Глава девятнадцатая Огненный лев

На завтра мы с королем снова прибыли в древний Стоунхендж. Когда мы появились, отшельник молился в центре каменного кольца, но, заметив нас, встал, перекрестился и шагнул нам навстречу:

— То, что я сейчас открою тебе, Энгус, потребует всех твоих сил и всего твоего понимания, основанного на вере. Не бойся, Бог с тобою даже в самые темные твои минуты и дни.

Я вздрогнул, как вздрогнул и мой друг Альфред, услышав такие речи.

— Энгус, — печально продолжил отшельник, низко опустив голову, — король Родри Ап Мерфин, тот, кого все звали Родри Маур, — мертв!

Я пошатнулся и упал как подкошенный на мягкую сырую землю.

Начал накрапывать мелкий теплый дождь.

— Лучше выпить всю горечь разом, Энгус, чем отравляться капля за каплей. В битве против Цеовульфа и датчан погибла и Гвинет.

Тут я уже и вовсе зажмурился от боли, словно меня ударила молния. Голова у меня закружилась, и я пришел в себя, лишь когда руки отшельника и Альфреда легли мне на плечи. Передо мной продолжали проплывать картины жизни с Гвинет… И вот теперь все грезившееся счастье, вся красота завоеванного мира стали ничем, прахом, пылью… Словно буря пронеслась над моей жизнью, вырывая с корнем деревья, сравнивая с землей здания. И эта нерассуждающая черная сила теперь упрямо твердила мне, что всем моим планам, всем мечтам и надеждам пришел конец. О, Гвинет, которую я любил больше всего на свете… Ее больше нет среди живущих.

Я вцепился ногтями в землю, и мир завертелся у меня перед глазами. Я упал лицом прямо в землю, в грязь. Как, за все страдания, за все сражения и усилия получить в награду такое неслыханное поражение и такую чудовищную потерю! Я рычал и ревел от боли, и рев мой сливался со стоном и слезами земли…

Альфред и отшельник печально смотрели на меня, а я валялся на земле, как тряпка, как старые ненужные лохмотья. Но во мне не было стыда, хотя еще за минуту перед этим я и считал себя настоящим воином. Что ж, пусть теперь я стану лишь бренными человеческими останками. Я думал обо всех потерях, которые понесла Британия, а может быть, еще несет и сейчас; думал о преданных мне воинах, бывших рабах, и о том, какое горе скрывают их мужественные лица. О, сколько трагедий таится за спокойными с виду лицами этих несчастных людей! Думал я и об Альфреде, о его мужестве и настойчивости.

Молчание сопровождало мои страшные мысли, и снова перед моим мысленным взором возникли Гвинет и король Родри, всегда бывший отцом своему народу…

— Какое несчастье… Но что нужно сделать, чтобы немедленно наказать норманнов?

— Должен сообщить тебе, Энгус, что Оуен и Гвенора уже разбили врага и восстановили справедливость. После той страшной потери они немедленно обвенчались и, объединившись с сыновьями Родри, наголову разбили Цеовульфа.

— О, проклятье! Ведь я столько сражался за Господа и, наверное, заслужил лучшей доли! — Смерть Гвинет запустила когти в самую сердцевину моей веры. Она покусилась на то, что я уже считал неколебимым.

— Но вера не кончается, Энгус, — глубоко скорбя, напомнил мне старик.

— Но что же это за Бог, который награждает детей своих такой несправедливостью?! — гневно воскликнул я, почти с ненавистью глядя в глаза отшельника.

Однако он ответил мне нежным любящим взглядом и сказал то, что навеки запечатлелось в моей душе:

— Энгус, много раз человек в своей жизни сталкивается с несправедливостью и всегда вопрошает: за что?! За что в мире так много страданий? За что позволяет Он свершаться всем этим бедствиям и повергает людей в такое изобилие несчастий? И ответ, Энгус, заключается лишь в одном слове: человек. Ведь Бог не говорит человеку: «Убей его!» или «Разрушь его дом и забери себе все, если считаешь, что так нужно сделать». И не говорит Он: «Ненавидь брата своего, уничтожь, преврати его в пыль, чтобы зарыдали его женщины». Ничего этого Бог не приказывает человеку, Энгус, и только сам человек приказывает это себе, плодя несправедливость и смерть. Ибо человек — раб греха, того греха, который Бог так хочет убрать из его души. Но мы свободны в своем Боге, и потому выбор за нами, мы должны сами принимать решения и быть хозяевами своего пути под Божьим благословением.

Я встал на колени и смотрел на старика, желая услышать от него что-нибудь еще, что могло бы уменьшить мою боль и успокоить мою душу. Что-нибудь, что повело бы меня дальше к Богу. Но я больше ничего не услышал, и моя боль снова кинула меня на землю, и снова я рычал, как раненый зверь, ибо потеря Гвинет означала для меня самое тяжелое и окончательное поражение. Скоро рев мой превратился в хрип, который эхом разносился над таинственными камнями. В этой боли мне хотелось схватить свалившийся на меня неизвестно откуда меч и зашвырнуть его подальше и освободиться от этой непосильной ноши, которая была мне не по плечу.

Я схватил меч и стиснул рукоять изо всех сил. А затем отбросил его как можно дальше и снова упал на землю. И снова плач мой разнесся далеко над камнями и лесом, и только спустя какое-то время я вдруг понял, что рев этот исходит вовсе не от меня. Это ревело от боли какое-то животное, и вся местность вокруг заливалась ярким красноватым светом. Рев становился все сильнее и сильнее, и вот — земля зашаталась подо мною.

Я собрал все свое мужество и шире открыл глаза. И тогда, отерев слезы, я вдруг увидел перед собой страшилище, застилавшее все небо. Это было то чудовище, которое я видел во сне в обители Ненниуса, но только оно оказалось огромным, созданным из огня, и угрожающе рычало в страшном гневе. Никогда я не видел такого мощного, гордого и в то же время пугающего образа. Это было фантастическое видение над древним капищем… Но вот гигантский зверь из огня, издав последний ужасающий рык, стал таять на глазах и наконец растаял, как дым от потухшего костра.

— Боже мой… — едва слышно прошептал я.

И тогда старый отшельник положил ладонь мне на голову и, снова благословив меня, протянул руку, чтобы помочь подняться. Альфред оставался на коленях, углубившись в молитву. Вдалеке, воткнутый острием в землю, мерцал мой меч. Я подошел к нему и снова взял его в руку.

— Вот почему Ненниус учил тебя добродетелям, Энгус, — все так же спокойно продолжал объяснять мою судьбу старец. — Чтобы принести в мир справедливость, Бог должен рассчитывать хотя бы на некоторых своих детей. Тебе нужна вера, Энгус, ибо ты еще не знаешь, для чего предназначил тебя и твоих потомков Господь. Поверь моим словам, Энгус. Гвинет сейчас в царстве Божием и полна невообразимого счастья: она вместе с нашим Господом, Энгус! И также Родри, настоящий человек и настоящий король. И он знает, что его сыновья непременно сокрушат врага.

— В таком случае я должен немедленно отправиться в замок Динефвр, чтобы помочь им окончательно добить Цеовульфа.

— Нет, Энгус. Мне было видение, что это произойдет и без тебя, причем самым чудовищным для Цеовульфа образом. С каким бы уважением и состраданием я ни относился к твоему горю, Энгус, сейчас самым разумным для тебя будет отбыть в родную деревню. Твои потомки должны быть скоттами, и для этого тебе нужно смешать свою кровь с сильной здоровой кровью. Она еще понадобится для будущих тяжелых битв. Храбрость скоттов широко известна на нашем острове всем захватчикам, пытавшимся запустить когти в его землю. Поэтому ты немедленно должен отбыть на родину и начать новый славный род МакЛахланов. Бог позволил тебе не потерять веру в самые трудные времена и исполнить свою высокую миссию с мужеством льва.

— Но я не благородной крови, преподобный отец. В моем роду никогда не было королей, и потому как я смогу основать клан такой доблести, о котором вы говорите, и с теми качествами, которые хочет видеть в человеке Бог?

— Ты ошибаешься, Энгус! Я уже не говорю о том, что отец твой был благороден и честен до самой смерти. Ты сам, Энгус, во всех испытаниях выказал не меньшее мужество. А кроме того, знай, род МакЛахланов ведет свое происхождение от великого короля острова Эрин!

Это открытие буквально парализовало меня.

— Эдх, великий король Эрина, одной крови с тобой, мой храбрый воин, и ваши потомки будут всегда охранять границы Британии! Скажу тебе больше: земля скоттов никогда не будет побеждена никем. Так ступай же и вдохни новую жизнь в клан МакЛахланов!

— Но, преподобный отец, я совершенно опустошен всем, что случилось со мной, и не чувствую в себе сил отправляться сейчас же на север.

— Ты должен это сделать! Не бойся! Вспомни об апостолах, которым Господь доверил предназначение человека, — ведь и они, все без исключения, тоже боялись! Но Господь сказал им: «Если будут преследовать меня, то и вас будут преследовать». И еще: «Не бойтесь!». Поэтому не бойся, Энгус. Ибо будущее твое гораздо лучше, чем ты себе представляешь, и печали твои рассеются перед величием дел. Все люди боятся, Энгус, но ты не должен бояться тайны Бога. Поэтому бери свой меч и ступай на север за своей судьбой! За судьбой клана МакЛахланов!

Альфред положил руку мне на плечо:

— Иди же, Энгус! Британия ждет тебя! И для этого высокого предназначения Господь выбрал самого благородного из своих сыновей.

Я оперся на руку моего верного друга и встал.

— Вы самый благородный человек из всех, кого я знаю, — сказал я королю.

Потом я попросил отшельника отвести нас в какую-нибудь молельню, чтобы помолиться там о Родри и Гвинет, и он с радостью согласился. В часовне старик произнес немало незабываемых слов, поминая их. Только впоследствии я узнал, что этот отшельник был аскетом, и монахи показали мне множество книг, заставки в которых были сделаны в его честь. Там изображались сцены, как он получает вести от Бога и как ангелы молятся за его преданную Господу душу. А в будущем он совершил еще немало чудес.

И вот снова мы, все трое, преклонили колена. Я уже принял и свою непосильную ношу, и меч. Мы молились, каждый воткнув перед собой меч в священную землю и глядя на крест его рукояти.

Сила льва… Я посмотрел на меч и увидел на его рукояти именно того зверя, который накрыл нас полчаса назад, и зверь этот держал в лапе крест. Этот образ навеки остался в памяти каждого из нас. Навеки. Я же просил у Бога силы, чтобы поскорее исполнить свое дело, ибо не чувствовал в себе уверенности постоянно жить с тайной.

Вскоре я простился с Альфредом, и мы поклялись в вечной дружбе друг другу и преданности нашему Господу Иисусу Христу.

Я покинул Уэссекс вместе со своим отрядом и пустился на своих сорока драккарах в море, правя к дому на север, в землю скоттов, в деревню моей матери.

Загрузка...