Николай Побережник Пёс империи

Глава первая


Конинг.


Как бы ни шагнул вперед прогресс, а в условиях лютой зимней стужи северо-востока терратоса Аканов, конная тяга — единственный транспорт, требующий лишь сытной кормежки и заботливого обихода…

— Пошла! Давай! — погоняет Григо пару лошадей, стоя на коленях в санях.

Две резвые лошадки ритмичным хрустом по заснеженной дроге нарушают тишину леса. Монотонный, в одном ритме хруст, и шуршание полозьев по снегу расслабляют, успокаивают, но этот покой обманчив. Кинт сидит спиной к движению, с трёхствольным ручным картечником в руках, и внимательно смотрит на дорогу за санями.

— Вот же занесло, — Григо в который раз бранно высказался о прошедшем предыдущей ночью снегопаде, — мы так дотемна не успеем, а ночевать в лесу я что-то больше не хочу, стар я для этого, Кинт…

— Успеем, — Кинт оглянулся, — вон уже седловина перевала показалась, главное, попроси своих лошадок, чтобы вверх вытянули, а сверху-то уж до Конинга скатимся.

— Приспичило же тебе ехать! — Григо снова наподдал вожжами лошадям.

— Не мог я больше откладывать, они уж во снах стали приходить. Стоят и смотрят, молча, все молчат, один капитан Бретэ бранится, да так, что Небесам стыдно.

— Да я понимаю, сам сколько собирался, но все никак не мог решиться…

Оставив Сэт и маленького Дайма под надежной опекой Маара, с которым мальчик очень сдружился, Кинт и Григо неделю назад отправились на север, к холму, где во время Северной войны остались лежать три четверти бойцов из отряда Кинта. Они нашли это место — изрытые ядрами мортир северян траншеи и брустверы, перебитые и напичканные шрапнелью, пулями и осколками стволы деревьев, и были удивлены, обнаружив несколько погребальных кострищ. Кто-то из немногих, переживших этот бой, вернулся, и предал огню останки погибших. Переночевав у подножия холма и помянув погибших товарищей, они отправились обратно.

— Наверное, Локт, — предположил Кинт, поглядывая на плотный кустарник у дороги, — он в Тэке, начальник жандармерии правопорядка.

— Возможно, — согласился Григо, тоже внимательно посматривая по сторонам…

Промыслом в Конинге теперь занимаются не так активно, кочевники в большинстве своем ушли на юг, в степи, вот и расплодилось черных волков. Конечно, двум лошадям и двум людям они предпочтут семейство кабанов, но мало ли, на этой лесной дороге, учитывая опыт Кинта, нужно быть готовым ко всему. Но миновало лихо, добрались до Конинга без приключений уже в сумерках, разве что снова пошел снег и завьюжило.

— Отец! Дедушка! — Дайм, накинув шубку и шапку из волчьих шкур, вышел на задний двор лавки Ллодэ, когда Кинт и Григо выпрягали лошадей из саней.

— Дайм, пурга началась, — Кинт помахал сыну рукой, — зайди в дом, мы скоро.

Маленький Дайм воспринял появление в своей жизни матери, отца и доброго дедушки даже с некоторым одухотворением. Уже потом, из рассказов ребенка стало понятно, что в особняке на плантациях особо вниманием его не баловали. Самозваный отец иногда брал его с собой на светские мероприятия, у мальчика была строгая воспитательница из прислуги, гулял он под ее чутким присмотром, с другими детьми играть не разрешали. Да и с первой встречи, тогда, в галерее, ребенок уловил нечто родное от доброй женщины. Она выглядела, смотрела на него именно так, как он своим детским умом представлял, как должна выглядеть и смотреть на него родная мать. Он не ошибся, маленький Дайм вообще оказался весьма сообразительным ребенком. Погоня, перестрелка и трехнедельное путешествие в объезд главных трактов его скорее развлекли, чем напугали… сын своего отца, что тут говорить.

— Еще не спишь, Дайм? — Кинт смахнул щеткой снег с меха, которым обшиты высокие ботинки, присев на лавку у входной двери, на которой сидел в ожидании отца и деда мальчик. Еще Кинт уловил приторно сладкий запах, очень знакомый запах…

— Маленький упрямец, весь в отца, — Сэт вышла в прихожую и, скрестив руки на груди, прислонилась к стене, улыбаясь, но при этом внимательно осматривая Кинта и отца на предмет целостности одежды и прочих неприятностей.

— В отца ли? — Григо повесил на вешалку полушубок.

— Как съездили? — Сэт пропустила мимо ушей уточняющий вопрос.

— Без приключений, разве что снега нападало порядком, — ответил Кинт, — а как у вас?

— У нас в гостях господин в усах! — выдал Дайм и забрался к отцу на колени.

— А хочешь, я угадаю, как звать этого господина? — Кинт потрепал по волосам Дайма.

— А сможешь?

— Да проще простого! Меня этому научили кочевники, — Кинт театрально закатил глаза и, прикрыв веки, стал что-то бубнить и раскачиваться, а потом шепотом произнес, — Морес Таг, имя этого усатого господина!

— Правильно! — обрадовался Дайм.

— Главное, чтобы этот усатый господин не увез твоего отца на какое-нибудь опасное задание, — Сэт нахмурила брови и посмотрела в комнату.

— Это вряд ли, я не служу усатому дяде, — Кинт наконец снял верхнюю одежду, сапоги и стеганые штаны.

— Я бы так не сказал, — в дверном проеме появился Морес, — рад видеть вас, господа, в добром здравии.

— Я тоже рад, — Кинт поднялся с Даймом на руках, — но отчего-то по вашему взгляду, господин полковник, я уже и не знаю, рад ли… или уже не полковник?

— Первый советник секретариата безопасности — так звучит моя должность.

— Звучит серьезно…

— Сначала ужинать! — строго сказала Сэт, — а потом все разговоры.

Во время ужина Дайм не сводил взгляда с гостя, ему очень хотелось побыть в обществе взрослых, но Сэт напомнила сыну, что он уже сильно припозднился, и пора спать. Когда Сэт увела Дайма в детскую, а Григо, заявив о делах в лавке, на ночь-то глядя, тоже покинул гостиную, Морес достал сигару и, показав ее Кинту, спросил:

— Я закурю?

— Кури, только давай присядем ближе к камину, — Кинт поднялся из-за стола, достал из кухонного шкафа бутыль и пару стаканов.

Придвинув к камину стул, Морес уселся на него, закинув ногу на ногу продемонстрировав очень дорогие сапоги из кожи отличной выделки.

— Ноги-то не мерзнут? — Кинт тоже присел рядом, кивнув на сапоги собеседника, и подал ему стакан с шантом.

— Бывает… — Морес снял пенсне и убрал его в нагрудный карман форменного камзола, несколько секунд молчал, прежде чем заговорить, будто подбирал слова… — Настраивайтесь, господин капитан, на службу, как только наступит весна.

— Ого! Так официально, что я уже начинаю опасаться этих ваших интонаций, но хочу напомнить, что я отставной капитан, — Кинт тоже решил «выкать», раз такое дело.

— Это ненадолго, до весны, — Морес поднялся, прошел к своему саквояжу, что стоял на подоконнике и вернулся с пухлой кожаной папкой, достал несколько листов и протянул их Кинту, — ознакомьтесь.

— Протокол допроса… — начал читать Кинт вслух, но потом замолчал, пробежал взглядом по бумагам, перебирая их, затем поднял взгляд на Мореса.

— Да, друг мой, — Морес выдохнул дым сигары в сторону камина, — от вашего решения зависит, будет дан ход этим бумагам или нет.

— Тут все, эм… как у вас говорят — косвенно.

— Согласен, но привязать произошедшее на юге к вашей семье и к вам лично, сможет даже недалекий инспектор, к тому же, наемника господина Григо, некоего Конна, мы уже нашли, осталось его только арестовать и развязать ему язык, а это, поверьте, умеют делать в нашем ведомстве.

— А почему разбоем занимается секретариат безопасности? — Кинт вернул бумаги Моресу.

— Потому что господин Терье, а кстати, кто пустил ему пулю в лоб?

— Он ее заслужил.

— Не спорю, так кто?

— Я.

— Так и думал, судя по свидетельствам оставшихся в живых наемников…

— Там не осталось живых.

— Ошибаетесь, один из них, как только понял, чем все закончится, спрятался в овраге, и другой еще дышал, когда его привезли в лазарет Шоута, он не дожил до полудня, однако успел рассказать и о ночном налете на особняк и о перестрелке у оврага. Терье был очень влиятельным человеком, пусть и мерзавцем, но богатым и влиятельным мерзавцем, а городской совет Шоута, председателем которого Терье являлся, требует расследования. Из показаний очевидно, что это был не просто разбой, а некие великолепно подготовленные люди, а раз так, то и заниматься этим расследованием поручено секретариату безопасности, наемники такого уровня — это с некоторых пор угроза монархии.

— Вот как?

— Да, и либо они служат монархии, либо…

— Но про мой уровень подготовки, военной, и не только, в монархии известно людям, которых можно пересчитать по пальцам одной руки, и трое из них сейчас в этом доме. И если вы заметили, то теперь у меня есть семья, сын, есть дело…

— Это какое дело? — Морес даже улыбнулся в усы, — продавать револьверы, карабины и патроны?

— Представьте себе.

— Затрудняюсь. Не представляю я вас, Кинт, продающим револьверы, уж поверьте!

Кинт все еще держал в руке стакан с шантом, не отпив и не отсалютовав Моресу, он покрутил его в руке, поднялся, поставил стакан на край стола, достал трубку и закурил.

— Правильно, подумайте, взвесьте все хорошенько. Кинт, я ни в коем случае не шантажирую вас, я хочу помочь вам, и не скрою, себе, хорошо, что дело о перестрелке в предместьях Шоута легло на стол мне, а не моему дяде, например. Но, я служу терратосу, и хотите вы или не хотите, и вы тоже…

— …выброшенный на улицу монарший пес, как сказал про меня один человек, — закончил за Мореса Кинт, — одним словом, я должен вернуться в стаю этих монарших псов, чтобы моя семья жила спокойно?

— Верно, и более того, безбедно, как вам жалование в триста золотых кестов в месяц? Вашему сыну нужно будет учиться, наше ведомство весьма авторитетно и подходящие рекомендации будут нелишни.

— А документы? — Кинт указал мундштуком на листы протоколов.

— А вы приняли решение?

— Я еще не знаю, на что именно я должен быть согласен, объясните.

— Вас мобилизуют, точнее, это могу сделать я, прямо здесь, подписав необходимую бумагу и вручив вам жетон инспектора секретариата безопасности.

— То есть я нужен не как капитан дорожной жандармерии?

— Конечно нет! Дорожных жандармов, тем более отставных капитанов хватает в терратосе.

— И чем тогда я должен буду заниматься и где?

— Работы предстоит много, Кинт, — с лица Мореса сошла еле заметная улыбка, что держалась на протяжении всего разговора, он стал серьезным, — отбросив все, что было сказано раньше, признаюсь, я могу положиться в вопросах, что предстоит решать, лишь на нескольких человек в терратосе, и как вы выразились, их можно пересчитать по пальцам одной руки, и двое из них сейчас присутствуют в этой комнате. Все задачи, что предстоит нам решать, очень деликатны, кругом политика.

— Но ведь я не шпион, Морес!

— Ты инструмент! Острый и точный, от таких инструментов порой зависит даже самое незначительное хирургическое вмешательство! И не обманывай себя Кинт, сколько еще ты сможешь просидеть тут, протирая штаны за витриной оружейной лавки и не свихнуться?

— Похоже, вы нашли для меня очередное приключение, от участия в котором я не могу отказаться.

— Так и есть.

Кинт взял стакан и наконец, отсалютовал им Моресу.

— Я согласен, но поклянитесь мне, Морес Таг, что вы лично позаботитесь о моей семье, если со мной что-нибудь случиться.

— Приняв это решение, ты сам позаботился о своей семье и о себе, — Морес ответно отсалютовал стаканом, — но и я, конечно же, даю свое слово.

— Это меня устраивает, — Кинт опрокинул стакан с крепким напитком многолетней выдержки и тут же наполнил его снова, — и приступить к службе я должен весной?

— Да, через два месяца, когда все будет готово.

— Что готово?

— Пока не могу сказать. Очень много сил задействовано в том, что тебе в первую очередь предстоит выполнить. Возможно, тебя это обрадует, но тебе снова придется встретиться с профессором Дактом.

— Вы что, сами не можете его арестовать? — удивился Кинт.

— Все сложно и об этом позже, но того продажного инспектора ты сможешь наказать, если захочешь.

— Не перестаю удивляться вашей осведомленности.

— Это моя работа, Кинт, — Морес взял листы протоколов и бросил их в огонь камина, — теперь о деле.

Из саквояжа на стол переместилась потрепанная газета, сложенная в несколько раз, шкатулка с канцелярскими принадлежностями. Морес снова надел пенсне, достал из папки бумагу с гербами, тиснением и сургучной печатью, и начал в ней что-то писать.

— Тебе назначена выплата годового жалования в качестве вознаграждения за значимую услугу для терратоса Аканов.

— Это за какую? За то, что никак не сдохну?

— Отчасти да, — Морес ухмыльнулся и толкнул к Кинту газету, — ваше везение даже вызывает зависть.

Развернув старый, еще осенний выпуск «Голоса Решенца», Кинт понял, о чем речь. В газете чужого терратоса, была статься о трагической гибели в столичном экспрессе трех офицеров имперской тайной службы.

— С чего вы взяли, что это моих рук дело?

Морес снисходительно так посмотрел на Кинта, вздохнул и, продолжив писать, ответил:

— Наше ведомство работает и в соседнем терратосе, нелегально, но все же есть несколько хороших агентов. Может, это тебя удивит, но в подобном, эм… «убийственном вероломстве» я уже узнаю твой почерк. А почему ты так с ними?

— Они не сдержали слово.

— Пожалуй, это аргумент, согласен, — Морес расстегнул пуговицу воротника-стойки и протянул Кинту мобилизационную грамоту, — вот, ознакомься и распишись.

Морес покинул дом Кинта под утро, за ним приехал Маар и отвез на станцию воздухоплавания, а Кинт остался сидеть за столом. Перед ним лежал жетон инспектора секретариата безопасности, казначейское распоряжение на три тысячи шестьсот кестов золотом и пухлая кожаная папка с документами, с которыми Кинту предстояло ознакомиться. Содержание некоторых бумаг надлежало выучить наизусть, а сами бумаги сжечь.

— Ты даже не ложился? — сонная Сэт появилась в дверях, закутанная в шерстяное одеяло.

— Нет.

— А Морес?

— Он уехал.

— А ты, когда уезжаешь ты? И как надолго?

— Весной… не знаю как надолго.

— А ехать обязательно?

— К сожалению да.

— Раз ты так считаешь, поезжай, — Сэт подошла к Кинту и положила руку ему на голову, — пойдем спать.

— Пойдем, — Кинт сгреб со стола все оставленные Моресом «подарки» в толстую кожаную папку и задвинул ее на дальнюю полку в шкаф.

На следующий день после отъезда Мореса у Кинта и Григо был разговор, серьезный разговор. Сэт рассказала утром отцу о планах мужа на весну, пока Кинт с Даймом ходили за водой к колодцу в конце улицы, точнее ходил Кинт, а Дайм ехал в санках, обняв бочонок. Сказать, что Григо огорчился, это ничего не сказать, и после семейного завтрака, пригласив Кинта в лавку провести ревизию остатков товара, высказал ему все, что думает об этих планах, о Моресе Таге и собственно о безответственном Кинте. Но пылкая и гневная речь Григо сошла на нет, после того как Кинт рассказал о причинах, побудивших его согласиться на предложение Мореса. О сожженных в камине листах протокола допроса, о перспективе отправиться всем семейством на каторгу, и это в лучшем случае…

— И не Морес тому причина, Григо.

— Неужели ты так и проживешь всю жизнь в обнимку с оружием, искушая судьбу, вместо того, чтобы жить нормальной жизнью? — выслушав Кинта, Григо успокоился и просто, чтобы занять руки, листал толстую кассовую тетрадь лавки.

— Это у меня спрашивает контрабандист, отошедший от дел к пятидесяти годам, внезапно вспомнив о дочери?

— Это другое…

— Нет Григо, вы делали то, что у вас хорошо получается в желании заработать кестов для безбедной старости, но когда встал вопрос о вашей свободе и следовательно, о жизни дочери — вы сделали выбор, правильный выбор. Я свой выбор тоже сделал — закон закроет глаза на некоторые приключения нашей семьи, а я послужу терратосу, в конце концов, я присягал на верность монарху, который снова занял престол. Согласитесь, служба императору в любом случае лучше, чем быть до конца жизни по другую сторону закона, пусть и несправедливого, но другого закона у нас нет.

— Ты можешь погибнуть, Кинт, или опять сгинуть на долгие годы, а как же Дайм, Сэт?

— Григо, не надо подсказывать преисподней…

— Ладно, пусть хранят тебя Небеса, — Григо захлопнул тетрадь, — тогда до весны тебе нечего делать в лавке, мне и Маар хорошо помогает, а ты проведи это время с семьей.

— Вообще-то, именно это я и собирался сделать.


Загрузка...