Цель. Что это вообще такое? Прогнозируемый нашими аналитическими способностями результат? Но почему тогда люди так часто стремятся к невозможному. Или наоборот, все наши стремления диктуются исключительно чувствами? Тоже чушь.
С одной стороны – цели есть и у животных, но с другой – они у них приземленные. Выжить, набить брюхо, уснуть там, где тепло, сухо и безопасно, осеменить самку и поставить на ноги потомство. Многие люди так и живут, но иногда человек поднимает взор к небу и начинает мечтать.
Мечтают ли животные? Вряд ли, уж очень плотно они заняты борьбой за существование. Мечты - это удел тех, у кого есть свободное время. Тех, кто может уделить время только себе, не боясь умереть от голода или быть съеденным.
Была ли у меня цель? Да. Добраться до столицы и рассказать о том, что творится в Нью-Рино. Другое дело, что я стремился к этому не ради высшей справедливости, не чтобы абстрактное добро победило над не менее абстрактным злом. Я просто хотел отомстить Брюсу. И за себя, и за Каноля, и за порушенную дружбу с Галласом.
Интересно, а могут ли животные мстить?
Выходец из убежища шагал вперед, в прекрасное будущее. Правда, путь свой он туда держал без малого тридцать лет, и так, похоже, никуда и не добрался. Хотя, черт его знает, нашел ли он в конечном итоге то, что искал? Я, вот, в конце концов добрался, чего бы мне это не стоило.
Вытащив из кармана пачку сигарет, я закурил, продолжая смотреть на искусно выполненную в камне скульптуру, расположившуюся посреди нескольких великолепных зеленых деревьев.
Это историю, наверное, слышал каждый из родившихся в НКР – то, как этот самый «выходец из убежища» спас Танди от банды рейдеров, называвших себя Ханами. Устроил им резню, перебил всех, кто был в лагере и освободил девушку, которая через много лет стала президентом НКР.
Хотя, об этом парне знали не только у нас в Шейди. С ним был знаком отец шерифа Даркуотера, и именно с его помощью Киллиан смог захватить власть в городе. Говорили также, что Выходец имел связи с Последователями Апокалипсиса, решал какие-то вопросы на руинах Бейкерсфилда, или как его называли тогда – Некрополя. Впрочем, вскоре после этого Некрополь стал действительно мертвым городом.
Черт его знает, что еще этот ублюдок успел наворотить, но главное, что все помнили – его одержимость поисками чипа системы очистки воды для Убежища. В том, что тринадцатое убежище – всего лишь миф, никто из наших не сомневался. Его искали и Арадеш, и Сетх, а уж если эти люди не сумели ничего обнаружить, это значило только то, что этого убежища действительно не существовало.
В отличие от пятнадцатого, которое было совсем недалеко, из которого в свое время вышли все коренные жители Шейди Сэндс. В него мы не так давно снова получили доступ, договорившись с расселившимися вокруг бродягами.
Впрочем, сам я сейчас был точно таким же бродягой. На входе в город пришлось называться выдуманным именем: свои документы я потерял, вместе с остальными вещами, когда попал в засаду Мордину. Из-за этого пришлось потратить некоторое время на разговор с капитаном охраны, которая, кстати, меня не узнала.
В любом случае, это было ерундой в сравнении с многодневным переходом из Нью-Рино. Преодолеть это расстояние в одиночку оказалось гораздо сложнее, чем в составе каравана, еще и охранявшегося отрядом рейнджеров.
Нет, в этот раз передвигаться мне пришлось исключительно днем, когда большинство опасных животных крепко спали, да еще и стороной от хоженых троп, чтобы не встретиться ни с караванщиками, ни с рейдерами.
Приходилось добывать еду и воду, обустраиваться на ночлег, поэтому обычно за дневной переход получалось проходить в два, а то и в три раза меньше, чем с караваном. Так что на дорогу я потратил почти месяц, и при этом понятия не имел, что происходит в столице.
И добравшись, я удивился тому, насколько это место стало для меня чужим. Насколько привычнее и уютнее я чувствовал себя среди довоенных зданий Нью-Рино, чем здесь, среди домов из чертового песчаника.
Впрочем, пока я дошел до здания совета меня немного попустило. Я не был уверен, что президент НКР согласится встретить меня лично, поэтому решил немного перекурить, прежде чем обратиться к секретарю.
Меня трясло, и от каждой затяжки это непонятное волнение вместо того чтобы успокаиваться становилось только сильнее. Это место должно было стать финалом истории. А потом останется только раздать долги, и можно будет начинать новую жизнь.
Я уже знал, куда пойду дальше, давно успел все продумать.
Хватит тянуть.
Докурив сигарету, я стряхнул пепел сильным ударом указательного пальца, растер его по бетону и отправился ко входу в здание совета. Толкнул дверь, подивившись тому, что в приемной не отирался Фестус, который обычно торчал тут вместе с охранниками. Куда бы он мог деться?
- Стоять, - приказал один из охранников. – Куда идешь?
Ну и что я должен был ему ответить?
- Меня послал шериф Дюмон, - брякнул я наугад. – Сказал, что президенту нужен человек для какой-то деликатной работы.
- Госпоже президенту нездоровится, - поморщился тот. – Впрочем, можешь поговорить с ее секретарем, обычно она в курсе всех дел. Проходи.
Это было слишком просто. Однако мысль о том, что Танди заболела, меня не радовала. Она руководила страной уже на протяжении тринадцати сроков, и, стоит сказать, что вела ее к процветанию уверенной и твердой рукой.
Да, возраст дает о себе знать, и никто из нас не остается молодым, но что же будет с Республикой, когда она умрет? Новые выборы? И кто займет ее кресло? Что станет с парламентом?
Что-то подсказывало мне, что ничего хорошего не выйдет. Власть возьмет кто-то по типу Брюса, и чем это кончится? Тем, что НКР развалится, не выдержав внутренних противоречий? Или начнется долгая и кровавая война за обладание новыми землями?
- Здравствуйте, - поприветствовал меня Гюнтер – бессменный секретарь Танди. – По какому вы вопросу?
- Меня зовут Михаил Стрелецки, - ответил я. – Может быть, вы слышали обо мне что-нибудь?
- Нет, - от покачал головой. – К сожалению, не слышал. Ну так, и по какому же вы вопросу?
- Странно, - я криво усмехнулся. – Думал, что граждане Республики знают своих героев. Мне недавно выдали посмертно медаль Конгресса. Наверное, сама госпожа президент подписала письмо для моей матери, нет?
- Вы? – Гюнтер прищурился. – Стрелецки? Детектив, который погиб в Нью-Рино? Тело которого оказалось настолько изуродовано, что идентифицировать его удалось только со слов его девушки?
- Не погиб, хотя кое-кому этого бы сильно хотелось. Да и не знал я, что у меня была девушка. У меня есть кое-какие сведения для госпожи президента. О делах, которые творит канцлер Брюс в Нью-Рино и Реддинге.
- И что же там? – он поддался вперед.
- Только лично президенту, - ответил я. – Знаете, я теперь мало кому доверяю. Уж очень много дерьма произошло за последнее время.
- К сожалению, президент не сможет с вами встретиться, - Гюнтер помотал головой. – Она сейчас в Сан-Франциско, восстанавливается после операции на сердце. Боюсь, что это займет достаточно много времени.
Раньше новость о том, что Танди пришлось пойти на операцию, вызвала бы у меня приступ страха. Теперь я, кажется, не боялся уже ничего.
- И? – спросил я. – Она же не могла оставить Республику без управления. Кто-то должен остаться за нее. Занимающий достаточно высокий пост, чтобы мы могли обсудить наши дела.
- Канцлер Робинсон, - ответил он. – Сейчас временно исполняет обязанности президента. Я могу сообщить ей о вашем приходе, если вы уточните, что за улики принесли.
- Хорошо, - кивнул я. Кто такой этот Робинсон я не знал, но вряд ли Танди оставит своим заместителем кого попало. – Это бумаги, подтверждающие махинации Брюса. Скупка земель, получение взятки от мэра Аскорти. Сговор с мафиозными семьями из Нью-Рино. В конце концов эти ублюдки попытались убрать меня.
- Подождите пока на диване, - сказал он, указав мне на вышеназванный предмет мебели, стоявший в противоположном углу приемной, около кадки с раскидистым растением. – Я сообщу канцлеру. Да, вы же понимаете, что вам придется сдать оружие и все остальное?
- Куда денешься, - я пожал плечами. – Только постарайтесь побыстрее, пожалуйста.
- Конечно, - он кивнул. – Если все так, как вы говорите, то вас примут очень срочно.
Однако быстро покончить с делами не получилось. Гюнтер-то вышел достаточно быстро, но, не сказав мне ни слова, покинул приемную через дверь, ведущую на улицу. Вернулся он уже не один, а с шерифом Дюмоном, который признав во мне Михаила Стрелецки учинил мне допрос.
Прояснив интересовавшие их вопросы и заодно подтвердив мою личность, они, наконец, отстали. Потом меня тщательно обыскали. Много вопросов вызвал мой новый «Кольт» с глушителем, и честное слово, уж лучше бы я оставил его в пустыне. В итоге они приняли решение забрать у меня вообще все, кроме документов, и только после этого пропустили в кабинет к канцлеру.
К тому моменту я был уже в бешенстве. Однако последним ударом для меня стало то, что канцлер Робинсон оказалась женщиной. Мало того, что женщиной, так еще негритянкой с достаточно пышными формами и длинными кудрявыми волосами. Чуть помладше моей матери, может быть на год или два, но сохранившая всю свою красоту.
После этого мне на секунду захотелось махнуть рукой и уйти. Спалить все документы, а потом построить где-нибудь посреди пустыни хижину или занять одну из многочисленных пещер. И жить так, как вы жили последние пару месяцев. Разве что без какой-либо цели, а просто проживать жизнь вдалеке от политики, пока ее не прервет залетный рейдер или какая-нибудь тварь.
Ну сколько можно? Может быть хватит в моей жизни чертовых баб?
- Добрый день, - поздоровался я, подошел к столу и вывалил на него папку, в которой и лежали все добытые мной бумаги.
- Добрый, - ответила женщина, пододвинула папку к себе, развязала тесемки, раскрыла и бегло просмотрела верхний лист. – Меня зовут Мишель Робинсон. Вы – Михаил Стрелецки, я уже знаю, да. Присаживайтесь.
Я со всего размаха приземлился на жалобно скрипнувший стул. Ну вот, вроде и все, мое путешествие наконец-то закончилось. Надеюсь, что не в прямом смысле.
- Я слышала о том, что кто-то ограбил кабинет канцлера. Он заявлял, что была украдена большая сумма денег. Это правда? – она переложила лист в сторону и впилась глазами в следующий. На меня женщина за все это время даже не глянула.
- Нет, - ответил я. – Чтобы вскрыть сейф, пришлось прожигать одну из стенок термитной шашкой. Я случайно спалил деньги. Пять тысяч градусов все-таки.
- Забавно, - канцлер сухо улыбнулась, взяла следующий лист, которым оказалось письмо Аскорти к Брюсу. Вот теперь, похоже, проняло, глаза гневно расширились. Ну да, еще бы, на власть же покусились, на самое святое. – А как вы вообще узнали об этих документах.
- Случайно, - ответил я. Мне было очевидно, что она играет в дурочку только чтобы проверить меня, а о всех моих злоключениях уже прекрасно осведомлена, еще и в подробностях. – Расследовал дело о похищении партии морфина, который должны были передать на базу рейнджеров. Снабженец со склада рассказал, что Брюс заставил его продать лекарства одной из мафиозных семей. Я отправился поговорить с самим канцлером, того в кабинете не оказалось, но сейф был открыт.
- А интендант?
- Напал на меня, а когда понял, что не справится, попытался бежать. Упал с лестницы и сломал шею.
- Какая трагическая случайность, да, - она покачала головой. – Сведения, которые вы принесли, очень ценны для нас. Тут есть кое-что весьма любопытное. Оказывается, Брюс о многом не сообщал нам.
- И о чем же он умалчивал? – спросил я.
- О борьбе, которую Город убежища ведет с Нью-Рино за Реддинг. О финансируемых Бишопом наемников, устраивающих налеты. Много чего на самом деле. Ценность этих сведений трудно переоценить, и мы очень благодарны вам. Но, тем не менее, вы убили троих полицейских, - сказала она. – И должны сами понимать, что такое преступление нельзя так просто забыть.
- Троих? – переспросил я. – Когда я успел?
- Эндрю Каноль и Джеймс Галлас, - пожала она плечами. – И еще один патрульный, двумя неделями ранее.
Тот парень, в которого я выстрелил двумя неделями раньше? Неужели я убил его?
Черт, как же неприятно вышло.
- Я не убивал Каноля, его убил Галлас. Джеймса мне пришлось застрелить, но из самозащиты, - неожиданно даже для самого себя я принялся оправдываться. - Что же до того патрульного, это вышло случайно… Я думал только обезвредить его, но держал пистолет в левой руке. Что мне еще было делать?
- Я понимаю, - Робинсон улыбнулась. – Но суд этого может не понять. Даже с учетом вскрытой вами коррупционной схемы… Если только вы не согласитесь вступить в отдел внутренних расследований.
- Отдел внутренних расследований, - прищурился я, постепенно начиная понимать, к чему идет наш диалог. – Что-то я не слышал о том, что в нашем департаменте он был.
- А его и не было,- абсолютно спокойно пояснила канцлер. – Он только создается. И такие люди как вы, нам пригодились бы.
- И какие условия?
- Ну, во-первых, - женщина выложила на стол ай-ди карту гражданина НКР. В ней были мои данные и фото, на паспорт выглядел совсем новым, будто его только что напечатали и заламинировали. – Вы снова оживете и будете полностью восстановлены в правах. Во-вторых, - она достала из ящика стола шесть пачек денег. Они тоже выглядели так, словно только что из печатного станка. – Здесь тридцать тысяч долларов. За моральный ущерб и в качестве залога за длительные и продуктивные отношения. И последнее…
На столе появился значок, немного отличавшийся от тех, что носили в полиции. Но в целом дизайн узнавался: двухголовый медведь, гордый символ нашего государства, номер и аббревиатура. Номер у меня был тридцать первый, с двумя нолями. И вычеканенное ОВР – отдел внутренних расследований.
- Я имел в виду кое-что другое, - помотал я головой. – Что от меня потребуется. Мои обязанности, и все такое.
- Отдел будет подчиняться только лично президенту, - ответила она. – Однако придется часто ездить в командировки, чтобы работать на местах. Расследовать должностные преступления, пресекать коррупцию. Короче говоря, делать то же самое, что и вы, только официально и на более высоком уровне.
Не об этом я думал, когда шел сюда. Да, получить назад свое честное имя, вернуться, черт подери, из мира мертвых. Но вот так круто повернуть свою дальнейшую жизнь, чтобы стать агентом тайной полиции. Нет, не этого я хотел.
- Я понимаю, это предложение следует обдумать, - сказала канцлер. – Я буду ждать несколько дней. Деньги и паспорт заберите в любом случае, вы их заслужили. Но пределы города покидать не стоит.
Я не верил, что такая женщина может оказаться в политике сама по себе, думал, что это попросту чья-то ставленница. Но уже успел осознать, насколько ошибался. И большая грудь, крепкая попка и смазливое личико никак не мешает Мишель Робинсон быть той еще волчицей.
- А что с Брюсом? – прохрипел я.
- Этих документов, - женщина указала на лежащую на столе папку. – Будет достаточно, чтобы заставить его поумерить свои аппетиты. Мы удержим его под контролем, не беспокойтесь. И вседозволенности, которую он желает, он не получит.
- Он не будет наказан? – переспросил я. – После всего, что этот ублюдок сделал?
- Будет. Теперь ему придется оглядываться на нас. Для него это достаточное наказание.
Мне перехватило горло. Этот ублюдок в открытую ведет дела с семьями, торгует государственным имуществом, скупает активы, обещает протолкнуть кого-то в парламент, а то и в конгресс в обмен на взятки. И все, что ему за это будет – он попадет под эфемерный «контроль».
Да, черт подери, между Рино и Шейди Сэндс две недели даже при самых удачных обстоятельствах. Максимум, что придется сделать Брюсу – это стать осторожнее в своих махинациях. Считаю ли я это достаточным?
Нет, конечно. Но могу ли я что-нибудь сделать?
Разве что схватить эту шлюху за горло и придушить. А потом молиться, что у меня получится уйти из города живым. Хотя, и так ясно, что не выйдет.
Я даже толком не понимал, почему вдруг разозлился на эту конкретную женщину. На что я вообще рассчитывал, что шел сюда? Что президент лично выслушает меня, пообещает наказать всех, кто меня обидел, а потом выдаст вторую медаль Конгресса, в дополнение той, что я получил посмертно?
В какой-то мере она права. Как бы мне бы не хотелось этого признавать.
К тому же, уверен, что к обратной стороне столешницы прикреплена тревожная кнопка. И стоит мне сделать хоть одно лишнее движение, как в комнату ввалится охрана.
Поэтому мне остается только проглотить все это и уйти. Но давать ответ прямо сейчас я все равно не намерен.
- Мне нужно подумать, - ответил я. – Я зайду дня через три, хорошо? Пока что повидаюсь с матерью, может быть она что-то посоветует.
- Конечно, - канцлер кивнула. – Не забудьте ваши вещи.
Женщина улыбалась, когда я сгребал в пустой рюкзак пачки денег. Она прекрасно знала, что у меня нет выбора, и я что я приму ее предложение. Да я и сам это понимал, пусть и не хотел признаваться.
***
День был жаркий, пока я добирался от зала совета до дома, успел упариться. Хотя, вроде, шел, не торопясь, и даже остановился на секунду, чтобы купить в киоске бутылку ледяной «Ядер-колы». Все-таки, хорошо, что у нас есть электричество.
Смешно, но я умудрился пройти мимо своего дома. Не узнал его, настолько успел отвыкнуть от этого места. Да, всего-то год, ну пусть два, если считать время, проведенное в Хабе, но время, которое я провел под крышей этого дома, казалось, прошло слишком давно. Будто в другой жизни.
Наверное, в домах жара чувствовалась еще сильнее, поэтому открытые окна нисколько меня не удивили. А вот то, что из них доносились веселые детские голоса, несколько озадачило. Что такое случилось? Мать впустила квартирантов? Неужели все настолько плохо, что даже две пенсии не позволяют сводить концы с концами?
Решив, что больше тянуть нет смысла, я подошел к двери и постучал, даже не представляя, как будто объяснять свое воскрешение: матери-то правду не скажешь. Она открыла быстро, видимо, была где-то неподалеку от входа, увидела меня, охнула и побледнела, будто мертвеца увидела.
- Мама, это я. – хриплым голосом ответил я и, как бы боясь, что она меня не узнает, добавил. – Михаил.
Через секунду она обхватила меня, обняла, прижалась к груди. И на какое-то мгновение я даже почувствовал, что нет у меня больше никаких проблем, и что не приходилось мне убивать, умирать и терять друзей. Будто тот, старый Михаил, проглянул откуда-то изнутри, посмотрел на человека, в которого я превратился, и тут же отшатнулся в ужасе.
- Сынок… - прошептала она и вдруг. – Сынок… Ты все-таки жив… Ты вернулся.
Мама на секунду оторвалась от меня, посмотрела в глаза, будто боялась, что я растаю в воздухе, как привидение. Но, честно говоря, таких глупостей у меня в планах не было. Да и сам я себя чувствовал не сильно бодрее нее.
- Я вернулся, мама. – голос предательски дрогнул. – Я вернулся.
- Миссис Стрелецки, кто там пришел? – спросила дородная чернокожая женщина, показавшаяся в дверном проеме моего дома. Увидев меня, ахнула, и так и осталась стоять, словно не знала, что делать.
И я прекрасно понимал ее. Потому что вернулся я, а ее сын остался лежать в могиле, там, на Голгофе. Можно было пытаться оправдать себя, врать, что его смерть – случайность, но язык не поворачивался.
Смерть Каноля лежала на моей совести, и я даже не мог ничего сделать по этому поводу. Может, если б я не был таким горделивым идиотом, то вся эта история приняла бы совершенно другой поворот? Сейчас тут стояли бы все трое – я, Эндрю и Джеймс?
Может быть, правы и Брюс, и Мишель, и ничего другого сделать с Нью-Рино не выйдет? Не выйдет и законопослушного общества из сборища наркоманов? Я не знаю.
Знал я только одно: на мне висел огромный долг, и расплачиваться мне придется в одиночку. И начинать придется прямо сейчас.
Я вернулся, мама. – снова прошептал я, мотая головой, будто сам не до конца в это верил.
- Пойдем же, сынок. Пойдем домой. – мать отпустила меня, и тут же схватила мою руку, потащила в сторону входа.
Тут я уже понял, что за квартиранты поселились в нашем доме. Здесь была вся семья Каноля. И я не знал, как буду говорить с его матерью, которая смотрела на меня одновременно с любовью и какой-то горечью. Она всегда любила меня, словно родного сына, но естественно, что завидовала, ведь это я вернулся живым и здоровым, а не Каноль. Хотя Эндрю заслуживал этого гораздо больше.
- Михаил! – хором закричали сестренки Каноля, увидев меня, и бросились обниматься.
Три девочки, поразительно похожие на старшего брата: чернокожие, черноволосые и белозубые. Маленькие, но очень крепкие и сильные. Это Галлас обычно считал ниже своего достоинства возиться с малышней, а мы с Канолем часто проводили время с его сестренками, да и с другими их товарищами по играм.
- Привет, девочки. – сказал я пытаясь погладить по головам всех троих. – Как вы?
Сара, Мари и Джейн. Черт подери, как же тяжела жизнь этой семьи… Отец, который пил, проигрывался в пух и прах, и умер, по слухам ввязавшись в авантюру, чтобы оплатить долги. Старший брат, который всегда был для них примером.
Скоро они окончательно повзрослеют, станут молодыми женщинами. Эндрю этого уже не увидит, да и я, наверное, тоже. А могу ли помочь?
Пожалуй, что да.
- Как он умер? – вдруг спросила Сара. – Расскажи нам, Михаил.
Мне не хотелось бы рассказывать им о смерти Каноль. Больше всего на свете в тот момент я желал, чтобы брат остался для них живым. Да, сотни людей умирают каждый день по разным причинам: от голода и болезней, звериных клыков и когтей, пуль и ножей своих же собратьев. Но эти девочки, и эта смерть…
Однако молчать было нельзя.
- Он умер, как герой, Сара, - сказал я. - Он умер в бою.
Каноль действительно умер, сражаясь, пусть и не в прямом смысле. Его сердце было слишком чистым, чтобы принять всю грязь, в которой пытался его испачкать маленький город больших грехов. Он умер, сражаясь с этой дрянью, и победил. Пусть даже если не победил, то, по крайней мере, ушел непобежденным. И это дорогого стоило.
Вот я, например, не сумел.
- Сара, я хочу, чтобы вы гордились им. И всегда его помнили.
Я почувствовал, что еще немного, и на мои глаза навернутся слезы. Миссис Каноль это заметила и вмешалась.
- Сара, отстань от Михаэля. – сказала она. – Ты посмотри, как он исхудал и зарос. Сейчас я еды принесу.
Негритянка, приподнимая подол передника, ушла на кухню, а ко мне, так и оставшемуся сидеть на полу, подсела мать. Она поправила мои волосы, неодобрительно помотала головой, рассматривая мои шрамы, и, прошептала мне на ухо:
- Теперь все хорошо будет. Теперь останешься тут жить, устроишься в охрану куда-нибудь или еще куда, женим тебя, и все будет как раньше… Даже лучше, чем раньше.
Я не стал говорить, что даже если мне удастся здесь остаться, то никто даст мне спокойной жизни. У меня было два варианта: либо уходить навсегда не только из города, но и из Республики, либо идти на службу в тайную полицию. В обоих случаях ничего хорошего ждать не приходилось.
Конечно, приняв предложение канцлера, я смогу на какое-то время остаться дома. Но что дальше? Снова погрузиться в водоворот политических интриг? А ведь она ясно дала понять, что там предстоит заниматься не только расследованиями, но и кражами, а то и ликвидациями. Да, на первый взгляд кажется, что это круто: чрезвычайные полномочия с правом на убийство. Но ведь как посмотреть.
Мне уже не раз приходилось отнимать жизнь, но что-то подсказывало, что кто-нибудь вроде Галласа подошел бы на такую работу гораздо лучше. Возможно, что если бы он предпочел что-нибудь подобное работе на мафию, я бы даже зауважал его.
- Я пойду руки вымою, - проговорил я, понимаясь, и двинулся на кухню.
Где наткнулся на миссис Каноль. И было похоже на то, что меня-то она тут и ждала. И угадать причину для меня не составляло труда. Уж у кого-кого, а у нее имелось достаточно вопросов.
- Михаил. – сказала она, посмотрев мне в глаза. – Скажи честно, что и как там случилось. И расскажи…
Голос ее задрожал, слезы, казалось, вот-вот брызнут из глаз, но сильная женщина, практически в одиночку вытащившая семью из четырех детей, удержалась.
- Скажи честно, как умер Эндрю, - только и попросила она.
Я посмотрел ей в глаза и понял, что не смогу соврать. Это даже был не допрос, она не задала больше ни единого вопроса, но я выложил всю правду:
- Его убил Галлас. И убил из-за меня. Как только мы прибыли в этот город, Джеймс откололся от нас. Он стал быстро подниматься по карьерной лестнице и, в конце концов, ушел из полиции, начал работать на мафию, - правда лезла из меня, будто дрожжевое тесто из-под крышки кастрюли, и остановиться я уже не мог. - Я нарыл кое-какой компромат на канцлера Брюса, из-за чего меня попытались убить. Раненый сбежал в пустыню. Там и остался бы, если б не одна семья из города. Потом снова выкрал документы. Но Галлас и Брюс решили, что сделал Каноль … И тогда Джеймс убил его.
- Галласа… - голос негритянки задрожал, было видно, что она еле сдерживается. – Галласа убил ты?
- Да, – ответил я, снял со спины рюкзак, не глядя, нашарил три пачки денег и протянул ей. Пояснил, в ответ на ее недоуменный взгляд. – Это деньги вашего сына. Его последними словами была просьба помочь девочкам. Этого должно хватить на обучение.
Я не мог не соврать ей, иначе она не стала бы брать деньги. Но, может, за эту ложь мне скостят срок в аду на пару веков. Если он, конечно, не выжжен атомным пламенем, как и наш мир.
- Спасибо, - прохрипела она. – Это очень важно для меня.
Я только обнял ее в ответ. Потом вымыл руки и вышел к остальным. Скоро вышла и миссис Каноль, вынесла на подносе несколько дымящихся тарелок, заварочный чайник с чашками, и принялась сервировать стол. Мать стала помогать ей, и через несколько минут мы были приглашены обедать.
***
У меня оставался еще один неоплаченный долг.
Мать Галласа жила неподалеку от клиники. В отличие от моей не в отдельном доме, а в небольшой квартирке на первом этаже. Но, насколько я знал, она никогда не бедствовала, пусть и не имела мужа.
Джеймс тоже рос без отца, только вот в отличие от наших с Канолем, его родитель был жив. Насколько я знал, он ушел из семьи к другой женщине, переехал в Могильник, и больше никогда не общался с бывшей женой. Даже предположить не могу, что там у них могло произойти.
Галлас всегда хотел найти его и пообщаться. Даже не знаю, чем закончился бы этот разговор…
Но мне надо было поговорить с его матерью. Последние слова Джеймса не давали мне покоя. Нужно было выяснить, что они значат, если это, конечно, была осмысленная речь, а не случайно вырвавшийся предсмертный хрип.
Ждать пришлось долго. После стука в дверь прошло около пары минут, и только потом дверь приоткрылась, и в проеме появилась низкая тощенькая старушонка. Сначала я даже подумал, что ошибся, потому что, когда видел миссис Галлас в последний раз, два года назад, она выглядела совсем не так. И уж точно не была лысой.
Однако, приглядевшись, я смог рассмотреть в ее лице знакомые черты. Нет, ошибки не было, это действительно была та, кто родила и вырастила Джеймса. Моего бывшего лучшего друга.
Женщина посмотрела на меня, прищурив глаза, будто ждала чего-то, а потом махнула рукой и пригласила в квартиру. Я не произнес ни слова, просто не знал, что можно сказать женщине, сына которой ты убил.
Тускло освещенная квартира была не бедной, но интерьер выглядел достаточно странно: будто кто-то из-за нужды в деньгах продавал вещи и только некоторое время назад, разобравшись с материальными проблемами, снова принялся покупать их. Хотя, судя по гонорарам, что выплачивала мафия своим людям в полиции, у семьи Галласа точно не могло быть материальных проблем.
Хотя, что же такое с ней произошло, если даже этих денег не хватало?
- Михаил. – сказала старушка, устраиваясь в кресле. – Будь добр, сходи на кухню, поставь чайник. А то у меня суставы болят после процедур.
Что это за процедуры такие?
Я вошел на кухню, снял с плиты чайник и поставил его под кран. Открыл воду и тупо уставился на бьющую из крана струю. Процедуры. Выпавшие волосы. Кожа, покрытая морщинами, словно у старухи. Это что же получается, мать Джеймса больна?
У меня появилась догадка, но о таком даже думать не хотелось. Поставив чайник на конфорку старенькой электроплиты, я вышел к женщине, которая все так же сидела в кресле, скрестив руки.
- Значит, ты все-таки выжил в ту ночь? – спросила она. – Галлас рассказывал мне все о своих делах, так что можешь не врать. О том, что на тебя объявили охоту я в курсе. И даже знаю за что.
- Мне повезло, - ответил я. – Получилось выбраться с конюшен. Меня ранили, но выжил. Райты подобрали, вылечили.
- Вот как? Я всегда говорила, что ты силен. Знаешь, Джеймс жалел о твоей смерти. Думал, что ты рано или поздно вступил бы в семью к Бишопу. Как и он.
- Он вступил в семью? – спросил я. Это было для меня новостью, я знал, что Галлас крепко работал с Джоном, но, чтобы дойти до такого… – Я думал, что он с ними по приказу канцлера Брюса.
- Вступил, - кивнула она. – Ему нужны были деньги. Он оплатил для меня операцию в Сан-Франциско. Сто пятьдесят тысяч долларов. Знаешь, Михаил, я никогда себя не прощу. Да и он тоже. Сколько я ему говорила, что не нужно, что пусть мне даст спокойно умереть. А он? Только улыбался, обещал, что я еще и замуж во второй раз… Ну, ты же знаешь, он всегда улыбался…
- Сто пятьдесят тысяч? – спросил я. Такая сумма была неподъемной для одного человека, даже если бы он пахал как запряженный в плуг брамин. – Чем же вы больны?
- Рак, - ответила она, посмотрев куда-то в сторону. – Врачи давали год жизни. Он сумел достать нужную сумму за полгода, хотя кое-что пришлось продать. Ты, наверное, заметил. Сейчас я прохожу второй курс химиотерапии, и, скорее всего, если хватит здоровья, проживу еще лет пять-десять. Только смысл?
Догадка моя оказалась правдивой. Ах ты, Джеймс, сучий ты потрох.
Но почему не сказал? Почему полез в эту грязь? Да, у нас у всех были проблемы с деньгами, но вместе что-нибудь придумали бы. В конце концов, мы ведь всю жизнь росли как братья.
Он ведь даже сам мне тогда сказал, что он – мой лучший друг. Только вот есть люди более ценные, чем даже самые лучшие друзья. Его мать. На этом его Брюс и подловил, а потом использовал. Да и сам Галлас меняться стал. Полюбил деньги, полюбил власть, которую они дают.
А с другой стороны, кто бы не изменился? Я бы не изменился? Как я сам бы в такой ситуации поступил?
- А чего ты ко мне пришел-то? – прервала поток моих мыслей женщина. – Джеймса ты убил, это я уже поняла. Но чего ради сюда явился?
- Я не знаю, – мне оставалось только пожать плечами. – Чувствовал, что надо, вот и пришел.
- Там чайник вскипел. – сказала она. – Завари мне брока, он там, в оранжевой жестяной коробке.
Я отправился на кухню. Чайник действительно подпрыгивал на конфорке и плевался облачками пара из носика. Выкрутив ручку, я отыскал требуемую коробку, сыпанул пару горстей засушенной травы в чашку и залил водой. Вышел, передал чашку миссис Галлас, она приняла, но аккуратно поставила на подлокотник кресла. Видимо, собиралась подождать, пока напиток получше настоится.
А я мялся, не зная, что сказать, потому что в этом доме чувствовал себя очень неуютно. Да, на то были причины: здесь пахло старостью, немощью и скорой смертью. На что она теперь жить-то будет? Уж вряд ли пенсии хватит на все необходимые процедуры.
Повинуясь внезапному порыву, я скинул с плеч рюкзак, который, уходя из дома, взял с собой, и вынул оттуда оставшиеся деньги.
- Держите, - сказал я. – Здесь пятнадцать тысяч долларов, на какое-то время должно хватить. Миссис Каноль я столько же отдал, соврал, якобы это деньги Эндрю. Вам врать не стану, да, вы и не поверите. Мои они. Но отдать хочу вам.
- А чего это ты так легко деньгами разбрасываешься? – спросила она, внимательно посмотрев мне в глаза. – Что задумал-то?
- Да какая разница, что задумал? – я положил пачку денег на тумбу возле дивана. – Деньги хочу отдать вам. Я их все равно тут оставлю.
- Ты что, Бишопа убить решил? – она посмотрела на меня. – Или канцлера?
- Нет, - я мотнул головой. Слишком поспешно, чтобы она поверила.
Наступило неловкое молчание. Миссис Галлас видела меня насквозь, словно детектор лжи из довоенных книг. Теперь мне было понятно, что свой ум Джеймс унаследовал у нее. Интересно, а кем она работала, когда была моложе? Об этом он не рассказывал.
- Тумбу открой, - вдруг прервала поток моих мыслей женщины. – Там на верхней полке лежит. Возьми на память.
Я послушно открыл дверцу, и наткнулся на снимок, который мы сделали перед тем, как отправиться в Хаб. У Лены, той девчонки с соседней улицы, с которой встречался Джеймс, был старый «Полароид». Она нас и щелкнула перед самым отбытием.
А потом, не сумела вытерпеть всего год и вышла замуж за Фрэда. Вот такие уж они непостоянные, женщины.
Рассматривая карточку, я почувствовал, как в горле у меня встал ком. Парни здесь были, словно живые: Каноль – здоровенный и как всегда, очень серьезный, и Галлас со своей постоянной ироничной улыбочкой. А в середине я. Еще без шрамов на теле и на душе.
Говорят, что люди раньше искали разные способы оживить мертвых, занимались оккультизмом, бегали ко всяким знахарям, шаманам, колдунам. Это все сущая ерунда. Нам не дано оживить их. Нам дано лишь помнить, и они навсегда останутся в нашей памяти.