Факел свободы

Глава 61

ЧАСТЬ═III

Конец 1921 и 1922 гг. эры расселения

(4023 и 4024 гг., христианской эры)

Леонард Детвейлер, генеральный директор и держатель контрольного пакета акций "Консорциум Детвейлер", фармацевтической и бионаучной корпорации, основанной на Беовульфе, нашел у себя много денег, а не большую симпатию к кодексу биоэтики Беовульфа, который возник после Последней Войны Старой Земли и ведущей роли Беовульфа в восстановлении жестоко разоренной матери мира. Почти пятьсот лет прошло с той войны, и Детвейлер считал, что давно пора человечеству смириться со "страхом Франкенштейна" (как он описал это) генетической модификации человека. Просто имело смысл, считал он, ввести разум, логику и долгосрочное планирование в случайный хаос и расточительность естественного эволюционного отбора. И, как отмечал он, в течение почти полутора тысяч лет расселения человечества по звездам уже складывался генотип человека в сре?дах, которые, естественно, были мутагенны в масштабах, которые никогда не могли представить на предкосмической Старой Земле. В действительности, утверждал он, простая транспортировка человеческих существ в таких радикально различных средах собиралась вызвать значительные генетические изменения, так что не было никакого смысла в поклонении некому полу-мифическому "чистому генотипу человека".

Поскольку все это было правдой, Детвейлер также утверждал, что имело смысл только генетически модифицировать колонистов, чтобы их потомки мутировали для выживания так или иначе. И это был лишь небольшой шаг для того, чтобы утверждать, что, если это имело смысл для генетической модификации человека в сре?дах, в которых они должны были бы жить, также имело смысл генетически модифицировать его, чтобы лучше соответствовать ему в условиях, в которых они должны были работать.

— Энтони Рогович,

"Детвейлеры: Семейная биография".

(Неопубликованная и незавершенная рукопись, обнаруженная среди бумаг Роговича после его самоубийства.)

Ноябрь 1921 года э. р.

Королева Берри выглядела немного сбитой с толку флагманским мостиком "Чао Кунг Мина". Скорее, "Спартака", как правительство Факела решило переименовать его.

— Позвольте мне прояснить ситуацию. Вы управляете сражениями отсюда?

— Я могу заверить вас, Ваше Величество, что после того как вы проведете некоторое время на одном из них, — адмирал Розак махнул рукой вокруг, — все это будет действительно иметь смысл, а не казаться несметным множеством мигающих огней и странно выглядящих значков. С наличием опыта, например, это — здесь он указал на тактическую схему — является наиболее удобным гаджетом. И довольно легко интерпретируемым, верите или нет.

Берри изучала обсуждаемый гаджет, очень подозрительно.

— Это похоже на видео, что я видела один раз. Документальный фильм о глубоководной светящейся рыбе, выглядящей действительно странно и передвигающейся совершенно случайно, насколько я могу сказать.

Он усмехнулся.

— Я знаю, что это многовато, на первый взгляд. Мне было девятнадцать лет, когда я в первый раз вышел на флагманский мостик — это был старый "Князь Игорь" — и я чуть не натолкнулся на тактическую схему, так я был смущен. С одной из худших трепок, которую моя задница когда-либо получала в последствии, если вы меня простите за грубое выражение.

Берри улыбнулась, но эта улыбка исчезла в ближайшее время.

— Вы уверены в этом, Луис?

Она говорила неофициально, потому что в течение нескольких недель после того, что получило название Битва за Факел, тихие, но глубокие кардинальные изменения пронеслись через небольшое число лидеров Факела, кто знал правду об убийстве Штейна и событиях, которые последовали на "Цене греха" и в других местах. Изменили манеру, в которой они смотрели на контр-адмирала Луиса Розака.

Перед битвой, они считали Розака союзником, правда. Но это был чисто союз по расчету, а не то, что один из них лично доверял адмиралу. "Не больше, чем я мог сбросить его — когда я был малышом", как выразился Джереми. На самом деле, мало того, что они не доверяли Розаку, они глубоко подозревали его.

Сегодня она по-прежнему считала маловероятным (по меньшей мере), что кто-то собирается путать адмирала со святым. Но это было невозможно в соответствии с противостоянием предыдущей оценки Розака как человека побуждаемого единственно, всецело и исключительно его собственными амбициями с адмиралом, который руководил обороной Факела при такой невероятной цене для своих собственных сил и риска для собственной жизни.

Человек, побуждаемый ожесточенными амбициями, да. Единственно амбициями, однако… Нет. В это было уже невозможно поверить.

При этом, однако, растущее тепло внутреннего круга Факела в отношении адмирала было свечой по сравнению с энтузиазмом, в обнимку с которым население Факела встретило майянских выживших в битве. Любой офицер или матрос во флоте, который спускался на планету — а это сделал каждый, за исключением тех, кто еще был слишком тяжело ранен, чтобы совершить поездку — клялся тогда, и после этого, что не было, никогда не существует сейчас и никогда не будет в будущем увольнения на берег лучше, чем то, которое они провели на Факеле в течение нескольких недель после битвы.

Никто на Факеле не сомневался, что эти майянские мужчины и женщины спасли население планеты от полного уничтожения. Не тогда, когда офицеры Госбезопасности, которые остались в живых, и те, которые сдались после, начали говорить.

А они начали говорить очень быстро, и они говорили, говорили и говорили. Их непосредственный страх был в том, что Факел передаст их Республике Хевен. Затем Джереми Экс и Сабуро начали допрашивать, и в течение двух дней, глубокой надеждой каждого офицера Государственной Безопасности было то, что они будут переданы флоту Хевена.

Джереми Экс имел относительные понятия о "законах и обычаях войны" и надлежащих правилах, регулирующих обращение с военнопленными, которые встретили бы одобрение гунна Аттилы. А в то время Берри Зилвицкая могла шикать на Джереми, что она не собирается заставлять замолчать Сабуро.

Он начинал каждый допрос с размещения голограммы между собой и допрашиваемым. "Ее звали Лара. И ее призрак действительно, действительно, действительно хочет, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь. Или ее призрак будет очень, очень, очень раздражен".

Поэтому, в течение нескольких дней, они знали все — по крайней мере, все, что было известно Сантандеру Конидису и другим выжившим офицерам. Но этого было достаточно, чтобы узнать три критических элемента.

Первое, было то, конечно, что "Рабсила" отвечала за всю интригу. Во-вторых, было то, что Системный Флот Мезы играл важную роль в обеспечении подготовки и материально-технической поддержки. А, в-третьих, и без какой-либо малейшей тени сомнения, то, что "Рабсила" планировала и заказала полное нарушение Эриданского Эдикта.

После этого, однако — всецело, к удивлению Конидиса и его подчиненных — все угрозы и жестокое обращение прекратились. В течение месяца все выжившие Государственной Безопасности были перемещены на остров и снабжены необходимыми средствами для создания разумно удобных, если и простых жилых помещений, а также достаточным запасом еды, приносимой один раз в неделю под усиленной охраной.

Вооруженные силы Факела не посадили охранников на самом острове, и даже не сохраняли военно-морской патруль за исключением небольшого количества судов. Но бо?льшая часть предприимчивых силовиков Государственной Безопасности, которые экспериментировали с возможностью попытки побега морем вскоре бросили это занятие. Оказалось, что формы жизни в теплых океанах Факела были столь же буйными, как и во влажных тропических лесах. Особенно хищник, похожий на десятиметровый гибрид омара и осьминога, и чьи диетические предпочтения, казалось, исключали камни, но больше абсолютно ничего.

* * *

Эта мера была предпринята по просьбе Розака.

— Я был бы гораздо счастливее, если бы я знал, что ни один из этих выживших не был в состоянии сказать кому-либо — в том числе и Хевену — что именно произошло здесь, и каким я обладал оружием и какую тактику я использовал.

— Конечно, адмирал, — сказал Дю Гавел. — Но… ах… это все еще оставляет само население Факела. Которое, по последним данным, составляет чуть более четырех с четвертью миллиона людей и возрастает — это только иммиграцией — почти на пятнадцать тысяч людей каждую стандартную неделю.

Розака пожал плечами.

— Это не идеальный мир. Но у выживших Государственной Безопасности был бы стимул говорить — вывалить их кишки, а после того, как Хевен завладеет ими — ваши люди не смогут сделать этого. На самом деле, из того, что я слышал, вы начали очень эффективную народную кампанию по установке и поддерживанию высокого уровня безопасности.

— Да, так и есть, — сказал Хью.

Берри взглянула на него, улыбнулась — а затем сделала лицо.

— Я все еще думаю, что "болтун — находка для шпиона" является банальным лозунгом.

— Так и есть. Он также работает. — Были некоторые предметы в отношении которых у Хью Араи не было никакого стыда. — Как долго вы хотите, чтобы мы держали их, адмирал?

— Честно говоря, я не знаю. Есть еще слишком много переменных в уравнении для нас, чтобы знать еще, что будет происходить. Если финансово напряженно содержать заключенных, я могу поговорить с губернатором Баррегосом и посмотреть сможем ли…

Дю Гавел отмахнулся.

— Не беспокойтесь об этом. Одна вещь, которой у Факела нет, это плохие или ограниченные фонды, даже для того, чтобы обеспечить начальную поддержку для большинства иммигрантов, которые обычно приходят ни с чем гораздо бо?льшим, чем с одеждой, что они носят. Но поддержка обычно не долгая, потому что рынок труда находится на подъеме. Много фармацевтических компаний были весьма рады приехать сюда и заменить операции "Рабсилы" их собственными.

Веб обменялся взглядами с Джереми, Берри и Танди Палэйн.

— Считайте, что это сделано, адмирал, — затем сказала Палэйн, с одной из ее одновременно ослепительных и свирепых улыбок. — Мы будем держать их на льду так долго, как вы хотите.

* * *

— Вы уверены, Луис? — повторила Берри сейчас. — Вы заплатили ужасную цену за этот корабль, и те другие.

На мгновение лицо Розака выглядело немного искаженным.

— Да, мы заплатили. Но есть некоторые очень веские причины, почему было бы лучше, если бы уцелевшие суда Государственной Безопасности были бы поглощены службой на Факеле, а не майянской.

— Такие, как? — спросила Берри.

Он посмотрел на нее, потом пожал плечами.

— Поверьте мне, это не случай неуместной галантности с моей стороны, Ваше Величество! — Он фыркнул с явным удовольствием, затем посерьезнел. — Правда в том, что они были бы белыми слонами, что касается наших интересов. Есть… причины, по которым мы хотели бы только того, чтобы не было никого со Старой Земли, кто бы ковырялся в Майе, Берри, а если мы начнем принимать экс-хевенитские корабли на службу, кто-то, вероятно, сделает именно это.

— И они вряд ли когда услышат вести о битве? Или вы думаете, что вам могло бы сойти с рук простое не упоминание ее? — Берри знала, что она выглядела скептически. — Мы готовы держать наши рты на замке, Луис, но не забывайте все эти фармацевтические компании. Я предполагаю, что мы будем иметь здесь репортеров из Лиги когда-нибудь очень скоро теперь, и нет никакого способа, которым мы будем в состоянии сохранить то, что здесь в системе было сражение под прикрытием, что это случилось! Вооружение и фактические убытки это одно, но…

Она слегка пожала плечами, и он кивнул.

— Понятно. Но мы собираемся сказать галактике, что настоящий бой провел Флот Эревона. Наши корабли были ограничены флотилией, о которой все знают, что она защищала планету от любых ракет, которые, возможно, пришли бы. И мы не планируем рекламировать то, какими тяжелыми были наши потери были, также. — Настала его очередь пожимать плечами, с мерцанием боли в глазах. — Мы не можем удержать остальную часть галактики от знания того, что мы потеряли некоторых людей здесь, но все наши официальные отчеты собираются показывать, что люди, потерянные нами, действовали как кадры, которые помогали заполнить эревонские экипажи. Единственные люди, которые могли сказать кому-либо о различии, застряли на вашем острове, и никакой репортер — или холуй Лиги — не сможет добраться до них там, где они теперь?

— Да, это так, — согласилась Берри с некоторой стальной плоскостью. Затем она вздохнула и кивнула.

— Ладно, тогда. Если вы уверены. — Когда она посмотрела вокруг флагманского мостика на этот раз, она казалась немного меньше сбитой с толку. — Я все еще не могу понять, почти всего, что здесь происходит. Но я знаю, что Танди счастлива получить этот корабль — это тяжелый крейсер, верно? — как и остальные.

Она улыбнулась.

— Ну… "счастливы" не совсем правильное слово. "Восторженны" подошло бы лучше. Или "вне себя от радости". Или "безумно".

Розак улыбнулся тоже.

— Я не удивлен. Она будет иметь флот, который оказался практически за одну ночь от того, что его флагманом был фрегат — да, это тяжелый крейсер, Ваше Величество.

— Пожалуйста, Луис. Зовите меня Берри.

* * *

Она вернулась со "Спартака" в задумчивом настроении. Посещение этого корабля побудило что-то в ней таким образом, что неудобства жизни в доме, что составлял бункер, не было. Жизнь — даже с пролонгом — просто чертовски коротка, чтобы колебаться вокруг главного.

Поэтому, когда она вернулась во дворец, ее первые слова были для Сабуро.

— Ты повышен, начиная с немедленно. Теперь, пожалуйста, оставь Хью и меня в покое на некоторое время.

Сабуро кивнул и вышел из комнаты.

На лице Хью не было никакого выражения вообще. Несколько месяцев прошло с того, как Берри узнала, что он был очень хорош в этом. Это была одна из вещей, которые она планировала изменить.

— Разве я рассердил вас, Ваше Величество?

— Ничуть. Я просто не могу справляться с этим больше. Я хочу твоей отставки. Сейчас.

Хью не колебался больше, чем, возможно секунду.

— Как вам будет угодно, Ваше Величество. Я ухожу в отставку, как ваш начальник службы безопасности.

— Не называй меня так. Меня зовут Берри, и ты, черт возьми, больше не имеешь никакого оправдания, чтобы не использовать его.

Он поклонился, слегка, а затем протянул свой локоть.

— Ладно, Берри. В таком случае, могу ли я сопроводить тебя в "Дж. Квесенберри"?

Улыбка, которая пришла ей на лицо затем, была той же блестящей улыбкой, которая пленила Хью Араи, когда он впервые увидел ее. Но эта была, как будто звезда стала сверхновой.

— Мороженое было бы хорошо. Позже. Прямо сейчас, я была бы гораздо счастливее, если бы ты хотел взять меня в постель.