Ферзевый гамбит. 1942-1943

Интерлюдия 1

Политический режим Третьей республики в эти годы с трудом можно было характеризовать как демократический. После начала войны, пребывая в постоянном кризисе государство не могло позволить себе разброд и шатание во властной вертикали, а потому очередные парламентские выборы были отложены "до победы". По сути, все рычаги управления сосредоточили у себя в руках премьер-министр и одновременно министр иностранных дел Поль Рейно и военный министр де Голль. Причем полномочия в эдаком дуумвирате были разделены максимально четко: первый отвечал за экономику и дипломатию, второй за все связанное с боевыми действиями. Конечно, кроме них в правительство входили и другие члены, однако положение они занимали совершенно отчетливо подчиненное, так или иначе отчитываясь перед этими двумя.

Нельзя сказать, что в стране от такого положения вещей все были в восторге, скорее наоборот. Как обычно находилось достаточно желающих "порулить" даже в такое бурное для государства время. Сильно не факт, что у таких рвущихся наверх получилось бы лучше, однако, когда это останавливало доморощенных Наполеонов в попытках протянуть загребущие лапки чтобы оторвать и себе кусочек столь притягательной власти.

Все это к середине 1942 года вылилось в тотальный контроль прессы и радио, и регулярные суды над "продавшимися врагу" и "пытающимися разложить страну изнутри" политическими соперниками. Плохо это было или хорошо, сказать сложно, однако здесь и сейчас система худо-бедно работала, а до осуждения потомков еще нудно было как-то дожить.

В итоге самые принципиальные решения уже давно принимались этими двумя, порой за бокалом коньяка, а порой во время короткого разговора на бегу где-нибудь в коридорах дома правительства. Так было проще, оперативное и, откровенно говоря, — эффективнее.

— Плохо выглядишь, — и так худое лицо бригадного генерала, казалось, заострилось еще сильнее, а темные мешки под глазами недвусмысленно намекали на недостаток сна. Премьер-министр ухватил со столика бутылку вина и, чпокнув пробкой, разлил рубиновую жидкость по бокалам: сегодня они договорились обойтись без крепкого алкоголя, лето, жара, да и обсудить предстояло очень многое. — Сколько ты спал за последние дни?

— Вчера почти четырнадцать часов продрых, — криво усмехнулся военный министр, поудобнее уместив свое тощее седалище в плетеном кресле. — Врачи отправили. Не поверишь, сердце начало прихватывать. И это в сорок-то лет!

— Тогда может не нужно? — Рейно взглядом указал на наполненные бокалы, — так поговорим?

— Да черт с ним, — махнул рукой долговязый генерал. — Что говорят британцы по дипломатическим каналам? Монтгомери отделывается каждый раз формальными ответами в духе "как только, так сразу".

— Тоже самое. Черчилль обещает начать переброску дивизий на континент в течение месяца. Что-то они с норвежцами мутят, не иначе как Тронхейм хотят освободить, пока свободные силы под рукой есть, — премьер-министр с тяжелым вздохом тоже опустился на кресло. По причине хорошей погоды друзья решили устроить мини пикник на свежем воздухе, обсудив в узком кругу накопившиеся за последнее время вопросы. — А может в Индию перебросить — с японцами бодаться.

— Плохо, — пробормотал де Голль, — нам этих десяти-пятнадцати дивизий может сильно не хватить.

— А как себя ведут оставшиеся на континенте их войска?

— Пока никак, — понял, что друг имеет ввиду министр обороны, — во всяком случае выводить оставшиеся две танковые дивизии вроде не торопятся. Ты будешь смеяться, мне с острова поступил запрос о присоединении французского флота к войне с Японией. Это при том, что сами они что-то не торопятся туда флот метрополии отправлять.

— И что ты ответил?

— Что Третья Республика на данном этапе не обладает необходимыми силами. Нам, по правде говоря, и защищать там уже особо нечего. Вануату? Новая Каледония? Захватят их ускоглазые, да и хрен с ними — пусть об этом у австралийцев и американцев голова болит, мы оттуда все войска еще год назад вывели. А корабли я вон лучше советам продам, все пользы от этого больше.

— А что поступало такое предложение? — Удивился премьер-министр.

— Нет, но мы можем предложить. Нам сейчас буквально все что угодно важнее боевых кораблей. Техника, снаряжение, продовольствие, сырье. Учитывая эвакуацию заводов на юго-запад…

— С этим ничего не поделаешь, оставлять производства в прифронтовой полосе нет никакого смысла, — вопрос с перемещением стратегических предприятий в недоступные для немецкой авиации области встал еще в прошлом году, но с потерей северо-востока страны и приближением фронта к Парижу, тянуть уже просто было некуда, поэтому последний месяц на железных дорогах страны происходило настоящее логистическое безумие. Не так-то просто быстро переместить десятки оборонных и просто важных для существования страны предприятий. Еще сложнее заставить их заработать на новом месте, впрочем, особого выбора у французов не было, потому приходилось крутиться изо всех сил. — И чтобы ты предложил советам?

— Все что есть, — рубанул воздух рукой де Голль. — Пусть хоть все забирают.

— Ты это главное морякам не говори, а то не поймут, — ухмыльнулся Рейно. — Отравят еще в тихую.

— Я только озвучиваю реальное положение вещей. Поймал «Дюкен» бомбу в корму, завели его в док и что? Кто-то его чинит, может какие-то работы ведутся? Нет. А если Франция падет, в таком флоте тем более смысла не будет, что с ним делать, только затопить. А тут какая-никакая, а польза.

— Я провентилирую этот вопрос, — кивнул глава государства. Он сделал небольшой глоток вина, забросил в рот ломтик мяса, прожевал и задал вопрос, который волновал его больше всего. — Какие вообще у нас шансы? Если ничего не изменится.

— Никаких, — просто пожал плечами военный министр. — Их еще в 1940 не было. В 1939 нужно было наваливаться всеми силами, а потом… Если ничего кардинально не изменится, я подчёркиваю — кардинально, СССР вступит в войну, штаты перекинут в Европу не сто тысяч, а миллион бойцов, переворот внутри Германии какой-нибудь, то шансов у нас нет.

— Я так и думал, — кивнул Рейно, — сколько у нас есть времени? Попробовать вывезти все что можно в Гвиану или на Мартинику. Или Сенегал, хотя Африка, наверное, слишком близко, итальянцы не преминут воспользоваться ситуацией и откусить все до чего смогут дотянуться. Может Мадагаскар?

— Мадагаскар — это конечно да… — хмыкнул военный министр. — Великая, прекрасная Франция, до чего мы тебя довели. А насчет времени, боюсь, что тут тебя тоже порадовать нечем. Можем не пережить любое следующее наступление.

— Даже учитывая все предпринятые меры?

Меры после последней неудачной для Франции кампании, вернее уже в начале июня, когда стало понятно, что все плохо, были приняты беспрецедентные. Были призваны в армию 17-летние парни, изо всех щелей начала звучать пропаганда вступать в ряды вооруженных сил для девушек — пока только на тыловые и технические специальности. 12-часовой рабочий день уже давно стал нормой, приняты драконовские законы против возможных саботажников, лентяев и прочих невосторженно отзывающихся о власти, а рабочие оборонных заводов были приравнены к принятым на военную службу со всеми вытекающими отсюда последствиями. Введена карточная система распределения продуктов первой необходимости.

— Их нужно было вводить в тридцать девятом и тогда у нас были бы шансы, а сейчас уже поздно, — военный министр сделал глоток вина и прикрыв глаза откинулся на спинку кресла. Несколько минут друзья сидели молча, каждый думал о своем, в какой-то момент де Голль вернулся в реальность, повернул голову и спросил. — Какие шансы уговорить советы вступить в войну?

— Практически никаких, — мотнул головой глава государства. — Они находятся над схваткой и отлично зарабатывают, продавая и нам и бошам все необходимое для войны. Нам просто нечего им предложить.

— Но ведь Сталин должен понимать, что чем дольше мы тут сопротивляемся, тем дольше Гитлер будет держать войска подальше от его границ. Русским выгодно помогать более слабым в этой ситуации.

— Конечно, — кивнул Рейно, — и они это делают. Не смотря на всю сложность логистики мы получаем немало товаров из России. Однако вступать в войну красные не собираются.

— Плохо, — только и пожал плечами бригадный генерал. — Мы начали подготовку к продолжению сопротивления в условиях немецкой оккупации.

Рейно удивленно приподнял бровь, он про такие решения ничего не слышал.

— Давно?

— Еще с прошлого года. Дело максимально секретное, поэтому гражданских стараемся вообще не посвящать. Готовим склады с оружием, с продовольствием, рациями. Создаем сеть тайных агентов, которые будут действовать автономно друг от друга. Просто хотел поставить тебя в известность, чтобы в случае чего, ты не удивлялся.

— Что еще я должен знать?

— Попробуй, — каждое слово давалось генералу с большим трудом. Он был человеком, предпочитающим идти всегда до конца, однако ответственность за страну и народ Франции вынуждала задумываться о менее радикальных сценариях развития событий. — Попробуй узнать на каких условиях немцы согласятся заключить мир. Если это будет не полная оккупация, а что-то типа варианта 1871 года или если даже зеркальный Версаль — нужно соглашаться. Любое следующее наступление немцев может стать для нас последним.

— Я тебя услышал, — помолчав некоторое время ответил Рейно. После этого взял со столика бутылку и долил вина себе и де Голлю. — Ладно, давай еще по бокалу. Когда еще мы сможем вот так посидеть в спокойной обстановке?

Премьер-министр даже не предполагал, что он гораздо ближе к истине, чем думал.