Fallout: Большие грехи маленького города

Глава 10

Месть. Я уверен, что, если открыть любой сборник афоризмов, то можно найти как минимум полсотни цитат, посвященных ей. И все они будут осуждать месть, предостерегать потенциальных мстителей, убеждая, что ни к чему хорошему это не приведет. Может быть и так.

Только вот ответный ракетный удар тогда тоже не имел смысла. Может быть, нашим предкам надо было простить тех, кто первыми запустил ядерные бомбы, и не нажимать красную кнопку? Мир был бы немного почище? Не аргумент.

Отказываться от мести – абсурд. Не в смысле каких-нибудь доставленных бытовых неудобств, тогда да, делать что-то глупо. Но, когда дело касается разрушенной жизни и убитых друзей, нужно найти этих ублюдков, перевернуть все вверх дном, и наказать их. Такие люди как канцлер Брюс достойны наказания.

Этим я и собирался заняться. Забрав у Мишель значок и подписав документы на вступление в этот их Отдел Внутренних Расследований, я получил аванс и на этот же день свалил из города. Прикупив предварительно достаточно припасов и пополнив боезапас, да поменяв одежду на более подходящую.

Еще один переход до Нью-Рино меня не страшил по той простой причине, что я даже не думал о том дойду или нет. Финал похода все равно был один.

Но я добрался. Вошел в город со стороны Девичьей улицы, как в первый раз, когда мы пришли сюда с караваном, и не успел миновать две улицы и понял, что только тут снова почувствовал себя дома.

Да, каждый встреченный по-прежнему мог прирезать тебя за несколько долларов. Плачущий ребенок мог заманить в ловушку, где ты будешь убит и ограблен его старшими товарищами. Любая из шлюх могла заразить тебя сифилисом или СПИДом, а еще подсыпать чего-нибудь в бухло, забрать все твое имущество и загнать за несколько доз винта.

И они действительно бросили сюда нас, молодых парней из сытых городов Республики. Бросили тупо, словно на убой. Даже не так: на прокорм чудовищу, которое выросло в этом городе, в надежде на то, что пока монстр отвлечется на приманку, они смогут забрать накопленные им сокровища.

Я не чувствовал ненависти к жителям этого города, какими бы ублюдками они не были. Теперь я больше всего ненавидел чинуш и бюрократов, которые управляли НКР.

Люди пялились на меня, пока я шел до администрации, но никто не решался напасть посреди белого дня. Только двое патрульных бросили вызов, остановили, но, проверив документы, не нашли повода задерживать дальше. Еще бы, мои полномочия подтверждались всеми необходимыми печатями и штампами, вряд ли кто-нибудь решился бросить вызов сотруднику отдела внутренних расследований. Пусть чуть раньше за ним и приходилось охотиться.

Добравшись до здания администрации, я показал значок охраннику, сидевшему на ресепшене, и двинулся вверх, на третий этаж. Прошел по коридору, по которому, казалось, совсем недавно крался во время своей ночной операции, толкнул дверь приемной и вежливо улыбнулся секретарше, которая, увидев меня, застыла с приоткрытым ртом.

Девушка тут дежурила та же самая, почему-то держал ее Брюс при себе. Может быть хорошо сосала или классно давала? Впрочем, черт его знает, у таких извращенцев, как он, свои причуды.

- Канцлер у себя? – спросил я самым елейным голосом, на который был способен.

- У себя, только он не принимает, - пробормотала она.

- Ничего, меня примет, - я показал ей значок, и открыл дверь в кабинет.

Не оборачиваясь, запер ее на защелку. Теперь, чтобы сюда войти, придется хоть пять минут, но повозиться, створка тут хорошая, крепкая, Брюс на таких вещах не экономил.

В кабинете был новый сейф, с виду даже больше и крепче прежнего, но в остальном ничего не изменилось. Сам хозяин сидел в кресле за столом, и тоже хуже выглядеть не стал. Это плохо, мне-то казалось, что уж я стараниями своими должен был ему поубавить показного лоска.

Не спросив разрешения, я уселся на стул напротив Брюса. Вытащил из кобуры пистолет, положив его на столешницу рядом с собой, огляделся, схватил со стола сигару и, наконец, обратился к канцлеру:

- Огоньком не угостишь?

И все, почувствовал себя, словно игрушка, у которой вдруг завод закончился. Не сказать, чтобы последние недели я жил только для этого момента, но и ожидал от него, естественно, большего. Думал, что Брюс начнет кричать, звать охрану. Или, может, поступит как мужик, схватится за ствол, и подарит мне полное право себя пристрелить.

А он вместо этого сидит и глазами хлопает, будто призрака увидел. Хотя, должен наверняка знать, что я жив, здоров. Может, даже сообщили, что я согласился вступить в чертову тайную полицию, о потом сбежал из-под присмотра канцлера Робинсон.

Осознав, что ждать от Брюса чего-то бессмысленно, я взял валявшийся там же коробок спичек, сунул сигару в зубы и прикурил. Прополоскал рот дымом и выдохнул в лицо канцлера. Тот поморщился, когда сизое облако попало в глаза.

- Не ожидал меня увидеть? - только и оставалось мне спросить.

- Нет, - он помотал головой и, похоже, взял себя в руки. – Выпьем, может быть?

- Чтобы ты полез в сейф и достал оттуда свой «магнум»? – я усмехнулся. – Впрочем, почему нет. Давай.

Я положил руку на пистолет, направив ее на Брюса, чтобы не давать ему лишних соблазнов. Канцлер наклонился над сейфом, открыл его, достал пару стаканов и бутылку. Напиток был тот же самый, которым меня угощал Райт. Ну да, ожидать чего-то попроще было наивно, этот ублюдок привык на широкую ногу шагать.

По крайней мере, наличности в металлическом ящике было столько же, сколько и в прошлый раз. Да и золотые слитки оказались на месте. Что, ублюдок собрал долги? Сколько же он зарабатывает на самом деле?

Брюс налил виски в широкие стаканы, тут же осушил свою порцию, поморщился, и налил еще. Я тоже выпил. Неплохой у него вкус.

Да, на все у него неплохой вкус. И на напитки, и на мебель, и секретаршу себе выбрал отличную. А ведь у него жена дома, в Шейди. Интересно, она-то в курсе махинаций, в которых участвует ее муженек?

- Ну и зачем ты пришел? – спросил он. – Со мной уже связалась та черножопая сука Робинсон. Значит, то, что ты у меня украл, уже донес до столицы. Зачем вернулся?

- Я не знаю, - я помотал головой. – Серьезно, не знаю. Шел, чтобы пристрелить. А теперь. Даже не знаю. Поговорить хочется. С собственным убийцей. Ты же тогда так пафосно со мной разговаривал, когда меня на той штуке в Конюшнях распяли.

- Ты мне немало крови попортил, - пожал плечами Брюс.

Если в начале нашего разговора я видел, что он волновался, то теперь канцлер выглядел абсолютно спокойным. Неужели, я где-то прокололся, и он снова контролирует ситуацию? Или все дело попросту в хорошей мине при плохой игре?

- Ты-то меня вообще грохнул, - я усмехнулся. – Знаешь, дело не в этом. Я пришел мстить не за то, что ты отдал меня на опыты Мордино, хоть и орал тогда, что с того света достану. Просто… Это вы сделали меня тем, кем я стал. Ты знаешь, я завалил наркокурьера Сальваторе, который должен был отнести партию винта в Шейди Сэндс. Притворился клиентом, вырубил его, привязал к стулу, а потом задушил проводом от вентилятора.

- Так это был ты? – Брюс прищурился.

- Я, - мне оставалось только кивнуть. – И, честно говоря, я даже не знал, зачем это делаю. Конечно, мне не хотелось, чтобы эта дрянь попала на улицы моего родного города. Но я ведь мог просто забрать посылку, оставив ублюдка в живых. А вместо этого, я убил его.

- А дурь отдал Мордино? – догадался канцлер. – Поэтому и решил, что они прикроют тебя, когда ты обчистил мой сейф?

- Еще и папку им отдал, с делом о той резне, которую устроил младший Хесусик.

- Дурак ты.

- Дурак, - отрицать этот факт было глупо.

- Так это их бабками ты швырялся в ту шлюшку? Как там ее? Сьюзен?

- Ага. И ты знаешь, когда ты предложил мне покинуть город. Уехать из Рино, отправиться в Джанктаун, под начальство к Даркуотеру. Я ведь согласился, хотел только, чтобы она поехала со мной. Влюбился в эту шлюху.

- А она в свою очередь влюбилась в Галласа, - кивнул Брюс. – Он мне рассказывал о твоей истерике. Ты за это его пришил?

- Я пришил его… - я вдохнул, пытаясь подобрать слова. – Потому что он мой лучший друг. Последнее, чего я хотел бы для него – это чтобы он превратился в ублюдка вроде тебя.

- Вроде меня, - канцлер усмехнулся. – А ты сам-то кем стал? Джеймс ведь рассказывал, как ты визжал, когда он застрелил того старателя. И что в итоге? Сбросил с лестницы интенданта. Оба были виноваты только в том, что связались с азартными играми, но один выиграл, а второй проиграл. И проиграли в итоге оба, потому что единственный вариант выиграть – вообще не садиться за стол.

- Тот парень с собакой, он не был виноват, - я помотал головой. – Мы могли бы придумать что-нибудь. Забрать у него деньги и отпустить, в конце концов.

- Ублюдки вроде меня нужны Республике, - проигнорировал мои слова Брюс. – Только мы можем сдержать это стадо под контролем. А вот помешавшиеся на законах психопаты вроде тебя – нет.

- Знаешь, Даркуотеру удается держать в руках Джанктаун.

- Ты не знаешь всей истории, - канцлер улыбнулся еще шире, выпил. Я тоже дернул стакан ко рту, о существовании которого, честно признаться, уже забыл. – Его отец, Киллиан, подставил, а потом прикончил своего единственного конкурента, Гизмо. Тот держал казино, а Даркуотер нанял какого-то бродягу, чтобы тот достал «доказательства» того, что на него готовится покушение.

- Так покушение готовилось?

- Возможно, - Брюс отвлекся на секунду, чтобы налить еще. – Только вот пример Джанктауна в Рино все равно не сработает. Людей можно объединить страхом. Можно объединить силой, защищая их от внешней угрозы. Можно попросту накормить всех. Джанктаун – маленькое поселение, где достаточно поставить патрули из своих людей, объявить себя всеобщим защитником, и тогда тебе начнут поклоняться. А уже потом можно начинать правосудие фронтира. Тут так не получится.

- Продолжай, ты меня заинтересовал, - я сделал еще глоток, покатал на языке напиток, в очередной раз подивившись его восхитительному вкусу.

- Жителей Рино не объединить страхом, они боятся Семей гораздо больше, чем нас. Внешней угрозой тоже не получится, тут достаточно угроз внутренних. Поэтому остается только действовать изнутри. Исподтишка. Таким людям как я.

- Ну конечно, - кивнул я. – Лучше уж бросить сюда три десятка парней после года обучения, рассчитывая, что они смогут удержать десять тысяч отъявленных ублюдков. А как ты объяснишь то, что вы готовите захват Реддинга и Города Убежища?

- И Гекко, - кивнул Брюс. – И даже такая дыра как Модок нам пригодится. Ты же знаешь, что Танди сделали операцию на сердце. У Ши, за огромные деньги. Да и опухоль матери Галласа вырезали там же. И что, ты думаешь, мы можем себе это позволить? Нет. Нам нужны свои источники золота, свои медицинские технологии, своя атомная энергетика. Мы пойдем дальше, и рано или поздно захватим всю Америку. Чтобы сделать ее великой снова.

- Пока не встретите другого государства, такого же большого, - ответил я. – А потом будет война. И в ней снова будут лить кровь парни вроде меня, Эндрю и Джеймса.

- Таковы жертвы, - он кивнул. – Зато наши потомки скажут нам спасибо. Так же, как сейчас восхваляют имя Киллиана Даркуотера. Убей меня сейчас – и я стану мучеником. А ты – террористом.

- Знаешь, я всю жизнь был патриотом, и навсегда им останусь. Но патриотом своей страны, а не бюрократической диктатуры, которую вы пытаетесь создать, - я скривился, от одного этого слова пахло гнилью. – И, если государства строят ублюдки вроде тебя, да еще такими методами, я предпочту стать террористом.

Вскинув пистолет, я утопил спусковой крючок. Голова Брюса дернулась, оросив стену смесью из костяной крошки, мозгового вещества и крови. Теперь все было кончено. Для нас обоих.

Ну, а что там будет дальше – пусть разбираются.

Секретарша завизжала, услышав выстрел. Я отвернулся от откинувшегося на спинку кресла трупа, в середине лба которого зияло аккуратное входное отверстие, налил себе двойную порцию виски, выпил залпом, и двинулся к выходу из кабинета.

Меня встретили на улице. Полтора десятка стволов уставились на меня черными дулами, и из любого могла вылететь пуля, которая прервала бы мою короткую, на насыщенную жизнь. Наверное, слишком насыщенную для такого человека, каким был Михаил Стрелецки.

Я разжал пальцы и отцовский пистолет выпал из ладони на асфальт. Опустившись на колени, сложил руки за головой и медленно лег.

Через пару секунд у меня на запястьях защелкнулись браслеты. Двое здоровяков-патрульных подняли меня и потащили в сторону департамента. Я ожидал, что меня расстреляют на месте, но этого не произошло.

Никто не мог остановить меня, пока я шел к Брюсу, у них не было полномочий, чтобы арестовать сотрудника отдела внутренних расследований. А вот сейчас, когда я совершил должностное преступление, да и такой тяжести…

Я понимал, что на мне хорошо оторвутся во время допросов, и одновременно чувствовал к этому страшное безразличие. Думал, что, убив Брюса, почувствую себя легче, но нет. Ерунда какая. Неужели правы все те философы, что призывали отказываться от мести?

Впрочем, теперь-то какая разница?

***

- И это все? – спросил Дженкинс.

- А еще чего ты ожидал услышать? – резонно отвечаю я. – Ты прекрасно знаешь, что у меня есть причины ненавидеть Брюса. А, значит, и мотив замочить его. Чего еще хочешь услышать.

- Ну и идиот же ты – качает головой Филипс. – Мне тебя теперь даже жаль. Столько всего имел и все бездарно просрал.

- Ну, горе от ума, что тут сказать, - пожал я плечами. – Ты не беспокойся, братишечка, уж тебе точно такого не грозит.

- Все юморишь? – Дженкинс жестом остановил своего подручного, когда тот снова замахнулся, чтобы дать мне подзатыльник. – Но мы вот не смеемся. Знаешь, когда будем ржать? Когда тебя поведут на расстрел. Знаешь, отведут к отцу Тулли, чтобы тот тебя исповедовал перед смертью, а потом поставят к стенке. И расстреляют.

- Мне уже приходилось умирать, - я усмехнулся ему в лицо.

- Вот как? – он сплюнул прямо на пол допросной. – Знаешь, я бы посоветовал тебе не воскресать. Больше всего в жизни я ненавижу таких как ты: принципиальных. Неужели думаешь, что, замочив Брюса, ты что-то изменил? Да ни хрена ты не изменил, только нам дела попортил. Придет кто-то новый, придется с ним договариваться.

- Может, честный придет? - ответил я, пожав плечами.

- Ну да, конечно, честный политик придет, проверяй. Где ты вообще таких видел?

- Вы все узнали, что хотели? – спросил я. – Если да, то ведите в камеру. Хочу последние дни жизни провести в компании получше, чем ваша. У меня там крысы в камере, с ними приятнее общаться.

Филипс снова замахнулся, чтобы ударить, но Джекинс помотал головой, достал из кармана ключ и наручники. Скоро меня освободили от кандалов, приковывающих к столу, и заковали в другие, а потом повели назад в камеру.

Когда металлическая дверца закрылась за спиной, я вздохнул с облегчением. Не так уж много для счастья и надо, как оказалось. Счастье оно простое, как у рабов в конюшнях: главное, чтобы не били, да кормили вовремя.

Я по-быстрому отлил, ополоснул руки, заодно смыв с лица кровь, и улегся на койку. Была надежда, что теперь-то меня оставят в покое.

***

Месяц в одиночной камере без права посещения. Откуда знаю, что месяц? По кормежкам. Кормят-то три раза в день, без изысков, но и голодом не морят. Больше не морят, после того, как рассказал им все.

Когда тебя засовывают в клетку размером два метра на метр, начинаешь понимать, насколько огромный мир тебе был доступен до этого и сколько возможностей у тебя было.

Теперь весь мой мир теперь составляла эта самая комната и кусочек неба, который можно было увидеть через маленькое зарешеченное окошко. Оно было синим и светлым, без единого облачка. За этот месяц я не увидел ни одной песчаной бури, будто даже природа издевалась надо мной.

Когда тебя суют в клетку, все планы одновременно рушатся, а время начинает идти настолько медленно, что кажется, будто оно остановилось. Чувствуешь, что стоит выйти за дверь, и ты увидишь замерших людей, остановившиеся стрелки часов. Только вот дверь надежно заперта

Это не может не повергнуть в уныние, даже отчаяние тех, кому осталось, зачем жить. Я же больше смысла в этом видел. Когда я шел убивать канцлера, то знал, что у этой ситуации может быть два исхода: либо я убью его, а потом убьют меня, либо он сам сможет убить меня. Как именно все выйдет, должно было решить высшее существо, не знаю, кто именно, Господь или судьба. Каждый человек называет его по-разному, но пусть будет именно Господь.

Человек предполагает, а Господь располагает. Как оказалось, выходов всегда больше двух. Особенно сейчас. Почему-то они не стали меня убивать, а отправили в камеру. И теперь меня ждет суд. Меня казнят. Они не могут не казнить человека, который убил важного государственного чиновника.

Есть, конечно, вещи намного хуже, чем казнь, быстрая и немедленная смерть, которая, по сути своей, является освобождением. Пожизненное заключение. Хотелось бы этого избежать.

Интересно, скольких из пойманных мной преступников осудили пожизненно и отправили в Сан-Квентин? А что, если я встречусь там с кем-нибудь из них? Это будет даже лучше, хотя в этом случае моя смерть будет мучительной. Но, по крайней мере, не придется совершать самоубийство.

Интересно, как я выгляжу? Зеркала в камере не было. Волосы уже успели отрасти, а сейчас они еще и грязные, немытые, как и все тело. Ну и воняет от меня, наверное.

Солнце опустилось за горизонт и снова подняло, обозначив тридцать второй день моего заключения. Судя по урчанию в животе, привыкшему принимать пищу всегда в одно и то же время, сейчас должны принести завтрак.

Ожидания не обманули меня, за дверью послышались шаги, но вместо того, чтобы открыть окошко, через которое мне обычно подавали еду, охранник провернул ключ в замке. Створка с лязгом прокатилась на петлях.

- Стрелецки. – проговорил охранник. – На выход, руки вверх, лицом к стене.

Что это? Знакомый голос. Неужели Чаргинг, тот самый, который обнаружил труп той проститутки? Значит, что можно рассчитывать на более-менее человеческое отношение, мы с ним всегда общались более-менее нормально.

Я исполнил приказ, поднял руки и прижался к спине, поморщившись от запаха застарелого пота. А говорят, что, когда сам воняешь, не чувствуешь.

Чаргинг похлопал меня по бокам, пошарил в карманах покрытой моей засохшей кровью робы. Естественно, ничего не обнаружив, повел меня, подталкивая в спину кончиком полицейской дубинки, с которой у меня теперь до конца жизни будут связаны самые неприятные воспоминания.

Хотя сейчас я даже не стану давать прогнозов о продолжительности своей жизни.

Откуда-то спереди послышалось журчание воды. Неужели они привели меня помыться перед судом? Вряд ли из-за человечности, скорее всего, просто потому, что не хотят смущать высоких судей моим запахом. А точнее вонью.

Чаргинг загнал меня в душевую, заставил снять робу, которую тут же отправил в мусорку, после чего стал хлестать мое тело струей воды из шланга.

- Мыла дайте хотя бы. – попросил я, морщась от стегающей избитое тело, словно бичом, воды.

В ответ на просьбу, в мою сторону прилетел кусок серого хозяйственного мыла. Его варили из жира бродячих собак. Эта дрянь воняло хуже дерьма, беспощадно щипало кожу, но от грязи тело очищало просто идеально.

Через двадцать минут я был полностью чист, кожа идеально розовая – как при рождении. Чаргинг так же молча перекрыл воду, и выдал мне полотенце и стопку одежды. Чистое белье, рубашка и костюм с галстуком? Они как будто издевались надо мной.

Хотя и так все это было ясно, что они устроили показуху для суда. Чтобы продемонстрировать, насколько гуманное отношение у нашей полиции к подозреваемым. Я же еще подозреваемый, нет? Или уже подсудимый?

Да, какая, если подумать, разница?