"Фантастика 2025-200". Компиляция. Книги 1-27

Пролог

24 августа, 2093-й год.

Лес Блафф Хилл, Новая Зеландия.

Температура +6 °C

Солдат торопливо пробивался сквозь густые заросли, когда ветка хлестнула его по брови, оставив порез. Маленькая капля крови сползла вниз и смешалась с горячим потом на щеке.

Дыхание клокотало в груди, сердце стучало так, будто в дверь убежища яростно колотил кулак человека, чья жизнь вот-вот оборвётся.

Он заставил себя взять передышку, отдышаться и осмотреться. Вокруг — сплошные деревья и кусты. Боже, до чего это непривычно! Дома, на родной «Звёздной» его окружали лишь стены его комнаты, а снаружи — белая пустота, тянущаяся на многие километры. Он всё бы отдал, лишь бы вновь оказаться там прямо сейчас. Если это случится, если он выживет, то поклянётся самому себе, что больше его ноги не будет на Захваченных Землях.

За спиной раздался душераздирающий вопль. Кровь застыла в жилах. Трясущимися руками он снял винтовку с плеча, прижал приклад к бедру, и стал рыскать взглядом между толстых стволов. Потом медленно попятился, не оглядываясь, боясь даже моргнуть.

Нога скользнула по грязи, изо рта вырвался крик, а только что стоявшие перед глазами деревья сменились облачным небом, затем влажной почвой, снова небом, снова почвой… Он скатывался по обрыву, как брошенный сверху булыжник, пока наконец неконтролируемое падение не прекратилось.

Всё тело ныло от боли. Во рту чувствовался металлический привкус. Он перевернулся на левый бок, мысленно моля Господа о целости бёдер — пронесло. Затем на правый бок — и здесь всё в порядке. Он встал на четвереньки, открыл глаза…

На него уставились полузакрытые веками глаза лейтенанта Сардеева. Язык старшего по званию высунут наружу. Тело отсутствовало, одна только голова с половиной хвоста позвоночника.

Солдат в ужасе отполз от находки, теперь уже не чувствуя никакой боли. Поднял винтовку, выпавшую во время падения, и ринулся прочь от ужасной находки. К берегу! Да, нужно выбираться отсюда. К чёрту задание! К чёрту всё это! Пускай его отдадут под трибунал, пускай высекут плетьми хоть сто, хоть двести раз, но его голова хотя бы останется на плечах…

Только вот где этот проклятый берег⁈

Вот и тело лейтенанта, лежит у дерева, разорванное в клочья, месиво из кишков и прочих внутренностей. Его друга, Серёжу Власова, одна из этих тварей разделила на две части, порвала как тряпичную куклу. Ещё одному, Гробовски, их собирателю, существо оторвало обе ноги.

Всё должно было пойти иначе, совершенно иначе…

Протяжный визг пришельца послышался за спиной, совсем близко. Бежать! Бежать! Господи!

Поздно. Оно схватило его за плечо, потянуло к себе. Солдат закричал, замахнулся рукой, готовый умереть, но вдруг…

— Сержант!

— Т-сс! — Он приложил указательный палец к губам, взял его за рукав и силой потянул за собой, в ложбину.

Сержант взял в руки прислонённую к упавшему дереву крупнокалиберную снайперскую винтовку и превратился в слух.

— Транквилизатор при тебе? — прошептал он.

— Ч-что? Ах да…

Солдат осторожно, лишь бы не нашуметь, расстегнул карман на липучке и вытащил дротик, высотой с ладонь. Внутри шприц-капсулы виднелась жидкость голубоватого цвета.

— Сиди тут… — Сержант взял у него дротик и зарядил им винтовку.

Солдат закивал и вжался в землю, прижав к груди собственное оружие. Потом бросил взгляд на снайперскую винтовку сержанта и заметил следы крови на ствольной коробке — крови их стрелка, его друга Вани Потапова. Всё покатилось к чёрту именно с этого, когда он не смог попасть в мерзляка. И теперь все мертвы, кроме него и сержанта.

— Рядовой… — донёсся словно бы откуда-то издалека голос сержанта.

— Видишь вон тот холм? — Он указал на юг. — За ним будет берег. Беги к капитану, пусть готовится к отплытию. Если я не свяжусь с вами через пять минут — отчаливайте.

— Н-но… как же вы, товарищ сержант?

— Попробую закончить начатое, — ответил он, не спуская взгляда с прогалины впереди.

— Вы уверены? Может, лучше…

— Уверен, — твёрдо сказал он. — И с каких это пор обсуждаются приказы старшего по званию? Живо к берегу!

Солдат подчинился и пулей вылетел из укрытия.

Сержант разложил сошки, открыл откидную крышку прицела, приложился щекой к прикладу и навёл перекрестие на бойца. Указательный палец ласково поглаживал спусковой крючок.

— Ну давай… давай… — шептал он.

Мерзляк появился сзади рядового, как на то и рассчитывал сержант. Высокая тварь с вытянутой мордой подбиралась к ничего не подозревающей жертве, быстро перебирая четырьмя конечностями. Чёрный, как ночь, панцирь был покрыт прозрачной субстанцией, а брюхо, по форме похожее на треугольник, вполне могло сгодиться как дополнительное оружие.

Сержант уже сталкивался с этим видом мерзляков. Потрошитель.

Две передние лапы мерзляка, самые короткие, словно два серпа, взмыли ввысь и пронзили жертву в грудь.

Тишину леса разорвал крик.

Жук принялся рвать на части поваленного на землю бойца, а сержант тем временем искал в оптике уязвимое место твари, в области брюха, не скрытое прочным хитином. Отыскав его, он задержал дыхание и мягко нажал на спусковой крючок. Воздух разорвал глухой свист дротика, и толстая игла вонзилась в цель, впрыснув мерзляку огромную дозу паралитического вещества.

Потрошитель издал пронзительный вой, покачнулся, попытался улизнуть, но, не пройдя и десяти метров, рухнул на землю, издавая скрипучие звуки.

Сержант прочистил горло, взял винтовку и подошёл к мерзляку. Взглянул на его молочно-белые белки — глаза существа из иного мира. Эта тварь ещё не скоро сможет шевелиться.

Он коснулся кнопки передатчика возле ключицы и проговорил в микрофон возле губ:

— «Твердыня», докладывает сержант Буров. Я поймал одного, требуется помощь в транспортировке. Как слышите меня, приём?

Ответ последовал незамедлительно:

— Вас понял, сержант Буров. Оставайтесь на месте, мы пришлём отряд.

— Поспешите, вокруг могут быть ещё эти твари.

Его отвлёк короткий всхлип. Сержант обернулся и увидел безногое туловище, ползущее в сторону холма. Оно оставляло после себя жирный след крови и остатков плоти.

Михаил Буров подошёл к рядовому и сел на корточки возле изуродованного тела.

— Станция «Звёздный» благодарит тебя за службу, сынок. Твоя жертва не будет забыта.

Сержант вынул из кобуры пистолет и помог парню избавиться от страданий.

Дневник Арины Крюгер

2 ноября 2093 года.

07:21

Прошло двое суток с тех пор, как мы покинули «Мак-Мердо».

В это невозможно поверить, но тот механик оказался прав, когда нахваливал наш новый вездеход. «Марта», несмотря на своё весьма прискорбное состояние, помогла нам преодолеть ледник Берд без происшествий. Весь день Матвей и Лейгур не смыкали глаз, по очереди беря управление этой колымагой. Пока один сидел за рулём, другой не спускал глаз с радиолокатора, где отображались расщелины. Раза три во время перехода устройство показывало странные помехи вместо отметок расщелин в виде кривых линий, в связи с чем Лейгуру приходилось выходить наружу и высматривать их самостоятельно. Уже оттуда он давал указания Матвею, куда следует переместить «Марту» в обход расщелины. Всё это длилось от силы минут пять, но каждый раз, возвращаясь в вездеход, он обязательно приносил на своей бороде и бровях иней; его зубы стучали, а от дрожащего тела веяло леденящим холодом. Его укутывали в тёплые одежды и ненадолго усиливали отопление. В тот самый миг я взглянула на термометр возле приборной панели и увидела, что температура снаружи замерла на отметке −39 °C.

Лето в Антарктиде наступило лишь несколько дней назад, но зима ещё не торопилась покидать эти земли. Пройдёт ещё месяц или около того, прежде чем здешняя температура упадёт хотя бы до −25 °C. Но лишь здесь, в окрестностях субантарктических гор и вдоль береговых линий восточной части континента. А там, куда мы держим путь, температура ниже −39 °C, кажется, не падает никогда…

Я боюсь возвращаться на «Восток». Ещё ни разу за эти десять месяцев мне не было так страшно, как эти последние несколько дней. Всё равно, как если бы тебе сказали, что кто-то из твоих многочисленных близких умер, и ты не узнаешь, кто именно, до тех пор, пока не преодолеешь тяжёлый и трудный путь до его могилы. И на протяжении всего пути ты мучаешься, грызёшь ногти, не можешь спать, есть, пить…

Прежде стремление выжить отвлекало от этих мыслей, но теперь, когда вокруг лишь белая пустыня, бескрайнее небо и долгая, тягучая дорога, где каждая секунда чудится минутой, только и остаётся отдать этому поганому страху свой разум на истязание.

Боже, когда же это всё уже наконец закончится?

И закончится ли?..

09:44

Я вдруг вспомнила, как мы проезжали эти места почти год назад. Неужели всего лишь год? Я абсолютно уверена — прошло лет десять.

Кто бы мог подумать, чем всё это обернётся? Что Вадим Георгиевич всё же спасёт свою дочь, но так и навсегда останется лежать там, в той полуразрушенной церквушке на краю леса.

Или Домкрат, ушедший искать хвороста для костра, но в итоге ставший жертвой мерзкой твари, утащившей его в свою нору.

А Надя? Могла ли она хоть на мгновение вообразить, что вновь будет проезжать здесь, держа в руках не свою громадную винтовку, затерявшуюся где-то там, далеко-далеко отсюда, а ребёнка? Своего первенца? Бьюсь об заклад, перенеси меня сейчас в прошлое и расскажи ей об этом, она бы рассмеялась мне в лицо.

Йован?.. Что бы он сказал, увидев своего сына? Я уверена, он прыгал бы от счастья, сотрясая воздух своим раскатистым смехом, но всё же… что? Я бы отдала всё на свете, лишь бы узнать это.

Матвей… Дорогой Матвей. Кажется, он знал, как всё будет с самого начала. С тех самых пор, как пожал руку Вадиму Георгиевичу, соглашаясь на эту экспедицию, он знал, чем всё это обернётся. Думается мне, для него ничего не поменялось, за исключением той внутренней боли, мешающей ему спать по ночам. Боли, от которой ему не избавиться никогда.

14:02

Зря я накинулась на Тихона. Лишь благодаря нему мы все здесь, живы и здоровы. Ну… почти все.

Как это ни странно писать, но я скучаю по Юдичеву. (Перечитываю эту строчку, и мне как-то даже не по себе от осознания этого.) Не хватает его прежде раздражающего бормотания и мерзких шуток.

Да, он был тем ещё придурком, но… не знаю.

В последний миг он совершил то, что прежде невозможно было вообразить.

А с Тихоном надо будет всё же поговорить. С тех пор, как мы сбежали с «Палмера», на нём лица нет — постоянно поникший, бледный, хмурый. Вероятно, думает о брате.

Да, с ним точно следует поговорить…

3 ноября 2093

6:02

Проснулась и увидела ярла Эрика.

Когда только началось его путешествие сюда, он не затыкался, засыпая нас всех вопросами про быт Антарктиды. Сейчас он в основном молчит и лишь изредка бормочет себе под нос на родном норвежском.

Думается мне, не такой он ожидал увидеть Ледышку. Признаться, и я ожидала её не такой, когда решилась спрятаться в отсеке для хранения «Титана».

7:33

Сделали первую длительную остановку для зарядки аккумулятора «Марты», а сами принялись за обед.

Мистер Шутер, прежде сохранявший угрюмое молчание на протяжении всего пути, попросил Матвея рассказать, где он был эти последние десять месяцев. Ну Матвей и рассказал, совсем кратко, не вдаваясь в детали. И про «Копьё» он не стал ничего утаивать, мотивируя это мол тем, что если уж и Уильям Морган знает о его существовании, то чем Дэн хуже?

В середине рассказа мистеру Шутеру уже кусок в горло не лез. Он, вытаращив глаза, смотрел на Матвея как на безумца, несущего бесконечный поток искусно выдуманного бреда, и порой отрывал от него взгляд, посматривая на остальных здесь собравшихся.

Когда Матвей закончил, мистер Шутер не проронил ни слова. Но по его взгляду я как будто бы отчётливо разглядела его мысли: «Да уж, бремя убирать дерьмо за макмердовцами куда легче, чем-то, что выпало на вашу долю…»

15:04

Я вижу, как нервничает Зотова: постоянно тарабанит пальцами, прикусывает нижнюю губу, смотрит в не меняющийся за окном пейзаж.

Я чувствую, как она хочет поскорее оказаться на «Прогрессе», дома, где все живы и здоровы. Ей не сдался «Восток», не сдалось наше с Матвеем горе. Скажи ей это сейчас прямо в лицо — так она начнёт упираться, говорить, что всё это ложь. Но я-то знаю…

Я раскусила её эгоистичную натуру уже давно. Не понимаю, что Матвей нашёл в ней помимо милой мордашки?

Её волнует только токсин. Остальное — сопутствующие потери.

Она горевала, когда погиб Йован? Пускала слюни, когда не стало Домкрата? А Юдичев… она ругала его на чём свет стоит, но в итоге благодаря нему она сейчас здесь — живая и невредимая.

Будет ли она пускать слёзы, если вдруг не станет Матвея?

Сомневаюсь.

4 ноября

05:22

Сегодня всех разбудил плач малыша. Он стал чаще дышать, его губы и пальцы немного посинели. Гипоксия дала о себе знать, как и предсказывал Матвей. Удивительно, что это не случилось раньше. Надя уже была готова. Она положила маску на лицо малыша, и тот вскоре уснул. Пока всё это происходило, по её лицу ручьём текли тихие слёзы. Даже представить не могу, что она чувствует прямо сейчас…

Я не выдержала и тоже заплакала. Видеть этого крошечного человечка с кислородной маской на лице оказалось намного страшнее и больнее, чем я могла представить. Страшнее всех этих проклятых стай мерзляков.

Вот так выживаешь где-то там, далеко отсюда, борешься за жизнь и, кажется, уже готова ко всему.

Но нет. Жизнь способна удивлять своей жестокостью.

09:02

Эрику внезапно тоже стало худо. Ярл резко побледнел, и позже его стошнило. Ему пришлось воспользоваться своим баллоном. Выглядит он совсем неважно.

17:54

Матвей говорит, что мы уже близко. «Восток» приблизительно в ста километрах от нас. Я это чувствую: воздух стал спёртым, дышать трудно. После стольких месяцев совершенно забываешь, какого это — жить на высоте около трёхс половиной тысяч метров.

Как бы я хотела, чтобы эти сто километров растянулись ещё на день, а лучше на два, а лучше и вовсе навсегда, да простят меня за эти мысли маленький Йован и ярл Эрик.

Боже, знали бы вы, как я боюсь…

Глава 1 Только мы

Зимовочный комплекс станции «Восток» лениво выплывал из-за снежного горизонта. Отсюда он походил на гигантскую, жирную гусеницу, замёрзшую среди заледенелой пустыни: опоры для регулирования высоты внизу напоминали лапы, а передняя часть — неповоротливую морду, смотрящую вдаль. Вокруг комплекса раскинулось множество жилых модулей, расположенных на сваях — несколько десятков контейнеров, наполовину погребённых под толстым слоем снега. Солнечные батареи блестели в свете яркого солнца. В паре километров от станции дрожали безлопастные ветряки. Отсюда и не разобрать, работают ли они.

Матвей оглянулся через плечо проверить Надю. Малыш на её руках крепко спал. Благодаря гибкости силиконового материала маски, её чашу удалось подогнать под необходимый размер, закрыв половину лица младенца.

Сама же Надя с тех пор, как горная болезнь настигла её сына, ни словом не обмолвилась. Она лишь неотрывно смотрела на него, словно заклиная гипоксию убраться прочь от её ребёнка, и только иногда бросала взгляд на показания баллона возле её ног.

Сразу и не поймёшь, каково было малышу Йовану. Он не мог пожаловаться на тошноту, затруднённое дыхание, головную боль.

Чего нельзя сказать об Эрике…

Матвей посмотрел в его сторону. Ярл упёрся затылком в стекло. Болтающаяся маска на его шее напоминала чудаковатое ожерелье. Лицо бледное, синеватого оттенка. Из приоткрытого рта доносился мучительный стон. Сомкнутые веки трепетали от тяжести навалившегося на его разум полубреда.

Удивительно, но именно за Эрика Матвей переживал даже больше, чем за пассажира у Нади на руках. Видно, маленькому Йовану передалось немного устойчивости к горной болезни от его отца.

Остальные выглядели вполне здоровыми, отражая на своих лицах лишь незначительный след местных, тяжёлых для выживания условий. Разве только Дэн выглядел немного хуже прочих, но до ухудшающегося с каждой минутой состояния Эрика ему было ещё далеко.

— Мы почти на месте, — объявил Матвей. — Внутри комплекса давление нормализуется, и дышать станет легче. Потерпите ещё немного…

Последнее предложение он скорее адресовал себе, нежели остальным.

Рядом, обхватив рукой спинку сиденья, встала Арина.

— Вот мы и вернулись, да? — тихо произнесла она, будто только что созналась в совершении ужасного проступка.

— Да… — отрешённо ответил Матвей.

Несколько минут спустя он остановил вездеход напротив крайнего левого блока комплекса. Собиратель быстро осмотрел стоявшие перед ним жилые блоки, в надежде выцепить взглядом движение людей или хоть что-нибудь живое — никого. Одна только пустота гуляет, взявшись под руку со смертельным холодом.

Матвей нажал на гудок, и воздух прорезал гулкий звук, почти сразу затонувший в мёртвой тишине. Он выждал секунд десять и посигналил ещё несколько раз, более настойчиво.

От громкого шума проснулся Йован, и по салону разнёсся тягучий плач.

— Тихо, тихо… — послышался шёпот Нади.

Сидевший на переднем месте Лейгур кивнул в сторону высокой лестницы, ведущей к входу в блок, и произнёс:

— Может, нам стоит…

Раздавшийся над головой грохот не дал ему договорить. Вездеход задрожал, чуть подпрыгнул, и малыш расплакался ещё сильнее.

Стена комплексного блока лениво, с тягучим металлическим скрежетом, стала опускаться, образуя широкий пандус. Старому механизму понадобилась целая минута, прежде чем её край коснулся снега, в нескольких метрах от передней части «Марты».

Матвей нажал на педаль газа, и вездеход начал медленно взбираться по образовавшемуся подъёму. В зеркале заднего вида собиратель заметил, как все наклонили головы к салону и смотрели в лобовое стекло, где осточертевшая картина, разделённая на две части — ослепительно-белого снега и хмурого неба, — впервые за пять дней сменилась на совершенно иное.

Преодолев половину расстояния по пандусу, секционные ворота, ведущие внутрь комплекса, принялись подниматься дёргаными движениями. Они полностью скрылись под потолком аккурат, когда вездеход заехал внутрь гаража — одного из трёх, расположенных на «Востоке». Остальные два находились в ангарах, в южной части станции, и своей маленькой вместимостью даже близко не стояли с теми, что находились в «Мак-Мердо».

Внутри их встретила теперь уже знакомая им спутница — звенящая тишина. К ней присоединилась и обширная пустота, поглотившая этот некогда наполненный десятком с лишним вездеходов разных моделей и типов. Ещё год назад в этом помещении вовсю трудились механики, модифицировали технику, занимались починкой, стучали, гремели, кричали. Но сейчас единственными «жителями» гаража были лишь брошенные куски запчастей, подъёмники и разбросанные всюду инструменты.

Дверь позади закрылась, погрузив их в кромешный мрак, освещаемый лишь блёклым отблеском приборной панели. Щёлк! Послышалось электрическое гудение, вспыхнул белый свет. Матвей поймал взглядом движение штурвала одной из герметичных дверей. Кто-то собирался их встретить.

— Выходим, — взволнованным голосом велел Матвей.

Все повставали с мест, кроме одного пассажира.

— Эрик! — собиратель осторожно тряхнул ярла.

Северянин склонил голову на плечо и посмотрел на него помутневшими глазами. Всё его тело сводила судорога. К верхней губе подползала дорожка крови, вытекающая из носа.

— Ну что… добрались? — пролепетал он, издав свистящий, задыхающийся звук.

Надя силой приложила маску к его рту.

— Он совсем плох, Матвей, — обеспокоенно сообщила она. — Надо что-то делать.

У Матвея уже была идея на этот счёт. Он взял Эрика под руку и попытался поднять его на ноги.

— Лейгур, помоги мне с ним.

Исландец подхватил его за вторую руку. Вдвоём они осторожно принялись выходить из вездехода.

Снаружи их встретило трое человек. Каждого из них Матвей узнал и почувствовал крохотную долю облегчения, увидев их живыми. Прямо сейчас он бросился бы к ним, обнял и расцеловал бы от счастья, да только вот сперва нужно было позаботиться об Эрике.

— Гюго, помоги! — обратился он к мужчине невысокого роста, с бородой-лопатой.

Его брат-восточник встал как вкопанный, и на его лице отразилось неподдельное изумление, словно он призрака увидел.

— М-Матвей?..

— Позже, позже! У одного из наших спутников тяжёлая стадия гипоксии. Умоляю, скажи мне, что та барокамера в медотсеке ещё работает.

— Да, вроде должна работать. Но нужны ватты…

— Арин, неси батарею! — приказал Матвей. — И побыстрее!

Глаза у Гюго вновь сделались большими от удивления, когда он наблюдал за скрывшейся в вездеходе Ариной. Но затем он тряхнул своей волосатой головой, будто прогоняя прочь страшные видения, и резко выдохнул.

— Так, ладно, — теперь его голос звучал уверенно. — Никит, Паш, поищите Щукина и срочно его в медицинский отсек.

— Сделаем, — ответил Паша, не отрывая взгляда от Матвея.

«И Щукин жив… хорошо» — мелькнуло утешение в голове собирателя.

— С возвращением, Матвей, — бросил убегающий к выходу Никита. Матвей вспомнил, как в последний раз видел его: восточники едва не линчевали за кражу товара.

Потащили Эрика к дверям. Мыски его ботинок чиркали по полу с глухим скрипом. До ушей доносилось невнятное бормотание на норвежском.

Всей гурьбой зашли в тамбур. Гюго закрутил до упора штурвал двери, дёрнул за рычаг и давление стабилизировалось. Когда же они покинули тесное помещение и очередная герметичная дверь за спиной плотно закрылась, лёгкие наполнились нормальным воздухом. Дышать стало значительно легче.

Эрика долго тащили по коридору, освещённому тусклым светом жировых ламп. И никакого электричества. Арина, придерживая под мышкой батарею, убежала вперёд. Когда спустя несколько минут они добрались до палаты, девушка уже включала барокамеру.

Матвей и Лейгур стали осторожно укладывать обмякшее тело внутрь капсулы и закрыли стеклянной крышкой.

Уложив Эрика, они поспешно пристегнули ремни и закрепили маску для подачи кислорода. Арина, щурясь в потёмках, уже задавала параметры: давление, влажность, температуру. Барокамера тихо загудела, зашипела, и прозрачный купол медленно начал запотевать изнутри. Воздух в отсеке дрогнул — едва ощутимая волна давления прошла по комнате.

Матвей отошёл на шаг, смахнул запястьем выступивший на лбу пот.

Сзади послышался топот. Доктор Щукин в сопровождении Никиты и Паши встретил собравшуюся группу взглядом, преисполненным удивления. Его плешь блестела в оранжевом свете.

— Матвей?

— Доктор… — собиратель быстрым шагом сократил между ними расстояние, — выручайте. Одного из наших достала горная болезнь, ему совсем худо.

Виктор Щукин — так его звали, — не мешкая приблизился к приборной панели барокамеры. Арина уступила ему место.

— Аринка Крюгер… И ты здесь! — В голосе доктора слышалось удивление, смешанное с каким-то странным, лихорадочным оживлением.

— Здравствуйте, Виктор Степаныч.

— Вот так сюрприз, а? — он обернулся к Гюго с широкой улыбкой, обнажая воспалённые дёсна. — Ну надо же, вернулись! А мы-то уж думали…

— Виктор… — Матвей указал на барокамеру. — Наш друг. Пожалуйста…

— А? — Его тонкие брови приподнялись. — Ах да! Минуту, сейчас я всё сделаю как надо. Можете не переживать за него… — Он подошёл к панели и продолжал бормотать: — Всё сделаем, он будет жить… будет. Обязательно будет!

Виктор был явно не в себе, и на это указывали не только его несвязная речь, но и дерганые движения.

Не таким знал Матвей главного врача «Востока». Виктор Щукин среди местных прославился трезвой рассудительностью и блестящими навыками в своём ремесле. Заметь он у восточника кашель, температуру, боль в животе, так сразу тащил его к себе в кабинет, исследуя с головы до ног. Однажды Матвей, будучи ещё совсем мальчишкой, по настоянию отца, заменял одного из помощников доктора, боровшегося с тяжёлой болезнью. За неделю в роли ассистента будущий собиратель многое узнал об оказании первой помощи и привык к виду крови. А ещё именно в те дни Виктор Степаныч обучил его накладывать искусные швы на рваные раны. Этот навык впоследствии не раз выручал Матвея.

Сейчас возле экрана барокамеры стояла лишь бледная тень прежнего Виктора Степановича Щукина. Тень эта ходила сгорбившись, дёрганными и резкими движениями скребла отросшими ногтями грубую поросль на подбородке. Каждое своё действие он сопровождал шепотком:

— Так… уровень кислорода поднимаем до тридцати пяти… Температуру чуть выше нормы поставим, пусть сосуды расширятся…

Матвей всё никак не мог оторвать взгляда от врача, смиряясь с новым положением дел.

— Виктор Степанович, он выкарабкается?

Доктор потряс ладонями в воздухе, смахивая с них невидимую влагу.

— Не знаю, не знаю. Нужно понаблюдать. Проверить, не начался ли отёк мозга или лёгких.

Сказанное прозвучало как приговор.

Матвей схватил Щукина за рукав, крепко сжал.

— Виктор Степанович, миленький, сделайте всё возможное. Он должен выжить.

Доктор посмотрел на него широко открытыми глазами.

— Конечно, конечно, можешь не волноваться. Мы вытащим его.

Снова обратил всё своё внимание к настройкам барокамеры.

Матвей попятился, не отрывая взгляда от тела, скрытого за прозрачным стеклом, пока не почувствовал прикосновение к плечу.

— Матвей. — Гюго сглотнул. — У вас есть чего пожрать?

Заданный вопрос на мгновение поставил Матвея в тупик. Он растерялся.

— Эм… да, конечно. — Он обернулся к Лейгуру, смотрящему на барокамеру. — Можешь принести? Всё, что есть.

Исландец кивнул и скрылся из виду.

— Гюго… — Арина, сминая пальцы, осторожно подошла к нему с чуть склонённой головой. — Что здесь произошло? Где остальные?

На лицо мужчины легла тень.

— Пойдёмте… — его кадык дрогнул, — поговорим об этом в другом месте.

В кают-компании модуля B собрался двадцать один человек, включая новоприбывших. Троица восточников оторвалась от игры в бильярд, ещё двое, читавшие книги, подняли взгляды и тускло улыбнулись. А затем на Матвея с Ариной обрушилась лавина радостных приветствий, объятий и дружественных хлопков по плечу.

В тонущем во всеобщем гаме голосов послышались оживлённые вопросы:

— Живы! Ни хера себе! Живы!

— Где вас носило⁈

— Быть не может!

Каждого из них Матвей и Арина знали: кого-то чуть меньше, а с кем-то приходилось не раз взаимодействовать, выживая в этом суровом месте. Взять, к примеру, того же Гюго, ещё одного известного собирателя на «Востоке» после Матвея. Бок о бок они не единожды помогали друг другу, решая проблемы восточников, будь то серьёзные разногласия или простая бытовуха.

Своё прозвище Гюго получил совершенно случайно. Так, в одну из долгих зим он как-то раз решился осилить роман Гюго «Отверженные» — том размером с кирпич. Раз пять он подбирался к великому произведению французского классика, но дальше двадцатой страницы дело так и не продвинулось.

Вот так и наградили его этой кличкой — Гюго. За упертость. На деле же его звали просто Вова Велоуров. Но когда последний раз его звали по имени, Матвей уже и припомнить не мог. Уж слишком всем пришлась по вкусу простая кличка «Гюго».

Матвей представил братьям-восточникам всех друзей, включая лежащего в барокамере Эрика. Правда, откуда тот родом, собиратель не упомянул во избежание тьмы вопросов, которые обязательно последуют за этим.

Прямо сейчас его интересовало одно:

— Гюго, расскажи, что здесь произошло? И где все остальные?

Разговоры поутихли, и все оторвались от пережёвывания выданной им еды. В кают-компании повисла тревожная тишина.

— Нет остальных, — ответил Гюго, с трудом проглотив кусок, и прикрыл рот кулаком, скрывая отрыжку. — Только мы.

Снова молчание.

Матвею сделалось нехорошо. Голова закружилась, в глазах помутнело, и он никак не мог найти в себе силы, чтобы заговорить.

Ещё минуту назад теплилась надежда, что другие восточники, должно быть, там, внизу, в жилых модулях под зимовочным комплексом.

«Нет остальных, только мы…» — многократным гулким эхом пронеслось в голове собирателя.

— Расскажи… — силой выдавила из себя Арина.

Гюго отодвинул в сторону миску сушёного мяса, облизал губы и долго-долго не решался заговорить.

— В конце апреля всё это началось, — сказал он севшим голосом. — Мы с Яриком с вылазки уже месяц как вернулись, — Гюго кивнул в сторону сидевшего на диванчике собирателя, одного из немногих восточников, с кем Матвею так и не довелось побывать на совместных вылазках. Ярик особенно выделялся среди прочих из-за дефекта — заячьей губы. — А за ним и Петя Васниченков неделю спустя…

Петю Васниченкова, молодого собирателя, которого обучал в своё время отец Матвея и сам Матвей, среди собравшихся не было.

— … а вас всё не было, — голос Гюго будто вынырнул из небытия. — Кстати, а Йован-то где? Он?..

Матвей ответил едва заметным кивком.

Восточники позади сочувственно вздохнули, прикрыли лица ладонями, обрели скорбные взгляды.

Йован, как ни крути, был всеобщим любимчиком на «Востоке».

— М-да… — выдохнул Гюго.

Помолчали.

Гюго вскоре продолжил:

— Когда мы воротились, узнали от Олега Викторовича про твою сделку с прогрессистами. Потом дождались мая и окончательно поняли, что ты не вернёшься, а следовательно, и припасов мы никаких не получим. И тогда Олег Викторович начал связываться со всеми ближайшими станциями, просить помощи.

Перед глазами Матвея всплыл образ старосты, мудрого старика, чьи умения и знания помогли выжить восточникам в этих суровых землях.

— Откликнулись только «Мирный» и «Чжуншань», — продолжал Гюго. — Первые провизией делиться отказались, но согласились на время зимы принять двадцать человек, мотивируя своё решение тем, что у них самих еды впритык. Олег Викторович распорядился отправиться туда в основном детишкам и их матерям. Мы на следующий день снарядили два вездехода для этого и отправили их в путь. До сих пор и не знаем, добрались они или нет… Вся связь у нас накрылась, а починить уже было некому.

Матвей мысленно выказал уважение старосте «Мирного», но и забеспокоился о судьбе отправленных восточниц с детьми.

— А вот китайцы же предложили немного запасов в обмен на огромное количество ватт и при условии, что мы сами прибудем за ними. — Гюго немного помялся, поелозил на стуле. — Нам ничего не оставалось, кроме как согласиться на эту явно невыгодную для нас сделку. Потянули жребий и проигравших отправили к китайцам на пяти вездеходах. Из них вернулось только два.

Сказанное ненадолго повисло в воздухе.

— Два?.. — раздался удивлённый голос Маши. — Но почему?

Гюго взглянул на неё с толикой недоверия, как бы говоря: «А ты ещё кто такая?».

Матвей знал ответ на этот вопрос, и потому для него не было открытием, когда Гюго ответил:

— Сразу видно, вы не местная. Знаете, что творится зимой там, снаружи? — Головой он качнул в сторону стены, словно там находилось гигантское окно с видом на ледяной пейзаж. — Температура падает ниже шестидесяти пяти, и техника попросту не справляется, замерзает на глазах. Заструги становятся плотнее и выше — такие хрен пройдёшь. И это ещё я молчу про полярную ночь, когда вокруг темень такая, что создаётся впечатление, будто не едешь, а плывёшь по морю тьмы. Но разве был у нас выбор? Вот ребята и рискнули, отправились и вернулись, только вот не все.

Гюго положил руки на стол, сцепил их в замок и посмотрел на миску с едой. Смотрел он на неё, кажется, с минуту, прежде чем продолжить совсем севшим голосом:

— Тут-то всё и началось. Привезённой с «Чжуншаня» еды оказалось катастрофически мало, и Олег Викторович ввёл ежедневную норму — сто грамм на человека, раз в сутки. Детям и женщинам давали чуть больше — сто двадцать пять.

Боковым зрением Матвей заметил, как заблестели Машины глаза. Она быстрым движением смахнула влагу с ресниц и отвернулась.

— Ребята вон не дадут соврать, — большой палец Гюго указал на восточников за спиной, — люди стали помирать один за другим. Сначала больные и старики…

Невидимый пресс медленно сжимал Матвею внутренности.

— … потом детишки…

Пресс всё давил и давил…

— … а за ними и все остальные. К августу от ста одиннадцати человек осталось семьдесят три. В сентябре — пятьдесят. Ну и на сегодня, к началу ноября… — он развёл руками. — Только мы, четырнадцать человек, не считая ещё пятнадцати матерей с детьми, отправившихся на «Мирный»: Мишель с её малюткой, Рита Коршунова с её троицей, Галя Скрипчук, Леся Новикова и её сестра Дина. И то мы до сих пор не знаем, удалось ли им добраться. — Гюго быстро опустил глаза и договорил: — Все их отцы и мужья погибли. Здесь.

Тишина. Страшная. Непростительно громкая.

— Я понимаю, это может прозвучать мерзко, и мне от этой мысли нестерпимо тошно… — заговорил Гюго, нервным жестом взъерошив волосы. — Но с каждой смертью ежедневная граммовка увеличивалась. Умрёт один — и получаешь лишние пять граммов. Это и помогло нам продержаться… — На его лице вспыхнула жуткая улыбка — не от радости, а скорее тошнотворного бессилия. — Такое вот выборочное жертвоприношение — не от человека к богу, а от человека к человеку.

Бледное лицо Арины обратилось к полу, она неровно дышала, словно изо всех сил сдерживая пытающееся вырваться наружу рыдание.

Маша больше не пыталась скрыть слёзы и громко шмыгала. Даже Тихон, кажется, всхлипнул, плотнее укутываясь в куртку, будто пытаясь укромнее спрятаться в ней от нависающей над ним суровой действительности. Лейгур сидел в кресле неподвижно, с задумчивым выражением лица. Одним лишь его богам было известно, о чём он размышлял.

Дэн же, поскольку русским не владел, пристально, и даже немного нахально, всматривался в Гюго, но тот, кажется, этого не замечал.

— Олег Викторович?.. — с едва слышной надеждой произнёс Матвей некоторое время спустя, в попытке взять себя в руки после услышанного.

— Умер одним из первых ещё в июне, — ответил Гюго. — Сам знаешь, он был уже в годах… да и болел часто. Перед самой смертью он назначил меня старостой «Востока», велел беречь остальных. Вот я и…

Гюго вдруг сделал резкий выдох, лицо его сконфузилось, покраснело, а из глаз прыснули слёзы. И Матвею при виде этого рыдающего, дрожащего и обессиленного человека сделалось страшно.

Арина вскочила с места, вцепилась в мужчину и крепко сжала его в объятиях. Матвей же был на волоске от присоединения к этой скорбящей процессии.

Восточники позади погрузились в неловкое молчание и уставились в потолок, будто рассматривали на нём что-то только им видимое.

Маша резко встала, обернулась ко всем присутствующим спиной и облокотилась рукой к стене. Её лопатки поднимались и опускались от тихого плача.

— Я старался, Матвей… — дрожащим голосом произнёс Гюго. — Не знаю, может, я сделал что-то не так, но я старался…

Матвей вцепился в его руку, крепко её сжал.

— Всё хорошо, Гюго.

— Я сделал всё, что смог, чёрт его подери!

— Я знаю, знаю. — Он нагнулся к нему ближе. — Больше тебе не придётся иметь с этим дело. Мы здесь. Всё будет хорошо.

— Дерьмо… дерьмо…

Гюго сжал зубы, вновь резко вдохнул, словно прогоняя из нутра охватившее его горе.

— Послушай меня, Гюго, — обратился к товарищу Матвей, — на станции ещё есть рабочие вездеходы?

— Нет, — спешно ответил он, — иначе мы не сидели бы здесь и давно убрались куда-нибудь подальше, да хоть в тот же «Чжуншань». Осталось только несколько в нижних гаражах, но все механики умерли ещё зимой, и починить эти корыта некому. А у Никиты… — он кивнул на парня, сидевшего напротив Арины, — опыта с вездеходами мало.

— Хорошо, хорошо… — сдержал его быстрый поток собиратель. — Вот как мы поступим: завтра я с моей командой поутру отправлюсь в сторону «Прогресса»…

— Матвей, эти ублюдки ни за что не дадут…

— Вы получите еду. — Маша резко развернулась: глаза опухшие, мокрые. Щёки накрыл багрянец. — Даю вам слово.

— Вот как? — впервые заговорил собиратель Ярик, он же Ярослав. — И с чего бы нам верить вашему слову?

— Потому что я дочь Вадима Георгиевича Зотова, — твёрдо произнесла она.

Услышанное ожесточило лица восточников. Руки некоторых сжались в кулаки. В помещении пронеслись недовольные шепотки.

Но Маша оставалась непреклонной перед обращённой к ней неприязнью:

— Матвей и мой отец заключили сделку…

— Не просто заключили сделку… — перебила её Арина, зыркнув на Машу ненавистным взглядом. — Он дал клятву, что поможет нам.

— Хорошо… дал клятву, — сдержанно сказала Маша. — Но теперь он мёртв… — Она осеклась и склонила голову, будто вспоминая: — Там, в той церкви, прежде чем умереть, он возложил на меня бремя этой клятвы… — Её уверенный взгляд поднялся и прошёлся по всем обращённым к ней суровым лицам. — И я собираюсь исполнить её.

— Значит, это вас отправился спасать Матвей… — пробормотал Гюго, смерив гостью хмурым взглядом.

— Да, — подхватил Матвей. — И, как видишь, я выполнил свою часть сделки. Ну… почти. Осталось только вернуть её на родную станцию.

— Хочешь сказать, ей можно верить?

Матвей, не задумываясь, ответил:

— Вне всяких сомнений. — Он посмотрел на Машу. — Она поможет «Востоку».

— Точнее тому, что от него осталось… — в гневе пробормотала Арина.

Злоба так и сочилась от его названной сестры. Матвей чувствовал это каждой клеточкой своего тела. Арина будто бы винила Машу во всех их бедах, она страстно ненавидела её…

Но будет ещё время подумать об этом.

— Как я и сказал, завтра мы отправимся на «Прогресс», — продолжал он, вводя всех остальных в курс дела. — Оставим для вас часть наших припасов — хватит продержаться здесь ещё несколько недель. Как только доберёмся до станции, немедленно отправим сюда ещё провизии.

Матвей опустил голову и вздохнул:

— Хотел бы я взять вас всех с нами, но места в нашем вездеходе…

— Всё хорошо, мы понимаем, ведь так, парни? — Гюго обернулся через плечо, и ему ответили нерешительные кивки. — Мы будем ждать. Но прошу вас, поторопитесь…

Маша снова ответила:

— Клянусь вам, скоро всё это закончится.

И восточники, услышав это, с виду как будто бы немного смягчились по отношению к ней.

Глава 2 Дом, милый дом

В комнате Никиты Савина стоял затхлый воздух.

Помятое белье на старой койке обзавелось множеством пятен и дыр; когда хозяин комнаты взялся за край одеяла и тряхнул его, в крохотном помещении затанцевали ворсинки пыли и закружили мелкие волоски.

— Извини за беспорядок, — Никита нацепил на лицо неловкую улыбку. — Давненько у меня гостей не было.

Он сел на край койки и старательно делал вид, что осматривает комнату. На деле же всё исподтишка косился на Арину. Она сразу это заметила, но не возражала.

С Никитой они тесно общались последние несколько лет, не беря в расчёт последние месяцы. Молодой подмастерье из гаража приглянулся ей в тот самый период ее жизни, который она описала про себя как острую нехватку мужского внимания. И поскольку на «Востоке» ребят её возраста, или хотя бы близких к нему, было раз-два и обчелся, выбирать не приходилось. Да и Никита с его проницательными, серыми глазами и постоянно измазанными в саже лицом отчего-то заставлял её сердце биться чаще. По крайне мере до того, как она слиняла со станции, даже с ним и не попрощавшись. Сейчас же…

Сейчас же ей было трудно разобраться в своих чувствах. Слишком многое успело поменяться за эти десять месяцев.

— Эй, а мне нравится.

— М-м? — Арина вынырнула из размышлений.

— Твоя новая причёска. Круто выглядишь.

Она провела ладонью по волосам, вспоминая, как ещё вроде бы совсем недавно там была лишь приятно щекочущая щетина.

— Спасибо, — пробормотала она едва слышно.

Никита натянуто улыбнулся и приоткрыл рот, наверняка желая поддержать разговор, но слова так и остались при нём.

Забавно, прежде они болтали без умолку, в перерывах между поцелуями. Арина делилась с ним, как мечтает сбежать с «Востока», например в «Мак-Мердо» или «Палмер», как можно дальше от этого треклятого холода. Никита же клялся, что сбежит вместе с ней, и станет первоклассным механиком, а потом возьмёт её в жёны.

Теперь, вспоминая всю эту мечтательную болтовню, Арина мысленно ухмылялась. В конкурсе наивных дурочек она однозначно заняла бы первое место.

Оба они так и не заговорили, неловко шаря взглядом по стенам комнаты.

— О, знакомая вещица… — отозвалась Арина, подойдя к широкому столу. Там в куче беспорядочно разбросанных инструментов — отвёртки, шестигранники, плоскогубцы, — она приметила один из своих полевых наборов для починки ваттбраслетов.

— Что? Какая? — оживившийся Никита подскочил с места. — А, ты про это? Да, я стащил его из твоей мастерской. Ты же не возражаешь?

— Да меня здесь и не было, чтобы возразить.

— Точно, — смущенно улыбнулся он. — Я же их не просто так стащил, хотел попробовать починить свой. — Он закатал толстый рукав свитера, продемонстрировав ваттбраслет. — Но поковырялся немного и понял, что лучше дождаться профессионала…

Они встретились взглядом, щеки Никиты вспыхнули красным, а вот она…

Она не почувствовала ничего.

— Давай сюда. — Арина попыталась нанести удар этой ледяной стене, вставшей между ними, в надежде, что чувства к Никите вспыхнут вновь. Может, им просто нужно побыть вместе подольше? — Посмотрю, что можно сделать.

Он отстегнул кожаные ремешки и протянул ей устройство. Его указательный палец как бы невзначай погладил её запястье. Прежде от подобного касания по её телу пробежала бы щекотливая дрожь, но сейчас…

Снова ничего.

Никита глупо улыбнулся ей, она глупо улыбнулась ему в ответ. Потом поспешила спрятать взгляд в поисках неисправности ваттбраслета.

— Ты, должно быть, всякого успела повидать за это время, а? — с щепоткой воодушевления сказал он. — «Мак-Мердо», другие станции…

— Угу… — промычала она и вынула из чехла отвёртку.

Если бы Арина прямо сейчас оторвала взгляд от ваттбраслета, то увидела бы, как на неё пялится ребяческое лицо, зараженное любопытством.

— Ну и?

— Что «ну и»? — Она открутила заднюю крышку.

Никита запрокинул голову, нервно выдохнул.

— Да блин… какого это? Там, подальше отсюда? — Кивнул на дверь, будто за ней скрывался весь мир, а не тесный коридор. — Океан, к примеру? Ты видела его, да?

— Видела.

Никита чуть подался вперёд.

— Ну и какой он, океан?

Отвёртка в руке Арина замолчала. Взгляд на мгновение обратился на неугомонного собеседника, представшего в её глазах до безобразия любопытным ребёнком, без конца осыпающий родителей десятками вопросов в минуту.

— Не знаю… — Арина повела плечами.

— Ну как не знаешь? Ты же плыла по нему, так?

— Плыла.

— Так расскажи!

— Да что тебе рассказать? — с легким оттенком раздражения ответила она. — Океан как океан, большой и синий…

Никита насупился и откинулся назад, на койку, словно его отбросила невидимая волна. Его недовольное лицо заставило Арину почувствовать себя виноватой.

— Нет, ну правда, как мне ещё его описать? — сказала она чуть мягче.

— Да брось… — отмахнулся Никита. — Наверное, я даже с тобой соглашусь: большой и синий.

Мысленно Арина поблагодарила его за понимание и вернулась к ваттбраслету.

Но любопытство Никиты не отступало. Он взял один из стульев, сел прямо напротив неё и полушёпотом спросил:

— А Захваченные Земли… ты же была там, верно?

Перед глазами быстрыми кадрами пронеслись разрушенные города, сотни брошенных машин, дремучие леса севера…

— Да, — выдавила она.

Никита сел на корточки, чтобы лучше видеть её лицо.

— А ты видела их? Жуков?

Она посмотрела в его глаза, блестящие и большие.

— Видела.

— И какие они? Страшные?

— Люди пострашнее будут, — непроизвольно вырвалось у Арины. Она это осознала, но не стала себя поправлять.

И снова это молчание — тягучее, робкое, неприятное.

Никита долго и неподвижно смотрел на неё, словно намереваясь своим взглядом выжечь дыру у неё на лбу. Сама же Арина, будто и не было рядом с ней собеседника, погрузилась во внутренности ваттбраслета.

— Слушай, Арин… — он осторожно взял устройство из её рук, — мне так и не довелось отблагодарить тебя за то, что ты вступилась за меня тогда.

Арина вопросительно посмотрела на него, не припоминая ничего такого.

— Ну сразу после пожара, помнишь?

— Ах это… — Арину посетило расплывчатое воспоминание, как десятки ещё живых восточников окружили Никиту, собираясь чуть ли не на месте линчевать за воровство. Всё это происходило на глазах как будто бы другой Арины Крюгер, с которой нынешняя не имела ничего общего. — Это тебе не меня надо благодарить, а Матвея.

— Ага, как же… — фыркнул парень и наморщил нос. — Тоже мне оказал услугу, дерьмо заставил убирать за всей станцией.

Арина промолчала, только подумала: «Дурак ты, Савин. Совсем как твой американский коллега, шастающий где-то неподалёку. Но у того вроде бы мозги на место встали, хоть и не сразу».

— Всё равно, я тебе благодарен, Ариш… — его холодные руки коснулись её пальцев. — Матвей и слова в мою защиту не сказал бы, не вступись ты за меня.

Его голова стала медленно наклоняться к ней.

— Ты знаешь, я сильно скучал по тебе…

Он прикрыл глаза, его губы коснулись её шеи.

— Нет, не надо.

Арина слегка отпихнула его и поднялась со стула. Почему-то ей сделалось мерзко, она и сама толком не понимала отчего, и Никита здесь был совершенно ни при чём. В её глазах он по-прежнему оставался симпатичным парнем.

— Арин, я не понимаю…

— Прости, я хочу уйти.

Никита поднялся, перегородил ей путь.

Арина поклялась себе, что если он сейчас к ней прикоснётся, то её кулак отправится прямиком в адрес по адресу «Нос Никиты Савина». Рука за спиной уже сжалась в кулак.

— Я сделал что-то не так? — растерянно проговорил парень.

— Нет, всё нормально. Дело во мне. — «На самом деле в тебе. Просто ты как был мальчишкой, так им и остался, ясно? Наивным, мечтательным и вдобавок ко всему тупым!» — Извини, я… я пойду.

— Арин! Подо…

Его голос утонул вслед за хлопком двери.

Она быстро зашагала по коридору, надеясь, что в спину не ударят мольбы вернуться. Если это произойдёт, она выскажет ему всё здесь, в этом самом коридоре, всё то, что вертелось на языке минуту назад, сдерживаемое элементарной вежливостью.

А может всё же она не права, и вся проблема заключается в ней? Что если эта экспедиция окончательно покалечила её, лишив человечности? Искромсала её сердце на мелкие части, а затем сшила по кусочкам грубой нитью, оставив только возможность дышать?

Она чувствовала себя уродом.

Все эти размышления представились ей плавающими рыбками на дне глубокого колодца. И вот она стоит, склонившись над ним, и бросает в непроглядную темень ведро, пытаясь выловить оттуда ту самую Золотую Рыбку, которая обязательно расскажет ей правду. Так длилось до тех пор, пока чёрный круг не превратился в лицо Тихона.

— Эй, ты чего? — Мальчик едва удержался равновесие, когда она случайно толкнула его всем телом.

— Смотри, куда прёшь! — прикрикнула на него Арина, почувствовав прокатившуюся в груди волну испуга.

Губы парня поджались, костяшки пальцев побелели от стиснутых кулаков.

— Да иди ты…

Он чуть толкнул её в плечо и пошел дальше.

Арина вновь почувствовала себя виноватой, вот уже второй раз за последние минуты. Если Бог и есть, он решил свалить проблемы на её голову разом, целой кучей.

— Погоди… — окликнула она его.

Тихон остановился, запрокинул голову набок и лениво обернулся к ней с недовольной физиономией.

— Я не права, извини. Задумалась, вот и не заметила… — сказала она.

— Как скажешь… — пробормотал парень и вновь развернулся.

— Тихон!

— Ну? Чего тебе?

Произнести это было намного труднее, нежели выводить карандашом на бумаге, но она всё же попыталась:

— Я всё хотела тебе сказать… ты храбро поступил там, на «Палмере». Без тебя мы все были бы уже покойники.

Губы Тихона сжались в тонкую линию. На лице: ни радости, ни злобы, ничего — только пустота и отрешенность. И прямо сейчас этот пятнадцатилетний мальчишка показался ей в разы мудрее того двадцатилетнего лба, с которым она общалсь несколько минут назад.

— Ну не мог же я вас бросить там… — ответил он с заметкой ноткой печали.

И Арина догадывалась об источнике этой самой печали.

— Надеюсь, твой брат однажды осознает, что ты поступил правильно, — подбодрила она его.

— Это вряд ли…

Сказанное повисло в воздухе. Арина не знала, как ещё подбодрить парня.

— Ладно, меня там Надя звала, помочь с ребёнком.

— Угу.

Он повернулся, сделал несколько шагов, потом бросил через плечо:

— Ещё увидимся, да?

— Конечно.

И Тихон медленно ушел прочь.

Проводив его взглядом, Арина ощутила небольшое облегчение. Она подошла к иллюминатору, откуда открывался вид почти на всю станцию, а расставленные тут и там жилые модули, после рассказа Гюго, теперь навивали образы пустых гробов, где некогда кипела жизнь — трудная, идущая рука об руку с неустанной войной, с холодом, голодом, но всё-таки жизнь.

И вдруг её взгляд выцепил бредущую наперекор ветру фигуру, облачённую в толстую шубу из шерсти. Неизвестный двигался к входу северного мини-комплекса станции. Арина пригляделась к незнакомцу и увидела на его шее знакомый шарф — такой с самого начала экспедиции носил на себе Матвей.

Стало быть, это и был он — Матвей.

Интересно, что ему нужно в северном комплексе?

Матвей крепко обхватил руками штурвал гермодвери и попытался её повернуть против часовой стрелки. Не поддалась.

— Ну… давай же…

Холод покусывал пальцы даже сквозь утеплённые тремя слоями кожи перчатки. В линзы защитных очков ударяли крошки снега, заставляя его непроизвольно морщиться. Тепло шло лишь от собственного дыхания, обогревая закрытые шарфом губы, бороду и нос.

Он навалился на заледенелый штурвал всем весом, мышцы напряглись от очередной попытки повернуть неподатливый механизм. Наконец, сквозь завывание ветра послышался треск льда, штурвал поддался, и с тягучим, протестующим скрипом закрутился.

Матвей ввалился внутрь тамбура, дал себе несколько секунд передышки и налёг на гермодверь. Закрыв её и сделав пару оборотов, заметил, как пол у входа успело запорошить мягким снегом.

Небольшое расстояние от главного зимовочного комплекса досюда измотало его как следует.

Тьма вокруг смешалась с глубоким холодом — не таким, как снаружи, но всё ещё заставляющий стучать зубы и украшающий ресницы инеем. Гюго сказал, что они вырубили электричество во всех четырёх нижних комплексах ещё давно, перенаправив его в основной.

Матвей нащупал во мраке ваттбраслет, нажал на экран и включил фонарь. Яркий луч упал на ведущую из тамбура гермодверь.

Ну, с этой проблем возникнуть не должно.

Штурвал поддался, и дверь открылась, приглашая его в «кишку». Сквозь окна сочился бледный свет полярного солнца, освещая мёртвое пространство. Тишина стояла пронзительная, как в вакууме, где слышались только собственные мысли…

Он сделал шаг, услышал хруст под ногой. Наледь. Видимо, что-то пролили.

Дошёл до середины коридора, посмотрел в окно — два мира: смертоносно-белый внизу, и недосягаемо-серый сверху.

В одной из комнат раздался детский смех.

Матвей дёрнулся, вытянул руку с фонарём перед собой, направив кружок света в чёрную комнату. Осторожно приблизился к дверному проёму, шагнул через порог…

Никого. Лишь пыльная мебель, распахнутые настежь шкафчики и разбросанные на полу книги, лежат словно подстреленные охотником птицы.

— Опять сходишь с ума, Матвей…

Надо было идти дальше.

Собиратель вышел в коридор, пройдя мимо четырёх комнат. Возле одной из них остановился, отчётливо услышав чей-то шёпот.

Ускорил шаг.

Он всё перебирал в памяти, где именно находилась её комната, но мысли путались. В каком из этих четырёх коридоров? Какая дверь? Какой номер?

Проклятье…

А потом на стенах появились тени, одна за другой они пролетали мимо него, будто спеша по своим делам напрочь его не замечая.

Скрипнули двери. Загремела посуда. Послышались будничные голоса, приказывающие принести ведро, нож, перчатки; починить вентиляцию, помыть коридор. Слышалась музыка, смешались в сплошной гул…

И вот на станции «Восток» снова закипела жизнь. Безобидные призраки плыли по коридорам, погруженные в свои будничные рутины. Стучал молоток, рвалась ткань, щелкали замки. Неустанно гремело в коридоре, пока вдруг всё это не прервал хриплый возглас Олега Викторовича:

— Матвей!

Собиратель вздрогнул. Никого. Одна только брошенная кишка коридора, и никаких призраков-восточников.

Отец перед смертью, лёжа в койке, часто говорил ему, что видел и слышал всякое. Бывало, Матвей кормил его с ложечки, а тот рассказывал, как ночью беседовал с мамой, которая лежала рядом. И всё это отец говорил с такой блаженной улыбкой, с трепетным от волнения голосом, что Матвей не прерывал его, хоть и знал, что всё это было воображением его воспалённого мозга.

И теперь болезнь добралась до него. Сначала Йован в том вагоне близь Северодвинска, затем сова у шахты Шпицбергена, а теперь вот это…

— Надо идти, — прошептал он себе.

Нужная ему комната нашлась в дальнем коридоре. Коснувшись дверного косяка, Матвей, не заходя, осторожно заглянул внутрь, словно боясь нарушить покой жильцов, которых — он прекрасно это знал — теперь уже здесь не обитали. Ныне в этих десяти квадратных метрах, хозяйствовала только пустота: спала на этой покрытой толстым слоем пылью койки и садилась за стол, наблюдая за суровым пейзажем снаружи.

Матвей сделал неуверенный шаг вперёд. Указательный палец скользнул по ровному стеклу, погребённому под ковром пыли. Он смахнул грязь и увидел рамку-планшет, разряженный. Быстро извлёк несколько зарядных проводков из ваттбраслета и вставил в ёмкость для зарядки рамки.

Исцарапанный экран вспыхнул тёплым светом. Оттуда на Матвея смотрели два лица: Валерии Анатольевны и её сына Максима. Оба сидели за столиком «Полярного переполоха», что-то праздновали. Столпившаяся вокруг юноши кучка его сверстников сверкала улыбками.

Матвей снял с плеч шарф и положил его возле рамки, словно подношение богу мёртвых, а затем долго смотрел в лицо Валерии Анатольевны и Максима, своего бывшего ученика.

И вдруг его пробрало, сил держаться больше не осталось.

— Я не справился… — сдавленно пробормотал он.

Собиратель крепко стиснул шарф, упал головой на собственные руки и горько зарыдал, коснувшись коленями пола. Тело дрожало от тяжелых вздохов. Перед глазами проносились образы всех знакомых ему восточников, всех друзей, коллег и просто хороших людей. Почти все они теперь были мертвы.

— Матвей?

Он резко повернулся и увидел в дверном проёме Арину. Мерещится? Очередное видение?

Но нет, вот она — стоит, одета в толстую парку, пахнет холодом и смахивает ресницами бисеринки влаги.

— Арина? — Матвей быстро вытер тылом руки нос. — Ты чего здесь делаешь?

Она неуверенно шагнула внутрь.

— Я видела, как ты заходишь сюда, и подумала… — Её взгляд обнаружил фотографию и положенный возле неё шарф. Она замолчала.

Матвей поднялся на ноги.

— Тебе не следует здесь находиться, — сказал он.

— Может быть, — развела она плечами и села на стул, предварительно отряхнув его от пыли. — А может, я сама решу: где мне находиться, а где нет. Тем более на территории моей родной станции.

Уголок его рта дёрнулся вверх. Ну до чего упрямая девчонка! Однако, Матвей это признал, от появления Арины в непроглядной бездне, образовавшейся в его груди, прорезался луч света.

Оба некоторое время упорно сохраняли тишину, будто соревнуясь, кто дольше протянет, не проронив ни единого слова.

Проиграла Арина:

— Да, помню я этот день…

Матвей лениво повернулся к ней, вопросительно приподнял брови.

— День рождения Макса, — кивком она указала на фото, — внимательнее приглядись, вон там справа. Не узнаешь?

Собиратель всмотрелся в изображение и за спиной одного из мальчишек выцепил счастливое девичье лицо: краснощекое, с улыбкой до ушей, и длинными, каштановыми волосами, спадающие ниже плеч. Арину он совсем не узнал — так сильно изменила её эта экспедиция.

— Я ему тогда подарила навороченный ваттбраслет, сама собирала. — Присела на пол рядом с Матвеем, их плечи соприкоснулись. — Мощный фонарь на тысячу люменов, защитное стекло на экран, ремешки из тюленьей кожи.

Матвей помнил этот ваттбраслет и завистливые взгляды макмердовцев, разбойничьими глазами поглядывающими на дорогую вещицу на руке шестнадцатилетнего парня.

А ещё он помнил…

Как эта окровавленная рука Максима лежит возле бордюра — пережеванная и выплюнутая мерзляком, словно застрявшая в зубах рыбья кость. Осталось только три пальца: указательный, большой и мизинец. Из-под разорванной рваными ранами кожи сверкает кровью плоть. А в двух шагах от конечности лежит целехонький ваттбраслет, испачканный слизью и кровью, — разве только ремешки немного потрепались.

— Матвей? Ты чего?

Голос Арины вытащил его из кошмара.

— Ничего, ничего, я… — он тряхнул головой, пытаясь прогнать жуткие образы.

— Уверен? Выглядишь не очень…

«Тут такое дело, моя дорогая… кажется, я схожу с ума, совсем как отец. Эти видения, голоса…»

Но столь желающее вырваться на свободу убеждение так и осталось при нём. Будет ли он жалеть об этом? Возможно. Но выказывать слабость, особенно перед Ариной, он не мог себе позволить. Нельзя упасть в грязь лицом перед тем, кого поклялся защищать до последней капли крови.

— Всё нормально, просто задумался…

Оправдание прозвучало весьма неубедительно, но Арина не стала его допытывать. Зато Матвей почувствовал, как холодные и нежные руки стиснули его пальцы, а карие глаза взглянули на него с каким-то странным блеском. Бледные щеки его спутницы зардели, во взгляде проскользнула неуверенность: как если бы она намеревалась сказать нечто важное, но так и не решилась.

— А у тебя, всё хорошо? — с настороженностью поинтересовался он.

Ответила она не сразу.

— Да. — А затем почти сразу, будто в намерении избежать лишних расспросов: — Пойдём отсюда? Здесь жуть как холодно.

И вскоре они покинули эти десять квадратных метров, так и оставив хозяйничать здесь пустоту и смерть.

Что же ещё им оставалось делать?

Дэн Шутер никак не мог отделаться от накрепко засевшего в его голове убеждения: «Чего-то неладное с этими восточниками».

Прошло несколько часов с окончания их разговора в кают-компании, с выжившими, из которого, ввиду своего небогатого познания русского языка, он не понял ровным счётом ничего. С тех самых пор Дэн себе места не находил, всё блуждал по унылым коридорам зимовочного комплекса, почёсывая ногтями заскорузлое горло, в надежде на внезапное озарение. В такие моменты он всё представлял, как над его головой из воздуха образуется ярко-горящая лампочка — совсем как у героев старых комиксов, когда тем приходили идеи.

Пока что единственное, что бросилось ему в глаза — отсутствие среди восточников женщин. Дэн понятия не имел, сколько их проживало здесь, на «Востоке», и каким здоровьем они могли похвастаться. Возможно, женщин в этом дьявольски холодном местечке проживало не так уж много. Или, кто знает, все они и впрямь погибли, не выдержав голода.

В последнее, правда, верилось с натяжкой.

Нужно отыскать Матвея, попросить его подробнее пересказать историю Гюго (по-английски, пожалуйста!), но тот куда-то запропастился, а вместе с ним и Арина — оба были единственными, кто говорил на его родном языке.

Хотя нет, есть ещё один человек, да только не было сил ему в глаза заглянуть, куда уж там до разговоров…

Мучительный стон. Послышался за дверью, спереди. Дэн по старой привычке потянулся к кобуре за револьвером, напрочь позабыв, что в барабане пусто.

Послышалось?

— Эй?

Он почувствовал, как сердце стало биться чаще. По-прежнему прикладывая ладонь к рукоятке револьвера, он сделал несколько настороженных шагов к двери, над которой висела табличка с русской надписью «МОДУЛЬ А», коснулся железной ручки, потянул вниз.

Заперто. Разумеется.

Приложил ухо к холодному металлу, прислушался… ни звука.

— Эй, меня слышит кто…

— Ты чего там делаешь?

Раздавшийся за спиной голос заставил его вздрогнуть, и, увидев, кто к нему обращается, Дэн вмиг ощутил паскудное чувство стыда за подобную реакцию. Раньше, до всех событий в «Мак-Мердо», ничто не могло его заставить так испугаться, а теперь он, видите ли, шарахается от самого обыкновенного голоса, пускай и заставшего его врасплох.

Это был один из восточников с заячьей губой. Его грузная фигура походила на шкаф, а морда на квадрат.

— Я… — Дэн стал перелистывать в голове воображаемые страницы своего возмутительно тонкого англо-русского словаря. — Ходить… искать… — Он поднял над собой руку и чуть приподнялся на цыпочках. — Друг.

— А… ты же этот… американец, по-нашему не понимаешь, — снисходительно произнёс Заячья Губа. — Так чего, говоришь, друга ищешь? Это здоровенного такого, рыжего?

Дэн услышанное разобрал и быстро закивал.

— Да, да, его искать.

— Я вроде как его в лазарете видел. — Он поманил его к себе. — Пойдём, провожу.

— Спасибо, — ответил по-английски шериф. Потом вновь спешно зашуршал страницами невидимого словаря и, указав большим пальцем на дверь, спросил: — Что там?

— Там-то? Да ничего такого, — объяснил Заячья Губа ему как человеку, прекрасно понимающему по-русски. — Выход в энергоцентр. Мы туда редко захаживаем, только на случай, если с электричеством проблемы.

Дэн смог разобрать часть сказанного и предположил, что услышанный им «стон», вероятно, не что иное, как работающий генератор или ещё какое-нибудь из тех устройств, в которых он ничегошеньки не смыслил.

— Так, нам в ту сторону, — указал Заячья Губа.

Вскоре они подошли к входу в медблок, где восточник оставил его, пробормотав что-то нечленораздельное по-русски, и указал на Эйгирсона, сидевшего на стуле возле барокамеры. Голова исландца наклонена, глаза закрыты, видимо, дремал.

— Ну, пойду я, — пробормотал Заячья Губа и пошёл дальше по коридору.

Дэн проводил взглядом внезапного спутника, и когда тот скрылся за поворотом, посмотрел на Эйгирсона. Всё нутро шерифа, каждая клеточка его тела до сих пор не могла примириться с непричастностью этого громилы в убийстве Кольтеров, несмотря на неопровержимые доказательства.

На протяжении всех последних месяцев ненависть к исландцу росла как огромная гора — пожелания смерти, горения в аду и прочие страшные проклятия — и разрушить её одним махом задачка не из лёгких. Но вот гора по имени «Обида на Матвея» возле «Сдохни Эйгирсон» уже начала трескаться. Может, и в эту настала пора забить клин?

Дэн нарочито громко прочистил горло, но исландец никак не отреагировал. Тогда он подошёл к нему поближе, собираясь растолкать, но на полпути вдруг замер.

До ушей донёсся шёпот. Приглядевшись, шериф заметил, как губы исландца едва шевелятся, выпуская потоки воздуха и непонятные слова. Во сне он, что ли, разговаривает? А может быть, это те самые странности, о которых судачили путешествующие с исландцем собиратели и работающие бок о бок с ним моряки?

Пускай Эйгирсон и не убийца, но в глазах Дэна он по-прежнему оставался загадочным психом.

Дэну стало не по себе.

— Эйгирсон?

По-прежнему шёпот в ответ: быстрый, непонятный и убаюкивающий.

— Эйгирсон!

Исладнец медленно открыл глаза и повернулся в его сторону.

— Мистер Шутер… — голос его звучал как сминаемая бумага. — Что-то случилось?

— Нет, ничего. Ты, кажется, говорил во сне.

Эйгирсон странно хмыкнул, как бы вопрошая «да неужели?» и посмотрел в сторону барокамеру, сквозь стекло. Грудь Эрика (ведь так звали этого старика, да?) тяжело вздымалась от глубоких и сиплых вздохов. Синева на теле не отступала. Морщинистые веки лениво трепетали, словно сломанные крылья бабочки, пытающейся оторваться от земли.

— Как он? — Не этот вопрос хотел задать Дэн, но при виде пациента как-то вырвалось само собой.

Эйгирсон ответил не сразу.

— Не важно.

Дэн молчал, ожидая подробностей, однако исландец, судя по всему, продолжать не собирался. Несговорчивый.

— Думаешь, выкарабкается? — спросил Дэн и стал рыскать взглядом по кабинету в поисках стула. Нашёл один в углу и сел рядом.

Эйгирсон снова ответил не сразу. Разговор наедине с бывшим шерифом, едва не ставшим его палачом, явно давался ему непросто.

— Доктор сказал: пятьдесят на пятьдесят.

— Доктор? Это тот-то дёрганный? Я бы ему на слово не верил. Ты глянь на него, ему самому доктор не помешает.

Их взгляды встретились, и Дэн ухмыльнулся, пытаясь разрядить тревожную обстановку. Не получилось. На угрюмом лице исландца и мышца не дрогнула. Как будто бы Господь, рисуя его физиономию там, на небесах, ограничился лишь изображением одной хмурой рожи, поленившись поработать с остальными эмоциями.

Дэн ощутил укол неловкости, нервно поёрзал на стуле, уставился на барокамеру.

Не говорили.

— Возможно, это связано с сердцем, — вслух произнёс Дэн возникшее у него в голове предположение.

Лейгур оглянулся. Его жирная бровь-гусеница, кажется, едва приподнялась в вопросительном жесте.

— Причина, по которой он так быстро свалился, — он кивнул в сторону Эрика. — Людей с больным сердцем гипоксия скашивает одними из первых.

— Тебе то это откуда известно?

— Да это всё моя мать… — в голове всплыл её образ: черноволосая, с острым, словно клюв, носом, и милой сеточкой морщин возле уголков губ. — До Вторжения она увлекалась альпинизмом, даже Эверест покоряла. — Он почувствовал зуд на щеке, почесал. — Она всё думала, что пришельцы сами передохнут, как в какой-нибудь «Войне Миров» Уэльса, и, как только это случится, она возьмёт и меня на одну из этих гигантских гор, увидеть мир. Чуть ли не каждое утро меня готовила к восхождению, как будто оно должно было состояться вот уже завтра и часто любила говорить, что на высоте нет места трусам, дураками и людям с больным сердцем.

Воспоминания о матери заставили его расплыться в улыбке. Жаль, что ей так и не довелось ещё раз покорить одну из этих гор.

— Гм, — хмыкнул Эйгирсон.

Пауза.

— А ты чего здесь сидишь? — больше всего Дэн ненавидел это стесненное молчание, вызывающее неприятный гул в ушах.

— Хочу дать ему обещание.

Дэна от услышанного аж передёрнуло.

— Какое?

Исландец кивнул.

— Что я позабочусь о его людях там, на Шпицбергене. Перевезу их сюда любой ценой.

Дэн вспомнил рассказ Матвея про двести дней на далёком, северном архипелаге. Поверить в это он поначалу наотрез отказывался, но вскоре пришлось — заставили совершенно серьезные, не терпящие возражения, взгляды остальных участников этой сумасшедшей спасательной экспедиции, начавшейся в январе.

— Думаю, именно поэтому боги оставили меня в живых, — задумчивым голосом произнёс Эйгирсон, наблюдая за борьбой между жизнью и смертью гостя с далёкого севера. — Хотят переложить его бремя на мои плечи.

Боги? Какие ещё, к чертовой матери, боги? Нет, всё же этот Эйгирсон недаром заслужил репутацию сумасшедшего.

— Говоришь так, словно он уже покойник, — произнёс Дэн, не скрывая подозрительного тона.

Эйгирсон на мгновение поймал его взгляд — и голубые глаза исландца спокойно, чётко и уверенно как будто сказали: «Он умрёт, и я это точно знаю». Потом молча перевёл взгляд на своё смутное отражение в стекле барокамеры.

Дэн пресытился компанией с этим странным человеком и подумывал было уходить, как вдруг услышал в его адрес вопрос:

— Ну а что вы, мистер Шутер? Что собираетесь делать, когда мы доберёмся до «Прогресса»?

Дэн развёл плечами.

— Не знаю, я пока ещё не думал. Быть может… напрошусь к ним в шерифы? — несерьезность этого намерения он подчеркнул коротким хихиканьем.

— В таком случае, — глаза исландца так и смотрели на барокамеру, — прежде чем проходить там собеседование, вам следует набрать форму.

— К твоему сведению, Эйгирсон, я в охренительно прекрасной форме. Работа говночистом, конечно, чуть подпортила моё здоровье, но…

— Я не об этом, — прервал его исландец и ущипнул себя за живот, — вам стоит немного жирку поднабрать, иначе первым же порывом ветра сдует. А тамошние ветра в разы сильнее, чем на полуострове или в том же «Мак-Мердо».

— Ну так это плёвое дело, — отмахнулся Дэн, — осталось только отыскать щедрого…

Дэн неожиданно замолчал и почувствовал, как в мозгу словно искорки закололи, и он даже как будто услышал над головой гудение той самой лампочки из комиксов.

Его вдруг озарило, что же не так было со всеми выжившими здесь восточниками.

Глава 3 Неладное

Обеденный стол в центре кают-компании не мог похвастаться наличием множества еды: три пеммикана размером с кирпич — все из тюленьего и китового мяса, — и с десяток сухих засушенных белокровок, выловленных в море Росса.

Однако скудный ужин совершенно не стеснял восточников. Гюго в предвкушении отрезал ломтики от пеммикана, а затем вкладывал их в сложенные лодочкой ладони окруживших его братьев.

— Всем достанется, потерпите маленько! — осадил Гюго двух самых молодых ребят — Женю Проскевича и Лешу Дягчева. Парочка никак не могли сойтись во мнении, кто из них получит свой кусок мясного концентрата первым.

Все суетились, усаживались на места и, не дожидаясь остальных, впивались зубами в рыбу или тонко нарезанный бледно-розовый ломтик.

На стол грохнулось наполненное доверху ведро мутной воды.

— Вот. — Ярик отряхнул руки, размял плечи. — Кто разольёт? А то я тащил как никак…

— Я разолью, — вызвалась Маша и нерешительной походкой направилась к столу.

Матвей вмешался:

— Маш, я сам…

— Нет, не надо, — резко обернулась она к нему, — я всё сделаю. — Повернулась к остальным. — Где у вас кружки?

Ей ответили лишь недружелюбные взгляды.

Матвей уже сто раз пожалел, что не сказал Маше заранее: не сто́ит рассказывать, с какой она станции.

— Вон там, верхняя полка, — указал Гюго острием ножа в сторону кухни.

Маша коротко кивнула и поспешила исполнять взятое на себя поручение.

— Водичка это, конечно, хорошо… — лукавым шепотом сказал Гюго, подмигнув Матвею, — но сегодня одной лишь ею мы не ограничимся, хе-хе.

Внутрь пожаловала Надя, и впервые за долгое время Матвей видел её совершенно одну, не прижимающую к груди малыша.

— А, вот и вы… — Гюго окинул быстрым взглядом Надю и следующий отрезанный кусок переложил в отдельную тарелку. — Как малыш? Заснул?

— Да, вроде бы… — она присела на стул возле Матвея, утомлённая, с набухшими мешками под глазами.

— Не волнуйтесь, там ему будет тихо, а главное — тепло. — Гюго подвинул к ней тарелку с едой. — Это вам.

— Спасибо, — ответила она, натянув вежливую улыбку на лицо.

Уже через минуту, несмотря на уверение Гюго, что малыш Йован в полной безопасности, Надя стала постоянно оглядываться в сторону выхода, явно желая поскорее сбежать от этого скромного застолья.

Матвей это почувствовал, положил руку ей на плечо и погладил, унимая её волнение.

— Не переживай, он в безопасности. Тебе не помешает побыть одной ненадолго.

Надя надрывисто вздохнула и быстро закивала.

Гюго потянулся к следующей порции пеммикана, взял нож.

— Матвей, слушай, мы вас хоть не объедаем? — Лезвие нависло над мясным концентратом. — А то ты только скажи…

— Ни в коем случае, — поспешил заверить его собиратель. — Всё это для вас.

— Вам точно хватит на оставшийся путь?

— Определенно. Мы с Лейгуром всё подсчитали, можешь не переживать.

— Ну, как скажешь. — Нож в руке Гюго проткнул затвердевший пеммикан.

Дверь вновь открылась, и на пороге показался Рома, один из восточников. В руке он держал пятилитровую пластиковую канистру. Завидевший его Гюго отложил нож в сторону.

— Ну наконец-то! Где тебя черти носили? Тащи сюда!

Рома осторожно поставил тару на стол.

— Что это, Гюго? — заинтересовался Матвей.

— Сейчас поймёшь…

Все вдруг резко перестали гудеть, прекратили играть в бильярд и жевать выданный им ужин. Теперь всё внимание окружающих приковал пластиковый сосуд. Гюго обхватил крышку, надул щёки и, приложив немного усилий, открыл.

Матвей почувствовал острый запах спирта — и неожиданно всё понял.

— Это… бормотуха Йована? — произнёс он так, будто своими словами боялся распугать всех вокруг. Из груди Нади вырвалось хриплое, надсадное дыхание. Она смотрела на ёмкость как на редчайший артефакт.

— Последняя из его запасов, — он щелкнул пальцем по твёрдому пластику. — Олег Викторович заставил меня припрятать одну, на тот случай, когда вы вернетесь. Мол, отметить ваше возращение. Я, признаться, про неё совсем запамятовал и вспомнил только несколько часов назад. Оно и хорошо, на самом деле, что сейчас только вспомнил, иначе мы с мужиками давно бы её всю выдули. Ну а теперь, когда вы, наконец, вернулись… — Он обратился к кучковавшимся мужикам, вооружённые пустыми кружками, ровно нищие в ожидании подаяния. — Так, ставьте сюда, прямо передо мной! И не налегайте раньше времени! Разом все выпьем.

Отдались глухим звоном кружки. Засморкались носы. Послышался редкий бубнеж. Минута-другая — и два десятка восточников встали в ряд, как солдаты на построении. Гюго взялся за канистру и принялся разливать, чуть расплескав несколько капель.

— Эх, бедняга Йован… — с ноткой грустью заговорил Гюго. — Без него здесь было совсем не то. А помните, мужики, как он всё пёкся о своей столовой? Носился с ней как с невесткой.

— Бар… — послышался новый голос среди собравшихся.

Все как по команде повернулись головы к входу, где стояла Арина.

— Не столовая, а бар, — ответила она вопросительным взором. — Он так звал «Полярный переполох».

Пауза.

— Аринка, пришла наконец! — воскликнул Гюго и широко улыбнулся. — Ну чего стоишь в дверях как не своя? Садись давай! Тебя-то нам и не хватало для полного счёта.

Девушка робкой, неуверенной походкой зашла внутрь и села подле Нади.

— Ну что, наливать тебе? — спросил Гюго, не отрываясь от наполнения кружек. — Или будем подчиняться законам до Вторжения, где распитие алкоголя до восемнадцати строго воспрещается? Хе-хе.

— Мне уже два месяца как восемнадцать, Гюго. — Она хлопнула ладонью по столу. — Да и кому теперь не наплевать на законы до Вторжения?

— Что верно, то верно, — ответил тот.

Матвей почувствовал укол стыда. Как он мог забыть про её день рождения?

— Почему ты нам ничего не сказала? — спросила её Надя.

— Не до этого было… — ответила она, пальцем вырисовывая невидимые круги на столе. — Нам всем.

— Ну, это мы скоро исправим. Но сначала мне нужно кое-что сказать, — произнёс Гюго и поставил канистру на стол. Раздавшийся при этом гулкий звук дал понять: её содержимое уменьшилось как минимум на треть. — Ну чего вы, разбирайте пойло! И разойдитесь немного, дайте место!

Засуетились. Все крепко сжали алюминиевые ручки и прислонились к стене. В стороне остался лишь Тихон — он предпочёл спирту обыкновенную воду.

Гюго чуть приподнял кружку, приложил кулак ко рту, откашлялся и сказал:

— В общем, за тех братьев и сестёр, кому повезло меньше. — Желваки на скулах едва заметно шевелились — казалось, он вот-вот что-то скажет, но не мог собраться с духом.

И тогда в неловкую тишину вклинилась Арина:

— За «Восток». За его второе рождение.

Гюго нервно и быстро закивал.

— Да, хорошо сказано. — Затем он повернулся к остальным и поднял кружку над головой. — За «Восток». За его второе рождение!

И опрокинул кружку. Все как по команде сделали то же самое. Три глотка — и бормотуха Йована обожгла глотку, а после, горячим потоком разлилась внутри, накрывая внутренности тёплым и колючим покрывалом, навевающим воспоминания об улыбчивом здоровяке, готовым всегда поддержать в тяжелую минуту.

Следующий тост посвятили Арине. Девушка отнекивалась, просила не делать этого, но Гюго настоял, заставив каждого выпить за её здоровье. Канистра всё пустела, разговоры оживлялись, и вот воздух кают-компании уже пропитался перегаром.

Вскоре Матвей решил отлучиться по нужде и вышел в коридор.

— Матвей! — раздался громкий шёпот.

Из-за угла выглядывала лохматая голова Дэна.

— Дэн? Ты чего там делаешь?

— Ты один?

— Чего?

— Ты один, я спрашиваю⁈

Дэн вытянул шею, пробежался взглядом по коридору.

— Ну да, — ответил Матвей, растерянно разведя руками.

— Поди сюда.

Матвей почувствовал что-то неладное. Он направился к Дэну, чувствуя, как его немного болтает из стороны в сторону.

— Видел Лейгура? — Матвей почему-то сейчас вспомнил об отсутствующем за общим столом исландце.

— Чего? А, ты про Эйгирсона? Да, он там, в медблоке.

— Как Эрик?

— Вроде в норме… не знаю. — Дэн говорил быстро, словно ему выдали ограничение на количество произнесённых слов в сутки. — Слушай, нам надо поговорить. — Взял Матвея за плечи и увел в сторону.

— Поговорить? О чём? — теперь он почувствовал, как язык заплетается. Ох уж это Йованское пойло, будь оно неладно.

— О твоих друзьях, восточниках.

— Я, между прочим, тоже восточник, Дэн…

— Да я не про это! Господи… — Он нервным движением потёр вески. — Приглядись к ним внимательнее, ты ничего не заметил?

Матвей провёл ладонью по волосам, задумался.

— Нет. Вроде ничего такого…

— Они по-твоему похожи на тех, кто месяцами страдал от недоедания?

Матвей отшатнулся от услышанного, как от невидимого толчка. Внутри нарастала злоба.

— Чего?

— Да ты глянь на их рожи! — громко прошептал он. — Выглядят как обыкновенные люди: щеки пухлые, глаза не впалые, цвет кожи нормальный…

Матвей вперил в него взгляд, пытаясь понять — это он так шутит? Но нет, сдвинутые к переносице брови наряду с широко раскрытыми глазам подсказывали, что не вполне серьезен.

— Вот, гляди… — Дэн потянул за подол свитера, приподнял его, обнажив худощавую фигуру с выступающими рёбрами под тонкой, почти прозрачной кожей. — Кормёжка у меня всё это время была раз в сутки. Да и то — жратвой это не назовёшь: ведро с объедками. — Он снова натянул свитер. — А эти… ну ты только посмотри на них!

— Но Гюго же говорил, что с каждой смертью у них становилось больше припасов, — раздражённо ответил Матвей. Ему этот разговор решительно не нравился.

— Хорошо, даже если это правда…

— Это правда!.. — зашипел Матвей.

— Ладно, ладно… — мягко, почти по-детски, успокаивающе проговорил Дэн. — Но задай себе вопрос: неужели этого было достаточно, чтобы они выглядели вот так? Да и ко всему прочему, ты сам те остатки этих запасов видел? Где они их хранят?

На короткий миг Матвей почувствовал, как в груди поднимается волнение и, насколько позволяло остаточное чувство трезвости, вяло перебирал в голове разговоры с восточниками, пытаясь вспомнить, говорили ли те хоть что-нибудь о припасах с китайской станции, которые спасли им жизнь.

Потом за стеной послышался чей-то смех, зашуршали живые разговоры, гремела посуда, и кают-компания, как будто бы, снова погрузилась в прежнюю жизнь, до прихода сюда голода и смерти.

Дэн наклонился к нему и заговорщицки прошептал:

— Слушай, Матвей, я носом чую, чего-то неладное со всеми этими типами. У меня, если хочешь, на подобные вещи нюх как у собаки.

— У собаки, говоришь? — возмутился Матвей и ткнул ему в грудь пальцем. — А где же был этот твой нюх, когда ты невинного человека едва до проруби не довёл, а? Лейгура Эйгирсона, знаешь такого?

Дэн смутился и спрятал взгляд, уставившись в пол.

— Я допустил ошибку и признаю это, — ровно произнёс он и вновь повернулся лицом к Матвею. — Но послушай, здесь…

— Нет, это ты послушай! — едва не сорвавшись на крик, гаркнул собиратель, чувствуя при этом, как сильно стиснуты его зубы, как ворота сдерживающие так и норовившую вырваться наружу злобу. — Все эти ребята там, за этой вот стеной, мои друзья, часть моего народа. С большинством из них я знаком с самого детства! И все они достаточно настрадались за эти месяцы.

Матвей ощутил стеснение в горле, ненароком ещё раз возродив перед собой мысленным взором все пережитые невзгоды с восточниками. Боже, их было сто тридцать четыре человека, а теперь осталось всего пятнадцать. Пятнадцать! Матвей просто не имел права думать об этих людях плохое. Все они были для него не просто соседями по жилому модулю, а самыми настоящими братьями.

— Знаю я, зачем ты всё это делаешь, — продолжал Матвей. — Хочешь загладить свой косяк с Лейгуром, строишь из себя тут сыщика, придираясь ко всякой херне…

— Чушь, — прыснул Дэн, и взгляд его нервно забегал. Вот оно!

— Да-да, — подхватил Матвей, — пытаешься оправдаться в собственных глазах.

Жилистые руки американца сжались в кулаки, набухли вены на шее.

— Но я тебе вот что скажу, без обиняков, Дэн, дружище… — В воображении Матвея его пальцы стиснули горло шерифа для пущей убедительности предстоящего предупреждения: — Даже не смей трогать моих ребят, усёк?

Между ними словно раскинулся забор под напряжением — сделаешь шаг, и разрядом ударит так, что ещё не скоро встанешь, если вообще встанешь. Но забор этот обесточился и покосился, когда Дэн произнёс совершенно спокойно:

— Мы обязательно поговорим завтра утром перед отъездом, когда протрезвеешь. Сейчас за тебя говорят чувства вкупе с этой выпитой дрянью. От тебя разит за версту.

В помутившемся рассудке Матвея связались слово «дрянь» и её создатель — Йован, его лучший друг, самовольно пошедший с ним на смерть. Йован, который никогда не жаловался и не ныл. Йован, делающий превосходный самогон, а никакую не дрянь.

Матвей оттолкнул Дэна и рявкнул:

— Пошел ты!

И заковылял обратно к двери, упираясь рукой об стену. Все эти дерьмовые новости исполосовали его ножом, оставив грубые порезы, и теперь их срочно нужно обработать ещё одной рюмкой Йовановского напитка. Хотелось хоть на минуту заглушить голоса бродящих всюду призраков погибших, да и просто выспаться как следует, провалившись в бездну глубокого сна.

Пошёл этот Ден со своими подозрениями. Неблагодарная скотина, пытающаяся доказать себе и окружающим, что он не бесполезный кусок дерьма, взятый Матвеем с собой лишь из жалости. Придумывает всякие небылицы про его братьев-восточников. Да, точно, именно так.

Сделав в голове окончательные выводы насчёт американского друга, он открыл дверь и встретил радостные крики в свою сторону, приглашающие его к столу. С удивлением Матвей заметил, как налилось розовинкой Машино лицо, а её рука держала кружку. Мутный взгляд возлюбленной намекал, что даже она, поступившись своими принципами, приложилась к алкоголю.

От осознания этого Матвею сделалось ещё веселее.

Дэну не спалось.

Низкий потолок над ним давно превратился в исписанный теориями холст. Раз сто он срывал его, сминал и бросал в воображаемую кучу к остальным бредовым догадкам. В какой-то момент вспыхнула предательская мысль:

«А что, если Матвей прав? Может, зря я загоняюсь? Прицепился к этим несчастным по надуманной причине…»

Но всё равно это въедливое чувство окапывалось всё глубже, ровно солдат, готовящийся обороняться от наступающего врага. И вот уже вскопана траншея, развёрнут штаб, выстроены на позиции пулеметные расчёты, и пути назад нет.

— Дерьмо… — прошептал он и сел на край кровати, спрятав лицо в ладонях.

Матвей спал напротив и храпел как двигатель старого бульдозера; отвернулся к стене и свернулся калачиком, спит как мёртвый. До койки он добрался не с помощью своих двух, а благодаря местного — того, что про себя Дэн прозвал Заячьей Губой и второго с дурацким имечком Гюго. Парочка, поддерживая пьяного в стельку собирателя, дотащила его до койки. Должно быть, Матвей вырубился ещё на подлёте ухом к подушке, покуда с тех пор кроме как храпа, от которого чуть ли не стены вибрировали, иных признаков жизни он не подавал.

Дэн всё думал растолкать друга, попробовать поговорить с ним вновь — вдруг прислушается? Да только вот поди его разбуди сейчас. К тому же, думалось Дэну, вряд ли его разжиженный этой отравой мозг будет в состоянии мыслить критически.

В дверной щели мелькнула тень, а вместе с ней и отрывистое бормотание. Дэн взглянул на часы ваттбраслета, лежащего на тумбочке — полтретьего ночи. Не поздновато ли для хождения по коридорам?

Любопытство взыграло в бывшем шерифе, и он быстрым шагом добрался до двери и тихонечко приоткрыл её.

Это шёл тот самый врач, у которого с головой было не всё в порядке. Он шептал себе под нос, нервно чесал волосы возле уха и брёл к дальнему концу коридора. Дэн собрался уже забыть про этого придурковатого типа (может, в туалет идёт? или проведать Эрика?) и отправиться в очередную борьбу с бессонницей, как вдруг приметил пистолетную рукоять, торчавшую у того из-за пояса за спиной. В голове сразу возник закономерный вопрос: «На кой-чёрт у него при себе оружие, когда здесь все свои?»

Именно это наблюдение заставил Дэна Шутера медленно покинуть любезно выделенную ему восточниками комнату и последовать за доктором.

Подозрения в том, что здесь творится неладное, вновь вспыхнули высоченным столпом пламени, будто в почти погасший огонь подкинули дров. Прижимаясь к стене, он направился по коридору. В случае если его обнаружат, он уже решил прикинуться дурачком, мол, вышел туалет поискать и заплутал.

Доктор завернул за угол, Дэн за ним. Преследование продлилось до двери, ведущей внутрь «Модуля А», где сегодня его застал врасплох Заячья Губа.

Восточник резко повернул голову, и у Дэна сердце в пятки ушло. Подглядывающий из-за угла, он отдернул голову назад и быстро прильнул к стене, в желании раствориться в ней, исчезнуть. Неужели заметил?

Тишина. Только несвязное бормотание, какие-то похлопывания…

Дэн решился снова выглянуть из-за угла. Докторишка трогал карманы в поисках чего-то. Потом он издал торжественный возглас — громко прикрикнул, — и в его руке, в блёклом свете огня сверкнул серебром ключ; потом щелкнул замок и тяжелая, тугая дверь стала медленно открываться. Когда образовалось достаточно места для прохода, доктор зашел внутрь, нырнув в тень, и дверь медленно, точно врата старого замка, стали закрываться.

«Вот сейчас…» — пронеслось у Дэна в голове, и он стремглав покинул своё укрытие.

Успел нырнуть в дверной проём аккурат прежде чем раздался щелчок автоматического замка, как бы сообщающий: «Вот теперь, старина, обратного пути нет».

Единственный источник света в открывшемся перед ним новом коридоре стали круглые окна вдоль стен, освещающие здоровенные коробки из железа и металла, они же промышленные генераторы. В дальнем конце винтовая лестница, ведущая на нижние ярусы.

Сердце протестующе заколотилось. Дэн отчётливо почувствовал приближение чего-то нехорошего и по привычке протянул руку к поясу за револьвером, но нащупал там лишь воздух. Вот же гадство! Хотя какой толк от разряженного револьвера? Он до сих пор так и не отыскал нужных ему патронов.500 калибра Магнум — чертовски редкие, размеров со средний палец устранители проблем. Ведь надо было временно обзавестись простеньким Глоком или Вальтером? И тогда он не чувствовал бы сейчас себя таким беззащитным куском дерьма.

В любом случае, отступать некуда. Может, и пушка здесь совсем ни к чему?

Добрался до лестничных перил, пригнулся и осторожно спустился, до самого последнего яруса. Успел заметить, как за углом мелькнул свет от фонаря доктора, и последовал за ним.

Пахло престранно: кисло, и как будто бы чем-то тухлым. Находиться в окружении всех этих громадных приблуд — генераторы, контроллеры, щитки — ему было совершенно некомфортно, и он хотел как можно быстрее убраться отсюда.

Вскоре набрёл на большую комнату, походившую на кают-компанию жилого модуля. Внутри лавочки, ящички для одежды — на большей их части отсутствовали дверцы, — и план всего зимовочного комплекса в разрезе. Он быстро сверился с ним и обнаружил себя на самом дне «Модуля А», в одной из раздевалок для техперсонала.

А где же наш доктор?

Обоняние вновь уловило тот самый странный, в разы усилившийся запах, и Дэн, как взявший след пёс, последовал по нему, пока не уткнулся в очередную дверь. Он сомкнул пальцы на ручке, приоткрыл её и заглянул внутрь.

В самом центре открывшейся перед ним общественной душевой стоял металлический стол, мерцающий в свете закрепленных жировых ламп. Вдоль стен — несколько инструментальных столиков с угрожающе поблескивающими на их поверхностях хирургическими инструментами. Несмотря на работающее отопление, Дэн всё равно почувствовал окутавшее всё его тело одеяло холода, что-то не так было в этом помещении…

Эту загадку он разгадал быстро, стоило ему лишь опустить голову и всмотреться в старый, потресканный кафель. Там он увидел пятна засохшей, чёрной крови. Приглядевшись ещё внимательнее, он заметил её разводы всюду: на стенах, уцелевших стенках душевых кабин, двери позади него.

Осматривая душевую, он невольно стал пятиться к выходу, осознавая, что угодил в самую настоящую скотобойню…

За спиной раздались голоса, так близко, что коснулись мочек его ушей.

Холодный пот выступил у него на спине. Руки охватила судорога. Лихорадочным взглядом он осматривал душевую в поисках укрытия, приметил поставленные башней пластиковые контейнеры и спрятался за ними за секунду до того, как дверь открылась.

Дэн задержал дыхание, вжался в стену.

Вошедшие заговорили на непонятном ему русском:

— Степаныч, ну твою-то мать! Какого хера здесь опять не помыто⁈

Этот голос Дэн узнал сразу, он принадлежал Заячьей Губе.

— Так ведь не работает! Не работает! Видать, сломалось чего… я же всегда мыл, ты это знаешь! Я же… — вновь знакомые нервные нотки. А вот и доктор.

— Да всё, всё, завали пасть.

— Должно быть, насос опять накрылся. Надо Юру попросить взглянуть. — Тон спокойный, ровный. Гюго!

Заячья Губа сказал:

— Он уже на прошлой неделе глядел, и чего? — Раздался звонкий грохот, на тот самый металлический стол бросили мешок с чем-то тяжелым внутри. — Говорил тебе, надо было как раз таки Юрку в загон, а вот Фёдорыча уговорить с нами остаться. Он куда лучше этого сопляка в технике разбирался.

— Ты сам прекрасно знаешь, что я пытался. Он сделал свой выбор.

Дэн набрался храбрости выглянуть из-за укрытия.

Как он и предполагал их было трое: Гюго, Заячья Губа и этот придурковатый доктор. Когда Губа отошел в сторону, у шерифа по спине забежали колкие мурашки. На металлическом столе теперь лежало полностью обнаженное тело мужчины, мёртвое. Его худощавая нога — кожа да кости, — свисала с края стола как наполовину обрубленная ветвь. Заячья Губа грубо схватил её и с грохотом приложил ко второй.

— Давай повежливее с ним, — ответил ему Гюго.

— Повежливее? Он, блин, дохляк. На кой-хер ему сдалась моя вежливость? К тому же я всё равно никогда не любил этого мудака. — Губа смачно харкнул в бледное лицо мертвеца, столь худое, что в свете отчётливо виднелись очертания черепа.

Гюго толкнул плюнувшего в покойника и прижал к стене.

— Да срать я хотел, как ты к нему относился. Он был одним из нас, ясно тебе? Его жертва позволит тебе, ублюдку, прожить ещё на неделю больше.

Он резко отпустил здоровяка, тот ответил гневным прищуром, словно прикидывая в голове, как бы возразить.

А Гюго вновь ему что-то ответил с четко выраженной угрозой в голосе?

— Так что больше не смей, мать твою, обращаться с ними так, иначе богом клянусь…

Чего они говорили Дэн разобрать совершенно не мог, проскальзывали разве только парочка знакомых слов, в основном ругательных.

— Понял ты меня? — рявкнул Гюго.

— Да, — последовало сухое согласие.

Гюго обратился к доктору:

— Успеешь до четырёх?

Доктор быстро закивал.

— Не хочу, чтобы здесь всё успело провонять мертвечиной, как в прошлый раз. Не хватало ещё, чтоб Матвей и его дружки что-то учуяли.

Снова ответил быстрым кивком.

— Ладно, идём, — Гюго махнул на дверь.

Дэн вовремя заметил, как эти двое обернулись в его сторону, и успел быстро спрятаться. Потом дождался, когда их шаги затихли, оставив его наедине с доктором и слабым эхом его бормотания, отражающееся от кафельных стен.

Шериф снова высунул голову и заметил, как доктор вынул из-за пояса пистолет, медленно подвинул к себе инструментальный столик и положил на него оружие. Потом его ладонь прошлась по лицу покойника и закрыла мёртвые глаза веками.

Далее и вовсе произошло нечто странное.

Доктор сел на корточки, прильнул лбом к торцу стола и тихо заплакал. Будучи в полном замешательстве, Дэн всё же решил воспользоваться возможностью и удрать отсюда как можно тише, однако…

Однако пистолет, который теперь просто обязан был понадобиться ему, лежал так заманчиво близко, только руку протяни. Потом Дэн, собрав всю волю в кулак, стал медленно подбираться к содрогающемуся тихим рыданием фигуре, заранее вытянув руку к столешнице. Шаг, два, ещё немного и…

Под ногой что-то чавкнуло, и внутри у Дэна похолодело.

Доктор вскочил как ошпаренный, чуть сдвинув стол с покойником. Пораженным удивлением, глазами посмотрел на Дэна — а Дэн на него, — и потянулся за пистолетом, однако только и успел, что коснуться ногтем до рукоятки.

Дэн бросился на доктора, опрокинув стол с мертвецом, который свалился на окровавленный пол будто марионетка с подрезанными нитями. Все инструменты грохнулись с таким лязгом, что в воображении Дэна перебудили всех в зимовочном комплексе.

Главное, чтобы шум не услышали те двое, иначе ему точно конец.

Он обхватил запястья доктора, прижимая их полу, а потом вдруг додумался до подлого приёма и треснул ему в нос собственной же башкой. От удара в черепе загудело, а ушные перепонки стал резать жуткий звон. Тело доктора сразу размякло, а из ноздрей повалила кровь.

— Ах ты… ах ты!.. — истошно заорал доктор.

И тогда Дэн, несмотря на раскалывающую его череп боль, двинул ему ещё раз, раза в два сильнее, лишь бы он заткнулся и не привлёк внимание остальных. И, вот так удача, у него это вышло. Доктор-мясник немедленно заткнулся и вырубился, распластавшись средь ножниц, скальпелей разной величины и кусачек.

В глазах двоилось. Он силой заставил себя ослабить хватку, сцепившую руки доктора, и захотел встать. Первая попытка оказалась неудачной, и невидимый пресс вдавил его обратно в пол.

К горлу подступила тошнота. На языке чувствовался привкус крови.

Взгляд зацепился за пистолет, лежавший на полу возле широкой пилы и осколками стекла. Он встал на четвереньки, подполз к нему и, схватившись за рукоять, как за спасительную ниточку, прижал пластиковый Глок к груди. Потом долго держал на прицеле вход в это дьявольское место, в ожидании гостей, наверняка услышавших драку гостей. Но те так и не явились.

Попытался встать вновь, опершись стенку душевой, и на сей раз смог удержаться на ногах. Голова до сих пор кружилась, по вискам били маленькие молоточки, не давая сосредоточиться.

— Надо предупредить остальных, надо предупредить остальных… — шептал он себе, мотивируя сделать первый шаг.

Покачиваясь, он таки вышел из душевой и направился к лестнице. Положил пистолет в карман, вцепился в перила двумя руками и стал подниматься. Кажется, до второго этажа добирался всю ночь, а оказавшись там, почувствовал, что его вот-вот вырвет.

— Предупредить остальных…

Он плёлся по коридору, как пьяница, раскачиваемый невидимой силой. Достал пистолет, целясь в невидимую преграду. Боже, думал он, как же это я так головой приложился к этому ублюдку, что теперь чувствую себя так паршиво?

Впереди образовались две расплывчатые фигуры, мерцающие в свете огня. Они вдруг замерли, обернулись.

Кто-то из них произнес:

— Эй, а ты какого хрена?..

Палец Дэна сжался на тугом спусковом крючке, и пистолет грохнул. В потёмках ему не удалось разобрать, попал ли он хоть в одного из них, потому решил стрелять до тех пор, пока магазин не опустеет.

Но вдруг он увидел впереди ярко-жёлтую вспышку и вмиг почувствовал невероятной силы толчок, заставивший его упасть на пол и выронить пистолет. Лёжа на спине, он приподнял голову, взглянул на свою ладонь и заметил, как та вся перепачкалась кровью. Его кровью. И судя по щемящей боли в груди, пулю засадили прямиком туда.

«Подстрелил, сукин сын. Это ж надо, подстрелил…» — подумал он, прежде чем кануть во тьму.

Глава 4 Что ты наделал?

Самым трудным для Матвея оказалось оторвать голову от подушки. Череп со всей силы сжимали невидимые ладони, а по затылку как будто били крохотным молоточком.

С невероятным усилием он сел на край койки, протёр глаза, поднялся на ноги и, шатаясь, добрёл до раковины. Повертел кран, но в ответ смеситель лишь противно чавкнул, выплюнув пару капель.

Матвей глубоко вздохнул и прижал лоб к холодной стене, надеясь унять нескончаемое гудение в висках. Попытался вспомнить вчерашний шабаш, но в памяти всплывали только обрывки. Надя отказывается от очередной кружки, а вот Маша — напротив, просит добавки. Гюго зачем-то пытается встать на голову и покрутиться…

Но разве это всё? Нет, был ещё один случай.

У Матвея защекотало в груди, когда он частично вспомнил их с товарищем вчерашний разговор — откровенный бред, домыслы, ерунда.

Собиратель вернулся в комнату и бросил взгляд на соседнюю койку, где спал Дэн. Пусто. Может, уже проснулся и бродит где-то поблизости?

«Надо бы его найти, поговорить ещё раз. Но сначала — проведать Эрика», — решил он.

Вышел в коридор, по пути встретил пару восточников, пожелал им доброго утра. Те устало кивнули в ответ, пошатываясь и жалуясь на отсутствие воды. По пути он заглянул к Наде, постучавшись в её дверь немного раньше, чем следовало.

— Как малыш? — первым делом спросил он.

— Только что отрыгнул и измазал мне всю кофту, — она кивнула на бледное пятно у себя на плече. — И спать ни в какую не хочет. Ты только глянь на него.

Маленький Йован лежал на койке, размахивая ручками и ножками, как перевёрнутая на панцирь черепаха. Он хныкал, сопел, хватал воздух пальцами, будто пытался на ощупь понять этот странный мир.

— Капризничает, — предположил Матвей с лёгкой улыбкой.

— Надеюсь, с ним всё в порядке, — взволнованно прошептала Надя, покусывая ноготь. — Хочу поскорее вернуться домой. Там мне будет спокойнее.

— Мы отправимся через несколько часов. — Матвей остановился в дверях, вспомнив: — Кстати, ты Дэна не видела?

Надя отрицательно покачала головой.

— Не видела со вчерашнего дня.

Пощекотав малыша на прощание и немного успокоив Надю, Матвей направился к медблоку. Там он застал Лейгура, сидевшего напротив барокамеры. Эрик всё ещё был без сознания и, похоже, так и не пришёл в себя с тех пор, как его поместили в капсулу.

— Доброе утро, — произнёс Матвей.

— Доброе… — устало откликнулся исландец.

— Он не приходил в себя?

— Нет.

Это было не то, что Матвей надеялся услышать.

— А Виктор Степанович заходил?

— Нет. Я не видел его со вчерашнего вечера.

И это оказалось неожиданным. Сколько Матвей знал Виктора Степановича Щукина — тот всегда с особой заботой следил за своими пациентами.

— Похоже, его придётся оставить здесь, — с досадой сказал Матвей. — Перевозка сейчас слишком рискованна — может не выдержать.

Лейгур тихо выдохнул, будто соглашаясь.

— Надо найти Виктора Степановича.

«Ну вот, теперь придётся искать и его — в дополнение к Дэну», — подумал Матвей.

— Он позаботится о нём. А как только Эрик встанет на ноги, мы первым же вездеходом отправим его на «Прогресс». И Гюго тоже стоит предупредить.

— Угу, — снова коротко ответил Лейгур.

Матвей положил руку ему на плечо.

— Скоро выезжаем, будь готов.

Ответом вновь было молчание, лишь кроткий кивок. Казалось, тяжёлая дума сдавливала голову исландца, мешая ему разговаривать.

Матвей поднялся со стула, направился к выходу, но остановился в дверях, вдруг вспомнив, для чего он ещё сюда пожаловал.

— Ах да, совсем забыл. Я ищу Дэна, ты его, случаем не видел?

— Он заходил сюда вчера, поздно вечером. Больше я его не видел.

Услышанное насторожило. Да куда он запропастился⁈

— Вы говорили о чём-то?

— Ага, о том, что ему стоит поднабрать веса. Потом он вдруг вскочил и пошёл тебя искать. Мне ничего не сказал.

— Хм, — Матвей задумался, вспоминая вчерашнюю с Дэном короткую перепалку. — Ладно, пойду спрошу у Гюго…

Возле двери в комнату друга он стоял уже спустя несколько минут. Вежливо постучал, но предложения войти так и не услышал. Потом коснулся ручки, потянул её вниз — открыто. Про себя подумал, что его друг не будет возражать против его внезапного появления, и приоткрыл дверь.

— Гюго?

В комнате оказалось пусто. На койке валялось скомканное и сморщенное белье, верхняя одежда висела на спинке стула, а сброшенная как будто впопыхах обувь лежала на входе в уборную комнатку, откуда доносился плеск воды.

— Гюго? Ты здесь? — предпринял вторую попытку Матвей.

Шум воды резко оборвался.

— Это ты, Матвей? — донёсся приглушенный стеной голос.

— Да! Извини, я не…

— Дай мне минуту! Я почти закончил.

Матвей взглянул на часы — пол седьмого утра. Следуя заранее оговорённому расписанию, они должны были покинуть «Восток» уже через пятнадцать минут.

Дверь в уборную открылась, и оттуда к Матвею вышел сам Гюго, с красным лицом и слипшимися от влаги волосами. На нем был тёплый свитер и мешковатые штаны. Капельки воды поблёскивали на его пшеничного цвета бородке.

— Тоже с водой проблема? — подметил Матвей.

— Водой? — недоуменно переспросил он и посмотрел за спину. — А, ты про это? Нет, в этом случае я, как и все сегодня в зимовочном комплексе, тоже в ряду неудачников. Видать, опять насосы накрылись. Ну а я просто встал с утра пораньше, набрал снега снаружи, ну знаешь, по старинке. — Он закрыл дверь. — Целый час убил на растопку.

Гюго щёлкнул пальцем, и в уголке его рта заиграла ухмылка.

— Помнишь, как мы ещё пацанами помогали нашим с колкой льда?

— Даже не напоминай… — протянул Матвей, скребя отросшими ногтями шею. — Я там чуть всех пальцев не лишился однажды.

— Так все мы их чуть не лишились, раз уж на то пошло. Хотя нет, парочке ребятам всё же не повезло. Как же их… — Его брови задумчиво нахмурились.

— Серёга Зимин и Давид Табидзе, — подсказал Матвей.

— Точно! Этим двоим несколько пальцев ампутировали. Они вроде как даже были не против, лишь бы вновь в эту холодрыгу не выходить.

— Ага, — с улыбкой подметил Матвей. —

Немного помолчал, окунувшись в воспоминания.

— Слушай, — сказал Гюго, — а это ведь мы тогда с тобой договорились больше никогда лёд не колоть и стать собирателями, верно?

— Да, — сказал Матвей и отчётливо вспомнил перед картину того дня, словно это было вчера. Он и Гюго сидят вдвоём, после очередной смены по колке, и дают друг другу клятву — лучше уж они повидают старый мир в роли собирателей, рискуя быть съеденными мерзляками, чем этот безжалостный холод заберет их пальцы. Именно это он и сказал отцу за несколько дней до начала его рейда, тем самым уговорив взять его с собой. Гюго же никого упрашивать не пришлось — его родители померли ещё во времена Адаптации.

— Тыщу лет с тех пор как будто бы прошло, а? — вздохнул Гюго.

Ненадолго комната с ними внутри накрылась звонкой тишиной.

— Готовы выезжать? — поинтересовался Гюго.

— Да… Боже… — прыснул Матвей, отряхнувшись от воспоминаний. — Заболтал ты меня, и я совсем забыл, зачем пришёл. Я никак Дэна не могу отыскать.

— Дэн? Это который американец?

— Угу. Он ночевал со мной в одной комнате. Весь жилой блок обошёл, нигде его нет.

— Хм… — Гюго провёл рукой по шее, посматривая в потолок. — Странно, я тоже не видел его со вчерашнего дня.

Гюго многозначительно сдвинул брови, погладил подбородок и заговорил:

— Давай так, я сейчас соберу всех наших и велю им поискать американца. Он явно где-то рядом околачивается. Может, заблудился или случайно заперся где-нибудь.

Матвей не услышал сказанного Гюго, впав в глубокую задумчивость: он гадал, не связано ли как-то исчезновение Дэна с предметом их вчерашнего разговора?

— Ты слышишь меня? — Гюго чуть пихнул его в плечо.

— Да, да, я здесь, — пробормотал Матвей.

— Я сообщу остальным восточникам, они его поищут.

— Хорошо. — И немного погодя добавил: — Я помогу вам.

— Не стоит, — резко ответил Гюго и положил руку на его колено. — Ты лучше потрать это время на подготовку к поездке. Ну знаешь, перепроверь батареи и прочее. Вам ещё предстоит долгая дорога.

Чуть поразмыслив, Матвей ответил:

— Да, пожалуй ты прав.

Гюго хлопнул себя по коленям, встал.

— Вот и хорошо. Я сейчас же пойду соберу ребят. Мы этого америкоса вмиг найдём.

Матвей направился к двери, коснулся ручки, шагнул в коридор, но вдруг вспомнил ещё одно важное обстоятельство. Обернувшись к товарищу, он произнёс:

— Кстати, я совсем забыл. Тот самый мужчина, которого мы поместили в барокамеру. Нам придётся…

Мелкая дрожь прошла по горлу Матвея, когда он заметил, как на плече собеседника медленно расползается алое пятно, пропитывая шерсть свитера влажной кровью.

Гюго поймал направление его взгляда, наклонил голову и шепнул себе под нос ругательство.

— Это что, кровь? — настороженно спросил Матвей. — Ты ранен?

Лицо Гюго меняло одну маску на другую: вот он тревожиться, и лоб поблескивает от пота, а вот пытается силой заставить натянуть губы в оправдательной улыбке.

— Это-то? Да пустяки… — он прикрыл ладонью быстро вырастающий тёмно-алый островок. — Поранился этим утром, когда наружу выходил. Штурвал заклинило, я на него налёг с силой, а он, сука такая, возьми и как ударь мне по плечу…

Сказанное не внушало доверия, а скорее походило на поспешно сочинённую и довольно неуклюжую ложь.

Матвей передумал уходить и вернулся в комнату.

— Покажи.

— Что показать? — Левое веко Гюго затрепетало.

— Рану. Покажи ее мне.

— Боже, Матвей, у тебя дел мало? — в голос Гюго медленно вспыхивало раздражение. — Ступай к своим и приготовьтесь к отъезду.

— Гюго… — Матвей приблизился к нему на шаг и на этот раз потребовал: — Это не просьба. Сними свитер.

Тот увел взгляд в сторону, дернул челюстью и твердо произнес:

— Нет.

Серые глаза ножами впились в лицо Матвея.

— Самое лучшее, что ты можешь сделать, Матвей — это уехать. Прямо сейчас. Сделать вид, что этого разговора не было. Собери своих друзей и убирайся отсюда подальше. Так будет лучше для всех.

Капля крови просочилась через пальцы Гюго и упала на носок сапога.

У Матвея внутри происходил кавардак чувств: непонимание, гнев, отрицание. Потребовалось силой оторвать себя с места и направиться в сторону уборной, где, как он подумал, у него получится докопать до сути.

Он коснулся ручки двери и нажал на неё.

— Матвей…

Обернулся и посмотрел на голову Гюго, покачивавшуюся в знак несогласия.

— Не делай этого.

Прозвучавшая не то просьба, не то угроза не подействовала. Матвей не колебался ни секунды — открыл дверь и вошёл внутрь.

Вся раковина измазана красными разводами. На полу лежали комки одежды, — в которой Гюго вчера выпивал с ним за одним столом — вся красной от крови. Здесь же лежала марля, нитки, иглы. Все это никак не походило на следствие раны от штурвала двери. И хоть об одном Гюго не соврал — он действительно набрал снега в ведро.

Сзади послышался щелчок курка, и Матвей медленно обернулся.

— Какого хрена здесь происходит? — недоумевал собиратель, глядя на друга, державшего его на прицеле старого револьвера правой рукой, а левой прижимая раненое плечо.

И тут, завидев чёрную пасть дула — бескомпромиссную, не задающую лишних вопросов, а только безмолвно выплёвывающую смерть, — он вдруг понял: такую рану, как у Гюго, могла оставить лишь пуля.

Остальное стало проясняться в голове постепенно, словно кусочки пазла, которые оставалось всего лишь сложить вместе: огнестрельное ранение Гюго, пропажа Дэна, питающий подозрения насчет восточников. По всей видимости, минувшей ночью бывшему шерифу удалось найти доказательства оглашенных им вчера опасений, и, по всей видимости, об этом прознали…

— Дэн никуда не пропадал, верно? — Жилистые руки собирателя медленно сжались в кулаки.

— Даю тебе последнюю возможность, Матвей, как другу… — Он сглотнул, дуло револьвера заходило ходуном. — Разворачивайся прямо сейчас, забирай своих друзей и уезжай на «Прогресс».

Адресованное ему «друг» слышалось теперь не иначе как оскорбление. Матвей не отступал:

— Где Дэн?

— Твою-то мать, я же русским языком тебе объясняю…

— Он жив?

— … если ты и твои люди не хотят проблем…

— ОТВЕЧАЙ НА МОИ ЧЁРТОВЫ ВОПРОСЫ! — Матвей не выдержал и всю накопившуюся за эти считаные секунды злобу выместил на книжный шкаф, ударив его кулаком так, что на пол упало несколько небольших томов. Он не почувствовал никакой боли, наоборот — лишь ещё одно неумолимое желание нанести очередной удар, но в этот раз прямиком в лицо Гюго.

— Этот америкос сунул свой нос, куда ему не следовало, — холодно ответил восточник, двигая желваками на скулах. — И мне пришлось его заткнуть.

— Заткнуть? — исторгнул из нутра Матвей, почти задыхаясь. — Ты что, убил его?..

Гюго вздохнул:

— Мне пришлось.

В глазах помутнело, закружилась голова, и лишь подпитывающий его конечности гнев помогал устоять на ногах.

— Не так все должно было закончиться, — продолжал нервным тоном Гюго. — Тебе и твоим друзьям нужно было просто уехать, как я и планировал, и тогда всё бы обошлось. Но этот проклятый америкос всё испортил. Всё!

— Матвей?

В дверях появился Тихон. Взгляд его широко раскрытых глаз перепрыгивал с Гюго на Матвея.

— Что здесь происходит? Гюго, почему ты…

— Тихон, — перебил его Матвей, — немедленно предупреди наших.

— Не слушай его, пацан. Стой где стоишь…

— Он убил Дэна, — Матвей не стал размениваться на слова.

Тихон вздрогнул.

— Да не стой ты как вкопанный, живо беги!

Мальчишка отступил и убежал, в коридоре послышались его быстрые шаги.

— Дерьмо… — выпалил Гюго и губы его на мгновение превратились в тонкую ниточку. — Ты всё просрал, Матвей. У тебя был шанс. Теперь всё будет только хуже.

— Что ты натворил?

— Повернись ко мне спиной и положи руки за голову.

— Ответь мне…

— Делай как сказано, мать твою! — закричал Гюго.

Собиратель подчинился: лениво отвернулся лицо к стене и сцепил пальцы на затылке.

— Видит бог Матвей, я этого не хотел.

Холодное дуло револьвера коснулось его лопатки, и за спиной раздался словно бы чужой голос, велевший двигаться в направлении кают-компании.

А в голове Матвея всё неустанно гудел один-единственный вопрос:

«Что ты натворил, Гюго?»

Арина едва успела выйти из-за угла с кружкой в руках, как в неё врезался Тихон. Холодная вода прозрачной блестящей волной подпрыгнула и окатила её с головы до ног, заставив вздрогнуть от неожиданности.

— Ты… — Она растопырила пальцы, чувствуя, как лицо медленно искажает злость. — Придурок малолетний, куда ты всё…

— Там, там… Матвей… — сбивчиво пробормотал мальчишка, судорожно хватая воздух и тыкая пальцем в место, откуда прибежал. — И этот, как его… Гюго! Он его на прицеле держит!

— Что? — Арина сразу почувствовала, как злость сменяется холодной тревогой. Она крепко схватила Тихона за худые плечи и впилась в его испуганные глаза взглядом разозленной матери, отчитывающей нашкодившего ребёнка. — Кто кого на прицеле держит? Ты можешь сказать внятно⁈

Тихон сглотнул комок страха, мешавший ему говорить, и поторопился объяснять:

— Гюго нацелился на Матвея, я сам видел! А Матвей велел предупредить наших!

— Предупредить? — Арина почувствовала, как внутри становилось все холоднее и холоднее. — О чём⁈

— Я не знаю! Просто велел бежать и предупредить! — чуть не сорвался на крик Тихон и вспомнив самое страшное, поспешил добавить: — Матвей сказал, что Гюго убил Дэна!

Арина ощутила, как кровь отлила от лица, делая кожу ледяной и бескровной. Она мгновенно приняла решение, схватила Тихона за руку и резко толкнула его в ближайшую комнату, чтобы скрыть от чужих глаз.

— Где они сейчас?

— У этого Гюго, — тихо сказал мальчишка, по-прежнему испуганный и растерянный.

Арина осторожно выглянула в коридор, проверяя, нет ли кого поблизости, и быстро вернулась к мальчику:

— Слушай меня внимательно. Сейчас же беги к Наде, потом к Лейгуру. Расскажи им всё, что слышал, ясно?

Тихон быстро закивал.

— Пусть будут готовы ко всему. Я пойду искать Матвея.

— Но там же этот… — попытался возразить мальчик, но Арина уже пихнула его, подначивая поторопиться.

— Иди! Быстро! — прошипела она.

Тихон больше не спорил и, оглядевшись по сторонам, стремглав понёсся прочь. Проводив пацана взглядом, она сделала глубокий вдох-выдох и спешным шагом направилась в комнату Гюго. Через несколько минут она уже была там, но внутри никого не застала.

— Арина?

Обернувшись, она увидела перед собой Никиту. Щеки парня горели красным, грудь чуть вздымалась от вздохов, как будто бы ещё несколько секунд назад он быстро бежал.

— Ох, это ты… — с облегчением произнесла Арина, приблизилась к нему и зашептала: — Никит, здесь творится какая-то хрень. Тихон только что рассказал мне, что Гюго убил Дэна, того американца с «Мак-Мердо», который приехал с нами, а теперь держит Матвея на мушке… Короче, чего я распинаюсь⁈ Пошли, надо отыскать их как можно быстрее!

Она побежала дальше, но, не услышав позади шагов Никиты, замерла.

— Ты чего стоишь⁈ — она едва сдержалась, чтоб не накрыть его благим матом по самую макушку.

— Слушай… — Никита поморщил нос, поскрёб пальцами затылок и как-то буднично спросил: — А между нами типа всё, да? Больше ничего нет?

Арина обомлела от услышанного и первые несколько секунд была уверена — это ей послышалось. Но нет, Никита по-прежнему стоял как вкопанный и смотрел на неё исподлобья, как нашкодивший мальчишка.

— Ты вообще слышал, что я тебе только что сказала?

— Слышал. — Он прочистил горло. — Но всё же, я хочу знать, между нами всё кончено или как?

Арину бросило в дрожь. Господи, он это серьезно⁈ Собрался выяснять отношения сейчас, когда вот-вот может произойти что-то непоправимое?

— Я не собираюсь говорить об…

— ОТВЕЧАЙ! — громко рявкнул Никита и сжал кулаки до побелевших костяшек.

Арина вздрогнула, ощутив, как по её внутренностям медленно ползёт ледяной змей страха. Довольно быстро она мысленно схватила его, отбросила в сторону и отчётливо произнесла:

— Ты — истеричный и жалкий кусок говна. Меня от тебя тошнит.

Уголки губ теперь ее бывшего парня дернулись.

— Ну и катись на все четыре стороны, злобная ты сука, — огрызнулся он, и в довесок к сказанному плюнул ей под ноги.

Накатившее на Арину негодование от происходящего не давало ей сдвинуться с места. Она просто ушам не могла поверить. Мир вдруг как будто сошёл с ума с тех пор, как Тихон врезался в неё к ней несколько минут назад с ужасными новостями.

Может, это ей всё снится?

Не сказав Никите больше ни слова — а будь у неё время и возможность, она бы себя точно не сдерживала, и высказал бы ему всё в его напыщенную рожу, — Арина сорвалась с места и побежала дальше.

Ещё немного, и на пути ей повстречался Ярик, спешно идущий по коридору. Она в двух словах рассказала ему о случившемся.

— Они в кают-компании, — сухо ответил ей мужчина, указал в дальний конец блока и продолжил идти. — Ждут тебя.

Арина снова почувствовала, будто она во сне. Все происходящее казалось странно-нереальным.

— М-меня?

— Угу… — Ответил он ей из-за плеча, удаляясь дальше по коридору. — Иди скорее, пока не поздно.

Всё это ей очень, очень не нравилось.

До кают-компании, где ещё вчера происходило скромное празднование в честь возвращения Матвея и остальных, Арина брела словно в тягучем бреду, не желающий заканчиваться. У входа она встретила Юрия Павловича, одного из техников. В левой руке он держал пистолет, а в правой рацию.

— Рома, приём, где вы там? — Связывался он с кем-то. — Отбой, слышишь меня? Отбой! Забейте на труп…

— Чей труп? — осторожно спросила Арина.

Застигнутый врасплох её внезапным появлением, Юрий Павлович слегка вздрогнул и потянулся к рукоятке пистолета.

— А, это ты, Арин… — он мягко и как-то сочувственно улыбнулся. — Заходи, тебя все уже заждались.

— Кто «все»?

— Все. Восточники.

Арина заглянула внутрь. Юрий Павлович не соврал — в кают-компании собрались почти все восточники, за исключением нескольких человек. Встретили её улыбающимися взглядами и короткими кивками.

За столом, где все они ещё вчера выпивали, сидел Матвей, закованный в наручники. Его голубые глаза посмотрели на неё с явно выраженной досадой, как бы говоря: «Ты не должна быть здесь, не должна!»

— Аринка… — Гюго стоял, прислонившись к электрической плите, и держал в руке револьвер. — Не бойся, все будет хорошо.

— Что здесь происходит? — только и выдавила из себя Арина.

Сзади к ней подошёл Юрий Павлович.

— Стой смирно, мне надо тебя обыскать.

В любом другом случае она не позволила бы себя трогать и стала бы сопротивляться, но шок от увиденного парализовал её, оставив безразличной к обыску.

— Чисто, — сообщил Юрий Павлович.

Гюго кивнул.

— Присаживайся. — Дулом он указал на место за столом. — Нам всем предстоит серьезный разговор.

— Не знаю как ты, Надь, а я вот отчётливо вижу в этом розовом комочке будущего учёного. — Маша пощекотала ноготками малыша Йована по животику. — Будет помогать тёте Маше в лаборатории, и однажды, сделав величайшее открытие и по традиции воскликнет «Эврика!».

У Нади не нашлось ответа для подруги. Может, он и вправду станет учёным, а может — нелёгкая занесёт его в ряды собирателей. Возможно, он пойдёт по стопам матери, возьмёт в руки оружие и начнёт оттачивать навык стрельбы.

Как бы там ни было, он будет волен сам выбрать, по какой тропе идти. А до тех пор она сделает всё, что в её силах, чтобы у сына хотя бы была возможность ступить на ту дорогу, что он сам сочтёт своей.

— Ты не помнишь, сколько занимает путь отсюда до «Прогресса»? — поинтересовалась Маша.

— В тот раз мы управились за два дня, — вспомнила Надя, наливая воду в стакан. — Только это на «Титане». Думаю, наша нынешняя колымага управиться с этим расстоянием в два раза хуже.

Со стороны Маши послышался разочарованный вздох.

— Жаль «Титана» больше нет с нами. Иногда я так скучаю по его удобным сиденьям…

Малыш Йован забеспокоился, красное личико сконфузилось и маленькие, скрюченные пальцы потянулись к Маше. В эту секунду в комнату влетел Тихон. Споткнувшись о дверной порог, он успел схватиться за изголовье койки и, пытаясь отдышаться, быстро заговорил:

— Матвей… его держит на мушке Гюго… он убил Дэна.

Надя и Маша в ужасе огляделись друг на друга.

— Тихон, не торопись… — Надя положила руку ему на плечо. — Расскажи по порядку, что произошло.

Мальчик ответил, попутно пытаясь отдышаться:

— Я толком не знаю… Я шёл искать Матвея, увидел его с этим Гюго… И как он наставил на него пушку. Матвей велел мне бежать и всех срочно предупредить. Это всё, что мне известно. Я встретил Арину, предупредил её, она пошла их искать.

— Господи… — Маша прикрыла рот ладонью.

Полный кавардак. Но, как и с любым другим кавардаком, с ним лучше разбираться с оружием в руках — это правило Надя Соболева давно уяснила на собственной шкуре. Только вот незадача — все их пушки остались в вездеходе.

— Чуяла я, что здесь что-то не так… — прошептала Надя. — Нам нужно попасть в гараж, к вездеходам.

— А как же Матвей? И Арина? — В голосе Тихон слышалась обеспокоенность.

— Вернемся за ними сразу, как только вооружимся. — Надя выглянула в коридор, пусто. — Идём!

Втроем вышли из комнаты.

— А что на счёт Лейгура? — спросила шёпотом Маша и перевела взгляд на Тихона. — Он в курсе происходящего?

— Не знаю, я еще не успел до него добежать.

— Наверняка сидит в медблоке, — вслух предположила Надя, вспомнив, как вчера заглядывала к Эрику и застала исландца, сидящего там, словно верного пса, ждущего выздоровления хозяина. — Пойдём сначала к нему. Нам понадобится его помощь.

Без приключений добрались до «Модуля С» и сократили путь через спортзал, обставленный старыми, утонувшими во тьме и пыли тренажерами. Вышли в левое крыло модуля, и когда уже до медблока было рукой подать, услышали за спиной голос:

— Эй, эй, а ну, стоять!

Обернувшись, они увидели одного из восточников. При нём имелась винтовка, висевшая на плече с помощью худой верёвки.

— Так, вы все со мной пойдёте, — приказным тоном объявил тот и, подчеркивая серьезность своих намерений, снял оружие с плеча. — Прямо щас.

— Да что здесь мать вашу происходит? — не выдержала Маша. — Можете вы объяснить или нет?

— Вот скоро и узнаете, а щас давайте топайте за мной.

— Тебя Колей звать, верно? — Надя вытащила из памяти имя восточника, прозвучавшее в его адрес минувшим вечером.

Тот кивнул.

— Тут такое дело, Коля, — спокойно проговорила Надя, — что ещё вчера мы сидели, выпивали друг с другом, а сегодня утром узнаём, будто бы Гюго убил одного из наших, а теперь ещё и вроде как Матвея держит на прицеле. И вот скажи мне, как ты думаешь, хотим мы тебе подчиниться, или нет?

— А у тебя выбора нет, дорогуша, — ответил тот с кривой ухмылкой, — если, конечно, не хочешь, чтоб я вас здесь на месте всех не пришил. — Он передернул затвор винтовки. — Живо руки за голову!

Надя зыркнула в сторону обидчика ненавистным взглядом и поклялась себе, что если этот говнюк хоть пальцем дотронется до её сына, она под пули прыгнет, но доберется до этого пальцы и отгрызет его с корнем.

— Хорошо, — Надя подняла руки и взглядом дала остальным знак подчиниться.

— Ну вот так бы и сразу, а то ишь чего, спорить они вздумали.

— Куда ты нас поведёшь? — строго спросила Надя.

— А не твоё собачье дело. Куда надо — туда и поведу. А теперь живо мордами к стенке! И чтоб без лишних телодвижений!

Неохотно они подошли к стенам.

Надя скользнула взглядом по Маше — та стояла прямо, сжимая кулаки, будто силой заставляя себя не бояться. В её глазах не было паники — только напряжённая сосредоточенность.

Потом Надя посмотрела на Тихона. Тот едва заметно шевельнул обсохшими губами, и Наде показалось, что он беззвучно прошептал: «Приготовься».

— Так, начнём с тебя пацан, — заговорил восточник. — Есть чего в карманах?

— Нету у меня ничего.

— Врёшь ведь. Выворачивай.

— Да сказано тебе нечего выворачивать. Пусто у меня там.

— Ты чего, щенок, по башке давно не получал? Ну сучёныш, учти, если я сейчас там внутри да хотя бы камушек найду, таких тебе вставлю…

— Да проверяй ради бога.

— Ну я тебя…

Надя заметила, как Коля подошёл к мальчишке и грубо схватил его за плечо, намереваясь повернуть лицом к себе. Но рука Тихона вдруг резко поднялась ввысь, в свете что-то сверкнуло серебром, и по комнате раздался дикий крик.

— Ах ты маленький!..

Надя шарахнулась в сторону и заметила, как из плеча восточника торчит деревянная рукоять ножа, с вырезанными на ней тремя буквами «ВМФ». Половина лезвия вошла в плоть, а другая оросилась брызгающейся кровью.

— Бегите! — завопил Тихон и бросился своим худощавым, маленьким тельцем на взрослого мужика, а точнее в сторону висевшей на его плече винтовке. Коля попытку Тихона завладеть оружие пресек незамедлительно, схватил того за горло и ударил головой об стену с такой силой, что тот бесчувственным телом рухнул на пол.

Всё это произошло за долю секунды. Ну а когда восточник, стискивая зубы от боли, потянулся к автомату, она поняла — не успеет она убежать. Да и Тихона оставлять один на один с этим теперь уже не на шутку взбешенным она не собиралась, ведь он его наверняка прикончит.

Надя быстро передала ребёнка в руки опешившей Маше и бросилась на восточника, свалив с ног. Тот завопил от нового потока боли, которую наверняка дополнил впившийся из-за падения на пол теперь уже по самую рукоять нож. Надя пыталась выдернуть винтовку из-под его туши, но та не поддавалась. Она занесла кулак в намерении вырубить его, но восточник отбросил её в сторону. Продолжая корчиться, он сел на колени, снял винтовку, прицелился, но меткий удар в живот Надиным тяжелым сапогом выбил из его рук оружие и повалил на спину.

— Ах ты долбаная…

Удар помог ей выиграть заветные несколько секунд, позволившие ей встать на четвереньки, схватиться за винтовку, навестись мушкой на пытающегося подняться восточника, коснуться спускового крючка и…

— Брось… — раздался за спиной жёсткий голос, и в затылок ей упёрлось что-то холодное и твердое.

Не поворачивая головы, она с ужасом в сердце посмотрела в ту сторону, где стояла Маша. Никого. Обоих как след простыл. И Надя ощутила спокойствие: по крайне мере сейчас её сын в относительной безопасности. Значит, винтовку и впрямь можно положить.

Она медленно опустила оружие на пол и почувствовала, как чьи-то пальцы вцепились в её руки, грубо заломив их за спину. Затем запястья обожгла ледяная сталь — щёлкнули наручники.

Коля встал и нащупал рукоять ножа у себя под левой лопаткой.

— Не стоит, — предупредил его донельзя спокойный голос.

Надя узнала голос — он принадлежал тому самому здоровенному восточнику с заячьей губой, Ярику. Обернувшись, она окончательно убедилась в своей догадке и заметила, что рядом с ним стоят ещё двое восточников, оба при оружии.

— Ты слепой, или как? — взбесился Коля. — У меня нож из плеча торчит! Предлагаешь мне его таскать как грёбаное украшение, или что⁈

— Выдернешь и истечёшь кровью. Дождись, когда док придёт в себя, он всё сделает как нужно.

— Дождись⁈ И сколько мне по-твоему…

— Столько, сколько понадобится. — Теперь в спокойном голосе послышалась нотка раздражения.

Коля зыркнул, стиснул зубы, плюнул в сторону.

— Чего с пацаном? — ответил один из двух восточников, сопровождающий Ярика. — Дышит вроде…

Тихон и правда дышал и, кажется, вот-вот должен был прийти в себя. На его макушке среди чёрных кудряшек поблёскивала свежая кровь. Удар об стену оказался серьезным.

— Ну это я могу быстренько исправить… — стиснув зубы, пробормотал Коля, прорезав мальчишку суровым взглядом.

— Пацана не трогать, как и всех остальных, приказ Гюго. — строго напомнил Ярик. — Несите его к остальным. — Взглядом он указал в сторону Нади. — И её тоже.

— С ней ещё была другая баба, — сказал Коля, — та прогрессистка, она куда-то смоталась.

В эту секунду Наде так хотелось прыгнуть на него и перегрызть его сраную глотку.

— Дим, — обратился Ярик к одному из подчиненных, — отправь пару ребят её поискать после того, как закончите с ней и пацаном.

— Сделаю.

— А я, пока пойду наведаюсь в медблок к этому исландскому чудаку, — буркнул Ярик, убирая пистолет за пояс. — Ждите, я скоро.

Тягучий электронный писк, внезапно раздавшийся из компьютера барокамеры, заставил сердце Лейгура Эйгирсона забиться чуть быстрее.

Он прислонился к стеклянной крышке и заметил, как дрогнуло веко Эрика. Кадык ярла ползал вверх-вниз, вены налились кровью и набухли, как обожравшиеся черви. Лицо покрылось испариной.

Лейгур растерянно взглянул на экран компьютера и среди десятка неизвестных ему показателей разобрал лишь одно, с быстро бьющимся цифровым сердцем, возле которой билась цифра 107, потом 112, 118… Линия пульса металась, словно билась в панике, рисуя ломаные пики.

Лейгур бросился к двери, намереваясь позвать доктора, но неожиданно для себя встретил одного из восточников, здоровяка с заячьей губой. Кажется, его звали Ярик?

— Нужен доктор… — Лейгур указал на взбесившийся компьютер, в надежде, что одного лишь взгляда в его сторону будет достаточно для воздержания от излишних разъяснений.

— Ох, это не хорошо. Пошли, поищем его вместе.

Лейгур заметил, что на лице восточника ничего не дрогнуло. Ему это показалось странным.

— Пожалуй, я останусь здесь, на случай если он придёт в себя или…

«…или начнёт умирать…» — едва не вырвалось у него.

— Ты пойдешь со мной, — настойчиво сказал Ярик и потянулся к рукояти пистолета за поясом.

Лейгур отступил на шаг, внимательно изучая лицо стоявшего перед ним человека. Его сжатые губы и строгий взгляд не сулили ничего хорошего.

— И это не просьба, — добавил восточник и вытащил пистолет.

Аппаратура сзади настойчиво продолжала пищать, словно живой человек, умоляющий ему помочь.

— Хорошо… — сказал Лейгур.

— Оружие при себе есть?

Он покачал головой:

— Нету.

— Учти, если у тебя вдруг…

Позади раздался глухой стук. Эрик очнулся и стал бить по стеклу, отвлекая внимание восточника на долю секунды. И Лейгур не упустил данной ему возможности. Он кинулся на Ярика, но прежде чем успел его настигнуть, услышал выстрел и почувствовал, как в правую ногу ударило что-то горячее. Едва палец восточника сжался на спусковом крючке, как Лейгур схватил его за руку и поднял над головой. Снова раздался выстрел, и на их головы посыпались осколки лампы.

Лейгур откинул назад голову и резко ударил лбом противника в нос. Тот крикнул, его хватка ослабла, и пистолет грохнулся на пол. В суматохе один из них сбил его ногой, и оружие скользнуло под койку.

Искаженные злобой глаза с воспалёнными, красными ниточками вперили взгляд в Лейгура. К стиснутым зубам подползла хлещущая из носа кровь. Ярик заревел, собрал всю силу воедино, отпихнул Лейгура и бросился в сторону койки. Исландец попытался его схватить, но, вставая, почувствовал пронзающую боль в левой ноге. Бросив на неё короткий взгляд, успел заметить, как на штанине появилось багряное пятно от пулевого ранения.

Восточник тем временем уже встал на четвереньки возле койки, вытащил из-под неё пистолет, взвёл курок…

«Но ведь Боги…» — успело мелькнуть в голове Лейгура.

Выстрел.

Пуля просвистела возле его уха. И как только предсмертная тьма рассосалась, он увидел в нескольких шагах от себя два борющихся тела — восточника и ярла Эрика. Оба пытались дотянуться до пистолета, лежавшего в метре от них.

Лейгур захотел встать, но боль в ноге мигом вернула его на пол. Тогда он принялся подбираться к дерущимся ползком, ни на секунду не упуская из виду оружие. И вдруг чьи-то ладонь сомкнулась на рукоятке.

Очередной выстрел. На этот раз вплотную, рядом с сердцем.

Ярик сбросил обмякшее тело, вытер тылом ладони ослепившую его кровь.

Лейгур, не издав ни звука, подскочил к противнику и накинулся на него всем телом. Пистолет вновь оказался на полу, и пока Ярик попытался до него дотянутся, длинные и толстые пальцы вонзились в его глазные яблоки.

Раздался душераздирающий вопль. Рука, прежде пытающаяся нащупать пистолет, теперь беспомощно пыталась схватиться за лицо убийцы. У Ярика получилось угодить исландцу в подбородок, но тот и бровью не повёл, продолжая погружать пальцы всё глубже и глубже, пока вскоре тело под ним не перестало извиваться, а на обагрённом кровью лице не замерла посмертная маска ужаса с открытым ртом.

В ушах звенело, и мир на короткий срок стал крошечным и состоял лишь из Лейгура Эйгирсона и убитого им восточника. Так длилось, кажется, вечность, пока в этот мир не ворвался ещё один звук — быстрого дыхания.

Эрик лежал на спине и жадно хватал ртом воздух. Исландец медленно сполз с тела, добрался до северянина и увидел вокруг него растущую лужу крови, бурным потоком покидающее пока ещё живое тело.

Глаза ярла посмотрели на Лейгура — глаза, теперь уже видевшие образы Богов. От полноценной встречи с ними их разделяли считаные секунды.

— Я позабочусь о них, — сказал Лейгур, крепко сжимая пальцы ярла. — Твои люди обретут новый дом.

Эрик приоткрыл рот, и из него тут же хлынула горячая, темная кровь, помешавшая ему заговорить.

— Клянусь тебе, — добавил Лейгур, сжав его руку в своей.

Прежде чем умереть, губы Эрика, кажется, тронула спокойная, почти умиротворённая улыбка.

Глава 5 Мертвецы идут

Темная пелена перед глазами медленно сползала, обнажая белесый потолок с облупленной краской. И первой мыслью, что пришла ему в голову, была: если это рай — ему срочно нужен косметический ремонт. Однако с чего бы ему, Дэну Шутеру, совершившему при жизни немало грехов, Господь обеспечил номерок в уютном раю?

Вот уж нет. Это место — ад. И пахло здесь адски: сыро, затхло, смертью.

Потом в груди зашевелилась боль, как огромный жук, прорывающий в земле путь когтистыми лапками в желании поскорее оказаться снаружи. Дэн собрался закричать, позвать на помощь, но металлическое эхо голосов, отразившееся от стен, заставило сдержаться.

Он прислушался, и вновь ни черта не разобрал. Говорили по-русски:

— Ты тупой⁈ Гюго ясно дал понять, надо от него избавиться так, чтоб это выглядело как несчастный случай.

— Ну а я тебе о чём? Сбросим его отсюда, и дело в шляпе. Тут метров десять высоты. Вполне себе хватит, чтобы расшибиться насмерть.

— Нет, ты и впрямь тупой, или прикидываешься, Сань?

В памяти пронеслись картинки, словно кадры из старого фотоальбома: вот он идёт за тем самым доктором, видит тело худощавого незнакомца на разделочном столе, тех двух дружков Матвея, а затем… Вспомнил! Он отнял у этого чертового расчленителя трупов пистолет и попытался предупредить Матвея, но сам схлопотал пулю. Потом тьма, долгая, тягучая, словно трясина, а вслед за ней и нынешние обстоятельства.

И всё же он каким-то чудом был живой, пока что. И этим надо было непременно воспользоваться.

Только бы вот понять где он…

— У него в животе дыра от пули, кретин! — тем временем прикрикнул чей-то голос. — Сбрось ты его хоть со стометровой высоты, она-то никуда не денется!

— А-а-а… — протянул второй.

Дэн попытался пошевелиться, но удар огненной боли быстро заставил его вернутся на место, как бы говоря «лежи и не дергайся, дружок». Но голову удалось приподнять, и в десятке шагов от себя он увидел парочку восточников, которых помнил еще во время слезного выступления этого Гюго. При мысли об этом сукином сыне в жилах кровь застыла от злобы.

— Кажись, придумал! — сказал вдруг один вроде бы воодушевленным тоном. — Сбросим его в нижний отстойник насоса, прямиком в крыльчатку. Она его к херам в фарш перемолит.

Про себя Дэн порешил так: эти двое спасать его точно не собираются, иначе не лежал бы здесь, на холодном полу, истекая кровью — он чувствовал её горячее тепло, ползущее по его бокам и вниз, к ляжке.

Нужно было срочно что-то придумать.

Силой он повернул голову и приметил ящик с инструментами. Потянулся к нему и вытащил первое, за что уцепились пальцы — крестовая отвёртка, большая, сто миллиметров. Спрятал находку в рукаве.

— Так насос же накрылся, воды часа два уже как нет.

— Да, но крыльчатку можно запустить отдельно, и я даже знаю как. Кстати, это заодно объяснит, чего насос не работал, когда мы вытащим позже оттуда труп.

— Точняк! Ну ты чёртов гений.

— А ты сомневался⁈ Так, давай тащи ублюдка к краю, а я пойду займусь пультом управления.

Один из них скрылся за углом, а второй зашагал прямиком в сторону Дэна.

Шериф закрыл глаза и почувствовал под мышками грубую хватку, его стали поднимать. Боль в животе дала о себе знать с троекратной силой, и тогда Дэн понял: либо он сейчас закричит и схлопочет пулю (на этот раз смертельную), либо станет бороться.

И Дэн Шутер выбрал второе.

Стиснув зубы и сдерживая боль ровно необузданного жеребца, он тряхнул рукой, сжал отвертку и, собрав все крупицы оставшихся у него сил, вслепую ударил сталью в сторону восточника.

Раздался крик.

— Сука!

Дэн упал на живот и в попытке перевернуться, ощутил себя морским котиком, пытающимся улечься на другой бок (правда, в отличие от него, проделывая это, они не испытывают на себе ежесекундных уколов боли). Когда удалось лечь на спину, он увидел, как его неприятель, стоя на коленях, обхватил рукоятку отвертки, всаженную в бок, и все сжимал и разжимал пальцы, набираясь храбрости выдернуть её.

— Рома, этот ублюдок живой! Рома!

И вот это, несмотря на свое скудное знание русского, Дэн прекрасно понял. Счёт шел на секунды. Если он сейчас же что-нибудь не сделает…

И вдруг удалось увидеть его — пистолет в кобуре, привязанный у пояса. Торчит себе, только руку протяни. И Дэн протянул, схватился за рукоять, но восточник успел заметить его движение и помешать.

— Долбаный ублюдок… — шипел восточник, стиснув его кисть.

Вновь пришлось отстраниться от боли, загнать её в дальний угол хотя бы на несколько секунд, и вытянуть вторую руку, на этот раз к отвёртке. Дэн обхватил инструмент и всадил его ещё глубже.

Вопль разорвал воздух.

Восточник проиграл в битве с агонией, упустив драгоценные секунды, и ослабил хватку, удерживающую руку Дэна. Шерифу удалось завладеть пистолетом, взвести курок…

Быстрые шаги послышались за спиной.

Дэн резко развернулся на другой бок и увидел второго, с пистолетом в руках. Он уже целился в него.

Грохнули два выстрела.

Первый рухнул на пол, как срубленное дерево. Второй, с отвёрткой в брюхе, теперь не вопил, а издавал булькающие звуки. Он обхватил глотку обеими руками и выглядел так, словно душил сам себя. Сквозь пальцы сочилось много крови — она же, спустя мгновение, прыснула изо рта вместе со слюной. Не прошло и десяти секунд, как отвёртка стала наименьшей из его бед, а пуля его дружка, прошедшая насквозь через его шею медленно, но верно его прикончила. Лишь спустя пару мгновений Дэн понял: его выстрел заставил первого — того, что с пистолетом — в последнюю секунду дёрнуть рукой. И этим случайным движением он подстрелил своего приятеля.

Теперь хотелось лишь одного — распластаться на этом ледяном, неприветливом полу, закрыть глаза и выспаться. Встать на ноги, да хоть на четвереньки, представлялось чем-то наравне с подъемом кузова голыми руками, груженного тонной снега. Только вот Дэн знал, что если он не попытается этого сделать, то умрёт, обязательно умрёт, и на этот раз уж точно.

К тому же он должен был предупредить остальных. Предупредить Матвея. Черт подери, он ведь теперь его должник, после все случившегося в «Мак-Мердо».

Он всё же встал на четвереньки, матерясь и корчась. Заметил, как у него из раны ручьем хлещет кровь. Снял через голову кофту и кое-как перевязал её вокруг талии, в надежде хоть немного остановить кровь. Понимал, что этот хватит ненадолго, но в самый раз, чтобы доковылять до своих.

Наверное…

Вдруг со стороны одного из покойников послышался голос из рации:

— Рома, приём, где вы там? Отбой, слышишь меня? Отбой! Забейте на труп…

Говорящий резко замолк.

Труп? Это он о нём? Нет уж, он ещё не труп. Не дождетесь, сукины дети.

Дэн ухватился за поручень, поднялся и, опираясь на него, поплелся куда-то вперед. Пройдя шагов десять понял, что сделал глупость и не прихватил с собой один из этих пистолетов. Однако возращение туда, к двум покойниками на десять шагов назад, теперь виделось ему как если бы ему надо было пройти пешком от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, одним словом — охренеть как далеко и долго.

Голова кружилась, генераторы вокруг и всякие другие непонятные ему приборы делились надвое, расплывались.

Он прошёл ещё шагов тридцать, пока не рухнул возле большой двери с рычагом и понял, что умирает. Это утверждение лишь крепко укоренилось в голове, когда он посмотрел на пройденный путь, показавшийся ему вечностью, и увидел множество жирных капель крови, оставленных после.

В голове почему-то всплыла сказка про Гензель и Гретель и хлебные крошки.

Окровавленная рука Дэна Шутера потянулась к рычагу. Ему уже было плевать, кто скрывается за этой тяжелой, стальной дверью: друг ли, или враг, или вовсе никто. Теперь ему нечего терять. Он обхватил металлический стержень, резко дернул вниз и обессиленный упал на пол.

Всё. Больше он не встанет. Не сможет.

Его тело превратилось в неповоротливый, гигантский булыжник, сдвинуть который подвластно лишь парочки крепких ребят.

Щелкнул механизм, дверь скрипнула, и в открывшейся перед его взором тьме он увидел тощие, обнаженные фигуры, облаченные в рваное тряпье. Воспаленные, в красных жилках белки глаз ходячих мертвецов блестели во мраке; они перешептывались, шлепали босыми ногами по ледяному полу. Их костлявые, безобразные руки потянулись к его лицу, к его телу, нависли над ним, как скрюченные ветви мертвого, древнего дерева.

Прежде чем вновь упасть в забытье Дэн Шутер понял: вот теперь он там, где ему и положено быть — в аду.

Маша бежала не давая себе ни секунды передышки. Теплый комочек жизни в ее руках крепко спал, уткнувшись носом-пуговкой ей в грудь.

Массивная дверь, ведущая в гараж, отыскалась совсем скоро. Она осторожно положила на пол малыша, обхватила двумя руками штурвал и стала крутить его против часовой стрелки до тех пор, пока не раздался щелчок и дверь как бы нехотя приоткрылась, тягучим скрипом зазывая её внутрь.

Она взяла малыша, прошептала ему в ухо, что всё будет хорошо, и, посмотрев нету ли за ней хвоста, скользнула внутрь тамбура, предварительно заперев за собой дверь.

Не прошло и минуты, как Маша оказалась возле «Марты», освещая ее побитую временем обшивку серебряным светом ваттбраслета. Она забежала в салон, положила малыша на переднее сиденье.

— Все будет хорошо, маленький, — шепнула она ему.

Бросила взгляд в заднюю часть вездехода, увидела торчавшие дула винтовок и автоматов, закрепленных на стойке. Схватила первое попавшее под руку оружие и потянулась за магазином…

— Что происходит?

Маша подавила едва вырвавшийся наружу крик и резко обернулась с прижатым к бедру автоматом.

— Боже… — выдохнула она, схватившись рукой за сердце. — Ты напугал меня до чёртиков.

— Виноват. — Лейгур заковылял в её сторону, придерживаясь за спинки кресел.

— Ты ранен? — обеспокоенно спросила она.

— Вроде того, — прокряхтел он и плюхнулся на сиденье рядом с ней. — Не поможешь? Там где-то на одной из верхних полок должна быть повязка…

Маша кивнула и принялась за поиски.

— Лейгур, какого хрена здесь творится?

— Я это у тебя хотел узнать. — Исландец взял с оружейной стойки автомат, извлек из него магазин, проверил наличие патронов. — На меня набросился этот здоровяк, Ярик. А потом…

Он резко замолчал.

— Что? — спросила она, не прекращая поиски повязки.

Ответа она не получила и обернулась к нему.

— Лейгур, что…

Исландец приложил указательный палец к губам и показал взглядом за её спину. Обернувшись, она не поверила своим глазам.

На свет тусклого огня вышло десятка два полуобнаженных мужчин и женщин. Все до безобразия худые, они походили на оживших мертвецов, поднявшихся из могил. Головы на фоне их тел смотрелись нелепо большими. Ноги — кости, обтянутые тонкой кожей.

Все они скучковались возле одного из седобородых мужчин и оглядывались, как стадо беспризорников, впервые оказавшиеся в громадном замке.

Маша наблюдала за чужаками в переднее стекло. Их вид, в особенности скрюченных женщин, вызвал в ней приступ ужаса и жалости.

Со стороны водительского сиденья послышался детский всхлип, заставивший эту чудну́ю горстку вздрогнуть.

— Кто здесь? — донесся со стороны живого трупа с длинной бородой низкий голос. Пистолет, удерживаемый в костлявой руке, направился в сторону вездехода. — Покажись!

Лейгур медленным движением передернул затвор и жестом приказал Маше не высовываться.

— Живо покажись, или я начну стрелять! — вновь потребовал шершавый голос.

Лейгур сделал глубокий вдох.

— Меня зовут Лейгур Эйгирсон. Я прибыл сюда вчера вот на этом самом вездеходе, вместе с экспедицией Матвея Беляева.

Со стороны незнакомцев донесся оживленный гул.

— Ты знаешь Матвея? — спросил мужчина.

— Разумеется знаю. Я был капитаном судна, на котором доставил его на Захваченные Земли.

— Где он? Где Матвей?

— По всей видимости, его взяли в заложники свои же. Почему — не знаю. Меня ранил один из восточников по имени Ярик. Теперь я пришел сюда за оружием с целью разобраться.

— Оружие? — быстрое дыхание, и в голосе послышалось как будто бы вожделение. — Дай его нам! Мы поможем тебе.

Тишина. Лейгур размышлял.

— Прежде чем я это сделаю, могу я узнать, кто вы такие? — спросил он наконец.

— Кто мы такие? Мы восточники! — ответил ему дрожащий голос. — И я собираюсь отправить в ад шайку ублюдков, которые подвергли нас этим мучениям!

Надю втолкнули внутрь кают-компании, со связанными за спиной руками и грубо посадили в кресло. Тихона же внесли и положили его бесчувственное тело на диван. На лбу мальчика, в свете зажженных ламп, поблескивала свежая кровь.

— Мать вашу, вы что творите⁈ — рявкнул Матвей, ударив ладонями об стол. — Он же ребенок!

— Ни хрена себе, ребенок… — пробурчал Николай Федорович, присоединившийся к остальным. Он прихрамывал, крепко держась за левую ногу, откуда текла кровь. — Этот сучёныш мелкий мне в ляжку нож воткнул.

— Жаль, — прошипела Надя, сдунув локон волос, упавший ей на левый глаз. — Стоило целиться в глотку.

— Поговори мне ещё тут, стерва… — плюнул на пол Николай Федорович.

— Так, успокоились, — Гюго не сильно ударил рукоятью пистолета по столу, на котором сидел, и обернулся к вошедшим восточникам: — Дим, где еще двое? Та прогрессистка и рыжий здоровяк?

— Ярик пошел за здоровяком, а прогрессистке удалось удрать. Но мы с Лёхой ща живо ее отыщем, никуда она денется…

Лёха быстро закивал, как бы подписываясь под словами напарника.

— Ладно, идите… — велел им Гюго, и когда те уже скрылись из виду, крикнул им вслед: — Живыми, слышите⁈ Не причинять никакого вреда!

— Мальчику нужен врач, — твердо сказал Матвей, глядя на Гюго. — Или ты не видишь, что у него кровь течет? Позови Степаныча! Пускай он его осмотрит. — Собиратель невольно сжал кулаки. — Где его вообще черти носят всё утро⁈

— Вини своего американского дружка, это он постарался, — ответил ему Гюго. — Так сильно приложился по лицу бедолаги, что тот уже почти час в себя прийти не может.

— Ты сказал, — заговорила Арина после длительного молчания, — что собираешься с нами серьёзно поговорить. А мы здесь уже торчим минут десять и только пялимся друг на друга. Может, объяснишь наконец, что здесь творится?

Матвей прибавил:

— Что такого увидел Дэн, а? За что ты убил его?

Кулаки сжались до боли, ногти впились в ладони. Грудь стесняло тяжёлое, рвущее изнутри чувство. Прямо сейчас перед ним стоял старый товарищ, которого он знал с детства. Ещё вчера они сидели за одним столом, пили, вспоминали былое, смеялись, почти обнимались, как братья. А сегодня этот самый товарищ признался в убийстве его друга. В голове не укладывалось, что это один и тот же человек.

Посматривая на Арину, Гюго задумчиво погладил бороду, прошелся взглядом по остальным шести восточникам, рассевшимся по разным углам — все они имели при себе оружие, — и заговорил:

— Матвей, — обратился он почему-то именно к нему каким-то опустошенным голосом, — вчерашний мой рассказ о случившемся здесь, на «Востоке»… Не все в нем оказалось правдой.

Он слез со стола, мягко опустившись на пол, и тылом ладони вытер нос. Взял стул и сел на него, облокотив руки на спинку. Говорить он не торопился и всё поглядывал на свои мозолистые ладони.

— В каком месте ты соврал? — не выдержав длительного молчания, потребовал от него Матвей.

Тот поднял на него влажные глаза.

— Умершие. Их было в несколько раз больше. Все гибли как мухи, ни дня не обходилось без визита смерти на станцию «Восток». Я видел это Матвей, да, мы все это видели… — рукой он нарисовала дугу в воздухе, охватывая всех собравшихся. — Я вот этими вот, сука, руками перетаскал десятки тел. По приказу Олега Викторовича погружал в вездеход и отвозил в расщелину.

— Но почему? — спросила Арина, и Гюго повернулся к ней. — Ты же говорил, что «Чжуншань» поделился с вами провизией.

— Здесь я не соврал, они действительно поделились провизией. Да только вот ни один наш вездеход оттуда так и не вернулся.

— То есть ты хочешь сказать… — предположил Матвей, — что все эти месяцы у вас не было никакой еды?

Гюго коротко кивнул.

— Ничего. Лишь остатки запасов, спасенные после пожара.

У Матвея встал закономерный вопрос:

— Но… — он сглотнул, — что же вы тогда ели все эти месяцы?

Во взгляде Гюго появилась отрешенность, а его пальцы стали щепать кожу на руке не останавливаясь.

— В июле, когда я в вновь отвозил к расщелине наших умерших братьев и сестёр, — голос Гюго как будто бы доносился из далёкой глубины, — я окончательно осознал, что нам не выжить, не дотянуть до наступления лета. Мы лишь оттягиваем неизбежное и не принимаем никаких мер! И тогда… — ком застрял у него в горле, — я не стал выбрасывать тела в расщелину, развернул грузовик и вернулся на «Восток».

Худшие опасения Матвея подтверждались с каждым услышанным словом, и мурашки ужаса одна за другой выступали у него по спине.

— Я собирался всё сделать как надо, Матвей. Пошёл к Олегу Викторовичу, пытался убедить его, что тела нам пригодятся. Но этот… — он поджал губы, посмотрел в сторону, — упёртый хрыч даже слышать ничего не хотел. Видите ли, он верил, что есть другой выход, а его не было, этого другого выхода! Он заставил меня избавиться от тел, что я и сделал, и о чем позже долго сожалел, ведь они могли спасти много других жизней!

— Боже… — вырвалось у Нади.

— Это не могло длиться вечно, ты меня понимаешь⁈ — не выдержал Гюго. Он резко встал со стула и вцепился пальцами в край стола. — Каждый день приносил смерть, и я должен был её остановить! Я дал «Востоку» шанс на выживание!

В этот раз он сорвался на крик:

— И не смотри на меня так, будто я сумасшедший! Большинство присутствующих здесь прошли через это. Мы с тобой прошли через это Матвей, тридцать три года назад!

Николай Федорович кивнул, и все остальные, как по команде, кивнули следом.

— Да, Матвей, — раздался голос позади, — ты ж сам вместе с отцом ел покойников. Времена такие были, а щас, почитай, то же самое. Ну не было у нас иного выбора.

— Тебя просили рот открывать? — рявкнул Гюго кому-то за спиной Матвея. — Нет? Так значит закрой варежку!

— Пускай и так… — вновь обретя дар речи, произнёс Матвей, — только вот я одного не пойму… — Он взглянул на Гюго. — Зачем все это скрывать? Думаешь, я бы не отнесся к вашему выбору с пониманием? Да это ужасно, но… ты сам сказал, что мы прошли с тобой через это! И я могу понять твой выбор! Только вот к чему все эти недомолвки⁈ И за что ты убил Дэна⁈

Гюго хранил молчание и вновь стал щипать кожу на запястье. Затем, чуть погодя, заговорил осипшим голосом:

— Не все на «Востоке»… — он откашлялся, прогоняя хрипотцу, — поддержали мою идею. И они… они не оставили нам выбора, понимаешь? Тем, кто хотел выжить. Нам пришлось…

Он снова замялся, и, напуганный взглядом, бродил по полу, будто в надежде прочитать на нём нужное слово.

— Ну? — Не выдержал Матвей. — Что тебе пришлось? Говори, мать твою!

Гюго выпрямил плечи, приподнял подбородок.

— Мы заперли их, всех, кто не пошел за нами. Всех, кто был против моей затеи. — Голос Гюго звучал холодно как лед, но всё же порой поскрипывал от идущей молнией трещины. — И вытаскивали по одному, когда в этом была нужда.

У Матвея в ушах зазвенело. Он не мог поверить в услышанное.

— Поэтому я ничего и не сказал тебе, — продолжал Гюго по-прежнему надломленным голосом. — Ты не принял бы этого. Я ведь тебя знаю, Матвей, знаю не первый год. Ты весь такой у нас правильный, само воплощение справедливости. Не зря же Олег Викторович всё хотел тебя старостой сделать, все не затыкался, даже когда мы тебя здесь все уже мысленно похоронили. Только вот старый дурак все никак не мог принять тот факт, что будь ты на моем месте со своей гребаной справедливостью, все бы мы уже лежали на дне трещины. Все восточники бы лежали там.

Гюго повернулся к нему спиной, облокотился руками о стол и заговорил немного тише:

— План был проще некуда: ты уезжаешь со своими людьми за едой, а мы с ребятами избавляемся от ещё оставшихся, и «Восток» продолжает жить, словно ничего и не было. Очередная хреновая страница из истории нашей станции перевернута и начата новая.

— Оставшихся? — в голосе Матвея прозвучала надежда.

— Но теперь, я не знаю, что мне делать… — Гюго проигнорировал заданный ему вопрос. — Я не хочу тебя убивать, никого из вас, но и отпустить не могу. — Он оглянулся в сторону Матвея через плечо. — Ведь сделай я это, ты этого просто так не оставишь, я знаю.

Напряжённую тишину, наступившую после, прекратила Арина:

— Ты просто жалкий и никчёмный трус, Гюго. — Девушка привстала и прошлась суровым взглядом по всем восточникам. — Все вы здесь — сборище никчёмных ссыкунов.

— Раз такая умная, — возразил Никита, сидевший в самом дальнем углу, — чего ж ты тогда сделала на нашем месте, а?

— Боролась, — незамедлительно ответила Арина, испепеляя его осуждающим взглядом. — Искала бы другие пути, пыталась и дальше отправлять экспедиции за провизией на ближайшие станции.

— И вновь терять вездеходы и людей? — Николай Фёдорович отмахнулся. — Это безумие!

— Безумие — это то, что натворили вы! Они наши люди! Наши братья и сёстры, ублюдки вы чертовы!

Спор набирал обороты, и в какой-то момент стены кают-компании загудели от несвязанного гама. Для Матвея он не имел значения, в сущности, он даже и не слышал его, глубоко утонув в размышлениях о невозможности происходящего. Подняв голову, ему удалось перехватить взгляд Гюго — взгляд, как ему показавшийся, умоляющий о прощении.

— Тихо, тихо! — закричал Николай Фёдорович, угомонив гомон голосов и поднеся ко рту рацию. — Серёг, повтори, я ничего не понял.

Все обернули головы к сидевшему на диване мужчине, погрузившись в молчание.

Рация вопиюще закричала:

— Они выбрались! У них пушки!

На фоне затрещали звуки, походившие на выстрелы, а за ним последовало бульканье.

— Погоди, погоди! — вновь закричал динамик рации. — Прошу, выслушай…

— … меня, я не…

Костлявый и длинный палец сжал спусковой крючок: один раз, два, три, четыре…

— Ну все, хватит с него. — Лейгур коснулся худого плеча своего новоявленного спутника — одного из семнадцати человек, идущих за ним следом.

— Я сам решу, когда с него хватит, — огрызнулся в ответ седобородый.

Громыхнуло ещё два выстрела, окончательно превратив лицо лежащего в ногах восточника в месиво из плоти. Брызги крови прилипли к оголенному телу убийцы. Осколки рации, прижатой к груди, разлетелись на мелкие кусочки.

Когда магазин пистолета опустел, седобородый, назвавшийся Ильдаром, молча протянул Лейгуру раскрытую ладонь. Исландец нехотя вложил в нее заряженный девятимиллиметровый магазин, ожидая, что и сейчас и без того ограниченный боезапас будет потрачен на высвобождение гнева, однако этого не случилось.

Ильдар вставил магазин, передернул затвор.

Позади раздался добивающий выстрел винтовки. Одна из голых женщин стояла над очередным покойником, бывшим собратом-восточником. Ее морщинистое лицо искажал гнев, а держащее оружие руки тряслись. Кажется, она была готова вот-вот нажать на спусковой крючок, но в конечном счете разрыдалась и выронила винтовку.

— Ее сына сожрали эти ублюдки, месяц тому назад, — говорил Ильдар до мурашек ужасающим, будничным тоном. — Вырвали из рук матери мертвое тело ее мальчика, бедняга не выдержал голода…

Бескомпромиссный взгляд Ильдара обратился к Лейгуру.

— И это лишь маленькая крупица из гигантской свалки, сотворенная этими нелюдями.

Он плюнул на изуродованный труп. Слюны набралось недостаточно, а потому на подбородке мертвеца — точнее того, что от него осталось, — оказалась лишь белая пенка размером с ноготок.

— Ладно, идём! — обратился он к остальным. — Найдем этого сукина сына Гюго. Я заставлю его поплатиться за каждую пролитую каплю крови невинно убиенного.

И толпа медленно пошла по коридору, озираясь по сторонам.

— Эти выродки взяли под контроль оружейную, — внезапно заговорил Ильдар, — присвоили себе пушки и под дулом завели нас в эту комнатенку в техблоке. Держали нас там словно скотину, вытаскивая по одному, когда голод приспичит. А все почему? Потому что мы отказались жрать покойников! Наших родных и близких! У этих-то ублюдков никого нет: ни матерей, ни отцов, ни жен, ни сестер с братьями. Конечно, они ничего не теряют! А вот мы…

Лейгур буквально чувствовал обжигающий гнев идущего подле восточника.

— Они не люди, — шипел Ильдар. — Хуже животных. И сегодня все они до единого отправятся прямиком в грёбаный ад.

Он безжалостно стиснул кулак, словно один из виновников его кошмара уже угодил ему в руки.

— Как вам удалось выбраться? — задал Лейгур пришедший в голову закономерный вопрос, продолжая следить за обстановкой впереди.

— Сегодня, когда в очередной раз открылась дверь, мы увидели перед собой не одного из этих выродков, — он кивнул себе за плечо, на оставшиеся позади трупы, — а полумертвого доходягу. Полагаю, он один из ваших.

— Полумертвый?

— Угу. Его, видно, тяжело ранили, кровища так и хлещет. Я оставил пару наших перевязать его и посторожить, пока мы тут разбираемся. Только вот думаю без толку все это, уж очень рана тяжелая. — Указательным пальцем он почесал ноздри с торчавшими оттуда завитушками волос. — Всё бормотал что-то там на английском, я ни слова не разобрал.

«Дэн» — мысленно заключил Лейгур.

— Гляжу, тебе тоже досталось… — Ильдар мотнул головой на грубо нанесенную повязку на ноге исландца. — Но если ты здесь, живой, полагаю, что сделавший это…

Договорить у Ильдара не вышло. В дальней части коридора показались трое и, увидев в пяти метрах от себя голую дюжину вооруженных людей, встали столбом, округлив глаза. Быстрым движением они направили дула винтовок в их сторону, Ильдар вместе с остальными ответили тем же.

Завязалась перестрелка, и узкий коридор сотряс гром выстрелов.

Совсем рядом послышались хлопки, и на несколько секунд по кают-компании разлилась пронзительная тишина.

— Это, кажись, в соседнем блоке, — сделал предположение Николай Федорович, уставившись лицом призрака в сторону Гюго.

Сам же Гюго, когда выстрелы утихли, медленно поднес рацию к губам, нажал на кнопку, и, сглотнув, произнёс:

— Кирилл, как слышишь меня, приём?

Он в отчаянной надежде смотрел на динамик рации. Капля пота блестела на кончике волоска его челки. Кирилл был одним из трех людей, посланных разузнать, что произошло.

— Дерьмо… — стиснув зубы, процедил Гюго, так и не дождавшись заветного ответа.

Николай Федорович дотянулся до лежащего на тумбочке пистолета, вынул магазин, проверил наличие патронов, вставил обратно. Никита быстро задышал, глядя на открытый проход в кают-компанию. Юрий Павлович дежурил в коридоре, жевал нижнюю губу и нервно шаркал подошвой пол.

Неожиданно рация в руках Гюго заговорила до боли знакомым Матвею голосом:

— Это ты, говна кусок?

Гюго сглотнул, его челюсть на мгновение дрогнула. Отвечать он не торопился, да и желанием, судя по опустошенному выражению лица, не горел.

— Я знаю, что ты слышишь меня… — хрустел до безобразия гневный голос из динамика. — Так вот, слушай сюда, и слушай внимательно: бежать тебе и твоим дружкам некуда, а ежели попытаетесь, мы вас найдем, станция-то небольшая. Ну а если вдруг в твою головушку взбредет мысль сопротивляться, так я предупреждаю сразу: ничего из этого не выйдет, совсем как у посланных тобою казачков… — Далее тон сменился на строгий. — Нас больше, мы все вооружены и сука очень-очень злы.

Наконец, Гюго не выдержал, нажал на кнопку вызова и спокойно произнёс:

— Что тебе нужно?

Ответ последовал не сразу. Говорящий на той стороне будто бы наслаждался неприкрытым страхом Гюго.

— Твоя жизнь и жизни всех тех сукиных детей, которые стали пособниками созданного тобою кошмара, Велоуров. Несколько из них я уже забрал и сегодня намереваюсь получить остальные.

Рация шикнула и замолчала, более не произнеся ни слова.

Повисла напряженная тишина.

У Николая Степановича на лице образовалась жестокая гримаса.

— Вот уж нетушки… — Он встал и, хромая на одну ногу, доковылял до стола подле Гюго, на котором лежало помповое ружье. — Я им просто так не дамся. Не дождутся…

— Это что, Ильдар? — произнёс взволнованно Матвей, распознав голос. — Наш начальник охраны?

Гюго ответил ему коротким взглядом, медленно вытащил из кобуры пистолет, снял с предохранителя, и, пропустив мимо ушей заданный ему вопрос, обратился к четырем оставшимся с ним подчиненным:

— Будем прорываться в гараж, к вездеходу.

— Хорошая мысль, — поддержал Николай Фёдорович.

— Гюго, постой… — возразил Матвей. — Ты что, не слышал его? Их больше, они с оружием…

Но вместо Гюго ему ответил Николай Федорович:

— И что теперь ты предлагаешь, а? Сдаться им на милость? — Он отхаркнул красную жижу. — А они нас на куски потом порвут?

— Я могу попробовать поговорить с ним. Убедить его переменить решение… — сказал Матвей, хоть и понимал, что из этого ничего не выйдет.

Понимали это и остальные.

— Дипломатия в нашем случае дело заранее обреченное на провал, Матвей, — проговорил тихо Гюго. — Ильдар, все эти люди, они не оставят мое решение безнаказанным. Окажись я на их месте, поступил бы таким же образом.

Он подозвал Юрия Павловича и ткнул пальцем в Надю.

— Она на тебе. — Посмотрел на Никиту. — А ты возьмешь на себя Арину.

Парочка кивнула и стала заходить к ним сзади.

— А, вот теперь оно что… — с издевательской ухмылкой произнесла Арина, — собрался использовать нас как живой щит, да, Гюго?

— Нет, просто хочу…

Арина плюнула ему в лицо.

— Мерзавец, — прошипела она сквозь стиснутые зубы. — Все вы здесь сборище подонков.

Никита грубо пихнул её в ребро прикладом винтовки.

— Да замолкни ты уже.

— Савин! — приказал Гюго, вытирая рукавом свитера слюну с подбородка. — Ударишь ее еще раз, останешься здесь.

Никита грубо коснулся плеча Арины.

— Не прикасайся ко мне. — Она стряхнула его руку.

— Мы отпустим вас, как только доберемся до вездехода, — сказал Гюго. — Вас и пальцем никто не тронет, даю слово.

— Как-то слабо верится в надежность твоего слова, — с намерено подчеркнутой издёвкой произнесла Надя, поднимаясь со стула.

Гюго нахмурился, но промолчал.

— А с этим засранцем как быть? — Николай Фёдорович указал на так и не пришедшего в себя Тихона.

— Оставь его, — без раздумий отдал распоряжение Гюго.

Потом он подошёл к Матвею и, глядя на него снизу вверх, тихо произнёс:

— Давай, поднимайся.

— Это всё лишь усугубит положение, Гюго, — говорил ему Матвей, пока тот выводил его в коридор. — Если завяжется перестрелка, а она обязательно завяжется, погибнет только больше восточников. — Он глянул через плечо, завидев лишь половину лица своего товарища. — Разве не это ты собирался предотвратить, воплотив свою безумную затею?

Гюго смолчал.

— Ты ведь не плохой человек, Гюго.

— Да откуда тебе знать… — послышалось недовольное возражение за спиной.

— Будь это так, ты перестрелял бы меня и моих людей ещё вчера, как только мы вышли из вездехода, и не стал бы заморачиваться.

Снова молчание.

— Ну и ко всему прочему, я знаю тебя не первый день, Вов, — обратился он к нему по имени, как это бывало в тех редких случаях, когда им предстоял серьезный разговор. — Ты не способен на зло.

Наверное, Гюго вновь возразил бы, если б вдруг им не пришлось резко остановиться из-за раздавшихся впереди шлепков босых ног. На стене вырастали блеклый тени, слышался кашель, сопение.

Николай Федорович пожурил кровоточащую рану на ноге, прислонился боком к стене, передернул затвор винтовки и прицелился в дальнюю часть коридора.

— Федорович, не вздумай стрелять, — приказал Гюго, покосившись в его сторону.

Никита занервничал и сильнее вдавил дуло пистолета в спину Арине. Юрий Павлович положил ладонь на плечо Наде, и с виду держался уверенно.

И вот из-за угла один за другим стали показываться полуобнаженные люди…

Увидев трех друзей с нацеленными в их спины пистолетами и винтовками, Лейгур сразу понял — дело дрянь. Коридор, где все они собрались прямо сейчас, был единственным, соединяющим между собой все блоки зимовочного комплекса, а потому обойти неприятелей сзади или попытаться застать врасплох никак не выйдет.

Пока царило затишье перед неумолимой бурей, он спешно оценивал обстановку. Сперва пересекся взглядом с Матвеем в надежде получить сигнал, но голубые глаза не подмигнули, а губы не шевельнулись, пустив беззвучное слово.

Арина тяжело дышала носом — гневалась. А вот во взгляде Нади считывалось беспокойство, наверняка за малыша.

Толпа с ненавистью воззрилась на Гюго и остальных. Разделяющее их пространство — метров пять, не больше, — обратилось строгой границей, пересечение которой грозило незамедлительной казнью в виде расстрела.

Первым напряженную тишину разорвал Матвей:

— З-здравствуйте, Ильдар Маратович.

— Здравствуй, Матвей… — потом он обратил взгляд к Арине. — Арина…

Девушка отдернула в его сторону влажные глаза, прежде изучающие истощенные тела людей.

— Как ты мог… — шептала она, обернувшись к Гюго. — Боже, как ты мог…

В короткую секунду, когда его взгляд и взгляд девушки пересеклись, кадык Гюго чуть вздрогнул. Однако быстро вернув внимание на преграждавшую им путь толпу, он произнёс:

— Бросайте оружие и встаньте лицом к стене с приложенными к затылку руками. Мы пройдем дальше, к гаражам, и я клянусь вам, что никто вас не тронет.

Ильдар сплюнул.

— Клянется он, гляди-ка.

— Да, клянусь. Мы уедем, доберемся до ближайшей станции и сообщим, чтобы сюда доставили еды.

Ильдар осклабился, показав жёлтые зубы.

— Кажется, ты плохо расслышал сказанное мной несколькими минутами ранее, слизняк. — Его грудь стала вздыматься от тяжелого дыхания. — Ничего из предложенного тобой не случится. Сегодня ты и вот эти три твоих прихвостня сдохнут. Точка.

После сказанного Никита пригнулся, полностью прикрыв себя Ариной.

— Матвей, — привлёк внимание собирателя Ильдар, — посмею предположить, тебе известно, чего он здесь натворил.

— Да, он все рассказал мне.

— В таком случае… — бескровные губы Ильдара сжались в тонкую линию, — ты понимаешь, что ни я, ни все стоящие за моей спиной не можем его отпустить. — Черные, ослепленные ненавистью глаза медленно посмотрели на Гюго. — Простите Матвей, Арина… — в сторону Нади он даже не взглянул, — но мы будем вынуждены стрелять.

Лейгур вынырнул из толпы и направил винтовку на Ильдара, однако тот, будто зная заранее предугадав его реакцию, даже не оглянулся в его сторону. Несколько восточников за спиной исландца ответили ему тем же, направив дула автомата в исландца.

— Не думаю, что это произойдет, — сказал Лейгур.

Ильдар смолчал.

— Ты что, собираешься и нас убить? — произнесла Арина, её голос прозвучал глухо, неуверенно.

— Если до этого дойдёт, — последовал сухой ответ Ильдара. — Но прежде чем это случится, я даю одну минуту этому подонку и его шайке на то, чтобы они бросили оружие и приняли заслуженную смерть.

Напряжение в коридоре усилилось до такой силы, что становилось тяжело дышать.

— Минута пошла.

Дыхание участилось. Указательные пальцы плотно прижались к спусковым крючкам. На лбах выступили бисеринки пота. Сильнее всех страх затронул Никиту — он стал медленно пятиться назад, крепко вцепившись в плечо Арины.

— Ещё один шаг, сопляк, и минута превратится в три секунды, — предупредил Ильдар.

Мальчишка замер и прижался к стене, будто надеясь магическим способом пройти сквозь неё.

Лейгура охватило замешательство. Он не знал на ком именно следует сосредоточить внимание, куда произвести первый выстрел, когда начнётся эта бойня.

А между тем установленная минута истекала.

— Юра, — обратился Гюго к стоявшему рядом напарнику.

— Да? — отозвался тот.

— Отпусти её. — Кивнул в сторону Нади.

Юра, боявшийся оторвать напряженного взгляда от вооруженной толпы, чуть слышно спросил:

— Чего?

— Делай как я говорю.

— Сдурел? Да ни за что! Не собираюсь я…

Раздался выстрел, и влетевшая в висок Юры пуля свалила того на пол как сваленную с пьедестала статую. Кровь и куски мозга вмазались в лицо Николаю Федоровичу. Тот и моргнуть не успел, и уж наверняка понять, что вообще произошло, как в его щеке образовалась кроваво-черная дыра, и его теперь уже мёртвое тело сползло по стене, оставив после себя красный мазок.

Надя упала на колени, съежилась и прикрыла лицо руками, подглядывая между пальцев за Гюго, только что хладнокровно убившего двух своих товарищей.

— Ну вот и все… — Гюго вложил пистолет в руку Матвея и отступил на два шага назад.

Медленно, будто боясь увидеть за спиной жуткого монстра, Матвей обернулся, вяло сжимая рукоять пистолета.

— Ты… — послышалось сзади дрожащий от ужаса голос Никиты. — Гнида! Ты убил их! — Он повалил Арину на пол, спрятался за ней, как за мешком, и вдавил дуло ей в затылок.

Но летящие в Гюго обвинения юноши совершенно его не трогали.

— Ильдар, — обратился он, садясь на колени с приложенными к затылку руками, — ты парня-то хоть пожалей. Это я его надоумил, заставил. Ему, дураку, ещё жить и жить. Дай слово, что не тронешь его.

Ильдар чуть заметно кивнул.

— Ладно.

И тогда Гюго повернулся к Никите.

— Ты слышал? Тебя не тронут. Отпусти её.

Но парень не спешил подчиняться. Лежащая подле него Арина тяжело дышала, её грудь быстро вздымалась и опускалась.

— Бросай пушку и отпусти её, тебе говорят! — рявкнул Гюго, всё спокойствие разом исчезло из его голоса. — Никто тебя не тронет, щенка.

Красное лицо мальчишки выглянуло из-за плеча его заложницы.

— Сука! — процедил Никита и выбросил пистолет. Арина, улучив момент, быстро вскочила на ноги, прижалась к стене и, не отрывая от мальчишки взгляда, попятилась к Матвею. Тот её встретил и взял за руку, закрыв своим телом.

Никита не поменял позы, так и лежал, свернувшись калачиком и проигрывая битву с просящимся наружу рыданием.

Ильдар медленно подошел к стоящему на коленях Гюго, вытянул пистолет, взвел курок.

— Ну хоть что-то хорошее ты сделал в последнюю минуту своего никчёмного существования, — сказал Ильдар.

— Я только хотел… — Мокрая дорожка скользнула по щеке Гюго, смотрящего прямиком на Матвея, — чтобы «Восток» не канул в небытие…

— Он и не канет. — Ильдар выстрелил.

Запах пороха, металла, пота, всё перемешалось в коридоре зимовочного комплекса.

Внезапно Никита неуклюже встал с места и побежал в обратную сторону. Ильдар поднял руку с пистолетом, дал себе несколько секунд прицелиться и выстрелил парню в спину. Ноги того подкосились, и он упал на живот, громко завопив.

— Ты же обещал… — вырвалось у Матвея.

— Я соврал.

Никита зашевелился и начал ползти дальше, не переставая хныкать. Ильдар перегородил ему путь и дождался, пока юноша не упёрся ему в ноги. Красное, заплаканное лицо обратилось к своему палачу:

— Не хочу умирать… — хрипел он, ниточка слюны повисла между его зубов. — Пожалуйста, не хочу умирать…

Ильдар приставил пистолет к его голове.

— Мы тоже не хотели, парень.

И нажал на спусковой крючок.

Глава 6 Последний рывок

— Ну как он, Алис?

— Плохо всё, Ильдар Маратович. Крови он много потерял. Мы его перевязали, зашили рану, но, боюсь, мало этого… — В печальных глазах Алисы отразилось удивление. — М-матвей? Это ты?..

Матвей смолчал, сел на колено перед распластавшемся на полу Дэном, чья голова лежала на коленях Алисы. Вид у его друга был хуже некуда: на лбу выступил горячий пот, веки трепетали, приоткрытый рот силился что-то произнести. Обмотанный кусок тряпки, обмотанный вокруг его тела, сочился кровью.

— Я не знаю, что делать… — простонала Алиса.

— Для начала унесём его отсюда, — предложил Матвей первое, что пришло в голову. — В медблок. — Он надеялся, что как только окажется там и взглянет на все эти приборы, то ему обязательно что-нибудь придёт в голову.

— Да, так и сделаем. — Ильдар прочистил горло. — Бери его слева, я справа возьму. Алиска, ты давай беги вперед, будешь двери нам все открывать.

Когда поднимали Дэна и закидывали руки себе на плечи, Матвей взмолился, чтобы его друг издал хоть звук, пускай даже закричит от боли, но ничего этого не произошло.

— Держись, Дэн, держись… — шептал Матвей ему на ухо по-английски. — Я тебя вытащу, обязательно вытащу, как всегда…

Носки сапог заскребли по металлическому полу, оставляя после себя кровавую нить. В коридоре их встречали другие восточники, подскакивали с предложением помочь, но Ильдар велел им не путаться под ногами. Доковыляв наконец до входа в нужный отсек, для Дэна внезапно вспыхнула искра надежды.

— Ильдар, ты погляди кого нашли!

Под ноги им бросили свернувшегося в калачик Виктора Щукина с перевязанной головой. Весь он походил на затюканного пса, получавшего каждый день с десяток пинков.

Ильдар смерил доктора презрительным взглядом.

— Тащи его с нами, — велел он.

Дальше было только хуже. Оказавшись в медблоке, Матвей обнаружил труп Эрика, лежавший в луже крови. Рядом с ним ещё одно тело, Ярика, с пустыми глазницами и полуоткрытым ртом.

— Давай сюда, — кивнул Ильдар на ближайшую койку, не обращая внимания на двух мертвецов под ногами.

Как только уложили Дэна, Ильдар направился к Щукину, схватил того за волосы и потащил за собой. Доктор завопил, умоляя его отпустить, но Ильдар был непреклонен. Он бросил его возле койки с Дэном, вынул из-за пояса пистолет и направил на доктора.

— Ты знаешь, что делать.

Жалкое, испуганное существо по имени Виктор Щукин быстро закивал, дрожащей рукой вытер выступившие из носа сопли и прислонился к койке. Для Матвея он больше не был тем самым доктором, который обучил его премудростям зашивания ран и оказания первой помощи. Не был больше тем общительным, всегда спешащим на выручку доктором. В его глаза он теперь был просто никем.

Сделав первичный осмотр, Щукин осторожно взглянул на Ильдара.

— Мне нужны ножницы. — Его дрожащий палец указал на столик с хирургическими приборами.

Ильдар кивнул:

— Не вздумай выкинуть чего-нибудь, я слежу за каждым, мать твою, движением.

Когда ножницы оказались у Щукина, он принялся разрезать верхнюю одежду раненого. Не выдержав медлительности и дрожащих рук, еле-еле справляющиеся с ножницами, Матвей подошел к доктору и все сделал сам. Несколько стальных щелчков, сброшенная грязная повязка, и вот перед ним открылось не самое приятное зрелище — пулевая рана с образовавшейся вокруг гематомой сливового цвета. Кровь толчками покидала тело Дэна, образовав небольшую лужицу возле кровати.

Щукин взглянул на рану так, словно впервые столкнулся с подобным.

— Ну? — не выдержал Матвей, крепко сжав пальцами край койки.

Доктор нервным движением поскреб ногтями щеку, затем смерил пульс Дэна, прижав указательный и средний пальцы к боковой части шеи. Щелкнул включатель, и ослепляющий белый свет упал на посеревшую кожу и синюшные губы.

— У него шок четвертой степени, необратимый, — пробормотал доктор. — Потерял слишком много крови. — Сглотнул комок. — Тут уже ничего не сделаешь, вообще ничего.

Услышанное прозвучало как окончательный приговор, но не для Матвея.

— Кровь потерял, говоришь? — дрожащим голосом пробормотал он. — Будет ему кровь. — Он снял через голову свитер, оголив свое костлявое тело. — Давай, начинай.

Все в медблоке с печалью посмотрели на Матвея.

— Это… — Щукин сглотнул. — Не поможет это, даже если ваша группа крови совпадает. Уже слишком поздно.

Матвей схватился за близлежащий столик, и резко его опрокинул. Упавшие на пол инструменты прозвенели оглушительным дождем, отразив блеск белой лампы.

Собиратель вплотную подошел к съежившемуся в ужасе доктору, схватил его за шиворот и прошипел:

— Кровь. Переливай. Сейчас же!

— Хорошо, хорошо!

Щукин под пристальным вниманием остальных бросился к металлическому ящику и стал в нем копошиться.

— Быстрее, сука! — заорал на него Матвей.

Доктор стал резвее выбрасывать всё попадающееся ему под руку на пол, пока наконец не нашел то, что искал.

— Вот, вот… — распутывая катетер, бросился к нему Щукин.

Вскоре собирателя и его друга соединила прозрачная трубка, по которой пошла темно-алая струя. Матвей сжимал и разжимал кулак, подталкивая кровь. Не замечал он столпившихся у прохода друзей: Лейгура, угрюмо глядящего в пол; Арину, чьи щеки зардели, а глаза вспухли от выступающих слёз; Надю, уткнувшуюся губами лоб в своего малыша; Машу, прислонившуюся к стене и обхватившую себя за руки.

Все в медблоке выглядели так, будто дали обет священного молчания.

— Матвей… — раздался тихий, донесшийся словно откуда-то издалека голос Щукина.

В голове у собирателя стучала кровь. Уши болели от раздражающего звона. Он не услышал своего имени.

— Матвей… — ледяная рука доктора прикоснулась его запястья.

Собиратель обратил на него взгляд.

— Пульса нет, — прошептал Щукин. — Он… мёртв.

В груди всё стеснилось, кишки свернулись узлом, и в одно крохотное мгновение все вокруг обернулось пустотой. Все пять чувств более не работали и сломались, как изношенный механизм.

Не сказав ни слова, Матвей отяжелевшей рукой вынул из вены катетер, проронив несколько капель крови на пол. Затем встал, встретил на себе взгляды друзей и остальных собравшихся в крохотном помещении медблока восточников, и направился к выходу. Возле дверей к нему потянулась Арина. Он с нежностью взял ее руку, отстранил от себя и вышел в коридор.

Сейчас как никогда в жизни ему хотелось побыть одному.

Вечером того же дня Ильдар Маратович поведал Арине больше подробностей о случившемся на станции «Восток» ужасном злодеянии, который возглавил Владимир Велоуров, он же Гюго.

Начало этому кошмару было положено в середине июля, когда Гюго не выполнил просьбу старосты Олега Викторовича, и не избавился от тел погибших восточников, вернув их обратно на станцию. И так уж сложилось, что среди этих покойников оказалось сестра Ильдара Маратовича, Ильмира.

— Этот сукин сын предложил мне, убитому горем брату, поедать тело моей сестры, можешь ты себе это вообразить? Ублюдок совсем с катушек съехал! Он, видите ли, таким образом хотел протянуть до лета, когда у других станций будет возможность нам помочь. И всё приводил в пример Адаптацию, первые годы на «Востоке», когда нам пришлось прибегнуть к каннибализму ради выживания. Только вот он не учёл, что тогда все те люди были нам никем, чужаками, не все из них были нашими матерями, отцами и братьями с сестрами. А сейчас, после стольких лет, когда все мы тут сблизились… Да я лучше сдохну! Не сдалась мне такая жизнь, в которой я буду знать, какую цену я за нее заплатил!

Получив не только твердый отказ, но и решительное осуждение, Гюго всё же не отступился. Движимый идеей воплотить в жизнь столь радикальный способ выживания, он принялся собирать вокруг себя особенных людей, одиночек, которых не связывали кровные узы среди местных. Все они были взрослыми мужчинами или парнями, чья жажда жизни оказалась намного сильнее моральных принципов. Собрав порядка двадцати единомышленников, они прокрались на оружейный склад, завладели оружием и подняли посреди ночи всех несогласных.

— Наставили нам дула в морды и повели к комплексу цепочкой, ну ровно скотину на пастбище, сорок два человека. Как сейчас помню, бросили они нас в эту еле отапливаемую комнатушку, словно нелюди мы какие-то, кинули тряпок согреться, и всё. Потом два раза в неделю приходили трое, проверяли, есть ли умершие. Если таковые были — забирали с собой, а если нет… То вытаскивали самых слабых и уносили. Мы однажды пытались оказать сопротивление, навалились на ублюдков толпой и даже пятерых из них прикончили, пятерых! Но эти звери нас таки всё равно загнали обратно в эту комнату, ещё и убили семерых наших. Тогда они к нам недели две не приходили, за исключением только воды принести да еды… Да, кстати, про еду… Думаю, ты знаешь, что именно они нам приносили. Так вот, некоторые есть это отказывались и вскоре помирали от голода, другие все же ели, не выдерживали. И я тоже не выдержал, но делал это с одной мыслью в голове: эти сволочи поплатятся за содеянное.

Чуть помолчав, он добавил:

— Надеюсь, теперь ты в полной мере осознаешь, почему мы не могли их отпустить даже ценою ваших жизней. Я не мог позволить уйти ему, Арин. После всего, что он сделал…

И снова молчание, долгое, томительное, необходимое для переваривания всего случившегося.

— Ну а вы? — прервал тишину Ильдар. — Что с вами приключилось? Почему не вернулись?

Совершенно не желая затягивать их беседу, Арина вяло ответила:

— Боюсь, вся эта история затянется на долгие часы, Ильдар Маратович. Да и рассказчик из меня никакой. В другой раз.

— Меня ж тогда не было на «Востоке», уезжал к мирнякам. Подробностей я толком не знаю, слышал только, что Матвея нанял прогрессист, и, если вылазка будет удачной, вроде как поклялся передать нам припасы на зиму, я правильно понимаю?

Арина кивнула.

— Ну вот вы здесь, пускай и с опозданием… Вылазка-то эта, по итогу, оказалась удачной? — Его рука легла ей на плечо. — Ты извини, что я так донимаю, но мне знать надо, чего дальше-то делать. Стоит нам ждать помощи от прогрессистов, или начинать предпринимать какие-то действия? Ваших припасов нам недели на две дай бог хватит, а дальше опять голод.

— Все прошло удачно, — сухо отозвалась Арина. — Мы должны были спасти дочь того прогрессиста. Она с нами. Осталось её только доставить до «Прогресса».

— На нее можно рассчитывать?

Прежде чем ответить, Арина задумалась на мгновение.

— Да. Она поможет.

Матвей не чувствовал ничего: ни горя, ни печали, ни боли, ни счастья, ничего из того, что способен чувствовать обыкновенный человек. Каждой клеточкой его тела овладела тупая апатия, и он, не сопротивляясь, полностью отдался в ее всеобъемлющие объятия.

Все его сознание, вся его, казалось, жизнь, сузилась до крохотного расстояния между ним и видимой лишь ему одной точкой на стене.

Не заметил он, как сзади появилась Маша, коснулась его плеча, и что-то там сказала. Не ощутил ее тепла, когда она уткнулась носом ему в плечо. Не почувствовал прикосновения ее губ, соленых от слез, а касание ее пальцев не вызвали приятных мурашек, как это случалось прежде.

Арина тоже заходила, стояла возле него на коленях, держа за руки. Она сообщила ему, что обо всё позаботилась: выдала Ильдару и остальным восточникам запасы, которых должно хватить до прибытия пополнения с «Прогресса». Матвей промычал ей слова благодарности, да и только. Потом она долго сидела рядом, держа его руку в ладонях, что-то нашептывала ему в ухо… Он уже и не помнил, что именно.

Заходил Тихон с Лейгуром. У парня на голове была повязка. Исландец предложил ему проститься с Дэном и Эриком, прежде чем тех увезут к расщелине вместе с остальными телами и найденными в техпомещении останками других восточников. Матвей ничего не ответил, продолжая уделять внимание исключительно стене напротив.

Состояние это продлилось вплоть до следующего утра, когда в комнату к нему в очередной раз зашла Арина.

— Матвей, мы должны ехать.

Он смолчал.

— Матвей. — Она тряхнула его за плечо и заставила посмотреть на него. Суровые, полные решимостью карие глаза смотрели на него с осуждением. — Ильдар Маратович и остальные рассчитывают на нас. Медлить нельзя.

Только сейчас заметил, что на ней была одета тёплая куртка, а на голове шапка.

— Послушай… — голос её смягчился, — я понимаю, тебе тяжело. Но прямо сейчас мы не имеем права сдаваться. Ради «Востока» надо ехать дальше.

Она взяла его руки, поцеловала в костяшки.

— Мы будем ждать тебя в вездеходе… — Она встала, скрылась из виду, а после, находясь у него за спиной, добавила: — Я буду ждать.

Дверь за ней закрылась, и Матвея коснулся прохладный сквозняк.

Собиратель поднялся с койки, осмотрелся и зацепился взглядом за свое отражение в замызганном зеркале. Добрую минуту смотрел на себя самого, словно загипнотизированный, не думая ни о чём. Потом молча вышел из комнаты и поплелся по коридору, где его встретил Ильдар. Тот пожал ему руку, пожелал удачного пути и скорейшего возращения домой.

Потом он дошел до гаража и встретил у вездехода команду, ее остатки, пять человек, не считая его и малыша Йована. Маша обняла его, поцеловала в губы и сказала, как сильно любит.

— Все будет хорошо, — сказала она так, будто сама в это не верила. Матвей отчетливо это услышал.

Он выдавил из себя улыбку и подошел к вездеходу, к остальным.

— Придется тебе за руль садиться, Матвей. — Лейгур взглядом указал на свою правую ногу с туго перевязанным бинтом.

Матвей понимающе кивнул.

Вскоре все расселись по местам, и ровно в полдень «Марта» уже бороздила ослепительно-белую пустыню из снега.

Минуло двенадцать часов с тех пор, как они вновь покинули «Восток».

Вся поездка сопровождалась гробовым молчанием, лишь изредка прерываемая плачем малыша. Шмыгали, растирали руками плечи, нагоняя больше тепла — кондиционер едва справлялся с отоплением, — и спали.

Сидевший за рулем Матвей так сильно сосредоточился на дороге, что порой чувствовал, будто и нет никакого вездехода, педалей, приборной панели, пассажиров. Ему чудилось, что он птицей парит над всей этой нескончаемой белой мглой, совершенно один, и почувствовал невероятное облегчение, довольной улыбкой, отразившейся на его лице.

— Матвей. — Лейгур тряхнул его за плечо, вытащив из приятного забытья. — Батарея вот-вот сдохнет, надо новую ставить.

Так произошел их первый привал.

— Как ты? Не устал?

Матвей встрепенулся, неожиданно увидев перед собой Машу с обеспокоенным выражением лица.

Он посмотрел в салон, заметил Лейгура, возящегося с батареями. Странно, ещё мгновение назад исландец сидел рядом здесь.

— Матвей, — вновь Машин голос.

Он обернулся к ней.

— Ты в порядке? — её холодная ладонь коснулась его щеки.

— Сойдёт, — прошептал.

— Вот, держи, я принесла тебе поесть, — она протянула ему засушенный кусок тюленьего мяса.

Матвей помотал головой:

— Я не голоден.

— Ты не ел уже больше суток. Тебе нужно поесть. — Она силой впихнула ему жалкий кусочек в ладонь. — Вот, ешь при мне.

Раздосадованно вздохнул и вцепился зубами в старое мясо. Отгрыз маленькую часть и проглотил кушанье, ничем не отличающееся от комка жеванной бумаги.

— Знаешь, я могу сменить тебя, побыть водителем.

Услышанное еще с бо́льшим трудом заставило его проглотить кусок. Все в салоне оторвались от своих дел, взглянув на Машу.

— Ты умеешь водить вездеход? — послышалось Надино удивление. — Что-то не припомню.

— Э… вроде того!

Матвей уловил странную растерянность, блеснувшую в её глазах.

— Папа учил меня однажды, и я даже очень неплохо справлялась. Правда, было это давно, лет десять назад, но мышечная та память никуда не делась! Мне бы только сесть за руль, и я быстро вспомню, что к чему.

— Чего же ты раньше молчала? — поинтересовалась Надя.

— Говорю же, это было давно, мне вспоминать нужно. — Она вновь обратилась к Матвею. — Тебе стоит отдохнуть, выспаться как следует, набраться сил, а уж потом сменишь меня, как будешь готов.

— Ты уверена? — сомневался Матвей.

— Ну конечно!

Собиратель некоторое время поразмыслил над ее предложением. В любой другой ситуации он ответил бы твердым отказом, однако его нынешнее состояние оставляло желать лучшего. К тому же он и вправду чертовски притомился сидеть за осточертевшей баранкой.

— Хорошо… — устало выдохнул он. — Лейгур тебе поможет с застругами, трещинами и всем остальным.

На уголках её губ пролегли морщинки от натянутой улыбки.

— Разумеется.

К управлению вездехода Маша приноровилась сравнительно быстро, и уже через полчаса рассекала по твердому насту ни чуть не хуже Домкрата, некогда проезжающий по этой местности в свой последний раз.

Лейгур сидел на переднем сиденье и наблюдал за обстановкой, вяло отдавая распоряжения, в какую сторону стоит направить «Марту». В роли штурмана, однако, исландец пробыл недолго — участившаяся зевота с его стороны и постоянное протирание уставших глаз вынудили Надю напроситься на его место.

— Эй, здоровяк, иди-ка ты вздремни, — строго произнесла она, коснувшись спинки сиденья. — Хватит носом клевать. Не хватало ещё трещину проглядеть. Ещё и наш новоявленный водитель молчит… — она с упрёком посмотрела на Машу, — не отправит своего наводчика отдохнуть.

Машино лицо приобрело виноватое и тревожное выражение.

— Всё нормально, я… — исландец чуть стиснул горло, борясь с очередным подступающим зевком.

— Лейгур, это не просьба. — Надин голос обрёл ещё больше строгости. — К тому же у меня к тебе будет ответственное задание.

Исландец покосился на неё, густая рыжая бровь вопросительно приподнялась, а потом голубые глаза медленно поднялись до уровня ее груди, где в переноске-гамаке лежал малыш.

Лейгур понял всё без слов и, кивнув, уступил ей. Надя помогла ему закрепить на плечах обвязку с младенцем. Всё это время он выглядел крайне растерянным, и на постоянно хмуром лице проявились признаки заботы. Крепко и одновременно нежно, он, придерживая малыша, добрался до пассажирского места, а потом ещё долго смотрел на спящего Йована, прежде чем вырубился сам.

В эту же самую минуту проснулась Арина. Лишь только протерев глаза, она первым делом обернулась в сторону заднего ряда, где разместился Матвей. Его понурая голова и опущенные вперед плечи вкупе с болезненным цветом кожи отозвались тревогой в её сердце. Она встала, чуть пошатнулась от тряски — вездеход как раз преодолевал одну из крутых заструг, — и направилась к нему. Матвей даже не поднял взгляда в ее сторону, оставаясь по-прежнему неподвижным. Таким же безразличным он остался и к ее появлению рядом, когда ноги их соприкоснулись.

Арина захотела взять его за руку, но вдруг пяткой сапога почувствовала, что под сиденьем что-то лежит. Нагнулась и вытащила худой рюкзак. Пальцы сомкнулись на молнии.

— Ох… — издала она сочувствующий вздох, обнаружив внутри знакомый ей револьвер с длинным стволом. Обернулась к Матвею и заметила, как он подал признак жизни, разделив с ней свое внимание к находке.

— Стоило вернуть его обратно владельцу, — тоскливо произнесла Арина.

Матвей молча протянул ей ладонь, и она вложила в нее оружие. Он откинул барабан, посмотрел в пустой патронник, а потом уголок его рта приподнялся в едва заметной и скоротечной ухмылке.

— Он любил его, этот револьвер. Носился с ним как с женой, чистил постоянно, даже подержать никому не давал… — Указательным пальцем покрутил барабан, и по салону прокатилось приятное слуху механическое жужжание. — Постоянно ругал пистолеты и настаивал, что нет ничего надежнее старого доброго револьвера.

— Уверена, Дэн не возражал бы, останься револьвер при тебе, — сказала Арина.

— Да, полагаю, это так… — Он защёлкнул барабан. — Но я не в ладах с этой штуковиной, в отличие от тебя. Да и нужные патроны к нему днем с огнем не сыщешь. — Протянул оружие обратно ей. — Держи, теперь он твой.

Арина осторожно взялась за рукоять, отчего-то ставшую тяжелее, и отложила предложенный ей дар в сторону. Ей так хотелось подбодрить Матвея, стиснуть его в объятиях и убедить, что в смерти Дэна нет его вины, да только разве это поможет?

Медленно её голова склонилась к его плечу, а рука стиснула холодные пальцы собирателя.

Ровно в полночь, впервые с момента прибытия в Антарктиду, им довелось увидеть заходящее солнце. Из-за сгущающейся тьмы решили зря не рисковать и заглушили двигатель.

Снаружи творилось столпотворение красок.

На линии горизонта жарким пламенем горела полоса света, разделяя покрытый темной синевой волны заструг. А выше, в небе, словно нанесенные вдоль линии горизонта размеренным мазком кисти, теплился оранжевый, желтый, зелёный, голубой… и до самого ночного неба, усыпанного моргающими звёздами. Потом наступила ночь, черная и холодная, она продлилась лишь три с лишним часа, и восточную часть Антарктиды вновь озарил солнечный свет.

Прошли сутки.

В этот раз за рулем сидел Матвей, сменивший утомленную поездкой Машу. Тихон стоял рядом, наблюдал за дорогой, постоянно почесывая повязку на голове. Лейгур вернулся на переднее сиденье.

По салону разнёсся детский плач, а за ним последовал убаюкивающий шепот его матери.

Матвей посмотрел, а заднее зеркало с надеждой уловить Арину в отражении. Нашел. Так и сидела по-прежнему в самом конце, положив одну ногу на сиденье и уперевшись подбородком в колено. Арину перегородила вставшая Маша.

— Кажется, я узнаю эти места… — она протяжно зевнула, прикрывая рот. — Мы близко?

Матвей взглянул на исландца, тот и не шелохнулся.

— Лейгур?

Он повернулся к нему.

— Что?

— Проверишь, где мы?

Тот нехотя выдвинул столик с разложенной на ней картой, взял линейку, карандаш и принялся высчитывать. Через минуту он сообщил:

— Отсюда ещё двадцать пять, тридцать километров до «Прогресса».

— Значит, мы почти добрались… — Её рука легла ему на плечо, пальцы стали растирать ключицу. — Как только приеду, первым делом прикажу ребятам накормить нас до отвала.

— Первым делом… — донёсся мрачный голос Арины позади, — выполни обещание своего отца и накорми «Восток».

— Само собой… — с подчеркнутой нотой раздражения ответила ей Маша, обернувшись через плечо, — я немедленно распоряжусь отправить запасы, но сперва мне нужно поговорить с дядей. — Ей взгляд вновь вернулся к лобовому стеклу, голос упал до шёпота: — С его упрямством и принципиальностью будет трудно совладать.

— Уж постарайся, — прошептала себе под нос Арина.

Неожиданно вездеход тряхнуло, и его скорость начала заметно падать.

— В чём дело⁈ — Машина рука сильнее вжалась в плечо Матвея.

Собиратель тщетно вдавливал педаль газа до упора, но чувствовал, как та лишь отзывается бесполезными толчками. Так длилось несколько секунд, прежде чем они полностью заглохли.

— Что происходит? Почему мы остановились⁈ — паника в голосе Маши нарастала с каждым словом.

— Открой капот, — велел Лейгур.

Матвей потяну рычажок, и снежный пейзаж за лобовым стеклом перекрыла стальная пластина.

Исландец снял с крючка куртку и вышел наружу в сопровождении взволнованных взглядов. В ожидании его все молчали, будто боясь лишним звуком спугнуть хрупкую надежду на починку «Марты». Когда дверь в вездеход открылась, впустив внутрь поток ветра с пригоршней снега, все в тревожном ожидании уставились на Лейгура.

— Двигатель сдох, — глухо произнёс он, снимая шапку.

Мгновение стояла тишина.

— Его можно починить? — спросила Надя.

Лейгур медленно покачал головой.

— Дерьмо… — Маша судорожно стала растирать волосы. — Может, рация⁈ — Её глаза сверкнули. — Мы же всего километрах в тридцати от «Прогресса», ведь так?

Матвей открыл крышку рядом с приборной панелью и протянул рацию Маше. Она обхватила ее обеими руками и прильнула динамиками к губам, пока собиратель пытался поймать частоту.

— Станция «Прогресс», говорит Мария Зотова, как слышите меня, приём?

Ей ответил едва различимый шорох.

— Станция «Прогресс», говорит Мария Зотова…

— Сигнал очень слабый, — сообщил Матвей, напрягая слух, — не думаю, что её мощности хватает даже на километр.

— Нет, нет, нет… — отчаянно бормотала Маша, и ещё крепче стиснула рацию в руках. — «Прогресс», вы слышите меня? Прошу вас, ответьте… Это Мария Зотова… Прошу…

Тишина. Лишь почти неразличимый для слуха белый шум из динамика. Гнетущее затишье сгустилось в воздухе.

— «Прогресс» прошу… — Рация выпала из её рук. Маша села на пол и поджала под себя ноги, обхватив колени руками.

И в тот момент, когда Матвей ожидал вновь услышать ее слезы, произошло совершенно иное. Маша Зотова стала истерически хохотать, отчего у Матвея по спине пробежался холодок. Все в ужасе уставились на нее.

— Ну почему, почему⁈ — Кровь прилила к ее лицу. — После всего, что мы пережили… Все эти тысячи и тысяч пройденных километров… И вот, у самого конца, последний рывок… И… — Она задыхалась от смеха. — Чем мы это заслужили⁈

Её воспалённые глаза закатились вверх.

— Папочка, ты постоянно говорил о боге, что он нас обязательно убережет. Ну и где он? Где этот бог⁈

Матвей сел перед ней на колени и приобнял.

— Он издевается над нами, Матвей. Над всеми нами… — всхлипывая, шептала она. — Иначе как это объяснить? Ну как?

У собирателя не нашлось для неё ответа. В отличие от неё, он чувствовал себя совершенно спокойным, а все потому, что внутренний голос давно подсказывал ему — нечто подобное обязательно произойдёт. Эта изрядно затянувшаяся экспедиция не отпустит их просто так и будет держать каждого из них за лодыжку, пока вконец не утянет за собой в бездну.

Он поцеловал Машу в щеку, едва коснувшись её губами, и встал с корточек.

— Я пойду, — объявил он всем собравшимся.

Тишина.

— К-куда пойдёшь? — Маша сглотнула застрявший комок в горле и вытерла сопли тыльной стороной ладони.

— «Прогресс», — коротко сказал Матвей и направился в конец салона, в сопровождении ошарашенных взглядов.

— Ты с ума сошёл⁈ — послышался за спиной голос Маши. — Это же самоубийство! Ты замёрзнешь там насмерть!

— Она права, Матвей, — вмешалась Надя. — Даже не вздумай выходить наружу. Мы недалеко от берега, здесь сильные ветра, и температура воздуха будет ощущаться в два раза холоднее.

Собиратель остался глух к её предупреждениям.

— У нас нет выбора, — сказал он.

— Не пущу. — Арина перехватила его руку, которую он протянул к своей кожаной парке, и накрепко сжала его кисть. В её глазах появилась влага.

— Арин…

— Сказала — не пущу! — взвизгнула она, усилив хватку. — Мы что-нибудь придумаем, как это делали всегда, но наружу ты пойдёшь только через мой труп, ясно?

— Нечего здесь думать, — голос Матвея не поменялся ни на йоту, оставаясь сдержанным. — Ты прекрасно знаешь, чем заканчиваются подобные аварии. Помнишь «Снежную мышку», которую мы нашли недалеко от «Востока»?

Перед глазами вспыхнули белые лица мертвецов, примороженные к своим местам. Одна из покойниц держала малютку на руках, перед смертью отдавая ему последние частички тепла.

Он посмотрел в сторону Нади с Йованом, потом на остальных.

— Я не хочу такой участи для вас. К тому же нам ещё повезло, что мы заглохли только в тридцати километрах от станции, а не в трехстах.

Пальцы Арины чуть разжались, и он взял парку.

— Значит, я пойду с тобой, — не сдавалась девушка.

Он заранее знал её ответ и, как только она договорила, резко отрезал:

— Нет. Это слишком рискованно.

— Рискованно⁈ Да мы только и делаем, что рискуем каждый день с тех пор, как ввязались в эту чертову экспедицию!

Матвей не мог с ней не согласиться, но и отступаться от своего решения не был намерен.

— Ты права, но конкретно сейчас особенный случай. С подобным переходом могу справиться лишь я и Лейгур, но, к сожалению, с раненой ногой он не сможет уйти далеко.

Исландец в ответ издал глубокий вдох, будто оглашая сожаление.

— Я справлюсь, — постарался он приободрить команду и для пущей убедительности своих слов натянул на лицо вымученную улыбку.

Установленный в углу лобового стекла наружный термометр показывал отметку в минус пятнадцать градусов Цельсия — температура, на первый взгляд, не слишком суровая, в особенности для жителя «Востока», приученного сызмальства жить в смертельном холоде. И всё бы ничего, если бы не завывающий снаружи ветер, своей силой чуть пошатывающий их громоздкий вездеход, и, как правильно отметила Надя, превращающий минус пятнадцать градусов во все тридцать.

Матвей завершал последние приготовления, готовясь вступить в очередной бой с его вечным противником — холодом. Победить его, разумеется, не представлялось возможным, — только пережить удары, вновь подняться и набираться силой перед очередной схваткой.

И сейчас ему как никогда нужно было выйти выжившим из предстоящего поединка.

— Держи, — Лейгур протянул ему помятую карту. — Я приблизительно отметил месторасположение вездехода. Так прогрессистам будет проще нас найти.

Матвей спрятал карту в нагрудном кармане.

— Проклятая нога… — пожаловался исландец, склонив голову. — Я обязан быть с тобой.

— Знаю, — Матвей хлопнул его по плечу, — но, видно, твои боги решили иначе, а?

Лейгур хмыкнул, на его лице мелькнула тревога. Потом он осторожно обнял Матвея.

— Megi heppnin fylgja þér, vinur minn, что переводиться на русский как: «Пусть тебе сопутствует удача, мой друг».

— Она мне определенно пригодиться, — с грустью ухмыльнулся Матвей.

Исландец приободрил его, потрепав по плечу, и дал пройти Тихону. В руках парень держал подаренный ему Матвеем нож.

— Тебе он явно будет нужнее, — протянул ему оружие рукояткой вперед. — Я бы с тобой пошёл, но если ты Арине отказал, так мне и подавно откажешь.

— Это верно, никаких шансов, — согласился Матвей и взял у него нож. — Как и прежде, отдам тебе его при нашей следующей встрече.

— Слово даешь?

Матвей кивнул, и как бы ни хотелось ему избежать пустых обещаний, прямо сейчас все же пришлось это сделать:

— Да, даю слово.

У парня содрогнулись скулы, глаза намокли. Он обнял Матвея за шею и быстро отступил, дав пройти Наде. Когда собиратель заметил на ее руках пробудившегося малыша, сердце его заколотилось немного быстрее.

Строгим голосом Надя произнесла:

— Кое в чем ты соврал, когда говорил про тех, кто способен справиться с этим переходом. Ты не забыл, что я солдат? Я вполне могу составить тебе компанию.

— Ни капли не сомневаюсь в этом, — ответил Матвей, поглаживая большим пальцем ручку младенца, — но для Йована будет лучше, если его мама будет рядом.

Надя закрыла глаза, и грудь ее приподнялась от тяжелого вздоха.

— Да… да ты, прав, — коротко ответила она и вернулась на место.

К нему подошла Маша, поцеловала его и положила голову ему на грудь, пока он нежно гладил ее спину.

— Прошу, береги себя.

— Конечно.

С минуту они простояли в объятиях друг друга.

— Если мы выберемся отсюда, — шептала она хрипловатым голоском, — то я первым же делом, вернусь в «Мак-Мердо» и затолкаю Кейт в задницу этот треклятый вездеход.

Матвей встретил улыбкой ее желание.

Последней осталась Арина, только вот девушка не торопилась провожать его. Она так и сидела в заднем ряду, скрестив руки на груди, и смотрела в окно, оставаясь совершенно непричастной к происходящему. И тогда собирателю самому пришлось к ней подойти, сесть рядом и коснуться ее ледяной руки.

— Проверишь мой ваттбраслет? — предложил Матвей, отстегивая ремешки.

— Я проверила его перед выездом, с ним всё в порядке, — угрюмо буркнула Арина.

Попытка разговорить её не удалась.

— Арин, послушай…

— Нет, это ты меня послушай! — возразила она и метнула на него хищный взгляд. — Мне надоело, что ты постоянно жертвуешь собой ради других! Да, вы все не ослышались! — Она обратила свое искаженное лицо к остальным. — Никто из вас не оказался бы здесь, не отдай Матвей часть себя. Вы все бы сдохли еще там, в Захваченных Землях!

Истерика Арины возрастала.

— Не говори так, — попытался успокоить ее Матвей.

— Нет, я буду говорить! — Она ударила его по руке, которой он пытался ее утешить. — Потому что это правда. Как тебя там называл Юдичев? «Праведник»? Так вот, хватит им быть и начни уже думать не только о других, но и о самом себе, черт тебя дери!

Глубоко внутри Матвея пыталось вырваться возражение, и лишь любовь к Арине сдерживала его.

— Ты делаешь мне больно, Матвей, ты это понимаешь? — выдавила из себя девушка заплаканным голосом.

Матвей смиренно склонил голову и почувствовал жжение в груди. Все эти прощания ослабляли его, делали мягче, уязвимее к предстоящему пути. Нужно было идти. Прямо сейчас.

Он встал и быстро направился к выходу. Остановился возле дверей, посмотрел на остальных.

— Все будет хорошо.

И вышел наружу.

Холод не заставил себя долго ждать: цапнул его за щеки и ледяной змеей заполз под ненаправленный рукав. Он быстро натянул на лицо шарф, надел защитные очки и закрыл все места, куда проникал студеный поток. Шагнул по уплотненной морозом корке снега и услышал хруст.

— Матвей!

Он обернулся и увидел ковыляющего к нему Лейгура.

— Все в порядке? — встретил он исландца, сдвинув с носа шарф.

— Ты забыл, вот… — он протянул ему худой вещь-мешок, который Матвей видел впервые. Все собранное, в том числе рюкзак, уже висели на его плече.

— Не думаю, что…

— Там внутри пистолет, — прямо сказал исландец, — полностью заряженный. Я подумал, что он может тебе пригодиться, если вдруг нужно будет привлечь внимание. В таком случае, конечно, лучше иметь ракетницу… Да только ее, увы, я не нашёл.

Матвей взял вещь-мешок и почувствовал вес пистолета. Пожалуй, он и правда может сгодиться, за неимением других альтернатив.

— Есть ещё кое-что… — Лейгур произнёс это тихо, будто собираясь поведать тайну, даже несмотря на отсутствие остальных рядом. — Я не стал это говорить при всех, не хотел наводить панику.

Дверь вездехода открылась, и в проходе встала оказалась Маша. Взволнованность на её лице виделась даже отсюда. Лейгур обернулся через плечо, посмотрел на неё и велел зайти внутрь.

— Что ты не хотел говорить? — спросил Матвей с обеспокоенностью.

— Кажись, «Марта» совсем решила отдать концы. Мало того что двигатель помер, так ещё и приборная панель показала, что аккумулятор вот-вот сдохнет.

— Дерьмо… — стиснув зубы, прошипел Матвей.

— Да, лучше наше положение и не опишешь, — согласился Лейгур. — Не могу знать наверняка, я не механик, но посмею предположить, что его работы хватит ещё на сутки, может и того меньше.

«Сутки, сутки, сутки…» — стучало у Матвея в голове.

Лейгур тихо кивнул.

— Нужно торопиться… — прошептал про себя Матвей, ощущая очередной взваленный на него груз ответственности. Он повернулся к нему спиной и направился дальше, пообещав себе ускорить темп, как только скроется из виду, иначе сделав это сейчас, он вызовет излишние подозрения.

— Матвей.

Он остановился, посмотрел на него.

— Знаешь, девчонка-то права. Если ты выживешь, тебе не помешает хоть немного позаимствовать эгоизма у Юдичева.

«Если ты выживешь». Ему всегда нравилась прямота исландца. Ну а насчёт Юдичевского эгоизма Матвей предпочёл промолчать и шагнул вперёд, навстречу хлещущему в лицо ветру.

Глава 7 На грани

По салону «Марты» разносилась убаюкивающая колыбельная матери. Ласковый шёпот усыпил несколькими минутами ранее покормленного малыша, и когда песнь закончилась, всех окружила гробовая тишина. Один лишь ветер посвистывал снаружи, чуть расшатывая вездеход.

Маша не отрывала взгляда от окна, глядя туда, где Матвей еще недавно скрылся за линией горизонта. Арина, нахохлившись, сидела сзади с поджатыми коленями и всматривалась в белизну за окном.

Лейгур стоял снаружи, пытался оживить вездеход. Пустая трата времени — это все знали, — но всё же питали надежду на чудо. Вот сейчас пол под ногами задрожит, в кузове загремит сердце «Марты» и все выдохнут с облегчением. Слепая вера в подобный исход помогала им не лишиться рассудка. Ну и разумеется Матвей. Слабое упование на успех его безумного похода было единственным поводом не мириться с приближением смерти, а продолжать бороться.

Надя заметила Тихона, чей обремененный некоей тяжелой думой взгляд уставился в спинку сиденья. Она понаблюдала за ним, не пошевелиться ли мальчик? Но тот долгие десять минут оставался неподвижным.

Его прежде разнузданная речь сдала обороты, да и в целом он стал менее говорлив. Надя обратила на это внимание ещё в «Мак-Мердо», когда мальчишка почти все дни проводил наедине с собой в выделенной ему комнатёнке.

— Эй, — окликнула она его.

Мысли Тихона отказались его отпускать.

— Тихон! — чуть громче произнесла Надя.

Мальчик встрепенулся, посмотрел в окно, потом на неё.

— Да? Что?..

Она не знала, как к нему подступиться. Решила, что для начала нужно сократить между ними расстояние, и села рядом.

Ей долго не приходило в голову, с чего бы начать беседу. К счастью, Тихон выручил её с этим и заговорил первым:

— Как Йован?

— О, неплохо. Особенно после того, как воздух вновь стал обычным, а не как на «Востоке». — Её взгляд упал на спящее лицо малыша, и сердце наполнилось горячим волнением. Только они пережили очередное испытание на отдаленной станции, как судьба, по жестокой привычке, подкидывает им еще одно.

— Ты знаешь, он похож на него, — сказал Тихон, разделяя его внимание к малышу. — На Йована. Того самого…

Надя чуть заметно улыбнулась. Йован… Кажется, этот человек существовал в другой жизни. Далекий призрак, который порой тревожил ее мысли.

— У тебя всё хорошо? — спросила Надя, желая не заговаривать про Йована. — В последнее время ты не хамишь, да и вообще превратился в приятного юношу.

Тихон никак не отреагировал на ее колкое, сказанное с иронией, замечание. Лицо парня только побледнело, а взгляд устремился в пол.

— Ты можешь мне рассказать, — сказала она ласковее, коснулась его ладони и погладила большим пальцем запястье. — Знаешь, не обязательно держать это в себе.

Тихон прикусил нижнюю губу, оглянулся на малыша.

— Тима, не могу перестать думать о нём.

— Твой брат?

Парень быстро закивал и почесал нос тыльной стороной руки.

— Когда он был мёртв… — продолжал Тихон, — ну то есть, когда я думал, что он был мёртв, мне было даже как-то легче. — Его лицо сморщилось. — Фу, до чего ж мерзко это звучит…

Он немного помолчал.

— Я уверен, что поступил правильно с ним, там, на «Палмере», — продолжал он, — но вместе с тем чувствую вину. Ведь он же мой брат! Мы с ним столько дерьма хлебнули… — Он покосился на малыша, прикрыл ладонью рот. — Ой, прошу прощения, я имел в виду, что мы столько всего с ним пережили, а я блин в ногу ему выстрелил, ещё и бросил истекать кровью! — Его большие глаза обратились к Наде. — Разве братья так поступают? Да, он, конечно, полный кретин, но… он же ведь мой брат.

И ещё чуть помолчав, добавил:

— Что я ему скажу, если когда-нибудь увижу вновь? Вот о чём я думаю все эти дни, и мне ничего в голову не приходит. Ничегошеньки.

Надя долго молчала, размышляя над словами мальчика.

— У меня была сестра, — сказала она.

Внутренний взор нарисовал Таню, какой она её запомнила навсегда: веснушки на щеках, русые, непослушные копны волос, в которых застревала расчёска, не сползающая с лица улыбка и миленькая родинка на шее сбоку.

— Она была примерно твоего возраста, когда погибла, много лет назад. Замерзла насмерть, в вездеходе… — От осознания этого на её лице возникла невольная ухмылка. Совершенно случайно она связала слова Маши о боге, произнесенные ею давеча, и трагедию с сестрой. Невольно напрашивались мысли об извращенной любви этого самого бога к подстраиванию злобных ироний.

— В… вездеходе? — словно не веря своим ушам, спросил Тихон.

— Да, именно так. Как и мы, она застряла в этих самых краях. — Её взгляд обратился к тронутому изморосью окно. — С одной лишь разницей, что случилось это намного дальше от станции, отчего её нашли не сразу, а только спустя несколько месяцев. Прежде чем это произошло, мы с ней сильно поругались. Собственно, именно эта ссора и стала причиной, побудившей её сбежать…

Надя посмотрела в лицо Тихона и испытала щемящее чувство стыда за то, что ещё совсем недавно ненавидела этого парня лишь за его небольшое сходство с Денисом — юношей, с которым Таня сбежала и в объятиях которого встретила мучительную смерть.

А потом был Танин дневник, где на последних страницах она винила в своей гибели старшую сестру. Написанные кривым, по всей видимости от холодной дрожи почерком, жуткие слова были обращены к Наде. Таня желала ей только одного — однажды пройти через тот же кошмар, что приходилось переживать ей самой, пока она писала эти строки.

И вот ее проклятье — иначе это не назовёшь, — воплощалось в жизнь. И что более примечательно, как и её беременная к тому времени младшая сестра, Надя стояла на пороге смерти, держа у сердца своего ребёнка.

Да, бог действительно есть. И он воздает по заслугам Наде Соболеву прямо сейчас.

— Если бы она вдруг сейчас оказалась здесь, передо мной, живой… — Надя обернулась к пустому пространству возле себя, — я бы сказала ей, как сильно её люблю, и что никогда больше не посмею причинить ей боль. Никогда больше.

Тихон покосился на свою собеседницу и снова уставил задумчивый взгляд в спинку кресла.

Надя отдёрнула от него руку, сжала пальцы в кулак и подышала в него, согреваясь.

— Мне одной кажется, или как будет стало холодней? — полюбопытствовала она, плотнее прижимая к себе малыша.

Тихон не ответил, впав в глубокое раздумье. Кажется, случись сейчас в салоне пожар, мальчишка бы так и сидел, уперев тяжелый взгляд в сиденье.

— Надо бы попросить Лейгура включить отопление посильнее, — решила Надя, взглянула в окно и принялась гадать, где же сейчас Матвей.

Когда он оборачивался в последний раз, «Марта» была размером с крошечного жучка, брошенного в одиночестве среди белой мглы. Теперь же, вновь обратив взгляд в сторону пройденного пути, Матвей видел лишь как ветер взвихривает снежную пыль, разбросанную на твёрдом насте.

Теперь этим крошечным жуком стал он, едва заметный в тусклом свете солнца. Шёл, вытирая сырость инея, осевший на ресницах; такое маленькое, жалкое существо, дерзнувший бросить вызов никогда не проигрывающей Антарктидой.

Он остановился, втянул холодный воздух ноздрями и посмотрел на ворсистые облака. С трудом закатал рукав куртки, снял перчатку и ткнул оголенным пальцем на экран ваттбраслета. Пока искал нужную иконку приложения, раз десять стряхнул так и липнувший к устройству снег, закрывающий обзор. Наконец, отыскав заветный компас и своевременно выведя его на главный экран, с досадой отметил, что самую малость отклонился от намеченного маршрута.

Всю силу воли Матвей бросил не на преодоление боли, а на то, чтобы не утонуть в собственных мыслях. Ведь кто, как не они главный враг столь опасных предприятий? Смерть находит тебя быстрее, если впадаешь в отчаяние, а оно, в свою очередь, рождается только из головы.

Матвей дал себе зарок: не думай о пройденном расстоянии, оставь в покое время, дай ногам, дай каждой клеточки тела выполнять свою работу.

Однако в теории это оказалось куда сложнее, нежели на практике.

Тревога одна за другой непрошенным гостями вваливались к нему в черепную коробку, стучали в стены, кричали, учиняли бардак.

— Хватит, хватит… — шептал он, а горячее дыхание касалось его рта (надолго ли?).

А потом впереди показались заструги (сколько их ещё будет?). Ледяные гребни, создания ветра, каждый высотой сантиметров двадцать-тридцать (может, дальше будут выше?). Одолеть их на вездеходе — задача не из простых, чего уж говорить о своих двух!

И солнце… ведь оно только вышло из-за горизонта, когда он покинул вездеход, верно? А сейчас этот большой белый шар в зените. Стало быть, идёт он эдак часов шесть, может, больше (и прошёл ты, судя по всему, всего ничего. Километров пять от силы…)

Внутренний голос, войдя по вкус, предательски шептал:

Они умрут от холода, понимаешь? Замёрзнут насмерть. Антарктида слепит из них скульптуры, отразив предсмертные муки на их лицах. Оставит их в вечности…

А Матвей отвечал ему:

— Хватит…

Но голос противился:

И это будет твоя вина.

Нога скользнула, сердце сжалось до размера песчинки, взору открылось небо, а потом несильный удар в спину. Он упал, и телу вдруг стало так легко, так спокойно. Может, он полежит здесь немного? Совсем чуть-чуть. Переведёт дух, а потом…

Нет.

Снова заструга. Следующая выше и круче другой. Он преодолевал их как полосу препятствий, а они всё не заканчивались. Десять, двадцать… сто?

И вдруг одежда теперь уже не согревала так, как прежде. За шиворот парки угодили льдинки, скребущие шею. А горячее дыхание под шарфом уже не согревало.

Ты не справишься.

— Заткнись.

Смирись.

— Иди к чёрту!

Невидимые руки коснулись его плеч и прижали к земле — изможденного, отчаявшегося.

Встав на колени перед очередной волной, будто признавая её непоколебимую над ним власть, Матвей сбросил со спины рюкзак и вытащил фляжку с водой. Стянул с лица шарф, сделал два неторопливых глотка и бросил в рот кусок вяленого мяса, в надежде восстановить крупицу сил.

Не сработало.

Взор впереди медленно заволакивала дурманящая пелена. Ставшая в десять раз тяжелее голова тянулась вниз, к земле, снова.

И вдруг за холодной застругой послышался тихий, человеческий стон.

У Матвея рьяно застучало сердце.

Он взобрался на гребень, посмотрел вдаль, потом вниз и в ужасе попятился, едва не оступившись. Там, у подножия, облаченные в тёплые штаны, лежали оторванные ноги, с торчавшими наружу кусками мяса. От страшной находки тянулся кровавый штрих. Матвей проследил его путь и заметил, как тот исчезал в снежной завесе усилившегося вихря.

Матвей осторожно спустился, боязливо косясь в сторону ног. Кровь свежая, не успела замерзнуть.

Рука сама потянулась к вещмешку, сама вытащила оттуда пистолет, и сама передернула затвор. Собиратель последовал за идущей вдаль кровавой тропой, целясь в неизвестного противника, скрывающегося за снежным туманом.

Через минуту он нашел остальную часть тела: ещё живой человек медленно полз, карабкаясь руками. Тянувшиеся за ним веревками кишки, ровно кисть художника, рисовали на снегу алую дорожку.

— Эй… — слышал Матвей собственный голос.

Он подошел к чудом живому бедолаге, посмотрел в его лицо и почувствовал, как тело его парализовало.

— Ясир?..

Врач со станции «Тахадди» не отозвался. Кажется, он будто и вовсе не видел Матвея. Ясир продолжал себе ползти дальше, вновь растворяясь в белой мгле, а снег тем временем спешно заметал следы его кровавого присутствия.

Матвей вернулся и увидел, что ноги исчезли.

— Я схожу с ума… схожу с ума… — шептал он в рукавицу. — Схожу с ума.

Вновь включил ваттбраслет, нажал на компас и направился в сторону верного направления. И не то кружащий возле уха ветер, не то голос неизвестного отчётливо крикнул вдалеке:

— Матвей!

Собиратель быстро осмотрелся, ища источник звука. Но голос неизвестного не доносился откуда-то из одного места — он разносился всюду.

И снежный дождь закрывал собой всё, кружил, сжимал его в тиски.

— Помоги! — крикнули.

— Эй! — Отозвался Матвей, сложив ладони у рта. — Эй, где ты⁈

— Пожалуйста, помоги! — раздался всюду голос.

Чувство беспомощности сдавливало грудь. Ошарашенно оглядываясь по сторонам, собиратель пытался провести линию границы между бредом и реальностью. Может, он мёртв? Это ад? Кто сказал, что ад — это обязательно огонь? Нет, вот же он, ледяной и сводящий с ума.

Мимо пронесся паренек и толкнул его, повалив на землю. Матвей закричал, вскочил на четвереньки и увидел Максима, своего ученика.

— Матвей! Матвей, помоги! — вопил парень. — Матвей!

— Я здесь, Макс! Я здесь! — орал ему собиратель.

Но мальчишка не видел его, не слышал, не чувствовал. Стоял как вкопанный, плакал и в ужасе озирался во все стороны.

А потом Матвей увидел, как в белом ворохе образовался силуэт мерзляка, и сердце у него ушло в пятки. Жук издал клокочущий звук и устремился прямо на мальчишку.

— Макс! — орал Матвей, пытаясь вновь достать из вещмешка пистолет. — Сзади!

Но было поздно.

На месте, где стоял юноша, осталось лишь кроваво-чёрное пятно и шматок плоти. Предсмертные вопли удалялись вдаль, исчезали в пустоте.

Матвей почувствовал, как щемило грудь, а в глотке не нашлось место дыханию. Изо рта вырвался резкий всхлип, слёзы прыснули из глаз и вмиг превратились во льдинки, прилипшие к рукавам его куртки.

— Иди… — шептал он себе. — Иди. Иди. Иди.

Кое-как поднявшись на ноги, Матвей, дрожа всеми членами, поплёлся дальше, навстречу неизвестности.

— Что ты делаешь? — Маша с тревогой наблюдала, как Лейгур быстро открывает все полочки над сиденьями.

— Пацан, — обратился к исландцу Тихон, игнорируя заданный ему вопрос, — помоги поискать что-нибудь, чего можно поджечь. Книги, бумагу… — Потом обратился ко всем враз устремленным на него взглядам, и произнёс в адрес Арины: — Арина, тебя тоже касается. Давай помогай.

Из его рта валили густые клубы пара.

Надя встала с сиденья. Она догадывалась, что происходит:

— Это обогрев? Он?..

— Да, — выдохнул исландец и окинул быстрым взглядом малыша на её руках, плотно закутанного в тряпье. Потом обратился к остальным: — Аккумулятор сдох следом за двигателем.

— Ну конечно… — ядовито усмехнулась Маша.

— Надо развести костёр, и как можно скорее, — объяснил Лейгур. — Ищите всё, что может гореть.

Ещё пару секунд все стояли на месте, ошарашенные новостью об очередной напасти, а после принялись в спешке обыскивать вездеход.

Буря утихла, завеса снега исчезла, и в багровом свете заходящего солнца Матвей увидел полуразваленную деревянную церковь, расположенную среди заснеженной равнины. Сквозь бреши божьего храма пробивались оранжевые полосы света и падали на зернистый снег, заставляя его искриться. Купол лежал о подножия, рядом — сломанный пополам крест.

Матвей долго смотрел на церковь, щурился, быстро моргал и закрывал глаза, пытаясь отогнать виде́ние. Потом он твердо вознамерился не приближаться к ней, развернулся, проделал шагов двадцать в компании звенящей тишины, и вновь столкнулся с ней. Куда бы он ни направился, церковь вставала у него на пути, не оставляя выбора.

Теперь Матвей был вынужден шагнуть на её крыльцо.

Половица под ногами протяжно заскрипела. Перила пошатнулись, грозясь вот-вот обвалиться. Рука в перчатке обхватила ручку и дёрнула дверь на себя.

В самой дальней части храма, в месте, куда просачивался багрянец заката, на коленях стоял Вадим Георгиевич. Над его плешивой головой нависала икона, чей лик грозно, с осуждением наблюдал за шепчущем ей молитву стариком, чей голос отражался эхом от старых стен:

— Помилуй меня, боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих изгладь беззакония мои многократно омой меня от беззакония моего и от греха моего очисти меня.

У Матвея слова застряли в глотке. Очередная мысль о собственном сумасшествии закралась в голову, укоренившись лишь сильнее.

Он снял с плеча ставший отчего-то невмоготу тяжелый рюкзак, и настороженным шагом стал приближаться к бормочущему Вадиму Георгиевичу, чьим вниманием полностью овладела сурового вида икона.

— Лучше не стоит тревожить старика, Матюш, — раздался голос за спиной.

Йован подошел к нему сбоку, и Матвей совершенно не удивился его появлению. Не было в собирателе ни трепета, ни волнения, а лишь спокойствие. Словно весь этот путь Йован проделал с ним плечо к плечу, а не гнил где-то там, в подземке далекой Москвы.

— Что происходит, Йован? — Он обернулся к другу и увидел, как сверкнула так знакомая ему жизнерадостная ухмылка на мёртвом лице. — Это сон? Или мне всё это мерещится?

Йован пожал плечами:

— Как знать, друг мой, как знать…

Вадим Георгиевич всё шептал:

— Дай мне услышать радость и веселие, и возрадуются кости тобою сокрушенные отврати лице твое от грехов моих и изгладь все беззакония мои.

— Йован. — Втиснулся в шепчущее эхо мрачный голос Матвея.

— Да?

— Думаю, это мой конец.

Молчание. Только бормочется молитва.

Матвей, не убирая взгляда со старика, заговорил:

— Знаешь, иногда я чувствую, будто у меня внутри сосуд. Каждая новая смерть как глоток свинца: наливается, тянет вниз, слой за слоем. И гибель Дэна стала последней каплей в этом сосуде. Теперь из него переливает через край. Кажется, я сломался.

Он обернулся к другу, но того и след простыл.

— Йован?

Нет ответа.

Шепот молитвы неожиданно умолк, и сменилось клокотанием. Вадим Георгиевич свалился на спину, обхватил собственное горло руками и принялся себя душить.

Матвей подбежал к нему, попытался расцепить намертво втиснувшиеся в шею пальцы. Наблюдающие за ним глаза старика повылазили из орбит, вены в них наполнились кровью. На уголках губ вспенилась слюна. Всё тело Вадима Георгиевича содрогалось, как брошенная на берег рыба.

И как не старался Матвей, какие бы силы он ни прикладывал, расцепить железную хватку скрюченных пальцем ему так и не удалось.

Он попятился от бесчувственного тела. Глаза теперь уже мертвеца, распахнувшись во всю ширь, смотрели в небо сквозь брешь в крыше. Снежинки одна за другой падали на покойника, прилипали и не таяли.

Сжавшийся от ужаса в комок Матвей заметил, как икона, которой прежде молился Вадим Георгиевич, обратила обвиняющий взор в его сторону.

Задыхаясь от ужаса, собиратель выбежал из церкви и бежал долго-долго, не смея оглядываться.

Плотно прижавшись друг к другу, они собрались вокруг жалкого, едва согревающего костёрчика. Дым, прихватывая белый пар их дыхания, покидал салон вездехода через открытое окошко.

Шуршали трущиеся друг о дружку ладони, шмыгали носы, откашливались. Пришлось избавиться от парочки сидений, чтобы всем хватило место вокруг единственного источника тепла. Теперь они лежали снаружи, вырванные сильными руками Лейгура.

Все с тоской наблюдали за танцем слабых язычков пламени, молчали, экономили силы. Огонёк встрепенулся от просочившегося внутрь сквозняка, и тронутое обеспокоенностью лицо Тихона обратилось к Лейгуру.

— Бросай, — отдал распоряжение сиплым голосом исландец.

Мальчик спешно протянул руку к сиденью и взял старую карту Восточной части Антарктиды с вырезанным из неё куском, которую Лейгур вручил Матвею. Потом юноша, придерживая указательным и большим пальцем край бумаги так, словно намеревался покормить ею хищника, положил её возле слабого огонька.

Лейгур чуть разворошил сгоревшую труху, придвинул карту к центру костерка, и все отмеченные путешественниками за долгие годы карандашом точки и названия поглотило пламя.

— Последняя, — предупредил Лейгур.

Услышанное все приняли молча. Даже Маша, с виду смирившись, лишь посматривала на огонь, порой шепча себе под нос что-то нечленораздельное.

— Нет, есть ещё кое-что, — внезапно объявила Арина.

Она вышла из круга, вернулась к заднему сиденью, взяла рюкзак и вытащила из него красный дневник. Долго смотрела на него, потом вернулась к остальным, села на корточки и открыла его. Прочитала вслух самую первую строчку:

— Нашла эту записную книжку в одном из шкафчиков вездехода…

Сердце забилось быстрее, пальцы коснулись верхнего края страницы, и она небрежно вырвала её, передав Лейгуру. Исландец взял её, тихонько кивнул и принёс лист бумаги в жертву пламени.

Следом пошла вторая страница, третья, четвертая…

Когда стемнело, и в небе блеснули первые звёзды, от её дневника остались лишь корешок с потрёпанным переплетом.

— Боже, знали бы вы, как я боюсь… — прочитала Арина последнюю строчку и бросила в огонь.

Его измученное тело рухнуло в снег.

Ты жалок, жалок, жалок.

— Пожалуйста…

Признай это. Тебе их не спасти.

— Заткнись… — Его рука потянулась к лямке рюкзака.

Тебе не сбежать от меня. Не сбежать от себя. Не сбежать от прошлого. Моё появление было лишь вопросом времени…

Он никак не мог нащупать лямку. В горле страшно пересохло, хотелось есть.

Сосуд полон. Ты это знаешь. Смирись.

Матвей заставил себя подняться, коснулся рукой спины, но отыскал лишь вещмешок, отданный ему Лейгуром. Рюкзака не было. А с ним и еды, воды и…

— Карты… — Внутри у него мгновенно образовалась пустота. Карта с координатами! Как он теперь…

ВИДИШЬ!

Вены на висках набухли, голову пронзил острый поток боли.

— Это невозможно… невозможно… — собиратель завертелся вокруг в надежде увидеть рюкзак. — Он же был здесь… На мне… я помню!

Всё это было ошибкой с самого начала…

«Может, я оставил его в той церкви?»— прорвалось предположение сквозь внутренний голос.

Сколько людей осталось бы в живых, не согласись ты на эту экспедицию? Ясир, Вадим Георгиевич…

— Хватит…

…Йован.

— Заткнись! ЗАТКНИСЬ!

А теперь полюбуйся, что ты натворил!

Сзади раздалось тягучее, жалобное мычание. Матвей медленно обернулся и увидел в нескольких шагах от себя громадную яму, смердящую мертвечиной. Дыхание сбилось, ноги превратились в ватные. Медленно и настороженно он приблизился к краю образовавшейся с подачи его безумия дыры, и увидел на её дне сотни расчленённых животных.

В самом сердце этой свалки, придавленный тушей медведя, лежал Домкрат. Открытый рот молил в немой просьбе о помощи. Рука беспомощно хватала воздух.

Полюбуйся…

Тело Домкрата быстро всасывало в падаль как в трясину.

Не медля ни секунды Матвей сел на край ямы, быстро выцелил взглядом место будущего приземления — на оленье брюхо, — и скользнул вниз.

— Сейчас, сейчас… — бормотал собиратель, — ещё немного…

Удерживая равновесие, он ступал на туши, продавливая сгнившую плоть как яичную скорлупу. Подошвы скользили от обилия чёрной крови. А меж тем на месте, где была голова Домкрата, теперь торчала лишь половина руки.

— Держись! Я здесь!

Матвей схватил его за пальцы, крепко стиснул кисть и потянул на себя. Но тянущая на дно неведомая сила была в сто крат сильнее, и последнее, что успел сделать Домкрат — это стянуть перчатку с руки Матвея и унести вместе с собой, на дно.

— Нет, нет!

Матвей сдвинул туши, протискивался через них вниз, пытаясь отыскать руку товарища…

— Домкрат!

…но нащупывала лишь сырую шерсть, холодные кости и вязкую плоть.

— ДОМКРАТ!

Отчаявшись, он зарыдал и упал на спину и закрыл руками глаза. Грудь стиснули невидимые тиски. Дышать стало невозможно.

Матвей лежал на смердящей смертью куче и молил про себя лишь об одном: «Пускай всё это уже закончится. Пускай он умрет и не познает больше ни минуты этого безумия».

— Эй, праведник!

Собиратель убрал ладони от лица и увидел, как на краю пропасти стоит Юдичев. Вечерний свет касался его обнаженного мозга, выглядывающего из-под расколотого черепа. Мёртвые, прикрытые будто бы молочной пенкой глаза, смотрели на него с безразличием.

— Сосуд полон, — ответил он со знакомой паскудной ухмылкой. — Всё кончено.

И ушёл.

— Макс… — услышал Матвей со стороны свой хриплый, жалкий голос. — Постой…

Его голая рука протянулась к сгущающимся сумеркам. В небе появлялись первые звёзды.

Вонь отступала, растворяясь в холодном воздухе. Тишина Антарктиды вновь накрыла его с головой. И пока он лежал, не в силах подняться, перед его глазами сгущалась тьма.

А потом стало и вовсе черным-черно.

— Ты уверена, что это сработает?

Лейгур с нескрываемым скепсисом наблюдал, как Арина костяным ножом надрезала узкую полоску в потолочной обшивке вездехода.

Вместо девушки ответила Надя:

— Да. — Комок пара вырвался из её рта. — Она уже проделывала нечто похожее однажды. — Надя переглянулась с Ариной и вспомнила, как была ей благодарна за сжигание «Снежной мышки» далеко-далеко отсюда. Теперь юной восточнице предстояло сделать то же самое, но в этот раз с «Мартой».

— Ну… надеюсь, все и правда получится… — доля недоверия к озвученной несколькими минутами ранее Арининой затеи всё ещё таилась в голосе исландца.

Тихон сложил ладони ковшиком, подышал на них, согреваясь. Надя сильнее прижала к себе малыша. Маша дрожала так, словно секунду назад вышла из проруби.

Ветер снаружи крепчал. Краткосрочная ночь медленно опускалась им на головы.

А холод становился всё сильнее и беспощаднее.

Сухость в горле резала подобно ножу. Веки чудились неподъёмными воротами, которые, как ни старайся, ну никак не откроешь. Тело отказывалось подчиняться приказу мозга пошевелиться.

Матвей лежал в куче снега, тихо дышал и пытался понять: он уже мертв? Наперекор сопротивлению обессиленного тела пошевелил ногой, затем рукой, головой — получилось. Затем пальцами левой руки, правой…

Правая. С ней что-то не так.

Он поднёс её к лицу. Вся кисть до запястья выглядела так, словно её окунули в банку с чернилами. На большом пальце, возле ногтя, образовался мерзкий волдырь; второй, поменьше, нарастал у мизинца.

Паника галопом неслась по его телу, вдавливая его все сильнее землю. Ветер подхватил снег и засыпал лицо. Холодное солнце медленно показывалось из-за горизонта, походя на одолённого любопытством гиганта, решившим подглядеть за несчастным человеческим телом, брошенным в белой пустыне.

Изо рта Матвея вырвалась сдавленный стон. Он сделал несколько резких вздохов носом, досчитал в голове до трех и попытался встать. Вышло не сразу, только с четвертой попытки.

Он увидел лежащую рядом перчатку, взял её, надел на охваченную некрозом руку, чувствуя при этом, будто натягивает её на длань какой-нибудь статуи. Потом оглянулся по сторонам и заметил полосу скального хребта, не засыпанную снегом. Сделал к ней несколько шагов и ощутил, как носок ботинка коснулся чего-то металлического. Опустил голову. Это был вещмешок покрытый ледяной коркой. Поднял его, накинул на плечо и заковылял к скалам.

Ему было невообразимо холодно. Сердце билось медленнее, а каждый вздох вонзался ледяным копьём в горло. Голова покачивалась на плечах как тяжелый и чужой шар, не давая сил её поднять, а потому он, тупо уставившись себе под ноги, надеялся, что идёт в верном направлении.

Слева раздался скрип снега. К его тяжелому пути присоединился кто-то ещё.

Матвей покосился и увидел идущего с ним плечом к плечу Гюго.

— Всё это я делал ради «Востока», Матвей.

Он повторял это предложение раз за разом.

— Жители Шпицбергена нуждаются во мне… — шептал появившийся с другой стороны Эрик.

Их голоса сплелись в единое бормотание, и после многократного повторения превратились в неразборчивую для слуха Матвея звуковую сумятицу.

Он не пытался с ними заговорить и продолжал идти вопреки своему безумию, ради друзей.

Снег под ногами сменился проталиной из блестящих влагой камней и гальки. Колени напряглись, когда Матвей начал взбираться на возвышение. Мерзлого лица коснулся холодный бриз.

И вот его ботинок внезапно коснулся деревянной ступени.

Не без труда он поднял голову и обнаружил перед собой знакомую дверь. Посмотрел влево и увидел табличку с надписью: «Ясная Поляна-2. Дом 3». Посмотрел за спину — Антарктический пейзаж сменился на летнюю улицу, подсвеченную палящим солнцем. Громко пели птицы, жужжали назойливые мухи, а где-то вдали дружно гоготали гуси.

Матвей коснулся дверной ручки, потянул её на себя. Лишь переступив порог, он почувствовал, как в его ноздри проник сладкий и тёплый запах, доносящийся из кухни. Оттуда же донеслось шипение сковороды и томный голос диктора из телевизора.

Медленным шагом он шел вдоль стен родного дома, рассматривая каждый её уголок, пока не добрался до кухни. Там, за их маленьким круглым столом, сидел отец. Совсем ещё молодой, с пышными усами, и ещё не вкравшейся в его чёрные волосы сединой, он, глядя в экран телевизора, ложкой черпал варенье из банки.

Матвей встал как вкопанный у входа, крепко держась за дверной косяк, и наблюдал за отцом, пока тот не заметил его.

— О, явился, боец! Ну-ка давай марш к столу. Глянь, каких сырников мама напекла.

Матвей зашел на кухню и увидел хлопочущую за плитой маму. Она стояла к нему спиной, жарила последнюю порцию сырников.

— Пришёл, солнышко? — Оглянулась она через плечо в его сторону. — Давай мой руки и садись за стол.

Глядя то на отца, то на мать, Матвей подошел к умывальнику и сполоснул руки. Потом сел за стол, посмотрел на посыпанные сахарной пудрой аппетитные сырники, и на отца, чей взгляд был прикован к экрану.

И вот подошла мама, такая же красивая, какой он помнил её всегда. Добавила к большущей порции сырников ещё пять штук и потянулась к завязкам фартука за спиной.

Матвей не стерпел, обхватил ее за талию и уперся носом в живот, в так и не снятый фартук, пахнущий мукой.

— Боже, Матвей, ты чего? — Она принялась гладить его по волосам. — Тебя обидел кто?

Он помотал головой.

— А чего тогда? Приступ любви внезапный?

Промолчал.

Её тёплые, нежные руки коснулись его подбородка, и когда он поднял на нее взгляд, то увидел, как на ее румяном лице расцвела улыбка. Она чмокнула его в щеку и села рядом.

— Так, боец, тебе сметаны? Варенья? — Отец всегда говорил командирским голосом, даже когда речь шла об обыкновенных бытовых вещах.

Матвей сглотнул.

— Варенья.

Отец протянул ему банку.

— Ты только гляди не измазюкайся как в прошлый раз, не то сам стирать будешь, голыми руками, по старинке.

Матвей зачерпнула ложку малинового варенья, взял сырник, сделала небольшой надкус. Ничего вкуснее в жизни не ел. Вдвоём они стали уплетать кушанье, запивая горячим чаем. Отец громко чавкал, наблюдал за новостными сводками и непременно вставлял свой комментарий к политической обстановке в мире; а мама, скушав только один сырник, всё смотрела на Матвея, и глаза её улыбались.

И стало вдруг хорошо. И нет никакой Антарктиды, смертей и мерзляков. Всё это — лишь жуткий сон. Затянувшийся кошмар, вторгнувшийся в его жизнь.

— Запаздывает твой друг что-то, — сказала мама, — так сейчас всё без него съедим.

— Друг? — У Матвея кусок застрял в горле.

— Дэн! — Отец махнул в сторону двери. — Ну чего ты там встал как не свой? Давай проходи, не стесняйся!

В дверях стоял Дэн Шутер. Губы шерифа согнулись в стеснительной улыбке, и он поприветствовал всех.

— Давай, садись на моё место. — Мама выдвинула стул. — Я тебе пока чайку налью. Тебе с сахаром? Без?

— С сахаром, — ответил Дэн, не сводя глаз с Матвея.

Оба они смотрели друг на друга так, словно виделись впервые.

— Тебе следовало меня послушать, Матвей, — с тихим упрёком сказал ему Дэн.

Собиратель закивал, чувствуя, как в глазах защипало.

— Знаю… Знаю…

— А теперь я мёртв. И это всё ты. Твоя вина.

Кулаки Матвея сжались, грудь содрогнулась. Он спрятал лицо в ладонях, задел локтем ложку с вареньем, и та со звоном упала на пол.

— Боже, боже… — мямлил Матвей, задыхаясь от рыдания.

— Сынок… — этот голос принадлежал отцу.

Матвей посмотрел на папу глазами, распухшими от слёз. Все трое они сидели напротив и смотрели на него. Мама взяла его за руки, нежно поглаживая большим пальцем по его запястью.

— Всех на свете не спасёшь, — мягко, по-отечески произнёс папа. — Ни одна живая на свете душа не способна на это, понимаешь?

— Тебе нужно отдохнуть, мой мальчик… — Мамины пальцы теперь гладили ноготками его щеки. — Перестать гнаться за звездами…

Матвей прижал кулак ко рту, сглотнул.

— Ты хорошо постарался, сын, — отец хлопнул его по плечу, — и ты заслужил быть здесь, с нами.

Мама зачерпнула ложку варенья, намазала им сырник и протянула его Матвею.

— Держи, зайчик. Скушай, и всё пройдёт.

Её лицо исказилось из-за мокрой пелены. Пальцем он спешно вытер слёзы, и вот она вновь перед ним, его красивая мама.

— Кушай, родненький.

Матвей посмотрел на сырник, сделал глубокий вдох, зажмурил глаза…

И почему-то вспомнил Арину, её редкую теперь улыбку, её пышные каштановые волосы. Боже, какой у неё был смех! Он бы отдал всё, лишь бы ещё раз когда-нибудь его услышать.

Арина…

Он открыл глаза и увидел, как вместо сырника с вареньем держал пистолет, направляя дуло себе в рот. Палец уже сомкнулся на спусковом крючке, оставалось лишь маленькое нажатие…

— НЕТ! — вырвался охрипший крик из его рта.

Матвей поднял пистолет и выстрелил. Еще раз, еще и еще. Гулкое эхо одно за другим разносилось среди каменистых холмов, отпугивая птиц. Он нажимал на спуск до тех пор, пока грохот не сменился на тихие щелчки, и даже после того, как пуль больше не осталось, отбросил пистолет как можно дальше.

Он облокотился головой о холодный булыжник, посмотрел на серое небо. Он чувствовал, что умирает. Ощущал дыхание смерти.

Слёзы вновь прыснули из глаз. Холодными льдинками они застывали на его щеках.

— Простите…

А смерть уже была рядом. Вот зашуршала галька под её спокойным шагом; а ветер расступился, не смея мешать правосудию. И Матвей почувствовал внезапное облегчение, будто всё бремя мира спала с его плеч.

Он был свободен…

Но это обманчивое чувство продлилось недолго.

Перед ним возникла фигура, одетая в тёплую парку. Две линзы ветрозащитных очков c яркими бликами воззрились на него.

Из последних сил Матвей поднял обмороженную руку и указал в сторону, откуда он пришёл.

— Наш вездеход… мы застряли. Мои друзья… Пожалуйста…

Взор его резко перекрыла густая тьма.

Глава 8 Думаю, как все закончить

Страшно и холодно было в этой тьме.

А потом один за другим его стали посещать кошмары. Снилось, как увязли ноги в сугробе, как ветер подхватывал его крик о помощи, унося прочь, в никуда. Вдали мелькали силуэты, облаченные в толстые пуховики и парки. И все они проходили мимо, оставаясь безразличным к его мольбам.

Однажды в правую руку вгрызалась адская боль, разорвав пространство между виде́нием и реальностью: вот свистит беспощадная буря, а вот, в ослепительно-белом свете фонаря голова в маске и — вновь бушующая в воздухе стена снега.

Тишина. Чернота сгущалась. Легчало.

Но вот вдали, ровно звезда, сверкнула точка. Становясь всё шире и шире, она раскрывалась как окно, демонстрируя его взору капельницу, стены, полки и…

Арину.

Она сидела возле его койки и дремала, положив голову ему на руку. Веки девушки подрагивали от беспокойного сна. Её теплое дыхание щекотало его большой палец.

Если это и очередное виде́ние, подумал Матвей, то пускай оно будет длиться вечно.

Арина медленно открыла глаза, посмотрела на него, и прежде маленький, как зернышко мака, зрачок, вдруг расширился.

— Очнулся!

Она накрыла ладонями его руку.

— Арина… — прохрипел он. — Это правда ты?

— Ну а кто же ещё? — улыбнулась она ему и поцеловала в костяшки пальцев. — Как ты?

— Бывало и лучше… — Его по-прежнему не покидало ощущение, что здесь что-то не так. — Где мы?

— На «Прогрессе».

«Прогресс». Дорога к нему. Вездеход. Поломка двигателя.

Он начинал вспоминать.

— Остальные? С ними всё хорошо? — Сердце забилось быстрее от волнения.

— Все целы. — Она положила руку ему на грудь. — У тебя получилось, Матвей. Прогрессисты отыскали нас благодаря тебе. Ещё помог дым от горящей «Марты», которую было видно за пару километров.

— Дым? — У Матвея всё в голове перемешалось.

— Да, мне пришлось сжечь вездеход, чтобы мы могли согреться. Когда пришла помощь, он уже догорал.

— Как долго я был без сознания?

— Три дня.

— Три дня… — прошептал он, не веря ушам. Разве не прошло всего лишь мгновение?

— Матвей… — Её пальцы впились сильнее ему в руку. — Я должна тебе кое-что сказать.

На её глазах засверкали слёзы.

— Когда тебя нашли, ты был совсем плох. — Тыльной стороной ладони она почесала нос. — Они сказали, что ещё немного и было бы поздно… — Сжала губы, зажмурилась. — В общем, здешние врачи хорошо постарались, буквально с того света тебя вытащили. Но им пришлось…

Она недоговорила, глубоко вздохнула.

— Пришлось — что?.. — выждав немного, спросил Матвей. Её молчание было сродни пытки.

Арина указала взглядом на правую сторону его кровати, взяла за край одеяла и потянула на себя. У Матвея перехватило дыхание. Он был готов поклясться, что минуту назад шевелил пальцами правой руки, но теперь на её месте находился лишь перебинтованный обрубок чуть выше локтя.

— Врачи сказали, что это была влажная гангрена, — коснулся его сбоку печальный голос Арины. — Не ампутируй они её, ты был бы мёртв.

Он силой оторвал взгляд от культи и лёг на подушку.

— Прости, Матвей…

— За что? Тебе не за что извиняться, — сказал он, глядя в потолок. — Я знал, на что иду.

Внутри у Маши гуляло это неприятное чувство — будто под рёбрами перекатывался игольчатый шар, оставляя глубокие порезы. Несколько раз за день у неё кружилась голова, и она едва не теряла сознание. И никакая радость от возвращения домой не могла перекрыть это мерзкое ощущение. Кажется, обстоятельства теперь стали в несколько раз сложнее.

Собрав всю волю в кулак, она постучала в дверь — и, не дождавшись ответа, решительно вошла.

Сидевший за столом дядя как раз подносил ложку бульона ко рту, выпятив губы.

— Машка? Ты чего влетаешь как оголтелая? — Всхлипом он втянул бульон внутрь и чуть поморщился. — Повезло тебе, что ты моя племянница. Ворвись кто другой вместо тебя, так я б ему…

— Настало время поговорить, — ответила она после короткого ступора. Всё смотрела на дядю и подмечала множество похожих черт с её отцом: тот же угрюмый взгляд, широкая челюсть, даже голос один в один.

Дядя протяжно вздохнул, отодвинул миску с обедом.

— Догадываюсь о чём…

Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на животе.

— Машенька, я думал, мы уже закрыли эту тему, — вяло ответил он и сжал кулаком подбородок, почёсывая пальцами грубую щетину с проседью.

— Ты сказал, что мы поговорим об этом позже…

— В надежде, что ты об этом забудешь и больше мы к этому разговору не вернёмся. Но, видно, я ошибался.

Машу услышанное покоробило, но она предпочла сделать вид, будто этого не слышала. Она облокотилась руками об стол, за которым сидел дядя, и подалась немного вперёд. На её лице вздрогнул лёгкая судорога гнева.

— Пятьдесят человек с оружием и достаточное количество вездеходов с батареями для дороги к «Звездной». Это все, что мне нужно.

Дядя молчал. Вытер глаз указательным пальцем, шмыгнул носом.

Маша не сдавалась:

— «Копье» принадлежит «Прогрессу». Оно принадлежит мне. И мы обязаны…

— Никто ничего не обязан, в особенности ты, — отрезал дядя и как ни в чём не бывало взялся за ложку и принялся черпать ложкой свой обед. — Мой окончательный ответ — нет. На этом разговор окончен. Иди-ка лучше отдохни…

И без того хрупкое терпение Маши иссякло. Она махнула рукой, и миска с бульоном отскочила к стене, нарисовав жирное пятно.

— Ты совсем рехнулась⁈ — Резко вскочил дядя, обронив стул позади себя. Маслянистая капля повисла на его подбородке.

— Весь этот проклятый год я выживала ради «Копья», — сдавленно говорила она, из последних сил сдерживая подступившую к горлу истерику, — ради будущего нашей станции и всего человечества. И теперь, когда я вернулась сюда, ты думаешь, что я вот так просто забуду обо всё этом? Думаешь…

— Да, чёрт возьми, именно на это я и надеюсь! — гаркнул дядя, ударив кулаком по столу.

Маша вздрогнула, быстро поморгала глазами.

— Что ты сказал?

Дядя обошел стол, встал рядом с ней.

— Именно ради блага всего «Прогресса» ты должна оставить это! Ты понятия не имеешь, кому собираешься бросить вызов. «Звездный» это тебе не какая-то там захолустная станция с кучкой отщепенцев. Большинство из живущих там — потомки военных, перенявшие знания и умения своих отцов. Он отошел к стене, запустил пальцы обеих рук в жиденькие волосы. — Дай я тебе хоть сто вооруженных до зубов человек, у тебя против них не будет ни единого шанса.

Но Маша так просто не собиралась сдаваться:

— Несколько недель назад я сбежала с лайнера возле станции «Палмер», известный своей неприступностью. И знаешь, что с ним произошло? Его за одну ночь захватила сотня религиозных фанатиков, которая теперь держит под контролем тысячи людей.

Дядя остался безучастным к её доводам, по-прежнему стоя к ней спиной.

— Я просто хочу сказать… — продолжала она, — что при тщательной подготовке и хорошем плане, мы можем взять «Звездную».

— Никакая подготовка и план не помогут против военного корабля, — послышался хладнокровный ответ.

Маша замерла на месте с полуоткрытым ртом.

— Военный корабль?..

Он обернулся к ней.

— Да. «Твердыня», так они, кажется, его называют. Если не ошибаюсь, именно на нём и эвакуировались высокопоставленные военные во время Вторжения. Под пристальным наблюдением этой махины все побережье возле станции и на подходе к ней. Любой несанкционированный вездеход они уничтожают прицельным залпом одной из пушек. А теперь представь, что они сделают с тобой и твоим отрядом…

У Маши в голове не укладывалось: военный корабль? Но как? Разве это возможно?

— Это правда? — как-то само сорвалось с её губ.

— А ты задай себе вопрос: почему про «Звездную» мало кто знает? Да потому что топят они на хрен тех, кто к ним сунется без приглашения! Про них и знают только мэры станции, с которыми они иногда сотрудничают, вроде нашего «Прогресса». И, как по мне, лучше пускай так и остаётся впредь!

У Маши потяжелело в груди. Всё стало ещё хуже, чем она предполагала. Ноги подкосились, она нащупала спинку стула и села, чувствуя лёгкое головокружение.

— Маша… — Дядя подкатил к ней свое кресло на колесиках, сел напротив, накрыл её руки своими ладонями. Голос его сделался спокойным и по-отечески заботливым: — Ты хочешь добиться справедливости, и я прекрасно понимаю тебя, правда. Миша Буров поступил неправильно…

— Неправильно⁈ — Она выдернула руки из его ладоней. — Он бросил нас умирать!

— Ты права, ты права… — быстро пролепетал он, вытянув ладони в примиряющем жесте. — Я не так выразился, прости меня. Только вот сути дела это не меняет. Токсин у них, и…

— У них? — Зацепился её слух за услышанное. — Откуда ты…

Глаза дяди блеснули, стыдливо опустились. Щеки покрылись румянцем.

— Говори, — потребовала она, чувствуя, как вся комната провоняла недосказанностью. Она терпеть не могла недосказанность, а еще пуще не выносила ложь.

— Я хотел тебе всё сказать, когда ты немного отдохнёшь и остынешь, богом клянусь.

— Говори! — процедила она сквозь сжатые зубы.

Дядя почесал в затылке, тяжело выдохнул.

— Люди со «Звездной» связались со мной вчера, спрашивали о тебе.

— Спрашивали обо мне? — У Маши на мгновение язык отнялся. — Но как они?..

— Узнали о твоём возвращении? Честное слово, не имею ни малейшего представления. Но предполагаю, что среди наших прогрессистов у них имеется свой человек, связной.

Эта новость совсем-совсем ей не понравилась, но всё же разыграла в ней любопытство:

— И какого дьявола им нужно от меня?

Дядя поднялся с кресла, прислонился к краю стола.

— Прежде чем я отвечу тебе на этот вопрос, позволь мне немного начать издалека?

Маша скрестила руки на груди и чуть выпятил подбородок. Ну, раз он так хочет, пускай «начнёт издалека».

— Ты знаешь, почему именно меня избрали старостой, а позже и мэром жители нашей станции? А я тебе отвечу: потому что безопасность и благосостояние прогрессистов для меня всегда были на первом месте. Только поэтому эта станция процветает и растёт с каждым годом. И как ты думаешь, моя дорогая, откуда прорастает корень этого успеха?

Маша продолжала сохранять неумолимое молчание.

— С умения действовать прагматично, — ответил он самому себе. — Думать головой, а не сердцем. Принимать тяжелые решения! И тридцать три года назад я принял такое: не стал отправлять «Востоку» припасы, а раздал её нашим жителям. И теперь их дети и даже внуки благодарны мне за это. — Он широко развёл руки, обнимая свой просторный офис. — Сегодня «Прогресс» — одна из самых благополучных станций Антарктиды. А теперь задайся вопросом, что было бы со всеми нами, дай я волю чувством тогда, много лет назад? Мы были бы мелкой станцией, вроде одной из тех сотен на полуострове, сводящих концы с концами.

— Ещё долго собираешься петь самому себе дифирамбы? — фыркнула Маша, положив ногу на ногу.

— Я просто хочу, чтобы ты поняла, что в первую очередь я всегда защищаю интересы «Прогресса» и его жителей.

— Перед тобой житель «Прогресса», даже больше! Я, черт возьми, твоя племянница. — Она стала нарочито наигранно оглядываться по сторонам. — И что-то я не вижу никакой защиты моих интересов.

— До чего же ты упряма, всегда такой была… — прошептал он, опустив голову. — Хорошо, вот к чему я клоню: «Прогрессу», несмотря на сложившуюся ситуацию, наиболее выгодно будет продолжать поддерживать дружественные отношения со «Звездной» и не пытаться идти на них войной.

— То есть ты предлагаешь, — сказала она, улыбаясь во весь рот, — мне и моим друзьям просто забыть об этом? Сделать вид, что все пережитое нами по итогу оказалось напрасным?

— Вы вернулись домой, — тихо возразил дядя, махнув кулаком в воздухе. — Ты вернулась домой. Разве это не прекрасно?

Вернулись домой… Из его уст это прозвучало так, будто они заблудились где-то неподалёку, поплутали денек-другой и вышли к станции на следующее утро. Ни тебе всех этих смертей, встреч с мерзляками и каждодневного хождения по тонкой веревке, растянутой над пропастью.

Вернулись домой…

— А сейчас послушай меня очень и очень внимательно, — заговорил дядя серьезным голосом. — То, что я тебе скажу, может показаться неправильным, но это только на первый взгляд. И всё же, я считаю, ты должна поступить именно так.

Его ладони сомкнулись как в молитве, и он прошептал:

— Ты правильно сказала: «Копьё» принадлежит «Прогрессу». И, положа руку на сердце, я полностью поддерживаю твою позицию. Но обстоятельства сложились по-другому, и токсин оказался в руках «Звездной». Да, при крайне бессовестных обстоятельствах и всё такое, я понимаю, оставим разговоры о морали на потом и постараемся рассуждать целесообразно.

В ней даже взыграло странное любопытство.

— Целесообразно? — ухмыльнулась она. — Это как же?

— Посуди сама, в «Звездном» ведь тоже не дураки сидят, и рано или поздно они превратят токсин в могучее оружие. И я считаю единственно верным решением будет сотрудничество с ними во благо будущего «Прогресса». И ты, Машенька, можешь стать важным звеном этого союза.

Она медленно подняла голову, взглянула ему в глаза и, глядя на них с ужасом, убедилась — он не шутит.

— Как я понял из разговора со «Звёздным», они испытывают проблемы с… Как же это? В общем, с превращением этой жижи в яд! Так вот, дорогая моя, ты должна отправиться на «Звездный» не в компании винтовок и солдатни, а только с багажом своих знаний. — Пальцем он указал ей на лоб. — Твои мозги им пригодятся и совместными усилиями вы наверняка… Как же это… — он защелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — Точно! Синтезируете этот токсин и подарите шанс всему человечеству вернуться домой, подальше от этого треклятого куска льда!

— Значит, этому сукину сыну всё же удалось добраться до Антарктиды… — прошептала себе под нос Маша.

— Что прости? — дядя нахмурил свои седые брови.

— Так вот что значит им от меня нужно… — ухмыльнулась Маша, испытав даже небольшой прилив гордости. — Стало быть, не такие уж они и крутые, эти ученые со «Звездной», а? Не могу разобраться с каким-то там токсином…

— Ну ты мне вот скажи… — дядя сжал воротник своего свитера так, будто ему было тяжело дышать, — разве не этого хотела твоя мать? Ты, вот ты, да! Разве ты сама не хочешь спасти миллионы жизни…

— Да, я мечтала об этом всю жизнь! — крикнула она и вскочила с места, отбросив стул. — Я и мои друзья жили три месяца в страхе под землей и проливала кровь ради «Копья». Все, с кем я отправилась в первую экспедицию, погибли! И ты хочешь сказать, что все они умерли ради того, чтобы я осквернила их память, сотрудничая с убийцами психопатами из «Звездного»⁈

— Убийцы и психопаты? С чего ты вообще взяла, что они…

Маша стала перечислять, поочередно загибая пальцы:

— Уничтожают суда, почти не взаимодействуют с другими станциями, не впускают к себе чужаков и не выпускают своих…

— Ты преувеличиваешь, — отмахнулся дядя.

— А что насчёт чисток? Да-да, папа рассказывал мне о них. Этот полоумный генерал… как там его… Железнов? Собрал карательный отряд и перебил внутри станции сотни человек лишь потому, что посчитал их бесполезными для блага станции и всего человечества?

— Это все слухи.

— Ну конечно, слухи! — возмутилась Маша. — И сам дьявол станет обаятельным в глазах того, кто отчаянно хочет верить, что живёт среди ангелов.

Между дядей и племянницей на мгновение повисло задумчивое молчание.

— Для таких как они человеческая жизнь и пингвиньего дерьма не стоит, — продолжала негодовать Маша. — Мы оба это прекрасно знаем, ты это прекрасно знаешь, но какого-то хрена предпочитаешь закрывать глаза. Ах да! Ради будущего прогрессистов? Тогда вот что я тебе скажу, мой дорогой дядя: если они в конечном счёте и синтезируют токсин, нет никаких гарантий, что они будут лучшими друзьями «Прогресса».

В просторной комнате стало еще тише. Маша только и слышала, что собственное быстрое дыхание и ускорившееся биение сердца.

И после длительного молчания дядя всё же заговорил:

— Даже если верить этим слухам про чистки…

— Это не слухи.

— … факт остается фактом! Токсин у них. Поможешь им от лица «Прогресса» и мы будем у них на хорошем счету. А потом, в будущем, твои дети и внуки будут вспоминать тебя как героя. Помяни моё слово.

— Если они вообще будут…

Ей осточертело пребывать в его компании, и она направилась к выходу.

— Маша! — Он схватил её за локоть. — Обещай мне хотя бы подумать над этим предложением, ладно? Побудь одна, поразмысли… И как только решишься — дай мне знать! Я свяжусь с ними, и мы отправим тебя к ним по морю, на самом быстром нашем судне!

Она подошла к двери и, вдруг осознав кое-что, остановилась в проходе.

— Ты даже не спросил, как умер папа.

Наклоняющийся за опрокинутой миской старик посмотрел на неё:

— Что?

Маша покачала головой, мол, не важно, и вышла в коридор. Она впала в состояние глубочайшей задумчивости, позволив ногами вести её в неведомом направлении. Все проходящие мимо прогрессисты, в числе прочих, которые встречались бывшие коллеги, приветствующие её сочувственно-радостными улыбками, не получали взаимного ответа.

«Он прав…» — заключение это проткнуло её голову острым гарпуном. Как бы мерзко это ни звучало, но дядя прав! Стоит лишь подавить в себе гордость, прийти на поклон в «Звездную» и старательно делать вид, будто ничего и не произошло там, в Москве, когда один из их людей…

Но боже, боже! До чего же гнусно даже думать о союзе с этими людьми! Чем они лучше «Братства» с их религиозным фанатизмом?

А что скажут ребята?..

Эй, Надя, я собираюсь отправиться на «Звездную», помогать людям, причастным к гибели отца твоего сына. Как ты на это смотришь? Да, прости, я понимаю, но всё это во благо человечества…

А что Арина? Она ведь может доставить кучу неприятностей. Чего хуже, этот комок злобы ее и вовсе на месте прикончит, едва она намекнет на вынужденный союз со звездными.

Вот же дерьмо!

А Матвей? Разве она может так с ним поступить? С тем, кто рисковал ради неё до последнего. Даже когда они оказались перед лицом смерти, он отдал руку, лишь бы завершить свою миссию — спасти её и доставить домой. И ради чего? Вот она здесь, жива себе, здорова, на ней ни царапины. Разве теперь не настало время принять пускай и противоречащее всем принципа морали, но всё же правильное (целесообразное!) решение?

Внутренний монолог прервался, когда перед ней выросла широкая фигура исландца.

— А я как раз тебя ищу… — произнёс он, почесывая отросшими ногтями копну своих рыжих волос на бороде. — Слушай, насчёт этого контейнеровоза…

— Да, мне удалось поговорить с Антоном, нашим старшим механиком. — На её хрупкие плечи внезапно легла свинцовая тяжесть. — Прости, Лейгур, но у меня не будет для тебя хороших новостей. Контейнеровоз невозможно починить, там от двигателя остался лишь кусок ржавого железа.

Ноздри исландца раздулись от тихой злости.

— Ты говорила другое…

— Да, говорила! — громким шёпотом сказала она. — Я думала, что эту махину можно починить! Так уж сложилось, что я учёный, а не специалист по кораблям!

Лейгур размял шею и отошёл к иллюминатору, откуда открывался вид на жилые модули станции «Прогресс», стоявшие на длинных сваях. Установленные в море столбы ветряков дрожали под натиском прибрежного ветра; небольшой катер пришвартовался к одному из них, должно быть, механики.

— Не этого я хотел услышать, — раздался едва слышный голос.

Маша прислонилась к стене и уперла задумчивый взгляд в плешивую макушку своего внезапного собеседника.

— У меня есть идея, как я смогу тебе помочь, — осторожно, по заговорщически озвучила она вслух своё предположение.

Лейгур заинтересованно посмотрел на неё через плечо.

— Но сперва мне нужно всё как следует обдумать, — преждевременно ответила Маша, стремясь избежать череды вопросов. — Поговорим об этом позже.

Увидеться с Матвеем ей удалось только под вечер.

Он сидел на краю койки, совсем один, отбрасывая сгорбленную тень на стену перед ним. Его пустой, лишенный сил взгляд, не моргая смотрел в оранжево-розовые отблески заката, падающие на шкафчики, металлические столы и хранящиеся за стеклянными дверцами медицинское оборудование.

Матвей не услышал, как она вошла. Всё внимание собирателя поглотила стена с изображением его собственного силуэта. И лишь подойдя ближе, Маша услышала, как губы его едва заметно шевелятся в шёпоте.

— С кем ты разговариваешь?

Он не вздрогнул, не вскрикнул, а вдруг резко умолк. Потом посмотрел на неё и поприветствовал вымученной улыбкой.

— Маша… — произнёс он так, будто ждал её весь день. Собственное имя, произнесенное из его уст, отчего-то сжали её сердце, заставив ощутить печальную тревогу.

Она присела рядом. Глаза сразу зацепились за увечье, полученное накануне Матвеем. Культя совершенно бесполезным членом его тела болталась на перевязочной косынке. И Маше, как бы она ни старалась сдерживаться, вдруг стало так тошно на душе. Она сделала глубокий вдох и проглотила эту подкатившую к горлу горечь.

— Прости, что не зашла раньше, — об этом она сожалела совершенно искренне. — Мне пришлось столько всего сделать…

— Я знаю, — прервал её Матвей, и взгляд его вновь вернулся к стене. — До меня дошли слухи, что вчера на «Восток» отправился вездеход с припасами…

— Да, — она стала подковыривать заусенец на большом пальце. Она всегда так делала, когда начинала нервничать. — Восемьдесят процентов еды, остальные двадцать — ватты. Кажется, такой у вас с папой был договор?

Матвей кивнул:

— Все верно, — хриплый, изученный голос. — Такой был уговор. Восемьдесят и двадцать.

Маше понадобилось два часа, чтобы убедить дядю выполнить сделку, заключенную между Матвеем и её отцом. Но это стало возможным лишь после того, как Маша рассказала, как мало восточников пережили минувшую зиму.

Дядя тогда произнёс:

«Человек двадцать, говоришь? Не больше? Ну хорошо, черт бы с ним! Уговорила! Тогда все эти припасы, о которых Олег упоминал, будут распределены ровно на двадцать рыл, ни больше. Двадцать… Хм… Это ещё куда ни шло!..»

— Отец может гордиться тобой, — всё так же не отрывая взгляда от стены, тихо пролепетал Матвей. — Ты исполнила его клятву. Помогла «Востоку».

Она крепко стиснула указательный палец в кулаке, борясь с перекатывающимся в груди сволочного чувства.

— Поздно… — прошептала она.

— Что?

— Поздно помогла. Вернись мы вовремя…

«И что? Тогда даже не было бы и того вездехода, начиненного жалким запасом еды и батарей с ваттами. Дядя ни за что не согласился бы распрощаться с таким количеством припасов».

— Да… — сказал Матвей. — Но даже горстка спасенных лучше, чем никого вовсе. Поэтому не принижай своих заслуг. Ты не могла ничего с этим поделать. — И, сглотнув ком в горле, едва слышно добавил: — Никто из нас.

И Маша мысленно согласилась с ним, несмотря на не отпускающее её чувство, будто она могла бы сделать для восточников гораздо больше.

Она облокотилась головой к нему на плечо.

— Я слышу твою тревогу… — шепнул он ей на ухо. — Тебя что-то беспокоит?

— Да, — не сразу ответила она. — Думаю, как всё закончить.

— Закончить?

Она кивнула, задев макушкой его подбородок.

— Расскажу потом. А сейчас давай просто посидим, хорошо? Только мы вдвоём.

— С удовольствием, — ответил он ей и приложил губы к ее голове.

Именно в этой благодатной тишине наедине с любимым, у Маши Зотовой созрел в голове безумный план.

Глава 9 Передышка окончена

На одном из множества охристых холмов, расположенных вдоль берега залива Прюдс, неустанно работали безлопастные ветряки. Около полусотни столбов едва заметно вибрировали, даруя очередной тёплый день жителям станции «Прогресс».

Три зимовочных комплекса, стоявшие на высоких сваях, были окружены множеством жилых модулей, соединенные между собой паутиной нескончаемых коридоров. Именно по одному из таких прямо сейчас шла Маша, ощущая, как её щек касался тёплый воздух, идущий через вентиляционные решетки.

Она старалась не попадаться никому на глаза, и если вдруг до слуха доносился чей-то голос, незаметно проскальзывала в один из многих пустых помещений. Ну а когда же встречи было не избежать, она непременно натягивала улыбку на лицо, пожимала руку знакомым, старым коллегам или узнавших её охранников; выслушивала их пожелания всего хорошего, благодарила за сочувствие и, сохраняя спокойствие, продолжала свой путь.

Для встречи с ребятами Маша намеренно выбрала небольшой, полузаброшенный модуль, набитый всяческим хламом, лежавший здесь ещё, должно быть, со времен до Вторжения. Местные туда не совались, разве только дети иногда залазают в поисках какой-нибудь древней побрякушки.

Через пять минут её прогулки люди попадали всё реже, а ещё через десять и вовсе не попадались. Прохлада пришла на смену согревающего воздуха, а электрические лампы заменил свет полярного дня из иллюминаторов.

Наконец, нужная дверь была найдена. Подойдя к ней, Маша огляделась назад. Когда убедилась, что за ней нет хвоста, осторожно проскользнула внутрь.

— Ну наконец-то… — раздался недовольный голос у неё за спиной.

Арина сидела на кресле с колёсиками: руки девушки сложены на груди, ноги закинуты на пыльный металлический стол с наваленной сверху кучей барахла. Глаза, обращенные в сторону Маши, отбрасывали лёгкое презрение.

— Ты одна? — спросила Маша, осматриваясь вокруг.

— Ага, — пренебрежительно бросила она.

Маша решила воспользоваться моментом, когда обе они остались одни. Она подошла к Арине и встала над ней, заставив девчонку задрать голову.

— Отойди… — прошипела Арина, её переносицу прорезали глубокие морщины.

— Ты думаешь, я слепая? — Левую руку Маша положила на бедро. — Или тупая?

Арина ядовито ухмыльнулась смолчав.

— И не догоняю, что ты на меня взъелась из-за Матвея?

Ухмылка на лице девушке растаяла как брошенный в кипяток кубик льда, а глаза сузились в свирепые щелки.

— Я всё это увидела и поняла ещё там, в лесах, — продолжала Маша. — Ловила твои косые взгляды в мою сторону каждый раз, когда я оставалась с ним наедине.

Сжимая зубы, Арина прыснула:

— А иди-ка ты на…

Договорить у неё не вышло. Маша взялась за спинку стула и сбросила девушку на пол.

— Я тебя убью! — рявкнула Арина, неуклюже поднимаясь на ноги. Поднявшись, она принялась нащупывать что-то у себя за спиной.

— Это ищешь? — Маша показала ей костяной нож, который успела выхватить у девчонки из-за пояса.

— Живо отдай… — Она сжала кулаки. Всё лицо горело красным гневом.

— Сразу, как только ты меня выслушаешь, — ответила Маша.

— Я не собираюсь тебя…

— Придётся. В противном случае я живо прикажу связать тебя по рукам и ногам и бросить в клетку. Не забывай, милая моя, на территории чьей станции ты теперь находишься.

Маша подошла к ней вплотную, совершенно не испытывая страха перед её злобными глазками и сжатыми в тонкую линию губами.

— А сейчас, Арина Крюгер, слушай меня сюда. — Она резко положила нож плашмя на стол, прикрывая ладонью Лязгнувший металл заставил девушку чуть вздрогнуть, но не снять с лица маски призрения. — Твоё хамство и неприкрытая ненависть у меня уже в печёнках сидит. Я столько страдала эти месяцы, столько слёз потратила не для того, чтобы видеть кислую рожу какой-то малолетки, возревновавший меня к взрослому мужику. Хочешь разобраться в чувствах? В отношениях между нами? Пожалуйста! Но только после того, как мы разгребём всё это дерьмо. А пока…

Держа ладонь на ноже, она подвинула его к ней.

— … побереги свою злобу на поводке, милая моя. Потому что скоро, с большой долей вероятности, у тебя появится шанс направить её в нужное русло.

Потом взялась за костяное лезвие и протянула оружие рукояткой вперед.

— Он ведь нам обеим дорог. — Машин тон заметно смягчился. — И мы хотим для него только лучшего. Разве не это главное?

Арина потянулась к ножу, но Маша отдернула руку, не дав девушке завладеть им.

— Разве это не главное? — ещё раз спросила Маша.

Арина отвернула взгляд. На её висках выступила набухшая кровью вена.

В конце концов она ответила.

— Да. Это главное.

Открылась дверь, внутрь вошел Лейгур. Исландец поглядел на них обоих и произнёс:

— Дамы?

Арина выхватила нож, заткнула его за пояс — на этот раз спереди, — и быстрым шагом отправилась в сторону туалета. Маша проводила её взглядом, глубоко в душе лелея надежду, что согласие Арины не было всего лишь желанием поскорее избавиться от её компании.

— За тобой не было хвоста? — осведомилась она усталым голосом, повернувшись у Лейгуру.

Тот отрицательно покачал головой и с легкой улыбкой произнёс:

— Только моя собственная тень.

Позже подтянулись и остальные. Сначала Надя вместе с Тихоном, а после и Матвей. Теперь ему было лучше, кроме одного — огня в его глазах, того самого, что он носил с собой с тех пор, как они впервые встретились. После того ужасного события на «Востоке» он превратился в тонкий язычок пламени, способный потухнуть от лёгкого колебания ветра.

Взглянув на него, в её душу вкрались сомнения. Может, не стоило устраивать этого собрания?..

— Ну? Для чего вся эта конспирация? — выдернула её из мыслей Надя.

Очнувшись из размышлений, Маша заметила, как все собрались в ожидании: Матвей сидел на стуле, пялясь в пол, Арина, сложив руки на груди, прислонилась к стене. Тихон стоял рядом с ней, шаркая подошвой по полу. Надя сидела, свесив руки со спинки стула. Лейгур навалился на дверь, одним ухом вслушиваясь в обстановку в коридоре, другим это тайное собрание.

— Что ж… — начала Маша, и мимолётное сомнение вмиг улетучилось, оставив лишь блеклую тень, — не буду ходить вокруг да около и перейду сразу к делу. К тому же лучше нам здесь не задерживаться.

Отыскала кресло с колёсиками, подвинула к себе, села и глубоко выдохнула, прежде чем произнести:

— Буров выжил. Ему удалось доставить «Копье» на «Звездную».

Матвей быстро поднял на неё взгляд. Арина отлипла от стены, широко раскрыв глаза. Волна трепета и волнения пробежала по лицам остальных.

— Откуда тебе это известно? — спросил Лейгур.

— «Звездная» связались с моим дядей несколько дней назад и пригласили меня на станцию. Они хотят, чтобы я помогла им с токсином.

В помещении воцарилось изумленно молчание.

— И я приму их приглашение, — закончила уверенно Маша.

Все уставились на неё с полуоткрытыми ртами.

— Но эту помощь я собираюсь использовать как прикрытие, — поспешила вставить Маша. — На деле же я намереваюсь забрать у них «Копьё».

Вновь тишина. Одни только ошарашенные взгляды в её сторону.

— Ты хочешь выкрасть токсин? — осторожно спросила Надя.

— Нет, — сказала она. — Но я, признаться, думала о подобном. Только вот какой в этом смысл? Даже если я каким-то чудом сбегу от них с «Копьём», то единственное место, где у меня получится продолжить над ним работу — это «Прогресс». Сомневаюсь, что в Антарктиде найдутся ещё лаборатории со всем необходимым оборудование для работы над токсином. И это прекрасно знаю не только я, но и наверняка и «Звездная».

— Минуточку… — вставил Матвей, подняв ладонь. — Как они узнали, что мы живы и добрались сюда?

Маша ожидала этот вопрос:

— Вероятно здесь, на «Прогрессе», присутствует их человек. Он и прислал весточку о нашем возвращении.

— Значит, вот для чего вся эта секретность… — заключила Надя.

— Всё верно, — подтвердила Маша. — Об этой встречи никто не должен знать, ни единая душа. Если нас услышат не те уши — всё пропало. — И голос её стал тверже, но тише: — Потому что я собираюсь не только забрать «Копье» у звезданутых, но и покончить с ними.

Надя и Лейгур обменялись озадаченным взглядом. Тихона объявленное Машей намерение вообще никак не покоробило, а вот Арину напротив — костяшки на её пальцах заметно побелели от крепко сжатых кулаков.

— Ты хочешь захватить станцию? — осторожно предположила Надя.

Маша кивнула:

— Да. И вы, ребята, можете мне с этим помочь.

Надя заелозила на стуле, подалась немного вперёд.

— Мне, конечно, мало чего известно про «Звёздную», но даже имеющихся при мне знаний вполне достаточно для понимания очевидного: нас пятерых явно не хватит для захвата целой станции в Антарктиде.

Маша прикрыла глаза, сжала указательными и большим пальцем виски.

— Никто не предлагает вам бросаться в атаку…

— Я пойду… — Арина сделала уверенный шаг вперед, напоминая рядового, готового бежать сломя голову на выполнение суицидальной миссии.

Матвей оглянулся на неё и тяжело вздохнул, будто заранее осознавая, что никакие уговоры не заставят её переменить своего решения.

— И я тоже, — поддержал её Тихон, робко подняв руку. — Только я так и не понял, а какой план-то?

— Потому что его ещё тебе никто не озвучил, дубина, — буркнула Арина.

— Вот что, — Матвей постарался придать строгости своему измотанному голосу, — давайте мы сейчас все дружно закроем рты и выслушать Машу до конца. — Он вернул свое внимание ей и кивнул. — Продолжай.

— Спасибо, Матвей. — Она прочистила горло. — Мы заручимся поддержкой китайской станции, «Чжуншань». Вот для этого вы мне и нужны. Пока я буду на «Звездной» играть свою роль, вы отправитесь туда, вести переговоры с их мэром.

— Почему только китайцы? — спросил Лейгур. — Что насчёт помощи прогрессистов?

— Здесь всё сложно… Мой дядя он… в общем, он видит в «Звездном» союзника. И да, это ещё одна из причин, почему мы прячемся здесь. Он не должен ничего заподозрить.

— Дерьмо… — прошипела Надя, закрыв лицо ладонями.

— Большая-пребольшая куча дерьма, — добавила Маша в сердцах. — Но знаешь, немного поразмыслив, я пришла к выводу, что подобный расклад может даже сыграть нам на руку. Я смогу без лишних трудностей проникнуть в стан врага…

— И что же ты собираешься делать там? — сказал Матвей, сжимая пальцы рук. — У тебя есть какой-то план?

— Вот именно в этой части своей затеи я, признаться, испытываю некоторые затруднения… — она нервно хохотнула. — Но твёрдо понимаю одно: находясь у них в тылу, я буду куда полезнее, нежели снаружи. Особенно когда «Чжуншань» атакует. Буду импровизировать!

— Если«Чжуншань» атакует, — подчеркнул Матвей её сомнение и поднялся со стула, принявшись расхаживать по комнатёнке. — Мне вся эта затея совершенно не нравится, Маш. Отправляться туда одной… это чертовски опасно. — Он остановился рядом с ней, коснулся её локтя. — А вдруг это приглашение всего-навсего предлог?

— Чтобы что? Убить меня? — Она улыбнулась. — Слишком много возни для простого убийства, ты не находишь? К тому же они не видят в нас угрозы. Мы для них вымотавшиеся, раненые, измученные люди, и в этом наше преимущество. Пускай и дальше так думают, а мы тем временем нанесём внезапный удар.

Матвей испустил тяжкий вздох и вяло сел обратно на стул.

— Помимо всего прочего имеется и ещё одна довольная веская причина для скоро захвата «Звездной». — В этот раз её взгляд устремился в сторону Лейгура. — Военный корабль, способный проплывать длинные расстояния.

На этот раз все переглянулись друг с другом, недоуменно моргая.

— Мне послышалось, или она сказала военный корабль? — отозвалась Арина.

— У «Звездного», как мне стало известно, имеется такой, — пояснила Маша. — И поскольку обещанный мной контейнеровоз, к великому сожалению, теперь больше никогда не сможет выйти в море… — Засунула руки в карманы, чуть приподняла подбородок. — Короче говоря, этот военный корабль, крейсер или как его там… — это, наверное, единственный ныне доступный способ переправить сюда людей со Шпицбергена.

— Военный корабль значит… — Пальцы Матвея вжались в подлокотники кресла.

Тишина.

Немного выждав, Маша продолжила:

— Теперь вы понимаете, почему столь важно взять «Звездную»? Речь идёт не только о спасении тысяч жизней на далёком севере, но и предотвращении возможного террора, который звезданутые обязательно обрушат не только на наши головы, но и на все станции Антарктиды, когда они синтезируют токсин.

Речь её стала плавной, и она разговорилась, напрочь позабыв о своей прежней скованности:

— У них будет возможность держать всех в ежовых рукавицах, заставлять подчиняться навязанными ими правилам только потому, что только они умеют эффективно уничтожать мерзляков и расчищать будущие территории на Захваченных Землях. С моей помощью они просто надеются ускорить этот процесс. Но даже без меня, рано или поздно, всё равно добьются своего. А ещё…

Здесь она осеклась, устремила задумчивый взгляд в стену и, опустив голову, с печалью произнесла:

— Ваня Чжи, Шаман, Игорь Семёнович, Левченко Серёжа, Коля Денисов, Слава Вязьмин… Юдичев — Голос её вздрогнул. — Все они пошли за мной в первую экспедицию и погибли ради «Копья». А мой папа? Ясир? Домкрат? И ваш друг, Йован?

У Арины задрожала челюсть, а взгляд сделался ещё свирепее. Пальцы Нади окунулись в чёрные, растрёпанные волосы, и сжали их от тупого бессилия.

— После всего пережитого я не имею права вот так просто отдать этим ублюдкам то, ради чего они и пальцем не пошевелили, — закончила Маша, ощущая, как свербит в носу. — Сдохну, но подобного не допущу.

Воцарилась тишина. И к удивлению Маши, первой, кто её нарушил, стала Арина:

— Соглашусь с каждым твоим словом.

И на том спасибо. Хотя в поддержке Арины она и не сомневалась. Никто другой из собравшихся не хотел отомстить Бурову так сильно, как она.

— Остальные? — с надеждой спросила она, пробегаясь взглядом по собравшимся. — Что скажете?

— У меня выбора нет, — ответил Лейгур, протерев тылом руки бороду. — Мне нужен этот корабль. Поэтому я тебе помогу. Желание отомстить и восстановление справедливости мне даром не дались. А вот людские жизни спасти… за такое я готов подраться.

Потом свое мнение выразила Надя:

— Простите, я не могу в этом участвовать. Теперь, когда у меня есть Йован…

— Да, конечно, я понимаю, — поспешила вставить Маша.

— Но, — добавила Надя, — я могу помочь организовать встречу с мэром Ли. У меня на «Чжуншане» есть друг, который хорошо его знает.

— Звучит замечательно, — с натянутой улыбкой ответила Маша, после чего медленно перевела взгляд в сторону Матвея. Его мнение было для неё превыше остальных.

— А ты, Матвей? Что ты скажешь?

Собиратель нахмурился и долго хранил молчание перед тем, как ответить:

— Прости, Маш, но вся эта затея мне видится одним сплошным безумием.

— Думаешь, я этого не понимаю? — спешно вставила Маша. — Это не план, а чертово болото, но для проработки более тщательного у нас попросту нет времени. Мне нужно пользоваться возможностью проникнуть на «Звездную» прямо сейчас…

— Это опасно, Маш.

— Я знаю.

— Они могут убить тебя.

— Знаю! — вскрикнула она.

Последовала неловкая пауза.

Маша подошла к Матвею, села на одно колено и под ревностный взгляд Арины взяла его за единственную руку.

— Я понимаю, ты боишься за меня. — Она облизнула высохшие губы. — Но мы оба знаем, что это нужно, даже нет… — Её взор обратился к остальным. — Мы все знаем, что это необходимо.

Наступило долгое, томительное ожидание. Матвей смотрел на неё, она на него. Его голубые глаза, отбрасывающие свет жизни и надежды даже в самые худшие времена, совсем потускнели.

В конце концов, он ответил ей тихим согласием, и облегчение, на которое она так возлагала надежды последние несколько минут, уползло ещё дальше.

— Ну, раз такое дело, — отозвался Лейгур, почёсывая кудрявые волоски на щеке, — какой будет наш первый шаг?

— Сегодня я сообщу дяде о своём решении отправиться на «Звездную». Во имя будущего человечества и всё такое… — она сделала ироничное ударение на словосочетании «будущего человечества». — Ну а вы же завтра сядете на вездеход и отправитесь на «Восток», по крайне мере так я скажу дяде. На деле же вы двинетесь к «Чжуншаню». Благо, станция совсем недалеко отсюда, примерно в двухстах километрах.

— Очень надеюсь, что вездеход не будет называться «Марта», — недовольно пробурчала Арина.

Вечером того же дня, после организованного Машей секретного собрания, Матвей отыскал Арину в одной из комнат, выделенной прогрессистами для их временного проживания.

Девушка сидела возле окна, рассматривая пейзаж снаружи: плавающие в чёрном океане льдины, дрейфующие вдалеке айсберги и парочка во всю работающих ледоколов, расчищающих берег.

Девушка обернулась к нему, молодое лицо вспыхнуло мимолётной улыбкой, тут же погасшей.

— Как твоя рука? — спросила она.

Матвей опустил взгляд на забинтованный обрубок. Печаль гигантским валуном перекатывалась в его груди.

— Нормально, — соврал он и сел рядом на край койки.

Немного помолчали.

— Я сегодня гуляла по станции и наткнулась на девчонку, совсем мелкую, лет пяти, — заговорила Арина. — Она любопытно на меня так взглянула, потом расхрабрилась, подошла и спросила, с какой я станции. Видимо, разгадала как-то, что я не местная. Я ей говорю: «Восток». А она смотрит на меня, глазами хлопает и отвечает: «Не знаю такой станции. Вот „Мак-Мердо“ и „Моусон“ знаю». Даже про «Чжуншань», который хрен выговоришь, ей известно, а про «Восток» ничего.

Матвею не нашлось для неё ответа.

— Я из любопытства поспрашивала ещё несколько детей приблизительно её возраста про станцию «Восток», знают ли они её? Так вот, никто из них даже не слышал о такой. И потом я стала догадываться… — её взгляд обратился к нему. — Им попросту ничего не рассказывают. Ведь если начнут, то придётся непременно коснуться неудобной темы, где их мамочкам и папочкам пришлось примириться с отправкой на голодную смерть сотни человек. Рассказывать им про обман, про жадность, про десятки загубленных поколений…

Она снова посмотрела на антарктический пейзаж за окном.

— Лучший способ убить в себе совесть — это хранить молчание, — докончила она и положила подбородок на ладонь.

Матвей выдержал паузу. Не хотелось ему погружаться в тему совести и незнания местной детворы про трагедию на «Востоке». Сейчас его волновало совершенно иное.

— Арин…

— Можешь не продолжать. Я знаю, зачем ты пришёл. Давай так, я сэкономлю тебе время. Я еду на «Чжуншань» с вами или без вас. Точка. Это не обсуждается.

Он сцепил руки в замок.

Собиратель сделал глубокий вздох и посмотрел прямо ей в глаза.

— Знаешь, я мало знаю о мести, но в одном уверен: из мёртвых она не возвращает. Пообещай мне подумать об этом, прежде чем завтра сесть в вездеход. Хорошо?

— Угу.

Больше его здесь ничего не задерживало.

Матвей поднялся с койки. В коленных чашечках хрустнуло, всё тело ныло от боли. Он подошёл к двери, коснулся ручки.

— Можешь остаться? — Её просьба остановила его. — Посидеть рядом. — Обернулась к нему, и её лоб прорезали едва заметные морщины. — Только давай без этих нравоучений.

— Хорошо.

Он сел рядом с ней. Её холодные ладони тут же легли ему на руку, а голова упала на плечо.

— Матвей.

— Да?

Большой палец девушки погладил его по запястью.

— Да ничего. Не бери в голову.

Он просидел с ней так до тех пор, пока та не задремала у него на плече.

Стук в дверь выдрал Матвея из мрачных мыслей о предстоящем.

— Войдите?

Это была Маша. Лицо блестит от пота, русый локон прилип ко лбу. На щеках выступили багровые пятна. За спиной висел вещмешок.

Она спешно прикрыла за собой дверь на замок.

Матвей встал, окинув её обеспокоенным взглядом.

— Что случилось?

Лбом она прикоснулась к стене, набрала воздуха в грудь.

— Вот и всё, — протяжно выдохнула. — Теперь пути назад нет. Дядя связался с ними. Завтра я отправляюсь на «Звездную».

Матвей почувствовал, как внутри пробежался холодок разочарования. Весь день он лелеял призрачную надежду на иной поворот событий.

— Что касается вашего якобы возвращения на «Восток» я тоже всё устроила. Завтра вам выдадут вездеход.

— Хорошо.

— И вот ещё что, очень важное… — Её рука в спешке нырнула в карман штанов и вытащила оттуда устройство размером с мизинец. — Передашь это Ли, мэру «Чжуншаня».

— Что это?

— Накопитель, послание от меня к Ли. И запомни главное: файл внутри можно открыть только с помощью пароля, я сделала это для безопасности.

— И какой пароль?

— День рождения его сына.

Матвей, мысленно задаваясь вопросом, какой имеет ко всему этому отношение сын мэра «Чжуншаня», кивнул и положил накопитель в грудной карман, в самый надёжный.

— Не забудь отдать его при первой же вашей встречи, — говорила она быстро, постоянно оглядываясь, будто в любой миг прямиком из стены мог вырасти агент «Звездной». — Кто знает, может это поможет убедить его помочь нам.

Она оглянулась через левое плечо и впопыхах продолжила:

— Я бы связалась с ним отсюда лично, но, боюсь, об этом может узнать дядя или кто-нибудь ещё, кому это знать не обязательно…

Маша взяла Матвея за локоть и отвела подальше от двери.

— Но это ещё не всё — зашептала она, почти прильнув к его уху.— Твоё сомнение насчет моего плана заставили меня призадуматься. И мне пришла идея, как мы можем немного приумножить наши шансы…

Внутри Матвея зашевелилось беспокойство.

Она сняла с плеча вещмешок, ослабила узел и открыла его. Матвей увидел знакомое устройство: созданный из подручных средств портативную, коротковолновую радиостанцию с небольшим чёрно-белым экраном, кнопками, динамиком и микрофоном.

— Стащила со склада. — Маша протянула ему мешок. — Думаю, её нескоро хватятся, учитывая, как много их там.

Матвей смотрел на протянутую ему рацию как на жуткое подношение, поскольку уже догадался, что именно задумала Маша.

— Ты собираешься связаться по ней из «Звездной»? Маша, это же…

— Знаю, знаю, это крайне опасно, как и вся эта затея! Но послушай меня, Матвей, милый!.. — Она положила ему ладонь на грудь. — Если я смогу отыскать слабое место «Звездной» и сообщить о нём вам, это может переломить всё!

— Боже… — Матвей отвернулся, не в силах принять услышанное. Всё это время он был с ней рядом и оберегал от ужасов этого мира. А теперь, когда она самовольно лезет в пасть монстра, должен попросту стоять в стороне и не вмешиваться, надеясь на чудо.

Она подошла к нему сзади, обняла за талию и уткнулась носом между его лопаток.

Матвея резало волнение касаемо рации и не только. В голову вдруг пришла безумная мысль: может, предложить ей бежать с «Прогресса»?.. Но куда? Нет в Антарктиде места, где они были бы в безопасности. Родной «Прогресс» под пристальным наблюдением «Звездной». «Восток» на грани полного вымирания. И даже в «Мак-Мердо» небезопасно: возможно пираты Братства уже плывут к его берегам.

Другого пути попросту нет.

— Маша.

— Да? — Его шеи коснулось её теплое дыхание.

— Когда ты окажешься там, на «Звездной», пообещай мне не лезть на рожон.

— Конечно.

— Я вытащу тебя оттуда.

— Я знаю…

— Обязательно вытащу. Даю слово.

Маша повернула его к себе лицом; её холодные ладони легли на его заросшую щетину. Она потянулась к нему, и вот Матвей уже ощущал солоноватый привкус её губ и касание мягких грудей.

И все предстоящие испытание вдруг утонули в их любви, пускай и ненадолго.

Проснувшись на следующее утро, Матвей заметил лишь несколько русых волос на соседней подушке и услышал ещё не успевший выветриться окончательно аромат её кожи.

Медленно он встал с койки, просидел на краю, задумчиво поглядывая в пол. Всё гадал: увидит ли он Машу вновь? А потом, ухмыльнувшись, пришел к заключению, что теперь снова отправляется в спасательную экспедицию, и опять за Машей Зотовой.

Он поднялся, с трудом сладил теперь единственной рукой в натягивании на себя свитера, обул сапоги, направился к двери.

Ожидающий их транспорт для поездки на «Чжуншань», к счастью, не имел ничего общего с «Мартой». Это был компактный, санно-гусеничный вездеход, внутри которого могли разместиться человек десять. Завершивший техосмотр механик, внося данные в планшет, попутно уверял стоявшую рядом с ним Надю в абсолютной надёжности вездехода.

— Поздравляю, тебе не придётся сидеть за рулём, — сообщил встретивший Матвей Лейгур, и уголок его рта дёрнулся в быстротечной улыбке. — Ноге вроде полегче, по крайне мере не болит так адски, как несколько дней назад.

— Ничего. Я могу сесть за руль.

Исландец отмахнулся.

— Не сядешь. Я так сказал. Ну и ко всему прочему мне осточертело пребывать в роли пассажира.

Лейгур поглядел по сторонам, подошел чуть ближе, прошептал:

— Маша, я так понимаю, уже в пути?

Матвей слабо кивнул.

— Она справится, друг мой, — сказал исландец, почуяв его волнение. — Не забывай, прежде чем мы нашли её, она три месяца выживала с мерзляками над головой. Три! В сравнении с этим прибывание среди звезданутых для неё цветочки.

Поддержка Лейгура немного приглушила беспокойство собирателя. Лишь самую малость.

— А вот и остальные наши пассажиры… — сказал Лейгур, посмотрев Матвею за спину.

Арина шла впереди, с рюкзаком на плече и костяным ножом за поясом. Тихон плелся позади неё, с понуро опущенной головой.

— Тихон! — послышался Надин голос за спиной.

Надя перегородила путь мальчику.

— Кажется, я вчера чётко дала тебе понять…

— Ты мне не мать, ясно? — как-то лениво огрызнулся Тихон. На мгновение Матвею показалось, будто видит перед собой вновь того дерзкого пацана, волей случая оказавшийся участником их опасной экспедиции. — Если захочу завтра вернуться на Захваченные Земли, так уж точно твоего разрешения спрашивать не буду. — Он прошел мимо неё, слегка задев плечом. — Возьму и поплыву.

— Вот уж нет. — Надя схватила его за руку. — Будешь сидеть здесь, на станции…

— Да отвали! — рявкнул мальчишка и выдернулся их её хватки. — Хватит нянчиться со мной! Я уже взрослый! Или напомнить тебе, кто вас вытащил из тюрьмы на «Палмере»?

Горящее от гнева мальчишеское лицо обратилось ко всем:

— Я еду с вами. Закрыли тему.

Сказанное он закрепил смачным плевком и зашагал к вездеходу.

— Бог с ним, пускай едет, — отмахнулся Матвей, провожая парня взглядом. — На месте решу, что с ним делать.

— Говнюк мелкий… — процедила сквозь зубы Надя. — То один день ничего, а на следующий в него как бес вселяется.

— По-моему, это называется пубертатом. — Лейгур без стеснения приложил согнутую в локте руку к носу и хорошенько высморкался. — С возрастом пройдёт.

— Ага… — поморщилась Надя.

— А где Йован? — полюбопытствовал Матвей.

— Оставила его на попечение близкой подруги. Она сама родила троих, так что опыта с детьми у неё более чем достаточно… — Надя оглянулась к проходу, ведущему к станции. Глаза её сделались печальными. — Чёрт, не думала, что это будет так трудно. Ведь он был со мной с тех самых пор, как появился на свет, понимаешь? Ни на минуту я с ним не расставалась…

Матвей коснулся её локтя, заставив обратить на него внимание.

— Знаешь, тебе не обязательно ехать с нами. Я могу сам найти этого твоего друга, как там его?..

— Рейджи Минато. И нет, будет лучше, если я встречусь с ним лично. Он весьма подозрительный тип, и вряд ли согласиться вам помочь, даже если вы назовете ему моё имя. Нет-нет, я с вами.

Несмотря на вескую причину Нади остаться, Матвей был очень рад её присутствию рядом. Но вот насчёт кого он не разделял этого чувства, так это Арина. Всё же была в сердце маленькая, хрупкая надежда, что она все переосмыслит и сойдет с тропы мести.

И о чём он только думал, надеясь на это? Ей не свернуть с этой проторенной дорожки. Для неё пути назад нет.

Лейгур откашлялся.

— Ладно, пойду-ка я сам загляну в эту малышку, — сказал он и кивком указал на вездеход. — С недавних пор что-то перестал я доверять механикам…

— А я проверю запасы, — добавила Надя, явно как предлог, желая оставить Матвея и Арину наедине.

Так и произошло. Собиратель смотрел на неё, она же — себе под ноги.

— Вижу, переубедить тебя не удалось, — вздохнул Матвей.

— Я тебе сразу сказала, что это напрасная трата времени.

— Ну… — Он разгладил копну своих взъерошенных волос. — Мне стоило попытаться, верно?

— Матвей, — лицо её ожесточилось. — Помнишь наш разговор на Шпицбергене? Когда ты помогал мне избавиться от… в общем, ты понял.

Тяжелый труп. Ноющая спина. Проникающий под одежду сквозняк. И хоть это случилось лишь полгода назад, с того дня прошла, кажется, целая вечность.

И он прекрасно помнил её слова. Тогда Арина сказала:

— Поступок Бурова изменил тебя, — произнёс он вслух. — С тех пор ты не чувствуешь ничего, только злобу.

— И это чувство не ослабло ни на йоту. Напротив, с каждым днём только усиливается, делая мне всё больнее и больнее. И единственная возможность избавиться от боли… — Её рука быстро скользнула к поясу и вытащила нож. — Душа этого мерзавца.

Она ловко вернула нож на место.

— Спасибо тебе за заботу, я ценю это, правда. Но этот путь я пройду до конца, с тобой или без тебя.

— Так не пойдет. Одну я тебя не оставлю… — решительно сказал Матвей и протянул ей руку. — И если уж нам суждено прыгнуть в этот ад, то лучше делать это вместе, нежели поодиночке.

Арина взяла его руку в свою, посмотрела ему в глаза и ухмыльнулась.

— На это я согласна.

Глава 10 Жучок и Паучок

Очередная бессонная ночь подняла Машу с койки раньше обычного. Глаза жгло, голова гудела, а тело казалось бесформенной жижей, лишённой костей. В мозгу царил хаос: обрывки фраз, смутные мысли, беспорядочные догадки. Успей она всё это записать, вышло бы нечто, напоминающее бред безумца.

Потом к груди подкатило волнение, стиснувшее лёгкие железной хваткой. Ей стало не по себе, закружилась голова. Не без труда она доковыляла до раковины, шлёпая босыми ногами по полу, опёрлась руками о металлический обод и втянула воздух полной грудью.

Вдох…

Всё будет хорошо, милая, ты справишься.

…выдох.

Помни, что стоит на кону.

Покрутила барашек смесителя, подставила ковшиком ладони под струю ледяной воды и брызнула себе в лицо. Затем взглянула на отражение в тусклом зеркале: опухшие глаза, на голове гнездо из волос, и на лбу прорезалось пара лишних морщин.

Маша спросила себя, выглядела ли она иначе ещё год назад? Или ей одной кажется, что за время экспедиции она успела состариться минимум лет на десять.

Раздался вежливый стук в дверь, за которым последовал приглушенный стеной голос капитана:

— Мария Вадимовна, мы подплываем к «Звездному»

— Поняла, — отозвалась она через плечо и вновь обратилась к своему отражению.

Вдох…

Ну вот и всё.

…выдох.

Теперь уж отступать некуда.

Она собрала русые волосы в конский хвост, обулась в кожаные сапоги на ремнях, надела тёплую куртку, шапку, и вышла на палубу.

Как и обещал дядя, до места назначения её доставили быстро, всё путешествие отняло полтора дня. Эх, что такое эти несчастные полтора дня в сравнении с теми неделями, в окружении, казалось, бескрайнего Атлантического океана?

Её взору предстали холмы восточного берега, отчасти покрытые снегом. Небо серое, унылое, и хватало лишь на минуту задержать на нём взгляд, как в груди начинало тесниться чувство тягучей тоски. Даже солнце едва пробивалось сквозь эту серую завесу из облаков.

Лёд у них на пути ломался, как яичная скорлупа, оставляя проторенную морскую дорогу.

Маша было подумала, что капитан поторопился, слишком рано выманив её наружу, как вдруг, на горизонте показалось нечто. Это был военный корабль станции «Звездной». Подобно морскому чудищу из древних легенд оно вырастало по мере приближения их жалкого судёнышка.

Внушительно смотрелась мачта с антенной, походившая на громадный рог. Большие пушки на палубы направлены в сторону океана, а те, что поменьше, вели свой неусыпный дозор, обращенные к холмистому берегу. Надстройка величиной с зимовочный комплекс «Востока», внутри которого с легкостью уместилось бы человек пятьсот, может и того больше.

Рассматривая этого исполина, Маша ощутила приступ тошноты. Боже, и как только им сладить с подобным монстром? Непросто победить, так ещё и взять его под контроль? А потом отправить за тысячи километров туда, в сторону далёкого севера?

Похоже, она втянула себя и друзей в заведомо провальную авантюру.

С трудом оторвав взгляд от корабля, она взглянула в сторону станции. Увиденное отозвалось в ней разочарованием и облегчением одновременно. «Звездная», которую дядя нахваливал чуть ли не как лучшую станцию во всей Антарктиде, на деле оказалась раза в два, а то и во все три меньше, чем «Мак-Мердо». Всего два зимовочных комплекса (у них на «Прогрессе» их было три!) и сотни жилых модулей под ними. Невольно вкрадывались сомнения о количестве её жителей, насчитывающих, как она слышала, порядка двух тысяч человек.

«Тысяча, не больше» — сделала она мысленное предположение.

Корабль медленно подошёл к пристани, где стояли трое вооружённых людей. Маша поблагодарила капитана вместе с доставившей её командой и сошла на берег, направившись к ожидающим её громилам с пушками. К чему вся эта предосторожность?

— Мария Зотова? — обратился к ней тот, что стоял в центре. Половина его лица скрывал шарф. Глаза закрывали ветрозащитные очки.

Осмотрев каждого из них, Маша ухмыльнулась.

— Это так «Звёздный» встречает гостей? — произнесла она, сопроводив замечание ядовитой ухмылкой.

— Отвечайте на вопрос, — спокойно потребовал тип с очками.

— Да это я, — устало бросила она. — Зотова Мария Вадимовна собственной персоны.

— Следуйте за мной.

Звездный отступил на шаг, давая ей возможность пройти. Двое его подчиненных встали, обошли её сзади и пристроились за спиной, чуть ли не дыша в затылок.

Маша почувствовала себя в роли особо опасного преступника, которого конвоируют в тюрьму. Местные трепетно беспокоятся о безопасности станции, даже чересчур.

На берегу их ожидал вездеход. Ей указали на дальнее сиденье и сели напротив неё, по-прежнему держа автоматы наготове.

Вездеход тронулся.

— Куда мы едем? — полюбопытствовала она.

Никто из троицы не ответил, только смотрели в её сторону и тряслись на ухабистой дороге.

В маленьком окошке один за другим мелькали жилые модули с горящими изнутри блеклыми огнями. Несколько квадроциклов промчались мимо, разбрасывая в стороны комья грязи и рыхлого снега.

С виду обыкновенная станция, коих сотни по всей Антарктиде — так думала Маша до тех пор, пока вездеход не накрыла тень от горы на западе станции. Сам же «Звездный» остался теперь позади.

Маша прислонила голову к иллюминатору, стремясь разглядеть место, куда они приближались. И увиденное заставило её невольно ахнуть.

Зашедший на стальную платформу вездеход подъехал к большим воротам, словно вживлённым в само тело скалы. Медленно они стали подниматься, отзываясь едва заметной дрожью в земле. Не прошло и минуты, как они нырнули во мрак открывшегося перед ними тоннеля, а гигантские ворота, впустив их, уже медленно закрывались позади.

Послышался щелчок. В салоне вспыхнул свет электричества, и лампы освятили её молчаливую компанию оранжевым. Включившиеся фары вездехода яркими лучами рвали чернильную тьму.

Не прошло и минуты, как перед ними возникли ещё одни гигантские ворота. Когда они открылись, перед Машей предстал немыслимых размеров гараж с десятками вездеходов, квадроциклов и снегоходов. Были здесь даже внедорожники и пикапы, которые ей довелось увидеть в изрядном количестве на Шпицбергене.

Проехав вдоль рядов различного транспорта, они остановились.

— На выход, — приказал ей охранник.

Покинув вездеход, Маша задрала голову. Потолок вздымался так высоко, что у неё перехватило дыхание. Здесь с лёгкостью мог бы стоять целый десятиэтажный дом.

Где-то рядом трухлявый голос:

— Впечатляет, не правда ли?

Маше опустила взгляд и ощутила, как по спине пробежали холодные мурашки. В нескольких метрах от неё стоял Михаил Буров.

Из-под прищуренных век на неё смотрели колючие, въедливые глаза. На угловатых скулах перекатывались желваки, а нос едва заметно поморщился, словно уловив в воздухе нечто омерзительное. Внешность сержанта ни поменялась ни на каплю с момента их последней встречи.

Буров был не один. Рядом с ним, помимо двух вооруженных громил, которые присоединились к троице сопровождающих её, стоял худосочный старикашка. Одетый в форменный китель, увешанный гроздьями, медалями, и фуражку, нелепо громоздившуюся на его маленькой голове, он молча поприветствовал гостью сдержанной улыбкой.

— Эту базу построили ещё в пятидесятых… — заговорил вдруг старикашка, пряча руки за спиной, — в качестве ответа на аналогичную американскую станцию, расположенную в западной части континента. — Он провел языком по тонким губам и, словно наставник, готовящийся передать тайное знание, обратился к ней: — Как думаете, почему?

Однако всё внимание Маши оставалось приковано к Бурову. Она сверлила его беспощадным взглядом и чувствовала, как разгорячилась кровь, пульсирующая во взбухших венах. Этот мерзавец стоял в десяти шагах с наглой ухмылкой человека, будто бы не имевшего никакого отношения к злодеянию, которое он совершил в Москве.

Наверное, окажись в её руках пистолет прямо сейчас, она всадила бы пулю в его наглую рожу.

Соберись, милая, соберись. Помни для чего ты здесь.

— Мария? — старческий голос вывел её из блаженных, но одновременно невозможных мечтаний. По крайне мере пока…

— Шла холодная война, которая грозилась вот-вот перерасти в горячую фазу, — отстраненным тоном ответила она и силой заставила себя отвлечься от Бурова, обратив взгляд к старику. — Возможно, «Звездная» должна была стать главным оперативным штабом в Антарктиде.

Старик ответил ей двумя жидкими хлопками:

— Браво! Вы абсолютно правы. Полагаю, вам также известна причина конфликта, которому так и не суждено было случиться?

Машу эти разговоры начинали утомлять.

— Кобальт, — ответила она.

— Да! Он самый! Проклятый кобальт, — жёлтые зубы старика обнажились в широкой улыбке. — До сих пор помню все эти репортажи: «Кобальт — замена нефти! Если мы собираемся спасти Землю, вы выбираем зеленую энергетику! Мы выбираем — кобальт!» — Из его рта исторгся смех, скорее напоминающий кашель тяжелобольного.

Она что, прибыла сюда для лекций по истории? Или в качестве архивариуса из «Амундсен-Скотт», собирающегося записывать под диктовку всю ту чушь, льющуюся нескончаемым потоком из вонючей пасти этого старика⁈

В конечном счёте ей осточертела эта болтовня.

— Прошу прощения, как вас там?.. — сдержанно произнесла Маша.

— Ох, ну что же это я, право! — Старик поднял руки, будто в намерении сдаться. — Простите меня великодушно, моя любовь к истории заставила забыть меня о манерах. — Подошел к ней, мерзко ухмыльнулся и протянул костлявую руку. — Разрешите представиться, генерал-полковник Евгений Сергеевич Железнов к вашим услугам.

— Железнов?.. — Маша удивленно моргнула. — Но вы же…

— Мёртв? — уродливая ухмылка старика сделалась шире. — Так и есть, мёртв! Для большинства. Но для избранных людей, таких как вы, к примеру, я самый что ни на есть живой. Ну и кроме того… — голос его опустился до шёпота, — иногда лучше стать мёртвым, чтобы потом быть живым. — Он подмигнул. — Понимаете, о чём я?

И Маша более чем понимала. Зная, что вытворял здесь этот безумный старикашка ещё во времена Адаптации, немудрено, что многие возжелали его смерти.

Его обтянутая тонкой кожей рука так и висела в воздухе в ожидании рукопожатия. Маша решилась ответить ему лишь для подкрепления убедительности своей роли в этом представлении. Когда их ладони и пальцы соприкоснулись, Маше срочно захотелось тщательно помыть руки.

Генерал всё с той же вежливой манерой обратился к ней:

— Знаете, я вдруг понял, что этот гараж… — его влажные глаза ещё раз окинули огромное пространство помещения, — не самое лучшее место для бесед об истории. Мы обязательно вернёмся к нему немного позже. К тому же, полагаю, путь досюда вас изрядно утомил…

— Эта была лёгкая прогулка в сравнении с тем, что мне довелось пережить, из-за действий человека, стоящего от вас по правую руку.

И её пропитанный ненавистью взгляд вновь обратился к Бурову.

— О, прекрасно понимаю вашу обиду, и потому… — воскликнул Железнов, хлопнув Бурова по плечу. — Сержант, не хотите ли что-нибудь сказать нашей гостье?

Буров прочистил горло, бросил на Железнова косой взгляд и, похрамывая на правую ногу, нехотя поплёлся к ней.

На ходу он сжал челюсти так, что на скулах заиграли жилы. Остановившись на шаг ближе, уставился куда-то в сторону, избегая встречаться с ней взглядом.

— Мне… хотелось бы… принести вам свои извинения, — процедил он сквозь зубы.

Маша от души харкнула в его кислую рожу.

Бывшие ещё секунду назад безмолвными статуями бойцы ожили, взялись за рукояти автоматов, но повелительный взмах руки сержанта вновь обратил их в статуи.

— Можешь засунуть свои извинения себе в жопу, — прошипела Маша.

Буров не дрогнул, стоя как тысячелетний дуб, которого не свалить ни ураганом, ни уж тем более плевком. Из кармана он вытащил платок, вытер слюну с чёрных усов и ответил на её желающий смерти взгляд ужимистой улыбкой. Маше не понравилась эта улыбка — в ней было что-то опасное, словно безмолвная угроза.

— Увы!.. — протянул генерал, убрав руки за спину. — Как говорили раньше: попытка не пытка! Ну а теперь, Мария Вадимовна… — Пригласительным жестом он указал ей на стальную, тяжелую дверь за его спиной. — Прошу вас следовать за мной.

Вначале они шли по широкому коридору, освещенному тёплым и тусклым светом жировых ламп. Вдоль бетонных стен скользил сквозняк. На полу виднелись рельсы для перевозки тяжелых грузов.

Подошли к очередной двери над которой большими красными буквами было написано: НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ СЕКТОР.

Буров вышел вперёд, закрыв своим широким телом цифровую панель, и ввел код.

Сначала наружные ворота, затем ворота в гараж, а после кодовый замок. И это не говоря о дежурившем в море проклятом крейсере. Да это местечко неприступная крепость!

Вот же гадство…

Свет огня сменился электрическим. Теперь они шли вдоль бетонных стен секретной базы. Встречались люди в военной форме. При виде генерала они вставали навытяжку и отдавали честь.

— Вольно, вольно, вольно… — отвечал всем быстро Железнов.

Проходили мимо множества дверей с закрепленными на них табличками: архив, криолаборатория, столовая… Этим помещением, кажется, не было конца.

— Вот мы и на месте, — сообщил генерал, остановившись возле широких дверей. — Сержант?

— Так точно, товарищ генерал-полковник.

Ещё один кодовый замок. Шестизначное пик-пик! Дверь щелкнула, открылась.

Едва они оказались внутри лаборатории, как к ним навстречу направился высокий и худой как жердь мужчина.

— Товарищ генерал-полковник! — Толстые линзы его очков отразили блеск света. — Вы как раз вовремя! Я только что… — Его взгляд поймал Машу, он резко замолчал.

— Григорий Семёнович, — сказал Железнов, — позвольте представить вашего нового коллегу, Зотову Марию Вадимовну.

— Ох… — учёный нервно сглотнул. — Быть не может! Неужели вы всё-таки согласились приехать! Я наслышан о вас, Мария Вадимовна.

Он схватил её за руку, сжал обеими ладонями и возбуждённо затряс.

— Чертовски, чертовски рад с вами познакомиться. — На его красном лбу выступили бисеринки пота. — Ваша матушка, можно сказать, была одним из моих негласных учителей. Я прочёл все её работы, посвященные мерзлякам. И ваши тоже!

Маше услышанное польстило, и первое сложившееся о коллеге впечатление оказалось скорее положительным, хоть и выглядел он чрезмерно нервозным.

Железнов сказал:

— Григорий одним из первых настаивал на вашем присутствии здесь с тех самых пор, как мы узнали о вашем возвращении. Надеюсь, вы вдвоём поладите. Ну а теперь, если позволите…

— Прошу прощения, товарищ генерал-полковник, — прервал его Григорий. — Я хотел сообщить, что одна из новых комбинаций токсина готова для тестирования.

— Вот значит как?

— Прошу прощения, что значит «готова»? — вмешалась Маша. — Сколько вы работали над ней?

— Эм… — Взгляд учёного упёрся в потолок. — Дайте подумать… конкретно над этой… неделю? Может, пять дней?

— И только⁈ — Маша была уверена, что её разыгрывают. Огляделась на остальных, даже на сержанта, в глупой надежде увидеть ухмылки на их лицах. Ничего.

Хотя откуда им знать, что…

— … такие сложные вещества, как «Копьё» требуют продолжительной валидации, физико-химической стабильности и фармакодинамической селективности; их нельзя просто «сварганить» за пять дней! Нужна серия слоёв проверки: от молекулярной селективности до оценки риска коллатеральной активности.

Тихое и поразительное молчание воцарилось в лаборатории. А генерал так и вовсе расцвёл: улыбался и тихонечко кивал, слепо соглашаясь с кучей непонятных ему терминов.

— Эм… да, — потирая подбородок, мямлил Григорий, — вы правы, однако…

— Более того… — не сдавалась Маша. Её возмущению не было предела. «Копьём» завладели дилетанты! — Как именно вы собираетесь проводить опыты? Ведь это невозможно ввиду отсутствия…

— Подопытных? — На губах Железнова мелькнула тень улыбки.

У Маши вдруг в горле пересохло. Она смотрела на морщинистое лицо старика и всё не могла отделаться от мысли, что всё происходящее действительно жестокий розыгрыш.

— Мы решили эту проблему, — ответил он на её молчание. — Между прочим, не без помощи сержанта! — Положил руку ему на плечо, совсем как отец, восхваляющий достижения сына. — Но, полагаю, будет лучше вам увидеть всё собственными глазами. Григорий Семёнович, будь так любезны?..

— О да, конечно, конечно! Пройдёмте за мной. Всё уже готово.

Тысячи маленьких булавок покалывали у Маши в груди. Страх смешался с любопытством, чего же это такого звезданутые там напридумывали?

Они зашли в соседнее помещение, обставленное десятками лабораторных столов с микроскопами, компьютерами и подносами. На стене висела гигантская грифельная доска, исписанная кривоватым почерком (Григория, по всей видимости). Маше хватило беглого взгляда по расчётам коллеги, как в голове её вспыхнули десятки претензий. Она бы перечеркнула девяносто процентов нанесенных там записей. Нет, девяноста пять!

Они поднялись по ступенькам на небольшую платформу и оказались в круглой, причудливой комнате. Причудливость заключалась в том, что полукруглые стены, окружавшие их, были выполнены из чёрного стекла, отражавшего искажённые силуэты.

Григорий подошел к единственной консоли в центре помещения, размещенной на платформе, к которой вели пять ступеней.

— Так, одну минуточку… — бормотал он.

Пальцы его ударяли по сенсорному экрану, как падающие на крышу капли дождя: тап-тап-тап…

Чёрный занавес растворился, и стены превратились в прозрачное зеркало. Машина голова закружилась, глаза разбегались, тело бросило в дрожь и вдруг…

Мерзляк бежал в её сторону, занеся над мордой две своих конечности. Из бездонной пасти вырвался режущий ухо визг, клацнули мелкие жвала. И в тот миг, когда между ними оставались считаные метры, существо столкнулось с невидимой преградой, неуклюже свалилось на пол, также неуклюже поднялось и принялось скоблить по стеклу остроконечными лапами, оставляя на нём едва заметные порезы.

— Тише, тише, Паучок… — ласково шептал Григорий, — сейчас мы тебя немного успокоим…

Он взялся за поворотную ручку, сместил её против часовой стрелки. На стекле отразилась шкала Цельсия, значение которой принялось медленно опускаться с плюс сорока градусов. Когда отметка достигла пяти, буйство мерзляка заметно поутихло, и теперь существо лишь покачивалось, словно пьяное.

— А вот и Жучок… — всё тем же добрым голоском сообщил Григорий, будто речь шла о домашней собаке, мило лежащей кверху пузом. — Ну тише, тише…

«Жучком» оказался ещё один мерзляк вида щелкун. Уродливая вытянутая морда и грузное брюхо, поддерживаемое крупными шестью конечностями.

Оба пришельца свалились на пол, ослабленные пониженной температурой.

У Маши застрял ком в горле. Она не могла поверить в увиденное. А голову меж тем громадным молотом раз за разом бил только один вопрос: «Как им это удалось⁈»

Взглянувший на неё Железнов, заметив ошеломительное удивление в её глазах, самодовольно улыбнулся.

— Товарищ генерал-полковник, — сказал Григорий, — всё готово. Разрешите начать процедуру?

— Валяй. — Дал он отмашку.

Григорий в предвкушении потёр ладони, сделал глубокий вдох.

— Ну давай, родная, не подкачай… — Его пальцы стали тарабанить по сенсорной клавиатуре. — Активируют подачу газовой фазы токсина. Концентрация — пять миллиграмм на кубометр.

Маша набралась храбрости подойти вплотную к стеклу, прямиком к парализованному мерзляку, потрошителю. Поверить только — она посвятила всю свою жизнь изучению пришельцев, но только сейчас, спустя много лет, не рискуя быть сожранной спустя несколько секунд, наблюдала за одним из них со столь близкого расстояния.

Лишенные зрачков глаза, белые, как стеклянные шары с густым туманом внутри, смотрели в неизвестном направлении. Чёрный как вороново крыло хитин покрылся инеем.

— И всё же… — подошедший незаметно сзади Железнов застал её врасплох, — удивительные существа, эти мерзляки. Идеальное орудие убийства, вы не находите? Их не смогли остановить никакие бомбы, пулемёты, артиллерия… Я прекрасно помню, как мы использовали всё это против них, разносили их в клочья, но по итогу и только становилось только больше и больше.

Маша молчала, но лишь из упрямства. На деле же она полностью разделяла мнение генерала.

— Но знаете, что до сих пор мне не даёт покоя? — Он наклонился ближе к зеркалу. — Это мало кому известно, но все метеориты, на которых прилетели эти твари, били точно по военным объектам. Удивительно, не правда ли?

Маша оглянулась на него, не веря собственным ушам. Любопытство развязало ей рот:

— То есть вы хотите сказать…

— Я ничего не хочу сказать. Я лишь сообщаю вам факт, Мария Вадимовна. — Его рот расплылся в загадочной улыбке. — А что делать с этим знанием, решайте сами.

— Инициализация реакции. — объявил Григорий, обхватив небольшой рычажок. — Начало через три… две… одна!

Медленно потянул рычаг вниз.

Из динамиков послышалось шипение, и через мгновение в стеклянных камерах, где держали мерзляков, распространилось едкое облако дыма с зеленоватыми оттенками. Прошло немного времени, прежде чем оно полностью поглотило собой всё за стеклом, включая ослабленных мерзляков.

— Достаточно… — Быстро поднял рычаг и ввел на клавиатуре несколько команд. — Контур стабилен. — Набрал воздуха в грудь и выдохнул. — Приступаю к увеличению температуры в камере.

Над головой послышалось гудение вентилятора. Медленно он проникал в накрытую дымом комнату. В воздухе замерцало от соприкосновения холода и жары

Сердце Маши подскочило к горлу.

— Десять градусов Цельсия, — послышался отчёт позади.

Все жадно всматривались в стекло.

— Пятнадцать градусов.

Железнов стоял с гордо выпеченной грудью, задранным подбородком и заложенными за спиной руками.

— Двадцать градусов… Двадцать пять…

Потрошитель вынырнул из дыма и принялся бить по стеклу с ещё большим рвением, нежели прежде. Динамики, передающие звук из камеры, дребезжали от ярого визга и щелчков.

Маша обернулась влево, увидела щелкуна, живее всех живых. Он пытался выбить стекло своим прочным хитином, расположенным сверху на голове.

Кожа Григория по цвету стала неотличима от топлёного жира. Дрожащей рукой он достал из кармана платок, протёр лоб.

— Как странно… — Он вперил взгляд в монитор.

— Хочу напомнить вам, Григорий Семёнович, что наши ресурсы не безграничны. — Генерал обернулся к учёному. — Как и моё терпение.

Григорий в ответ затряс головой и откашлялся, дёргая кадыком.

Потом случилась тревожная тишина. Железнов взглядом хищника смотрел на растерянного Григория, то и дело сглатывающего вырывающийся наружу страх.

— Успокойте пришельцев, отключите всё оборудование, — велел генерал и размеренным шагом направился к выходу. — Проведите Марии Вадимовне экскурсию, расскажите, как у нас здесь всё устроено, поделитесь результатами вашей работы за эти полгода. Если, конечно, у вас есть чем делиться…

— Д-да, конечно… то есть, так точно, товарищ генерал-полковник.

Железнов встал у входа, посмотрел на них.

— Советую вам обоим поторопиться. Враг не дремлет. Мы должны опережать его на десять… нет. — Он поднял палец вверх. — На пятьдесят шагов! Это ясно?

— Так точно, товарищ генерал-полковник, — раболепно, дрожащим от волнения голосом ответил Григорий.

Железнов ступил за порог, но вдруг вновь остановился:

— И вот ещё что, так, небольшая мелочь… — На губах генерала мелькнула тень улыбки. — Полагаю, Мария Вадимовна, по прибытии сюда вам удалось лицезреть «Твердыню», наш боевой крейсер?

У Маши внезапно пересохло в горле.

— Просто на всякий случай, из вежливости, хочу вас предупредить, — продолжал Железнов, — что если в вашей, вне всякого сомнения, светлой головушке зреет какой-нибудь подлый заговор, план диверсии, желание отомстить, или ещё что-нибудь эдакое, препятствующее созданию токсина, то советую вам передумать. В противном же случае «Твердыня» отправится прямиком к вашей родной станции, и вы не успеете глазом и моргнуть, как она окажется в огне.

Генерал вышел. С ними остался только сержант. Прищур его холодных глаз замер на Маше и вкрадчиво смотрел на неё, будто пытаясь выяснить, что у неё на уме.

— Если что-нибудь понадобится, обращайся ко мне, — произнёс он и покинул наблюдательную площадку вслед за генералом, оставив Машу наедине с побледневшим от страха коллегой и гнетущем чувством нехорошего.

— Что ж… — почесал Григорий затылок и нервно хихикнул. — Полагаю, нам лучше не терять времени. — И после непродолжительной паузы добавил: — Кстати, пока мы здесь, не хотите взглянуть на «Копье?»

Двое крепких бугаев с автоматами дежурили возле тяжёлых дверей, ведущих в хранилище образцов.

— Это Мария Вадимовна, — предупредил парочку Григорий и начал шариться в кармане. — Вам же успели доложить о ней? Она будет работать вместе со мной в лаборатории.

Оба охранника смерили девушку взглядом. Один из них, с козлиной бородкой, промычал нечто отдалённо похожее на согласие.

— Вот и славненько! — Григорий нахмурился, сосредоточившись на поисках чего-то в левом кармане. — Да где же он?.. — Вытащил смятую бумажку, развернул, прочитал содержимое, смял обратно, запихнул в правый карман. — Неужели забыл в… А нет!

Он победоносно поднял над головой чёрную ключ-карту и под напряженным надзором охранника провёл ею по считывателю.

— Мы скоро, — заверил он охранников и поманил за собой Машу. — Прошу вас, Мария Вадимовна.

Зашли в небольшой тамбур-шлюз с закрепленными на стенах костюмами химзащиты с прозрачными шлемами-куполами. Над входом в хранилище, красными и жирными буквами кричало предупреждение:

⚠️ !ОПАСНОСТЬ ТОКСИЧНОГО ЗАРАЖЕНИЯ!⚠️

ВХОД ТОЛЬКО В ЗАЩИТНОМ КОСТЮМЕ.

— Вы знаете, как надевать эту штуку? — Гриша мотнул головой в сторону костюма. — Или вам помочь?

Подобный вопрос Маша приняла за оскорбление.

— Я их за всю жизнь столько раз надевала, что уже могу это делать с закрытыми глазами.

И всё же Маша была вынуждена признать, что лаборатория на «Прогрессе», оставленная ещё прежними полярниками-учеными, и в подмётки не годилась здешней. Ещё её мама говорила, что военные всегда получали самое лучшее:

«…простые же ученые, пытающиеся сделать этот мир лучше, доедают крохи с барского стола или довольствуются сдачей с больших заказов. Шикуют лишь те деятели науки, в чью непосредственную задачу входит изобретение очередного оружия массового уничтожения».

На одном из костюмов Маша заметила китайские иероглифы с инструкцией, в какой последовательности правильно костюм.

— Они же с «Чжуншаня», верно? — полюбопытствовала она, пощупывая материал из фторполимера.

— Откуда вы узнали?

— В моей лаборатории есть точно такие же.

— Что ж, вы правы! — гордо объявил он. — Костюмы и правда прибыли к нам из «Чжуншаня». Я лично об этом распорядился!

Маша заключила, что несмотря на навороченную лабораторию, даже «Звездной», предпочитающей держаться в стороне, всё же иногда приходится отступиться от принципа и прибегнуть к торговле с местными станциями. И «Чжуншань» с его гигантским изобилием товаров на разный вкус и цвет здесь подходил как нельзя кстати.

— Ответьте мне на один вопрос, Григорий Семёнович…

— Прошу вас, — оборвал он, приветливо улыбнувшись, — зовите меня просто Гриша.

— Хорошо, Гриша… — она ступила в сапог, герметично скрепленный со штаниной, — что вас угораздило называть мерзляков… — Даже вслух это звучало крайне нелепо для неё: — Жучок и… Паучок?

— Ох, да… — Он поскреб горло отросшими ногтями. — Боюсь, это всё следствие моей скудной фантазии. Нет, были у меня идеи их называть… — Его руки разошлись в сторону, будто демонстрируя невидимый таблоид. — Альфа и Омега! Но подумал, что это весьма банально. А вот Жучок и Паучок! Да и к тому же они такие милые, вы не находите?

Маша посмотрела на него странным взглядом, будто увидев в этом шебутном типе старого знакомого, которого знала всю жизнь, но впервые увидела только сейчас. И лишь потом её пронзило внезапное озарение: Гриша ужасно походил на неё саму до того, как она отправилась в экспедицию. До того, как мерзляки, прежде существовавшие в виде записей на её планшете, эдакие неведомые существа из иного мира, притягивающие своей таинственностью, в конечном счёте обрели плоть и убили её друзей.

Полностью облачившись в костюм, Маша теперь наблюдала, как её новоиспеченный коллега дёргал молнию, пытаясь застегнуться.

— Ну давай же, ну что ты…

Маша утомилась наблюдать за ним, подошла к новоиспеченному коллеге, взялась за язычок и одним плавным движением застегнула костюм.

— Ох… — с виноватым выражением взглянул на неё Григорий. — Благодарю.

Они зашли в следующий шлюз и запустили процесс дезинфекции. Белоснежный пар окутал учёных с ног до головы. Когда процедура закончилась, они вышли в хранилище с холодильниками. Гриша указал на один из них:

— А вот и оно.

Её обдало жаром волнения. Костюм стал стеснять, а в глазах двоилось.

Гриша обхватил ручку и принялся крутить ею по часовой стрелке, постепенно выдвигая ящик-платформу, внутри которой лежали колбы, наполненные ядовито-синей жидкостью.

Впервые Маше довелось воочию лицезреть «Копье».

— Ну? — На лице Гриши вспыхнула довольная улыбка. — Что скажете?

Что она скажет? Ну, наверное, она начнёт с самого начала, с того дня, как совершенно случайно столкнулась с первым упоминанием «Копья» в переписке двух вирусологов из Москвы. Какой трепет она испытала в ту минуту, и как жалела, что её мама не дожила до этого дня. Потом пуститься в рассказ о сборах в опасную экспедицию, о смерти её коллег и друзей, и выживании в московском метро и предательстве одного ублюдка…

И всё это ради этих маленьких колбочек, несущих спасение всему человечеству.

— Минуту… — шёпотом отозвалась она, быстро пробегаясь взглядам по имеющимся колбам. — Это все образцы? Матвей говорил, их было около пятидесяти штук.

— Прошу прощения, Матвей?

Оговорилась. Ничего страшного, просто переведи разговор:

— Просто ответь на мой вопрос.

— Да, когда сержант Буров доставил их сюда, при нём было пятьдесят три колбы.

— Я насчитала здесь двадцать семь. — Она обернулась к нему и на блекнущем свете визора его шлема заметила, как быстро он моргает. — Что случилось с остальными?

— Все они ушли на валидацию аналитики, калибровочные прогоны и создание контрольных образцов, после чего были утилизированы…

— Стоп, стоп… — Рукавицы Маши заскрипели от кулаков. — Ты потратил на валидацию половину всех образцов?

Гриша сглотнул. Пар от горячего дыхания влагой осел на его визоре.

— Д-да, — вновь сглотнул ученый.

— Боже мой… — Она схватилась бы за голову, если бы не стесненность костюма. — Почему так много? Для валидации достаточно не более трёх образцов! Это же преступная расточительность!

— Да, боюсь… я немного ошибся в расчётах…

— Ошибся в расчётах⁈ Да ты…

Она стиснула зубы и заорала про себя:

«Кретин! Чёртов кретин! Дилетант проклятый!»

Потом сделала глубокий вдох, выдохнула.

— Гриша, ответь-ка мне на один вопрос… — чуть спокойнее сказала она, закрыв глаза. — Кто тебя обучал микробиологии, вирусологии?

Гриша немного помолчал, прежде чем ответить:

— Никто.

Маша потеряла дар речи.

— То есть как это никто?..

— Я обучался по книгам, — совершенно серьезно ответил он. — Видите ли, Мария, в отличие от вас рядом со мной не присутствовало профессионального вирусолога вроде вашей матери, имевшей возможность получить свои знания до Вторжения и передать вам. Поэтому мне приходилось постигать всё самостоятельно, полагаясь исключительно на свою…

— Твою. Мать, — раздражённо отчеканила Маша.

Но всё же в одном Грише стоило отдать должное — он смог убедить в своём профессионализме Железнова! И даже наверняка продемонстрировать ему какие-то свои успехи. Может, сварил какой-нибудь яд или прочитал вычитанную им в книжке лекцию о вреде бактерий и грязных рук.

В глазах несведущего и фокусник, вытащивший из шляпы кролика, окажется волшебником.

Она посмотрела на Гришу, который вдруг из взрослого мужчины превратился в какого-то необразованного школяра. И ей вдруг стало его жаль. Ведь у него и правда не было возможности научиться всему тому, что узнала она благодаря матери. Кто знает, возможно у него прирожденный талант к изучению микробиологии?

— Вернемся в лабораторию, — снисходительным тоном произнесла она. — Хочу взглянуть на твои записи за последние полгода. Я должна убедиться, что всё это время ты не превращал «Копье» в нечто, способное дать мерзлякам иммунитет к холоду.

— Конечно, конечно… — пролепетал Гриша, задвигая обратно ящик с «Копьем».

Глава 11 Ева

Китайская станция «Чжуншань» казалась миражом, расположенная в белёсой глуши: ни гор, ни холмов, одни только снежные покровы, уходящие за горизонт, и над всем этим причудливым виде́нием нависали тяжелые, сумеречные облака.

Их вездеход неторопливо приближался к станции по одной из множества дорог, отмеченной свежими рядами гусеничных следов. Все они, по мере приближения к станции, смыкались в один широкий путь, отмеченный навигационными флажками.

«Чжуншань» выходил из зимней спячки, принимая к себе торговцев со всей восточной части континента. На станцию, в обмен на новые ваттбраслеты, метеодатчики, оружие и ещё навалом разной всячины непрерывным потоком везли батареи с ваттами, еду, запчасти и многое другое. Перед началом сезона стремились поскорее оказаться там и собиратели, желающие первыми отхватить спецзаказ на какую-нибудь редкую деталь, за которую могли получить солидное вознаграждение.

— Видите вон то здоровенное здание? — Надя указала на гигантский комплекс кубической формы, вокруг которого теснились сотни мелких жилых модулей. — Это старая кобольтодобывающая станция. Одна из причин, почему «Чжуншань» переехал сюда.

— Как это «переехал»? — спросил Тихон.

— В далёкие времена «Чжуншань» располагался рядом с «Прогрессом», буквально в полукилометре. Но потом китайцы нашли в этой местности богатые залежи кобальта и перевезли всё оборудование сюда, а модули продали России. Всё делали в спешке, желая поскорее занять месторождение.

— Откуда ты всё это знаешь? — поинтересовался Матвей.

— Это всё Вадим Георгиевич, — печально улыбнулась она, оглянувшись на собирателя. — Он нам с Машей часто всякого рассказывал. «Занимался просветительством» — так он это называл.

Упоминание старика вызвало у Матвея странное чувство: будто время повернулось вспять, и он вновь оказался там, в салоне «Титана», идущего в сторону «Мак-Мердо».

Вскоре они заехали в гараж, и по приказу встретившего их вооруженного чжуншановца поочередно покинули вездеход. Позже он взялся за рацию, проговорил что-то на китайском, и на ломанном русском велел им проходить.

Через пять минут путники, следуя за Надей, окунулись в пучину громких голосов, гама и шума, смешанного с горячим и аппетитным ароматом жареной рыбы. Главный рынок станции «Чжуншань», расположенный в ряде громадных ангаров, некогда бывших складами для хранения кобальта, ныне рвался по швам от наплыва посетителей. Немецкий, французский, китайский, английский, русский — все языки смешались в общем котле выгодных сделок и оживленной торгов. Безостановочно кричал громкоговоритель, поочередно рекламируя услуги пошива, починки, забегаловки, и дублировал объявление на разных языках. И тишина, кажется, навсегда умерла в этих стенах, превратившись в некое табу.

Арина дёрнула Матвея за рукав. Губы её зашевелились, но вылетевшее слова смешались с экспрессивными выкриками диктора из динамика.

— Я не слышу, Арин! Говори громче!

Она встала на цыпочки, приложила ладонь к щеке и крикнула ему в ухо:

— А я-то думала, это рынок «Палмер» громадный!

У Тихона голова вертелась словно луч маяка, спеша охватить всё вокруг. Лейгур шёл так, будто вокруг и не было никакого хаоса, и перед ним раскинулся один из тех прогулочных парков, что они видели в Москве. Идущая впереди всех Надя, походя на обеспокоенную мать, подманивала их рукой, веля не отставать.

Рынок всё не кончался, голоса не утихали. И они всё шли и шли, пока, наконец, Надя не остановилась у широченного стола, заваленного разнообразным огнестрельным оружием, ящиками с патронами и самодельными ножами.

Стоявший к ним спиной мужчина строгим голосом отчитывал на китайском худенького юношу, угрожая тому пальцем.

— Эй! — окликнула Надя.

Мужчина не глядя отмахнулся от неё и продолжил с новой силой чихвостить юношу.

Надя ударила кулаком по столу, и весь стальной и свинцовый арсенал подпрыгнул и задребезжал.

— Рейджи Минато, старый ты хрен! Может уже повернешь свою кислую рожу и обратишь внимание на покупателей?

Торговец раздражённо прохрипел что-то себе под нос и медленно обернулся. Надя вовсе не преувеличивала, описывая Рейджи как подозрительного типа: хитрый прищур узких глаз будто вгрызался в тебя, пытаясь прочитать мысли. Рука старика потянулась к поясу — наверняка к кобуре с пистолетом. Но стоило его взгляду упасть в сторону Нади, как все легко считываемые признаки с его лица признаки настороженности растворились, сменившись лёгким удивлением.

— Кого я вижу!.. — В углах бесцветных губ старика застыли хитрые складки, как у продавца, который вот-вот заключит выгодную сделку. — Мой самый придирчивый клиент.

Его русский звучал на удивление хорошо.

— Придирчивость не раз спасала мне жизнь, а тебе в очередной раз преподносила покупателя… — Она положила руки на стол, чуть наклонилась к Рейджи и полушёпотом закончила: — В моём лице.

Старик обнажил жёлтые зубы в улыбке.

— И вот ты снова здесь, Надя Соболева. — Он упёр руки в бока, приняв горделивую позу. — Жива, да и вроде руки с ногами на месте. Стало быть «Лапочка» не подвела?

— Завалила ею полчищу мерзляков. Ни разу не заклинила. Отличная работа, Рейджи.

— На другую я не способен. — Его менее снисходительный взгляд скользнул по остальным и вернулся к Наде. — Готова сделать новый заказ?

— Не в этот раз. Я пришла к тебе за помощью.

— Хм… — Скрюченными и мозолистыми палец торговца потеребил сальную бородку. — Я слушаю.

— Я знаю, что ты на короткой ноге с мэром.

— Ну как сказать… — развел он плечами. — Я делаю для него оружие и порой составляю компанию в философских беседах за чашкой чая.

— Мне и моим друзьям нужно встретиться с ним, с мэром. Дело чрезвычайной важности. — Надины ногти нетерпеливо тарабанили по столу. — Можешь в этом поспособствовать?

— Ох, Наденька, я даже не знаю…

— Прошу тебя, Рейджи. Во имя поддержания отношений между продавцом и его постоянным покупателем, который ещё не раз обратиться к твоим услугам.

У оружейника на лице скользнула плутовская улыбка.

— Умеешь же ты, Соболева, подыскать нужные слова…

Его чёрные глазки ещё раз прошлись по Матвею, Арине, Лейгуру, Тихону.

— Тебе повезло, я как раз собирался отнести Ли один из его заказов. — Он мотнул головой в сторону ящика за его спиной. — И раз уж ты просишь я, так и быть, упомяну о тебе и твоих спутниках.

— Спасибо, Рейджи.

— И вот ещё что, Ли наверняка захочет знать, с чем вы к нему пожаловали. Что мне ему на это ответить?

— Передай ему, — Надя наклонилась к нему ближе и перешла на шёпот, — что мы от Марии Зотовой. Он всё поймёт.

Аудиенции с мэром «Чжуншаня» не заставила себя долго ждать, и уже вечером Матвей наряду с остальными поднимался в грузовом лифте бывшей некогда кобольтодобывающей станции.

— Приехали, — сообщил Рейджи, когда они достигли пятнадцатого этажа.

Вышли в офисные помещения, следуя по длинному коридору. Вдоль облупленных стен тянулись потрёпанные плакаты с фотографиями некогда работающих здесь шахтеров ещё со времен до Вторжения. Проплывали мимо кабинеты с пустыми столами и стульями.

Дошли до широких дверей, где их встретили двое охранников. Рейджи обмолвился с ними парочкой слов на китайском и указал на прибывших.

— Им нужно вас обыскать.

Никто не сопротивлялся, молча отдавая имеющееся при них оружие. Только Арина нахмурилась, нехотя протягивая револьвер и костяной нож.

— Полагаю, все готовы? — спросил Рейджи. — Ну что ж…

С дозволения охранника Рейджи открыл дверь в небольшой конференц-зал, центр которого занимал длинный стол, обставленный десятком стульев.

Возле панорамного окна, откуда открывался вид на всю станцию, стоял мэр «Чжуншаня». Спрятанные за спиной руки подчёркивали его благородную осанку. Слегка приподнятый подбородок выдавал в нём человека гордого и бескомпромиссного. Длинные волосы собраны в пучок и закреплены шпилькой, походившую на кость.

Медленно, почти грациозно он повернулся в сторону вошедших, включая охранников. И хоть Матвей и не был уверен до конца, но, кажется, уловил в чёрных глазах мэра намёк на разочарование.

— Ли! — Рейджи плавным движением описал дугу, представляя вошедших. — Знакомься, это Надя Соболева и её спутники. — Он перечислил всех по именам.

Мэр ещё раз осмотрел каждого. Отвечать приветствием он не торопился.

— Рейджи сказал мне, что вы знакомы с Марией Зотовой, — произнёс он строго, будто желая избежать формальностей. Его русский, на удивление, как и у Рейджи тоже был весьма неплох. — Откуда мне знать, что вы не лжёте?

Рейджи с натянутой улыбкой перевел взгляд на Надю, передавая ей слово.

— Мы все участвовали в спасательной экспедиции по её вызволению из Москвы, — ответила она, сцепив руки за спиной.

— Да ну? — оборвал её Ли и вновь уделил всё внимание виду из окна. — И что же? Удалось её спасти?

— Да.

— Только её?

Надя помедлила с ответом.

— Только её.

Образовалось странное молчание.

— Насколько мне известно, — вдруг заговорил Ли, — эта спасательная экспедиция началась в январе, а сейчас ноябрь. — Он вновь повернулся к ним. — Где же вы находились все эти месяцы?

— Вы знали об этой экспедиции?.. — удивилась Надя.

— Я не услышал ответа на свой вопрос.

Охранники позади зашевелились, чуть приподняли дула автоматов. Арина прошипела про себя: «Дерьмо». Лейгур разминал шею. Рейджи отступил на шаг, ближе к стене.

— Это… — Надя облизала губы. — Это долгая история.

— К счастью, я никуда не тороплюсь.

Матвей коснулся плеча Нади и вышел вперед, молча взяв на себя роль переговорщика. Прицелы автоматов сразу сошлись на нём.

— Зато мы торопимся. — Матвей осознал, что голос его прозвучало грубо, но мысли о Маше, рискующей своей шкурой сейчас там, в стане врага, не давали ему задумываться о вежливости.

Он вынул из кармана накопитель и занес над головой.

— Что это? — с тихим раздражением произнес Ли.

— Доказательство нашего знакомства с Машей Зотовой. — Матвей аккуратно положил накопитель на стол.

Ли задумчиво посмотрел на поднесенное ему доказательство и обратился к одному из охранников по-китайски. Через несколько минут тот воротился с планшетом в руках и по приказу мэра присоединил к нему накопитель.

— Здесь пароль, — холодно подметил Ли.

— Маша сказала, что пароль: день рождения вашего сына, — ответил Матвей.

На мгновение в груди Ли задержалось дыхание, а во взгляде сверкнула загадочная искра. Его длинные пальцы ударили по экрану, набрав восемь цифр, и на дисплее появилось застывшее лицо Маши. Дата в углу подсказала, что запись была сделана всего два дня назад.

Ли ещё раз окинул взглядом присутствующих, будто убеждаясь, нету ли здесь кого лишнего, и коснулся кнопки с перевернутым набок треугольником.

Из динамиков планшета послышался Машин голос:

— Приветствую вас, господин Ли Чжи. Если вы видите это обращение, значит моим друзьям удалось его вам доставить. И это крайне важно, потому что… — Она прикусила губу. — Потому что у меня для вас есть две новости, хорошая и плохая. И начну я, пожалуй, с плохой. К великому сожалению, ваш сын, Ван Чжи, погиб во время экспедиции.

Матвей заметил, как по лицу Ли проскользила лишь тень разочарования. Почему лишь тень, Матвей отчасти понял из продолжения Машиного сообщения:

— Мне известно, что между вами были непростые отношения, вы не одобряли его тяги к науке, полагая, что за ней нет будущего в нашем новом мире. А его побег на «Прогресс» ради участия в моей экспедиции — о котором, клянусь жизнью, я узнала лишь на Захваченных Землях — по его словам, окончательно вбил между вами клин. Но признаюсь вам, я не верю в это. Не верила тогда и не верю сейчас.

Маша осеклась, посмотрела куда-то за пределы экрана и продолжила:

— У меня очень мало времени, и потому я постараюсь говорить как можно короче, господин Ван. Остальное вы сможете узнать от моих друзей. Мне известно, что вам была известна истинная цель моей экспедиции. Чжи рассказывал вам про «Копье», о чём потом признался мне. Не знаю, что побудило его это сделать… Тогда я разозлилась на него и сочла за предательство, но немного успокоилась, когда он рассказал, что вы наивно полагаете, будто «Копья» не существует. Так вот, господин Ван, хочу заверить вас в обратном — токсин реален. Нам удалось отыскать его. Однако в самый последний момент нас предал один из участников спасательной экспедиции, выкрал у нас токсин, убил невинного человека и сбежал, бросив нас умирать на Захваченных Землях. Имя этого человека Михаил Буров. Он действовал по указке станции «Звездной», в чьих корыстных целях работал всё это время. Но мы выжили и смогла вернуться домой, в Антарктиду. Все эти люди, принесшие вам эту запись, пережили лето за тысячи километров отсюда. И все они, включая меня, хотят только одного — справедливости.

Ли мельком взглянул на Матвея и остальных.

Маша подвинула записывающее устройство ближе к себе и ещё более тихим голосом заговорила:

— Господин Ван, грядут темные времена. Если у «Звездной» получится превратить токсин в оружие против мерзляков, всем станциям придётся играть по их правилам. И даже могущественному «Чжуншаню» не удастся избежать участи марионетки, которая будет вынуждена присоединиться к воплощению в жизнь их безумных взглядов на мир. Полагаю, вы прекрасно знаете о чём я говорю. Именно поэтому, господин Ван…

Её взгляд метнулся в сторону раздавшегося за кадром стука в дверь. Теперь её голос и вовсе перешёл в шёпот:

— … вы обязаны помочь нам вернуть токсин. Не психопаты со «Звездной», а станция «Чжуншань» должна занять место локомотива, ведущего за собой остальные станции к светлому будущему. Гибель вашего сына не должна кануть в небытие.

Удары за кадром усилились, и в секретное послание Маши проник чужой голос:

— Маша, открой!

Матвей предположил, что это был её дядя.

— Я должна идти, пока не поздно, — быстро прошептала Маша. — Собиратель по имени Матвей Беляев, который передал вам это сообщение, расскажет вам все подробности. Надеюсь… до скорой встречи.

Запись остановилась, запечатлев блестящее в свете камеры искорками пота лицо Маши.

Никто не решался заговорить первым. Только Рейджи, стоявший позади и ставший совершенно случайным слушателем секретной видеозаписи, что-то с удивлением пробормотал на китайском. Парочка охранников, не владеющие русским, перекидывались друг с другом беспомощным взглядом.

Долго сохранявший задумчивое молчание Ли, в конце концов, обратился к Матвею:

— Это ты Матвей Беляев?

Собиратель кивнул.

— Этой записи, — указал мэр взглядом на планшет, — всего пара дней. Почему Зотовой нет среди вас? Где она?

— На станции «Звездная».

Черные с ниточками проседи брови Ли чуть дрогнули от удивления.

— Это только первая часть её плана, господин мэр, — поспешил разъяснить Матвей. — Ваша помощь должна стать второй. И если вы уделите мне и моим друзьям немного времени, я расскажу вам всё и отвечу на каждый ваш вопрос.

Недоверие, прилипшее маской к лицу Ли в отношении посетивших его визитеров, на всего лишь короткий исчезла, обнажив мягкость в его взгляде. Он отодвинул один из рядом стоявших стульев и жестом велел Матвею присаживаться.

— Я весь внимание, — произнёс мэр.

Вся Машина затея по возврату «Копья» была изложена мэру «Чжуншаня» только к вечеру. Под самый конец Матвей чувствовал, как от разговора разболелась челюсть, а в глазах двоилось.

Выслушав его до конца, мэр подошел к стене и долго смотрел на неё так, словно на ней в деталях изложили невидимыми чернилами всё рассказанное Матвеем.

— Правильно ли я понимаю, — понуро проговорил Ли, почёсывая бородку, — что по замыслу Зотовой я должен бросить вызов одной из сильнейших станций во всей восточной части Антарктиды, надеясь при этом на чудо? — Его тронутое строгостью лицо обратилось к Матвею. С не прикрытом сарказмом он подчеркнул: — В этом заключается её блестящий план?

— Отрицать не стану, вся эта затея трещит по швам, — честно сказал Матвей. — Но мы можем предпринять хоть что-то…

Волнение за Машу вновь сжало его сердце.

— Она связывалась с вами? — уточнил Ли, кивнул в сторону положенной на стол портативной рации. — Сообщала какие-нибудь сведения?

— Нет, но…

— В таком случае боюсь, наш дальнейший разговор не имеет смысла. — Он вернулся к панорамному окну. — Я не намерен бросать своих людей в бездну слепой удачи.

'Всё в точности так, как и предсказывала Маша, — заключил про себя Матвей.

— Да как вы не понимаете! — возмутилась Арина. Ножки стула под ней с визгом проехали по полу. — Это касается всех станций в Антарктиде! Если такие люди как Буров будут нами управлять, мы обречены!

Но терпение Ли иссякло. Властным голосом он обратился к охранникам на китайском. Один из них подошел к Арине и схватил её за руку.

— Отпусти меня, урод!

Второй дулом автомата указал Матвею и остальным на выход.

В конференц-зале нарастала суматоха.

Неожиданно к мэру подошел Рейджи.

— Ли, друг мой! Давай не будет делать поспешных выводов. — Он повернулся к Матвею. — Думаю, у меня найдётся кое-кто, способный нам помочь.

Ли вновь гаркнул охранникам на китайском, и те отступили. Остальные, заслышав сказанное, превратились в слух, полностью отдавшись во внимание низкорослого старичка с хитрым прищуром.

— «Кое-кто»? — усомнился Ли. — Кого ты имеешь в виду?

— Помощника моей дражайшей сестры, Кана Минато.

Ли усмехнулся.

— Та семнадцатилетняя девчонка, её новый подмастерье? И скажи же мне на милость, друг мой Рейджи, каким образом она способна помочь?

Рейджи как будто бы намеренно выдержал паузу, чтобы сказанное им далее прозвучало словно великое откровение:

— Кто, если не человек, проживший почти всю жизнь на «Звёздной», знает, как там всё устроено?

Кана Минато зашла в конференц-зал с опущенной головой, настороженно оглядываясь по сторонам. Это была невысокая девушка с чёрными, как мазут, волосами, острым подбородком и удивительно большими глазами, в которых застыла тревога. Из длинного левого рукава куртки выглядывали пальцы с обгрызенными ногтями; вторая рука оставалась полностью скрытой.

Рейджи взял девушку за локоть и вывел вперед.

— Представься моим друзьям.

Кана сглотнула и быстро осмотрел всех, не решаясь долго задерживать взгляд на незнакомцах.

— Меня зовут Кана Минато… — Его голос дрогнул.

— Нет, нет, — рука старика Рейджи нежно коснулась лопатки девушки. — Представься своим настоящим именем.

Кана снова сглотнула, едва заметно мотнула головой несколько раз и осторожно, будто раскрывая страшную тайну, произнесла:

— Маслякова… Ева.

Один лишь её печальный голос вызвал в груди Матвея щемящее чувство жалости.

— Ева, этим добрым людям нужна твоя помощь. — Рейджи жестом обвел собравшихся. — Но сначала… — Он выдвинул стул. — Расскажи им, как ты попала к моей сестре?

Ева нерешительно села.

Сидевшая ближе всех к девушке Арина сказала ей:

— Не бойся. Тебя здесь никто не обидит.

— Мы всего лишь хотим поговорить, — подхватил Матвей.

— Не нужно бояться, — присоединился к остальным Рейджи. — Давай, расскажи, как тебя занесло на порог к моей сестре.

— Я и не боюсь, — прозвучал уверенный голос девушки. — Теперь не боюсь.

Ева быстрым движением тыльной стороной ладони вытерла нос, бросила взгляд на сидевшего вдалеке мэра Ли, задумчиво опершегося рукой о подбородок; потом неожиданно посмотрела на Тихона и с чуть слышным всхлипом произнесла:

— Ты похож на него.

Лицо парня залилось краской.

— На «него»? — неуверенно спросил он.

— Моего братика. Кирюшу.

На несколько секунд воцарилось неловкое молчание.

— А где он сейчас, твой брат? — осторожно спросил Матвей.

Девушка шмыгнула и указала пальцем в потолок.

— Там.

Скорбная тишина.

— Ева, — произнес Рейджи с придыханием, — я просил тебя рассказать, как ты оказалась у моей сестры.

— Я и рассказываю, господин Минато, — ответила она, чуть поклонившись. Потом снова обернулась к остальным. — Всё началось с моего брата. Отец вышел с ним в море, учить рыбачить. Но произошло несчастье, и Кирюша выпал за борт. Отец бросился спасать его, прыгнул прямиком в ледяную воду, но ничего не смог поделать. После этого случая он серьезно заболел, лежал в постели и все никак не поправлялся. Ему становилось всё хуже и хуже, пока через неделю не пришли люди с оружием и убили его.

Сказанные монотонно, словно прочитанные по бумажке слова, вынудили Матвея и остальных оторопело посмотреть друг на друга.

— Убили?.. — упавшим голосом спросила Надя. — За что?

— На «Звездной» всегда так делают. Если кто-то более не способен вносить вклад в пользу станции — его убивают за ненадобностью. Генерал называет это чисткой.

— Генерал? — переспросил Матвей.

— Угу, — кивнула девушка. — Он живет в горе.

— Горе? — уточнил Матвей.

— Да, рядом со станцией есть гора с большими воротами. Там живут лучшие из лучших. Герои «Звездной».

Матвей чувствовал, будто он мальчишка, которому рассказывают страшную сказку про злого Генерала, живущего в страшной горе.

— А ты видела этого Генерала? — спросила Надя, приняв на себя эстафету по задаванию вопросов.

Ева отрицательно покачала головой.

— Нет. Генерал никогда не выходит из горы.

Матвей обратился к остальным:

— Я помню, как Буров упоминал чистку и некоего генерала, замешанного в этом… — Он стал растирать лоб, пытаясь вспомнить. — Как же его звали?..

— Железнов? — подсказала Ева.

— Точно. — Матвей щелкнул пальцем. — Железнов.

— Он умер лет десять назад. Помню, я была ещё совсем маленькой, когда его завернутое в саван тело несли по коридорам жилых модулей, чтобы все жители могли с ним попрощаться. — Ева нахмурилась, вытащила руки из-под стола. — Странно, но я помню, мой папа плакал в тот день, а вот папа Саши, моего друга, напротив — смеялся от радости. Он мне тогда рассказал это по секрету, и я так и не поняла, мне то что делать: смеяться или плакать?

— Неужели жители «Звездной» спокойно мирятся с этим? — возмутилась Арина. — Почему никто из вас не дал отпор и не прикончил этого генерала?

Ева поскребла левой рукой щеку и положила её на стол.

— Не так-то просто добраться до того, кто сидит внутри горы, запертый за тяжелыми воротами, и в окружении своей армии, — сказала она. — Но ещё тяжелее попытаться осуществить нечто подобное, не зная, предатель возле тебя или союзник. Я слышала о нескольких попытках восстания против Генерала, но хорошо знаю только об одной, но она умерла ещё в зародыше…

Ева заколебалась.

— Саша, мой друг, выдал заговорщиков. Их расстреляли на следующий день, на глазах остальных звездных в качестве назидания. С тех пор никто не осмеливался больше сопротивляться.

— Но… почему твой друг это сделал? — удивилась Арина.

— Станция «Звездная» внутри горы и снаружи — два разных мира, тесно сосуществующих друг с другом. Звездные, живущие снаружи, мечтают рано или поздно попасть в гору, поскольку жизнь там, как говорят, в разы безопаснее и комфортнее. Но чтобы это произошло, звездный должен либо внести весомый вклад в общее благо станции, либо совершить героический поступок… Стать героем.

Ева опустил взгляд:

— Саша выдал заговорщиков Генералу, стал героем и теперь живет в горе.

— Да уж, героический поступок, ничего не скажешь… — ядовито прыснула Арина.

Матвей заметил, как на щеках девушки загорелся румянец. Интересно, отчего?

Неожиданным участником беседы стал Тихон, робко поднявший руку.

— М-могу я спросить? Почему никто из звездных… ну… не пытался сбежать?

— Все вездеходы недоступны для жителей наружной части станции.

— А что же рыболовные суда? Твой папа он же… ловил рыбу, я правильно услышал?

— Да, под пристальным надзором трёх охранников из горы, хоть они ему и не требовались — он полностью поддерживал методы Генерала.

Арина усмехнулась.

— Какая ирония…

Ева взглянула на неё, губы её дрогнули, а во взгляде блеснула икра презрения.

— Прости, — стушевалась Арина, — не следовало мне этого говорить.

Ева набрала воздуха в грудь и продолжила:

— На «Звездной» у Генерала много последователей. Но это всё потому, что у них нет выбора. Они ничего не знают о внешнем мире, а про другие станции им известно лишь то, что они едва сводят концы с концами. И только «Звездный» — единственный оплот человечества. Поэтому ради выживания они подчиняются Генералу в надежде однажды смогут жить в горе.

— Из двух зол выбирай наименьшее, — вздохнула Надя.

Ева кивком согласилась с её словами.

Снова наступило стеснительное молчание.

— Но ты, выходит, сбежала?.. — произнёс в тишину Матвей.

— Да.

— Почему? И как тебе это удалось?

Ева не отвечала. В её опущенном взгляде Матвей считал толику беспокойства, отчего почувствовал некоторую неловкость.

— Ты можешь не рассказывать, если…

— После смерти отца и брата, — резко прервала она Матвея, поборов неуверенность, — меня определили на разделку рыбы. В целом всё шло неплохо: я привыкла, даже немного приноровилась. С годами и вовсе стала одной из лучших — справлялась быстрее всех. Но однажды…

Ева замялась, вытащила из-за стола правую руку, затянула рукав и продемонстрировала культю, обрубленную в том месте, где должна была начинаться ладонь.

У Матвея тут же зачесалось его собственная культя. Он даже ощутил зуд между теперь уже отсутствующих пальцев.

— Это был самый обычный день. Рыбаки принесли клыкача, белокровок… много еды. — На её лице дрогнула улыбка. — Я работала с тесаком, замахнулась, чтобы отделить голову от туши, и в ту самую секунду… боже…

Девушка закрыла лицо ладонью и покачала головой. Все слушали затаив дыхание.

— Удивительно, как всего одна секунда может перечеркнуть всю твою жизнь. Вот я сейчас рассказываю это вам — секунды идут, и ничего не происходит. Но в тот день позади меня шёл рыбак с тележкой. Он поскользнулся на мокром полу и рухнул мне на спину, когда лезвие тесака уже опускалось. Он не упал ни раньше, когда я отрубила голову предыдущей рыбе и потянулась за второй, ни позже, когда я укладывала того клыкача на доску, а именно тогда, в ту самую секунду.

Ева спрятала культю в рукав.

— Мне помогли, сделали перевязку, пытались утешить, но я прекрасно знала, чем все это закончится. Уже вечером ко мне в модуль постучался палач. Бежать было некуда, скрываться тоже, у меня не оставалось иного выбора, кроме как впустить его. Когда я открыла дверь, то не могла поверить своим глазам: передо мной стоял Саша, тот самый, что в обмен на выдачу мятежников несколько лет тому назад получил в награду жизнь в горе. Он заверил меня, что не собирается меня казнить, а напротив: хочет спасти жизнь. Где-то он раскопал труп, выдал его за мой, бросил в море, а меня ночью тайно отвёз внутрь горы.

— Что ты там увидела? — Не терпелось узнать Матвею.

— Мне мало чего удалось рассмотреть. Помню только как открывались большие, толстенные ворота, а потом мы въехали в тоннель и немного погодя очутились в громадном гараже с кучей вездеходов… И больше ничего.

— Возможно… — задумчиво протянул Рейджи, поглаживая подбородок, — это какая-то военная база? В пятидесятых, если мне память не изменяет, все страны стремились построить подобную на территории Антарктиды из-за найденного там кобальта.

— Да, может быть, я не знаю, — пробормотала Ева.

— Что было потом? — спросил её Матвей.

— Саша спрятал меня в маленькой комнате и держал там несколько дней, пока одной ночью не разбудил и не уложил в большой стальной ящик, набитый батареями. Он дал мне тёплую одежду, немного воды и сушёного мяса, велел сидеть тихо и не вылезать ни при каких обстоятельствах — пока ящик не откроют его. С тех пор я его больше не видела.

Девушка на мгновение замолчала, затем продолжила:

— Потом где-то через час ящик со мной сдвинули с места и погрузили куда-то. Потом начался гул — скорее всего, двигатель вездехода. В стенках были щели, и через них мне удалось рассмотреть бетонные коридоры и огромные ворота. Один мужчина ввёл код на панели — ворота разъехались, и мы выехали наружу, с противоположной стороны горы. Проехали ещё немного… и я увидела другой вездеход…

— С моим помощником за рулем, — поднял руку Рейджи и озарился довольной улыбкой. — К великому сожалению, с недавних пор ушедший от нас в мир иной. Возвращаясь на «Чжуншань» он понятия не имел, что помимо заплаченных нам батарей везёт с собой это прелестное создание. Когда правда вскрылась, я, разумеется, не мог отослать бедняжку обратно, — рука оружейника осторожно легла на хрупкое плечо девушки, — и, ведо́мый врожденным сердоболием, тайно пристроил её помощницей к своей сестре, которая была только безразмерно рада приютить у себя Еву Маслякову, ныне скрываемую под выдуманным именем Кана Минато.

— Поверить не могу… — Надя строго посмотрела на Рейджи. — Ты торговал со «Звездной»?

— Разумеется! — Старик развёл руками. — Бизнес есть бизнес, моя дорогая. К тому же «Звездный» щедро платит за работу лучшего оружейника во всей Ледышке.

— Щедро платит, значит? — В голосе Лейгура прозвучали нотки заинтересованности.

Рейджи взглянул на Лейгура так, словно исландец только что стал невольным участником их разговора.

— Да, смею предположить, ваттов у них в избытке, поскольку их станция имеет самые высокотехнологические ветряки. Почти как «Моусон». Более того! — Он оттопырил указательный палец. — Они всегда доплачивают за скрытую торговлю, не на глазах у жителей собственной станции. Раньше для меня это было загадкой, почему они это делают, но теперь… Вы и сами всё слышали.

Надя откинулась на стуле, расставив ноги.

— Ну, по крайне мере теперь мы будем знать, чьи пули могут нам навредить, — бросила она с лёгким оттенком презрения.

— Навредить? — Ева растерянно заморгала, глядя в сторону Нади. — Вы хотите напасть на «Звездный»?..

Матвей обернулся к Ли. В течение всей продолжительной беседы он не сдвинулся с места, внимательно слушая историю несчастной девушки. Сосредоточению китайца можно было лишь позавидовать.

— Мы рассматриваем такую возможность, — ответил Матвей, ожидая, что Ли обязательно вставит слово. Однако этого так и не произошло. — Но сперва мы хотим узнать больше о «Звездной», выявить её слабые места для атаки. Возможно, ты можешь нам с этим помочь?

Ева задумалась, чуть нахмурив брови.

— Простите, — печально сказала она, — но я не могу вам помочь. Не потому, что не хочу, господин…

Собиратель растерялся на мгновение, прежде чем ответить:

— Зови меня просто Матвей.

— Матвей, — произнесла она, будто пробуя имя на вкус. — Так вот, я хотела бы вам помочь. — Виноватый взгляд девушки прошелся по другим участникам беседы. — Но, боюсь, мне неизвестны никакие слабые места «Звездной». Станция патрулируется круглосуточно несколькими конвоями внедорожников, а в море стоит «Твердыня», которая следит и за водой, и за берегом.

В этот раз Ли не остался в роли простого слушателя:

— «Твердыня»? Это еще что такое?

— Большой корабль с пушками, — чуть ссутулившись, произнесла Ева. — Очень большой.

Мэр скрестил руки на груди и быстро прошептал что-то на китайском. Именно тогда Матвей, заметив нечто обвинительное в лице Ли, осознал, что появление Евы в этой комнате с её душераздирающим рассказом никоим образом не изменит решение мэра.

— Но знаете… — вдруг заговорила девушка, — пожалуй, есть одно слабое место.

Ещё несколько секунд отчаявшиеся герои резко обернули к ней головы и внимательно слушали.

— Генерал, — ответила Ева. — Если бы вам только удалось покончить с ним и положить конец его тирании и лжи… — В глазах девушки блеснула влага. — Не все звездные его поддерживают, понимаете? Есть и те, кто мечтает о его свержении, но боится предпринять хоть что-то из-за опасений за свою жизнь или жизнь своей семьи.

— Боюсь, — разочарованно вздохнул Матвей, лишившись возможной зацепки, — чтобы покончить с ним, нам нужно оказаться внутри этой горы, которая, судя по твоему рассказу, совершенно неприступна.

— Постой, постой… — Надя встала из-за стола. — А что насчет того прохода, через который Ева бежала? — Она обернулась к девушке и спросила: — Можешь рассказать подробнее?

— Я рассказала всё, что помню. Этот проход в скале, с обратной стороны главного входа, расположенного у самой станции на берегу.

— А ворота? Как думаешь, их можно открыть? Может, есть способ взорвать их и зайти внутрь этой горы?

Ева медленно покачала головой.

— Я не знаю, может быть. Но с виду они выглядели весьма прочными и толстыми.

— Не думаю, что взрыв поможет, — добавил Рейджи, откашлявшись, — учитывая, что эти ворота ставились как раз в целях защиты от взрывов и прочего.

— Их открыли с помощью кода, — напомнила Ева. — К сожалению, рассмотреть его в тех потёмках я ну никак не могла.

— Дерьмо… — прошипела Надя и отвернулась к стене, схватившись за голову.

Теперь заговорил Тихон:

— Может быть… — неуверенно пролепетал он, — этот Саша и может нам помочь? Если бы он открыл эти ворота и впустил нас…

— С чего бы ему это делать? — возразила Арина. — Ты что, не слышал, что сказала Ева? Он глазом не моргнув сдал людей, ради теплого местечка в этой горе.

— Но если так, — задумчиво пробормотал парень и посмотрел на Еву, — почему он тогда спас тебя?

— Не знаю, — раздался её тихий ответ. — Возможно, ему стало меня жаль. В детстве мы с ним часто играли вместе, а в детстве он за мной даже ухаживал…

Ева тепло улыбнулась, погрузившись в воспоминания.

— Иного объяснения этому я не нахожу.

И вновь в конференц-зале наступило длительное молчание, однако в этот раз пропитанное легким разочарованием.

— Ваш рассказ тронул меня, милая девушка, — послышался голос Ли. Он вышел из-за стола. — Можете не беспокоиться, никто не узнает о вашей тайне. Даю вам слово мэра.

Ли подошел к Еве, спрятал руки за спиной.

— Рейджи, можешь увести девушку домой. Полагаю, мы услышали всё, что нам было нужно.

— Как скажешь, Ли. — Оружейник указал девушке на выход. — Ну что, моя дорогая, пора идти? И не забудь прихватить свое новое имя, — хихикнул он.

Ева поднялась, ответив ужимистой улыбкой опекуну. Взглянула в сторону выхода, где стоял мэр, потом возвратил взгляд к Матвею.

— Простите, что не смогла вам помочь, — сказала она с досадой.

— Все хорошо, Ева, — улыбнулся ей Матвей. — Береги себя.

Собиратель проводил взглядом уходящую следом за Рейджи девушку. Стоявший в дверях Ли обратился к Матвею и остальным тоном, не терпящим возражений:

— Мои люди не будут брошены в мясорубку под огонь корабля, о котором вы не упомянули…

Матвей вмешался:

— Мы не успели…

— … и не станут рисковать понапрасну жизнями! — Еще громче произнес Ли.

Медленно со своего места поднялся Лейгур, и двое стоявших всё это время безучастных к происходящему разговора охранников, ввиду их незнания русского, потянули руки к плечу, за автоматами.

Исландец уставил до безобразия спокойный взгляд на Ли.

— Этот крейсер я возьму на себя. У меня есть идея, как с ним покончить, но для этого мне нужен десяток хороших бойцов.

— Нет. — Дал мэр жесткий ответ, не задумываясь ни на секунду.

— Мне нужен этот крейсер, — настойчивее произнес Лейгур. — От этого зависит несколько тысяч жизней.

— И мне очень жаль, — сказал Ли. Матвей и вправду услышал в голосе старающегося до сих пор держаться безучастным к происходящему мэру нотку сожаления. — Но даже если вы каким-то чудом завладеете этим кораблем, с его помощью вам не удастся разрушить гору, где сидит этот самый Генерал.

Ли резко повернул голову к Матвею.

— Найдите решение с горой и, возможно, наш разговор состоится вновь. А до сих пор можете оставаться гостями «Чжуншаня». Я отдам распоряжение моему помощнику, вам подыщут комнату в этом здании.

Мэр кивнул своим охранникам и в их сопровождении покинул старый конференц-зал, оставив команду Матвея наедине с угрюмым молчанием.

Глава 12 Заноза

— … потратили уйму сил, на создание гнездышка для Жучка и Паучка, — закончил Гриша и полез в правый карман. — Пуленепробиваемое, толстое стекло шириной в пятнадцать сантиметров, система кондиционирования…

Его рука вяло перекочевала в другой карман.

— На переоборудование прежней лаборатории ушло чуть меньше года. Благо здесь было всё необходимое для работы оборудование. Кажется, ещё до Вторжения тут разрабатывали какое-то химическое оружие… Ну наконец!

Гриша победоносно поднял над головой ключ-карту. Почти все встающие на его пути двери с электронным замком становились невольными свидетелями его нерасторопности.

Он провел картой по считывателю, вернул её в широкий карман халата. Оказавшись с Машей в очередном коридоре, он вновь пустился в рассказ:

— Таким образом, гнездышко было готово за два дня до прибытия Жучка и Паучка.

Маша не преминула случаем утолить свое любопытство и поинтересовалась:

— Как вам удалось поймать их?

— Ох! — Гриша хихикнул, как получившая приятный комплимент девица. — Они устроили целую операцию! В августе отправили пять вооруженных отрядов к берегам Новой Зеландии на борту «Твердыни». Они нарочно выбрали этот месяц, чтобы попасть в желтую шкалу Дежнёва, которая равна…

— От минус пяти до плюс пятнадцати градусов Цельсия, — с легкой печалью произнесла Маша. Про четыре уровня опасности ей рассказывал еще Шаман во время первой экспедиции. — По статистике, столкнуться с мерзляками в желтом уровне опасности равен приблизительно сорока трем процентам.

— Точно! — ответил ей скромной улыбкой Гриша. — Изначально мы планировали, что каждый из отрядов доставит по особи. Но, к сожалению, не всем из них удалось справиться с задачей… — Он прочистил горло. — Зато теперь они посмертные герои станции «Звездная»! Это великая честь.

Маша подумала, что эти бедолаги наверняка с превеликим удовольствием обменяли бы «великую честь» на возможность жить дальше.

На пути возникла новая дверь, с надписью «СТОЛОВАЯ». И Гриша в очередной раз полез в карман.

— В левом, — подсказала ему Маша.

— Оу! Благодарю.

Он вытащил карту.

— Может, и мне уже такую дадут? Или я так и буду ходить хвостиком за тобой словно какая-нибудь практикантка?

А таковой она себе совершенно не чувствовала, напротив: её познания в вирусологии многократно превосходили знания человека, идущего сейчас с ней рядом. И она в этом убедилась сотни раз за минувшие сутки с тех пор, как оказалась в этой горе.

— Думаю, со временем это обязательно произойдет, Мария Вадимовна, — он провел картой по считывателю, дверь пискнула, — но пока мне велено сопровождать вас всюду из соображений безопасности. — Приложив ладонь ко рту, он склонился над её ухом и прошептал: — Генерал вам пока ещё не слишком доверяет. Но, поверьте мне, это всего лишь вопрос времени.

В столовой обедало человек десять, в основном охранники. Оторвавшись от кушанья, они сопроводили Машу подозрительными взглядами до самого окна выдачи, а после вернулись к еде и шумным разговорам.

— Две порции супа, пожалуйста, — сказал Гриша краснощекому повару.

Тем временем любопытство продолжало волновать Машу. Она не могла не спросить:

— Как вы их сюда доставили?

В миски им разлили водянистое нечто с маслянистыми кольцами. От ядреного запаха рыбы к горлу подступила тошнота.

— Прошу прощения? — Гриша уже окунул в жижу ложку и, не донеся до стола, отхлебнул супа.

— Мерзляков… — сказала она.

— Ах, вы про Жучка и Паучка! — Он нашел место, положил поднос на стол.

Маша зареклась, что ни за что не будет звать так этих тварей.

— По морю, заперев в супер-пупер надежных контейнерах. А чтобы они не буянили, им ежечасно вводили специальный раствор, парализующий их конечности. — Он услужливо положил перед ней миску. — Ну а потом, когда они уже прибыли сюда, перевезли их по тоннелю, прямиком в их гнездышко. Вот так!

Он стал улепетывать суп с быстротой солдата, торопящегося наесться до отвала перед предстоящим боем. Прежде Маша, наверное, сошла бы с ума от этого напрочь отбивающего аппетит концерта отрыжки и причмокивания, но не сейчас. Все ее мысли занимали вопросы. Например, как, черт возьми, Железнов прознал об истинной цели её экспедиции? Ведь если отталкиваться от слов Гриши, они начали подготавливать лабораторию менее года назад, то есть в те дни, когда ее научная группа уже была в пути?

Выходит, кто-то донес на «Звездную» о токсине. И этот кто-то был из ее близкого окружения.

Маша почувствовала, как волоски на её руках встали дыбом. Минуточку! Ведь если Генерал все знал ДО того, как началась её экспедиция, мог ли он внедрить своего человека в ее группу, как сделал это немногим позже, впихнув Бурова в спасательный отряд, организованный её отцом?

— Мария Вадимовна? — Гриша помахал рукой возле ее лица. — Вы слышите меня?

— А? Что?.. — Вышла она из раздумий.

— Вы ничего не едите.

— Спасибо, но я…

На пол с оглушающим грохотом упала Гришина миска, нарисовав жирное пятно. Маша, вздрогнув, вдруг ощутила чувство дежавю, словно еще недавно где-то ей довелось увидеть похожую картину.

Разговоры охранников на секунду умолкли. Все оглянулись в сторону их стола.

— Ох, вот же гадство… — раздосадованно произнес Гриша, печально и беспомощно уставившись на остатки обеда. — Я порой бываю таким растяпой…

«Порой?» — мысленно усмехнулась Маша.

— Можешь съесть мою, я все равно не голодна. — Она подвинула к нему миску.

— Вы уверены?

— Да, да, ешь.

Выданный ей халат, насквозь пропитанный вонью, сравнимой со смрадом тухлых яиц, отбивал у неё всяческий аппетит. И всё это благодаря нерасторопности её собеседника, умудрившегося плеснуть ей на рукав несколько капель вонючей жидкости, в тот момент, когда она изучала содержимое веществ, хранившихся в холодильниках. Кажется, это был меркаптан — по крайней мере, она так решила, хотя до конца уверена не была. С тех пор прошло уже несколько часов, а запах всё не выветривался. Ещё утром Маша поставила у себя в голове галочку с подписью: «Попросить замену халата». Но с каждым часом эту галочку всё настойчивее вытесняли мысли о «Копье».

*Меркаптаны — сернистые соединения, имеющие резкий специфический запах

Охранники возобновили громкие разговоры.

— Спасибо, — застенчиво пробормотал Гриша и подвинул суп к себе, задумчиво поболтал в нем ложкой и вдруг спросил: — Мария Вадимовна, могу я задать вам вопрос?

Маша хмыкнула:

— Ну, попробуй.

Гриша немного наклонился вперёд и понизил голос, будто собирался сообщить нечто крайне важное:

— Как вам удалось пережить лето? Там… на Захваченных Землях?

Она знала, что рано или поздно он непременно коснётся этой темы.

— Начнем с того, что перестань звать меня по имени-отчеству. Меня это страшно нервирует.

Гриша быстро покачал головой:

— Разумеется!

— А что касается твоего вопроса, Гриша… — она наклонилась к нему в ответ и тоже перешла на шепот. — Давай сойдемся на том, что ты мне больше никогда не будешь его задавать.

Вытянутое лицо её собеседника побледнело и неожиданно растворилось во тьме. Электричество вырубилось, двери с кодовым замком щелкнули и открылись, впустив в помещение столовой моргающий свет, моргающий ярко-красным. Оглушительный сигнал тревоги завывал совсем как услышанный ей однажды волк в северных лесах России.

Маша почувствовала смятение и тревогу от немедленно посетившего ее предположения, что «Чжуншань» откликнулся на помощь и прямо сейчас идет атакой на «Звездную». Однако эта версия была отринута мгновенно, поскольку она прибыла сюда лишь два дня назад, в то время как Матвей с остальными должны были оказаться у китайцев только вчера.

— Не переживайте, Мария… Маша, — заверило ее совершенно спокойным голосом красное лицо напротив. — Это закончится с минуты на минуту.

И действительно, как и предсказал Гриша, тревога вскоре утихла, а с ней и наступила тишина, которая немедленно нарушилась возрастающей болтовней охранников.

— Такое периодически возникает вот уже месяц, — объяснил Гриша, возвращаясь к обеду. — Срабатывает ложная пожарная сигнализация, из-за чего открываются все двери на станции. Ребятам из энергоцентра приходится отключать ее вручную. Но скоро это должны починить…

У Маши по спине побежали мурашки.

— Все двери⁈ — в ужасе пробормотала она. — А как же мерзляки? Ведь они…

— О, не беспокойтесь, Жучок и Паучок остаются в клетках. — Он выловил кусочек рыбы в жиже под название «суп», понюхал ее и закинул себе в рот. — Когда это происходит, — говорил он, жуя, — все важные системы, вроде главных ворот и, разумеется, клетки Паучка с Жучком, автоматически переходят на аварийное питание. У нас здесь все предусмотрено.

Возле входа в хранилище, наряду с теми двумя охранниками, стоял Буров.

— А, товарищ сержант! — расплылся в улыбке Гриша. — Какими судьбами?

Машина рука невольно превратилась в кулак. В голове мелькнула дурацкая мысль: вот бы она умела стрелять пулями из глаз! Прибила бы этого ублюдка прямо здесь не раздумывая.

— Собираюсь понаблюдать за работой вашего новоиспеченного тандема, — он медленно обратил взгляд к Маше и слегка склонил голову, в немом приветствии.

— Какая приятная неожиданность! — оживился Гриша.

— Что у вас сегодня на повестке дня? — сказал Буров, не сводя глаз с Маши.

— Ну мы собираемся…

— Меня интересует, что ответит твоя коллега.

Гриша замялся, облизал губы.

— К-конечно. Мария Вла… то есть, Маша? Можете вы…

Она резко и без запинки ответила:

— Мы намереваемся вести непрерывный мониторинг кинетики реакции и спектральный анализ образцов, чтобы оценить селективность, стабильность и профиль деградации молекулы.

— Одним словом, — вмешался чуть погодя Гриша, нацепив на лицо приторную улыбку вежливости, — мы хотим проверить, насколько токсин стабилен и предсказуем при определённых условиях. Следим, чтобы он не распадался и не терял нужные свойства.

Сержант отступил в сторону и дал им пройти в тамбур-шлюз.

— Что ж, будет крайне любопытно взглянуть, — произнес он с тоном, отнюдь не затронутым любопытством. Его подослал сюда Железнов, следить за ней, за каждым ее шагом. Маша это прекрасно осознавала и горячо сердилась.

Ученые надели костюмы химзащиты, прошли дезинфекцию и уже через несколько минут стояли напротив ящика-платформы, в ровном гуле фильтров и холодном свете панелей. Под визорами отражался слабый блеск стекла; в ящике-платформе рядами лежали колбы с «Копьем».

— Ладно, я пойду подготовлю оборудование, а ты подвези образец, — сказала Маша.

— Понял, — кивнул Гриша, облизал губы и выдвинул верхнюю рамку с образцами, осторожно положив её на тележку. — Образец двадцать три, верно?

— Да, а после него…

Гриша взялся за ручку, потянул на себя тележку. Вдруг та неожиданно подпрыгнула, наехав на что-то. Правый ряд держателей дрогнул, и лоток, где лежали три дюжины колб, поехал наискось.

— Токсин! — крикнул Маша.

Гриша вытянул руки, поймал одну из них, а другой рукой удержал тележку. Но две колбы все же выскользнули из гнезд и ударились об пол, превратившись в порошок из стекла и синей жидкости. Другая, чудом не разбившись и отделавшись лишь парой трещин, укатилась к стене. Остальные образцы звонко пели дрожью в лотке.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо!.. — нервно шептал он. Его запотевший визор затянулся молочной дымкой.

Маша быстро и аккуратно перешагнула через разбитые колбы, взяла из его рук лоток и медленно, словно малыша в колыбель, уложила на платформу, задвинув его обратно в холодильник.

Эти несколько секунд показались ей вечностью.

— Ты… — заговорила Маша, наконец обретя возможность снова дышать.

— Это я, я виноват! Я случайно наехал себе на ногу. Боже…

Ей вновь с величайшим трудом удалось сдержать порыв наорать на этого до смерти перепуганного человека.

— Вот что… — выдавила она, — иди-ка ты отсюда, передохни, отдышись. Я все сделаю сама.

— Но…

— Не вынуждай меня повторять дважды, — прошипела она сквозь сжатые зубы и подумала про себя, что если он сейчас снова начнет отстаивать свое присутствие здесь — непременно врежет ему по зубам.

Гриша тихонько кивнул и поплелся к выходу, словно лунатик. Проводив ее взглядом, Маша заметила сквозь наблюдательное стекло Бурова, ставшего свидетелем происшествия. Его широкая фигура отчего-то выглядела еще более устрашающей, чем прежде.

Одному богу известно, что было прямо сейчас у него на уме.

Вечером Маша вернулась в лабораторию измотанная, но в неожиданно приподнятом настроении. Она изо всех сил старалась скрыть от Гриши глупую улыбку — такую, словно кто-то подцепил её за уголки губ крошечными крючками и то и дело дергал.

И тогда Маше пришлось рассказать ему о своих успехах в работе с «Копьем», который, по всем признакам, со временем может стать ключом к спасению человечества.

Маша говорила живо, постоянно жестикулировала, описывала каждую деталь вплоть до мелочей, пока Гриша сидел напротив с полуоткрытым ртом, используя его лишь в тех случаях, когда нужно было задать встречный вопрос.

— Ты себе представить не можешь, как я скучала по всему этому, — сказала Маша, оглядываясь по сторонам. — Лабораторные запахи хлора с антисептиком, склянки с микроскопами… Мне всего этого чертовски не хватало.

Она почувствовала, как в глазах завелась теплая влага. Удивительно, как любимая работа отвлекла её, заставив на мгновение позабыть с какой целью она прибыла на «Звездный». Но пришедшее вскоре осознание этого чуть приглушило её взвинченную до предела радость.

— Вы за несколько часов проделали работу, на которую я потратил бы месяц, если не больше, — подметил Гриша, печально ухмыльнувшись.

Он ударил себя ладонью по лбу.

— Кретин, это надо же!.. — процедил он сквозь зубы. — Угробить два образца из-за своей неуклюжести!

Маша промолчала. Ей вдруг стало донельзя жалко этого болвана.

— У меня вечно все валиться из рук. Всю жизнь я такой. Даже в простых мелочах. Гвоздя не могу забить, не ударив себе по пальцу. Это какое-то проклятье скажу я вам, Мария Вадимовна.

Больше всего Маше не хотелось обсуждать разного рода суеверия.

— Так, — сказала она ему, — что я тебе говорила про «вы»? Просто Маша, ясно?

Гриша чуть заметно кивнул.

— А что касается твоей неуклюжести… — Она задумалась на секунду над ответом. — Впредь мы просто не будем тебя подпускать к хрупким и важным вещицам. Будешь помогать мне в…

Дверь за ее спиной открылась. В проходе стоял Буров.

— Вы оба, за мной.

Гриша набрал воздуха в грудь, выдохнул.

— Ну что ж… — произнес он сиплым голосом, — пора отчитываться перед начальством за потери.

Вдвоем они вышли из лаборатории и последовали за Буровым. Как-то незаметно к ним сзади пристроились двое охранников, с оружием.

Гриша шепотом разговаривал сам с собой, видимо, репетировал предстоящее объяснение. У Маши же полученное от работы счастье выветрилось окончательно, и теперь она чувствовала, как усиливается тревога.

Они дошли до того самого гаража с кучей транспорта. Всюду стояла плотная тьма. Из всей армии вездеходов признаки жизни подавал всего лишь один. Свет его ярких фар освещал небольшой участок.

— О нет, нет… — забормотал Гриша. — Неужели они…

— Мария Вадимовна! — Из тьмы в свет фар вышел сам Железнов. — Очень рад вас видеть!

Он протянул ей руку. Маша нехотя пожала его костлявую и холодную ладонь.

— Как проходят ваши первые дни на «Звездной»? — Он убрал руки за спину и выпрямился, насколько ему позволяла чуть сгорбленная осанка.

— Сойдет, — солгала она.

Тонкие и обветренные губы старика согнулись в улыбке.

Боковым зрением Маша заметила, как Гриша буквально дрожал от волнения, а покрытый испариной лоб поблескивал в свете фар.

— Мария Вадимовна, вы же помните наш с вами первый разговор два дня назад, на этом самом месте? Про холодную войну за кобальт?

Маша кивнула, не понимая, какое это имеет отношение ко всему происходящему.

Железнов, сцепив руки за спиной, медленно двинулся к вездеходу, перекрыв свет одной из фар.

— Знаете, — заговорил он, — чему меня научила та война? Что такие понятия, как честь и достоинство и вся эта высокопарная чушь не что иное, как прикрытие для трусов. Поводок для сдерживания могущественной силы, навязанный нам врагами.

Он прислонился к радиаторной решетке вездехода, сложил руки на груди.

— И все же одно дело так думать, и совсем другое — реализовать на практике. Полагаю, Мария, вы, будучи приверженцем науки, это прекрасно осознаете.

Маша слышала громкое дыхание стоявшего рядом Гриши.

— Вторжение подарило мне возможность проверить мои убеждения, так сказать, в поле, на практике. Я стал выдирать их одну за другой, эти проклятые занозы: тщедушие, сердоболие, слюнтяйство, всю эту слабость, скрываемую под яркой упаковкой с названием «Честь». Я избавлялся от неё, чтобы она не занесла инфекцию. — Он занес руки кверху. — Взгляни на меня наши отцы, наши предки, нарекли бы меня подонком. Ну что ж, пускай в их глазах я буду слыть подонком! Но зато взгляните, чего я добился! «Звездная» — самая могущественная станция во всей Антарктиде!

Маша поспорила бы с явным заблуждением, которым окутал себя этот вышедший из ума старик. Вся его заслуга была лишь в том, что ему повезло осесть в одной из лучших станций во всем шестом континенте, с новейшими в те времена ветряками и бонусом в виде секретной базы в горе. Окружил себя кучей вооруженных прихвостней, делясь всеми благами «Звездной».

Совсем как и другой сумасшедший фанатик в западной части Антарктиды, прикрывающийся божьим промыслом.

— Вы говорите так, будто мы прямо сейчас на войне, генерал, — решилась ответить Маша.

— Но разве это не так? — ухмыльнулся тот.

— Это так, — спокойно ответила Маша, — но с существами из иного мира, а не с себе подобными. Потому что вы звучите именно так, словно застряли в пятидесятых!

Несмотря на предостерегающие взгляды охранников, она приблизилась к Железнову на шаг.

— До меня доходили слухи о ваших методах, — поморщилась в отвращении Маша. — Называйте это как хотите, только вот человечество такими способами точно ни выиграет. Потому что если люди начнут поддерживать ваши изуверские методы выживания, то они прикончим друг друга быстрее, чем это сделают мерзляки.

— Огромное заблуждение, моя дорогая! — громко и жестко произнес Железнов. — Люди веками воевали друг с другом, убивали, калечили — и при этом их численность только росла. Если раньше короли и президенты отдавали приказы уничтожать всех подряд, не задумываясь, то я действую иначе: точечно, аккуратно… с хирургической точностью, если угодно, тем самым предотвращая еще больше смертей!

Маша поняла: переубедить старика, в чьём сознании намертво засела собственная правота, — задача непосильная, если не вовсе невозможная. Да и ко всему прочему на «Звездную» она пришла не за этим.

— Прошу прощения за столь длительное отступление, — сказал генерал, сверкнув обнаженными зубами. — Теперь я чувствую себя намного легче, закончив нашу небольшую беседу, начавшуюся в этом самом месте. Не люблю оставлять дела не завершенными…

Он отошел от вездехода, выдохнул:

— Сегодня я получил отчет о вашей работе в хранилище, Мария Вадимовна. Потрясающая работа! Браво! С моей стороны было огромным упущением не приказать сержанту Бурову вызволить вас вместе с токсином сюда ещё тогда, в Москве, прямиком в нашу лабораторию. Эту вину я полностью возлагаю на свои плечи.

— Сомневаюсь, что я бы согласилась.

Железнов ухмыльнулся:

— Уверен, сержант Буров нашел бы правильный подход!

«Ударить по башке, вырубить и связать — вот и весь подход» — подумала Маша.

— Помимо этого мне также сообщили об инциденте с двумя образцами…

И тут Гриша, словно ожидая своего выхода на сцену, вышел вперед и донельзя раболепным голосом заговорил:

— Товарищ генерал, это произошло совершенно случайно. Прошу вас, дайте мне еще один шанс! — Он сложил руки в умоляющем жесте. — Не отпускайте меня. Я не хочу возвращаться домой…

Гриша кивнул в сторону водителя вездехода, чей силуэт теперь был едва различим впотьмах.

— Отпускать вас? — Железнов криво усмехнулся, глядя ему прямо в глаза. — Что вы, об этом и речи не идет! Нет, нет, вас я сюда позвал лишь потому, что не хочу заставлять и без того обремененных делами людей отмывать пол в лаборатории.

Гриша дернул головой.

— Отмывать пол? Прошу прощения, товарищ генерал, но я не…

— Сержант. — Кивнул Железнов в сторону подчиненного.

В барабанную перепонку Маши толстой иглой вонзился грохот выстрела, а после наступил протяжный и оглушительный звон.

Гриша рухнул возле ее ног как подкошенный, обхватив двумя руками шею. Между крепко сжатыми пальцами толчками прыснула кровь, стекая на его куртку, штаны, пол. Рот издавал хрипящий звук — он был еще жив.

Выйдя из внезапно охватившего ее паралича, Маша упала перед Гришей на колени.

— Вы что, совсем рехнулись⁈ — крикнула она в сторону генерала.

— Увы! Григорий Семенович допустил слишком много ошибок, — буднично проговорил Железнов, оставаясь совершенно безразличным к агонии извивающегося тела. — И сегодняшний случай не был единичным.

Буров грубо пихнул Машу и произвел еще один выстрел, в голову. Каша из мозгов распростерлась вокруг подобно жуткому нимбу. В широко распахнутых глазах посмертно застыло выражение ужаса.

Генерал щелкнул пальцем в сторону вездехода. Двери открылись и оттуда вышли двое мужчин.

Железнов сел на корточки возле сидевшей на коленях Маши, наблюдающей, как тело её теперь уже бывшего помощника тащат в салон, оставляя жирную полосу из кусков мяса и осколков черепа.

— Всякую занозу нужно успеть выдернуть, — с придыханием молвил генерал, провожая взглядом в последний путь покойника, — иначе из-за нее все тело рано или поздно может быть подвержено инфекции.

Железнов встал, его колени щелкнули.

— Вы показали блестящий результат сегодня, Мария Вадимовна, — сообщил он. — В связи с чем я поздравляю вас с новым назначением. Теперь вы ведущий ученый в нашей лаборатории. — Генерал коснулся её ладоней. Маша дрогнула от холодных и скрюченных пальцев, но не сопротивлялась. — В ваших хрупких руках будущего всего человечества! Не подведите нас.

Он отпустил ее и направился к входу в базу.

Маша так и продолжала сидеть на коленях, наблюдая, как в темноте тоннеля растворяется вездеход с человеком, с которым она общалась всего полчаса назад. Теперь он покойник.

Ей казалось, что она привыкла к смерти после всего пережитого. Да ни черта подобного. К этому невозможно привыкнуть.

— Идем, — обратился к ней сержант, протягивая руку помощи.

— Да пошел ты, — сказала она, поднявшись самостоятельно.

Выйдя в коридор в сопровождении Бурова и охранников, Маша нащупала в кармане халата ключ-карту Гриши, которую успела стащить мертвеца из левого кармана. В её голове медленно созревал очередной, безумный план, порожденный отчаянием.

Глава 13 Три шага

К ней представили охранника, здоровенного детину выше ее на голову, вооруженного до зубов так, будто его вот-вот пошлют на Захваченные Земли биться с мерзляками. Здоровяк молча следовал за ней всюду, буравя ее затылок хмурым взглядом. Однажды она попыталась разговорить его методом Арины Крюгер и спросила, отчего он такой сукин сын? На что гигант ответил безразличным мычанием.

Постоянное прибывание рядом её нового компаньона в лице Тихони — такой кличкой она нарекла его после того, как тот за все сутки прибывания с ней разве только откашлялся, — существенно осложняло ее новоиспеченную затею из трех шагов. По крайне мере один из них, второй по счету самый трудный. Третий же, последний шаг, для неё оставался скрыт завесой тайной, и чтобы ее снять, необходимо выполнить шаг первый. Именно к его исполнению она приступила прямо сейчас, велев Тихоне, дежурившего возле входа в лабораторию, сопроводить ее до места, где она может воспользоваться радиосвязью.

Тихоня, конечно же, не исполнил её просьбу, а просто загнал ее обратно в лабораторию и запер. Вернулся он только полчаса спустя вместе с Буровым.

— И зачем это тебе понадобилась радиосвязь? — с порога спросил он.

— Мне нужно связаться с дядей, — решительно заявила она.

— Вот как? И зачем же?

— Я пообещала ему, что обязательно сообщу о своем прибытии сюда. Чтобы он не волновался. — Всю причину она выдумала и отрепетировала заранее и сейчас прилагала все усилия, чтобы её речь звучала вполне естественно.

Буров сложил руки на груди.

— Ты уже третий день здесь. — ухмыльнулся он. — Почему именно сейчас?

Маша знала, что он спросит нечто подобное.

— Вспомнила только сегодня утром. Видишь ли, эти несколько дней стали такими насыщенными на события вроде мерзляков за соседней стеной и убийством у меня на глазах моего коллеги, чья помощь, к слову, мне сейчас очень бы пригодилась, что я совершенно запамятовала об обещании, данном дяде.

Буров повел плечам.

— Хорошо. Я свяжусь с ним лично и сообщу…

— Нет. — резко оборвала она. — Дядя должен услышать мой голос, иначе как он поверит, что со мной все в порядке?

Сержант задумчиво потер свои пышные усы. Молчал.

— Можешь стоять рядом, если хочешь, — настаивала Маша и переняла его позу, сложив руки на груди. — Слушай каждое мое слово, можешь даже в блокнотик записывать. Мне скрывать нечего.

Буров задумался на минуту, разглядывая её с головы до пят и словно выгадывая, в чем здесь может скрываться подвох? Потом поглядел на Тихоню, кивнул ему.

— Ну что же, идем.

Вышли из лаборатории, и Маша, стараясь не подавать виду, сосредоточилась, запоминая маршрут: По коридору налево, затем вправо, рядом с разбитой лампой над входом. Потом…

— Чем это от тебя так воняет? — пробубнил сержант.

— Что? — отвлеклась Маша.

— Что это за вонь? — Он сморщил нос. — Вроде как от твоего халата. Что это?

…идем дальше, никуда не поворачиваем. Вроде здесь не так людно.

— Ты таких слов не знаешь.

Последнее, чего ей хотелось — это иметь хоть малейшую беседу с этим человеком.

По-прежнему вперед.

— Кстати, я же все забываю поинтересоваться: как поживают остальные? — произнес сержант так, словно они были парочкой неожиданно встретившихся друзей.

Маша посмотрела на него и заметила, как его левый ус согнулся дугой в ухмылке.

— Матвей, и эта девчонка… — продолжал он и обернулся к ней. — Арина, кажется?

Маша молчала.

Третья дверь налево… Снова длинный коридор.

— Соболева тоже выжила, это хорошо. Отличный солдат! — Он негромко хохотнул. — Это правда, что с ней был ребенок? Совсем малыш?

Значит, ее догадки о крысе на «Прогрессе», сливающей всю информацию на «Звездный», оказались правдивы. Иначе откуда Буров мог прознать даже про ребенка?

— Не поделишься секретом, кто папаша?

Маша не отвечала, усиленно сосредоточившись на дороге.

Так, здесь прямо и прямо…

— Молчишь… — улыбнулся. — Дай-ка я попробую угадать, а?

Боковым зрением Маша заметила, как он уставился на нее.

— Беляев?

Ее кулак в кармане сжался.

— Нет, не похоже на то. Неужели Эйгирсон? Этот психопат-детоубийца?

Глаза сержанта так и впились в нее. Хладнокровие медленно покидало Машу.

— Тоже не он! Хм… — Его пальцы поскребли подбородок. — Круг подозреваемых медленно сужается, а? Может, капитан из твоей команды успел обрюхатить ее? Я всегда подозревал, что у Соболевой хреновый вкус на мужиков, но чтоб настолько?..

Ублюдок чертов. Грязный…

— Ты погляди-ка, и он здесь не при делах! Остается… — Черные как смоль брови вздернулись. — Неужели этот верзила с тупыми шутками? Дружок Матвея?

— Может, ты уже наконец закроешь свою поганую пасть?

Она не выдержала, больше не выходило. Ублюдок вывел ее, за что она немедленно поплатилась.

Стальные, пахнущие кислым металлом пальцы впились в её горло, мешая вздохнуть. Ей захотелось закричать, позвать на помощь, но изо рта вырывалось лишь хриплое клокотание.

— А теперь слушай меня очень и очень внимательно, — произнес он до ужаса ледяным голосом. — Я нутром чую, ты и твои дружки что-то затеяли. Собираетесь свести счеты со злым сержантом Бурову за то, что он бросил вас там, да? Так вот, советую тебе крепко подумать, прежде чем ты соберешься выкинуть какой-нибудь фокус. Иначе…

Его пальцы сомкнулись еще сильнее, полностью лишив ее возможности дышать.

— … пострадает не только «Прогресс», но и шестеро твоих дружков. А ублюдка Соболевой я голыми руками придушу во сне. Моргни два раза, если тебе это понятно.

Маша моргнула больше двух раз.

Его хватка ослабла, и она очутилась на полу, держась за горло и пытаясь откашляться. Взор размыла влажная и тёплая пелена.

Он встал на ноги и накрыл её собственной тенью. Маша, в полной мере убежденная, что он её сейчас прибьёт голыми руками, попятилась задом, пока не уперлась в стенку. Потом открыла рот, чтобы закричать, но по комнатке разнеслось лишь булькающий хрип.

Тихоня, стоявший позади сержанта, оставался совершенно безразличным к происходящему.

— Мы на месте, — строго молвил Буров и указал на Машу. — Помоги ей встать.

Тихоня взял её под локти и резко поднял. Она не сопротивлялась, по-прежнему пытаясь набрать воздуха в грудь. Пальцы Бурова как будто бы до сих пор сжимали ее тонкую шею.

Они зашли в небольшую комнату. Вдоль стен по старинке висели полки, забитые папками и бумажными журналами. В углу стоял верстак с наваленной на нем кучей разных приборчиков. Ну и сердцем всего этого помещение был стол с радиоаппаратурой, за которым сидел низенького роста радист с колючей, седой щетиной.

— Свяжи меня с мэром «Прогресса», — с порога бросил Буров.

Радист, не вдаваясь в излишние детали, принялся настраивать частоту, приложив наушник к левому уху.

— Станция «Прогресс», говорит станция «Звездный». Как слышите меня, прием?

Вскоре они получили ответ и велели подождать. К тому времени Машина шея перестала ныть, и она еще раз тщательно в мыслях проговаривала про себя весь пройденный ими маршрут до этого самого места.

Дядя вышел на связь спустя минут пятнадцать.

— Говорит мэр «Прогресса», Михаил Зотов.

Радист подвинул к Маше микрофон.

— Дядя, это я, Маша. — Она покосилась на Бурова, внимательно наблюдающей за ее разговором.

— Машенька! — раздался удивленный голос с той стороны.

И пока дядя не успел ляпнуть чего лишнего, что непременно могло вызвать подозрение у сержанта, Маша спешно ответила:

— Со мной все хорошо. Прости, что сразу не вышла на связь. На меня столько всего навалилось…

— Эм… да! Ничего страшного, дорогая! Я понимаю! Это большая ответственность.

— Отключай, — вдруг велел Буров радисту.

Тот вопросительно взглянул на него.

— Маша, прием? — стучало из динамиков.

— Делай, что говорю, — тверже произнес Буров.

— Дядя, мне пора… — успела произнести Маша, прежде чем радист щелкнул рычажком, отключив связь.

— Полагаю, твой дядя в полной мере убедился, что с тобой все в порядке, — заключил сержант и перевел взгляд на Тихоню. — Отведи ее обратно.

Маше даже захотелось сказать Бурову спасибо за то, что по его инициативе разговор с дядей прошел значительно быстрее. Она понятия не имела, о чем с ним можно было еще поговорить, его она ненавидела примерно так же, как и Железнова.

В любом случае первый шаг к осуществлению ее сумасшедшей затеи был успешно завершен, если не считать отпечатка красных пальцев на шее и невозможности вдохнуть полной грудью еще несколько часов.

Теперь она знала, где находится центр связи.

Шаг первый сделан. Он был самым простым. Оставалось еще два, в этот раз чертовски трудных.

Очередной день на станции «Звездная» близился к завершению. Об этом подсказывали затихшие в коридоре шаги, умолкнувшие голоса, порой проносящиеся мимо ее двери, и страшная усталость, прижимающая Машину голову к рабочему столу, за которым она провела весь день.

Она то и дело поглядывала на дверную щель, где иногда мелькала тень ее надзирателя. Ждала, когда он, наконец, войдет убедиться, что она никуда не испарилась. Маша засекала и узнала, что он совершал подобную проверку каждые двадцать минут.

И вот послышался писк электронного замка, и в дверном проеме появилось хмурое лицо. Глаза-щелки осмотрели лабораторию и остановились на сидевшей за столом пленницы, разглядывающей в микроскопе образец, и голова Тихони вернулась в коридор. Двери отозвалась отчетливым щелчком, и Маша спешно отпрянула от окуляра и нажала на кнопку ваттбраслета, где заранее был выставлен таймер в двадцать минут. Потом побежала в уборную, щелкнула включателем и пустила воду в душе — это должно убедить Тихоню, что она все еще здесь, моется. Не ввалиться же он проверять, как она там?

Ведь так?..

Маша быстро умыла лицо. Взглянула на себя в зеркало:

— Сделай это.

Залезла под раковину и вытащила из-под треснутой плитки под столом Гришину ключ-карту.

Пришла пора для второго шага — выбраться из лаборатории незамеченной. И для осуществления этого был только один способ. И боже мой, как её бросало в дрожь на протяжении всего дня, когда она думала, что ей предстоит.

Увы, другого пути нет.

Быстрым и одновременно тихим шагом она направилась в сторону Гнезда. Кажется, это единственное придуманное Гришей название, с которым она была готова согласиться и принять. Поднявшись на платформу, она активировала сенсорный экран и первым делом избавилась от затенения стекла. Мерзляки как по команде бросились в ее сторону, с громким грохотом ударившись о невидимую преграду. Их горячее дыхание оставляло большие испарины, свирепые визги шуршали из динамиков над головой.

Маша прочесала взглядом их клетку и, наконец, нашла то, что искала. Широкие ворота, соединяющие тоннель и Гнездо, находилась в самом центре помещения.

Туда ей было и надо.

— Ну что, Жучок и Паучок… — прошептала она, — пора баиньки…

Она коснулась поворотной ручки и сместила ее к показанию пять градусов Цельсия, совсем как это делал Гриша. В пределах желтой шкалы Дежнева. Опускать еще ниже она не решалась, боясь прикончить пришельцев. Делать этого ей не хотелось как минимум по двум причинам, самая веская из которых — два мерзлячьих трупа обязательно вызовут подозрение. Ну а вторая — ей хотелось, чтобы как только с Железновым и его шайкой будет покончено, у нее оставалось два живых подопытных для создания токсина.

Все повторялось точь-в-точь как в ее первую встречу знакомства с Жучком и Паучком. Оба мерзляка начали покачиваться, и один из них…

— Нет-нет-нет!

…свалился прямиком возле дверей.

— Дерьмо!

Маша быстро взглянула на таймер. Время таяло, как кубик льда под палящим солнцем. Оставалось всего пятнадцать минут.

Может, перезапустить? Попробовать немного позже после очередной проверки Тихони? А если он снова свалится на том же месте⁈

Дерьмо! Дерьмо!

Сердце протестующе стучало, отговаривая ее от всего этого безумия. Она даже вообразила себе картину, как Тихоня заявляется в лабораторию через пятнадцать минут и, не отыскав ее в уборной, в конечном счете находит ее здесь, размазанную кровавым пятном по стеклу — все, что осталось от Марии Зотовой, надежды человечества. Трагичный конец, ничего не скажешь.

И все же она решила рискнуть. Не было никаких гарантий, что в следующий раз мерзляк соизволит упасть чуточку левее, уступив ей немного пространства. Даже если бы это произошло, это все равно не помешает ему добраться до нее за считаные секунды.

Зафиксировав ручку на нужном количестве градусов, Маша подошла к двери, ведущей прямиком в клетку. Дрожащей рукой провела ключ-картой по считывателю и почувствовала, что вот-вот описается от страха.

«Соберись, родная…» — мысленно утешала она себя.

Дверь пискнула и открылась.

Ноги Маши налились свинцовой тяжестью, когда она переступала порог. Сердце теперь не просто протестовало, а клокотало как сумасшедшее, грозясь вот-вот прорвать грудную клетку.

Жучок лежал всего в паре метров от нее, издавая странный звук, напомнивший ей свист сквозняка, просачивающийся в комнату через едва заметную щель. Передняя конечность с острым концом подергивалась в судороге, царапая пол. Бледный глаз едва заметно моргал тусклым светом жизни, на мгновение становясь ярче и затухая.

Не упуская ни на секунду мерзляка из виду, Маша вжалась в стену. Выступивший по всему телу пот стал холодным; пальцы, нащупывающие путь, озябли. Плотно зажатые губы не выпускали просящийся наружу воздух, который своей громкостью заставит проснуться эту тварь. Отчего-то Маша была в этом абсолютно уверена.

Расстояние между ней и Жучком сокращалось. Сначала два метра, полтора, метр…

В этот короткий промежуток Маша уверовала в бога. Вспомнила все молитвы, которые отец бормотал себе под нос с поводом и без. Мысленно обратилась к старцу с длинной, седой бородой где-то там, на небе, прося ниспослать на её голову немного удачи.

Метр увеличился до полутора, затем до двух, трех…

Она позволила себе медленно выдохнуть, ощутила крохотное облегчение.

Впереди оставался Паучок. Самая смертоносная из всех известных человечеству тварей, не считая Тени, само собой. И она, Маша Зотова, медленно подбиралась к ней.

Вытянутая морда, походившая на ножницы, была направлена прямо на нее. В белесых глазах считывалась пустота, отчего трудно было догадаться, парализована эта тварь холодом, или же просто притаилась в ожидании, когда глупый человек подойдет еще ближе.

Маша подошла к воротам, вытащила из кармана ключ-карту, и ты выскользнула из ладони, упав прямиком рядом с когтем Паучка.

Она стала материть себя на чем свет стоит, мысленно, разумеется. Неужели подцепила заразу неуклюжести у ныне покойного Гриши? Иначе как еще объяснить это…

Успокойся, милая. Успокойся. Дыши глубже…

Она села на корточки и протянула вперед руку.

Паучок хрипнул, издал не то рык, не то бульканье. Острый как нож конец конечности вздрогнул, прочертив царапину на полу.

Маша задержала дыхание…

Сейчас!

Быстрым движением схватила ключ-карту, подошла к воротам и, не с первого раза попав ею в считыватель, открыла ворота. Быстро вбежала в открывшуюся перед ней тьму тоннеля, и вновь воспользовалась картой, ограждая себя от опасных тварей толстыми слоем стали.

Когда ворота заперлись с характерным щелчком, из ее груди вырвался сдавленный стон. Она упала на пол и быстро задышала, чувствуя себя так, будто сбежала из само́й преисподней. Все тело щекотали мурашки облегчения.

Она смахнула выступившую слезу и взглянула на таймер. Осталось всего лишь одиннадцать минут! Неужели она провела наедине с этими тварями так долго?..

Маша быстро поднялась и принялась искать выход из тоннеля. Увидела под ногами рельсы и догадалась, что именно по ним и перевозили сюда мерзляков.

Вскоре отыскала дверь, ведущую в основной комплекс. Пройдя через нее, узнала знакомый поворот, который запомнила сегодня утром.

Центр связи был совсем рядом.

Пришло время для шага номер три.

У входа в радиорубку Маша сверилась со временем. Семь минут. Четыреста двадцать секунд. Боже!

Оставалось тешить себя лишь одной надеждой, что Тихоня не ввалится в уборную, и работающий душ поможет выиграть ей немного времени.

Маша поцеловала ключ-карту.

— Давай, милая, сработай.

Провела ею по считывателю и дверь ободрительно пискнула. Преследующие ее на протяжении всего дня сомнения, что карта не подойдет, разлились приятным теплом облегчения. Однако стоило ей войти внутрь радиорубки, как это самое приятное тепло в мгновение превратилось в жгучий холод.

На расстоянии метров двух от нее в кресле сидел тот самый радист. Его рука уже тянулась снять наушники. Кресло на колесиках медленно поворачивалось к ней. И вот уже она увидела профиль его лица, ограненное блеклым светом мониторов. Слышала, как он ноздрями втягивает воздух.

Маша схватила первое, что попалось под руку — большую колонку, величиной с ведро. Занесла устройства над головой и обрушила радисту на голову. Колонка разлетелась на части. Стул на колесиках упал на спинку, наушники повисли на краю стола, болтаясь на проводе.

Радист не успел издать и звука. На его макушке блестела свежая кровь. И Маша вдруг с ужасом осознала, что убила человека. Вот так просто, ударив его какой-то гребаной колонкой.

Дыхание перехватило, ей вновь стало трудно устоять на ногах. Она пришла в себя лишь когда таймер пискнул, напомнив ей, что у неё в запасе осталось жалких пять минут.

Теперь обратного пути точно не было.

Обретя второе дыхание, она подняла стул, подвинулась ближе к оборудованию и пробежала взглядом десятки, если не сотни разных непонятных ей кнопок. Она пыталась вспомнить, что именно сегодня нажимал этот несчастный, лежащий сейчас у нее возле ног.

Наконец надела наушники и закрутила рычажок, подбирая частоту. Подвинула к себе микрофон.

— Меня слышно? — шептала она.

Ей ответило шуршание.

— Ну же, давай, давай…

«Только бы тот приемник был рядом с Матвеем, только бы…»

— Маша⁈ — ответил ей едва слышный сквозь помехи голос.

— Матвей? Это ты⁈

По ее щеке потекла слеза.

— Да! Боже, ты цела?

— Со мной все хорошо. — Она покосилась на радиста, почувствовав, что прямо сейчас нагло соврала. До «со мной все хорошо» на деле же ей было как до Венеры. — Матвей, у меня очень мало времени, слышишь? Я не могу говорить долго.

— Конечно, я…

Остальное она не разобрала из-за помех.

— Вы добрались до «Чжуншаня»?

— Да! Мы говорили с Ли…

— Он согласился помочь?

— Нет. Он боится за своих людей, не хочет рисковать.

— Я так и знала, черт бы его побрал!

Маша поняла, что не зря решилась на эту отчаянную авантюру.

— Матвей, слушай меня внимательно. Я не нахожусь на самой станции. У них здесь есть секретная база прямо в горе…

— Я знаю о ней.

— Но… откуда… — недоумевала она, но поняла, что на лишние расспросы нет времени. — Неважно. Матвей, я могу обесточить всю станцию и открыть главные ворота — это единственный известный мне способ, как сюда можно попасть. Вы сможете проникнуть внутрь, разворошить это гнездо изнутри. Но сперва я должна знать, когда именно вы…

Она услышала разговоры в коридоре, сняла наушник, напрягла слух. Подошла к дверям и увидела вырастающие на стене тени.

Голос Матвея шептал ей в правое ухо:

— Сперва мы должны… об этом Ли. Прямо сейчас я не могу сказать…

Связь прервалась.

— Матвей, сюда кто-то идет.

— Мы придем…шишь? Клянусь тебе, мы…

Тени вырастали.

Она вдруг вспомнила нечто важное:

— Матвей, вам нужно опасаться мерзляков. Они сюда умудрились перевезти проклятых мерзляков! Как только я обесточу станцию, они окажутся на воле. Вам нужно быть готовыми!

Вместо ответа из рации вырвалось едва понимаемое шипение.

— Кусок неработающего дерьма! — вызверилась она на рацию, отбросила ее и выскользнула наружу.

Дверь в радиорубку за ней заперлась аккурат, как рядом показалось двое охранников.

Маша тем временем уже неслась по коридору, совершенно не опасаясь быть замеченной.

У нее в запасе оставалось еще три минуты.

Тягучий писк таймера вывел Тихоню из дремы.

Медленно он поднялся со стула, размял шею, плечи, и зашел внутрь лаборатории. Оглядевшись по сторонам, увидел лишь заставленный всякими непонятными ему приблудами ученых стол и висевший на спинке стула халат. Потом заметил, как из дверной щели уборной пробивается теплый свет. Оттуда же доносился плеск воды.

Он медленно зашагал в ту сторону, предварительно вытащив из кобуры пистолет. Коснулся дверной ручки, нажал на нее, открыл дверь.

Она стояла к нему спиной, совершенно обнаженная, поблескивая влагой худых ягодиц.

— Какого хрена⁈ — крикнула она, оглянувшись через плечо, и спрятала в руках свои груди.

Тихоня почувствовал щекочущую оторопь и спешно закрыл дверь, чувствуя легкий угол стыда. Затем стыд сменился спокойствием, а после и полной уверенностью, что он все сделал правильно.

В конце концов следить за этой девицей входило в его прямые обязанности.

Глава 14 Безрассудство

Ван Ли, нахмурив седые брови, внимательно слушал запись разговора Матвея и Маши, состоявшийся чуть более получаса назад.

— … вам нужно… — Голос заглушили помехи. — … обесточу станцию… — Снова помехи.

Запись подошла к концу, и в пустой столовой, где они собрались в этот раз, наступила волнительная тишина.

Все прошедшие два дня Матвей сидел напротив радиостанции, ел возле нее и даже дремал. Однажды он проснулся в полной уверенности, что из динамика донесся Машин голос, умоляющий о помощи, однако то оказалось кусочком кошмара короткого сна.

Надя не раз просилась на его место, умоляя как следует выспаться, но Матвей оставался непреклонным. Проспать Машин голос, который по закону подлости обязательно прозвучит в его отсутствие, виделось хуже смерти.

И вот наконец его усидчивость принесла плоды. Маша связалась с ним. И от услышанного ему сделалось только хуже. Голову атаковала армия вопросов: «Как ей это удалось?», «Все ли с ней хорошо?», «Не попалась ли она кому на глаза»?

Переживания, тревога, страх, ненависть — все это вихрем кружило в груди Матвея.

— Это все? — полюбопытствовал Ли.

— Да. — Матвей отключил радиостанцию и выжидающе посмотрел на мэра, который задумчиво уставился себе под ноги.

Снова молчание. Снова трата драгоценных минут.

— Разве вам не это было нужно? — не вытерпел Матвей этого гнетущего безмолвия. — Это же прямая дорога в гору. — Он едва сдерживал себя от намерения закричать.

— Верно, — согласился мэр, — но лишь при условии, что госпожа Зотова откроет эти ворота. Если она их откроет, понимаете? Это не дает никаких гарантий. А если у нее ничего не выйдет…

— У нее получится, — сдержанно вставил собиратель, сжав кулаки.

— … и мои люди окажутся в ловушке? — продолжал настаивать Ли. — Более того, часть ее сообщения не разобрать. Что требуется от нас? Возможно…

Матвей ударил кулаком по столу.

— Я знаю, что от нас требуется, — выкрикнул он. — Быть там, господин мэр.

Ли отвернулся от него, сокрушенно качая головой.

— Господин мэр, — обратилась к нему Надя, преждевременно жестом попросив Матвея не вмешиваться. — Я знаю Марию Зотову с детства и скажу вам, что ещё ни разу в жизни не встречала человека напористее, чем она. Да о чем мы вообще тут говорим? Ей удалось пережить три месяца под боком у мерзляков и выживать, прежде чем мы ее нашли! Вдумайтесь — три месяца! Думаете, после этого она не справится с открытием какой-то гребанной двери?

Надя вдруг поджала губы, поняв, что с каждым словом голос ее становился все громче.

Взяв себя в руки, она мягче добавила:

— Знаете, когда я была беременна, там, вдали отсюда, у меня голова гудела от сомнений каждую минуту. Я всё думала: нет, нет, после всех упавших на мою долю мучений малыш не выживет. Он попросту умрет здесь, внутри меня. — Ее ладонь погладила собственный живот. — И в конечном счете я родила здорового малыша, у которого вся жизнь впереди.

Ли взглянул на нее, поглаживая седую бородку.

— Но я не хочу для моего сына будущего, в котором над ним стоят изверги вроде этих звезданутых, — всхлипнула Надя, ее глаза покраснели. — Вы сами слышали рассказ Евы и знаете, на что способен Генерал и его прихвостни. У вас есть шанс покончить с этим злом, и никакие проклятые сомнения не должны вас останавливать.

Мэр молчал. И Матвею казалось, что вот сейчас Ли, наконец, согласиться на помощь, пока двери в столовую не открылись после короткого стука. В проходе появилась миловидная девушка-азиатка. Она обратилась к Ли на китайском и, получив от него одобрительный кивок, скрылась из виду.

— Я должен идти, — холодно произнес мэр, снимая повешенную на спинке стула куртку.

У Матвея в груди пронеслась горячая волна.

Уходя, Ли остановился на секунду и тихо произнес:

— Простите.

Он вышел.

Собиратель схватился за голову, крепко сжав изрядно отросшие за минувший год волосы. Надя прикрыла лицо руками, скрывая воспаленные от слез глаза. Арина резко встала из-за стола, пнула собственный стул и яростно крикнула. Потом упала на пол и, крепко стиснув зубы, сдерживала норовившее вырваться наружу рыдание.

Отчаяние тяжелым грузом нажимало на головы собравшимся.

Долго-долго никто не решался заговорить, пока первым на это не решился Тихон:

— И что мы теперь будем делать? — Его наполненные испугом голубые глаза пробегали по остальным.

— Я не знаю… — выдавил шепотом Матвей. Он чувствовал, что вот-вот свихнется от безнадеги.

— Может, нам удастся нанять кого-нибудь? — осторожно предложил Тихон. — Ну знаете, наемников? Тех, кто может стрелять?

— Нанять, а? — насмешливо произнесла Арина. — И на какие ватты ты собрался это сделать?

— Ну, скажем… — Парень задумался на мгновение. — Мы можем продать вездеход, на котором сюда приехали? Или… не знаю… ограбить кого-нибудь! Да хоть этого придурка мэра. И купить людей.

— Не городи ерунды, — вставила огорченно Надя.

Переносица парнишки сморщилось от гнева.

— Да я хоть чего-то пытаюсь придумать, пока вы все тут кисните!

Арина, злобно зыркнув в сторону Тихона, возразила:

— Предлагать первую же сбрендившую в твою тупую башку идею и придумать что-то — это разные вещи!

— Ну все, заткнулись оба! — не выдержала Надя. — Мало у нас проблем, так вы еще и новые создаете?

— Это все она начала… — кивнул Тихон в сторону обидчицы.

— Ну давай, заплачь еще, — передразнила Арина. — Пожалуйся своей новой мамочке, что злая Арина тебя ругает как…

В столовой раздалось звонкое эхо шлепка, выведшего Матвея из пучины раздумий. Обернувшись через плечо, он увидел сидевшую Арину, поглаживающую покрасневшую от удара щеку.

— Достаточно! — сказала склонившаяся над ней Надя, грозно вперив в нее взгляд.

Арина вскочила с пола, тяжело задышала. Глаза блестели искорками злобы, кулаки сжались. Казалось, она вот-вот даст сдачи. Но оставив оплеуху без ответа спешно удалилась прочь, громко шмыгая носом.

Дела с каждой минутой становились все паршивее.

— Зря я это сделала, — полушепотом произнесла Надя.

— Ничего не зря, — буркнул Тихон насупившись. — Она уже давно напрашивалась.

— А ты сиди и помалкивай, пока я и тебе не вмазала, — рыкнула в его сторону Надя, заставив парня вжать голову в плечи. И, возвращаясь за стол, шепнула себе под нос: — Гребанный детский сад.

Лейгур накрыл своей громоздкой ладонью ее хрупкое плечо в попытке утешить.

— Лейгур, — обратился к нему Матвей, — ты говорил, у тебя есть план. Может…

Исландец медленно закачал своей грузной головой, не дав ему договорить.

— Как я уже и говорил, для воплощения этого плана мне нужны люди. Боюсь, мы с тобой вдвоем мало чего сделаем, особенно учитывая твое… — Он кивнул на его спрятанную под рукавом культю.

Безнадега полностью завладела Матвеем Беляевым. Оставался только один вариант — безумный, не вписывающийся ни в какие рамки. Эта затея не позволит ему победить, но, возможно, подарит ему возможность увидеть Машу еще хотя бы раз.

Больше всего на свете Матвей хотел лишь одного — сказать, что любит ее. И даже если на кону его жизнь, он готов рискнуть.

После пробуждения минувшая ночь до сих пор казалась ей частью страшного сна. И в голове будто бы завелся паразит, такой маленький червячок, вдруг научившийся говорить на чистейшем русском, и теперь без конца шептал ей: «Ничего этого не было, милая моя. Вся эта ночная вылазка тебе приснилась. Ты проспала всю ночь».

Но червячок заткнулся и растворился навсегда, когда дверь в лабораторию открылась.

Буров шел прямо на неё, эдакий ураган в образе человека: здоровенные кулаки сжаты, усы ощетинились, на широкой шее набухли жирные вены.

Маша знала, что он придет. Это был лишь вопрос времени.

— Что происходит? — недоуменно потребовала она.

Буров с размаху ударил по ее руке, сжимающей стакан воды — тот отлетел в сторону, каким-то чудом не разбившись, — и толкнул в живот, свалив на кровать. Потом волосатая рука быстро и ловко отстегнула заклепку кобуры и вытащила пистолет.

— Не нужно… — прошептал он сквозь стиснутые зубы и прижал дуло к ее лбу, — прикидываться дурой.

Позади сержанта стоял Тихоня. Кадык на шее здоровяка дрогнул. Выглядел он беспомощным.

Буров сказал:

— Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, нужно быть полной дурой, чтобы прокрасться в радиорубку буквально на следующую ночь после того, как я тебе ее показал.

— Я не понимаю о чем ты…

Холодное, как антарктическая зима, дуло пистолета коснулось ее лба.

— Я чую твою ложь, Зотова. Унюхал с самой нашей первой встречи три дня назад. — Дуло уперлось еще сильнее. — Ты что-то затеяла. Ты и твои выжившие дружки. А теперь ответь мне на вопрос… — Его палец медленно опустился с рамки пистолета и прикоснулся спусковой скобки. — С кем ты связалась по рации?

— Последний раз говорю тебе, я не…

Она недоговорила. Сержант занес над головой руку с пистолетом, и Маша приготовилась почувствовать боль.

— Что здесь происходит?

Рука сержанта так и застыла в воздухе. И Маша даже в самых смелых мыслях Маша и предположить не могла, что когда-нибудь будет рада голосу Железнова. Про себя она благодарила этого старого психопата за своевременный визит, поскольку начала отчетливо понимать, что Буров намерен прикончить ее здесь и сейчас.

— Сержант, почему у вас оружие в руках?

— Товарищ генерал…

— Оставить, немедленно!

Буров поджал губы и выполнил приказ, убрав пистолет в кобуру.

— Товарищ генерал, — сдержанно обратился он, — у меня есть все основания полагать, что она замешана в ночном инциденте, в котором пострадал наш радист.

— И потому вы решили, — произнес Железнов с явно считываемым осуждением, — что самым лучшим методом узнать, так ли это, будет угроза оружием, я правильно понимаю?

Сержант промолчал.

Железнов расправил плечи и продолжил:

— Вы сказали, что у вас есть все основания полагать, что в этом виновата наша гостья. — Генерал сел на стул, смахнул невидимую пыль с плеча. — Что ж, я слушаю вас, сержант. Излагайте ваши прямые доказательства.

— Их нет, товарищ полковник.

— Что, простите? — Он приставил к уху раскрытую ладонь, нарочно притворяясь, что не расслышал.

Гримаса гнева на лице сержанта медленно сходила на нет, и наблюдать за этим преображением для Маши было сплошным удовольствием.

— У меня нет прямых доказательств, что она причастна к ночному инциденту, товарищ полковник. Однако…

— Отставить! — Железнов резко встал, выпрямился. Его голос заметно ужесточился: — Терпеть не могу домыслов, сержант. И так уж выходит, что прямо сейчас я не слышу ничего, окромя их. — Он обернулся к позади стоявшему Тихоне. — Представьтесь, рядовой.

Тот выпрямился по стойке смирно, отдал честь.

— Рядовой Сенкевич, товарищ полковник!

И у Маши в голове пронеслось: «Бог ты мой, да Тихоня способен разговаривать! Пора придумать ему новую кличку».

— Рядовой Сенкевич, — обратился к здоровяку Железнов, — вы покидали свой пост минувшей ночью?

— Никак нет.

— Вы клянетесь в этом?

— Д-да, товарищ генерал.

Железнов впиявил взгляд мутных глаз в здоровяка, выше его на голову. Смотрел на него снизу вверх долго, пристально, словно переворачивал вверх дном его убежище мыслей. Длилось это всего секунды, но время как будто бы замедлилось раза в три.

— Скажите, — с толикой таинственности заговорил наконец генерал, — вы видели, чтобы госпожа Зотова покидала лабораторию?

— Никак нет, — сглотнул он. — Я дежурил всю ночь. Все двери были заперты. Она никак не могла пройти мимо меня. — Сенкевич облизнул губы, на щеках заиграл румянец. Немного неуверенным голосом он добавил: — Более того, товарищ генерал, я лично каждые двадцать минут заходил в лабораторию, удостоверится, что с госпожой Зотовой все в порядке.

— Благодарю, рядовой.

Железнов обернулся к помрачневшему Бурову.

— Вот это, сержант, называется доказательства. Из лаборатории лишь один выход, и Мария Вадимовна никоим образом не могла покинуть ее, не столкнувшись с рядовым Сенкевичем.

— Если, конечно, — сказал Буров, посматривая на здоровяка, — рядовой Сенкевич с ней не заодно.

— Опять домыслы, Буров! — рявкнул Железнов, на сей раз убрав из головы всю эту напыщенную вежливость. — Может, тебе напомнить, как рядовой Сенкевич заслужил свое место среди нас⁈

Желваки на скулах сержанта беззвучно задвигались.

— Я понимаю, — продолжал генерал, положа руку на грудь, — между вами, Марией Вадимовной и ее компаньонами имеются серьезные разногласия, но попрошу вас решать их после того, как работа этой милой особы будет выполнена. Вам это понятно, сержант?

— Так точно, товарищ генерал, — выдавил из себя Буров. — Понятно.

— Вот и хорошо. — Железнов как следует похлопал его по плечу. — А сейчас я приказываю вам покинуть лабораторию. — Испытывающий взгляд генерала обратился в сторону Маши. — Уверен, у Марии Вадимовны сегодня предостаточно работы.

Маша сочла обращение за скрытый вопрос и решила ответить:

— Более чем, генерал.

Когда вся троица вояк вышла, у нее от сердца отлегло. Сегодня она была на волоске, и кто его знает, что взбредет в голову сержанта завтра?

Оставалась только одна надежда: на Матвея и помощь «Чжуншаня».

— Пускай, пускай они придут сюда как можно скорее, — шепотом взмолилась она.

Больше всего на свете Матвею не хотелось сбега́ть не попрощавшись. Пока все они спят, даже не подозревая, что проснувшись завтра не смогут отыскать его. Но зато найдут оставленную им на кровати записку, где он постарался изложить все начистоту:

Мои дорогие,

Если вы это читаете, значит, я прямо сейчас нахожусь на пути в «Звездный». Предрекая ваш закономерный вопрос, что я задумал, отвечу сразу: у меня нет секретно плана, я не везу с собой какое-то могущественное оружие или аргумент, одним словом, нечто такое, что способно разрешить нашу проблему со «Звездной». Нет. Мною движет всего одно желание — увидеть Машу еще хотя бы раз. Предрекаю, что меня, наверное, к ней не подпустят, но если я не попробую, то наверняка этого не узнаю.

Я искренне хочу верить, что среди звездных остались люди, способные к простому человеческому сочувствию. Не может такого быть, чтобы сотни людей разом оскотинились.

Возможно, я сошел с ума, и вы в полном праве так думать. Последнее время я и впрямь вижу всякое… И все же, пускай будет так.

Заканчивая письмо, он долго размышлял над обращением к каждому из друзей, однако все это дело могло растянуться на десятки страниц. Особенно к Арине, ему хотелось многое сказать своей названной сестренке.

И все же, после череды размышлений, он кончил всего лишь одной строкой:

Простите, что подвел вас.

Комната, где их разместили, была довольно большой: кровати стояли вдали друг от друга, и потому без труда удалось уйти незамеченным.

По коридору разгуливал сквозняк. В отдалении слышался гомон усталых голосов, говорили на китайском. Матвей теперь прислушивался к каждому слову, когда оставался наедине. Вдруг с ним заговорит один из призраков, навещающие его теперь столь часто?

Последним из них был Дэн. Сидел себе на пустеющей кровати на против, чуть согнувшись, и смотрел на него мертвым взглядом, поблескивающим отражением огней. Матвей не испугался, наоборот — среагировал на его присутствие совершенно спокойно, разве только ощущая в груди толику страха, щекочущую внутренности.

К оживленным его подсознанием покойникам он постепенно привыкал.

— Дэн? — обратился он тогда к нему.

Молчание. Только сверлит взглядом.

— Знаешь, я тут вспомнил ту девчонку… — продолжал с улыбкой Матвей. — Как же ее звали, Кристина, кажется? Боже, как ты меня тогда ею измучал! Все мозги просвистел. Все талдычил: «Ты бы видел ее! Не случись Вторжения, была бы какой-нибудь фотомоделью или актрисой. Точно тебе говорю».

Снова молчание.

— А потом… — Матвей хихикал в кулак. — ты таки решился к ней подойти, позвать на свидание. На «Палмере» это было, помнишь? Лет десять назад. Господи, ты даже перед зеркалом репетировал все эти комплименты в ее адрес. А потом…

Грудь Матвея сотряслась от тихого хохота.

— Потом, когда до этого дошло, и ты к ней подошел… и предложил ей выпить, что она тебе сказала тогда? «Это будет стоить столько-то ватт». До сих пор в памяти осталась твоя очумевшая в то мгновение физиономия, когда выяснилось, что она проститутка. Эх и напились же мы с тобой потом…

И Дэн снова не ответил. Молчал, как и всегда.

— Быть может, скоро увидимся…

— … друг мой, — прошептал идущий по коридору Матвей, вынырнув из воспоминаний.

Он добрался до лифта, нажал кнопку вызова. Когда тот пришел, вошел в кабинку и нажал на первый этаж. Но через несколько секунд двери вновь открылись и внутрь к нему пожаловал никто иной, как сам мэр Ли. Стоя в проходе, китаец на мгновение опешил.

— Господин Беляев…

— Доброй ночи, господин мэр.

— Доброй… — Он покосился на панель. — Вы вниз?

Матвей кивнул.

— Значит, мне с вами.

Лифт дрогнул и начал медленно спускаться, потряхивая пассажиров.

— Куда это вы собрались так поздно? — поинтересовался Ли.

Матвей не собирался рассказывать ему правду.

— Нужно взять одну вещицу из вездехода, — ответил он наскоро сочиненной ложью.

Ли хмыкнул.

Матвей покосился в его сторону, его внимание зацепили красные следы на рукаве его куртки. Присмотрелся чуть внимательнее — кровь.

— Вы не ранены?

— Что? — Он похлопал веками и проследил за взглядом Матвея. — Ах это? Нет, это не моя. Сегодня на рынке произошел несчастный случай: один из приезжих макмердовцев отказался платить за товар, вытащил нож и начал угрожать продавщице. За нее вступился ее брат и получил удар лезвием в живот. К сожалению, несмотря на все мои усилия, он не выжил.

Лифт добрался до шестого этажа.

— Прискорбно это слышать, — досадливо ответил Матвей. — Что стало с макмердовцем?

— Бросили за решетку, но просидит он там недолго. — Ответ Ли прозвучал как вполне исчерпывающий. Судьба гостя «Чжуншаня» уже была решена.

— Ясно, — угрюмо произнес Матвей. — Выходит, вы врач?

— Да, хирург. Был им всю свою жизнь до Вторжения и после. Должность мэра, можно сказать, моя вторая работа.

Ли посмотрел на засохшую кровь.

— Тринадцать лет, — прошептал он себе под нос, словно разговаривая сам с собой.

— Прошу прощения? — не понял Матвей.

— Этому парню, которого зарезали. — Он цокнул языком. — Ниже на две головы напавшего на него макмердовца, и все равно полез с кулаками на нож. — И, раздосадованно выдохнув, добавил: — Щенок. Глупый щенок… И о чем он только думал?..

Лифт пискнул, достигнув первого этажа. Но Матвей, не спешивший выходить, сказал:

— Разве это не очевидно?

Потом вышел из кабины, направившись в сторону двери, ведущей к цепочке коридоров станции. Пройдя несколько шагов, он почувствовал, как внутри что-то сжалось, и, не выдержав, обернулся к Ли:

— Бывает, судьба бросает такие испытания, что здравый смысл становится бесполезен и остается полагаться лишь на одно безрассудство.

Ли внимательно посмотрел на него, будто видя впервые. Склонил голову, призадумался, глядя в пол. И когда уже Матвей подобрался к выходу, мэр окликнул его по имени.

— Скажите, — начал он, покинув лифт, — этот токсин, о котором говорил мой сын, он действительно существует?

— Да, — незамедлительно ответил Матвей и вытянул перед ним раскрытую ладонь. — Я держал его вот этими самыми руками, господин мэр.

Ли вновь задумчиво хмыкнул, отвернулся к нему спиной. Собиратель почувствовал, как его сердце взволновало трепетное чувство надежды.

— Знаете, ваши слова напомнили мне о сыне. Он всегда был упрям и постоянно шел наперекор моей воли. Безрассудный глупец. — Ли обернулся, и Матвей заметил, как в полумраке, среди которого ни находились, глаза мэра блеснули. Холодный голос главы «Чжуншаня» внезапно растопило прикосновение тепла. — Возможно, и мне стоит хотя бы раз в жизни пойти наперекор своим принципам.

Ли набрал воздуха в грудь.

— Сто человек, мистер Беляев, — ответил он, вернув голосу толику властного холода. — Это все, чем я готов помочь вам. Не больше. — Он протянул ему руку.

Матвей почувствовал, как по телу пробежали мурашки, а по лицу расплылась дурацкая улыбка.

— Спасибо, господин мэр.

Ли крепко сжал его руку и, не отпуская, добавил:

— Надеюсь, вы в полной мере осознаете, чем может все кончится, если ваш безрассудный поступок не принесет нам победу? Между «Чжуншанем» и «Звездной» вспыхнет война. Может погибнуть куда больше людей…

— Разумеется. Я это прекрасно понимаю и сделаю все возможное, чтобы этого не допустить.

— Надеюсь на это.

Он отпустил его руку.

— Утром я пришлю к вам своего человека. Он бывший военный офицер, профессионал своего дела.

Матвей быстро кивал, и все никак не мог поверить, что это происходит на самом деле.

И вдруг он понял, что ему срочно нужно наверх, избавиться от записки, пока ее никто не нашел.

— Еще раз спасибо вам, господин мэр. Я прямо сейчас сообщу остальным ребятам, и мы начнем подготовку.

— Хорошо, — сдержанно произнес Ли и крикнул ему вдогонку: — А как же вездеход? Кажется, вы хотели что-то забрать оттуда.

— Теперь мне это не нужно, — приободрившись, сказал Матвей и нажал на кнопку одиннадцатого этажа.

Отбивая неровный ритм сапогом по полу, он неотрывно смотрел на сменяющиеся друг за другом цифры, шепотом умоляя лифт двигаться быстрее. Когда двери наконец-то открылись, он пулей выбежал в коридор, но почти сразу перешел на шаг, услышав, как громко отражается от стен эхо его топота.

Добрался до комнаты, на самом деле прежде служащие огромным офисом, и ныне превращенный в отдельные спальные закутки, разделяемые старыми ящиками, контейнерами и прочей древней мебелью. Прошмыгнул к своей койки.

К счастью, записка так и лежала на подушке не тронутой.

Он смял ее и запихал поглубже в карман, пообещав себе избавиться от нее утром.

Ева, орудуя карандашом, старательно вырисовывала приблизительный план станции «Звездная» на листке вощеной бумаги. Пока это происходило, все собравшиеся вокруг большого, прежде обеденного стола, молча наблюдали за работой девушкой, которую она ловко исполняла одной рукой.

Человек по имени Сан-Хи, присланный мэром, стоял в компании трех своих помощников. Он был лысым, с жиденькой бородкой и, разговаривая, всегда прищуривался так, будто сообщал какую-то страшную тайну. Словом, говорил он с жутким акцентом, но зато, как позже выяснилось, прекрасно понимал русскую речь.

Около часа понадобилось Матвею и остальным для пересказа того, чтобы ввести Сан-Хи и его приспешников в курс дела, и каждая потраченная на это минута в глазах собирателя виделась огромной тратой времени, ибо все его мысли волновала только одно — Маша. Он страшно беспокоился за нее.

Затем Сан-Хи велел позвать Кану Минату, она же Ева Маслякова, чтобы та нарисовала карту «Звездной». По словам офицера, рисунок был им необходим для составления более четкого ви́дения созревшей у него и его коллег тактики, о которой он вскользь поведал Матвею и остальным.

— Вы говарить: если ми взять этого Генерара в плен, или убить, тогда «Звёздный» сдастся, да? — сказал он. — Это наша основной задача. Нам надо зайти с тыла, в тот секретный ход в гора, который вы упомянуть. Но делать это под шум: надо не только вывеси большая часть солдат противник из гора, но и дать понять той девушка, Маша, что мы пришли и чтобы она открыть ворота. Для этого нужен отвлекающий манёбр лицом штурмовой роты. Ми ударить по ним большой сила спереди, пока диверсионный отряд проникнуть в гора и расправиться с Генераром.

К тому времени пришла Ева. Ее усадили на стул, дали карандаш, лист бумаги и попросили нарисовать план.

И вот, десять минут спустя, грифель перестал скрипеть, и царящая вокруг тишина стала ещё пронзительнее.

— Думаю, готово… — прошептала она с толикой неуверенности.

Сан-Хи осторожно взял план и, чуть сощурившись, принялся его изучать вместе с двумя своими помощниками — высоких, крепких парней. Не прошло и минуты, как они пустились в оживленную дискуссию на корейском языке.

Закончив, Сан-Хи положил листок с планом перед Евой и ткнул пальцем в кусочек рисунка с надписью «ГЛАВНЫЙ ВЪЕЗД».

— Охрана тут много? — Говорил он с тяжелым акцентом.

Ева медленно закивала.

— Сколько?

Девушка призадумалась.

— Не знаю. Может, человек двадцать? Они дежурят там все время, в таких небольших модулях с окнами.

— Оружие есть у них?

— Да, — кивнула она.

— Какое?

— Я… не знаю. Честно.

— Угу…

Сан-Хи вновь вернулся к разговору со своими подчиненными.

— Зачем им охрана? — полюбопытствовал Матвей. — Они думают, что на них могут напасть?

— Не знаю, — ответила Ева, дернув плечами. — Так всегда было. Всегда охрана у главного входа.

— А по мне это все потому, что генерал этот — параноик, — предположила Надя. — Вот и заставляет людей почем зря мерзнуть.

— В нашем случае его паранойя нам точно не на пользу, — добавил Лейгур.

Теперь Сан-Хи расспросил девушку насчет военного корабля. И когда выяснилось, что его пушки направлены не только в сторону моря, но и к главному проходу, чжуншановец забеспокоился. Именно тогда в обсуждение вклинился Лейгур.

— Есть у меня идея, как разобраться с этим кораблем.

И, когда все внимание собравшихся сосредоточилось на нем, исландец, не торопясь, изложил свою затею:

— Ровно через трое суток, в месте, где расположена «Звездная», наступит полярный день. За день до того солнце последний раз в этом году скроется за горизонтом минут эдак на тридцать. Сгустятся сумерки, видимость станет хуже, и этих тридцати минут вполне хватит, чтобы незаметно подобраться к кораблю и навести там шороху небольшим отрядом. Человек десять хороших бойцов, включая меня, вполне хватит.

— Ты думаешь, что десяти человек хватит для захвата целого боевого корабля? — смутился Матвей.

— На нашей стороне элемент неожиданности. Более того, как-то не верится мне, что на этой посудине дежурит весь необходимый для ее работы экипаж.

Надя хмыкнула.

— Ева, а ты что скажешь? — спросила она, обернувшись к девушке. — Тебе известно что-нибудь о количестве людей на корабле?

— Я никогда не была на «Твердыне», как и большинство простых звездных. — Она перевела взгляд на исландца. — Поэтому, думаю, людей там и правда немного. Учитывая, что большинство тех, у кого есть доступ к кораблю, находятся в горе.

Лейгур поблагодарил девушку за ответ и обратился к Сан-Хи:

— Если мы первым делом возьмем корабль, штурмовая группа сможет пойти в атаку на станцию не рискуя быть подстреленными из пушек.

Сан-Хи переговорил со своими товарищами и вскоре вернулся с ответом:

— Да, это подойдет.

— Что с проходом к горе? — спросил Матвей. Этот вопрос его мучил более всего.

— Как я говорить раньше, это самый важный часть операции, — ответил Сан-Хи. — Если мистер Лейгур сможет захватить корабль, наш штурмовой отряд отвлечь «Звёздный» на себя. Под этот шум диверсионный группа из двадцать человек проникнуть в гора, в секретный ход, и нанести удар.

— Звучит как план, — согласился Матвей. — Я буду в составе диверсионной группы.

— Я с тобой, — вызвалась Арина.

Матвей молча кивнул, давая свое согласие.

— С позволения Сан-Хи, — отозвалась Надя, посматривая на план станции, — я хотела бы присоединиться к штурмовому отряду.

Матвей, опешив, уставился в сторону Нади.

— Постой, но ведь ты же…

— Да, говорила, что не пойду, — прервала она и взглянула на Еву. — Но теперь, зная во всех подробностях, что творится на «Звездной» я не имею права отсиживаться в стороне. Эти люди не должны обрести даже каплю власти. — Она посмотрела на Сан-Хи. — Что скажете? Найдется у вас для меня местечко?

Тот сложил руки у груди, поджал верхнюю губу.

— Вы уметь стрелять?

Надя ухмыльнулась.

— Все равно что спросить у повара, способен ли он приготовить яичницу. — Она положила руки на стол. — Я лучший стрелок во всей проклятой Ледышке. А если вдруг не верите… — Кивнула себе за плечо. — Спросите Рейджи Минато.

— Вы знать Рейджи? — Сан-Хи чуть приподнял брови.

— Я его постоянный клиент. Даже нет, я его любимый клиент.

На лице Сан-Хи расцвела широкая улыбка, и Матвей сделал предположение, что старый оружейник тоже его близкий друг.

— В таком случае добро пожаловать.

Оба сошлись в крепком рукопожатии.

Обсудили план еще раз, прогнав в голове все его слабые стороны. Пока что самым рискованным оставался один момент — открытие ворот. Ключевой элемент безрассудства. И здесь, увы, вся надежда была только на Машу. Иначе все пропало.

— Мы отправится завтра утром, — подытожил к полудню Сан-Хи. Его залысина ярко блестела в свете лампы. — Прямо сейчас я идти к своим людям, провести финальный инструктаж. Вы как следует выспаться и быть готовы.

Сержант Буров зашел в медблок следом за врачом, который зевал каждые секунд тридцать.

— Его хорошенько огрели этой колонкой, но жить будет, — сообщил доктор и снова зевнул. — Ушиб головного мозга, средняя тяжесть. Но при правильном…

— Он может говорить? — нетерпеливо бросил Буров. Подробности диагноза его сейчас волновали меньше всего.

Они остановились возле входа в палату под номером 16.

— С трудом, — ответил доктор, сцепив руки в замок. — Он проснулся всего десять минут назад, и, откровенно говоря, будет лучше его сейчас не… Сержант!

Буров открыл дверь и зашел в палату.

Радист лежал на койке в дальнем углу с повязкой на голове. Рядом с ним, как часовой, стояла самодельная капельница, прозрачные трубки которой шли к его вене. Бледное и вялое лицо пациента идеально сочеталось со стенами палаты. Буров ненавидел это место. После своего возвращения с Захваченных Земель он еще несколько дней валялся здесь под строгим наблюдением этих белых халатов. Генерал хотел быть уверенным, что герою станции «Звездной» ничего не угрожает после совершенного им подвига. А сержанту хотелось только одного: отожраться, выспаться и снова пустить на очередное задание.

Для него не было на свете ничего хуже, чем сидеть без дела.

— Шишкин, слышишь меня? — обратился сержант к больному и сел на стул.

Голова радиста лениво перекатилась на правую сторону подушки. Под его глазами синели большие круги.

— С-сержант? — едва слышно произнесли губы пациента.

Буров подался вперед и заговорил с ним как с ребенком:

— Ты видел того, кто это сделал с тобой, парень?

Ему ответила глухое стенание.

— Шишкин? Слышишь меня?

Сзади пробурчал обеспокоенный голос доктора:

— Говорю же вам, он…

Буров отмахнулся от назойливого докторишки и велел заткнуться.

— Я… не видел… — просипел Шишкин.

Сержант подался еще ближе к голове радиста, чтобы лучше его расслышать.

— Может, ты успел заметить что-нибудь мельком? Малейшую деталь.

Шишкин чуть покачал головой.

— Нет… — Его голос, казалось, звучал откуда-то издалека. — Я услышал только, как вошли, и не успел повернуться, как…

Каждое слово он буквально выдавливал из груди. И Буров ощущал на своей спине раздраженный взгляд врача.

— Простите, сержант… — прохрипел Шишкин.

— Ничего. — Буров похлопал его по груди, встал и выдавил: — Поправляйтесь.

— Хотя… — отозвался больной.

Сержант развернулся.

— Было кое-что…

Буров снова сел рядом и стал внимательно слушать.

— Прежде чем меня ударили, я успел почувствовать запах.

— Какой запах?

— Точно не знаю. Мерзкий такой… знаете, как тухлые пингвиньи яйца.

У Бурова по спине пробежала приятная дрожь от ожидаемого предвкушения.

— Шишкин, — произнес он, облизав губы — скажи мне, а не пахло ли также в тот день, когда я привел к тебе нашу ученую, связаться с «Прогрессом»?

Веки радиста медленно поднялись, и белки его глаз сверкнули.

— Точно! — сдавленным голосом сказал он. — Этот же запах!..

По лицу сержанта расползлась победоносная улыбка.

Глава 15 Сборы

Арина, закрыв глаза, сидела на койке с поджатыми под себя ногами и раскручивала барабан револьвера, наслаждаясь звуком механических щелчков. Они вгоняли ее в приятный транс и помогали выкинуть из головы лишний сор, позволяя сосредоточиться.

Прямо сейчас она думала только о Бурове. Сержанте Михаиле Бурове, жители станции «Звездной».

Она сосредоточилась, пытаясь проявить в голове его образ. Когда она окажется там, в гуще сражения, нужно выцепить его из сотни других лиц. Со временем его образ размылся, потеряв прежнюю четкость. Виднелись одни только пышные усы, тяжелые надбровные дуги, квадратная челюсть. И эта ублюдская ухмылка, скользящая по его лицу время от времени.

Да, вот и он, портрет ее заклятого врага. Предателя. Виновника всех ее бед.

Она представила, что прямо сейчас Буров стоит здесь, перед ней, в каких-то считаных шагах.

Захлопнула барабан, нажала курок, коснулась спускового крючка подушечкой пальца.

И открыла глаза.

— Арина?

Голос принадлежал не Бурову, а Наде. Она стояла в проходе ее закутка, если, конечно, поставленные друг на друга ящики можно считать таковым.

Арина с досадой вздохнула, откинула голову назад.

— Могу я с тобой поговорить? — спросила Надя пониженным голосом.

Девушка обернулась и указала взглядом на край койки рядом.

— Видела Матвея? — Она вновь принялась раскручивать барабан.

— Что? — Присаживаясь, Надя опешила на секунду. — А, да, он вместе с Лейгуром и этим офицером, Сан-Хи. Кажется, они закрепляют лодку к одному из вездеходов.

У Арины до сих пор дух захватывало от смелой задумки Лейгура. Захватить целый корабль небольшим отрядом… Лишь бы получилось!

— Арина, можешь меня послушать? — Надя намекающим взглядом посмотрела на револьвер. Лицо девушки посуровело на крохотный миг, и она отложила оружие в сторону.

— Послушай, — мягко произнесла Надя, — я хочу извиниться перед тобой, за пощечину.

Арина догадывалась, что она пришла сюда именно за этим.

— Не бери в голову, — дала она быстрый ответ. — Я на тебя не в обиде. Сама напросилась. К тому же мы все тогда были на взводе. Этот мэр та ещё размазня, а? Ломался как девка, прежде чем дать добро.

Ее рука вновь потянулась к револьверу.

— Но теперь у нас появилась возможность расквитаться с одним ублюдком, — мрачно продолжила она. — Кстати, зацени, что мне удалось достать у Рейджи.

Арина потянулась к подушке и вытащила оттуда стальную коробочку. Внутри что-то позвякивало. Она открыла ее и поднесла к Наде, показав с десятка два патронов величиной с мизинец.

— Обменяла их на свой ваттбраслет.

Надя взяла один, пощупала, осмотрела со всех сторон.

— Ваттбраслет, говоришь? — Бросила патрон обратно к остальным. — Рожу бы набить этому старому козлу.

— За что? — Арина забеспокоилась и стала вытаскивать один патрон за другим, тщательно разглядывая. — Они что, плохие? — Она уже и сама была готов эту коробку запихать старику в глотку.

— Нет, они в порядке, только вот точно не стоят целого ваттбраслета. Сама подумай, таким калибром никто не пользуется, следовательно и спроса на него нет. Короче говоря… — Углы её губ приподнялись в легкой насмешливой улыбке. — Старый прохиндей тебя хорошенько обдурил.

— Да и пускай, — отмахнулась Арина. — На пули для этого ублюдка никаких ватт не жалко.

Надя положила руку ей на колено. И вот Арина, уже готовая к очередной отповеди насчет мести, взглянула на подругу, но не заметила в её глазах ничего предвещающего напряженного разговора.

— Знаешь, — хихикнула Надя, — мне вдруг в голову взбрела сумасшедшая идея.

— Какая? — Арина заразилась ее внезапно вспыхнувшим настроение, и сама невольно улыбнулась.

Надя подвинулась к ней ближе, их бедра соприкоснулись.

— Ты когда-нибудь пользовалась макияжем? — шепотом произнесла она.

— Чем-чем?

— Ну делала подводку для глаз? Красила губы? Румянец наносила?

— Это еще зачем?

— Как зачем? Чтобы быть еще красивее! Мы вот с моей… — Она резко замолчала, ее улыбка потускнела, но через миг резко загорелась вновь. — Короче! Давай-ка мы тебя накрасим? Я видела сегодня на рынке одну китаянку, которая делает из угля тушь и все в таком роде.

Арина провела ладонью по волосам, ощущая странное и приятное покалывание в груди. Про макияж она разве только где-то читала, но уж точно никогда не задумывалась воспользоваться им.

— Ну, что скажешь? — Надя чуть пихнула ее локтем в ребро. — Удивим наших мальчишек. Я тоже марафет наведу.

Любопытство Арины дало вверх, и она согласилась.

Закончив с погрузкой лодки на вездеход, Лейгур плюхнулся на стул, вытянул руки и размял шею. Позвонки отозвались приятным хрустом.

Он позволил себе расслабиться ненадолго, отключив тело и разум. Представил, как потянулся к рычажку с названием «Черепная коробка Лейгура Эйгирсона» и потянул его вниз, окутав все вокруг чернильной тьмой. Закрыл глаза, погрузился в дрему, но неожиданно услышал едкий и сладковатый запах. Сначала подумал — это сон. Но, когда открыл глаза, увидел перед собой Тихона с курительной трубкой во рту.

— Эй, пацан.

— А? — отозвался он, не поворачиваясь, наблюдая за суетой в гараже. Над кудрявой головой парня змейкой ползал густой дым.

— Мне мерещится, или ты и впрямь сидишь и куришь?

— Мерещится, мерещится… — отозвался он, затянулся и закашлялся.

Лейгур выхватил у него трубку.

— Эй! — запротестовал парень, держась за горло. — Отдай!

— Где взял-то? — полюбопытствовал он и затянулся.

— Если скажу, обещаешь вернуть?

Лейгур ощутил легкое головокружение. Содержимое трубки ударило по башке железным кулаком.

— Ага, — бросил он, чувствуя, как саднит горло. Но все же закурил еще разок.

— Один местный торговал. Ну я и купил. — Парень испытывающе глядел на него некоторое время, не выдержал и взвизгнул хрипловатым голоском: — Теперь отдай! Обещал отдать!

Исландец увернулся от худой руки, пытающейся вырвать трубку.

— Ватты то откуда взял? — с любопытством осведомился Лейгур.

— Где взял, там их уже нет.

Лейгур строго посмотрел ему, как бы намекая: «Не скажешь — точно трубку не получишь».

Пацан, набрав воздуха в грудь, протяжно выдохнул, закатив глаза, ответил:

— Ну ладно, ладно, я самую малость заряда позаимствовал из батареи нашего вездехода. Вообще капельку. Ну, теперь доволен? Отдавай трубку.

— Не-а. — Лейгур вошел во вкус и уже дымил вовсю, привыкнув к горечи табака (или бог весть чего).

— Ты же обещал! — мальчишка аж вскочил, вперив злющий взгляд в вора. Но вор, выше его на две головы, и не шелохнулся, продолжая курить с нарочитым наслаждением.

Здесь к ним подошел Матвей.

— Ну, поговорил с ним? — Лейгуру стало не до Тихона.

Собиратель кивнул:

— Сан-Хи приказал своим людям не распространяться касательно завтрашней вылазки, весь инструктаж останется тайной. Ну и сам пообещал приглядывать за подопечными.

— Это хорошо, — сказал Лейгур. — Будет совсем некстати, если звезданутые прознают про нападение еще до того, как мы окажемся у них на базе.

— Я прикрою твою спину, — вмешался Тихон, хлопнув себя по правому карману. Там у него обычно хранился нож. — Даже несмотря на то, что ты наглым образом спёр у меня трубку.

Матвей с Лейгуром переглянулись. Оба уже знали, что пацан никуда с ними не отправится. Все было обговорено еще этим утром, когда пришло известие о долгожданной помощи мэра. Только вот сам Тихон этого еще не знал.

— Как скажешь, парень, — подмигнул мальчику Лейгур, прикусывая мундштук. — Матвей, а сам ты что думаешь на счет этих парней?

— Ну, ребята они с виду крепкие, — Матвей взял ведро, положил его вверх дном и сел. — Большинство из них военную подготовку, как Надя не проходили, но стрелять могут.

— Те двадцать ребят, с которыми ты пойдешь в гору, должны быть самыми лучшими из этой сотни. — Жесткие голубые глаза исландца посмотрели на Матвея. — Они обязаны не просто бездумно палить из пушек, а умело координировать свои действия. Вы должны быть той самой стрелой, пущенной в пятку Ахиллеса. Только от них зависит успех всей этой затеи.

— Да… — соглашался Матвей, кивая, — да, ты прав. Мне стоит это обсудить с Сан-Хи.

— Пусть отберет лучших, — сказал он подчеркнуто громко.

— А кто такой этот Ахиллес? — неуверенно спросил парень.

Исландец и собиратель посмотрели друг на друга и ухмыльнулись.

— Ответишь себе сам на свой вопрос, — сказал Лейгур, — когда в следующий раз потратишь ватты на книжку вместо этой дряни.

— Так, ладно, — сказал Матвей, вставая, — пойду еще раз переговорю с Сан-Хи.

— А я с малым отправлюсь на рынок, — Лейгур вытряхнул содержимое трубки. — Поможет мне нести того здоровенного клыкача, которого я заприметил этим утром.

— Че это я должен? — пробурчал мальчишка насупившись. — Сам иди за своей рыбой.

— Так ты не только поможешь мне ее нести, пацан, — он спрятал трубку в карман, — но еще и готовить. Поучишься у дяди Эйгирсона, пока он жив. Потом будешь девчонок своих угощать.

Исландец обернулся к Матвею и объяснил:

— Хочу устроить пирушку сегодня вечером. Зажарю этого клыкача так, что пальчики оближешь. Еще и с картошечкой… Надеюсь, они ее здесь выращивают в этих теплицах.

— Не знал, что ты умеешь готовить рыбу, — удивился Матвей.

— Я же исландец, — с хитрецой ответил Лейгур, положив руки себе на колени. — Уметь вкусненько рыбу приготовить у меня в крови, хе-хе.

Очнувшись, Маша обнаружила себя туго привязанной к металлическому стулу по рукам и ногам. Страшно кружилась голова, и картинка перед глазами расплывалось, как в дурмане. Виднелся лишь тусклый свет огня, находившийся не то близко, не то далеко.

Где она? И как здесь оказалась? Последнее, что помнила, прежде чем вокруг все почернело — это как в лабораторию ворвалась шайка солдатни. Оставаясь равнодушными к ее возмущениям, они принялись переворачивать лабораторию и все оборудование вверх дном.

А затем, откуда не возьмись объявился Буров и его кулак, стремительно приближающийся к ее лицу. Когда он ударил ее, вспыхнул белый свет, который постепенно угасал, сменившись долгой тьмой.

И вот она здесь. Ее колотил озноб. Спину щекотали капли пота. Сердце стучало как сумасшедшее.

Где-то впереди раздался знакомый до ужаса голос:

— С добрым утром.

Маша подняла взгляд и увидела вышедшего на свет Железнова. За его спиной стоял Буров. На лице сержанта застыла кривая ухмылка, которую отчетливо подчеркивали его усы.

— Ч-что происходит? — только и смогла выдавить из себя Маша. В горле скребло так, словно песка насыпали.

Генерал вытащил откуда-то из темноты табуретку и сел напротив нее. Его рука потянулась в нагрудный карман.

— Вот и я хочу знать, Мария Вадимовна, — он бросил что-то на металлическую тумбочку возле ее кресла, — что же здесь такого происходит?

Маша медленно повернула голову налево и увидела ключ-карту Гриши. И вот теперь она поняла, что влипла по-крупному.

— Вынужден признать вашу храбрость, — произнес Железнов кивая. — Пройти через клетку с мерзляками, пускай и парализованными, это нужно иметь стальную выдержку!

Холодные пальцы страха, сжимающие ее плечи, стремительно превращались в ледяные когтистые лапы.

— А между тем рядовой Сенкевич едва не попал под раздачу из-за вашей ночной вылазки, — говорил генерал. — Мы уже было заподозрили его в измене, и если бы не проверка лога компьютера, отвечающего за охлаждение клетки, то сейчас мог бы пострадать невинный человек…

Маша молчала.

Пальцы генерала взяли её подбородок и приподняли голову, заставив посмотреть ему в глаза.

— Я дам тебе один-единственный шанс выйти отсюда, — требовательно произнес Железнов, — но только при условии, что ты расскажешь мне с кем пыталась связаться прошлой ночью по радио. Здесь и сейчас. Как тебе такой расклад?

Молчание. Маша чувствовала, что это молчание дорого ей обойдется. Дороже всех молчаний в ее жизни.

— Ну что ж… — Генерал встал со стула. — Если не хочешь говорить со мной… Сержант!

— Да, товарищ генерал-полковник, — отрапортовал он, выйдя на свет.

— Отдаю госпожу Зотову в твое полное распоряжение.

— Будет сделано.

Маша почувствовала, как задрожали колени. Она стиснула рот, сдерживая рыдание. Ну как они прознали о ее ночной вылазке⁈ Где она ошиблась?

— И еще раз, примите мои искренние извинения, Михаил, — обратился к Бурову генерал. — Мне стоило довериться вашему чутью.

Сержант ответил понимающим кивком.

Генерал открыл дверь, за которым виднелась стена с облупленной краской.

— Не переборщите, сержант, — сказал он, стоя в дверях. — После того как госпожа Зотова сознается, ей предстоит еще много работы в лаборатории. Ее ум должен быть ясен как и прежде.

— Разумеется.

Железнов вышел.

И Маша вдруг захотела окликнуть генерала, попросить его не уходить. Какая-то совершенно дурацкая идея легла ей в голову: будто если старик останется здесь, Буров не причинит ей вреда.

А между тем сержант медленно, словно предвкушая удовольствие, подошел к ней и сел напротив.

— Что ты собираешься делать? — сипела она, наблюдая за каждым его движением. Все тело напряглось.

Вместо ответа Буров смотрел ей в глаза, долго, будто желая ее загипнотизировать или научиться читать мысли. Потом он с совершенно ледяным спокойствием потянулся к той самой металлической тумбочке рядом и выдвинул верхний шкафчик. Послышался угрожающий грохот всяких железяк. Маша боялась взглянуть туда, поскольку все ее худшие опасения медленно и верно подтверждались. Но как она не старалась, увести взгляд от Бурова не выходило.

А в его руке между тем появились плоскогубцы.

Впервые она предприняла попытку вырваться: начала раскачиваться на стуле, дергать руками, ногами. Бесполезно.

— Только притронься ко мне, грязный ты…

Он заткнул ее увесистой затрещиной. В ушах зазвенело, вены на висках запульсировали.

— Я тебе так скажу, Зотова, — впервые заговорил сержант ледяным голосом и защелкал плоскогубцами. — Когда мне отдают приказ, я делаю все возможное, чтобы он был выполнен без сучка и задоринки. — Холодные глаза посмотрели на неё. — Этот приказ не будет исключением.

Буров придавил ее беспомощно сопротивляющуюся кисть к подлокотнику.

— Как там велел генерал? После признания ты должна в состоянии продолжить работу над токсином?

Железные челюсти плоскогубцев сомкнулись на кончике ногтя ее указательного пальца.

— Полагаю, ноготочки не играют существенной роли в твоей работе.

Маша зарыдала. Дышать стало невыносимо трудно, она задыхалась.

— С кем ты пыталась связаться?

Она ничего ему не скажет, ни словечка. Пусть слышит только ее вопль, крик, плач, все что угодно — но не признание. Она не станет ничего выдумывать — ублюдок обязательно почувствует ее ложь, — и не будет умолять его прекратить.

Прямо сейчас Маша дала себе зарок — держать рот на замке. До тех пор, пока сюда не явится Матвей вместе с ее друзьями и не спасет ее.

Она уже не думала о воротах, которые нужно открыть. Нет. Все мысли и чувства сосредоточились на предстоящей боли, которая наверняка станет самой невыносимой в ее жизни.

— Молчишь… — Буров печально улыбнулся. — Ну что ж…

Холодные челюсти плоскогубцев, вцепившиеся в её ноготь, резко дернулась вверх.

Аккуратно разрезанные порции рыбного филе украшали небольшой стол крохотного офиса, где они решили закатить пирушку. Помимо основного блюда в пяти мисках лежала и свежесваренная картошка, обсыпанная купленной на рынке зеленью. Аромат от застолья успел распространиться по всему коридору старых офисов, останавливая чжуншановцев, проходящих мимо. Все как по немому приказу всматривались сквозь стеклянные стены, пожирая взглядами богатое кушанье.

— Я щас сдохну, — прошипел Тихон, сжимая вилку и нож. Он посмотрел на Лейгура, разливающего воду в стаканы. — Можно уже пожрать или нет, в конце концов?

— Сразу, как только подтянуться дамы, — ответил он чуть усталым голосом и покосился на вход в офис, откуда эти самые дамы должны были объявиться еще минут десять назад. — Тебе надо бы поучиться терпению, малой, не находишь?

— Чего они там застряли, не понимаю? — продолжал негодовать Тихон, проигнорировав совет. — Самим, что ли, есть не хочется? У меня вот весь день во рту ни крошки, и я…

Лейгур уже не слушал болтовню пацана, взглянув на Матвея. Тот сидел в углу на стуле, задумчиво уставившись в стену. Вид у его товарища был совсем потерянный.

— Матвей?

Не отозвался.

— Эй, Матвей?

Собиратель быстро проморгал, взглянул на него.

— Ты в порядке? — сказал Лейгур. — Вдруг замолчал.

Тот едва слышно ответил:

— Ничего, все в порядке.

Лейгур и без умения читать мысли знал, что именно беспокоит его товарища прямо сейчас: о Маше он думал, наверное, каждую минуту с тех пор, как они разошлись на «Прогрессе». И Лейгур в полной мере понимал его беспокойство, ведь кто, как не он, знал, как это мучительно трудно — расставаться с тем, кого ты любишь. А всяко хуже — расставаться навсегда.

По-хорошему, думал Лейгур, сейчас Матвею не помешало бы выпить и забыться хоть ненадолго. Но от крепких напитков они все же решили воздержаться по вполне ясной причине, назревающей завтрашним утром.

Двери в офис открылись, и на пороге показались долгожданные гостьи.

Тихон воскликнул:

— Ну наконец-то! И где вас только…

И резко умолк, когда разглядел девушек повнимательнее.

Яркий макияж подчеркивал строгость карих глаз Арины, но в их влажном блеске все равно читалась теплая, едва уловимая доброта. Легкий, почти незаметный румянец на щеках немного скрыл худобу ее лица.

Надя тоже смотрелась иначе. Кончики ее черных волос теперь выглядели острее. Губы сверкали загадочной розовинкой. Куда-то исчезла призрачная бледность, прилипшая маской к ее лицу с тех самых пор, как Лейгур впервые ее увидел. Теперь ее кожа даже отсюда казалась мягкой, как шелковое одеяло.

Матвей неловко поднялся со стула.

— Выглядите… иначе, — сказал он и сглотнул.

Арина чуть пихнула локтем Надю.

— Говорила тебе, что это тупая затея.

— Нет, нет! — поспешил добавить Матвей. — Выглядите…

Матвей долго не мог подобрать подходящего слова, и Лейгур решил ему подсобить, заодно выразив и свое мнение:

— Сногсшибательно?

— Да, именно так, — подытожил растерянно собиратель. — Сногсшибательно. Скажи же, Тихон?

Тихон молча смотрел на них с полуоткрытым ртом.

— Эй, пацан? — окликнул его Лейгур, щелкнув пальцем.

— А? Че? Да круто! Выглядят круто! Нет, правда! Честное слово. — И посмотрел на Лейгура: — Теперь-то можно пожрать?

Всех накрыло неловкое молчание. В основном мужскую половину.

— Ну что! — Надя хлопнула в ладоши. — Мы прибыли по зову аппетитного запаха. И не знаю как вы, а я умираю с голоду.

Надя подошла к столу, но прежде чем успела сесть, Лейгур подошел к ней и услужливо выдвинул стул. Отчего-то ему сегодня хотелось побыть джентльменом.

— Ох, благодарю, — улыбнулась Надя.

Матвей, в свою очередь, подошел к Арине, взял ее за руку.

— Нет, ну скажи правду, — прошептала она ему, — я похожа на пингвина с этими кругами на глазах?

Матвей улыбнулся:

— Вот тебе правда — ты выглядишь превосходно.

Сказанный комплимент усилил румянец на щеках девушки. Она в край засмущалась.

Матвей провел ее к столу, и, последовав примеру друга, выдвинул ей стул и сел рядом.

— Ну что, налетай! — объявил Лейгур, потирая ладони.

Приготовленный клыкач был превосходным. Не прошло и часа, как во всех мисках лежали одни только рыбьи кости. Тихон не постеснялся рыгнуть, довольно поглаживая живот. Надя облизывала жирные пальцы, восхваляя скрытый талант Лейгура в поварском искусстве. Потом пустые миски со стола исчезли, и на их место пришли игральные карты. Тихон, этот пройдоха, умудрился купить у барахольщика с рынка не только трубку, но и старую колоду карт, да не просто какую, а с полуголыми девицами.

— Только попробуй их у меня отнять, рыжая ты скотина, — пригрозил малец Лейгуру.

На что исландец лишь взорвался хохотом. Кажется, впервые в жизни Матвей видел, как тот от души смеялся.

Играли около часа, не упуская по возможности случая комментировать пышные формы изображенных на картах дам.

— Что у тебя там вышло, парень? Стрит? — покосился Лейгур на сложенную комбинацию на столе, когда пришла пора раскрывать карты. — А как тебе эти две сочные попки? — И выложил две карты: даму и королеву (не короля!) бубновой масти. — Флэш!

Все загоготали, и лишь один Тихон беспомощно хлопал глазами, глядя на двух сексуально подмигивающих ему с карточек дам. Никогда не проигрывающий в покер парень аж побледнел от неожиданности.

— Сволочь! — возмутился он. — Ты же мухлевал, да? Вот признайся, мухлевал!

Когда играть в карты надоело, принялись болтать о всяком. В основном разговаривали о местном рынке. Пришли к выводу, что если хорошенько поискать, у кого-нибудь из здешних торгашей обязательно будет на продажу ядерная боеголовка. Кажется, все собранное за эти тридцать лет собирателями каким-то магическим образом по итогу оказывалось здесь, на «Чжуншане».

Затем разговор плавно перетек в рассказы о мире до Вторжения. Само собой, ввиду своего возраста, главным повествователем был Лейгур. Говорил он о самолетах, с помощью которых люди добирались с одной части света до другой за считаные часы. О городах, где ютились практически плечом к плечу миллионы людей. Много чего. Одним словом, говорили обо всем, кроме завтрашнего утра. Все собравшиеся как будто бы дали тайный обет — не упоминать вслух «Звездную», отдалиться мыслями от нее хоть ненадолго. И как они не старались, все же избежать этой темы не удалось.

Первым нарушителем стала Надя:

— Могу я вам кое в чем признаться?

Все замолчали, прервав ленивый разговор о музыке прошлого, и взглянули в сторону Нади, склонившей голову.

— Сегодня, когда я сказала, что иду с вами на «Звездную» ради будущего моего сына, это была лишь доля правды, — говорила она полушепотом, щелкая ногтем. — Я делаю это не только ради Йована, — ее влажный взгляд обратился ко всем, — но и ради вас. Мы начали это вместе, понимаете? И я решила, что буду просто последней сволочью, если останусь в стороне и не помогу вам закончить начатое. Ведь не будь вас рядом все это время, не было бы Йована, не было бы моего сына. — Слезы прыснули из ее глаз. — Я вам так благодарна…

Арина вскочила с места и бросилась ее обнимать. Потом робко подтянулись остальные, обняли Надю сзади, и уже через мгновение слепили впятером тесные объятия.

— Ребят, дайте мне слово, — сказала Надя, ее голос приглушался телами остальных, — выживите, хорошо? Хватит смертей. Просто выживите.

— И ты тоже дай слово, — всхлипывая, сказал Тихон. — Так нечестно будет, если мы дадим, а ты — нет.

— Обещаю, — отозвалась она. — Ради вас, ради сына, я выживу. Этим ублюдкам не взять меня.

Остальные ответили согласием.

Когда напряжение спало, они еще немного поболтали о всяком-разном, пока не стали слышаться первые зевки.

— Ну, думаю пора нам всем на боковую, — сообщил Лейгур, хлопнул себя по коленям и поднялся со стула. — Нужно как следует выспаться перед завтрашним днем.

— Еще раз большое спасибо за ужин, Лейгур, — сказала Надя. — Ничего вкуснее в жизни не ела.

— Всегда пожалуйста, — тепло улыбнулся он.

Все стали потихоньку расходится к своим спальным закуткам. Тихона уже и вовсе ноги не держали, и он чуть лбом не впечатался в дверной косяк, но все же успешно покинул офисное помещение. Следом за ним вышла Надя. Матвей с Ариной помогли Лейгуру прибраться и сложить все миски с вилками и кружками в мешок. Вскоре и он покинул место бывшего пира.

Вдвоем остались только Матвей с Ариной.

— Ну, — вздохнул Матвей, погладив ее по плечу, — до завтра.

И когда он уже почти было вышел, девушка поймала его за руку.

— Постой.

Собиратель вопросительно взглянул на нее.

— Тебе правда нравится? — Она натянута улыбнулась, указывая застенчивым жестом на свой макияж. Матвей не успел и звука произнести, как она торопливо, с легким придыханием добавила: — Я это сделала для тебя.

Матвей, растерянный от подобного ответа, погладил ее по плечу.

— Ты красавица в любом виде, клянусь тебе. И с короткими волосами, и длинными, и чумазая…

Он поцеловал ее в лоб, пожелал спокойно ночи, вновь направился к выходу.

— Матвей!

Ее холодная рука стиснула его запястье. Он обернулся и встретил на себе застенчивый взгляд карих глаз. Щеки Арины зардели пуще прежнего, по лицу проскользнула неуверенность. И потом — произошло это совершенно неожиданно, — она резко поцеловала его. Матвей оторопел, когда ее зубы ласково покусывали его обветренные губы, когда холодные и нежные ладони закрыли его небритые щеки, и в груди Матвея стало медленно разливаться приятное тепло.

— Нет, перестань… — Матвей сжал ее плечи и нежно отодвинул. Арина заробела, отвернулась и обхватила себя руками.

— Прости, не знаю, что на меня нашло… — дрожал её голос.

А для Матвея вдруг всё встало на свои места, в особенности вся эта неприязнь к Маше, так и сочившаяся от Арины в ее адрес при любом возможном случае. Выходит, за всем этим скрывалась самая обыкновенная ревность.

Арина показалась ему совершенно чужим человеком, и ему стало страшно неуютно с ней.

Он подошёл к ней, положил руку на плечо и почувствовал, как хрупкое тело девушки дрогнуло.

— Это неправильно, Арин, — шепнул он ей, чувствуя, как саднит в горле. — Ты же мне как…

— Сестра. Знаю я, знаю!.. — испуганно голосом произнесла она. Из глаз, подчёркнутых макияжем, по щеке скользнула чёрная струйка.— Просто… ты столько сделал всего для меня. И я… я теперь не могу представить жизни, в которой рядом не будет тебя. И ничего не могу с этим поделать, понимаешь? Не могу вот так раз — и отковырять это, как болячку.

У Матвея засосало под ложечкой. Это ж надо — Аринка влюбилась в него, во взрослого мужика, годящегося ей чуть ли не в отцы! И как теперь ему быть? Где-то глубоко внутри себя он догадывался о подобном уже давно, но боялся открыть мысленную дверь и взглянуть на неприятную правду всерьез. Боялся поговорить с Ариной об этом начистоту, с глазу на глаз, пока дела не стали только хуже.

И вот, пожалуйста, дождался.

Он крепко обнял девушку, чувствуя, как ее лопатки чуть содрогались от тихого плача. Шершавой рукой погладил ее по волосам и поцеловал в макушку.

Так они и стояли, согреваясь в любящих объятиях.

Всю ночь Матвей не смыкал глаз, раз за разом возобновляя в памяти случившееся минувшим вечером. Чувствовал он себя в крайней степени паршиво.

Потом, когда наступило раннее утро, и осознание того, что высыпаться ему придется в трясущемся вездеходе на пути Звездной — и то это если повезет, — он поднялся с койки, прихватил вещь-мешок и спустился к гаражу. Там застал Сан-Хи в компании дюжины своих людей. Все делали последние приготовления: проверяли состояние вездеходов, оружия, наличие патронов и гранат. Никто из них даже не обратил внимание на вошедшего внутрь гостя.

Матвей, сев на скамейку, наблюдал за сборами и все не мог выкинуть из головы отчетливого подозрения, что все это ему сниться. Ему вдруг вспомнилось, как однажды от своего отца он слышал, будто если взглянуть на часы во сне, они не будут показывать точного времени: стрелка будет вилять из стороны в сторону, исчезать, а циферблат искажаться. К счастью, в гараже висели большие часы. И, взглянув на них и понаблюдав за стрелкой, четко отсчитывающие каждые секунды, он понял: никакой это не сон. Все это происходит взаправду.

Неожиданно в гараже показался еще один гость, сам мэр Ли. Он поздоровался с Сан-Хи и его людьми (их за последние пятнадцать минут прибавилось еще человек на десять) и крепко пожал многим из них руки, обращаясь на китайском. После он заметил Матвея.

— Не рановато вы здесь? — обратился он к нему приближаясь. — Отправка только через два часа.

— Не спится.

Ли сел рядом.

— Волнение не дает сомкнуть глаз? — полюбопытствовал он. — Хотя глупо спрашивать об этом. Разумеется, без волнения в таком деле не обойтись.

Матвей кивнул соглашаясь.

— Еще раз спасибо вам за помощь, — сказал Матвей. — Без Сан-Хи и его людей у нас не было бы и шанса.

— Очень хочу надеется, что это безрассудство приведет к успеху. Вы уж меня простите, мистер Беляев, но я по своей природе закоренелый скептик, и до сих пор отказываюсь верить в существование этого самого волшебного токсина. — Он посмотрел на него. — Но я верю вам. Что-то мне подсказывает, что вы человек слова. Называйте это чутьем, интуицией, предчувствием, как угодно, но именно вы повлияли на меня принять это решение. — Ли перевел взгляд на Сан-Хи, отдающий распоряжением. — В большей степени…

Мэр замолчал недоговорив. И Матвею оставалось лишь предполагать, что вторым таким человеком, наверное, был его сын.

— Господин мэр, могу я вас попросить еще об одной услуге?

— Если только она не заключается в выделении вам дополнительных сто человек.

— Когда вы увидите этот токсин и убедитесь в его существовании, — задумчиво произнес Матвей, — используйте его силу, чтобы несите добро. Понимаю, «добро» — понятие растяжимое, и кто-то считает его таковым, когда убивает человека из-за какого-то недостатка, или потому, что другой думает не так, как положено ему думать…

Матвей кончил, не зная, как продолжить.

И тогда Ли спросил:

— А что добро для вас, мистер Беляев?

Собиратель призадумался.

— Наверное, минувший вечер, — сказал он, подняв взгляд к потолку, — когда я со своими друзьями сытно поел, и мы разговаривали, смеялись, плакали, вспоминали… — Матвей взглянул на мэра. — Думаю, это и есть добро. По крайне мере таковым оно является в моем представлении.

Ли тихонько покивал головой.

— Пожалуй, я пойду будить остальных, — сказал Матвей, поднимаясь со скамейки.

— Что ж, пожалуй, и мне пора отправится по своим делам.

Мэр протянул ему руку.

— Берегите себя, Матвей. И удачи.

Матвей ответил крепким рукопожатием.

— И вам того же, господин Ли.

— Нам пора, — сообщил Лейгур, взваливая на себя тяжеленный рюкзак. — Сан-Хи и его люди готовы, ждут только нас.

— Тогда поторапливаемся, — добавил Матвей, прихватывая со стола и свои вещи.

Арина ходила рядом. С самого утра они не обменялись ни то что словом, даже не переглянулись. Собиратель чувствовал себя крайне неловко перед ней.

— Пацан, дуй за мной, нужна твоя помощь, — щелкнул пальцами Лейгур.

Тихон поплелся вслед за исландцем.

Потом Матвей незаметно от Арины махнул Наде, привлекая ее внимание. Когда взгляды их встретились, он подал ей сигнал. Она кивнула.

— Черт, вот я дура, совсем забыла, — с досадой прошептала Надя, подушечками ладоней растирая себе глаза.

— Что такое? — обернувшись, произнесла Арина.

— Рейджи. Я вчера ходила к нему за винтовкой, и он просил меня передать тебе кобуру для револьвера. Не таскать же тебе его все время за поясом?

— Оу… — Арина слегка опешила. — Спасибо.

— Я оставила ее в той подсобке, где настраивала оптику. Шкаф в углу, верхний ящик слева.

— Хорошо, я сбегаю прямо сейчас, — сказала она, заправляя револьвер за пояс.

— Я с тобой, — сказал Матвей, — всё равно это по пути к гаражу.

Арина только кивнула.

До входа в подсобку дошли в неловком молчании, от которого Матвей чувствовал себя еще хуже прежнего. Но ему не нашлось для нее ни единого слова. По крайне мере сейчас.

Как только зашли внутрь, Арина подошла к обозначенному Надей шкафу и потянулась к верхнему ящику. Но не успела она его открыть, как в дальней части помещения, среди разного наваленного друг на друга хлама, раздался рассерженный голос Тихона:

— Не вижу я здесь никаких чертовых сапог, слышишь? Куда ты меня вообще затащил⁈

Вдруг Арина резко повернулась к Матвею, и тот понял: она догадалась, что он намеревался сделать. Девушка даже не стала проверять шкаф, бросилась к нему, но не успела. Матвей закрыл тяжелую металлическую дверь возле ее носа и повернул толстую щеколду.

— Что ты делаешь⁈ — раздался приглушенный голос девушки вперемежку с дробью ударов. — Открой дверь, слышишь? Открой немедленно!

Из-за угла вышел Лейгур, прислонился к стене и сжал руки на груди.

— Прости, Арин, — печально отозвался Матвей, коснувшись лбом о холодный металл.

— Открой, сейчас же! — ее голос готов был вот-вот сорваться.

— Эй, что здесь происходит! Эй! — присоединился Тихон.

— Тебе там не место, Арин. Вам обоим, — говорил Матвей холодной двери. — Вы должны…

— ОТКРОЙ ЭТУ ЧЁРТОВУ ДВЕРЬ! — визжала Арина, неустанно колотя по металлу.

— Я не могу Арин, не могу. — В глазах защекотало. На плечи легло какое-то тупо бессилие.

— Ты обещал, что не оставишь меня одну! — Теперь за дверью слышались слезы. Боже, как же отвратительно он себя чувствовал! — Дал слово, что мы прыгнем в этот ад вместе, рука об руку! А теперь ты… — Голос ее начал содрогаться от рыдания. — Ты поступаешь со мной вот так⁈

Лейгур положил ему руку на плечо, намекая, что пора идти.

Матвей хотел так многое ей сказать! Ну почему он так мало с ней говорил все это время? Почему именно сейчас ему хотелось говорить с ней долгие часы?

— Рейджи скоро придет сюда и откроет дверь, — выдавил из себя Матвей.

Арина совсем пустилась в слезы.

— Люблю тебя, Арин, — сказал он и быстро зашагал прочь.

— Нет! — крикнула она. — Открой! Я должна быть с тобой и покончить с ним! Я должна это сделать! МАТВЕЙ!

Ее голос теперь едва слышался, как только они повернули за угол, а потом исчез вовсе.

— Ты все сделал правильно, — тихо утешал его Лейгур. — Ей там не место.

Матвей смолчал.

Он вообще не произнес ни слова с этой самой минуты и вплоть до станции «Звездной», к которой прибыли двое суток спустя.

Те два дня были самыми долгими в его жизни.

Тихон нашел старое кресло на колесиках, вцепился в его спинку и принялся ударять им по двери.

— Дурить меня вздумал⁈ — пыхтел он ударяя. — Рыжий недоносок! Чтоб у тебя мать сдохла, ты… Эй, кто-нибудь! Откройте! Слышите меня? — Снова грохнул ножками со всей одури: — Мы здесь!

Минут пять он нещадно лупил дверь, оставил на ней вмятины, пока крестовина от кресла не упала ему под ноги. Он откинул тяжелую спинку, взялся за железяку и продолжил бить ей, пока вскоре, задыхаясь, не свалился на пол.

— Ублюдок… — глотал он воздух. — Рыжий ублюдок. Говорит, сапоги достать надо. Я еще подумал, какие к черту сапоги? Ведь догадывался, сука — здесь что-то нечисто. Догадывался…

Он посмотрел на Арину. Девушка сидела в углу, обхватив руками колени и положив на них голову. Когда Матвей ушел, она еще долго рыдала, что еще сильнее разозлило Тихона, что и заставило его пустить в ход это кресло. Не мог он смотреть на девичьи слезы. В такие редкие моменты ему обязательно надо было что-нибудь предпринять.

Несмотря на не утихшую до конца обиду, он все же подполз к ней на четвереньках, сел напротив и долго не решался заговорить.

— Поверить не могу, что они кинули нас, — прошептал он.

Тихон заметил торчащую из ее пояса рукоятку револьвера.

— Слушай, а может, мы того, бахнем из этой штуки в дверь?

Тылом ладони она вытерла опухшие глаза.

— Ты как всегда, одна идея тупой другой.

Тихон вновь обозлился на нее и весь напрягся. Он обязательно бы ответил ей что-нибудь язвительное, но сейчас, наблюдая ее измученный вид, не осмелился решиться на подобное.

— Дерьмо… — Парень сел рядом с ней и запрокинул голову, морщась от света лампы. После он принялся причитать: — Бросили нас, гады. Взяли и бросили, словно мы дети какие.

— Можешь ты уже, наконец, заткнуться? — рявкнула Арина и поднялась с пола. — Я из-за тебя собственных мыслей не слышу.

Тихон замолк, но только на минуту. Сверля ее гневным взглядом, он, не выдержав, вскочил с места и гаркнул:

— Слушай, а ты всегда была такой стервозной сукой?

— Я же велела тебе, закрой свой…

— Нет, это ты свою пасть захлопни, ясно⁈ — Он грубо пихнул ее в плечо. — Мне уже надоело, что ты на меня постоянно орешь, а потом извиняешься, а потом снова орешь…

— Да потому что с тобой иначе никак. Вот сейчас, к примеру!

— Ты иначе и не пробовала! Все время со мной разговариваешь, как с пятилеткой.

— Потому что ты и есть пятилетка! — огрызнулась она и схватилась за голову. Потом зашипела: — Безмозглая, раздражающая и тупая пятилетка! Уж не знаю, кто в этом виноват: ты сам или твой братик-фанатик, который не привил тебе элементарной…

Арину перебил раздавшийся со стороны Тихона крик. Мальчик с разбегу врезался в нее, обхватил за талию и повалил на пол. Его кулаки принялись колотить ее по груди, по плечам, задел подбородок.

— Заткнись! — звонко вопил он. — Не смей говорить плохо про моего…

Она с усилием сбросила его с себя и откинула в сторону сложенных друг на друга стульев. Те с железным лязгом упали.

Арина встала на ноги, почувствовала на языке металлический привкус. Коснулась губы и заметила кровь, от вида которой стала только злее. Со кулаками она направилась в сторону мальчишки, но тот вдруг перевернулся на спину с вытянутым вперед револьвером. Её револьвером. Засранец незаметно стащил его, пока они боролись.

Девушка инстинктивно выпятила ладони вперед.

— Он заряжен… — предупредила она.

— Да ладно? Не врешь? — с издевкой, раздражением и гневом одновременно выкрикнул Тихон.

— Ты не посмеешь.

Парень отвел курок двумя большими пальцами. Его руки тряслись, длинное дуло револьвера заходило ходуном.

— Мой брат не фанатик. — На переносице Тихона легли две глубокие морщины. — В отличие от тебя. Ты только и думаешь о мести. Даже вон ножик специальный сделала. — Он кивком указал на рукоятку, торчащую у нее за поясом.

Арина нахмурилась, отвела взгляд в сторону.

— Разве это не фанатизм? — все говорил Тихон.

Потом он заметил, как лицо девушки сменилось на удивление. Ничего не сказав, Арина вдруг зашагала к стене, где стояло еще с десяток наставленных друг на друга стульев. Тихон перевернулся набок, не выпуская револьвера из рук, и проследил, как она сваливает башню из стульев на пол. Он почти спросил: «Что ты делаешь?», но решил, что спрашивать ее сейчас о чем-либо выше его достоинства. К тому же ответ на свой вопрос он получил через несколько секунд, как только Арина села на колени возле вентиляционной решетки.

Девушка вытащила свой костяной нож и кончиком коснулась в резьбу одного из четырех шурупов. Попыталась повернуть — тщетно. Стала обыскивать взглядом все вокруг, но, так и не найдя ничего подходящего, смиренно опустила голову и тяжело вздохнула.

Не поднимая взгляда, она с тихим раздражением обратилась к Тихону:

— Тот нож, что дал тебе Матвей, он еще у тебя?

С величайшей неохотой он заставил руку потянуться к карману, положил нож на пол и подтолкнул его к ней. Она схватила оружие и быстро, походя на вора, принялась использовать его в качестве отвертки. Не прошло и минуты, как все четыре шурупа лежали на полу вместе с вентиляционной решеткой.

Арина заглянула внутрь, попыталась пролезть, но ничего не вышло.

— Что, жирная слишком, да? — язвительно заметил Тихон.

Даже не видя её лица, он так и видел, как дергаются мышцы на ее лбу, как дрожит ее челюсть, в желании в очередной раз его заткнуть. Только вот она держала рот на замке, поскольку теперь он ей был нужен.

— Нам нужно выбираться отсюда, — сдержанно и холодно прошептала она.

Тихон и не думал это оспаривать. Больше всего на свете ему хотелось выбраться из этой комнатенки, и как можно скорее. К тому же даже отсюда он видел, что вполне сможет пролезть.

Он спрятал револьвер за пояс, подошел к ней и встал на четвереньки. Взглянул внутрь пыльной кишки из стали. В сравнении с «Палмером» эта вентиляция выглядела как легкая прогулка.

Арина протянула ему нож.

— Она должна выйти в коридор…

— Без тебя знаю, — огрызнулся Тихон и влез внутрь.

— Открой мне дверь снаружи.

На эту просьбу он предпочел умолчать.

Через несколько минут Тихон уже дополз до следующей решетки, за которой виднелся знакомый коридор. Повозился немного с шурупами и вылез наружу. Кто бы что ни говорил, а маленький рост иногда весьма кстати.

Он дошел до двери подсобки и ударил два раза костяшкой указательного пальца.

— Тихон, это ты? — раздался с той стороны голос.

— Ага.

Короткое молчание.

— Ну чего ждешь? Открывай!

— Сначала извинись.

— Чего⁈

— И дай слово, что никогда больше не будешь разговаривать со мной как с ребенком.

Ему ответил одиночный удар в дверь.

— Черт тебя возьми, нашел время! Сюда в любую минуту могут прийти.

— В таком случае советую тебе поторопиться. — Он знал, что рискует, но не мог не воспользоваться подвернувшимся ему случаем поставить Арину на место.

С той стороны раздалось неразборчивое бормотание.

— Что, прости? — Тихон наигранно приложил ухо к двери.

— Прости меня. Я даю слово, что больше не буду хамить тебе, — сообщил ему едва сдержанный и холодный голос по ту сторону двери.

— Честное слово?

Тихон расслышал раздраженный вздох:

— Честное слово.

Он коснулся щеколды и сдвинул ее. Дверь открылась.

Арина вышла наружу, озираясь по сторонам. Когда убедилась, что опасности нет, протянула раскрытую ладонь.

— Отдай револьвер.

Тихон покачал головой.

— Нет уж, пока он побудет со мной. На случай если ты решишь нарушить слово.

Арина стиснула зубы. На кистях рук заходили сухожилия.

— Боже, какой же ты…

Парень указал на нее пальцем предупреждая.

— Ладно, черт с тобой, — бросила она и зашагала прочь.

— Ты куда? — сказал он ей вслед.

— А сам как думаешь?

Тихон нагнал ее и теперь быстро шел с ней рядом.

— Они уже час назад как уехали. Как ты собираешься их догонять?

— На вездеходе, — уверенно заявила девушка.

Им повезло.

В гараже не оказалось людей, и ряд мест, где еще вчера стояли заготовленные к поездке на «Звездный» вездеходы — десять штук, — теперь занимала парочка совершенно других, помельче. На одном из них, с большими колесами, кремового цвета, красными буквами были нанесены китайские иероглифы 松鼠.

Арина решила, что этот вполне подойдет.

— Нужно найти ключи. — Она стала осматриваться в поисках щитка. Она точно видела его где-то здесь еще вчера.

— Вон, может там? — указал Тихон в дальнюю часть.

Чего у этого говнюка не отнять, так это хорошего зрения, мысленно согласилась она.

Ее коробило от злости. Хотелось заехать в морду этому шкету со всего размаху — так он ее взбесил. Еще и револьвер забрал!

Оглядываясь, Арина подошла к щитку, но не успела коснуться дверцы, как внутрь зашли двое чжуншановцев. Она быстро нырнула вниз, спрятавшись за столбом. Посмотрела на Тихона, который притаился за колесом одного из вездеходов. Их взгляды встретились.

Арина решила выглянуть из-за укрытия и только начала подниматься, как Тихон привлек ее внимание взмахом руки, в котором прочитала предупреждение. Она затаилась, и, как оказалось, не зря — один из голосов послышался прямо у нее над головой. Арина быстро юркнула к противоположной части столба и задержала дыхание.

Чжуншановец, разговаривая со своим напарником на китайском, открыл щиток с ключами, позвенел ими и захлопнул крышку. Арина не решалась выглянуть, опасаясь быть замеченным. Она вновь посмотрела на Тихона, наблюдающего из укромного места. Он ответил на её взгляд кивком, сообщая, что путь чист.

Арина гуськом подкралась к щитку, привстала и столкнулась с новой проблемой: ко всем десяткам висящим там ключам прикреплялись брелки с названием вездеходов в виде иероглифов.

— Дерьмо… — прошептала она.

Она посмотрела в сторону нужного им вездехода и постаралась сохранить в памяти образы нанесенных на нем иероглифов. Поднялась и краем глаза заметила, что чжуншановцы были механиками — об этом подсказывали их рабочие комбинезоны, вымазанные мазутом. Оба непринужденно болтали, стоя к ней спиной. Один из них, высокий, ковырялся в ящике для инструментов.

Арина решила рискнуть.

Она встала и быстро стала перебирать ключи, касаясь картонных брелоков. Все иероглифы казались ей одинаковыми. Приходилось постоянно, сверяя с названием. Провозилась она около минуты, пока наконец не отыскала нужный.

Почувствовав долю облегчения, она проверила механиков — оба гоготали над чем-то как чайки — и гуськом вернулась к Тихону.

— У меня чуть сердце не остановилось, — прошептал парень.

Вдвоем залезли в вездеход и уселись на передние места.

— И что дальше? — спросил Тихон, настороженно поглядывая в окно.

Арина взглянула в стекло, один из чжуншановцев вытащил большой гаечный ключ, и оба направились куда-то в дальнюю часть гаража.

— Нужно проверить, заряжен ли двигатель, иначе далеко не уедем.

— А мы вообще хоть заведем эту штуку? — поделился сомнением Тихон. — Ты же ведь не умеешь водить.

— Значит, самое время научиться.

Она приложила ключ к сенсору, и двигатель отозвался тихим гудением. Потом посмотрела на загоревшуюся приборную панель, и среди множества непонятных ей значков нашла знакомую шкалу.

— Заряд полный. — Она взглянула на рукоятку коробки передач, вспоминая, куда там ее переводил Матвей, чтобы тронуться.

— И еще есть две запасные батареи, — сообщил Тихон, заглядывая под свое сиденье. Потом, посмотрев в задние окна, сказал: — Ну ладно, допустим, тебе удастся сдвинуть эту штуку…

Арина нажала на педаль газа, и вездеход дрогнул, прокатившись пару метров вперед.

— Эй, предупреждай хоть! — крикнул хрипловато парень.

— Мы поедем по их следу, — сказала Арина, пытаясь поудобнее усесться. В груди заиграло приятное предвкушение. Ей всегда хотелось побывать в роли водителя. — Десять идущих друг за дружкой вездеходов наверняка порядком наследили, прокладывая безопасный маршрут.

В отличие от бедняжки «Марты» этот вездеход не относился к мезозойскому периоду, и при себе имел электронный планшет. Арина быстро отыскала на нем карту местности (все обозначения были на китайском!), и решила отложить поиск «Звездной» на потом. Для начала нужно было покинуть «Чжуншань».

— Так, надо открыть гараж. — Её взгляд скользнул по обстановке впереди. — Вон та кнопка, видишь? Иди.

Тихон зыркнул на нее, хлопая глазами.

— А чего это я?

— Потому что я за рулем.

Но парень не сдвинулся с места.

— Тихон, черт тебя подери, нам надо сваливать, пока…

— Ты кинешь меня. Сразу, как только я открою этот долбанный гараж, ты дашь дёру и оставишь меня.

Арина устало вздохнула:

— Я этого не сделаю.

— И с какой это стати я тебе должен верить?

Арина крепко сжала руль.

— У тебя мой револьвер. Можешь держать его при себе следующие тридцать секунд, пока будешь нажимать эту чертову кнопку.

— Так себе залог.

— Да что ты за… — Арина едва сдержалась, чтоб не отвесить ему подзатыльник. С большим усилием подавила в груди гнев, уткнулась лбом в руль и прошептала себе в коленки: — Ты, как и я, тоже заслуживаешь там быть, ясно? — Она посмотрела на него. — Мы должны им помочь.

Тихон задумался на мгновение, потом решительно встал с места и пошел к двери, в задней части салона. Выходя, он остановился и сказал:

— Это самое, прости, что ударил.

— Проехали, — буркнула она. — Иди уже, пока нас не хватились.

Мальчишка нажал на кнопку. Зашумел тяжелый механизм, и темнота гаража спряталась по углам, отступая перед натиском яркого света. Белое, походившее на снежный ком солнце, выглядывало сквозь густые облака.

Не успели двери гаража открыться и наполовину, как Тихон уже сидел рядом с Ариной.

— Ну что, готов? — спросила она его, переключив на нужную передачу.

— Поехали, — ответил он с долей скепсиса и сильнее вжался в кресло.

Она нажала на газ, в этот раз плавнее и чуть увереннее.

Глава 16 Куница, акула и вепрь

Они сидели перед Матвеем, все до одного покойники.

Ясир Раджани со станции «Тахадди». Вадим Георгиевич Зотов, начальник. Жак Дюран, известный по прозвищу Шаман — некогда живая легенда среди собирателей. Эрик, ярл Шпицбергена. Юдичев, капитан «Тумана». Трое мальчишек, его бывших учеников: Максим, Стефан и Гарри.

Ближе всех сидели двое: Йован слева положил ему руку на колено, словно подбадривая. А сидевший справа Дэн Шутер, запрокинув голову, насвистывал печальный мотив.

Кто-то из них прошептал:

— Матвей.

Собиратель очнулся и увидел, как место Йована заняла Надя. И насвистывал, как выяснилось, не Дэн — а Лейгур. Да и остальные в вездеходе вовсе не были покойниками, а чжуншановцами. На левых плечах каждого из них привязаны красные отличительные повязки.

— Приехали, — волнительно произнесла Надя.

Как и планировалось, конвой остановился в десяти километрах от «Звёздной». Здесь им предстояло разбиться на три группы.

Сан-Хи, находившийся с ним в одном вездеходе, принялся раздавать указания по рации. Остальные чжуншановцы, сидевшие бок о бок с Матвеем и его друзьями всю дорогу, пустились в перешёптывания на родном языке.

— Сколько до заката? — спросил Матвей и всмотрелся в бледное небо.

— Полтора часа, — немедленно ответил Лейгур, даже не сверившись со временем на ваттбраслете. — Мы как раз вовремя.

Сан-Хи поднялся с сиденья и направился к ним. Все головы повернулись в его сторону. Он обратился к бойцам, и те, быстро закивав, ответили четким согласием (по крайне мере Матвею так показалось, судя по их тону).

— Эти люди, — внезапно заговорил Сан-Хи по-русски, указывая на сидевших рядом чжуншановцев, — и те, что внутри за нами вездехода, одни из лучших моих людей. Они будут заходить с тыла, в тайный проход.

— Со мной, — на всякий случай напомнил Матвей.

Сан-Хи подтвердил сказанное кивком.

— Ваш отряд называться «Куница». Главный там Кадзумо Хаяси, вот он, — офицер большим пальцем указал на сидевшего слева от него мужчину с грубыми чертами лица и заметным шрамом на лбу. — Я держать связь через него.

Матвей встретился с ним взглядом, поприветствовал. Тот сухо ответил тем же.

— «Акула», — так будет называться ваш отряд, мистер Эйгирсон, — возглавлять его Юн-Чэнь. Я познакомлю вас с ним минуту на минуту. Ну а вы, госпожа Соболева, сегодня быть под моим командованием в штурмовой отряд «Вепри».

— Поняла, — подтвердила Надя.

— Быть готовы, через десять минут все три отряда начать выдвигаться на свои позиции, — предупредил Сан-Хи. — Госпожа Соболева, вас я ждать через три минуты снаружи. Двинуться к одному из вездеходов нашего отряда. Вас это тоже касаться, господин Эйгирсон. — И вернулся на своё место.

— Уверена, что хочешь участвовать в штурме? — обратился Матвей к Наде. — Там будет горячее всего.

— Знаю, именно поэтому и собралась пойти туда с самого начала, — с легким оттенком неуверенности ответила она. — Много открытого пространства. Я буду там куда полезнее со своей снайперской винтовкой. — Она хлопнула по длинному чехлу из кожи у нее под ногами, где хранилось оружие.

— Как скажешь, — ответил Матвей.

До них донесся голос Сан-Хи:

— Господин Эйгирсон, госпожа Соболева, нам пора.

Надя подвинулась к Матвею и крепко обняла его.

— Найди ее, слышишь? — коснулось шеи собирателя горячее дыхание.

У Матвея сдавило грудь.

— Конечно. Я найду ее.

Надя поцеловала собирателя в щеку и пошла к Сан-Хи.

Лейгур протянул Матвею руку.

— Да пребудут с тобой Боги, Беляев Матвей.

— И с тобой, друг мой, — ответил он с легкой улыбкой. — Удачи в захвате корабля.

— Удача мне не понадобится, — подмигнул он и нарочито пошевелил плечом, с закрепленной на нем на ремне карабином. — Скоро увидимся.

Двое его друзей вышли наружу и, прикрывая лица от встречного ветра, последовали за Сан-Хи к позади стоящим вездеходам.

Матвей, проводив их взглядом, вскоре обернулся к своим нынешним компаньонам. Все они, мирясь с теснотой, молча проверяли снаряжение.

Десять минут спустя вездеход с отрядом «Акулы» двинулся вперед. И Матвей, наблюдая, как он уходит за горизонт, еще раз мысленно пожелал близкому другу удачи.

Чжуншановцам нужно отдать должное — действовали они весьма шустро.

Надувная лодка, еще несколько минут назад закрепленная на крыше вездехода, уже лежала на прибрежном льду. Все девять человек выполняли финальную проверку снаряжения: прикручивали к стволам винтовок глушители, пересчитывали запасные магазины, повторяли план действий, сопровождая разговоры густыми клубами пара. Командир Юн-Чэнь оставался в вездеходе, докладывая по рации.

Лейгур смотрел на небо и радовался густым облакам, медленно ползущим в сторону севера — они помогут скрыть лишний свет. Бросил взгляд на часы ваттбраслета. До заката оставалось всего ничего.

Хлопнула дверь вездехода, к отряду вышел Юн-Чэнь. Все бойцы резко обернулись к нему. Командир обратился к ним с небольшой речью, прозвучавшей весьма вдохновляюще даже несмотря на то, что Лейгур не разобрал из нее ни слова.

Солнце между тем уже наполовину утонуло за горизонтом, отбрасывая последние лучи. И прежде серые облака обрели фиолетово-оранжевый оттенок — зрелище, вне всякого сомнения, завораживающее.

Чжуншановцы по одному начали ступать на лед и усаживаться в лодку, покачивающуюся на легких волнах. Места хватило всем впритык. Лейгур занял позицию рулевого в конце, взялся за румпель и принялся выжидать приказа.

Юн-Чэнь сидел впереди, вглядываясь в горизонт. На скрытые шарфами и масками лица вооруженных бойцов лег мягкий свет заходящего солнца.

Командир посмотрел на Лейгура и махнул рукой. Исландец нажал на ручку газа и лодка, постепенно набирая скорость, тихо вышла в воду, расталкивая ледяную шугу. Они обогнули возвышенность, за которой спрятали вездеход, стараясь держаться как можно ближе к берегу, к заснеженным горам. Как-то незаметно все вокруг накрыли сумерки, и от горевшего ярким светом солнца, осталась лишь огненная полоса.

Отчет начался.

Плыли, по прикидкам, минут пять, пока впереди не показалось нечто большое, заставив одного из чжуншановцев охнуть.

Лейгур мало чего понимал в военных кораблях, но даже имевшиеся при нем худых знаний хватило распознать в «Твердыне» подкласс десантного судна. Об этом подсказывал широкая и пустая палуба, большая корма и видневшиеся отсюда платформы для площадки вертолетов. Надстройка, — главная цель их операции, — выглядела как неприступная крепость из железа и стали. Когда подплыли еще ближе, Лейгур заметил главные орудия, направленные в сторону моря — огромные пушки, способные одним выстрелом разнести в клочья среднего размера траулер. А ежели ударить таким по земле, например, в конвой из штурмового отряда, так от него и мокрого места не останется.

Приближаясь к стальному гиганту, им постепенно стал открываться вид и на «Звездную». Вся станция утонула в сумерках, и лишь пара десятка огоньков из окон жилых модулей подсказывала, что это место обитаемо.

Ближе к берегу, в тени «Твердыни», покачивались суденышки поменьше, в основном рыболовные. Глядя на их едва различимые силуэты, Лейгур гадал: есть ли среди них его траулер, похищенный Буровым?

Находясь метрах в ста от корабля, Юн-Чэнь жестом приказал сбавить скорость. Их лодку почти не было слышно. Оставалось только уповать на сгустившиеся сумерки и на отсутствие патрульного с острым зрением, решившим вдруг выйти на корму в этот собачий холод и разведать обстановку.

К счастью, этого не произошло.

Вскоре их надувная лодка шла вдоль борта «Твердыни», с противоположной стороны от станции. Они подплыли к середине корабля, ближе к надстройке, и заглушили двигатель. Шепотки чжуншановцев сменились жестами. Двое бойцов прицелились взглядом в сторону планширя и забросили самодельные крюки-кошки, зацепив их с первого раза.

Юн-Чэнь отдал жестом приказ, и первая двойка принялись ловко забираться по прочному канату. Не прошло и минуты, как они уже очутились наверху и, быстро разведав обстановку, большим пальцем сообщили командиру, что путь чист.

Оставшиеся семь чжуншановцев забрались следом. Лейгур оказался последним и, увы, самым медлительным. Ему, черт возьми, никогда не давалось умение быстро забираться по канатам.

На палубе было пусто: ни патрулей, ни света, ничего, кроме легкого ветра, гоняющего снежную насыпь. Звездные, должно быть, и не предполагали, что кто-то может покуситься на абордаж этой громадины. А может причина крылась в промозглом холоде, на котором не каждый отважится расхаживать хотя бы полчаса.

Отряд разбился на пары и выстроился в цепочку. Впереди шел Юн-Чэнь, разведывая обстановку. Лейгур, держа карабин наготове, прикрывал с тыла. Открыли дверь, ведущую в надстройку, и зашли во внутренний коридор: теплый и ярко освещенный. Командир поднял над головой ладонь — приказ остановиться. Задержались на секунду, прислушались, ни звука, ничего, кроме биения собственного сердца.

Ровная ладонь Юн-Чэня сделала несколько взмахов. Настала пора двигаться дальше.

Добрались до лестницы, поднялись на второй этаж, третий…

Послышались голоса. Шаги, ступающие на железные ступени. Кто-то шел прямо на них. Встречи не избежать.

Юн-Чэнь замер, нацелившись в сторону лестничного пролета, и когда патрульный оказался в перекрестии прицела, хладнокровно выстрелил тому в голову, прямо между глаз. Бедолага, должно быть, и не успел понять, что произошло. Громко рухнул и скатился мертвым грузом на лестничную площадку.

Рисковать нельзя. Если на корабле загремит тревога, — вся эта вылазка считай впустую.

Поднялись до последнего этажа, где дальше по коридору их ожидал мостик. И здесь вдруг на пути у них образовались двое патрульных, — словно сквозь стены прошли. Увидев перед собой до зубов вооруженный отряд парочка округлила глаза, открыли рты, и, в целом, это было все, что они успели сделать, прежде чем схлопотать пули, прямиком в головы. Хлопков от выстрелов их глушителя прозвучало предательски громко. Вдалеке послышались чьи-то торопливые шаги. Юн-Чэнь ускорился, а за ним и его живой хвост из семи подчиненных — шли как единое целое. Лейгур только и успел заметить, как за углом исчез убегающий патрульный, наверняка спешащий предупредить мостик.

— Дерьмо… — прошептал исландец.

Про осторожность пришлось забыть. Заметно ускорили шаг, и теперь топот множества ног отчетливо слышался в проплывающих мимо каютах. Лейгур шел спиной вперед, не сводя прицела с отдаляющегося коридора. Как выяснилось несколько мгновений спустя — не зря. Один из звездных вышел наружу с вытянутым пистолетом в руках, проверить источник шума, и был уложен выстрелом в горло. Он лежал на полу, схватившись за шею, корчился, издавали хрипящие звуки.

Вся тихая операция постепенно превращалась в долбанный штурм со всем сопутствующим его шумом.

Впереди раздался голос, на русском:

— Эй, на помощь! Здесь…

Хлоп. Звук грохота. Упало тело.

Ускорились.

Из каюты слева высунулся автомат, и держащая его рука вслепую начала поливать свинцом коридор, заставив чжуншановцев инстинктивно пригнуться. Искры отскакивали от стен, звякнули пули, запахло порохом и большими неприятностями. Один из бойцов резко дернулся, взвыл, свалился на пол и схватился за окровавленное лицо. Стоящие впереди двое, включая Юн-Чэня, открыли огонь по автомату и выбили оружие из руки. Затем настигли неприятеля в два широких шага и закончили дело.

С каждой минутой становилось только хуже и хуже.

Теперь бежали. Один из здешних, прознавших про атаку на корабль, все еще нёсся сломя голову к мостику, и остановить его вдруг стало прерогативной задачей. И еще надеется, что на всем корабле еще не слышали грохота пальбы.

Добрались до входа в мостик, куда уже со всей дури колотил патрульный.

— Открой, быстро! У нас нарушители!

Тяжелая дверь открылась, и вышедший оттуда высокий мужчина вскинул от удивления брови. На него упало пронзенное несколькими пулями тело патрульного, свалив его с ног. И пока дверь не успели закрыть, Юн-Чэнь первым оказался на мостике.

Трое звездных немедленно сдались, подняв руки. Один из них, наиболее храбрый, пытался связаться по рации. Но не успел и рта открыть, как радиостанция перед ним уже окрасилась в красный.

Но было поздно.

— «Твердыня» прием, — слышался голос из динамика. — Почему вышли на связь?

Лейгур заметил на лице одного из звездных с поднятыми руками норовивший вырваться наружу порыв храбрости. Быстро подошел к нему вплотную, приложил указательный палец к губе и сказал так мрачно, как умел это только Лейгур Эйгирсон:

— Издаешь хоть звук — сдохнешь.

И на неудавшегося храбреца угроза подействовала. Он немедленно стушевался, глаза испуганно забегали в валившийся на мостик отряд и убитому радисту.

— «Твердыня», прием! — теперь более настойчиво звучал голос из динамика. — Что у вас там происходит? Почему не отвечаете?

Лейгур, конечно же, мог рискнуть и велеть одному из заложников ответить на вызов, но предпочел этого избежать: мало ли расхрабриться и выложит о захвате корабля. Он быстро подошел к радиопередатчику, коснулся кнопки связи, и, предварительно прочистив горло, ответил:

— Ложная тревога, — он откашлялся, пытаясь скрыть слово «штаб», «начальник», «главный» или как там они еще обращались к связному на той стороне? Выяснять этого времени не оставалось. — Тут человеку стало плохо… — Он покосился на лежащий под ногами труп. — Подумали, понадобиться врач. Но мы привели его в чувство, и теперь ему вроде как лучше. — Спешно добавил: — В обморок упал.

Лейгур понял, как же глупо прозвучала эта наскоро придуманная отговорка. Но что еще оставалось делать?

И вот наступило оно — томительное и тревожное ожидание ответа. Лейгур был готов поклясться, что слышал мысли говорящего на той стороне: «Дурить меня вздумал, да?».

Но вместо этого раздался раздраженный голос:

— С подобными пустяками следует связываться с медблоком, а не со мной, черт бы вас побрал.

Связь оборвалась, и Лейгур Эйгирсон облегченно выдохнул. Он взглянул на Юн-Чэня и показал ему большой палец, мол, все хорошо. Как раз в этот момент на мостик затащили раненного в голову чжуншановца.

Командир вынул из кармана рацию, перевел на нужную частоту и, подойдя к окошку, откуда открывался вид на главный и единственный проход к станции, окруженный горой и холмами, вышел на связь с Сан-Хи.

Надя выжидающе наблюдала за разговором Сан-Хи по рации, отбивая пальцами тихую дробь по прикладу винтовки. Стоило ему только отчеканить нечто отдаленно похожее на слово «отбой» или «конец связи», — так, по крайне мере показалось Наде, — как она немедленно привстала и спросила:

— Какие новости?

Сан-Хи удивился ее поспешности, вскинув бровь.

— Они взять мостик корабля.

У нее от сердца отлегло. Самая первая и важная часть этого безумного плана позади.

— Начинаем штурм, — твердо произнес Сан-Хи, потянулся к рации и начал раздавать указания.

Вездеходы один за другим выстраивались в шеренгу. В салоне с новой силой оживились разговоры, щелкнули вставляемые в емкость магазины, звякнули передергиваемые затворы. Тем временем голос Сан-Хи раздавался из динамиков всех вездеходов, готовых к атаке. Речь командира звучала весьма грозно и воинственно и Надя, не поняв ни слова, все равно ощутила прилив боевого духа. Окружающие ее чжуншановцы хором издали грозный клич, взвесив над головой кулаки.

Вездеходы дрогнули.

Надя взяла в руки снайперскую винтовку и положила на колени. Рейджи расставался с этим оружием как с родной дочерью, умоляя Надю быть с ней поласковее. Она, как он выразился: «самая меткая в его оружейном семействе».

За лобовым стеклом показалась заснеженная вершина той горы, о которой рассказывала Ева. Отсюда ни за что нельзя было догадаться, что в ее недрах скрывается целая секретная база, построенная черт знает когда.

Они приближались. Гора все росла и росла, пока возле ее подножия один за другим не стали появляться жилые модули. А вдали тот самый боевой корабль с громадными пушками на борту.

Не будь она сейчас под контролем Лейгура, безумный штурм «Вепрей» уже подошел бы к концу, едва начавшись.

Вездеходы ускорились.

Один из чжуншановцев поднялся и, покачиваясь, подобрался к середине салона. Протянул руку к потолку, дернул за цепь и открыл люк. Ворвавшийся внутрь поток студеного воздуха ударил в лицо; затрепыхались тканевые чехлы на стенах. Потом этот самый чжуншановец принял из рук своего товарища крупнокалиберный пулемет. Боец обхватил его обеими руками, кое-как протиснул в люк и закрепил сверху.

Надя взглянула на движущиеся сбоку вездеходы, где уже разместили похожие мобильные пулеметные расчеты, отличающиеся разве только по виду самого оружия — где-то оно было здоровенное, а на других поменьше.

«Звездная» неумолимо приближалась. И в рассветном свете солнца жилые модули стали заметны еще лучше.

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Сосредоточилась.

Теперь есть только ты, и эта винтовка.

Ты и эта винтовка.

Вы — одно целое.

Вы…

Звонкие щелчки один за другим обрушились на вездеходы. На лобовом стекле нарисовались паутины трещин. Водитель машинально пригнулся, и транспорт завиляло из стороны в сторону.

Пулеметчик открыл огонь на подавление. В салон посыпался дождь из гильз…

… дзынь, дзынь, дзынь…

Все согнулись, прижали головы к коленям и закрыли ладонями затылки.

Голос Сан-Хи не замолкал, становясь все громогласнее.

…дзынь, дзынь, дзынь…

Со стороны «Звездной» моргали оранжевые точки встречного огня. Десятки огоньков. Пришли в движение вражеские вездеходы, баррикадируя проход на станцию.

…дзынь, дзынь.

Тело пулеметчика рухнуло в салон. Верхняя часть головы отсутствовала, ее словно снесли кувалдой, оставив лишь болтающуюся челюсть.

Внутри раздался яростный крик одного из чжуншановцев.

Сан-Хи орал, указывая на лестницу к пулемету.

Гильзы перекатывались по салону, и когда колеса вездехода наезжали на очередной ухаб, подпрыгивали, обрушиваясь на голову звонким дождем.

«Звездная» была уже близка. Надя успела заметить, как она приближается.

К пулемету никто не подходил. Все сидели, сжавшись в комки, боясь лишний раз поднять голову.

Надя положила винтовку на сиденье, перешагнула труп, добралась до лестницы, крепко вцепилась в нее руками и полезла на крышу. Высунувшись наполовину, увидела окровавленный пулемет. И, не имея понятия сколько еще патронов в ленте, вцепилась в рукоятки, нацелилась в десятки сверкающих огоньков и нажала на спуск.

Огненные полосы разрывали воздух. С каждой минутой их становилось только больше.

«Звездная» была ещё ближе. Она видела ее. Она стреляла в ее сторону. Осталось метров двести, если не меньше…

В ушах стоял невыносимый звон.

В какой-то момент, когда до вражеского транспорта, образовавшегося стену, оставалось всего ничего, она почувствовала, как ее сильно тряхнуло. Картинка впереди вдруг развернулась на девяносто градусов, и вездеход, за пулемет которого она держалась, потерял управление, свалившись набок.

Слабое эхо выстрелов раздавалось уже несколько минут. С его начала отряд «Куница», состоявший из двух вездеходов, успели преодолеть более половины пути к горе.

Рация в руках Кадзумо Хаяси не умолкала. Сначала там слышался голос Сан-Хи, но потом он резко затих, утонув в громком дожде выстрелов (вся присутствующая в вездеходе команда обменялась настороженными взглядами) и на место командирского голоса пришли другие.

Из всего этого балагана переговоров Матвею удалось узнать от Кадзумо только две вещи: Лейгур таки взял «Твердыню», и отряду «Куница» отдали приказ проникнуть в гору.

Матвей сразу начал думать о Наде, ведь она была в одном вездеходе с вдруг замолкшим Сан-Хи. Жива ли она?..

А между тем они приближались к назначенной точке. Матвей, уцепившись за поручень, подошел ближе к водителю и вгляделся в подножие горы, выискивая тот самый проход, о котором упомянула Ева.

— Ну где же ты, где… — шептал он себе под нос.

Водитель указал куда-то вправо и быстро заговорил на китайском. Кадзумо наклонился, прищурил взгляд. Матвей сделал то же самое и разглядел едва заметный среди камней стальной прямоугольник. Это были они — ворота, вход в гору.

Матвей вернулся на место и, пока еще оставалось время, решил напоследок потренироваться с перезарядкой пистолета, как это делал последние три дня, сразу после того, как Ли вызвался помочь. Тряска вездехода, конечно, заметно усложняла задачу, но выбора не оставалось. Своей единственной левой рукой (как же он жалел, что не был левшой!) он извлек заряженный магазин — тот упал ровно в кресло, — и вернул пистолет в поясную кобуру. Затем поднял магазин и, придавив культей выпирающую рукоятку к бедру, вставил его обратно, до щелчка. Оставалось самое трудное: он вытащил оружие, крепко сжал ствол в правом локте и, обхватив рукоятку, с усилием взвел затвор.

Закончив, он заметил, как на нем собрались все взгляды чжуншановцев.

Смотревший на него через плечо Кадзумо, на удивление Матвея превосходно владеющий английским языком, сказал ему:

— Когда войдем внутрь, не мешайтесь под ногами.

Матвей ответил робким кивком. Он понимал, что со своим увечьем лишний в этой компании, но и не присутствовать среди них не мог. Не имел права.

Не успел он и глазом моргнуть, как они оказались на месте. Ева не преувеличивала, когда неоднократно в своем рассказе подчеркивала прочность этих ворот. И даже идея выстрелить в них зарядом из пушки захваченной «Твердыни» — нечто подобное тоже всплывало во время обсуждения плана нападения на «Звездную», — оставила бы одну только вмятину и пятно сажи.

Теперь приходилось лишь ждать и надеется, что ворота откроются как можно скорее.

— Давай, Маша, ты сможешь… — шептал Матвей куда-то туда, в сердце горы.

Из приятного забытья Марию Зотову выбил горячий удар пощечины.

— Просыпайся, — донесся откуда-то издалека голос.

Собственные веки чудились ей неподъемными булыжниками. Да и открывать их не сильно хотелось. Еще вчера, прежде чем вновь отключиться, она пожалела, что не слепая.

Ледяная вода — набранная не иначе как из океана, — ударила ей в лицо, заставив ахнуть от неожиданности. Тело знобило. Мозг как будто бы сжимался и разжимался, грозясь убраться из ее черепной коробки куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

Буров подцепил ногой табуретку и сел напротив. Долго, чуть ли не с наслаждением, с мерзкой ухмылкой, он наблюдал за ее прерывистым дыханием, слушал ее кашель, выжидал. Потом вытащил из кармана металлическую коробочку, положил на тумбочку перед ней и снял крышку.

— Вот, полюбуйся на плоды своего молчания, — заговорил он наставническим тоном и подвинул коробочку ближе. — Все двадцать ногтей, кончик мизинца руки и два зуба: клык и боковой резец. — Он поднес жуткие результаты его не менее мерзкого труда прямо к ее лицу, чуть ли не ткнул ей в нос, как ложку рыбного жира сопротивляющемуся его выпить маленькому ребенку. — И это не говоря обо всех этих порезах на бедрах, животе, спине…

Он захлопнул крышку.

— Знаешь… — он лениво встал и направился к инструментам для пыток. Ее тело по привычке задрожало сильнее, а в горле затесался удушающий страх. — Прежде чем отрезать очередной кусок от тебя, хорошенько думаю, что именно это будет. Ведь мы же не должны навредить твоей светлой головушке, так? У тебя еще столько работы…

Маша задышала сильнее, чаще, в основном через нос, плотно зажав рот.

— Сегодня я намереваюсь отрезать тебе твои соски, вот этой штукой. — В его руке сверкнул скальпель. — И если ты так и будешь молчать, я медленно отрежу твои сиськи целиком. Это не будет проблемой. Но у тебя как и всегда есть возможность этого избежать, Зотова. И ты прекрасно знаешь как.

Звякнуло стекло. Бутылка со спиртом. Отныне именно так звучало для нее приближение неминуемой боли и последующей за ней ожогом. И прямо сейчас Маша не знала, сможет ли вытерпеть эту.

Надежда на появление Матвея и друзей таяла с каждым днем… нет, с каждым часом. Она понимала, что долго не выдержит. Еще немного и Буров добьется своего.

— И снова ты молчишь… — отозвался ее мучитель, разминая шею. — Знаешь, у меня начинает складываться впечатление, что тебе это приносит удовольствие.

Он приблизился к ней, взялся за воротник халата и рывком содрал его, обнажив грудь и десятки порезов, оставленных ножом возле ее пупка, ребер, таза…

Маша обессиленно сопротивлялась, вопила и начала предпринимать очередную бестолковую попытку вырваться из этих проклятых пут, оставившие кровоподтеки на ее кистях.

— Нет, нет, нет! — истошно зарыдала она. — Пожалуйста… прошу…

— Просто ответь на мой вопрос. — Холодное лезвие скальпеля плашмя коснулось ее соска. — И все закончится, понимаешь? И ты сможешь вернуться к работе, со своим милым личиком, потому что в следующий раз я собираюсь взяться именно за него. Изуродовать его так, что ты будешь проходить мимо зеркал с таким ужасом, что…

Резкий и не предвещающий ничего хорошего стук в дверь послышался за спиной Бурова, чье лицо исказила гримаса злобы и разочарования. Он отложил скальпель на хирургический лоток, развернулся и открыл дверь.

— Что? — рявкнул он в лицо вставшему перед ним мужчине с огромным родимым пятном на левой щеке.

Ему ответил дрожащий от волнения голос:

— Товарищ сержант, на станцию напали.

Маша ощутила, как волоски на ее руках встали дыбом.

— Генерал срочно требует вашего присутствия у главного входа, — спешно докладывал вошедший. — Руководить обороной.

Буров резко взглянул на пленницу, и та быстро опустила голову, боясь, что он увидит радость в ее глазах.

— Твоих рук дело? — злобно прошипел сержант, обращаясь к ней.

Маша молчала. Услышала, как он приблизился к ней, недовольно шаркая подошвой. Затем ощутила, как его пальцы грубо вцепились ей в подбородок и сжали так сильно, что, казалось, она вот-вот лишится челюсти.

— Не переживай, скоро я вернусь, и мы закончим начатое.

Он грубо отпустил ее, снял с крючка куртку.

— Проследи за ней, — велел сержант.

Родимое пятно попытался запротестовать:

— Но, товарищ генерал велел мне…

— Я разберусь с ним, — осадил его сержант стальным голосом. Он уткнулся взглядом в собеседника, их лбы почти соприкоснулись. — Не спускай с нее глаз. Если накосячишь — будешь иметь дело со мной. И не смей отсюда выходить, пока я не приду, понял?

— Д-да, товарищ…

Буров вышел, и мимолетное чувство облегчение немедленно переросло в тревогу.

— … сержант, — выдохнул родимое пятно.

Ворота. Она вспомнила. Ей нужно открыть чертовы ворота. Если «Звездную» прямо сейчас атакует Матвей (а иначе просто быть не могло), то они не справятся без ее поддержки.

Маша вновь пыталась вырваться из пут, раскачивать стул под собой, вертеть ногами.

— Сиди тихо! — выкрикнул родимое пятно.

Но она не сдавалась. Визжала, сжимала зубы и мечтала, чтобы ее руки и ноги на мгновение исчезли, позволив ей вырваться из веревки.

— Да заткнись ты наконец! — Мужчина отвесил ей оплеуху, отдавшуюся болью в челюсти.

И тогда Маша зарыдала. Горячие слезы тяжелыми каплями падали на оголенную грудь, сползая вниз, к бедрам.

Теперь ей хотелось лишь одного — умереть.

Громкоговорители отовсюду вещали голосом Железнова:

— Гордые и храбрые сыновья и дочери станции «Звездная»! С вами говорит Генерал. Вынужден сообщить, что ваш дом подвергся вероломной атаки…

— Еще не выяснили, кто они? — сказал Буров, захлопывая дверь внедорожника. Он нажал на кнопку и завел двигатель.

— Нет, товарищ сержант, — быстро ответил ему помощник, усаживаясь на место рядом с водителем. — Шесть вездеходов, в каждом человек по восемь — десять. Один из них не добрался, потерял управление. Но наших сил все равно не хватает. Враг медленно и верно пробивается сквозь этих доходяг с наружной части станции.

В гараже один за другим вспыхивали фары, заводились двигатели. Слышался топот ног, перекличка, свист, дрязг передаваемого оружия. Всех бойцов с горы, по меньшей мере человек пятьдесят, умеющих обращаться с огнестрелом, срочно мобилизировали на защиту главного входа.

— Почему «Твердыня» не открыла по ним огонь? — осведомился сержант, когда они уже ехали по тоннелю.

— Последний раз из корабля выходили на связь пятнадцать минут назад, сообщали, что кому-то из членов экипажа стало плохо. С тех пор молчат, не отвечают.

— Пошли туда отряд, человек двадцать. Сейчас же.

— Так точно.

Боец немедленно взялся передать приказ по рации.

— … призываю встать на защиту своей родной станции! — живо, с возросшим воинственным возбуждением кричал голос из динамиков. — ЗА «ЗВЁЗДНУЮ»!

Через несколько минут из открытых ворот, главного входа в горную базу, один за другим хлынули вездеходы.

Сержант приказал остановиться и попросил у помощника бинокль. Отсюда открывался отличный вид на место, откуда шла атака.

Буров припал к окулярам. Маленькие человеческие фигурки, штук пятьдесят, уверенно продвигались вперед под прикрытием пулеметов, установленных на крышах вездеходов. Оставалось еще немного, прежде чем они приблизятся к жилым блокам.

Сержант отвел бинокль правее и увидел упомянутый помощником вездеход, рухнувший на подходе. Тот лежал опрокинутый на правый бок. Один из наглецов, осмелившийся на эту безрассудную атаку, валялся мертвым человечком среди засыпанных снегом камней.

— Чернецов, — обратился Буров к помощнику, продолжая наблюдать за обстановкой.

— Слушаю, товарищ сержант.

— Свяжись с кем-нибудь из гаража и вели начинить один из вездеходов нанотермитом, который я привез с собой прошлой весной. И поживее.

— Так точно.

Первый из вездеходов, вышедший из горы, резко затормозил недалеко от атакующих, взяв на себя первый удар. Один за другим они покидали вездеход с оружием, но не успели выйти и половиной состава, как их внезапно толкнула горячая волна. Враг применил РПГ, и вездеход сию секунду превратился в груду горящего железа с поджарившимися внутри людьми, не успевшими вовремя выйти.

Сержант заключил про себя, что кем бы ни была эта наглая шайка, подготовлены они весьма неплохо.

Уже последующие солдаты «Звездной» действовали более осторожно, стараясь не приближаться столь близко к упорно наступающему противнику.

— Товарищ сержант, — донесся голос Чернецова сзади, — они начали погрузку нанотермита. Через пять минут все будет готово.

— Через три минуты, — поправил его Буров.

Чернецов намек понял и вернулся на переднее место внедорожника, к закрепленной на торпеде рации.

Сержант наблюдал за боем издалека. Это атака виделась ему каким-то сумасшествием. Неужели эти мерзавцы намерены вот так в лоб взять всю станцию столь маленьким составом? На что они рассчитывают?

Что-то здесь нечисто…

Надя внезапно очнулась от жуткого грохота и принялась быстро дышать. Первое, что попалась ей на глаза лежащие в кучу трупы, как в братской могиле. У одного из них — он находился от нее на расстоянии вытянутой руки, — содрало с головы кожу до самого черепа. Чуть дальше валялся чжуншановец с оторванной ногой. Пристегнутый водитель вездехода свисал набок словно тряпичная кукла, из его головы капала кровь. Из нагромождения тел раздавался стон боли.

Сейчас больше всего на свете Надя боялась пошевелиться. Несомненно кроме как чудом ее положение не назовешь, особенно глядя на бедолаг вокруг нее. Однако страх того, что вот она сейчас попытается дернуть ногой, и та никак не отзовется, пугал ее до мурашек.

Слышались выстрелы, воздух пропитал запах пороха и гари. Штурм «Звездной» начался, и было непонятно, одерживают ли они верх? Удается ли продвигаться дальше? Чтобы это узнать, надо было все же заставить себя пошевелить ногой. И она это сделала.

Пальцы двигались, кости целы.

Вздох облегчения.

Рука тоже.

Еще большее облегчение.

Она попыталась подняться и почувствовала острую боль в ребрах, заставившую ее вскрикнуть.

Надеялась отделаться лишь одним испугом, милочка? Вот уж нет.

Она опустила взгляд и увидела торчавший в правом боку железку бывшей частью вездехода. Все выглядело так, словно его намеренно кто-то воткнул, пока она оставалась в отключке.

— Сука, сука… — шептала она, сжимая зубы от едва терпимой боли.

Кое-как перевернулась на другой бок и поползла в сторону разбитого окна, царапая ладони о стеклянную крошку. Висевшая на плече винтовка стволом шкрябала пол. Она подвинула перегородившую путь руку мертвеца, свешенную сверху, и выбралась наружу.

Утренние сумерки исчезли, сменившись на синее небо с пушистыми облаками. Солнце словно и не уходило на те полчаса, вновь освещая яркими лучами все вокруг. И если бы не отчетливо слышные выстрелы неподалеку, Надя могла бы с уверенностью сказать, что прямо сейчас это было одним из самых тихих мест на планете Земля.

Ей как никогда захотелось спать. Да, холодно, да под головой нет подушки, а вместо матраса или хотя бы кучи тряпья — каменистая земля, заваленная редким снегом. Пускай и так.

А потом в очертании медленно плывущих облаков она увидела своего сына, его отца, друзей…

Вставай, дура. Вставай.

Неподалеку лежало распластанное вниз головой тело. Надя, взял волю в кулак, поднялась на ноги, доковыляла до него и вытащила из-за пояса покойника нож. Увидела профиль мертвого, уткнувшегося носом в камни, и узнала в нем одного из сидевших впереди чжунашновцев. Бедняга вылетел через окно и сломал шею.

Посмотрела в сторону «Звездной». До нее было рукой подать, и даже отсюда она видела спины атакующих чжуншановцев, использующие медленно идущие вездеходы в качестве укрытия.

Она должна быть там, участвовать в бою, прикрывать их.

Ножом отрезала клочок ткани куртки с покойника, потом разорвала рукав на две равные части — будущая повязка.

Наступил решительный момент.

Она прижала клочок ткани к ране и, стиснув зубы, нащупала один конец разорванного рукава. Перебирая пальцами, подтянула его под бок и ловко просунула под себя, чтобы свободный край оказался с другой стороны. Согнувшись так низко, насколько позволяла боль, она перехватила оба конца и стянула их узлом, затягивая повязку до онемения. Каждый вдох отдавался вспышкой боли, но она обматывала себя, пока ткань наконец не остановила кровь.

На первое время сгодится.

Сняв винтовку с плеча, она, прихрамывая, направилась к атакующим. Обойдя вездеход, увидела Сан-Хи, мертвым — махина прижала большую часть его тела.

Все складывалось хуже некуда. И кто теперь командовал штурмом?

Надя глубоко вздохнула, взяла автомат Сан-Хи, повесила его на второе плечо и направилась к своим, приближая грохоты выстрелов. Один из чжуншановцев заметил ее и крикнул, указывая на укрытие рядом с ним в виде медленно ползущего в сторону «Звездной» вездехода. Когда сблизилась с ним вплотную, сняв винтовку, он указывал ей за спину и, пытаясь перекричать голоса из раций (кажется, кто-то все-таки взял командование на себя) и град выстрелов, заговорил с ней на китайском. Из нескончаемого потока неизвестных ей слов Надя различила только имя «Сан-Хи».

— Нет. — Она выпятила перед ним скрещенные руки. — Он мертв. Погиб.

Чжуншановец, судя по опущенному взгляду, понял ее. Он сорвался с места и, пригнувшись от летевших над головой пуль, побежал куда-то вперед под прикрытием дружественного огня.

Надя лихорадочно выискивала позицию для стрельбы, но нигде не могла приметить подходящего для этого возвышения. Пришлось использовать автомат Сан-Хи, и отстреливаться от звездных почти вслепую.

Они уже прошли через главный вход, преодолели останки взорванного вражеского вездехода и обугленные тела. Медленно подбирались к жилым блокам, оставалось всего ничего.

Надя не была уверена, но, кажется, никто из встреченных ей по мере продвижения трупов не принадлежал к чжуншановцам — об этом подсказывали отсутствующие на их плечах красные повязки.

До ближайшего жилого блока оставались считаные шаги, когда через мушку прицела Надя увидела медленно едущий в их сторону вездеход врага. Чжуншановцы сразу открыли по нему огонь. РПГ не использовали, по всей видимости, боясь зацепить осколками своих — так близко находился этот вездеход. Потому весь огонь сосредоточили на водителе.

Надя поняла, что пришла пора воспользоваться снайперской винтовкой. Только ее калибр смог бы пробить толстое, бронированное стекло.

Она быстро сняла оружия, приложилась щекой к прикладу, взглянула в оптику, согнула указательный палец возле спускового крючка…

Водитель. Его не было.

Надя отпрянула от прицела и посмотрела на таинственный вездеход собственными глазами, пытаясь понять, не сходит ли она с ума?

— Здесь что-то не так, — шептала она кому-то, — что-то…

Почва под ногами вздрогнула от оглушительного взрыва, толкнувшего Надю назад. Лежа на спине, она успела заметить, как идущий в авангарде вездеход подскочил вверх, словно его пнул невидимый гигант, и упал на крышу жилого модуля. С неба посыпался огненный дождь из осколков и горящей ткани.

Гигантский ком пламени на мгновение закрыл собой все небо, а после превратился в черный дым, ползущий все выше и выше.

Надя помнила похожий взрыв, узнала это чёрное и густое облако. На такое был способен лишь…

— … долбанный, мать его, нанотермит, — охнул Лейгур, наблюдая за штурмом станции в широкое окно мостика.

Два дружественных вездехода, идущих впереди, снесло подчистую. От взрывной волны вырвало одну из свай близстоящего модуля, и вся конструкция накренилась, а затем рухнула — точно конь, чья передняя нога вдруг сломалась в движении. Десятки вспыхнувших ярким пламенем человеческих фигур разбежались в разные стороны, махали руками, падали на землю, визжа как сумасшедшие (Лейгур не слышал их криков отсюда, но догадывался, что именно так они кричат). Еще несколько человек, бывшие ближе всего к эпицентру, превратились в пепел. Взрыв был такой мощности, что задел не только чжуншановцев, но и звездных. Кто-то явно переборщил с количеством нанотермита, разнеся весь проход к станции в клочья.

Отряд «Акула» смотрел на происходящий ад стеклянными глазами, преисполненные ужасом и непониманием. Один из звездных воспользовался замешательством и попытался завладеть винтовкой стоявшего рядом чжуншановца, но тот оказался проворнее и, выйдя из ступора, огрел его прикладом в лоб. Он уже опустил ствол оружия, прицеливаясь оглушенному в затылок.

— Нет! Не нужно! — вмешался Лейгур.

Чжуншановец — с виду, самый молодой в отряде, — посмотрел на него с неприкрытым осуждением. Потом взглянул на Юн-Чэня, который рявкнул ему что-то на китайском, и тот опустил оружие.

В рации командира, висевшей на груди, прошуршал испуганный голос. Лейгур понадеялся, что это был Сан-Хи, который уже долгое время не выходил на связь, но то оказался один из парней, посланный командиром отряда следить за коридором.

Когда Юн-Чэнь закончил говорить по рации, он принялся быстро отдавать распоряжения бойцам.

— Что происходит? — спросил Лейгур, поймав командира за рукав. Языковой барьер вдруг стал его жутко выбешивать.

— Враг. Зайти на борт, — ответил на корявом русском Юн-Чэнь и вернулся к своим ребятам.

Лейгур проследил за их действиями: четверо ушли в коридор, занимая позиции, другие остались на мостике, следить за заложниками и главным проходом. Получается, решили обороняться.

Исландец взглянул на последствия взрыва, на огромное кострище, и понял, что должен быть там, с Надей. Она ведь сейчас где-то там, возможно, нуждается в его помощи. От бессилия выругался на родном языке, не понимая, как ему выйти из сложившийся ситуации.

За спиной раздался встревоженный голос того самого парня, огревшего звездного прикладом. Обернувшись, Лейгур увидел, как он указывает в окно, на запад.

Оттуда, прямо из-за горы, один за другим выплывали гидроциклы, моторные лодки и небольшого размера траулер. Вся эта свора двигалась прямиком в сторону «Твердыни». Человек тридцать, не больше. На бойцов «Звездной» они не были похожи.

У Лейгура закралось страшное предположение о том, кто именно эти люди, но чтобы убедиться наверняка, стоило взглянуть на них поближе.

Он обратился к одному из заложников, мужчине с черной бородой.

— Мне нужен бинокль.

Тот нехотя кивнул в сторону нижней кромки переднего окна.

Лейгур отыскал бинокль в специально созданном для него углублении, навел на загадочных чужаков и указательным пальцем стал поворачивать кольцо, настраивая фокус. Когда картинка в оптике улучшилась, он заметил на боковой части символ в виде птицы, на борту единственного идущего в их сторону траулера. Он и подтвердил окончательно его догадку.

К ним на всех парах мчались пираты из Братства.

Глава 17 Все пошло не по плану

Уильям Морган наблюдал в окно за последним катером, спущенным с палубы ледокола. Очередные шестеро преданных ему последователей отправились выполнять важную миссию, во имя Братства и будущего всего человечества.

Путь до «Звездной» отнял несколько недель. Покинув станцию «Палмер» они двинулись к проливу Дрейка, затем обогнули северную кромку Антарктического полуострова и вошли в море Уэдделла. Оттуда корабль пошёл дальше на восток, вдоль ледяного побережья континента, продираясь через суровые моря Лазарева и Космонавтов. И вот теперь Уильям Морган здесь, по Его приказу.

Прежде чем отправиться в рейд он долго сомневался. Но это «Копье», этот вирус, о котором упоминали те грешники, не давали ему покоя, мешая спать по ночам. Так длилось несколько дней, пока однажды, в процессе очередного бессонного размышления, за иллюминатором его каюты не показался буревестник. Эта птица — он был в этом абсолютно уверен, — была именно той самой, что однажды спасла ему жизнь, подведя его к пути истинному. И тогда, чистя свои перья, будто говорила ему: «Уильям Морган, вот она — твоя очередная возможность продемонстрировать Господу нашему Иисусу Христу свою преданность и отвагу. Не думай о яде, а завладей им. Сделай его оружием Божьим. Приведи своих братьев и сестер к светлому будущему».

На следующее утро и без того твердое решение Уильяма укоренилось еще сильнее, когда пришла ответная весточка от их единственного последователя на станции «Звездная», служивший ему вот уже несколько лет. Этот храбрый человек занимал должность радиста. Он подтвердил существование сержанта Бурова, упомянутого сбежавшими грешниками, и рассказал о секретной базе в горе, построенной еще до Вторжения. Там, с его слов, находилась лаборатория, в которой делалось что-то секретное, к чему он не имел доступа.

«Копье» — заключил тогда Уильям, сопоставив человека по фамилии Буров с записями из дневника той дерзкой девочки грешницы.

Все совпадало. Токсин существовал.

И он должен принадлежать Братству.

Оставалось только решить проблему с «Твердыней»: так, со слов шпиона-радиста, звездные прозвали боевой корабль, охраняющий подступы к морю и суше.

— Отец Морган, — к нему подошел Оливер, его помощник. Склонив голову, он торопливо доложил: — Командир штурмового отряда сообщил, что наблюдает большой пожар у главного входа на станцию. Посмею предположить, что это результат того самого грохота, который мы слышали несколько минут назад.

— Взрыва, ты хочешь сказать?

— Именно так, — заключил Оливер, не поднимая опущенного взгляда. — Это еще не все.

— Слушаю.

— Также докладывают, что слышна перестрелка. Думаю, нас опередили и на «Звездную» уже напали.

— Вот значит как… — Уильям почесал подбородок, поглядывая на гору, загораживающую вид на станцию. Его ум нащупывал, как следует ему поступить со столь неожиданными известиями. Интересно, кто эти смельчаки, отважившиеся отнять у него добычу? Не замешаны ли в этом те самые грешники, дерзнувшие сбежать из его плена?

— Выведи меня на общую связь с абордажной командой и всеми, кто находится на корабле, — велел он. — И поскорее.

Оливер спешно настроил частоту и передал микрофон.

— Мои дорогие братья и сестры, — раздался бархатный голос Уильяма в передатчиках, вставленные в ушные раковины бойцов, которые плыли на абордаж корабля. Слышали его и десятки пассажиров ледокола, вооруженные и готовые брать «Звездную» штурмом как только для этой цели обезопасится путь. — Узрите, как становится явью мое пророчество! Господь вновь оказывает поддержку вам, избранным. Как некогда Он навёл смятение на войско Мадиамское рукою Гедеона, так и сейчас наш Господь посеял страх и хаос на этой станции, чтобы вы вошли туда беспрепятственно. И все во имя того, чтобы вы, именно вы, дети мои, стали проводниками к миру без греха.

Он предал голосу решительный тон:

— Сегодня вы станете судьями, которые выносят окончательный вердикт! Но прежде необходимо взять под контроль этот корабль, направить его пушки на станцию, и показать ее жителям, кто теперь их новый хозяин!

— А это еще кто? — Сержант навёл бинокль в сторону траулера, быстро плывущего к «Твердыне» в окружении десятка катеров и квадроциклах, облепившие судно как пчелы улей.

— Кажется, это Братство, товарищ сержант, — срывающимся от волнения голосом, сообщил Чернецов. Он тоже отыскал себе бинокль и наблюдал за разворачивающимся сражением. — Видите нарисованную птицу на том траулере? Если не ошибаюсь, это их символ.

— Братство? — Буров окинул помощника пренебрежительным взглядом. — Та самая шайка придурков, грабящая антарктический полуостров? — Он вспомнил, как разнёс один из их кораблей почти год назад, когда те пытались брать их на абордаж. — Они-то чего здесь забыли?

— Может, действуют заодно с нападающими? — осторожно предположил Чернецов.

— Это вряд ли, — задумчиво пробормотал сержант. — Уж слишком они торопятся попасть на борт уже захваченной «Твердыни». — Он перевел бинокль в сторону военного корабля. Посланная им группа захвата теперь находилась на палубе, цепочкой следуя к мостику. — Отдай приказ старшему в штурмовом отряде переключить все внимание на пиратов. Пусть перестреляют эту шваль на подходе. Если начнут штурмовать мостик сейчас, рискуют оказаться под перекрёстным огнём.

— Понял, товарищ сержант.

Чернецов связался с группой захвата. Буров проследил через бинокль исполнение приказа. Все двадцать человек побежали к носовой части корабля, встречать пиратов встречным огнем.

— Отлично, — прошептал себе Буров в мокрые от инея усы и сместил внимание на главный вход в станцию. Дым от взрыва еще не рассеялся, загораживая обзор. Однако один за другим возобновились щелчки выстрелов.

— Чернецов, жителям уже раздали оружие?

Помощник вновь воспользовался рацией, связываясь с Рогачёвым, ответственным встречать вторженцев у главного входа.

— Да, товарищ сержант. Все, кто способен держать оружие, брошены на оборону.

Сбитый с толку Лейгур наряду с остальными наблюдал за бойцами «Звездной», занимающие огневые позиции на носу корабля. Не успел последний из них присоединиться к остальным, как они уже во всю палили из винтовок короткими очередями в направлении надвигающихся фанатиков из Братства. Гидроциклы завиляли, пытаясь увернуться от пуль, а со стороны моторных лодок и траулера раздался ответный огонь.

Странно было наблюдать, как враг встал на защиту врага. Но, разумеется, Лейгур понимал, что местные это делали не из-за внезапно вспыхнувшего желания примириться. Бойцы «Звездной» (или тот, кто ими руководил) дураками не были, и, пользуясь более выгодной позицией, заранее отстреливали стервятников, пытающихся покуситься на их добычу. Понимал это не только Лейгур, но и Юн-Чэнь, который решил использовать открывшуюся для него возможность ударить звездным в спину.

Он уже раздавал своим людям распоряжения спускаться и готовиться к бою (по крайне мере Лейгур понял это, наблюдая, как все они быстро продвигаются к выходу). На полу лежали связанные по рукам и ногам экипаж «Твердыни». Следить за ними поручили самому молодому китайскому бойцу — тот не сдвинулся с места и беспокойным взглядом наблюдал, как уходят его товарищи, — и Лейгуру.

Только вот Лейгур понимал, что затея Юн-Чэня если и выгорит, то существенной пользы явно не принесет. Допустим, перестреляют они звездных, и кто тогда будет оборонять корабль от нашествия пиратов? И потом было еще кое-что, о чем он должен был сообщить прямо сейчас…

— Юн-Чэнь, стой, — обратился исландец к командиру, схватив его за рукав. — Давай-ка не будет торопиться.

Тот, хоть и не владел хорошим русским, вполне понял сказанное — это было заметно к быстро сошедшим к переносице тонким бровям, рисующие на его лице выражение возмущения.

Командир захотел вырваться, но Лейгур сжал его рукав еще крепче, не давая ступить и шагу.

— Послушай сюда, враг прямо сейчас делает нам одолжение, отстреливая пиратов…

— Отпусти.

— … и пока мостик под нашим контролем, мы можем воспользоваться этим.

К Юн-Чэню уже возвращалось несколько его людей, подозрительно поглядывающие на исландца. Они говорили с командиром на китайском, наверняка спрашивая разрешения вмешаться.

Лейгур указал в окно мостика:

— Юн-Чэнь, эти люди доставят нам куда больше хлопот, чем звездные, поверь мне. Я уже имел с ними дело и не раз. Ты же не думаешь, что они намерены захватить всю «Звездную» таким крохотным составом? Их больше, гораздо больше!

— С чего ты… взять, что они взять станция? — Он все же вырвался из его хватки. — Может, только корабль хотеть взять?

Но Лейгур догадывался, что они пришли сюда не за одной лишь «Твердыней». Корабль — приятный бонус к основной добыче, о которой главарь этих пиратов был прекрасно осведомлен. Только вот объяснять все причины, почему Уильям Морган наверняка бросил на «Звездную» все имеющиеся при нем силы, попросту не было времени.

— Да не корабль им нужен, а то, за чем нас сюда послали! — пытался переубедить китайца Лейгур. — И если мы сейчас их не остановим, чжуншановцы будут в меньшинстве, ты это понимаешь?

Один из бойцов встрял между Лейгуром и Юн-Чэнем, и на исландца вылился поток неизвестных ему иностранных слов, сопровождаемых громким и возмутительным голосом.

Лейгур, не обращая на него внимание, пытался достучаться до Юн-Чэня:

— Все эти моторные лодки и гидроциклы сюда явно доставили на корабле побольше! Он наверняка где-то близко, вероятно прячется вон за той горой, вместе с кучей других фанатиков на борту, которые попросту ждут, когда предоставиться возможность ступить на берег. Вы хотите подраться с этой кучкой звездных, а потом, если повезет выжить, принять бой с сотнями пиратов на станции⁈ — Про сотню он не был уверен, их вполне могло быть и больше. Братство росло неумолимыми темпами последние несколько лет и уже наверняка насчитывало более тысячи человек. — Ну, подумай ты головой! Разве не очевидно, что пираты хотят захватить корабль, чтобы расчистить путь для штурмового отряда. Совсем как это сделали мы, к счастью, опередив их буквально на полчаса. С одной лишь разницей, что мы действовали тише, а они прут напролом.

Юн-Чэнь молчал, и когда стоявший рядом с ним боец, явно стремящийся ринуться в бой, обратился к нему, командир осадил его грозным тоном.

— Что ты предлагать? — слегка вздернув подбородок, сказал Юн-Чэнь к Лейгуру.

Исландец жестом поманил его за собой, к боковому окну. Когда оба они подошли, и перед ним раскинулся вид на окутанную дымом станцию, Лейгур указал на стоявшие неподалеку от вертолетной площадки пушки, грозно уставившиеся в сторону горы.

— Воспользуемся ими… — прошептал он, и рукой плавно нарисовала полукруг в воздухе, — и вдарим по кораблю Братства, прикончим большую угрозу одним прицельным выстрелом. — Он ударил кулаком по раскрытой ладони. — Руку даю на отсечение, они стоят вот за этой горой и просто-напросто ждут, когда абордажная команда обезопасит им путь для высадки. Это нужно сделать, прежде чем сюда нагрянут звездные.

Большая часть пиратов уже сблизились с кораблем и шли на абордаж, пользуясь крюками-кошками. Стрелкам из «Звездной» удалось подбить только одну лодку и пару гидроциклов. Они уже меняли позицию для встречи противника на борту.

— Команда для управления этой посудиной у нас под рукой… — Лейгур кивнул в сторону лежащего лицом вниз экипажа из пяти человек. — Их придется развязать и дать в руки управление, только вот одному мне за всей этой сворой не уследить. Нужны твои люди.

Юн-Чэнь насупился, посмотрел на пленников, свою команду, Лейгура…

— Хорошо, — ответил он. — Ты говори с экипаж, мы проследить.

Исландец одобрительно хлопнул командира отряда «Акулы» по плечу и спешно обратился к экипажу:

— Сейчас вас всех развяжут. — Услышав русскую речь, уткнутые в пол головы обернулись в сторону исландца. — И вы сдвинете эту хреновину с места так, чтобы пушки смогли ударить по кораблю, который прячется вон за той горой. Полагаю, мне не стоит лишний раз напоминать, что в процессе этого вы все должны быть паиньками…

— С чего это я буду подчиняться тебе, дерьма кусок? — рявкнул один из них, самый молодой.

— Потому что у тебя нет выбора, парень, — совершенно спокойно ответил исландец. — Ну и еще хотя бы потому, что пытающиеся взять ваш корабль ублюдки, именуемые себя Братством, в сто крат хуже нас. Сумасшедшие фанатики, которые кишки из вас живьем выдернут. Ну а мы же вас пальцем не тронем, если, конечно, вы не задумаете сопротивляться.

— И с чего бы нам тебе верить? — не унимался молодой.

— Закрой пасть, Захаров, — рявкнул на него лежащий рядом мужчина с грубой щетиной и квадратной челюстью. Он поглядел на Лейгура. — Я не ослышался, или ты сказал Братство?

Лейгур кивнул.

— Я много чего слыхал про них, — ответил щетинистый. — И уж не знаю, кто такой ты и эта кучка узкоглазых, но лучше я побуду на вашей стороне, чем дамся в руки этим психам.

— Отличный выбор, — сказал Лейгур, окликнул Юн-Чэня и жестом велел развязать пленников. Все чжуншановцы нацелили винтовки, готовясь в любой миг пресечь какую-нибудь глупость.

— Кто из вас рулевой? — обратился к экипажу Лейгур.

— Так вон он, — кивнул щетинистый в сторону лежащего в луже крови трупа, потирая запястья.

Хреново.

Оставалось только одно.

— Ну что ж, — Лейгур похрустел пальцами рук и направился к штурвалу, — всегда мечтал поуправлять подобной громадиной…

Чжуншановцы из отряда «Куница» вот уже долгое время наблюдали за ползущим все выше к небу черным дымом, заволакивающим собой все вокруг.

Сначала раздался грохот, и несколько десятков камней скатились по горе, упав им под ноги. Один из них угодил по вездеходу, отскочил и ударил зазевавшегося бойца. К счастью, обошлось без серьезных травм. Когда это произошло, канонада выстрелов стихла, но ненадолго. Теперь она вновь раздавалась со стороны станции.

Кадзумо неохотно делился с Матвеем вестями с полей, и причина этого до сих пор оставалась для собирателя загадкой. Вероятно, командир считал его прибыванием среди отряда лишним, или, говоря проще — он видел в нем обузу, однорукого мужика, путающегося под ногами. А может быть причина скрывалась в обыкновенной неприязни, которую порой испытывает человек к другому человеку без всякой на то причины.

Так или иначе, Матвею удалось вытащить из Кадзумо неприятные известия о гибели Сан-Хи. Собиратель вновь заволновался из-за Нади, которая ехала вместе с командиром всех чжуншановцев в одном вездеходе. Жива ли она?..

Помимо этого образовалась куда более серьезная проблема, в этот раз заключающаяся в самом отряде «Куница». Все бойцы сидели как на иголках, барабаня пальцами по оружию, отбивая нервный ритм ногами, и без конца что-то бормоча себе под нос. И не нужно было владеть китайским, корейским, японским, или на каких еще языках разговаривали люди «Чжуншаня», для распознавания давящего на их головы напряжения. Матвей понял это сразу: они чувствовали себя бесполезным. Сидели и думали о друзьях, участвующих в бою прямо сейчас, на расстоянии чуть больше километра отсюда, и не могли сделать ничего.

Или?..

Один из бойцов резко поднялся с кресла и обратился к Кадзумо. Тот встретил его слова сдержанным взглядом, легкими кивками.

Матвей догадался, о чем просил его боец и потому поспешил вмешаться.

— Дайте ей еще немного времени, — обратился он ко всем, хоть и догадывался, что никто не понимает и слова, сказанного им. — Маша обязательно откроет эти ворота.

Ему ответили нетерпеливые взгляды, тяжелые и напряженные вздохи.

Тот самый боец, который обращался к Кадзумо, переключил свое внимание на Матвея, заговорив на английском с легким акцентом:

— Там происходит черт знает что, — он указал на дым, — а мы здесь сидим сложа руки и все ждем, когда эти долбанные ворота откроются!

— Таковы был изначальный план, или ты не слушал инструктаж? Мы все…

Боец больно ткнул пальцем Матвея в грудь.

— Слушай сюда, чужак, это из-за тебя и мои друзья сейчас рискуют жизнями, так что не тебе указывать…

— Мои друзья тоже там! — взревел Матвей и тут же постарался себя взять в руки, успокоился, выдохнул, продолжил: — И они, как и твои товарищи, прямо сейчас делают все, чтобы мы беспрепятственно вошли внутрь базы и положили конец этой бойне, прикончив Генерала. — Теперь он обратился к остальным: — Молю вас, наберитесь терпения. Скоро ворота откроются. Я знаю это.

Бунтовщик еще немного посверлил взглядом собирателя, после чего недовольно плюхнулся обратно на сиденье, продолжив нервно почесывать костяшки пальцев.

Услышавший же весь разговор Кадзумо смолчал и вновь посмотрел на станцию.

Даже глядя ему в затылок Матвей ощущал, как быстро испаряется терпение этого человека.

На крики больше не было сил. Оставалось лишь тихо вопить от беспомощности.

И вдруг Маше все стало безразлично: не волновало «Копье» и спасение человечества, не давала знать о себе боль десятки порезов, отрезанного пальца, вырванных ногтей. Всё это меркло в сравнении с желанием помочь друзьям.

Она тихо шептала себе под нос их имена:

— Матвей, Надя, Лейгур, Тихон, Арина…

И даже вспоминала умерших:

— Папа, Жак, Юдичев…

— Что ты там бормочешь? — рявкнул ее новый надзиратель, усевшийся на стуле. — Заткнись наконец, пока я тебе опять не врезал.

Он заметно нервничал: то и дело потирал большим пальцем морщинистый «браслет» на запястье и постоянно озирался через плечо в сторону двери, словно ожидая, когда вернется наконец сержант.

— Отпусти меня… — без толики надежды прохрипела Маша, глядя в пол.

— Что? Что ты сказала?

Маша не поняла, прозвучал ли его вопрос как грядущая угроза, или он впрямь не расслышал. И всё же решила рискнуть и повторить сказанное. В конечном счёте, что она теряла?

— Отпусти меня, пожалуйста.

Она почувствовала жгучий удар слева, заставивший ее подбородок соприкоснутся с плечом. Боль возникла как яркая вспышка и тут же исчезла, оставив после себя лишь постепенно удаляющееся эхо. Эти шлепки в ее представлении теперь казались мелким баловством в сравнении с тем, какую агонию она терпела эти два дня.

— За-ткнись, — сухо отчеканил ее обидчик.

Они встретились взглядами, и Маша заметила жуткий огонек в глазах этого ублюдка. Потом его рука вдруг потянулась к ней, пальцы коснулись шеи и начали медленно спускаться, вызывая холодную дрожь по всему телу.

Маша задышала быстрее, грудь протестующе вздымалась.

— Думаю, сержант еще не скоро вернется… — он еще раз оглянулся через плечо, на дверь. — У него там наверняка полно забот.

Он провёл длинным ногтем по её коже, очерчивая ареолу. От его прикосновений все Машино тело свело судорогой, а в животе словно поселились жуки, ставшие мерзко копошиться своими лапками по ее внутренностям.

Внезапный стук в дверь заставил надзирателя вздрогнуть и резко отдернуть руку от груди. И Маша вовсе не почувствовала облегчения, ведь если сейчас в дверях покажется Буров, это будет означать как минимум две плохие новости: ее продолжат пытать, и, вероятнее всего, «Звездный» одержал победу, поскольку надобность в сержанте там, на станции, отпала.

Однако, когда дверь открылась, она увидела в проходе человека, которого совершенно не ожидала.

Тихоня бросил на нее быстрый взглядом, и Маша заметила, как в едва уловимый миг его лоб прорезали глубокие морщины от удивления.

— Сенкевич? — раздраженно бросил встретивший Тихоню надзиратель. — А тебе че надо? Разве ты не…

— Мне приказали забрать тебя.

— Вот как? Это кто же? — спросил надзиратель с подозрительным прищуром.

— Сержант. Нам не хватает людей снаружи, особенно водителей вроде тебя. Поэтому…

— Ну раз такое дело, — деловито положил руки на бедра, — так пускай Буров сам сюда и приходит. Он мне дал четкое распоряжение оставаться здесь до его присутствия, ясно тебе, сопляк?

— Хм… — промычал Тихоня, поджав губы, — как скажешь…

Кулак внезапного визитера устремился в лицо надзирателю, нанеся молниеносный удар. Тот взвизгнул и попятился к стене, спрятав в ладонях нос, и вытаращил глаза в сторону своего обидчика. Тихоня же устремился прямо в сторону надзирателя, который уже потянулся к пистолету за поясом, но не успел вытащить его и наполовину, как получил точный удар ногой по руке. Пистолет оказался на полу и скользнул прямо к Маше — только вот дотянуться до него, как бы она ни пыталась, не представлялось возможным.

А высокий Тихоня тем временем уже сидел верхом на человеке с родимым пятном и обрушал ему на лицо удар за ударом, выбивая зубы и ломая нос. Потом вдруг его кулак замер в воздухе, напоминая зверя, ожидающего команды хозяина. Несколько долгих секунд он смотрел на обмякшее под ним тело и резко встал на ноги. Подошел к открытой двери в комнату, высунул голову в коридор и, убедившись, что никого нет поблизости, осторожно ее закрыл. Потом взглянул на Машу, не понимающую какого черта здесь вообще происходит.

— Вы действительно с ними заодно? — вдруг спросил он. — С теми, кто напал на станцию?

У Маши к горлу подступил комок ужаса. Неужели пытка продолжается? Только теперь место сержанта занял другой, возможно, более изощренный в издевательствах маньяк?

Но даже если это и так, то какого дьявола он избил (возможно, и убил вовсе!) ее предыдущего мучителя?

И тут Тихоня, словно мысли ее прочитав, ответил:

— Все позади, я вас не обижу. — Он поднял руки, демонстрируя свои мирные намерения, и его взгляд случайно скользнул по ее груди, и щеки немедленно залились краской. — Вот, дайте-ка я… — Он снял с себя куртку и накрыл ее дрожащее тело. Потом взял с лотка скальпель и начал перерезать путы, сковывающие ее ноги.

— Так скажите, вы с ними заодно?

Маша так и норовила закричать: «Да! Я с ними! Пожалуйста, освободи меня как можно скорее!». Но врожденная предосторожность, выручавшая ее постоянно, не позволила довериться этому человеку вот так сразу. А уж особенно, когда ее голову посетила вполне закономерное подозрение:

— Это все какой-то хитроумный трюк, да? — ухмыльнулась она и почувствовала, как засохший уголок рта отдался жгучей болью от полученного несколько минут назад удара. — Решили разыграть спектакль с нападением и избиением этого урода… — Она косо взглянула на окровавленное лицо с родимым пятном.

— Что? — Тихоня поднял голову и проследил, куда она смотрит. — Да нет, кажется… я его того…

Они встретились взглядами, и Маша увидела в его глазах печальную правду.

Тихоня продолжил избавлять её от пут. Первая нога уже была свободна.

— Тогда почему ты это делаешь?.. — выдохнула Маша.

— А сами как думаете? — Он встал с корточек и принялся за освобождение ее рук. — Я хочу помочь. И не только вам, но и всей «Звездной». — Он сильнее надавил на скальпель, и пластиковая стяжка лопнула, упав на пол. — Не все из ее жителей, знаете ли, поддерживают методы этого ублюдка Железнова. Так что если вы пришли помочь нам…

Скальпель в его руке угрожающе замер.

— Ведь вы пришли помочь нам, ведь так?

Если это и правда трюк, подумала Маша, то этот высокий юноша справляется со своей ролью на пять с плюсом.

— Я не доверяю тебе… — прошептала она сквозь стиснутые зубы.

— Послушайте… — он крепко зажмурил глаза, — четверо хороших людей добровольно отдали свои жизни, чтобы я оказался здесь, внутри этой проклятой базы, и прикончил Железнова. — Он вцепился пальцами в подлокотники. — С тех пор прошло два года, но мне так и не удалось даже близко к нему подобраться.

— Вот значит как? — Маша рывком подалась вперед. — А что же случилось несколько дней назад, когда ты стоял у него прямо за спиной, пока этот псих Буров устраивал мне очную ставку? Чего же не воткнул ему нож в шею или не пустил пулю в затылок этого сукина сына?

— Потому что просто убить его недостаточно! — возразил Тихоня. — Нужно показать всем звездным, что он действительно мертв, и убедить, что на его место не явиться очередное его протеже, и запустит всю эту тиранию по кругу. Убив я его там, это ничего бы не изменило! Меня схватили бы, казнили на месте, и место Генерала занял бы Буров, запустив это безумие с самого начала!

Маша признала про себя, что довод этого юноши прозвучал убедительно, хоть внутри ее по-прежнему перекатывалось сомнение.

— Я просто хочу помочь заблудшим жителям станции «Звездная», — продолжал Тихоня чуть сдавленным голосом. — Показать им, что существует мир, где их выбор не сходится на вынужденном подчинении лишь одному выжившему из ума старику.

Лезвие пинцета разрезало последнюю стяжку, полностью освободив Машу. Она сразу начала растирать красные борозды на запястьях, поглядывая снизу вверх на своего освободителя.

— Хотите, оставайтесь здесь, дожидаться сержанта. — Он протянул ей руку. — Или мы можем помочь друг другу. Выбор за вами.

Маша понимала, что прямо сейчас принимает, наверное, самое ответственное решение в своей жизни. Время таяло, и ей пришлось делать выбор как можно скорее.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Саша.

Она взяла его руку, и он помог ей встать. От долгого сидячего положения она почувствовала сильную слабость в ногах.

— Нам нужно открыть ворота, чтобы они прошли сюда, в гору, — спешно проговорила Маша. — Ты сможешь это сделать?

Он замотал головой.

— У меня нет кода доступа. Они известны лишь старшим по званию, которые сейчас снаружи.

Маша стиснула зубы. Чувство бессилия теперь ощущалось ею похуже всякой боли.

— Хорошо, а что насчет аварийного генератора? Я должна была отключить его вместе со всем электричеством на базе, тем самым открыв ворота, — сказала она, совсем не заметив, как выдала себя с потрохами.

Саша посмотрел в сторону, отошел к двери, задумчиво почесал подбородок.

— А вот это мне под силу, — уверенно заявил её спаситель.

Надя увидела, как из черного дыма вышел чжуншановец. Он шел пригнувшись, придерживая за шкирку раненого собрата с единственной уцелевшей ногой, висевшей на обрывке плоти. Затем появился ещё один пострадавший от взрыва: вышел раскачиваясь как пьяный, лицо черное от сажи, из ушей текла дорожка крови, а глаза пустые, лишенные жизни. Надя подбежала к нему, схватила за рукав и спрятала за вездеходом.

— Слышишь меня?

Молчит. Только смотрит мёртвым взглядом в одну-единственную точку.

Из дыма раздался истошный женский вопль, молящий о помощи. На русском языке.

Надя сняла с плеча оружие и быстро, насколько только позволяла острая боль в боку, направилась прямиком в пучину густого дыма, прикрыв рот и нос сгибом локтя. Пока шла на крик, раздалось еще несколько, чуть дальше, откуда именно сразу и не разобрать. Возобновлялась перестрелка, и тусклые белые огни порой вспыхивали в постепенно рассеивающейся пелене дыма.

Внезапно горло стали карябать тысячи когтей, заставив ее упасть на колени. Пытаясь откашливаться, она щурилась мокрыми глазами, рассматривая обстановку, и вдруг увидела извивающуюся в агонию женщину, лежащую на спине.

— П-помогите, пожалуйста!

Надя поползла к ней на четвереньках, заметила рядом с ней автомат. Красной повязки не было, говорила на русском. Значит, местная.

— Я здесь, здесь… — чувствуя жжение в горле, пробормотала Надя. — Я помогу…

Голова женщины обернулась в ее сторону: половина лица изуродована, превратившись в сморщенную от ожога плоть. Её рука вдруг вцепилась в Надину куртку.

— Моя дочь… — ниточка слюны повисла над широко открытым ртом, — я не успела забрать ее, прошу… моя комната…

— Мы найдем ее, но для начала вам нужно подняться.

— Лицо… Боже, как болит лицо.

Надя смолчала, взяла ее за локоть и заставила подняться. Женщину ноги не слушались, и приходилось придерживать ее одной рукой, а другой прикрываться от дыма, пытаясь выбраться из его удушающего плена. Ей удалось вновь вернуться к вездеходам, где она усадила женщину рядом с тем самым чжуншановцем, продолжающим смотреть сквозь завесу смерти.

— Я скоро вернусь, и мы поищем вашу дочь, — попыталась успокоить она стонущую от боли женщину.

Что же они натворили? Взорвали гребанный нанотермит, даже не подумав, что могут зацепить обыкновенных жителей? Какой только ублюдок до этого додумался?

Внутри у Нади бушевал гнев, и она лишний раз убедилась, что не зря отправилась в это место. Людей, использующих нанотермит в подобных целях, нужно остановить. Таких людей, как Буров нужно остановить. Кто знает, может, именно он ответственен за это? Он уже помогал макмердовцам с этой мощной взрывчаткой и наверняка приложил руку и к этому взрыву.

Надя подобрала с земли винтовку и пошла на звуки выстрелов. Шла долго, не видя ни зги в этом чертовом дыме. Чуть погодя наткнулась на лестницу, ведущую к одном из жилых блоков. Скрипя зубами от боли, поднялась по ней, открыла дверь и вошла внутрь, ощутив прилив тепла, исходящее от старых кондиционеров. Внутри моргал свет, в пустых до безобразия коридорах из динамиков звучал голос, по всей видимости, принадлежавший тому самому Генералу:

— …встаньте на защиту нашей станции! Наших идеалов!

Она направила дуло винтовки вперед и сделала несколько шагов. Услышала, как за дверями жилых комнат раздавались шепотки, детский плач, разговоры… В голове сразу вспыхнули рассказы Евы о местных, обитающих ВНЕ горы — обыкновенные люди, пытающиеся выжить.

Впереди показалась лестница. Не теряя бдительности, она поднялась на последний, третий этаж. Там, зайдя в коридор, из одной из комнат она услышала приглушенные стенами выстрелы. Пришлось обойти все десять имеющихся здесь дверей, чтобы отыскать, в какой именно раздавался шум. Разумеется, нужная оказалась последней.

Надя тихо открыла дверь, зашла внутрь и увидела возле окна мужчину с автоматом, стреляющим по кому-то снаружи. Рядом с ним, приставленные к стене, лежало еще парочка винтовок и заряженных магазинов.

Стрелок прекратил пальбу, облокотился спиной к стене, потянулся к магазину…

— Куски пингвиньего дерьма, ну я вам устрою…

…и увидел стоявшую от него в нескольких шагах Надю.

— А ты ещё кто такая? — Его глаза округлились в изумлении.

Она уловила его взгляд, обращенный на испачканную грязью красную повязку на её предплечье — и Надя все поняла. Стрелок сразу же вслепую потянулся за одним из приставленных к стене автоматов, но не успел и пальцем их коснуться, как был поражен выстрелом в грудь.

Не теряя ни минуты, она подошла к окну и увидела чжуншановцев, человек сорок, отстреливающихся от местных. Преимущество было явно на стороне врага, по крайне мере в количестве.

Все они, и друзья, и противники, с этой позиции были как на ладони.

Надя и положила ствол снайперской винтовки на подоконник и коснулась пальцем спускового крючка. Но прежде чем прильнуть к наглазнику оптического прицела, обратила взор в сторону «Твердыни» и заметила, как эта железная громадина постепенно удалялась от берега.

Взять под управление «Твердыню» Лейгура виделось всё равно, что оседлать кита: медленного, неповоротливого, но чертовски сильного.

Долгие годы он провел за штурвалом своего небольшого траулера, привыкнув к его изъянам — к едва заметному люфту руля, который он парировал опережающим движением, и к упрямому крену на левый борт. И в какой-то момент недостатки его родного суденышка перестали донимать, и в его глазах даже превратились в характерную черту траулера. Он знал его как свои пять пальцев, мог вести его вслепую, если угодно.

Но этот громадный зверь, за чей штурвал он держался прямо сейчас, производила неизгладимое впечатление. Рулевая система «Твердыни» была до безобразия точной, почти стерильной. Лейгуру даже стало досадно от этой безупречности; он скучал по едва уловимому скрипу старого штурвала, который сообщал ему о состоянии судна прежде, чем это фиксировали датчики.

Скромный экипаж мостика уже стоял на постах. Тот самый дерзкий парнишка, по началу отказывающийся подчиниться, оказался наводчиком и по совместительству стрелком из пушек (Лейгур понятия не имел, как правильно называется его специализация). Прямо сейчас он ловко стучал пальцами по сенсорному экрану, оживляя главные оружия корабля.

Тип с квадратной челюстью, наслышанный о «Братстве», занимал должность старпома. На вопрос Лейгура, где же находится капитан «Твердыни», тот ответил молча: просто метнул взгляд в сторону погруженной в дым станции и вернулся к командованию остальных подчиненных, пребывающих на постах.

Лейгур понимал, что сейчас совершенно не время и не место задумываться об этом, однако не смог не представить, как этот корабль под его управлением вывезет всех тех несчастных шпицбергенцев, прямо сейчас ожидающих спасения.

«Твердыня» будет принадлежать ему, хотя бы на время. Возьмет ее напрокат, если угодно, но обязательно воспользуется этим зверем для путешествия на север.

— Вижу корабль противника! — донесся сбоку рёв старпома.

Лейгур оказался прав (хоть иногда его и беспокоили копошившиеся в голове жуки сомнения) — судно Братства стояло на якоре, спрятавшись за горой. Это был большой ледокол, в недрах которого вполне могло уместиться человек пятьсот. У Лейгура в сердце защемило от осознания того, что его придется уничтожить, но выбора не было: если все, кто находится на его борту, проникнут на «Звездную», у них не будет и шанса на победу.

— Выходим на огневую позицию, — глядя в бинокль, доложил старпом. — Захаров, у тебя все готово?

— Цель в зоне обзора, но угол маловат, — ответил парень, не отрывая взгляда от экрана. Его пальцы лихорадочно бегали по сенсорным кнопкам. — Нужен разворот на двадцать… нет, на двадцать пять градусов влево.

— Принял, — сказал Лейгур и начал разворачивать корабль.

Уильям Морган наблюдал через бинокль, как из-за горы быстро появляется боевой корабль «Звездной».

— Отец Морган, — послышался сдавленный голос Оливера где-то рядом, — абордажная команда не смогла приблизиться к кораблю из-за плотного обстрела. Траулер вместе с бойцами и еще две моторные лодки вынужденно отступили к берегу…

Но Уильям не слышал слов своего помощника, продолжая неотрывно наблюдать, как так называемая «Твердыня» медленно разворачивается к ним боком. Той самой стороной, где находилось ее главное орудие.

В груди заклокотало, а вцепившиеся в бинокль пальцы вдруг стали холодными. Все пошло не так, как он задумывал изначально. Боевой корабль должны были взять его люди прежде, чем тот придет в движение. Во всем виноваты эти проклятые стрелки, помешавшие абордажу! Грязные сукины…

— А это ещё что… — взволнованно пролепетал Оливер, схватившись за бинокль. — Корабль? Он что, движется?..

— Разворачивай судно… — упавшим голосом произнес Уильям, его грудь надувалась и сдувалась от тяжелого дыхания.

— Но, что нам делать с абордажной…

— Разворачивай чёртов корабль! — рявкнул Уильям, сверкнув в сторону помощника ожесточенным взглядом. — Живо!

Экипаж мостика оживился: штурман склонился над монитором, Оливер вцепился за штурвал, остальные подошли к окнам, в ужасе наблюдая за «Твердыней».

Ледокол лениво начал приходить в движение.

— Быстрее, быстрее! — голос Уильяма сорвался до вопля. — Если мы сейчас же не уберемся отсюда, то…

Со стороны «Твердыни» раздался грохот, и Уильяма Моргана вместе с его командой ослепила яркая вспышка, сжегшая их дотла.

Надя как раз поймала в прицел очередного звездного и приготовилась выстрелить, как вдруг винтовку увело в сторону, и выпущенная пуля угодила в стену жилого блока.

Она спряталась, чувствуя, как от внезапно прогремевшего грохота дрожат стоящие рядом койки, стулья и стеклянная крошка от разбитого окна. С металлическим лязгом упали прежде приставленные к стене винтовки.

Когда она набралась храбрости выглянуть в окно, то увидела гигантский огненный шар, нависший над горой — огромный, словно раскалённый ужас проснувшегося вулкана, готового низвергнуться на станцию.

Последствия взрыва почувствовал на себе и отряд «Куница». От грохота зазвенело в ушах, а пол отозвался легкой дрожью. Чжуншановцы, включая Матвея, повыскакивали из вездеходов и уставились на идущий от вершины горы черный дым.

Рация в руках Кадузмо разразилась диким воплем: кричали на китайском. И не успел командир поднести переговорное устройство к губам, как голос резко замолк, сменившись на треск из летящих пуль.

Кадзумо крепко сжал рацию, посмотрел на запертые ворота, затем на команду. Руки превратились в кулаки, и он решительно бросил в сторону подчиненных короткую фразу, после чего быстрым шагом направился к вездеходу. Его люди встретили сказанное одобрительным кличем.

— Стой! — умолял Матвей, хватая Кадзумо за рукав. — Мы должны…

Но командир оттолкнул Матвея в снег.

— Мы ждать достаточно! — прикрикнул он, презрительно взглянув на собирателя. — Можешь ждать сам, мы ехать помогать нашим.

Раздвижные двери захлопнулись, прожужжали моторы, и два вездехода с парой десятков бойцов на большой скорости проехали мимо пытающегося подняться на ноги Матвея.

— Вернитесь, чтоб вас! — закричал он им вслед, прекрасно понимая, что все это бесполезно.

Собиратель упал на колени и подобрал пистолет, выскользнувший из кобуры. Чувствовал он себя отвратительно: кишки связались в тугой узел, а рёбра сжимались, будто пытаясь захлопнуться, как створки морской раковины. И когда он уже почти окончательно потерял надежду, большие ворота за его спиной пропели металлический стон. Обернувшись через плечо, он не мог поверить своим глазам: те медленными рывками поднимались, открывая его взору проход в густую тьму тоннеля. Он вскочил на ноги как ошпаренный и принялся размахивать руками, пытаясь привлечь внимание уходящие к станции вездеходы.

— Вернитесь! Они открылись!

Но никто из них не остановился и не развернулся, продолжая упорно двигаться к «Звездной». Матвею подумалось, что даже заметь они сейчас, как ворота открываются, всё равно не повернули бы назад.

Выбора не оставалось, теперь он один.

Матвей сжал рукоять пистолета и двинулся навстречу тьме.

В этот же самый миг сержант Михаил Буров наблюдал в бинокль, как посланный им отряд менял позицию и перемещался внутрь надстройки для захвата мостика «Твердыни», только что совершившей смертельный залп. Всё шло неплохо, даже хорошо, пока вдруг за спиной не послышался металлический стон.

Ворота, которые еще несколько секунд назад были надежно заперты, медленно открывались. Стоявший рядом с ним Чернецов, прекратив на мгновение переговоры по рации, тоже смотрел на открывающийся в базу проход.

И тогда сержанту все стало понятно. Лишь отдаленно посетившая его догадка об истинной цели штурма подтвердилась прямо у него на глазах и подчеркнулась несколькими жирными линиями.

Все это нападение в лоб не что иное, как отвлекающий маневр, с целью выманить всех бойцов «Звездной» наружу.

— Чернецов, кто-нибудь еще остался на базе?

— Д-да, кажется небольшой отряд, в гараже, человек десять… — прошептал тот, не спуская глаз с образовавшегося входа в тоннель.

Сержант уже направлялся к внедорожнику, когда сказал:

— Вели им немедленно отыскать Железнова и охранять его. И предупреди самого генерала, что у него могут быть гости. Пускай отыщет безопасное место.

Буров размышлял: «Как им удалось открыть ворота? Неужели Зотова, эта хитрая сука, умудрилась слинять?»

— Я не могу, товарищ сержант… — Чернецов нажимал на кнопки портативной радиостанции.

Услышавший это Буров уже сидел на половине водительского кресла.

— Что? Это еще почему?

— Нет сигнала. Кажется, на всей базе отсутствует электричество… — Он продолжал нажимать какие-то кнопки.

— А что с рацией?

— Ее мощности недостаточно для связи с базой. Сигнал не пробьет…

— А, дерьмо! — прошипел сержант и хлопнул дверью. Он вдавил педаль газа, развернул внедорожник на сто восемьдесят градусов и нырнул в темноту, предварительно включив дальний свет фар.

Глава 18 Расплата

— Так, — выдохнул Саша Сенкевич, и в темноте послышались хлопки его отряхиваемых рук. — Станцию мы обесточили, что дальше?

До поста управления электросистемы — или ПУЭ, как гласила аббревиатура над тяжелыми, железными дверьми, — они добрались без помех. Со слов Саши, почти всех способных управляться с оружием отправили на защиту станции и потому прямо сейчас им ничего не угрожало.

Но так думал только Саша.

Маша же была совершенно иного мнения, поскольку была прекрасно осведомлена, какие двери, помимо главных ворот, они открыли несколько минут назад.

Ваттбраслет её спутника вспыхнул белым кружочком, осветив тесное помещение.

— Выбраться отсюда, и как можно быстрее, вот что нам нужно. — Маше давалось говорить все труднее из-за вновь вспыхнувшей боли от полученных увечий. Нестерпимо щипала кожа в месте, где еще вчера росли ногти, ныне вырванные щипцами, все до единого.

— Да, это понятно, — произнес Саша, — но сперва я должен отыскать генерала, иначе эта сволочь может улизнуть и тогда…

— Мерзляки, — вот сейчас наша главная проблема. Нам нужно выбраться наружу до того…

— Погоди, погоди, мерзляки? Я не ослышался?

В белом свете фонаря его лицо, казалось, стало ещё бледнее.

— Вырубив электричество, мы открыли не только… — И вдруг она поняла: — Постой, ты что, не в курсе про завезенных на базу мерзляков?

— В курсе ли я⁈ — Его голос чуть не сорвался на крик. — Да я понятия не имею о чем ты говоришь!

У Маши по спине забарабанили холодные пальцы.

— Мне было лишь велено охранять тебя, пока ты работаешь в лаборатории, — произнес с тревогой Саша. — Никто мне и слова не говорил ни про каких мерзляков.

— Ладно, теперь это уже не важно. Позже будем выяснять обстоятельства, а сейчас надо валить наружу, в холод, и как можно быстрее.

Она направилась к двери. Саша остановился:

— Но как ведь Железнов?..

— Да забудь ты про этого маньяка! — прошипела она, коснувшись холодной дверной ручки из металла. — Никуда он не денется. Мои ребята с ними разберутся.

— А эти твои самые ребята хотя бы знают, что теперь по базе разгуливает здоровенный жук убийца?

— Два здоровенных жука убийцы… — те самые невидимые холодные пальцы забарабанили сильнее. Саша и вовсе приоткрыл рот, пялясь на нее как на сумасшедшую. — Да, я предупредила их по рации. Они будут готовы.

Надеюсь, засомневалась она про себя.

— Говоришь, нам лучше поскорее выбраться с базы наружу?

Маша кивнула.

— Идём, — Он снял винтовку с плеча. — Есть путь короче и безопаснее, через восточные ворота.

Арина довольно быстро приноровилась к управлению вездехода: раскусила поведение руля и как сильно нужно нажимать на педаль газа для поддержания надлежащей скорости. Разумеется, как и все новички, обделенные природным даром вождения (она лично знала таких: садились за руль простенького вездехода, и уже к вечеру рассекали по высоким застругам, как профессионалы с многолетним стажем) в первые часы она частенько тупила, сильно выворачивая руль, и сходила с проезженной преследуемыми ею вездеходами тропе, но уже к вечеру чертовски полюбила это дело — водить. Наверное, Арина даже могла бы сказать, что получила изрядную долю удовольствия, несмотря на весьма печальный опыт пребывания в роли пассажира в «Марте» или «Титане», если бы не одно существенное «но» ростом метр пятьдесят пять, сидевшее справа от нее.

Тихон за время их путешествия успел облазать весь вездеход и дотянуться до всего, что плохо лежало или не было прикручено к полу. Он постоянно маячил перед ее боковым зрением, показывал свои находки, и никакая просьба, даже сказанная без гнева, не унимала его ненасытного любопытства.

— Ну извини, — ответил он ей, когда она уже перешла на крик, велев ему сесть и не дергаться. — Я ж бывший пират, если ты вдруг забыла. Все, что можно взять — я беру.

После почти двенадцати часов безостановочной езды и тряски она позволила себе заглушить двигатель и немного вздремнуть. Но сейчас, достигнув наконец «Звездной», она успела сильно пожалеть о растраченном впустую времени.

— Ни хера себе… — прошептал Тихон, глядя на два столба дыма над «Звездной», сплетающихся в гигантское серое облако. Одно из них шло от станции, а другое — из-за горы. И не было понятно, что именно стало причиной их возникновения.

Парень вскочил с места и, хватаясь за спинки кресел, добрался к задней части салона. Оттуда донёсся металлический лязг и возня, но Арина всего этого не слышала, полностью сосредоточив внимание на творившемся впереди хаосе.

Тихон вернулся на переднее сиденье с оптическим прицелом в руке — одной из его сотни находок в этом вездеходе. Он плотно прислонил его к левому глазу, прищурив правый, и принялся крутить маховик.

— Наших видно? — не выдержав, обеспокоенно спросила Арина.

Парень ответил не сразу:

— Нет, только вездеходы.

Впервые за эти двое суток Арина пожалела, что сидела за рулем. Хотелось выхватить у Тихона прицел и разведать обстановку само́й.

Она заметила, как рот парня чуть приоткрылся.

— Ну! — Она всерьез вознамерилась отвесить ему подзатыльник и отобрать прицел. — Говори уже!

— Траулер…

— Какой траулер? О чем ты вообще…

— Наш с Тимой траулер! Вон там, у берега!

— С чего ты вообще взял, что он…

— Это он! — воскликнул парень, продолжая наблюдать. — Я узнаю его среди сотни других! Мы с ним столько рыбы выловили вместе на нем!

— Постой… — У Арины в голове закопошились жучки от размышления, — если это и правда траулер твоего брата, значит, выходит…

Он взглянул на нее и закивал:

— Да, Братство тоже здесь. — Снова примкнул глазом к прицелу. — И Тима с ними…

На внезапно возникший вопрос: «А какого чёрта здесь делает Братство⁈» — она нашла немедленный ответ. Ведь она сама и привела их благодаря своему дневнику и записями о «Копье». Но разве был у нее выбор? Не сделав она это, Матвей был бы уже мёртв. Возможно, все они уже были бы мертвы.

— Едем туда, на станцию, — едва ли не задыхаясь от перевозбуждения, сказал Тихон.

Арина бросила в его сторону взгляд, желая узнать, не шутит ли он? И судя по взволнованному выражению лица — нет, ни фига тот не шутил.

— Нет, — сразу отринула она его предложение, — мы едем к горе, как изначально и…

— Да плевать мне на эту гору, ясно⁈ — крикнул парень, обернувшись к ней. — Там мой брат!

— Ты совсем рехнулся⁈ — Нагрянувшего к сердцу гнев заставил её крепче схватиться за руль. — Прочисти глаза и погляди внимательнее! Там чёрт-те что происходит!

Щелкнул курок револьвера.

— Вези. Меня. На станцию! — отчеканил Тихон, выговаривая каждое слово, словно нанося яростный удар. Дуло уже смотрело в её сторону.

— Как же я… — «Ненавижу тебя, маленький ты…» — Хорошо, хорошо, черт с тобой!

Она еще сильнее нажала на педаль газа.

Главный вход на станцию, устланный следами шин, сапог и пустых гильз, становился все ближе. Когда она увидела перевернутый набок вездеход с одиноко лежащим трупом на подступе к станции, резко затормозила.

— Все, дальше я не поеду, иначе запросто схлопочем пулю.

Тихон не собирался с ней спорить и побежал к раздвижным, к дверям, к выходу.

— Тихон!

— Что⁈ — раздраженно бросил он, ещё не успев выйти наружу. С улицы вырвались тихие хлопки выстрелов, внутрь скользнул сквозняк.

— Будь осторожен.

Он промолчал. Бросил ее револьвер на пол и стремглав помчался в сторону бойни, гудевшей вроде бы далеко, но в то же время довольно близко.

Арина резко развернула вездеход и направила его к горе.

Вскоре она добралась до открытого прохода — тех самых ворот, через которые сбежала Ева.

Арина долго не решалась встать с места из-за давящего на ее плечи плохого предчувствия. Она сидела, положив руки на руль, и вглядывалась в этот черный прямоугольник тьмы, вход на базу, пытаясь понять, что же тут не так? А здесь и впрямь было что-то не так, не так как должно было быть.

Но мысли о Матвее и полыхающая в ее сердце обида, смешенная с любовью и переживанием, заставили ее встать. Она подобрала с пола револьвер, откинула барабан, проверила наличие патронов — все шесть заряжены. Затем пощупала под свитером рукоятку костяного ножа.

Пора.

Она вышла из вездехода и бегом бросилась в неприветливую тьму.

Лишь после, нащупывая светом фонарика ваттбраслета себе путь, она поняла, что именно смутило ее.

Снаружи не было ни одного вездехода команды, отвечавшей за скрытное проникновение.

Когда свет в просторном кабинете погас, накрыв чернотой большую карту Антарктиды, гигантский экран телевизора, стол из дуба и мягкий ковер красного цвета, генерал-полковник Евгений Сергеевич Железнов долго не решался подняться со своего удобного кресла из кожаной обивки. Потом его рука потянулась к выдвижному ящику, и пальцы нащупали успокаивающий холод пистолета. Оружие он положил на стол, на всякий случай направив дуло в сторону двойных дверей (по крайне мере он думал, что направил именно туда, поскольку чернота вокруг стояла хоть глаз выколи — все одно и то же), и открыл самый нижний ящик, где, как он надеялся, еще лежал его старый ваттбраслет. Генерал терпеть не мог носить эти громоздкие штуки, хоть и не отрицал их полезность для простых обывателей, вроде тех, что проживали вне горы. Сам он предпочитал пользоваться планшетами в этом самом кабинете.

Нащупав наконец ребристую ручку фонаря, Железнов нажал на кнопку. Белый кружок с чёрным пятнышком в середине упал на гардеробный шкаф, с парой запасных кителей внутри. Там же он хранил фуражки и другую повседневную одежду, которую носил лишь в тех случаях, когда оставался один.

Но сейчас он не собирался переодеваться. Бремя командующего боевыми действиями, как он твердо считал, стоило переносить исключительно будучи при полном параде.

Железнов увел фонарь чуть левее и нашел то, что искал: деревянный буфет с пристроенным к нему мини-баром. Удивительно красивая вещь с ручной резьбой: на дверцах шёл узор виноградные лозы, крошечные листья, переплетённые стебли. По краям тянулись узкие резные бордюры, будто кружево, вырезанное из дерева. Генерал не раз отмечал про себя прекрасный вкус своего предшественника, сидевшего в этом кресле до Вторжения. Жаль, он так и не отыскал о нем никаких сведений.

Кожа на спинке кресла протяжно скрипнула, когда Генерал, наконец, решил подняться. Он прихватил со стола пистолет и, держа его в левой руке, правой подсветил себе проход к буфету. Добравшись до него, открыл стеклянную дверцу, вытащил оттуда граненый стакан и бутылку виски, одну из десяти, аккуратно стоявших в ряд. За каждую он отдал уйму ватт, но оно того стоило. Крепкий напиток вроде этого помогал ему думать, само собой в ограниченных порциях, и наслаждаться моментом. Правда, прямо сейчас он вылил в стакан немного больше положенного, поскольку не собирался погружаться в размышления.

Генерал Железнов нервничал, и ему очень-очень хотелось избавиться от этого предательского ощущения сладким глотком. Янтарная жидкость плюхнулась на дно стакана. Он положил фонарик на столик, взял напиток, поднес его к губам, но не успел испить и капли, как в дверь за его спиной вежливо постучали.

— Товарищ генерал-полковник, вы здесь? — послышался обеспокоенный голос.

Железнов увидел, как в нижней дверной щели гуляют лучи фонарей.

— Чего тебе, сынок? — ответил он и сделал два тяжелых глотка.

— Простите, товарищ генерал… — звучал насквозь перепуганный голос. — Меня с ребятами прислал сержант Буров, он велел нам охранять вас до дальнейших распоряжений.

— А где же сам сержант? — поинтересовался Железнов, вытирая рукавом влажные губы.

— Отправился разбираться с электричеством. Обещал скоро вернуться

— Это хорошо… — Генералу вдруг страшно захотелось чего-нибудь съесть. — Что вообще произошло? Почему оно вырубилось?

— К сожалению, мне ничего об этом неизвестно. Возможно, это опять один из тех сбоев, что иногда происходят?

— Наверное…

Он стал обыскивать буфет на предмет чего-нибудь съестного.

— Сынок.

— Да, товарищ полковник?

— Есть какие-нибудь известия о напавших?

— Говорят, они похожи на чжуншановцев, товарищ генерал.

— Чжуншановцы значит… — горько ухмыльнулся он, уже замышляя, как сильно китайцы поплатятся за это дерзкое нападение. Отыскал кусочек вяленого мяса и бросил в рот. Пережевывая жилистый кусок, спросил у незнакомца за дверью: — Удается их оттеснить?

Нет ответа. Только странные шум и возня вперемежку с шепотом.

— Сынок? — еще раз обратился он к бойцу, озадаченно уставившись в дверь. — Ты здесь?

Неожиданно раздавшиеся выстрелы вынудили генерала быстро попятиться, ударившись спиной о буфет. Стакан выскользнул из пальцев и упал с громким стуком, расплескав дорогостоящую жидкость возле его ног. К автоматным очередям добавился хриплый крик и пронзительный визг. Огненные вспышки и лучи фонарей просачивались через щель, устроив на полу светопреставление.

Генерал вжался в дорогостоящий буфет всем телом и ощутил мизинцем прикосновение холодной рюмки. У него возникло странное и совершенно дурацкое желание превратиться в одну из этих десяток рюмок.

Неужели чжуншановцы проникли внутрь горы?

Он крепко прижал вспотевшую ладонь ко рту. Приставил к бедру отчего-то изрядно потяжелевший пистолет, и навел дрожащее дуло в сторону двери, поклявшись начать пальбу независимо от того, кто посмеет сюда сунуться.

Между тем выстрелы затихали, а с ними и крики бойцов, пока и вовсе не наступила громкая и жуткая тишина.

А потом в дверь его кабинета забарабанили кулаками.

— Откройте! — бешено кричал по-видимому тот самый мальчишка, говоривший с ним еще минуту назад. — Товарищ генерал, быстрее!

Железнов стряхнул с себя ступор, сделал два уверенных шага вперед и задвинул еще несколько запасных щеколд.

— Умоляю вас! Оно…

Чавкающий звук раздираемой плоти, скрежет разрушенного дерева, тихий всхлип. Генерал навел фонарик на дверь и в дрожащем свете увидел, как ту насквозь пробило нечто необычное, но в то же время страшно знакомое. Продолговатая штука с острым как нож концом, испачканная кровью — в темноте мерещилось словно метко брошенное копье. И вот на его глазах это самое «копье» молниеносным движением сдвинулось назад. Послышался мокрый, до омерзения отвратительным звуком.

И теперь Железнов понял, что именно скрывалось за дверью. Эта укоренившаяся в его мозгу догадка со скоростью света превратилась в неопровержимый факт. Но в следующий миг все это уже не имело значения.

Деревянная дверь, одна из немногих во всей базе, не сделанная из литой стали, слетела с петель, как простыня во время бури, которую забыли закрепить на бельевой веревке. Лежащие в коридоре фонари осветили вытянутую морду и острые как ножи жвала.

Генерал закричал и открыл огонь, и каждая новая вспышка от выстрела освещала приближающуюся морду мерзляка, его паукообразный силуэт…

Вспышка.

…белые глаза…

Вспышка. Объятый ужасом вопль.

…и смертельную конечность, нависшую над головой генерала Железнова.

Они падали от выстрелов её снайперской винтовки один за другим, как мишени в тире. Все те, кто не носил на предплечье красную повязку и держал в руках оружие, получали пулю в туловище или голову. Надя и её винтовка стали одним целым. Все действия выверены: прицелиться, задержать дыхание, плавное нажатие на спусковой крючок, отработанным движением поднять и дёрнуть назад рукоятку затвора. Гильза звякала о металл, новый патрон ложился в ствол, и затвор мягко становился на место.

Благодаря ее огневой поддержки чжуншановцам удавалось заметно продвигаться вперед, постепенно прокладывая путь к горе. Звездные медленно отступали от напирающих на них вездеходах, на крышах которых уже сидели смельчаки-пулеметчики.

В перекрестие ее прицела попал боец с ветрозащитными очками и помповым ружьем в руках — она застрелила его в голову. Высокий звездный, машет остальным бойцам, приказывает занять позиции? Прикончила выстрелов в грудь. За ним еще одного, низкого роста, затем следующего, кажется, женщину, потом…

Она увидела Тихона, и палец её уже по привычке согнулся на спусковом крючке, но Надя вовремя успела дернуть дуло винтовки вверх, прежде чем совершить, должно быть, главную ошибку в своей жизни. Пуля пролетела над головой мальчишки, наверное, лишь чуть зацепив верхушку его черных кудрей. Судя по всему, парень даже и не понял, что был буквально на волосок от смерти.

— Твою мать! — выругалась Надя.

Она вновь посмотрела в оптику. Жив? Боже, он жив?

Негодник прятался за одним из брошенных звездными вездеходом. Как только он умудрился подобраться так близко к ним? Да и вообще, какого черта он делает здесь⁈ Разве они не заперли его вместе с Ариной в том складе, на «Чжуншане»? Может, он ей мерещиться? Да нет же, вон он! Одет в ту же самую куртку с длинными рукавами и капюшоном с меховой опушкой, в которой она видела его в последний раз.

Сдавив в воображаемом кулаке сотни вопросов из разряда, каким образом Тихон здесь оказался, Надя подумала было окликнуть его, но из-за несмолкающих выстрелов и человеческой мешанины голосов, криков и воплей, это попросту представлялось невозможным.

Неожиданно Тихон, прежде наверняка выждав, рванул вперед, прямиком к звездным. Пацан бежал так быстро, словно дразнил смерть, пытаясь взять её на слабо.

— Что ж ты делаешь, дурак… — У Нади волосы дыбом встали. Она быстро прилипла глазом к прицелу, отслеживая его путь. — Они же тебя убьют, дурака. Они же…

Вдруг она заметила, как один из чжуншановцев открыл огонь в спину парня. Пули вонзались в землю, поднимая ворох снега и пепла. Закономерно он принял мальчишку за врага, ведь на том не было красной повязки.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо!.. — злобно шептала Надя, переводя как можно быстрее прицел на чжуншановца. Сначала взяла в перекрестие голову — отсюда, с такого расстояния она вполне смогла бы метко попасть ему в затылок, — но в последнюю секунду переключилась на плечо и нажала на спуск.

Чжуншановец крикнул и инстинктивно упал на землю, схватившись за рану. Но Надя уже не видела его агонии, поскольку круг прицела вновь принялся выискивать силуэт бегущего мальчишки.

Она заметила, как он поднялся с земли и, пригибаясь, уже со всех ног нёсся по лестнице, прямиком к входу одного из жилых блоков. Секунда — и он уже оказался в безопасности (наверное?), закрывая за собой дверь.

Вот уж его не отнять у мелкого засранца, так это умения не попадаться на глаза.

И, конечно же, просто природного таланта влипать в неприятности.

Но куда, черт его возьми, он так спешит?

Волнение кусало её горло, мешало дышать. Сердцебиение участилось. И Надя осознала, что не может позволить себе оставить мальчугана одного, где-то там.

Она сделала еще несколько выстрелов в сторону звездных, бросила винтовку и прихватила один из валявшихся рядом автоматов, после чего вышла в коридор, предварительно заперев дверь (мало ли найдется храбрец из стана врага, захотевший занять её позицию?). Дойдя до его конца, она нашла то, что искала — лестницу, ведущую на крышу блока. Не самый безопасный, но единственный путь пробраться незамеченной через врага.

Быстро вскарабкавшись по лестнице, она вскоре очутилась наверху. Повесила винтовку на шею и, вытянув в стороны руки, пошла ровно посередине, стараясь не смотреть на закругленные края, рискующие от одного неосторожного движения, превратиться для нее в горки с больным спуском вниз. Ко всему прочему она взмолила бога наделить ее невидимостью, в которой так сильно сейчас нуждалась. Ведь если хоть один из звездных решит взглянуть чуть выше, то увидит перед собой самую легкую на свете мишень, не иначе.

Ну что ты вытворяешь, милая? Забыла, что тебе нужно выжить? Или тебе напомнить, кто тебя ждет на «Прогрессе»?

Как же она была зла! Надя поклялась себе вытрясти из сорванца всю душу, как только его найдет. Вынудил ее покинуть такую прекрасную позицию, маленький говнюк…

Но Надя Соболева не могла поступить иначе, уж очень она успела прикипеть к мальчишке.

К тому же она была его должником, и не раз. Он спас её, когда она чуть не утонула, провалившись в лёд — первым бросился ей на выручку, наверняка ни секунды не задумываясь о последствиях. Да благодаря Тихону ей удалось спасти своего малыша, когда он помог бежать им с «Палмера».

Ты перед ним в большом долгу, Надя, милая, мысленно говорила она себе, так что будь добра найти этого юношу, пока кто-нибудь не навредил ему.

…или она сам себе не навредил.

Она успела немного приловчиться и уже быстрее шла по центру крыши. Через минуту она стояла прямо над головами сопротивляющихся звездных, коих пряталось за вездеходами человек десять. Их, конечно же, можно было бы подстрелить отсюда, но уж очень велик риск быть подстреленной в ответ — укрытия у нее не было от слова совсем. Поэтому ей пришлось двигаться дальше, вглубь станции. И, когда предоставилась возможность, она осторожно спрыгнула вниз на крышу одного из старых вездеходов и, оглядываясь по сторонам, проникла внутрь жилого модуля.

Тихон должен быть где-то здесь…

— Матерь Божья… — прошептал Саша с засевшем в горле ужасе.

Дрожащий кружок света упал на выпирающие наружу человеческие ребра и месиво из плоти. Лужа крови отбрасывала блики. Саша повел закрепленным на винтовке фонариком немного левее, пока на них не уставилось лицо мертвеца с полуоткрытым глазом и высунутым наружу языком. Его щеки до сих пор горели багрянцем — отпечатком ушедшей жизни, навсегда покинувшей это тело.

Крепко сжимая вспотевшей рукой фонарь, он пробормотал сиплым голосом:

— Я знаю его. Это один из…

— Теперь уже всё равно, — прошептала Маша, стараясь сохранять уверенность в голосе, хоть и сама была до чертиков перепугана. — Надо выбираться отсюда, и побыстрее. Эта тварь может быть поблизости.

— Здесь ещё!

Саша разгонял тьму в коридорах, скрывающую под собой ещё более тошнотворное зрелище. Останки тел, веревки кишок, оторванных рук и других человеческих внутренностей жутким ковром накрыли пол. Рядом лежало оружие, ещё горячее от недавнего использования.

Всё здесь провоняло порохом, испражнениями и смертью.

Маша отвернулась, постаралась себя взять в руки.

— Может, есть другой путь? — спросила она.

— Нет, только здесь. — Он поднял фонарь с покойников и подсветил дальнюю часть коридора, утопающую в темноте. — Идти надо к лестнице, а потом спустится на первый этаж. Уже оттуда, по тоннелю, можно попасть к восточным воротам, ведущим наружу.

Маша издала протяжный вздох, принимая неизбежное. Потом опустила взгляд и посмотрела на свои голые ступни, с выступившими венами и теперь уже отсутствующими ногтями.

Чертов ублюдок…

Последний раз она видела свои сапоги возле кровати, прежде чем Буров ударил ей между глаз.

Ей даже захотелось разрядить немного обстановку и пошутить про что-то в духе «Эх, если бы я знала, что нам предстоит такая переправа, то обязательно прихватила свои резиновые сапоги!», но вовремя одумалась, осознав, что подобное — это уже чересчур.

Вот что, дорогая, уж лучше запачкаться, чем присоединиться вон к ним…

— Пошли, — произнесла она уверенно и пошла вперед.

Кровь была вязкой, и каждый раз, ступая босой ногой на очередную лужу, ей чудилось, будто её пальцев касается клей, который еще немного и обязательно намертво приклеит её, оставив среди этого месива на веки вечные. Или пока сюда не решит заглянуть виновник всего этого кровавого торжества.

Каждый проделанный шаг она сопровождала корчащей от омерзения гримасой. Ударилась пальцем об один из стволов и шикнула от боли.

Саша шел рядом, заблаговременно вытянув руку за её спиной, желая тем самым заранее предотвратить возможное падение. Второй рукой он держал прижатую к бедру винтовку с фонариком, освещая путь.

Шлеп, шлеп, шлеп…

— Не знал, что эти существа способны на подобное… — Саша нервно сглотнул. — Нет, я, конечно, наслышан об их силе и всё такое, но чтобы настолько…

— Они загнали нас сюда, на самый холодный континент земли, в задницу мира, — отозвалась Маша, прослеживая, куда ступать дальше. — То, что ты сейчас видишь — щепотка от того, на что способны мерзляки.

Шлеп, шлеп, шлеп…

— Постой… — вдруг пробормотал Саша и увёл луч фонаря к стене.

— Ты чего делаешь! Я ж не вижу ни черта!

— Это же его кабинет!

— Что? О ком ты… — Саша сорвался с места. — Вернись!

Но её голос лишь бесполезно ударил ему в спину, оставив без внимания. Саша остановился возле выломанной двери, свисающей на единственной петле, и светил куда-то туда, в темноту неизвестной комнаты.

— Это кабинет Железнова. — Он протянул ей руку, помогая перешагнуть очередного покойника.

— Я же сказала: забудь о нём! — вновь отчитала Маша ему в спину. — Или тебе нужно сотый раз повторять, что…

Яркая белая вспышка заставила её зажмуриться и на мгновение прикрыть рукой лицо. Когда глаза привыкли к свету, она проморгалась и увидела перед собой громадный стол с планшетом, шкаф с кипами книг, разорванную карту Антарктиды…

Взгляд её опустился.

… и ещё одного мертвеца, выглядевшего в свете теперь уже работающего электричества намного отчётливее. Спина парня выглядела так, словно по ней ударили громадным молотком, заставив лопнуть и выплеснуть из живота все внутренности.

— Кто-то снова включил питание, — встревожилась Маша, оглядываясь через плечо.

— Это он… — послышался вздрогнувший голос, совершенно безразличный к включившемуся электричеству.

Маша посмотрела на своего спутника, стоявшего над ещё одним покойником, лежащего у подножия деревянного буфета. С этим мерзляк постарался на славу: выпотрошил как рыбу, оторвал руку и, по всей видимости, так сильно сдавил череп, что один глаз вылез из орбиты, а другой отсутствовал вовсе. И тем не менее несмотря на «помятое» лицо трупа, Маша сразу признала в нём Железнова.

Нельзя сказать, что ей в итоге было приятно видеть, как кончил этот старый психопат, но и в смаковании момента она не нуждалась.

Саша плюнул на останки генерала.

— Туда тебе и дорога, грязный ублюдок, — злобно процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Уходим. — Маша направилась к выходу, но тут же замерла, не услышав ответные шаги. Раздражение стало невыносимым. Пальцы сжались в кулаки, и она шикнула от боли, совершенно забыв, что теперь вместо ногтей у неё была лишь незащищенная плоть.

— Я должен сообщить об этом всем на станции. — Саша завертел головой в поисках чего-то. — Иначе будет поздно.

Его взгляд замер на планшете, лежавшем на огромном столе. Брови парня вскинулись. Он подбежал к устройству, предварительно подвинув к себе микрофон.

— Ты сдурел? — Маша поняла его намерения и направилась к нему. — Сюда вот-вот слетятся все звезданутые! Убить нас хочешь⁈

— Разве ты не слышала, о чем я тебе говорил, когда освобождал тебя? — раздраженно бросил Саша. — Они должны услышать, что Железнов сдох! Возможно, это убедит всех тех, кого вынудили оборонять станцию, сложить оружие.

— Ты в этом так уверен?

— Нет. Некоторые из них, особенно преданные делу генерала, будут сопротивляться до конца. — Он ещё ближе подвинул к себе старый настольный микрофон. — Но большинство обязательно сдастся, у них не останется выбора, понимаешь? Он, блин, их чертов вождь. Рыба гниет с головы, слышала такое выражение? Но даже не это самое важное… — Указательным пальцем он быстро ударил по планшету. — О его смерти должен узнать простой народ. Рыбаки, швеи, повара, механики… обыкновенные люди, запутавшиеся в паутине бессовестной лжи и изощренных правил, которую годами плел этот человек. — Он бросил ненавистный взгляд на останки Железнова. — Разумеется, и среди них есть верные последователи этого безумца, но если они узнают, что теперь он мёртв, возможно…

Маша молчала, поняв, что переубеждать его не имеет смысла.

— Это надо сделать сейчас, — продолжал Саша, — иначе всё это безумие рискует вновь повториться и лишь один бог знает, когда у кого-нибудь появиться шанс всё это остановить.

Он приблизил мягкую насадку микрофона к сухим губам и поднял взгляд на обеспокоенную Машу.

— Это не займет много времени.

И нажал на кнопку.

В коридоре раздался щелчок и фоновый гул. И первые несколько секунд глаза Саши растерянно бегали по столу, словно в поисках подсказки.

Наконец, предварительно прочистив горло, он заговорил:

— Жители станции «Звездная»… — Вцепившиеся в микрофон костяшки пальцев побелели. — Генерал мёртв. Повторяю, Генерал мёртв. Прямо сейчас я смотрю на его труп… — Она заметила, как тяжело ему давалось не выплеснуть эмоции гнева, и подумала, что он наверняка хотел бы в подробностях описать все то, что осталось от Железнова. — Тирании под его управлением пришел конец. Больше не будет этих чудовищных казней, этих бесчеловечных законов, зверств и разделения людей на правильных и неправильных. Все кончено. И те из вас, кто пытается сопротивляться… Если вы хотите выжить… — Он сглотнул и поднял взгляд на Машу. — Сложите оружие, выйдите с поднятыми руками и никто из вас не пострадает. Эти люди пришли нас освободить. Они дадут нам возможность жить так, как того захотим мы.

За спиной Маши послышалось странное хлюпанье, заставившее её резко развернуться. Никого. Однако не на шутку забившееся в её груди сердце словно намекало: «Что-то здесь не так…»

— Саша, нам пора… — выдавила она.

Но тот вновь её не услышал — или сделал вид.

— И ещё… — в его глазах блеснула влага, — прошу вас, запомните имена четырех звездных, принесших себя в жертву ради светлого будущего нашей станции. Это Ксюша Корчагина, Игнат Ярошевич, Ефим Сазонов и Сергей Рубцов. Они добровольно отдали свои жизни, чтобы я оказался здесь, внутри горы и…

Маша кулаком ударила по кнопке и отключила микрофон. Так больше продолжаться не могло.

— Эй! — крикнул он. — Какого хрена ты…

Но теперь было поздно.

Оба медленно повернули головы в сторону входа в кабинет и одновременно поддались приковавшему их к полу параличу.

Мерзляк стоял в проёме, заслоняя собой весь выход. Маша признала в нём щелкуна (или Жучка).

Да и к тому же они такие милые, вы не находите? — послышался голос Гриши в голове.

Существо замерло в устрашающей позе, раскинув длинные, суставчатые лапы. Покрытый слизью чёрный хитин ярко блестел в электрическом свете. Из едва заметной пасти, скрытой под жвалами, текли нити густой, тягучей слизи, похожей на расплавленный мёд. Горевшие красным огнём глаза монстра не выражали ничего.

И вот элитры создания раскрылись, послышалась быстрая дробь щелчков, но вскоре её сменила другая дробь. Выстрелов.

Саша открыл огонь, но мерзляк бежал на них, походя на разъяренного красной тряпкой быка. Щелкун выпятил одну из передних лап с прочным хитином, и весь свинец с искрами и звонким «дзинь» отскакивали в стороны. Обладай Маша способностью останавливать время хотя бы секунд на десять, она обязательно рассказала бы Саше об уязвимом месте в области брюха этого вида, да только вот, увы, таким даром она не обладала.

Маша только и успела, что отскочить аккурат, когда мерзляк впечатал своего обидчика в бетонную стену, перевернув вверх тормашками с виду неподъемный стол, вставший у него на пути. На смену выстрелам пришел звук ломающихся костей, раздираемого мяса и дикого вопля.

Ползущая на четвереньках к выходу Маша не позволила себе оглянуться. Она попросту боялась, что от увиденного застынет в ужасе, и больше никогда не сможет пошевелиться. И потому, выбравшись в коридор, она решила бежать из последних сил, поклявшись себе ни за что не оборачиваться. Её босые ступни шлепали по холодному полу, дыхание сбивалось, ноги предательски подкашивались.

А позади уже слышались щелчки и скрежет когтей пустившейся вдогонку твари.

Все мысли Тихона сосредоточились на старшем брате, лишая его чувства усталости. Спину щекотал горячий пот, в глазах двоилось, а в горле саднило, мешая вдохнуть полной грудью. И лишь ноги, его крепкие, коренастые ноги, не подводили, относя его прямиком к берегу.

К брату.

По крайне мере он надеялся, что Тима будет там. Даже нет — Тихон молил бога об этом. Ведь как может быть иначе? Неужели Тима позволит кому-нибудь другому прикоснуться к штурвалу их траулера — того немного, что осталось от прежней жизни на Чешуйчатой? Маленького кораблика (раза в три меньше того, на котором плавал Лейгур), кормившего двух братьев долгие годы?

Нет, сомнений быть не может, его брат там. Тихон знал ичувствовал это. Оставалось лишь…

Двое мужиков появились перед ним неожиданно. Один держал в руках кирку, другой лом. Лица обоих выражали заметную невооруженным глазом взволнованность.

— Эй, пацан, ты куда собрался? — обратился к нему с киркой, и кивком указал на дверь позади себя с надписью «С-3». — Оглох совсем? Не слышишь, чего там творится?

И правда, Тихон так глубоко закопался в собственные мысли, что совершенно не расслышал грохочущие на берегу выстрелы.

— Сиди здесь и не высовывайся, пацан, — посоветовал ему тот, что с киркой. — Ещё чего пулю схлопочешь…

— Погоди, — второй, с ломом, сделал шаг вперед и вперил в мальчика подозрительный взгляд. — Что-то я тебя не узнаю. Ты из какого…

Тихон резко дернулся влево.

— Эй! — ударил ему в ухо громкий голос одного из них.

Рука мужика стальной хваткой вцепилась в шиворот его куртки.

— Отпусти меня, скотина! — ревел парень, извиваясь в попытке выбраться.

— Этот говнюк с теми, кто приплыл на траулере, отвечаю тебе! — рявкнул второй, брызжа слюной. — Я всех детей на «Звездной» знаю, но этого…

Послышался крик.

— Ах ты… маленький!.. — прошипел сдавленный яростью голос схватившего его мужика. Он сжимал кровоточащую руку в области локтя, надув щеки от боли. — У засранца нож!

— А ну, иди сюда! — гаркнул второй.

Тихон метнулся к двери с надписью «С-3», но едва успел прикоснуться к ручке, как почувствовал сильный удар в грудь, сваливший его на спину. Окровавленный нож выпал из ослабевшей руки, звякнув об пол. Тихон попытался вздохнуть и почувствовал сжимающийся комок боли, вылившийся в хрип.

Над ним склонился один из них, с ломом, испепеляя его ненавистным взглядом. Тихон попытался подняться, встать, но мужик положил ему ногу на грудь и чуть сдавил, превратив тяжелую боль в невыносимую.

— Сам напросился, пацан.

И вдруг — выстрел, одиночный, разнесшийся эхом в тесном пространстве коридора. Мужик быстро убрал ногу и отступил на шаг назад, подняв руки.

— Отошел от него, — послышался Тихону ставший родным голос.

Надя.

Никогда прежде он не был так рад её появлению, как сейчас. Его спасительница стояла на месте, где эти двое заметили его, и держала на мушке каждого из них поочередно.

— Брось лом.

Брошенный к ногам Нади инструмент звонко брякнул.

— Тебя это тоже касается.

Кирка упала возле лома.

Тихон подполз к ножу, взял его и выпятил его лезвием вперед, словно ожидая подлой атаки от одного из этих мужиков.

Надя, голосом не терпящим возражения, продолжала:

— А теперь советую вам обоим исчезнуть. Увижу ещё хоть раз, предупреждать не стану — прикончу и глазом не моргну. Это понятно?

— Как скажешь, дамочка, — произнёс тот, что был вооружен ломом. Он, не опуская поднятых рук, подошел к вцепившемуся в собственное плечо товарищу. — Мы уходим.

Оба скрылись в коридоре, ведущий в восточную часть станции. Надя быстро подбежала к сидевшему на полу Тихону, села на корточки и положила винтовку рядом.

— Ты как?

— Сойдет, — прошипел он, поглаживая грудь. Дышать по-прежнему было тяжело. — Спасибо.

— Не за что. — Её пальцы крепко стиснули мальчишеское плечо. — А теперь ответь-ка мне на вопрос: ты какого черта здесь делаешь⁈

— Мой брат, — произнес Тихон, чувствуя, как к нему понемногу возвращается способность нормально дышать. — Я должен помочь ему.

— Твой… брат? — Надя поморщилась, словно речь зашла о чем-то нелицеприятном. — С чего ты взял, что он вообще здесь?

— Я видел наш траулер, который мы отдали Братству. Мы на нём рыбу ловили и всё такое.

Замешательство не исчезло с лица Нади.

— Прошу… — Тихон поднялся, уперевшись на её плечо. — Я все объясню потом. Надо спешить, иначе его убьют.

— Хорошо, хорошо. Но как только всё это закончится, я тебе такой нагоняй устрою, не отвертишься.

Тихон вновь уловил эти наставнические нотки в её голосе и захотел напомнить, что она ему не мать.

Но на сей раз делать этого не стал.

А ещё через минуту, когда они зашли в следующий коридор, из висевших всюду динамиков раздался голос неизвестного:

— Жители станции «Звездная». Генерал мёртв…

Спешка наказала Машу, и, перепрыгивая последние две лестницы между этажами, она упала и чуть не подвернула ногу. Отделалась лишь ободранными в кровь коленями и ладонями, на которые успела приземлиться — мелочь, в сравнении с пытками Бурова.

Сверху послышались щелчки и металлические постукивание, заставившие её резко обернуться. Преследующая её тварь не сдавалась, идя по её запаху. Немудрено, ведь она не была в душе с тех самых пор, как оказалась на пыточном стуле. Приходилось писать в специально отведенный для таких дел тазик. Разило от неё за десять вёрст, а для мерзляков человеческая вонь всё равно что указатель: «Эй! Покушать вот здесь!» И стрелочка, указывающая на будущий обед.

Ещё несколько часов назад, сидя привязанной к стулу и в ужасе поглядывая на дверь, которую в любую минуту мог отпереть Буров, она порой задумывалась, где умудрилась ошибиться? Как её вычислили? Неужели радист успел её заметить, прежде чем она как следует приложилась той колонкой по его башке? В отражении какого-нибудь экрана…

Маша сдерживаясь, чтобы не застонать, попыталась подняться и вдруг заметила, как из кармана Сашиной куртки…

Мерзляк впечатал его в стену, прихлопнул словно муху тапком…

…выпала ключ-карта. Ей он пользовался, когда они выключали электричество в том помещении, доступ к которой…

— Минуточку…

Маша огляделась и узнала знакомый коридор. Именно по нему она пробиралась той самой ночью к радиорубке.

Она решила не спускаться ниже, в неизвестность, куда её несло последние несколько минут, и предпочла выбрать знакомый путь. Более того, у неё в голове вспыхнул план, один из тех, который можно смело вложить в категорию «сумасшедших». Подобных там уже порядком накопилось.

В горле пересохло, дышать становилось всё труднее, а ватные ноги чудились связанными друг с другом воздушными шариками, которые вот-вот лопнут. Маша отдавала должное своей выносливости: после издевательств Буровым, оно по-прежнему помогало ей выживать. И всё же пообещала себе, что когда всё это закончится…

Пожалуйста, Господи, пожалуйста, я уверую в тебя, только пусть всё это прекратится!

…она завалится в тёплую кровать и проспит двое суток, отдавая благодарность покалеченным пальцам ног, суставам, одним словом, каждой клеточки своего тела.

Она замерла возле двери, крепко обхватила проржавевшую рукоять и пообещала себе не смотреть в сторону, откуда прибежала. И, конечно же, эта мимолетная клятва была разрушена.

Крупный силуэт Жучка появлялся на секунду в островке огненного света, развешенных вдоль стен жировых ламп, а потом исчезал в полумраке, превращаясь в два красных глаза. Маша разглядела кровавые сгустки на остроконечной морде твари — всё, что осталось от спасшего ей жизнь Саши.

Маша открыла дверь, заперла её на щеколду…

Надолго этого ржавого стержня не хватит

…и побежала по темному тоннелю, вдоль рельсов, молясь при этом не споткнуться. Позади уже раздавались дребезжащие удары — мерзляк пытался выломать дверь. И у него это обязательно получится, никаких сомнений.

Вскоре она добежала до конца тоннеля и остановилась возле ворот, за которой исчезали рельсы. Вытащила вспотевшими пальцами Сашину ключ-карту, чмокнула в её пластиковую и равнодушную на поцелуи поверхность.

— Пожалуйста, сработай, пожалуйста…

…или я умру.

Карта вошла в прорезь для считывания. Щелк! Загорелась зеленая лампочка. И не успела она как следует обрадоваться, как Жучок уже мчался к ней, неумолимо сокращая и без того маленькое расстояние.

Маша вновь вставила ключ-карту в считывающее устройство и принялась выжидать.

— Ну давай… давай…

Жучок ревел, щелкал и выныривал из тьмы. Громадный жук, рвущий человека словно бумагу. Машина для убийства.

Выждав подходящего момента (Маша надеялась, что этот момент действительно был подходящим) она вытащила карту и побежала к двери, ведущей в лабораторию. Ворота за её спиной принялись медленно закрываться.

Провела картой.

Щелк!

Двери в лабораторию открываются.

Сведенной судорогой рукой, без ногтей, она воспользовалась терминалом ещё раз, закрыть двери.

Жучок врезался в стекло в считаных сантиметрах от неё, оставив жирное пятно крови и слизи. Механизм ворот позади него издал щелчок затвора — ныне самый благодатный на свете звук для Маши, означающий, что у неё все вышло.

Мерзляк вновь оказался в клетке, растерянно метаясь по сторонам, как загнанная в угол мышь.

Не теряя ни минуты, Маша подошла к консоли и выпустила потоки холодного воздуха внутрь, успокаивая пришельца. И как только Жучок, чуть покачиваясь, грохнулся на пол, подавая слабые признаки жизни, Маша позволила себе облегченно выдохнуть и припасть лбом к холодному экрану.

Я это сделала… Боже, я это…

Звук взведенного курка за спиной заставил её похолодеть.

— Ловко сработано, — коснулся её шеи ядовитый голос Бурова.

Она медленно развернулась к нему и помимо приставленного к её лбу пистолета заметила, как он держал пухлый контейнер чёрного цвета.

— Теперь ты с той же прытью соберешь мне все образцы «Копья» из того холодильника и сложишь вот сюда, — кивком он указал на контейнер, — и мы с тобой отправимся в далекое-предалекое путешествие.

Найденных ими покойников объединял рисунок в виде птицы, нанесенный краской на спины их курток. Все трое лежали ничком, в один ряд, застреленные в затылок.

Тихон застыл, не в силах пошевелиться. В его взгляде Надя отчетливо прочитала тихий ужас. Парень боялся увидеть в одном из лежащих трупов лицо родного человека.

Надя перешагнула через лужу крови, подошла к первому мертвецу и села на корточки, положив рядом винтовку.

— Готов?

Тихон ответил чуть заметным кивком.

Она коснулась плеча мертвого фанатика Братства, перевернула его на бок и не признала в нём Тимура. Тоже самое она проделала с последними двумя телами. Ни у кого из них не оказалось лица его брата. Но даже этот факт не сильно утешал — все они выглядели совсем мальчишками, немногим старше Тихона. Глупые пацаны, поддавшиеся очарованию сумасшедшего проповедника.

Странно, но появление Братства не стало для неё сюрпризом, в особенности учитывая, что Уильям Морган прознал про токсин. Он явно не мог упустить возможность прибрать к рукам такую силу, как «Копье». Удивительным она находила разве только день их появления, совпавший с атакой на «Звездной».

Ей сразу вспомнился Вадим Георгиевич, любящий все необыкновенные события, человеческие поступки и смыслы жизни сводить к цитатам из библии. В этом случае старик непременно выдал бы что-нибудь в духе «Пути Господни неисповедимы, милочка моя! Только Он на такое способен!».

Надя даже увидела его отеческую ухмылку, словно преподавателя, донесшего до ученика знание, перевернувшего все его мировоззрение.

— Его здесь нет… — пробормотал Тихон, по-прежнему оглядывая тела.

— Да, его здесь нет, — подтвердила Надя, встала с корточек и огляделась. — Идём.

Они направились дальше, в сторону отсека «С-4», откуда еще несколько минут назад слышались звуки перестрелки. Теперь они сменились тревожной тишиной. В коридоре им повстречалось несколько тел, но ни один из них, к счастью, не был Тимуром.

Прошло ещё немного времени, прежде чем они достигли широких дверей с надписью «ВЫХОД». Обменявшись взглядами, Надя открыла её. Вместе они вышли в тамбур, а затем на улицу.

Перед их взором предстал бетонный причал с покачивающимися на беспокойной воде рыбацкими лодками. Здесь стояло несколько вездеходов, внедорожников и даже легковых автомобилей с толстенными шинами, предназначенные для местного бездорожья. Ещё несколько покойников лежали на камнях. У одного мёртвое лицо обращено к небу (и этот не был Тимуром), а вторая, женщина, лежала боком, пораженная пулей в живот.

В нескольких сотнях метров от берега плавала «Твердыня», откуда доносились едва доносимые досюда хлопки выстрелов.

«Лейгур…» — только и успела подумать Надя, прежде чем заметить, как с места неожиданно сорвался Тихон, подбежав к левой части берега.

— Тихон!

Мальчишка бежал, как ветром подхваченный. Его лёгкая куртка развевалась на ходу и напомнила Наде одну из тех картинок с так называемым супергероями из старых американских комиксов, которые все как один носили эти неудобные, дурацкие плащи. Тихон подбежал к небольшому суденышку, левый борт которого украшал символ буревестника. Он встал как вкопанный с открытым ртом, уставившись на пространство между двумя старыми лодками, стоявшими на берегу. Обе были привязаны к швартовой тумбе.

А потом Тихон внезапно с рьяным воплем бросился к месту между двумя лодками.

— Тихон! — Надя уже снимала винтовку, предчувствуя что-то нехорошее.

Она ускорилась и разглядела, как некто пытался придушить человека, забравшись на него верхом. Будущая жертва почти не сопротивлялась, беспомощно дергая руками.

Душитель так сильно сосредоточился, что совершенно не услышал бегущего к нему низкорослого мальчишку с ножом в руках. Надя даже не успела прицелиться, как Тихон вдруг набросился на человека и с яростным криком принялся наносить удары ножом, один за другим.

— Умри! Умри! Умри! — ревел мальчишка, пока его лицо окрашивалось в красный.

Надя подбежала к ослепленному кровью парню.

— Тихон, хватит!

Но тот продолжал вонзать лезвие в захлебывающегося кровью мужчину.

— Тихон!

Рука парня застыла в воздухе, и он в немом изумлении уставился на бедолагу, которому в порыве ярости успел нанести множество ударов. Нож выпал из его ослабевшей руки, и мальчик осторожно попятился от издающего хриплые вздохи тела, как от прокаженного.

А потом медленно обернулся к ещё одному телу за своей спиной, которое внезапно ожило и разразилось кашлем.

— Тима!

На шее его брата отчетливо виднелись следы от пальцев. Капилляры на левом глазу лопнули, нарисовав на бельме красные нити. Синюшное лицо было мертвенно спокойно — ни намёка на жизнь или тепло, — и всё же он был жив.

— Т-тихон? — Тимур выпучил на него глаза так, словно призрака увидел. — Это… правда ты? Но…

— Брат, прости меня! — Тихон внезапно крепко обнял брата и вдруг заплакал навзрыд: — Прости, что стрелял в тебя. Я не нарочно! Но я должен был, понимаешь? Они ведь мои друзья! Я просто хочу, чтобы все было как прежде, понимаешь? Только мы с тобой.

— Тихон…

— Пожалуйста, не оставляй меня больше! Я люблю тебя, брат. Пожалуйста!

Голова Тимура обернулась к зарезанному покойнику, затем к Наде. Выглядел он совершенно сбитым с толку. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, заснувший вечером в своей уютной комнате, а на следующее утро, чуть приподняв веки, обнаружил бы себя в центре пустыни.

Старший брат положил ладонь на содрогающиеся рыданием лопатки парня и неуверенным движением погладил его.

— Всё хорошо, — сглотнул Тимур, из его глаз прыснули слёзы, — я с тобой братец. Всё хорошо.

Надя опустила голову и неожиданно ощутила нестерпимую усталость и её неразлучного друга — лёгкое головокружение. Она отбросила винтовку, села на камни и спрятала лицо в ладонях. Подумала: может и самой поплакать немножко? Она чувствовала острую необходимость разрыдаться в компании двух воссоединившихся братьев. И почти решившись на это, неожиданно уловила в воздухе одну весьма заметную перемену, заставившую её подняться с места.

— Надя? — всхлипнул Тихон, обратившись к ней. — Что-то случилось?

— Выстрелы. — Она взглянула на него. — Их больше не слышно.

Её слова оказались правдивыми лишь отчасти. Выстрелы ещё не смолкли и кое-где раздавались, но медленно затихали, как заканчивающийся дождь.

— Думаешь, они сдались? — осторожно предположил Тихон. — После того сообщения из динамиков?

— Будем надеется, — с трепетной надеждой в голосе ответила Надя.

Казалось, этому треклятому тоннелю не будет конца.

Даже когда неожиданно включился свет, заставший Арину врасплох, она увидела, что серебристые полосы рельсов уходят всё дальше вглубь. Скалистый потолок, прежде скрытый тьмой, оказался чрезвычайно высоким. Здесь мог бы целиком вместиться весь зимовочный комплекс «Востока».

Ряды горящих желтым ламп, соединенные между собой прочным кабелем, тянулись нескончаемой гирляндой. Арина раз десять успела пожалеть, что не въехала сюда на вездеходе. А когда она в очередной раз подумала о своём промахе, до неё вдруг дошло: быть может, поэтому снаружи не стояло ни одного вездехода? Чжуншановцы оказались поумнее её, набитой дурочки, и не стали пытать себя, предпочтя быстро добраться до… куда там ведет конец раскинувшегося перед ней бесконечного тоннеля?

На этот мучащий и одновременно раздражающий её вопрос она получила ответ совсем скоро. Концом опостылевшей ходьбы оказалось большущее помещение с множеством старых машин, обыкновенных и санно-гусеничных вездеходов. Гараж в глазах Арины стал эдаким миражом, заставивший её ускорить шаг навстречу мнимому спасению. Она почти перешла на бег и неожиданно увидела одинокую человеческую фигуру, стоявшую к ней спиной. Незнакомец стоял возле одного из джипов с установленным спереди кенгурятником. Может, чжуншановец?

А может, и звезданутый…

Она решила не рисковать и подойти ближе. Пригнулась и тихонько добежала до первого же вездехода, притаившись за его большим колесом. Выглянула из-за укрытия, прищурилась…

Это был Матвей!

Обрадовавшись, что нашла его живым и невредимым, решила задержаться на секунду, собираясь с духом. Что ему сказать? Как объясниться в своём внезапном присутствии? Вот уж кто, а он совершенно не будет рад их встречи.

С другой стороны — она здесь, и это неоспоримый факт. Не отправит же Матвей её обратно на «Чжуншань»?

Арина вышла из-за укрытия и почувствовала странное покалывание в животе. Открыла рот, чтобы окликнуть Матвея, пока вдруг металлическая дверь перед ним с протяжным стоном отварилась. Матвей быстро поднял вооруженную пистолетом руку и прицелился в…

…Машу.

Это была она и выглядела совершенно на себя не похожей — шла чуть сгорбившись, волосы растрепаны, лицо бледнее самой яркой луны. Руки за спиной, как у заключенной. Она посмотрела на Матвея и взвизгнула:

— Матвей!

И вдруг некто сзади, скрытый распахнутой дверью, обхватил её шею жилистой рукой, которой удерживал чёрный контейнер, показавшийся Арине смутно знакомым. Вторая рука неизвестного держала пистолет, чьё дуло вдавилось в весок Маши.

— Вы только поглядите, кто к нам явился… — раздался голос за спиной Маши, разлетевшийся холодным эхом по всему гаражу. Голос, который Арина Крюгер запомнила на всю жизнь.

Буров вышел вперед, используя закованную в наручники Машу в качестве живого щита.

Арина пригнулась и осторожно, не делая резких движений, вернулась под прикрытие колеса внедорожника.

На лбу Матвея запульсировали набрякшие сосуды. Не в состоянии вымолвить и слова, он не отрывал взгляда от лица Маши, от десятка царапин, одинокого синяка под левым глазом и ссадин на щеке. Внутри у собирателя, где-то в области желудка, в общем чане вскипал гнев наряду с чувством вины.

Ну почему он остановил её ещё тогда, на «Прогрессе»⁈

Буров, не спуская с него взгляда, вслепую нащупывал ногой ступени, идущие вдоль пандуса. На сомкнувшейся вокруг Машиной шее волосатой руке сверкали капли пота. Этой же рукой он, крепко вцепившись в прорезиновую скобу, держал чёрный контейнер. Матвей узнал его — в такой вместе с Ариной он складывал образцы «Копья» в подземной лаборатории в далёкой-далёкой Москве.

— Вот как мы поступим, собиратель… — Сержант наступил на бетонный пол. — Ты прямо сейчас…

— Матвей, не слушай его! Он…

Буров ударил рукояткой пистолета по её виску.

— Не тронь её, сволочь! — взревел Матвей, вновь обретший умение говорить. Он не решился опустить палец с рамки пистолета к спусковому крючку, боясь ненароком застрелить Машу.

— Прости, не удержался, — ухмыльнулся Буров. — Эта сука изрядно помотала мне нервы за последние несколько дней.

Маша запыхтела, попыталась вырваться, но сержант ещё сильнее пережал ей шею.

— Заканчивай , или я прикончу вас обоих! — взревел Буров.

— Чего тебе нужно? — сказал Матвей и облизал пересохшие губы.

— Вон там у стены, шкафчик для хранения ключей, видишь? — Стволом он указал Матвею за спину, но собиратель и не думал спускать с него глаз. — Код 2112. Открой его и достань ключи от вездехода «Мамонт». Там будет бирка с названием. И предупреждаю сразу… — Дуло пистолета сильнее уперлось в Машину голову. — Если не сделаешь этого, я, не задумываясь ни на секунду, прикончу эту…

Из открытой двери гаража, возле которой ещё несколько минут назад стоял Буров, раздался скрежет, словно кто-то царапал ножом металл, а за ним щёлкающее стрекотание, которое Матвей принял за очередную галлюцинацию. Он прекрасно знал этот звук, слышал его множество раз, но здесь, в горе, в Антарктиде он никак не мог…

По стальному пандусу ударила острая конечность, следом за ней вторая, третья. Узкая морда с длинной, вытянутой пастью, формой походившей на степлер, высунулась в гараж, будто принюхиваясь.

— Не может быть… — шептал себе под нос Матвей, чувствуя, как сперло дыхание. — Этого не может быть…

И Матвей обязательно обвинил бы во всём медленно окутывающее его день за днем сумасшествие, если бы не обращенные к мерзляку головы Бурова и Маши.

Потрошитель резко повернул морду в их сторону. Туманные глаза вспыхнули молочным светом. Стрекот, идущий из его пасти, участился и теперь походил на шум сотни одновременно взлетевших птиц.

Мерзляк сорвался с пандуса и побежал на сержанта и Машу.

Буров и Матвей одновременно открыли огонь из пистолетов. Одна из пуль угодила в переднюю конечность, сбив потрошителя.

Ненадолго, понимал это Матвей.

И сержант понимал это тоже. Прекратив пальбу, он, использовав момент, поволок за собой Машу и спрятался за наложенными друг на дружку большими контейнерами. Матвей же продолжал палить в мерзляка до тех пор, пока его пистолет вместо выстрелов, не стал выплевывать беспомощные щелчки.

Раненый мерзляк неуклюже ковылял к нему, опираясь на две задние и одну левую, переднюю конечность. За существом тянулся тёмно-зеленый шлейф инопланетной крови. Такая рана прикончит его, безусловно, только вот произойдет это точно не в ближайшие несколько минут.

Прячься, быстро!

Матвей подбежал к обогревательной установке, прислонился к ней спиной, зажал в локте пистолет, и нащупал в кармане заряженный магазин. Если у него получится всадить в эту тварь ещё с десяток пуль, возможно, у него будет шанс.

Стрекот приближался.

Давай, старина, не зря же ты тренировался эти дни…

Придерживая пистолет сгибом локтя, он зарядил магазин…

Вонь из мерзлячьей масти уже витала где-то над головой.

…взял пистолет, перевернул, чтобы удобно было взвести затвор, крепко сжал…

Ну же!

Сильно дернул рукой неподдающийся затвор и пистолет, выскользнув из-под его локтя, упал на пол.

Сука!

Он нагнулся, чтобы его подобрать, но не успел. Мерзлячий коготь вонзился в нескольких сантиметрах от его руки, оставив заметную трещину в бетонном полу.

Запыхающийся Матвей сорвался с места, уже предчувствуя, как острая конечность со свистом рассекает воздух и прорезает ему спину до самого хребта. Наверное, так бы оно и произошло, не будь одна из лап потрошителя задета пулей.

Теперь Матвею оставалось только бежать, искать укрытие и надеется, что нанесенные мерзляку ранения прикончат его поскорее. Однако, судя по преследующим визгам пришельца и цоканью когтей, подыхать оно совершенно не торопилось.

Собиратель добежал до автоподъемника, на котором стоял старенький, наполовину проржавевший пикап. Набрался храбрости обернуться. Мерзляк уже занёс конечность, в тусклом свете лампы похожую на косу, и резко опустил на Матвея.

Собиратель вскрикнул. Жгучая боль прорезала его плечо, заставив инстинктивно упасть на землю. Рана жгла, как выплеснутый на кожу кипяток. Он поднял взгляд и увидел, как потрошитель взмахнул конечностью для смертельного удара. Времени подняться не оставалось, и Матвей заставил чуть ли не распятое болью тело перекатится в смотровую яму, грохнувшись на её дно подобно начиненному костьми и мясом мешок. Сверху раздался оглушительный лязг от удара в столб автоподъемника, и закрепленный на нём пикап вздрогнул. Острый коготь с настойчивой яростью пытался проковырять путь к ложбине. За ней последовала морда, начиненная сотнями острых зубов. Вязкая слюна летела во все стороны, и одна из ниточек коснулась щетины Матвея. Тварь неумолимо подбиралась к нему.

Матвей лёг на живот и принялся ползти, опираясь на локти. Добрался до бетонных ступеней, встал на четвереньки и спешно выбрался из ямы. Обернулся на мгновение и заметил, как мерзляк пытался вытащить застрявшую морду в проеме между пикапом и полом. Идеальный случай добить гада, только вот чем? Он приподнялся, захотел побежать, но ощутил очередной толчок боли, в этот раз в ребрах. Кажется, он сломал один из них, когда упал.

Пробежав несколько метров, Матвей свалился на пол. Затем какое-то время лежал, пытаясь отдышаться. Поднял голову, уперевшись подбородком в грудь, и увидел, как высвободивший морду мерзляк заковылял к нему. Зеленая жидкость толчками вытекала из его поврежденной конечности. Разделяющее их расстояние было преступно крошечным, и вся та боль, сводящее с ума его тело Матвея, вдруг стала ничтожной в сравнении с той, которая на него надвигалось.

На чёрном хитине мерзляка отразился яркий свет, становясь всё ярче и ярче…

Нечто большое на высокой скорости врезалось в мерзляка. Визг шин перемешался со стрекотом и воплем существа. На пути вездехода (теперь Матвей мог разглядеть его) разлетелись в стороны инструменты, ящики, планшеты.

Махина с выведенной на борту белой краской надписью «Мамонт» впечатала мерзляка, окрасив бетонную стену в ядовито-зеленый. Раздался чавкающий звук и дребезжание разбитого стекла. Потрошитель извивался и верещал, царапая капот, но спустя пару мгновений издох окончательно.

Арина даже и не помнила, как ей в голову взбрела идея добраться до того ящика, ввести озвученный сержантом код и вынуть электронный ключ с биркой «Мамонт». Всё это произошло на уровне инстинкта, едва она увидела несущегося в сторону Матвея мерзляка.

Мерзляка!

Она и не думала, что ещё когда-нибудь встретит одну из этих тварей, в особенности на Ледышке. Но нет же, вот она, уродливая паукообразная мерзость. Оживший кошмар.

Не появись этот монстр, ублюдок-сержант уже был бы мертв. Да, да, именно так! Ей почти удалось подкрасться к говнюку сзади, но мерзляк всё испортил. Нет, конечно, она могла бы покончить с ним и после этого, но, выбирая между спасением Матвея и желанием скорейшей мести, она, не задумываясь, выбрала первое. К тому же ящик с ключами находился от неё в считаных метрах.

Теперь она сидела за рулём со склоненной головой, не в силах пошевелиться. Из ноздрей ручьем хлестала кровь, оставляя чёрное пятно на штанах. Впопыхах она не успела пристегнуться и как следует приложилась носом об руль, отчего теперь на губах чувствовался металлический привкус.

Она открыла голову и увидела приборную панель, мигающую значками. Подняла потяжелевшую килограмм на сто голову и сквозь паутину трещин разглядела расплющенного мерзляка. Дохлого.

Дверь распахнулась, рассыпав крошки стекла. За шиворот её схватила чья-то сильная рука и рывком вытянула из вездехода. Хлынувшая в тело очередная порция адреналина помогла Арине прийти в себя и забыть о раскалывающей голову боли и тяжести, ведь перед ней стоял он.

Буров сдерживал тщетно сопротивляющуюся Машу, а свободной рукой уже направлял дуло в сторону Арины. Он выстрелил, но пуля вылетела немногим раньше задуманного им, ударив в паре миллиметров от Арининого уха. И всё благодаря Маше.

— Сука! — крикнул Буров и схватил за русые волосы Машу, вцепившуюся зубами ему в предплечье с такой силы, что брызнула кровь. Пистолет выскользнул из его ослабевших пальцев и упал, скользнув под днище вездехода.

Буров надул щеки, превозмогая боль, рывком потянул её голову назад и собственным лбом нанёс мощный удар прямиком в переносицу обидчицы. Челюсти Маши разомкнулись, и она плашмя рухнула на пол.

— Стоило выдрать твои грязные зубы первыми, стерва! — брызнул Буров слюной и лягнул бесчувственное тело Маши в живот.

Сержант метнул взгляд на переднее сиденье вездехода, потом на пол в поисках пистолета. Арина принялась отползать, нащупывая рукоятку револьвера.

— Ключи… — рыкнул сержант, посмотрев на неё, — живо, дай сюда…

Он заметил, как сверкнул серебром вынимаемый ей из-за пояса револьвер. Преодолел двумя широкими шагами разделяющее их расстояние, и ногой выбил из её руки выстрелившее оружие. Револьвер отлетел куда-то в сторону, ударившись с глухим лязгом.

Буров навалился на неё всем своим мускулистым телом и сжал двумя руками шею. Искаженное гневом лицо сержанта, грязное, с пятнами крови и бисеринками пота, нависло над ней подобно громоздкой туче. Попытка вздохнуть превратилась для Арины в невозможное. Она беспомощно колотила ладонями по холодному полу, била душителя коленями, но его пальцы только сильнее стискивали тонкую шею. В попытках сопротивления Аринина ногтем задела что-то торчащее из-за её пояса, и она вдруг поняла, какая же она дура! Как она могла забыть⁈

И тогда её пальцы крепко обхватили костяную рукоять.

Буров закричал, расцепил сдавливающее горло пальцы и потянулся к вотканному в его бок ножу. Остаток сил у Арины хватило вонзить лезвие лишь на одну треть.

— Это ещё что за… — рывком он вытащил нож. Кремневое лезвие сделалось ещё чернее от свежей крови.

И тут Арина поняла, что совершила огромную ошибку, по сути дав сержанту оружие в руки.

Глаза Бурова превратились в два пылающих шара ярости.

— Ну сука, ты за это…

Арина почувствовала внезапное облегчение, когда тяжеловесная туша сержанта вдруг слезла неё. Сбивший Бурова Матвей навалился на него и принялся наносить удары в лицо, пока неожиданно не издал тихий всхлип, от которого у Арины по всему телу пробежали холодные мурашки. Руки Бурова вцепились в талию Матвея и сбросили с себя обмякшее тело с воткнутым в грудь костяным ножом.

— НЕТ! — завопила Арина. — НЕТ! НЕТ! НЕТ!

Буров с кряхтением принялся подниматься. Прижав ладонь к кровоточащей ране на боку, он, уперевшись на колено, попытался встать. Но парализованная ужасом Арина не видела его, неотрывно наблюдая за вздымающейся от быстрого дыхания грудью Матвея.

— Арина! — раздался голос, выведший её из ступора.

Арина повернула одеревенелую голову и заметила ссутулившуюся Машу, лицо которой покрывала маска крови. Она вдруг пнула что-то ногой, и это что-то, сверкнувшее в завесе заплаканных глаз Арины, скользнуло по полу и коснулось подошвы её сапога.

Револьвер.

Буров, разумеется, всё это увидел и прыгнул к оружию с заранее вытянутой рукой.

Но Арина смогла первой почувствовать приятную тяжесть оружия.

Буров приклонился перед ничего не прощающим дулом, сел на колени и задрал над головой руки.

— Постой… — выдавил он, выдавливая изо рта быстрые вздохи, — давай мы…

— Сдохни.

Арина не ограничилась одним выстрелом. Все оставшиеся в барабане пять пуль разорвали его голову в клочья. Его башка превратилась в кашу из мозгов, которая разлетелась по всему гаражу осколками черепа. Пули закончились, но эхо щелкающего крючка по-прежнему раздавалось вдоль длинных стен, а мушка с красной точкой продолжала выцеливать высунутый из раздробленной челюсти язык и глазное яблоко.

— Арина… — послышался тихий, сиплый голос.

Револьвер выпал из её руки. Скованная наручниками Маша побежала к Матвею.

— Матвей! Боже, боже…

Она рухнула возле него, захлебывалась от слез.

Арина до сих пор была не в силах пошевелиться. Её нож, сделанный её руками, торчал из груди Матвея. И лишь когда изо рта Матвея с булькающим звуком хлынула кровь, она сорвалась с места.

— Матвей, пожалуйста! — завыла она, положив ладони ему на щёки. — Не уходи, прошу, прошу тебя.

Его рука приподнялась, стремясь прикоснуться к ней, но отягощенная бессилием, упала на грудь. Арина помогла ему, взяла его ладонь и приложила к щеке.

— Всё хорошо, сестричка. Всё…

Из его рта исторглась пенистая кровь. Наполненный влагой взгляд устремился в потолок, в сторону желтого света лампы.

— Я вижу их… — прошептал он.

— Кого милый? — спросила Маша, гладя его по голове.

— Всех. — Его бледные губы задрожали. — Мать, отца, Йована, Макса, Дэна… — Брызнувшие из его глаз слезы смешалась с кровью. — Они все там, в этом свете…

— Ступай к ним, — просипела она, дрожащей рукой поглаживая его взмокшие волосы. — Ступай…

Жизнь медленно покидала голубые глаза Матвея и прежде чем уйти окончательно, исполнив своё предназначение, оставила их широко открытыми. Теперь он не дышал, губы застыли. Арина, не в силах примириться с утратой, крепко сжала мёртвую руку, упала на пол, и, свернувшись калачиком, с подступившей к горлу истерикой принялась умолять его вернуться. Маша лишь горько рыдала, прильнув лбом к лицу мёртвого.

Глава 19 После

Ли Чжи, в сопровождении нескольких вооруженных бойцов, шел по широкому коридору станции «Звездная», сооруженной в недрах горе. Свойственное мэру хладнокровие, выработанное за многие годы в роли хирурга, сегодня дали заметную слабину, поскольку нельзя было не восхититься окружающей его обстановкой. Это место пророчило огромные перспективы.

Три дня назад он получил срочное сообщение об успешном взятии «Звездной». Связавшийся с ним Кадзумо Хаяси просил немедленно прислать сюда как можно больше людей, поскольку отношение местных к вторженцам по-прежнему оставалось весьма прохладным. В любой миг, по его мнению, могло вспыхнуть восстание, и для его подавления оставшихся в живых тридцати чжуншановцев, включая затеявших это чужаков с «Востока» и «Прогресса» явно не хватит. Ли незамедлительно снарядил дополнительную группу из ста человек и, присоединившись к ним, отправился к восточному берегу.

В «Звездную» он прибыл всего лишь полчаса назад, но увиденное уже дало ему понять, как много всего предстоит сделать.

— Господин мэр! — поклонился встретивший его в коридоре Кадзумо. — С прибытием.

— Кадзумо Хаяси. — Мэр слегка приподнял подбородок. — Ну, что скажете? Есть проблемы с местными?

— Пока ничего существенного. Было несколько стычек и попыток сопротивления со стороны особенно преданных Генералу людей, но до кровопролития не дошло. Многие из местных попросту растеряны и не понимают, что происходит. Они требуют ответов.

— Будут им ответы. — Он прочистил горло. — Надеюсь, для этого все готово?

— Да, господин мэр. Следуйте за мной.

Гулкое эхо множества шагов новой волной прокатилось по коридору.

— До меня дошли неприятные сведения… — прочистив горло, произнес Ли. — что вы и ваш отряд отклонились от поставленной вам прямой задачи?

Краем глаза мэр заметил, как рука Кадзумо скользнула по лбу, смахивая капли пота.

— Мне пришлось так поступить, господин мэр, — отвечал он быстро, словно на объяснение ему выделили ограниченное время. — Наши люди гибли там, на станции. Если бы мы не вмешались, потерей среди чжуншановцев были бы куда значительнее. — Он взглянул на Ли, но тот по-прежнему смотрел на тянущийся вдаль коридор. — Скажу больше, господин мэр: не решись я на это, отряд Юн-Чэня, взявший штурмом корабль, был бы уничтожен. Мы едва успели прийти им на вырочку перед тем, как бойцы «Звездной» вломились на мостик. И кто знает, что было бы, захвати они управление кораблем! Эти люди остались преданы Генералу до последнего вздоха.

Ли остановился, как и следующие за ним бойцы.

— Тем не менее вы нарушили приказ. Подставили под угрозу выполнение основной задачи по устранению главной цели. Ведь ворота позже открылись, вы в курсе этого?

— Да, господин мэр… — смиренно ответил боец, виновато склонив голову.

Ли, размышляя, медленно смерил его взглядом.

— Надеюсь, подобного больше не повторится, — с предупредительным тоном сказал он.

— Разумеется, господин мэр, — не поднимая взгляда, ответил Кадзумо.

Они перебрались на следующий этаж и прошли ещё несколько метров.

— Боже праведный. — Ли не смог подавить удивления, увидев на стенах и полу засохшие пятна крови с чёрными разводами. — Что здесь произошло?

Телохранители за его спиной обменялись настороженными взглядами.

— Работа одной из этих тварей… — ответил Кадзумо. — Всего их было две, выбрались наружу, когда отключили электричество. Одну из них прикончили, вторую удалось вернуть в клетку.

Ли насторожился.

— Клетку?

— Ну… вроде того, — нерешительно произнес Кадзумо, почесав в затылке. — Не знаю, как называется правильно эта штука. Я могу вас проводить туда после вашего обращения, господин мэр. Это тремя этажами ниже, в лаборатории.

— Разумеется, — согласился Ли. Мерзляков он не видел с самого Вторжения, когда застал тех ещё в двадцатилетнем возрасте.

Кадзумо мотнул головой в сторону прохода с отсутствующей дверью.

— Сюда, господин мэр.

Обстановка внутри показалась Ли во многом хуже увиденного в коридоре. Помимо проломленной бетонной стены с кроваво-чёрным пятном в центре помещения, напоминающей жуткую картину, здесь царил форменный беспорядок. Большой дубовый стол лежал боком на ковре, придавив своей тяжестью несколько книг и треснутый планшет. На стене одиноко колыхался закрепленной кнопкой уголок некоей карты, чьи обрывки теперь лежали всюду, как осенние листья.

У стены слева, используя широкие ящики с оборудованием в качестве рабочего стола, трудился один из механиков. Заметив мэра, он оторвался от дела и поприветствовал его, чуть поклонившись. Ли кивнул ему, переступил порог и почувствовал хруст разбитого стекла под ногой.

— Видите вон то пятно, господин мэр? — Кадзумо указал в сторону красивого резного буфета, под которым Ли и впрямь увидел чёрное пятно. — Там лежал труп Генерала. Нам пришлось вынести его останки и показать местным по их требованию. Не все из них верили до конца, что он действительно мёртв.

— Мерзляк прикончил его? — спросил мэр, хоть и сам прекрасно понимал, какой будет ответ.

Кадзумо утвердительно кивнул.

— Всё готово, господин мэр, — послышался голос механика. Он отступил на шаг от своего оборудования, освобождая место рядом с микрофоном. — Нажмите вон на эту кнопку, и вас услышат все внутри станции и снаружи.

Ли подошел к ящикам, подвинул к себе микрофон и коснулся пальцем кнопки. Минуту он перебирал в голове предложения, вырезал ненужное, добавлял необходимое. Главное, решил он для себя, это подарить жителям «Звездной» надежду на благополучное будущее и хотя бы не время развеять их заволочённые туманом сметения головы. Ну а дальше он будет действовать с точностью хирурга: вырезать злокачественные опухоли, если в том будет нужда, и зашивать раны во имя спасения жизней.

Подчиненные замерли на месте, не издавая ни звука. Волнительное ожидание зашило им рты, приковало к полу по рукам и ногам.

Ли облизал губы, нажал на кнопку. Интеркомы в коридоре издали длинный писк.

— Жители «Звездной», говорит мэр станции «Чжуншань» Ли Чжи…

Кольцо Маша нашла в испачканном кровью рюкзаке. Выпав из кармашка, украшение звякнуло об пол и закатилось за угол, сверкая золотом. Подобрав его, она вдруг поняла: это всё, что осталось от Матвея, не считая оставленного им на «Востоке» метеорологического оборудования. Поглаживая подушечкой пальца неброское украшение, мысли о любимом вновь накрыли её горьким дождём, и она разрыдалась, крепко сжав в ладони печальную находку.

Так продолжалось вот уже несколько дней. Она не выходила из лаборатории, лежала в кровати и, с редкими перерывами на сон, нескончаемо плакала. И только по жесткому настоянию Нади позволила подпустить к себе одного из чжуншановских врачей, осмотревший её раны от пыток.

Но сегодня, спустя три дня, ей стал чуточку легче. Упала первая капля примирения в море утраты. И теперь она сидела за столом, за которым успела поработать всего ничего, и осторожно размышляла, как ей быть дальше, пока вдруг сзади не раздался стук в дверь.

— Мария Вадимовна?

Она обернулась и увидела мэра Ли. Как-то незаметно тому удалось войти в лабораторию.

— А, господин мэр.

— Могу я войти?

Маша кивнула.

Ли отыскал стул и сел напротив неё, положив ногу на колено. Он задержал взгляд на её перебинтованных пальцах, медленно поднял его к покрытой синяками шее.

— Вам сильно досталось…

Маша не ответила, желая опустить разговор о последствии пыток.

— Хорошая речь. — Она указала взглядом на динамик, висевший на потолке в углу, ещё недавно дребезжащий голосом мэра.

— Благодарю, — улыбнулся глазами Ли. — Надеюсь, сказанное мною убедит местных, что мы пришли с миром. Да и я со своей стороны сделаю всё необходимое для этого.

— Уж вы постарайтесь, — устало отозвалась Маша, чувствуя, как тяжело дается этот разговор. — Эти люди больше всего нуждаются в надежде на хорошее будущее. Они не виноваты, что их держали на поводке все эти года, не давая возможности увидеть остальной мир. — Немного задумавшись, она прибавила: — И ещё они нуждаются в правде. Нуждаются в ней как утопающий в глотке воздуха.

Ли закивал соглашаясь.

Оба затихли в робком молчании, походя на двух незнакомцев, волей случая запертых в комнате один на один.

— Вы, наверное, пришли взглянуть на мерзляка, не так ли? — предположила Маша, пытаясь развеять молчание, осевшее плотной тучей над их головами. — Или на «Копье», в которое вы так упорно отказывались верить?

— Это подождёт, — ответил Ли и сцепил ладони, опустив их на колено перекинутой ноги. — На самом деле, я пришел сюда за другим.

Он подвинул к ней стул, на котором сидел, и стал к Маше ещё. Его рука легла на её колено.

— Хочу выразить вам свои соболезнования, — послышался глубокий голос Ли. — Я знаю, как дорог для вас был Матвей.

Маша шмыгнула и усилием воли подавила так и норовившие прыснуть из глаз слёз. Боже, сколько их ещё там? Кажется, она выплакала целое озеро за эти дни, но они до сих пор так и лезут наружу.

Она ощутила, как мэр чуть сильнее сжал её коленную чашечку.

— Он умудрился провернуть невозможное: заставил меня пойти против своих принципов, — продолжал Ли с грустной улыбкой. — Ещё никому этого не удавалось.

— Мне не нужны ваши соболезнования, — отозвалась Маша, держа себя в руках из последних сил. — Теперь вы, возможно, один из самых влиятельных людей во всей Антарктиде. Вам принадлежат не только две крупные станции, но и, вполне вероятно, ключ к спасению всего человечества. И потому все, о чем я вас прошу, так это сделать так, чтобы гибель Матвея… — она осеклась, в глазах защекотало. — … не была напрасной, понимаете? То же самое касается вашего сына.

Маша резко поднялась со стула.

— Простите…

И направилась к выходу, оставив Ли Чжи наедине с собой.

Лейгур Эйгирсон блуждал по собственному судну и в какой-то момент вообразил себя священником с кадилом: ходит от угла к углу, прогоняя нечестивые силы, поселившиеся здесь за время его отсутствия. Особенно исландец противился чужому запаху, осевшему на мостике. Только потом его поставят в известность, что его траулер использовали по прямому назначению рыбаки, уплывая на промысел далеко в Индийский океан.

А ещё звездные основательно постарались, избавляясь от всех вещей, связанных с прежним владельцем. Исчезла даже ни в чём не виноватая посуда, сменившись алюминиевыми плошками и столовыми приборами из нержавейки. С кубриком тоже поработали основательно, выбросив стопки книжек с журналами, скопленные за долгие годы. Сорвали карту мира с множеством нанесенных его рукой отметок, оставив пустую стену. Короче говоря, превратили жилое помещение в стерильное и безликое местечко для сна. Но всё же в одном Лейгур был благодарен звездным — они починили выломанную мерзляком дверь и залатали дыры от пуль.

Лейгур около часа бродил по судну, осматривая его вдоль и поперек, пока не вышел на палубу, где застал Арину. Девушка стояла у самого носа, всматриваясь в плавающие неподалеку айсберги. Он встал рядом, облокотился о бортовое ограждение и заметил в её руке костяной нож. Исландец знал, какую роль по итогу сыграло это лезвие из кремня.

— Приятно видеть его невредимым, — не оборачиваясь, заговорила Арина.

— М-м? — не понял Лейгур.

— Твой корабль, — объяснила девушка, поглаживая стальную перегородку. — Здесь хранится столько воспоминаний, если так подумать…

— Это да… — протяжно выдохнул Лейгур, поглаживая фальшборт. — Мы с ним многое пережили. Приятно увидеть старичка в целости, пускай и с некоторыми переменами. — Теперь его ладонь ласково похлопала поручень, словно пса, правильно выполнившего команду.

Арина коснулась кремневого лезвия и медленно провела вдоль него подушечкой пальца.

— Правду говорят, что там нашли порядка тысячи батарей? — спросила она, мотнув головой в сторону горы.

— О да. — Лейгур вспомнил гигантский склад с ящиками, начиненных батареями заряженные до максимума. Настоящее сокровище их непростого времени. — Тамошних запасов хватит для целого кругосветного путешествия, ещё и лишних штук триста останется. Эти их ветряки хорошенько поработали за прошедшие годы, много электричества они сгенерировали… — И осторожно предположил: — Будто готовились к чему-то…

Арина смолчала.

— Слушай, — Он подошел к ней ближе, положил руку на плечо. — Не хочешь со мной? Мне бы пригодился рядом человек, которому я смогу доверять. А то сама понимаешь, я буду окружен этими звездными и чжуншановцами…

Арина взглянула на него, натянула улыбку, и Лейгур, ещё прежде чем она произнесла хоть словечко, уже заранее знал её ответ.

— Прости. — Она коснулась его холодной руки. — Думаю, хватит с меня приключений. К тому же меня ждут другие дела, дома, на «Востоке».

— Понимаю, — ответил он.

Сзади послышался Надин голос:

— Эй, ребят!

Они одновременно повернулись, увидев одетую в тёплую парку Надю.

— Всё готово.

— Хорошо, — ответил ей Лейгур и посмотрел на Арину, которая с виду не торопилась уходить. — Ты как, идешь?

— Иди, я вас догоню.

Лейгур вновь чуть сжал её плечо и направился к Наде.

Спускаясь с судна, он увидел причину Арининой задержки: девушка, размахнувшись как следует, бросила костяной нож, утопив его в ледяной воде.

Погребальный костёр соорудили на отдалённом от станции берегу. В ход пошли обломки старой мебели, найденной в заброшенной горе хлама: доски, стулья без ножек, перекошенные дверцы шкафов. Всё это уложили в кучу. Матвея положили наверх, но перед этим отмыли его лицо от засохшей крови, переодели в чистую одежду и навсегда закрыли веки. Рядом положили видавший виды рюкзак, висевший у него на спине последние десять месяцев.

Первым попрощаться вышел Лейгур. Медленно приблизился он к покойному и долго стоял над его телом, прежде чем произнести короткое:

— Удачной дороги, мой друг. И спасибо… спасибо за всё.

Следом вышел Тихон. Ему пришлось приподняться на носочках, чтобы лучше видеть мёртвого. Мальчик не плакал, но то и дело шмыгал. Он вытащил нож с аббревиатурой «ВМФ» на рукоятке и вложил его в пальцы собирателя.

— Я подумал, он будет тебе нужнее… — всхлипнув, проговорил мальчишка.

Потом ещё долго не отходил, вспоминая его первую встречу с Матвеем.

— Прости, что называл тебя тогда ишаком. — Затем припомнил и ещё одно неприятное обстоятельство: — И ещё за то, что убежал тогда в ту школу… И ты потом спас меня. Ах да, и случай на Шпицбергене, помнишь, как ты поехал за мной вместе с Надей?

Тихон неожиданно для себя понял, что Матвей спасал его тощую задницу за прошедший год как минимум два раза.

— Прощай… — сказал последнее слово Тихон и почувствовал, как внутри распространилась холодная пустота.

Настала очередь Нади.

— Я лишь хочу сказать… — прошептала она, глядя на лик мертвеца. — что не встречала человека храбрее на всем белом свете, чем ты, Матвей Беляев.

Надя поцеловала умершего в лоб и удалилась.

К погребальному костру подошла Маша. Она крепко стиснула окоченевшие пальцы Матвея, коснулась их губами, но не заплакала несмотря на содрогающуюся подступающим рыданием грудь.

— Я нашла это в твоём кармане, — произнесла она надтреснутым голосом и раскрыла ладонь с помятым комком бумаги. Написанное там неровным подчерком поселила вечную печаль внутри нее. — Боже, Матвей… — Слёзы всё же хлынули из её глаз. — Ну почему? за что?

Она уткнулась головой ему в плечо, сделала глубокий вдох, успокоилась.

— Ты никого не подвёл, слышишь? Никогда не подводил. И я люблю тебя, Матвей. — Она сильнее сжала кольцо в левой ладони, которая не решалась отдать обратно владельцу, как хотела изначально. — И всегда буду любить.

Маша отпрянула от мертвеца и вернулась к остальным, покачиваясь словно пьяная. Надя заметила её худое состояние и поспешила встретить, предложил руку помощи.

Последней подошла Арина. Залитые замерзшими слезами щеки покусывал разбушевавшийся ветер. Да и сама она шла так, будто сближалась с краем пропасти.

Подойдя к нему, она легла головой на его грудь, которая теперь была холодной и твердой подобно камню. Ей так хотелось вновь услышать, как бьется его сердце. Ощутить теплоту плеча, на котором она так любила засыпать, когда её мучила бессонница.

— Ты же помнишь последний день рождения Йована? — шептала она обветренными губами. — Знаешь, последние два дня я мечтала только об одном: чтобы тот день никогда не заканчивался. Чтобы мы с тобой танцевали до тех пор, пока ноги не перестанут держать. А Йован будет стоять у стойки, травить свои глупые шуточки, и все будут смеяться… Ты будешь смеяться. И никто не зайдёт в «Полярный переполох» в этот день, кроме восточников.

Арина откинула у него со лба прядь волос. Тонкие пальцы погладили по его отвердевшей щеке, по заскорузлой шее. И вдруг она разразилась рыданием, сквозь которого смогла лишь проговорить:

— Я буду очень и очень скучать…

Она простояла над телом до тех пор, пока не почувствовала, как на её дрожащее от рыдания плечо легла тяжелая ладонь.

— Пора, Арин, — сочувственно произнёс Лейгур. В руке он держал факел, чьё тепло приятно ласкало кожу.

Она медленно кивнула, ещё раз посмотрела на бледное, словно бумага, лицо умершего и вернулась к остальным.

Вскоре все они наблюдали, как пламя жадно взялось за старую мебель, поднимаясь всё выше. Раздался треск, и в небе пустились в пляс сотни искр. Подгоняемый прибрежным ветром огонь медленно карабкался вверх, пока не вцепился горячими когтями в покойника.

А после остался лишь пепел. Ветер подхватил его за собой, разнёс по снежному плато, дотащил на вершину прибрежных холмов, разбросал в ледяные воды.

Матвей Беляев и Антарктида стали одним целым.

Эпилог Месяц спустя

Ли Чжи выделил Марии Зотовой всё необходимое для продолжения работы над токсином. Сама же она в свою очередь вызволила из «Прогресса» на «Звездную» знакомых учёных. Вместе им предстояло сделать ещё не мало работы. Выловленный звездными Жучок (в память о Грише она решила оставить это кодовое имя) помогал существенно продвигаться в синтезировании токсина, но прежде чем оно действительно превратиться в оружие и станет тем самым Копьём в руке Георгия Победоносца, уйдут ещё годы и годы кропотливого труда.

Через две недели после атаки на «Звездную» к ней прибыл дядя. Совершенно не робея от наглости, он радовался её успехам и предлагал любую помощь. Домой на «Прогресс» он возвращался уже совсем скоро, с разбитой губой и хорошеньким таким фингалом под глазом. В ту минуту Маша не пожалела сил настолько, что костяшки пальцев болели ещё несколько дней. Но это, черт возьми, того стоило.

В основном же она была полностью поглощена работой. Любимое дело позволяло ей не думать о прошлом, в особенности о Матвее. Обыкновенно она задерживалась в лаборатории допоздна, с ужасом ожидая наступления ночи, поскольку именно тогда перед глазами вновь будет появляться Матвей: его улыбка, его тёплые объятия, его ласковый шёпот. И она, сжимая подушку, пустится в рыдния.

И капли смирения в океан утраты, кажется, будут капать до самой её смерти.

Сразу после похорон Матвея, Надя вернулась домой, на «Прогресс». Вернулась не одна, а вместе с двумя воссоединившимися братьями. Тихон и Тимур, получили целую комнату, ставшую для них новым домом. А ещё немного погодя, обосновавшись, братья вернулись к своему прежнему занятию — рыбной ловле. В качестве благодарности за возможность жить на «Прогрессе», они несколько раз в неделю снабжали новоиспеченную мать и малыша Йована свежевыловленным клыкачом.

Однажды, когда Тихона не оказалось рядом, Надя схватила Тимура под локоть и отвела в сторону, подальше от любопытных глаз. Игнорируя его просьбу отпустить она силой прижала парня к стене и вперив в него суровый и решительный взгляд спросила его без обиняков:

— Ты точно с этим покончил?

— С чем⁈

Надя своей жилистой рукой нажала ему на шею, прижав голову к стене.

— Эй! — сдавленно произнес он, пытаясь вырваться. — Ты же меня так приду…

— Заткнись и слушай сюда. Тихон многое пережил за этот год, и сейчас как никогда нуждается в поддержке и заботе о родном брате…

— А я что по твоему…

— Т-сс! — Она почувствовала как его кадык беспомощно дергается под её рукой. — Будешь говорить когда я закончу. Ты будешь со своим братом, ясно? Будешь помогать ему во всём, беречь его и пылинки сдувать. Станешь для него лучшим на свете старшим братом. Знаешь, как он много говорил тебе?

— Я…

— И вот ещё что… — прошипела она, не давая ему вставить слова, — никакого дерьма про избранность Богом и всего того, что вливал вам в уши этот теперь уже дохлый психопат. Услышу хоть слово — язык отрежу.

— С этим покончено, ясно? — Он тяжело дышал то ли от злости, то ли от сдавливающей его глотку руки. — Это в прошлом.

Надя резко отошла. Тимур, скользнув по стене, свалился на пол.

— Очень на это надеюсь, — сказала она и протянула ему руку. — Но учти, я слежу за тобой.

И Тимур, чуть помедлив, всё же ответил на её предложение помощи.

В канун Рождества на станции «Восток» приняли вызов по радиоканалу. Голос на той стороне представился Лейгуром Эйгирсоном и попросил позвать Арину Крюгер.

— Лейгур? — Она крепко обхватила рацию обеими руками.

— Эй, Аринка! — раздался голос далеко отсюда, вызвавший приятные мурашки по всему её телу.

— Боже, как я рада тебя слышать. — Улыбка радости расцвела на её лице.

— И я чертовски рад. Ну что, как дела на «Востоке»?

— Неплохо. У нас сейчас что-то вроде празднования Рождества. — Она посмотрела в коридору, откуда доносился гул громких голосов и музыки. — Скромное застолье и всё такое…

— Ну а ты сама как?

— Нормально. Вернулась к прежнему занятию, чиню ваттбраслеты. Ещё помогаю всем по мелочи, у нас очень много забот. Потом думаю привести в порядок «Полярный переполох»…

— Тот самый бар в котором мне так и не посчастливилось побывать?

— Да, — с грустной улыбкой произнесла она. — Ну а что ты? Как продвигается подготовка к путешествию на край света?

— Собственно, я поэтому и связался с тобой. Мы отплываем уже сегодня. Собрал небольшую команду из чжуншановцев и нескольких ребят из «Звездной».

— «Звездной»? Ты уверен, что им можно доверять?..

— Конечно же нет. Здесь вот какая штука: с этой махиной, с «Твердыней» то бишь, способны сладить только они. Поэтому, как видишь, выбор у меня не велик и мне ничего не остается, как надеется на их благоразумие. Да и вроде с того дня, как помер этот Железнов, местные стали более лояльными. Не все конечно… Многие потеряли близких во время нападения, сама понимаешь. Но Ли старается изо всех сил. Он вроде ничего, справляется.

— В любом случае, береги себя, ладно?

— Конечно…

— Слушай, Лейгур…

— Да?

— Нам здесь сильно не хватает людей. Если всё так и будет продолжаться, все просто разъедутся по другим станциям, и от «Востока» останется лишь воспоминание. Я не хочу этого допустить. Ни я ни Ильдар Маратович.

— Понимаю. Что я могу сделать?

— Когда доберёшься до Шпицбергена, передай местным: если среди них найдутся те, кто не боится холода — на «Востоке» им всегда будут рады. Уверена, многие предпочтут остаться на «Звездной» или на других станциях, где потеплее, но всё же… Если откликнется хотя бы человек пятьдесят это станет большим подспорьем для восстановления «Востока»

— Сделаю все возможное. Сгоню их силой, если потребуется.

— Спасибо. Правда, это очень сильно поможет.

Молчание. Арина подумала, что их небольшой разговор (только бы не последний!) на этом подошел к концу, и она уже было захотела попрощаться, как вдруг Лейгур заговорил:

— Знаешь, я часто вспоминаю Матвея, каким он был последние несколько месяцев. И знаешь, мне в голову пришло кое-что… Наверное, прозвучит нехорошо, но… думаю, он хотел этого, хотел уйти, избавиться от боли, истязающей его изнутри. Понимаешь, о чём я?

Сердце Арины сжалось до размера песчинки.

— Да, думаю, я понимаю, — ответила она, крепче сжав рацию.

— В любом случае одно я знаю наверняка, — послышался протяжный вздох за тысячу километров. — Ты на своем месте, со своими людьми. И Матвей обязательно бы гордился бы тобой.

Арина смахнула выскользнувшую из глаза слезу.

— Ну что… — голос Лейгура прибодрился. — Через три месяца в «Полярном переполохе» а? Что скажешь? Думаю, за это время я вполне управлюсь.

— Буду тебя ждать. Нет… буду ждать тебя и еще пятьдесят храбрецов.

— Договорились.

— До встречи, Лейгур. Счастливого тебе пути.

— Ещё свидимся, Арина Крюгер. Береги себя.

Арина отключила связь и некоторое время прибывала в состоянии легкой задумчивости. Может, всё же стоило отправиться с Лейгуром? Её помощь ему явно пригодилась бы. Так или иначе, уже поздно что-то менять. Лучше всего будет заняться делами насущными.

Она вышла в коридор и направилась к полуоткрытой двери. Из щели лился мягкий, теплый свет. Оттуда же доносился отеческий голос Ильдара Маратовича, произносивший речь. Музыка теперь играла тише, сопровождая фоном его слова о надежде и вере в будущее «Востока».

Да, согласилась мысленно Арина, я нужна здесь, нужна моим братьям и сестрам.

И, чувствуя себя на своем месте как никогда прежде, тихонько вошла в тесную комнатёнку, присоединившись к остальным восточникам.

КОНЕЦ

От автора

Случилось это летом, в 2019 году.

Станция метро «Аэропорт». Я спешно выхожу из ТК «Галерея» с продуктами, прохожу мимо памятника Черняховскому и мысленно ругаю палящее солнце, именно сегодня разыгравшееся не на шутку. Здесь следует сделать ремарку, что я и жара пара совершенно несовместимые, и если между мной когда-нибудь встанет выбор между прогулкой по лысым холмам холодной Гренландии или возлежанию на пляже под палящим солнцем где-нибудь на Гавайях, я без раздумий выберу первое. Всю жизнь меня тянуло туда, где похолоднее. Потянуло и в тот день, когда я представил себя где-нибудь в холодном местечке, на далёком севере, в окружении снега и завывающего ветра за окошком. Там, где я буду чувствовать себя безопасно(вот настолько я не люблю жару!).

Но было и ещё кое-что, о чём я думал в ту минуту. 2019-й был также годом релиза одной видеоигры, поглотившей своим сюжетом меня с головой. Она рассказывала отчасти вымышленную историю про Францию XIII века, охваченную Чёрной чумой. Главные герои 15-летняя Амиция и её младший брат Хуго пытаются спастись от полчищ грызунов, разносчиков смертельной болезни. Но помимо сюжета больше всего моё внимание привлекла механика игры. Так, игрок, взявший на себя управление Амицией, должен был использовать свет как средство борьбы с крысами, расчищая путь. Да, по лору игры вредители боялись источников света (солнце, огонь и т.п.)

И вот именно тогда, думая о холоде, где я в безопасности, у меня родилась идея о неких существах, которые боялись отрицательной температуры, совсем как крысы из игры A Plague Tale: Innocence (2019) в ужасе разбегаются от любого источника света. Я поселил задумку в записной книжке, где она тихонечко себе проживала вплоть до 2022 года. На протяжении трех лет я изредка захаживал ее навестить, узнавал, как ей живётся на потрепанных и чуть пожелтевших листах книжки. Однажды я спросил ее: «Слушай, а кто эти существа?». На что она ответила мне: «Пока я не могу тебе этого сказать». Но на мой вопрос «Где мне от них спрятаться?» Она, лукаво ухмыльнувшись, произнесла: «Разве это не очевидно? Конечно же в Антарктиде, самом холодном местечко на всей планете!».

Мерзляки родились немногим позже. Внимательный читатель наверняка заметил сходство инопланетных жуков из «Детей Антарктиды» с арахнидами из кинофильма «Звездного десанта» Пола Верховена. В большинстве своём я вдохновлялся их образом, чего не скрывал, но всё же старался привнести в их внешность и поведение нечто особенное от себя.

Большинство упомянутых в цикле антарктических станций существуют на самом деле. «Восток», «Прогресс», «Мак-Мердо» и «Чжуншань» (последний с небольшой оговоркой касаемо месторасположения, о которой рассказывала Надя), а также «Палмер» (само собой не беря в расчёт гигантский круизный лайнер!) работают и в наши дни, где самые отважные люди на Земле — полярники! — трудятся над решением научных задач и не только. Станция же «Звездная» целиком вымысел вашего покорного слуги.

Все прочие города, в особенности упомянутые в третьей книге цикла «На севере», реальны. Я постарался передать маршрут героев с предельной точностью, лишь немного приукрасив и дополнив некоторые аспекты.

В конце я хочу выразить огромную благодарность всем читателям, которые одними из первых вместе со мной стали частью этой захватывающей экспедиции, начатой ещё в 2023-году. Бок о бок с Матвеем Беляевым и остальными героями мы прошли немало шагов, преодолели ни одну сотню километров, столкнулись с кучей опасностей в лице мерзляков и людей, но всё же вернулись домой. Наблюдать за этим приключением в вашей компании доставило мне превеликое удовольствие. Посмею предположить, что и вы получили массу впечатлений, добравшись до последней главы этой истории. Обязательно делитесь мнением в отзывах на книгу, я постараюсь ответить каждому.

И, конечно, я хочу поблагодарить свою жену. Без её титанового терпения и невероятной поддержки «Дети Антарктиды» остались бы лишь двумя строками в записной книжке для идей.