пламени подлетела над корпусом и, хлопнувшись обратно, сползла набок, понуро уткнувшись стволом во французскую землю.

В какой-то момент немцы поняли, что ловить им тут нечего, после чего начали откатываться за дорогу и дальше на запад, оставляя чадить на поле боя закопчённые стальные остовы и трупы солдат. Впрочем, так просто отпускать их никто не собирался.

— Вторая рота в атаку, — скомандовал Бийот щелкнув тумблером и переключившись на внешнюю связь. — Корнель, контролируй дорогу, чтобы нам никто во фланг не зашел.

Восемь тяжелых танков с натугой рыча моторами двинулись напрямую через поле за отступающими немцами, то и дело на секунду останавливаясь и посылая вперед один за одним снаряды.

— Беречь боекомплект, — мысленно обругав себя за то что не подумал об этом раньше, отдал приказ командир батальона. Вот что значит воевать все время при статичной линии фронта: когда знаешь, что снаряды подвезут по первому требованию, не слишком думаешь об их расходе.

В итоге удрать удалось только двум десяткам танков и большей части немецкой пехоты. Как ни крути — тяжелые танки совсем то что нужно для эффективного преследования по пересеченной местности, где В-2 с трудом выдавали жалких двадцать километров в час.

— Нда… — Майор задумчиво снял шлемофон и почесал вспотевший под броней затылок. — Теперь точно спрятаться не получится.

Ровное скошенное поле пересекали теперь восемь, вернее даже шестнадцать, примерно параллельных полос оставленных танковыми гусеницами.

— Господин майор! — К остановившемуся под деревом командирскому танку подскочил молоденький солдатик в смешно съехавшей на бок каске Адриана. — Капитан Лювар приказал передать, что у него в батальоне семнадцать погибших и восемь тяжелораненых. В колониальном батальоне девять погибших и одиннадцать человек тяжелораненых. Господин капитан спрашивает, что его людям делать дальше?

Еще одной проблемой было отсутствие у пехоты переносных раций, что сильно ухудшало возможности маневра силами в бою.

— Передай капитану Лювару, пусть соберет трофеи, а вражеские тела оттащит за эту сторону дороги, чтобы они нам глаза не мозолили. А потом пускай его люди начинают усердно копать укрытия, для себя и для танков, впрочем для танков я потом сам покажу где. Ясно?

— Так точно, господин майор. Разрешите исполнять?

— Беги, воин.

Пьер Бийот несколько секунд смотрел в спину удаляющемуся солдатику, после чего нырнул обратно в люк и скомандовал возвращение на позицию.

К сожалению, танковый батальон был поставлен в такую ситуацию, что ни отступить ни сманеврировать хоть как-то по сути возможности не имел. Едва танкисты покинули бы Байоль — сразу бы оголился левый фланг двадцать первой колониальной, которая и так находилась мягко говоря не в лучшем состоянии и пыла вынуждена прикрывать фронт в добрых десять километров.

Подготовить же несколько запасных позиций и маневрировать с их помощью во время боя не давала открытая, просматриваеая во все стороны на километры, местность. Едва бронированная машина покинет укрытие, сразу станет мишенью буквально для всех вокруг. Броня В-2, конечно, крепка, но это же не повод подставляться лишний раз.

В итоге после короткого совещания решено было сделать обратный маневр, перенести основную линию обороны не назад, а вперед в Ле Файи, где до этого стоял только передовой дозор, а позицию в Байоле оставить в качестве запасной.

— Вот здесь окопы рыть, — не то чтобы не доверяя подчиненным, скорее от привычки все контролировать лично, майор показывал руками где будет проходить линия обороны. — И для танков нужно вырыть окопы, одиннадцать штук.

— Не успеем, господин майор, — отозвался пехотный комбат, — шанцевого инструмента недостаточно.

— Так пройдитесь по окрестностям, соберите у гражданского населения! — Вызверился на пехотного офицера танкист, — я что ли должен вам лопаты искать?

— Есть добыть лопаты! — Принял стойку смирно капитан, — разрешите исполнять?

— Стой, — мгновенно отошел Бийот, прикинул объем работы, который даже при наличии инструмента выглядел более чем значительным и добавил. — Сначала для пехоты укрытия ройте, а танкам потом. И полностью закапывать в землю не нужно, сантиметров шестьдесят будет достаточно: нижнюю лобовую деталь прикрыть и катки, на всякий случай. Теперь иди.

Как показали дальнейшие события, решение не оставлять ядро отряда в уже "засветившимся" селении было более чем верным. Спустя полтора часа после боя с немецкой танковой колонной — взятый в плен раненный немецкий пехотинец рассказал что это авангард 12 танковой дивизии — над полем битвы вновь появилась "рама", навернула несколько кругов по окрестностям, высматривая внизу подробности произошедшего. А после того как разведывательный самолет удалился на Байоль начали падать артиллерийские снаряды, мешая с землей всю выстроенную и замаскированную оборону французов. Благо под налет попали всего три оставленных там танка и рота закопавшихся в землю по самое набалуйся солдат, поэтому французские потери в итоге оказались достаточно незначительными.

Артналет продолжался добрых полчаса, причем судя по количеству и частоте разрывов огонь вел целый гаубичный дивизион, а значит где-то там впереди, оставшаяся без танкового полка и получается ставшая не очень танковой, но все еще опасная 12 дивизия. Тем более, что французские машины расстреляли примерно половину боекомплекта, а подвоза снарядов в ближайшее время не ожидалось.

Где-то через час после окончания обстрела — сводный полк как раз успел пообедать — начался второй акт так неудачно для немцев начавшегося представления.

На этот раз буром никто переть не стал. Наоборот, неизвестный немецкий генерал спешил свою мотопехоту и отправил ее устанавливать рубежи французской обороны на своих двоих. Получилось медленно но относительно безопасно.

В 14.37 — находящийся на подготовленном НП майор совершенно рефлекторно бросил взгляд на часы — со стороны Жюмеля показались редкие цепи пехоты в мышиного цвета одежде. Они не торопясь, покуривая на ходу и о чем-то переговариваясь шли на юго-запад в сторону занятого французами Ле-Файи.

— Попустите поближе, чтобы наверняка, — негромко отдал распоряжение Бийот, впрочем, все и так знали, что нужно в таком случае делать. Когда до передовых позиций французов оставалось метров четыреста в дело вступили батальонные минометы, высыпав на голову врагу полтора десятка мин, что было более чем достаточно, чтобы отогнать немцев и не раскрыть раньше времени структуру своей обороны. Лишь один "гочкис" с дальнего правого фланга позиции выпустил вслед отступающим пехотинцам длинную, на весь магазин, очередь, скосив троих или четверых бошей, после чего заткнулся и больше не отсвечивал.

Последовавший за этим второй за день артналет — более короткий но и более активный — нанес защитникам гораздо больший ущерб. К сожалению вариантов где бы можно было спрятаться в округе было не так уж много, что изрядно облегчало работу немецким пушкарям. Буквально за десять минут сводный отряд потерял больше полусотни человек убитыми и тяжелоранеными, плюс прямым попаданием в крышу башни был выведен из строя один танк.

— Полковник Розе! Вызывает майор Бийот, прием, — после окончания обстрела, последнему дураку стало ясно, что долго они так не продержатся. Без артиллерии, без авиации, ожидая возможной атаки с трех сторон, срок жизни вставшего в оборону подразделения вероятнее всего будет исчисляться часами. Поэтому командир танкового батальона принял решение связаться с непосредственным начальством и запросить дополнительных инструкций. Однако эфир на его призывы оказался глух: ответа не было. — Полковник Розе. Вызывает майор Бийот! Прием.

В 15.50 в поле зрения обороняющихся вновь показались боши. На этот раз было видно, что настроены они всерьез. На окраину Жюмеля выкатилось несколько танков, пара самоходок, развернулась цепями пехота и не торопясь, с чувством собственного превосходства атакующие начали сближение. Два селения разделяло двухкилометровое поле, и немецкие танки, уже распробовавшие терпкий вкус французских 90-мм снарядов совсем не торопились приближаться, предпочитая поддерживать пехоту издалека.

Когда стрелки приблизилась к краю селения метров на пятьсот, вновь активизировались артиллеристы. То тут, то там начали вставать фонтаны земли, как бы намекая, что ничего хорошего французов сегодня не ждет.

— Ну это мы еще посмотрим, — буркнул своим мыслям майор и отдал команду, — огонь!

Тут же застрекотали пулеметы, косой смерти проходя по немецким цепям. Только этого и ждавшие опытные немецкие сержанты бросили своих людей на землю, а по пулеметам начали стрелять оставшиеся в тылу "четверки".

— Бронебойный, — с танками нужно было что-то делать иначе они всю пехоту повыбьют а потом и бронированными коробочками займутся без проблем. — Выстрел.

Снаряд описал пологую дугу пролетев в полутора метрах правее от цели, воткнулся в землю далеко в немецком тылу.

— Еще бронебойный, — второй снаряд нашел цель, однако пробить лобовую броню на смог: чиркнув по верхнему бронелисту болванка свечой ушла в небо. Даже для такой замечательной пушки два километра было немного слишком. Самого рикошета майор, понятное дело, не увидел, но то что вражеский танк продолжил после попадания стрелять, говорило само за себя.

Меж тем разрывы стали вставать на позициях обороняющихся все чаще и чаще: видимо у немцев проблем с подвозом боеприпасов не было.

— Пускай пехота отступает на запасные рубежи, — скомандовал майор. — А мы прикроем.

Прикрывать о большей части приходилось из спаренных пулеметов, патроны хотя бы добыть было более мене просто.

Конечно же атаковать все время в лоб немцы не собирались. Нарвавшись на устойчивую оборону они по своему обычаю попытались ее обойти. Справа сделать это помешали заслоны 21 дивизии, а вот на левом фланге у Биота была зияющая пустота, обещанный пехотный полк так и не подошел. Когда ближе в шести вечера позицию в Ле Файи начали обстреливать перекрестным огнем с двух сторон, стало совсем не до шуток.

Майор скомандовал отступление, и восемь танков — три машины немцам за день все-таи удалось подбить — начали потихоньку пятиться прикрываясь постройками, растительностью и складками местности, подставляя врагу только самые крепкие части, не забывая при этом огрызаться и держа врага на приличном расстоянии.

И вновь вермахт показал, что одна из самых сильных его сторон, возможно самая сильная, — это взаимодействие родов войск. Напоролись на преграду — обработали артиллерией; не получается справиться с бронированными танками — нужно вызвать летунов.

Противовоздушная же оборона у Бийота по факту отсутствовала, и уж точно двух 20-мм "эрликонов" было явно не достаточно чтобы отогнать девятку юнкерсов неожиданно появившихся с севера, тем более что зенитки уже оттащили на запасные позиции. В общем французские танки начали расстреливать как в тире без какой-либо даже возможности ответить.

Сначала на голову отчаянно маневрирующих французов — если это слово вообще применимо к медлительным тяжелым машинам — высыпали бомбы, накрыв три танка и еще одному близким разрывом сорвав гусеницу. А потом уже на слишком торопясь принялись расстреливать неповоротливые, ползающие внизу подобно черепахам цели из своих курсовых 20-мм пушек. Понятное дело, что тонкая 10–20 миллиметровая броня крыши корпуса и башни держать такие попадания не могла.

Поль Бийот пытался маневрировать и стрелять по врагам — под конец правда скорее куда-то в сторону чем прицельно — но когда по броне подобно взбесившемуся молотобойцу начали стучать авиационные снаряды отдал приказ: "Покинуть машину".

Но поздно, буквально через мгновение немецкий "привет" таки нашел уязвимость и пробив броню рванул внутри, благо сделал он это в моторном отсеке а не в боевом.

Следующие минуты майор помнил очень смутно. Вот он оглушенный открывает люк башни и пытается вылезти наружу. Изнутри танка валит густой дым и делать все приходится на ощупь. Перевалившись через край он подобно мешку с картошкой падает вниз, больно ударяясь сначала об стальной корпус, а потом о саму землю. Вокруг продолжают вставать разрывы, однако оглушенный он ничего не слышит и практически не видит — из глаз ручьем текут слезы, а попытка их вытереть рукавом комбинезона приводит только к попаданию в глаза песка.

В голове бьется только одна мысль залезть куда-то в укрытие и спрятаться, чтобы переждать этот ад, но вот очередной взрыв пинает офицера переворачивая на спину и выбивая из легких воздух. Уже сквозь темную пелену угасающего сознания, Поль Бийот почувствовал, как его кто-то ухватил за руки и одежду и куда-то поволок. А потом сознание окончательно покинуло избитое тело.