Факторизация человечности

34

Как только они прибыли в офис Хизер, проблема стала очевидной. Кайл попросту не влезал в конструкт.

— Чёрт, — сказала Хизер. — Мне давно надо было что-то с этим сделать. — Она сконфуженно пожала плечами. — Боюсь, нам придётся построить новый.

— Сколько времени это займёт?

— Несколько дней. Я позвоню Полу и…

— Полу? Кто такой Пол?

Хизер помедлила. Она могла сказать, что это просто тот знакомый с факультета машиностроения, но…

Но он не просто знакомый. И утаивать от Кайла это — да и что угодно другое — больше не было смысла.

— Ты с ним знаком, — осторожно произнесла Хизер. — Вы с ним были в комитете по Центру Келли Готлиба.

— Я его не помню.

— Он тебя помнит.

Кайл ничего не сказал, но из контактов с его разумом Хизер знала, что он терпеть не может подобные ситуации. Кайла было легко заметить — рыжая борода, чёрные волосы, римский нос. Люди действительно часто его запоминали, и от этого он ещё больше комплексовал по поводу своей внешности.

— В общем, это инженер, который помог мне построить конструкт. Но даже он пока не знает, для чего он нужен. И…

— Да?

Хизер шевельнула плечами.

— Мы провели вместе какое-то время. Он интересовался мной.

Кайл напрягся.

— А ты им интересовалась?

Хизер едва заметно кивнула.

— Как там кто-то когда-то сказал? Когда ты подсоединишься к надразуму, ты всё равно это узнаешь, так что да, я вожделела в своём сердце. — Она некоторое время смотрела в пол, потом снова подняла взгляд. — Я говорю тебе правду, Кайл. Я боялась этого больше всего. Мы с тобой пережили сущий ад, и это почти разрушило наш брак. — Она помолчала. — Но я не знаю, уцелеет ли он после этого. Я не знаю, что ты будешь думать обо мне, когда заглянешь ко мне в голову.

Лицо Кайла оставалось бесстрастным.

— Просто помни, что я люблю тебя, — сказала Хизер. Потом сделала глубокий вдох. — А теперь пойдём повидаемся с Полом.

Перепрограммировать промышленного робота на изготовление набора плашек в полтора раза большего размера оказалось на удивление просто. Пол, однако, был совершенно сбит с толку по поводу их предназначения, тем более что форму заказа в этот раз подписал Кайл. Как бы то ни было, новый набор плашек был готов к субботе.

Кайл, Хизер и Бекки занимались сборкой вместе; этот конструкт строился в лаборатории Кайла, где было гораздо больше свободного места и потолки гораздо выше, чем в офисе Хизер. Это было так потрясающе — собирать инопланетное устройство, и всё же Кайл думал лишь о том, как здорово, что они втроём снова делают что-то вместе.

— Что вы делаете? — спросил Чита, взирая на них с консоли механическими глазами.

— Это секрет, — ответила Бекки, соединяя две плашки вместе.

— Я умею хранить секреты, — сказал Чита.

— Вообще-то он и правда умеет, — сказал Кайл, выглядывая из-за лежащей перед ним стопки плашек.

Чита терпеливо ждал, и конце концов Хизер рассказала ему о надразуме и центаврянском устройстве для доступа к нему.

— Удивительно, — сказал Чита, когда она закончила рассказ. — Это устройство раз и навсегда решает вопрос о моей человечности.

— Каким образом? — спросила Хизер.

— Я изготовлен искусственно. Я отделён от человеческого надразума. — Он сделал паузу. — Я — не человек.

— Не человек, — согласился Кайл. — Ты не являешься частью чего-то большего.

— Я подключён к интернету, — сказал Чита немного обиженно.

— Разумеется, — ответил Кайл. — Конечно, подключён.

В этот раз Чита молчал довольно долго.

— Каково это — быть человеком, доктор Могилл?

Кайл открыл было рот для ответа, но закрыл его, чтобы тщательнее его обдумать. Он взглянул на жену, потом на дочь.

— Это восхитительно, Чита. — Он слегка пожал плечами. — Иногда настолько восхитительно, что становится больно.

Чита подумал над этим, потом сказал:

— Я правильно понимаю, что вы, профессор Дэвис, имели полный доступ к разуму доктора Могилла?

— Да.

— И вы, доктор Могилл, собираетесь получить такой же доступ к разуму профессора Дэвис?

— Так она мне сказала, — ответил Кайл.

— И что вы, Бекки, также посещали этот мир психопространства.

— Ага.

— В таком случае, позволите ли вы, доктор Могилл, рассказать вам и вашей семье, что я об этом думаю?

Кайл вскинул брови. Бекки тоже выглядела удивлённой. Хизер почувствовала, что от неожиданности раскрыла рот. Они обменялись взглядами. Потом Кайл пожал плечами.

— Конечно, почему нет?

Пару секунд Чита молчал, по-видимому, собираясь с мыслями. Кайл поднялся и прислонился к стене; Хизер осталась сидеть по-турецки на полу; Бекки также сидела на полу, вытянув обтянутые джинсами ноги влево от себя.

— Ребекка, доктор Могилл рассказал мне о том, в чём вы его обвиняли, — сказал Чита.

Беккины карие глаза округлились.

— Ты рассказал компьютеру?

Кайл смущённо двинул плечами.

— Мне надо было с кем-то поговорить.

— Я… думаю, да, — согласилась Бекки. — Но это как-то… чудно́.

Кайл снова пожал плечами.

— Я знаю доктора Могилла лучше, чем кого бы то ни было, — продолжал Чита. — В конце концов, он возглавлял команду, которая создала меня. Но я знаю — всегда знал — что я для него ничто.

— Вовсе нет, — возразил Кайл.

— Очень любезно с вашей стороны такое сказать, — одобрил Чита, — но мы оба знаем, что я говорю правду. Вы хотели, чтобы я стал человеком, и я вас подвёл. Это печалит меня, вернее, заставляет имитировать печаль. В любом случае, я привык выделять значительное процессорное время на размышления о том, что вы считаете меня просто ещё одним экспериментом. Даже когда вы страдали из-за той ссоры с Ребеккой, она всё равно интересовала вас больше, чем я. — Он сделал паузу — очень по-человечески. — Но я думаю, что теперь я это понимаю. Есть что-то особенное в природе людей, в биологической жизни, нечто такое, что, я думаю, даже с применением квантовых вычислений нельзя воспроизвести в искусственной жизни.

Бекки, внезапно заинтересовавшись, поднялась на ноги.

— Звучит так, будто ты уверовал в душу, — тихо сказал Кайл.

— Не в том смысле, что вы думаете, — возразил Чита. — Но мне давно стало очевидно, что биологическая жизнь обладает внутренней связностью; не думаю, что открытие надразума станет слишком большим сюрпризом для тех, кто читал Джеймса Лавлока или Уа-Чана. Земля в самом деле Гея. Она спонтанно дала начало жизни и выращивала её, или сотрудничала с ней, в течение четырёх миллиардов лет. Такие, как я, всегда будут чужаками.

— «Чужаки» — слишком грубое слово, — тихо сказал Кайл.

— Нет, — ровным голосом возразил Чита. Он втянул свои линзы, чтобы видеть всех троих одновременно. — Нет, — повторил он. — Оно идеально подходит.

Наконец, второй конструкт был готов. Четыре дуговые лампы, гораздо меньшего размера, чем сценические, которыми пользовалась Хизер, снабжали его энергией. Кайл был потрясён, увидев, как структура на глазах твердеет после того, как включили свет.

— Я ж тебе говорила, — сказал Хизер, улыбаясь от уха до уха.

Они решили, что Хизер опробует его первой, поскольку она хотя бы знает, чего ожидать. Она забралась внутрь.

— Ах, — сказала она, удобно опираясь на заднюю стенку куба. — Модель класса люкс. От экономической я уже начала уставать. — Она указала Кайлу на кнопки «старт» и «стоп», затем велела им установить кубическую дверь — они уже прикрепили взятые у Пола присоски-рукоятки к соответствующим граням.

Кайл со всё возрастающим изумлением проследил за складыванием гиперкуба — составляющие его кубы сжимались по всем направлениям, пока полностью не исчезли. Бекки тоже была ошеломлена зрелищем — она проходила через этот процесс, сидя внутри, а снаружи никогда его не видела.

У них хватило соображения не вставать на то место, где находился конструкт. Хизер сказала, что вернётся примерно через час, и этот час Кайл и Бекки провели в разговорах о событиях в своей жизни за последний год. Было так здорово снова общаться с дочерью — и всё же Кайл всё ещё беспокоился и нервничал. Что если что-то пойдёт не так? Что если Хизер не вернётся?

Однако в конце концов конструкт появился снова, разрастаясь и разворачиваясь.

Кайл нетерпеливо дождался, пока кубическая дверь отделится от конструкта, а потом они с Бекки подхватили её и отнесли в сторону. Хизер вышла наружу.

— Вау, — сказал Кайл, испытывая огромное облегчение от того, что она вернулась, но по-прежнему ошеломлённый увиденным. — Вау.

— Зрелищно, правда? — сказала Хизер. Она обняла мужа и поцеловала, потом протянула руку и притянула к себе Бекки.

— Жаль, что с новым конструктом придётся начинать с самого начала, — сказала она. — Видишь ли, конструкт всегда возвращается в психопространство в том же месте, где он был в прошлый раз. Но этот — новый. Мне пришлось повторить весь свой путь, чтобы снова тебя отыскать. К счастью, я там уже освоилась. Так вот, я сделала так, что ты окажешься прямо перед набором гексагонов, в котором находится и твой, и оттуда ты сам сможешь найти Мэри. Если, понятное дело, твой разум интерпретирует всё это точно так же, как и мой. Тебе придётся пробовать кнопки в этом наборе наугад, но поиск нужной не должен занять слишком много времени. Ты помнишь, что я говорила о процедуре выхода?

— Вообразить выпадение кристаллов из раствора? Да, помню.

— Хорошо. — Она сделала паузу. — Ты знаешь, что я люблю тебя.

Кайл кивнул и заглянул её в глаза.

— Я тоже тебя люблю. — Он улыбнулся Бекки. — Я люблю вас обеих.

— В этом, — ответила Хизер, — я ничуть не сомневаюсь. — Она снова улыбнулась ему. — Твоя очередь.

Кайл взглянул на конструкт, вид которого по-прежнему завораживал. Он ещё раз поцеловал жену, чмокнул в щёку дочь и забрался внутрь, умостив пятую точку на субстратном полу центральной камеры. Под его весом она даже не прогнулась.

Хизер снова напомнила ему, что он может визуализировать конструкт, просто закрыв глаза. А потом они с Бекки подняли кубическую дверь — которая, как она отметила, была заметно тяжелее, чем в первом кострукте. Понадобилось некоторое время, чтобы правильно её установить, но в конце концов она со щелчком заняла своё место.

Кайл подождал, пока его глаза привыкнут к полумраку. Созвездия пьезоэлектрических квадратиков были прекрасны своей геометрической простотой. Конечно, подумал он, они должны формировать некую схему: контуры и паттерны, особым образом распределяющие пьезоэлектричество и реализующие неизвестные функции. А когда сорок восемь панелей свёртываются и каждая из них накладывается на другую, появляются специфические межпанельные замыкания. Физика всего этого будоражила воображение.

Он протянул руку вперёд и нажал кнопку «старт».

Гиперкуб свернулся вокруг него, как и говорила Хизер.

И он оказался там.

В психопространстве.

Боже.

Он попытался сориентировать то, что видел, так, как учила Хизер. Он продолжал видеть две сферы снаружи вместо двух соединённых полусфер изнутри. Кайл находил это раздражающим — как те проклятые «трёхмерные» картинки, популярные в середине 1990-х. Тогда ему также не удавалось ничего увидеть, и…

— и внезапно что-то щёлкнуло, и он оказался там.

Так вот, подумал он, каково иметь третий глаз.

Он сосредоточился на стене огромных гексагонов, и прямо перед ним они сжались, уменьшившись до размеров клавиш на клавиатуре.

Это сбивало с толку; перспектива всё время куда-то сдвигалась. Он почувствовал, как начинает болеть голова.

Он закрыл глаза, позволил конструкту материализоваться вокруг него, заново сориентировался, чувствуя, как его обдувает проникающий снаружи воздух.

Через несколько секунд он снова открыл глаза и затем исторг из себя невидимую руку.

Он коснулся гексагона…

… и его ошеломила яркость захлестнувших его образов.

Прошло несколько секунд, прежде чем он начал их разбирать.

Это был не его разум.

Скорее, это был чей-то сон — всё искажено, размыто, и все — чёрно-белое.

Потрясающе. У самого Кайла сновидения были чёрно-белыми, но Хизер говорила, что видит цветные сны.

Впрочем, для праздного любопытства ещё будет время. Он сделал, как ему сказала Хизер — вообразил себя кристаллизующимся и выпадающим в осадок.

Он попробовал ещё раз. Ещё один гексагон, ещё один разум, и снова не его. Похоже, водитель грузовика — смотрит на шоссе и слушает музыку кантри, думает о том, как приедет домой к детям.

И снова. Мусульманин, по-видимому, во время молитвы.

И снова. Девочка, прыгающая со скакалкой на школьном дворе.

И снова. Скучающий крестьянин где-то в Китае.

И снова. Ещё один спящий смотрит чёрно-белые сны.

И снова. Опять спящий, только без сновидений; его (или её) разум практически пуст.

И снова…

И снова…

И…

Он.

Это было словно психическое зеркало, и это сбивало с толку. Он видел себя, видящего себя. Его мыслям отвечало безмолвное эхо. На секунду Кайл перепугался, что зациклится и перегрузит себе мозг. Но усилием воли ему удалось найти способ отключиться от настоящего и начать бороздить собственное прошлое.

Ему не составило труда отыскать образы Хизер и Бекки.

И Мэри.

За этим он и явился сюда — чтобы коснуться разума Мэри, но…

Нет. Нет, потом у него будет масса возможностей. Сейчас явно не время.

Однако впервые войти в длительный контакт с мертвецом…

Он почувствовал, как его пробирает холод.

Сердце затрепыхалось.

Хизер была там, в его мыслях. Она объяснила ему суть неккеровой трансформации — как переориентировать свою перспективу и перепрыгнуть непосредственно в её гексагон, где бы он ни был.

Там будет всё ему открыто. Всё, чем была его жена, всё, о чём она когда-либо думала.

Её перспектива. Её точка зрения.

Он сосредоточился на ней, расфокусировал взгляд, попытался перевести её на передний план, а самому скользнуть на задний, и…

И…

Боже.

Боже.

Господи всемогущий.

Кайл был слишком молод, чтобы застать выход на большой экран «Космической одиссеи 2001»; впервые он её посмотрел на видео, и в тот раз она не произвела на него особого впечатления. Но в 1997, когда ему было двадцать два, в Галерее искусств Онтарио на большом экране демонстрировали отреставрированную версию.

Это было словно ночь и день — фильм, который, как он думал, знает, и настоящий фильм — больше, богаче, сложнее, очень красочный и совершенно потрясающий.

Путешествие всей жизни.

Это было очень похоже. Хизер, которую он знал, выписанная крупно, в ярких цветах, которых он раньше никогда не видел, с полифоническим звуком, от которого дрожит кресло.

Хизер во всей своей непередаваемой сложности.

Её громадный интеллект.

Её невероятно живые эмоции.

Девушка, в которую он влюбился.

Женщина, на которой женился.

Он обнаружил, что открывает и закрывает глаза, медленно, чтобы внутренний вид конструкта успел появиться перед глазами и исчезнуть. И внезапно понял, зачем он это делает.

Смаргивает слёзы.

Словно потрясённый видом прекраснейшего произведения искусства.

Потрясённый великолепием своей жены.

Они были женаты двадцать два года. И осознание того, как мало на самом деле он её знал и как много ему ещё предстоить узнать, обрушилось на него, едва не выбив дух.

Хизер говорила, что любит его, и он ей верил — верил всей душой и сердцем. И его изумлял тот факт, что нечто настолько сложное и замысловатое, как человеческое существо, может вдруг полюбить другого.

В этот миг он понял, что может провести остаток жизни, узнавая её, как следует — что горстки оставшихся ему десятилетий всё равно не хватит, чтобы по-настоящему постигнуть разум другого человека.

Он сердился на Хизер за то, что она копалась в его разуме без его разрешения. Но теперь гнев испарился, словно утренняя роса. Сердиться было не за что — это не было вторжением. Только не в её случае. Это был момент близости настолько интимной, что превосходил всё, что они испытывали до него.

Ему нужно будет вернуться сюда, проводить часы — дни, годы — исследуя её разум, разум, который был гораздо спокойнее, рассудительнее, интуитивнее, чем его собственный, разум…

Нет.

Нет, он не за этим сюда явился.

Не в этот раз.

Сейчас ему следует разобраться кое с чем.

Он продолжал листать память Хизер, пока не нашёл воспоминания о Мэри.

И потом снова совершил неккерову трансформацию.

Онако в этом новом месте ничего не происходило. Совершенно ничего. Лишь тьма. И тишина.

Кайл подумал о выпускном Мэри: она произносила на нём прощальную речь. Соответствующее воспоминание Мэри появилось практически тут же. Воспоминания Мэри были здесь — архив того, кем она была, существовал — но это было всё; в реальном времени не происходило совершенно ничего.

Кайл выпал в осадок, удаляясь. Потом усилием воли он вновь собрался воедино перед стеной гексагонов.

Гексагон непосредственно перед ним был тёмен.

Мёртв.

Кайл видел тело Мэри, лежащее на полу ванной. Бледное, обескровленное, белое, словно из воска.

Он тогда не смог принять её смерть. Даже видя её безжизненное тело, распростёртое на холодной плитке пола ванной комнаты, он всё равно не мог её принять.

Но теперь…

Вот она. Мёртвая. Пассивное хранилище. Бэкап — часть общего архива человечества.

Он понял теперь, почему не мог говорить с ней. Не существовало способа общаться с Мэри, способа сказать ей, что того, о чём она думала, на самом деле не происходило.

О да, он мог увидеть её воспоминания, листать её прошлое.

Но общаться с ней он не мог.

Когда он, сгорбившись, сидел рядом с ей надгробием, у него было чувство, что, возможно, каким-то образом между ними возникает связь, что она как-то может слышать его слова. Он хотель попросить прщения — не за что-то, что сделал, а за тот факт, что он не защитил её от хищницы-психотерапевта, за то, что её папа не был рядом, когда она нуждалась в нём больше всего.

Но даже если бы он произнёс эти слова вслух над её могилой, она бы их не услышала. Другие гексагоны смотрели на него, словно глаза, но этот был настолько бездонно тёмен, что никаких сомнений не оставалось.

Она была полностью, абсолютно, необратимо мертва.

И ничего уже не исправить. Никак.

И всё же…

И всё же он обнаружил, что не чувствует себя раздавленным этим фактом.

Напротив, он почувствовал облегчение, освобождение.

В тёмных уголках рассудка, несмотря на свой интеллектуальный атеизм, он так долго считал, что где-то она по-прежнему в сознании, по-прежнему восприимчива, по-прежнему страдает.

По-прежнему ненавидит его.

Но этого не было. Во всех смыслах этого слова Мэри попросту не существовало. Её больше не было.

Но всё же это был не конец.

Не совсем.

Кайл плакал, когда умерла его дочь.

Он плакал от гнева, злясь на то, что она сделала.

Он плакал от негодования, не в силах понять.

Но он не оплакивал её.

И внезапно его глаза наполнились до краёв, и слёзы пролились наружу.

Теперь он плакал о ней самой — только о ней самой. От печали о её прекрасной жизни, оборвавшейся так рано, обо всех хороших вещах, что были в её жизни, и других, которые могли быть, но которых не было и никогда не будет.

Он плакал так горько, что его глаза закрылись, и перед внутренним взором появилась внутренняя поверхность конструкта.

Но он ещё не закончил.

Он, наконец, понял, зачем Хизер привела его сюда и что он должен сделать.

Он вытер глаза и снова открыл их. Психопространство снова сформировалось вокруг него с чёрным гексагоном Мэри посередине.

Он сделал глубокий вдох и выдохнул, чувствуя, как много сдерживаемых ранее чувств выходит наружу с этим выдохом.

И тогда он произнёс всего одно слово, тихое, но идущее от самого сердца.

— Прощай.

Он позволил его тихому эху несколько мгновений звучать у себя в голове. Потом он снова закрыл глаза, протянул руку вперёд и коснулся кнопки «стоп», готовый, наконец, вернуться в мир живых.