Эльдорадо. Книга 1. Золото и кокаин

Глава тринадцатая Первый рейс

На следующее утро мы вылетели в Колумбию.

Мне, разумеется, не терпелось взглянуть на Южную Америку из кабины пилотов, но Кэп строго-настрого запретил мне покидать грузовой отсек. В результате я провел три часа в полном одиночестве, бесцельно шатаясь между ящиками с разноцветной маркировкой и ругая себя за то, что не захватил в дорогу Кинга. Я представлял себе расстилающуюся под стальным брюхом «Кита» непроходимую сельву, широкие медленные реки, кишащие пираньями и аллигаторами, затерянные под кровом дождевого леса индейские деревушки, и сердце мое билось все сильнее и тревожней. То, о чем я мечтал в детстве, о чем я столько читал в книгах, было совсем рядом, а я, как нарочно, был заперт в этом металлическом гробу. В грузовом отсеке «Кита» имелись иллюминаторы, но в них я видел только белую пелену облаков, сквозь которую кое-где просвечивали зеленые и голубые пятна. В конце концов я нашел слабое утешение в мысли, что из кабины пилотов видны, вероятно, все те же облака.

Потом «Кит» пошел на посадку — довольно резко, будто провалившись сразу на несколько километров. Иллюминаторы заволокло седым туманом.

Самолет начало ощутимо трясти — ящики, опутанные крупноячеистыми сетями из крепких канатов, беспокойно заерзали по полу. Я живо представил себе, что произойдет, если одна из сетей порвется и гора ящиков прижмет меня к переборке. «Может, это и случилось с прежним переводчиком? — мелькнула у меня безумная мысль. — Расплющило грузом?»

«Кит» выровнялся, тряска прекратилась. За иллюминатором вновь засияло солнце. Внизу расстилалось сплошное зеленое покрывало лесов без малейшего намека на город или хотя бы поселок.

«Доставка гуманитарных грузов в труднодоступные районы», — вспомнил я слова Рикардо. Интересно, для кого предназначены эти ящики? Для индейцев, не имеющих никаких контактов с цивилизацией?

Дверь кабины пилотов приоткрылась, показалась голова Трофимова.

— Ты пристегнись, что ли, — озабоченно сказал он, — сейчас садиться будем.

И, прежде чем я успел ответить, он нырнул обратно.

Предупреждал он меня зря — посадка оказалась на удивление мягкой. «Кит» коснулся земли, чуть заметно подпрыгнул и покатился по полосе так гладко, словно мы были не в глухой колумбийской сельве, а в аэропорту Шереметьево.

Спустя несколько минут из кабины вышли Кэп и Харитонов. Я шагнул было к ним, но Кэп выставил вперед широкую ладонь.

— Не мельтеши!

Харитонов едва заметно пожал плечами и заговорщически мне подмигнул — мол, сам видишь, шеф не в духе. Про себя я подумал, что, хотя наше знакомство с Дементьевым трудно было назвать долгим, я еще ни разу не видел его в другом настроении.

Кэп и радист прошли на середину отсека, Харитонов повозился с замками и открыл люк. Влажный, полный незнакомых ароматов воздух проник в самолет. Там, за бортом «Кита», кто-то кричал, верещал, щелкал, ухал на сотни ладов. Мне ужасно хотелось подойти и выглянуть наружу, но нарываться на очередную грубость со стороны Кэпа я желания не испытывал.

Кто-то хлопнул меня по плечу. Я обернулся — это был, конечно, Трофимов.

— Готовы, сэр?

Я заметил, что при других членах экипажа Петя никогда не называл меня «Диней». Видимо, понимал, что я и без того чувствую себя не слишком комфортно.

— Как пионер, — отозвался я. — Вот только мне было приказано не мельтешить.

— Погоди, — загадочно усмехнулся Петя. — Сейчас они там выяснят, кто сегодня на раздаче, тут-то твой выход и объявят.

— А как они выясняют? — удивился я. — Без переводчика-то?

— На языке жестов, — хмыкнул Трофимов. — Да не переживай ты так, все равно без тебя ничего не начнется…

В люк просунулась чья-то черноволосая голова. Петя сразу же замолчал.

— Где переводчик? — резко спросил черноволосый по-испански.

— Я переводчик, — ответил я, делая шаг вперед.

В следующую секунду он уже стоял рядом со мной. Как у него это получилось — я не понял. Он был маленького роста, худой и жилистый, с резкими, рублеными чертами лица и коричневой кожей. «Индеец», — подумал я.

— Меня звать Хуан, — сказал он отрывисто. — Я буду говорить, ты будешь переводить. Слово в слово, никаких ошибок. Esta claro?[33]

Я молча кивнул. Только сейчас я обратил внимание на две вещи, почему-то ускользнувшие от меня в первое мгновение: Хуан был одет в зеленовато-коричневую камуфлированную форму и за спиной у него висел автомат Калашникова.

Старый добрый АКМ, из которого мне не раз доводилось стрелять и в учебке, и на заставе.

— Ты хорошо знаешь испанский? — подозрительно спросил он. Видимо, его насторожило мое молчание. У него был какой-то странный акцент, но слова он произносил четко, фразы строил простые и короткие.

— Да, Хуан, — смиренно ответил я. — А что, у вас раньше были проблемы с русским переводчиком?

Не знаю, зачем я это спросил. Возможно, потому, что понял: никто из экипажа «Кита» правды мне не расскажет. А из нашего разговора с Хуаном никто ничего не поймет.

Маленький индеец уставился на меня своими пронзительными черными глазками.

— Не у меня, — сказал он, криво усмехнувшись. — У него были проблемы. И не со мной. А с твоими друзьями.

Потом резко повернулся к штабелям ящиков и, потеряв ко мне всякий интерес, принялся их считать. Никаких пометок он не делал, просто шевелил губами и водил по воздуху коричневым пальцем.

— Ну что, — спросил шепотом Трофимов, — познакомились?

— Во всяком случае, его имя я теперь знаю. А как меня зовут, ему, по-моему, неинтересно.

— Сколько всего зеленых ящиков? — спросил Хуан, не оборачиваясь.

Он, видимо, имел в виду цвет маркировки — так-то все ящики были одного цвета.

— Кажется, сорок, — сказал я, не подумав.

Индеец повернул голову.

— Кажется? — переспросил он с неприятной интонацией.

— Видите ли, Хуан, я же переводчик, а не суперкарго…

— Так какого дьявола ты отвечаешь, если ты не суперкарго?

Возразить было, по сути, нечего. Я дернул Трофимова за рукав.

— Он хочет, чтобы ему доложили, сколько ящиков на борту. Кто этим занимается?

— Пжзедомский. Позвать его?

— Да уж, будь добр. А то, по-моему, наш гость сейчас рассердится.

Второй пилот не заставил себя долго ждать. Повел он себя неожиданно дружелюбно — пожал Хуану руку, а мне даже улыбнулся, хотя и несколько напряженно.

— Ну, юноша, — сказал он, — какие у вас возникли вопросы?

Я объяснил. Пжзедомский извлек из кармана сложенный листок, распечатанный на матричном принтере.

— Так, переведите ему, юноша: контейнеров с маркировкой «эм-зеленый» — сорок штук.

«Я же говорил», — подумал я мстительно.

— А с желтой? — спросил Хуан.

— «Зет-желтых» — двадцать пять.

— Почему так мало?

Это прозвучало так, что по спине у меня пробежали мурашки.

Я перевел, стараясь смягчить агрессивную интонацию Хуана.

— Не ко мне вопрос, — развел руками Пжзедомский. — Это компетенция господина Дементьева.

— Петя, — сказал я, — позови, пожалуйста, Кэпа.

Но Трофимов уже и сам понял, что разговор принимает нежелательный оборот. Он, как спринтер, метнулся к люку и исчез в проеме.

— Ты не понял вопрос? — прищурившись, спросил Хуан. — Я спросил — почему так мало желтых ящиков?

— Наш второй пилот не знает. А я не суперкарго, а переводчик. Я позвал Кэпа.

Это почему-то развеселило индейца. Правда, ухмылка у него была тоже довольно зловещая.

— Хорошо, — сказал он. — Подождем Кэпа.

Наконец Кэп явился, и начался длинный и, на мой взгляд, почти бессодержательный спор. Хуан был явно недоволен тем, что каких-то контейнеров было меньше, чем в прошлый раз; Кэп, как механический органчик, твердил, что все было обговорено с каким-то доном Эстебаном и что если у Хуана и его товарищей есть претензии по существу, то ему нужно заявлять эти претензии непосредственно дону Эстебану, а вовсе не Кэпу, который, как всем хорошо известно, не более чем рабочая лошадка с крыльями.

В конце концов упрямство Кэпа пересилило. Хуан забористо выругался и сплюнул коричневой слюной прямо на пол отсека.

— В следующий раз, — сказал он, — я поеду в Боготу и отрежу дону Эстебану яйца. Так ему и передай.

Кэп серьезно кивнул. Хуан подошел к люку, высунулся и что-то крикнул на незнакомом мне языке.

— Крутой, — сказал Дементьев неодобрительно. — Яйца он Эстебану отрежет… Это он у себя в джунглях такой смелый…

Хуан, словно поняв, о чем идет речь, обернулся и бросил на Кэпа пронзительный взгляд.

— Скажи, пусть откроют грузовой люк, — крикнул он мне.

Я перевел. Кэп кивнул Трофимову, тот рысцой побежал в кабину. Все происходило в каком-то нервном темпе, и трудно было отделаться от ощущения, что вся команда, включая и самого Дементьева, хочет поскорее убраться отсюда.

Со скрипом раскрылись створки грузового люка. Внезапно весь отсек оказался заполнен маленькими смуглыми людьми в такой же пятнистой форме, как у Хуана. Почти все были вооружены «калашниковыми», у одного я заметил израильский «узи». На нас они не обращали внимания. Быстро и сноровисто, словно муравьи, они освободили контейнеры от удерживавших их сеток и поволокли вниз по выпавшему из люка языку грузового трапа.

— Перекур, — сказал Трофимов, вытаскивая пачку «Житан». — Ближайший час, а то и два работы у тебя будет не много.

Он протянул мне сигарету. Я покачал головой.

— Я лучше выгляну, посмотрю, что снаружи творится.

Петя воровато огляделся.

— А чего там смотреть? Джунгли и джунгли, тоска зеленая. Ну, глянь, конечно, если уж так невтерпеж…

Снаружи было жарко и влажно. Сплошная стена сельвы высилась метрах в тридцати от самолета — переплетение ветвей, лиан, тонких стволов, высоких трав, усеянных крупными цветами кустов. А вдоль этой зеленой стены тянулась темно-серая бетонная взлетно-посадочная полоса, на которую и приземлился наш «Кит».

Она тянулась прямо посреди сельвы, прямая и ровная, как немецкий автобан. Ничего удивительного в этом не было бы (в конце концов, взлетно-посадочные полосы и должны быть прямыми и ровными), если бы не окружавшие ее джунгли. По обе стороны от полосы вся растительность была выкорчевана и выжжена. Земля там была почти черной и плотно утрамбованной какой-то тяжелой строительной техникой.

Зрелище это производило сильное впечатление. Чтобы сделать такую первоклассную полосу, нужны были бульдозеры, экскаваторы и асфальтоукладчики. Нужны были грузовики с гравием. Каким образом все это появилось посреди глухих южноамериканских джунглей, было совершенно непонятно.

Впрочем, если здешние жители нуждались в гуманитарной помощи, которую можно было доставить лишь самолетом… Нет, ерунда получается. Выходит, правительство смогло выделить немалые средства на то, чтобы построить в самом сердце сельвы первоклассный аэродром, но не сумело помочь своим собственным гражданам, чья жизнь зависит от таких компаний, как «El Jardin Magico», поставляющих им продукты и медикаменты?

Было во всем этом что-то неправильное, какая-то нестыковка, порождающая множество вопросов. Но меня волновала не столько явная алогичность всего происходящего, сколько бросающаяся в глаза нервозность Кэпа и всего экипажа. Внезапно я понял, что мне напоминало их поведение: пару раз я по просьбе Руслана ездил с ним и его товарищами на бандитские «стрелки». Ничего особенного от меня не требовалось, просто своим присутствием обеспечивать массовку, да и до стрельбы или поножовщины на этих разборках ни разу не дошло, но ощущение электрического напряжения, буквально потрескивавшего в воздухе, я запомнил очень хорошо. И вот теперь Кэп, Пжзедомский и даже Петя вели себя так, как будто приехали не к нуждающимся в гуманитарной помощи индейцам, а на «стрелку» к бандитским авторитетам…

Я прошел немного по полосе. Рядом, не обращая на меня никакого внимания, сновали маленькие и деловитые смуглые люди. Вовсю жарило солнце, дальний конец полосы был окутан колеблющимся сизым маревом. Туда, в это марево, уползали желтые электрокары, нагруженные привезенными нами ящиками, словно огромные муравьи, бредущие с добычей в свой муравейник.

Электрокары, как я успел увидеть, были новенькие, японские. Куда они везли наш «гуманитарный груз», я так и не узнал, потому что шагах в пятидесяти от самолета меня остановили два довольно свирепого вида охранника, направившие на меня стволы своих «калашей».

— Стоп, гринго, — сказал один из них, скорчив презрительную гримасу. — Стоп, стоп! Atras![34]

Я остановился и поднял руки на уровень груди, выставив вперед ладони.

— Я только хотел прогуляться, — сказал я миролюбиво. — Хотел посмотреть на сельву.

— Нечего смотреть, — огрызнулся один из охранников. — Иди назад, быстро. Не то… — И он угрожающе повел стволом автомата.

Спорить с ним я не стал. Повернулся и пошел обратно к «Киту».

— Ну, нагляделся? — спросил меня Трофимов, когда я вернулся в самолет. — Как впечатления?

— Какие-то они здесь недружелюбные, — сказал я. — Вот и вози таким гуманитарную помощь…

Петя криво усмехнулся.

— Ничего, со временем привыкнешь. Их главное не злить, а так они по-своему нормальные парни. Во всяком случае, честные.

К нам подошел жующий Харитонов. В руке у него был надкушенный бутерброд.

— Что, молодежь, скучаем? А ну-ка, помогите там с разгрузкой, а то обезьянки медленно работают.

При этих словах он бросил на меня быстрый лукавый взгляд — видно, не забыл, как я вчера среагировал на «обезьянок».

Петя театрально вздохнул и сделал шаг по направлению к грузовому отсеку, но я не двинулся с места.

— Я неясно выразился? — удивился радист. — Повторить?

— Вчера вечером, — сказал я вежливо, — я имел разговор с Кэпом. И Кэп очень доходчиво объяснил мне, что я должен только переводить, а не заниматься логистикой, погрузкой и так далее. А также рассказал, как мне следует реагировать, если кто-то из экипажа, за исключением его самого, попробует заставить меня делать что-то помимо моих должностных обязанностей. Процитировать?

Лицо Харитонова приобрело оттенок вареной свеклы.

— Вот, значит, как ты заговорил? Думаешь, побежал к Кэпу, пожаловался, и все сразу тебя полюбили? Ошибаешься, Денис Батькович, очень ошибаешься!

— Я Денис Владимирович, — подсказал я. — Запомнить несложно — у нас с вами отчества одинаковые.

Радист не удостоил меня ответом, резко повернулся и направился в грузовой отсек.

— Круто ты с ним, — задумчиво проговорил Трофимов. — Теперь жди какой-нибудь подлянки… А ты что, действительно к Кэпу ходил?

— Ага, — хмыкнул я. — Знаешь, армянское радио спрашивают: правда ли, что Рабинович выиграл в лотерею «Волгу»? Армянское радио отвечает: правда, только не Рабинович, а Иванов, не в лотерею, а в карты, не «Волгу», а «Запорожец», и не выиграл, а проиграл. — И я кратко пересказал Трофимову суть своей беседы с Кэпом.

— Слушай, старик, — сказал Петя, — мне как бы неудобно… это ж я тебя вчера с толку сбил с этими контейнерами… надеюсь, ты не думаешь, что я это сделал специально?

— Не думаю. А вот в том, что сейчас Харитонов собирался повторить этот фокус еще раз, не сомневаюсь.

— Чем-то ты ему не нравишься.

— А предыдущий переводчик ему тоже не нравился?

— Опять ты о своем, — сокрушенно вздохнул Трофимов. — Нет, если хочешь знать, твой предшественник как раз был в прекрасных отношениях с нашим радистом. — И, не желая больше продолжать этот разговор, ушел в кабину пилотов.

Я остался один. Солнце быстро спускалось к западу. Подлесок окутал туман, звуки стали приглушеннее, будто тонули в плотной вате. Грузовой отсек почти опустел; несколько колумбийцев сгружали на платформу электрокара последние контейнеры.

— Каронин! — рявкнул Кэп прямо у меня над ухом.

Я даже подскочил от неожиданности. Пока я любовался вечерней сельвой, Дементьев ухитрился незаметно подобраться ко мне со спины.

— Что, Леонид Иванович?

— Спишь, что ли? — брюзгливо спросил Кэп. — Мне тут Харитонов жаловался, ты его послал?

— Не совсем, — сказал я. — Но, в общем, можно и так сказать.

— Не рано борзеешь, молодой?

На мгновение мне показалось, что они тут все сговорились — и Кэп, и Харитонов, и даже Петя. Решили совместными усилиями устроить мне невыносимую жизнь. Но потом я догадался, что недовольный тон Дементьева может быть просто очередной проверкой на вшивость.

— Никак нет, Кэп, — бодро ответил я. — Выполняю ваше распоряжение, полученное вчера.

Дементьев усмехнулся.

— Ладно, Каронин, будем считать, что урок ты усвоил. Но впредь хамить радисту не советую — он человек непростой.

— Да я тут вообще простых что-то не вижу, — не удержался я.

Кэп уставился на меня колючим взглядом.

— А ты тут не для того, чтобы наблюдать, Каронин, а для того, чтобы обеспечивать коммуникацию. И ровно через пять минут тебе представится отличная возможность продемонстрировать всем свое умение. Все ясно?

— Так точно, Кэп. Ясно.

— Тогда двигай за мной, Каронин. Сейчас у нас будет важный разговор с Хуаном и еще одним человеком. И боже тебя упаси ошибиться хоть в одной запятой.

К моему разочарованию, «важный разговор» состоялся не за пределами охраняемой автоматчиками зоны, где я мог бы увидеть хоть что-то, дающее представление о месте, куда мы привезли несколько десятков тонн «гуманитарного груза», а под крылом «Кита». Трофимов принес туда несколько раскладных брезентовых табуретов и такой же походный столик. На столик он поставил бутылку «Столичной», несколько пластиковых стаканчиков и пепельницу.

— А закуска? — спросил я, наблюдая за его манипуляциями.

— Рукавом занюхают, — мрачно отозвался Кэп. Он напряженно всматривался в туман, наползавший от густого подлеска.

Из тумана вышли четверо — двое охранников, державших наготове автоматы, знакомый уже мне Хуан и старый, совершенно седой человек, одетый, в отличие от остальных, не в камуфляж, а в странное черное одеяние, чем-то напоминавшее рясу монаха.

Кэп принял вид радушного хозяина и широким жестом пригласил всех к столу.

— Сеньор Боно! — воскликнул он. — Какая честь видеть вас здесь!

Одетый в черное Боно холодно ответил на приветствие и первым уселся за стол. Подскочивший Трофимов тут же налил ему водки.

— Налейте переводчику, — велел Хуан, даже не взглянув в мою сторону.

— Это опасно, — ухмыльнулся Кэп, — а вдруг он напьется и начнет делать ошибки?

— Тогда мы его пристрелим, — равнодушно ответил Хуан. — Но налить ему надо. И этому, — он кивнул на Трофимова, — тоже.

Петя разлил водку по стаканчикам. Охранники остались шагах в десяти от импровизированного застолья, и им выпить никто не предложил.

— За наших русских друзей, — произнес Боно с каменным выражением на лице. — Выпьем!

Водка была ледяная — видно, Трофимов только что достал ее из морозилки. Хуан крякнул, глаза его налились красным. Боно опрокинул свой стаканчик, даже не поморщившись.

— К делу, — сказал он.

Хуан, отдышавшись, вытащил откуда-то большую тетрадь в кожаном переплете, раскрыл и положил перед собой на столик.

— Вы привезли не все, что мы заказывали. — Он ткнул пальцем куда-то в тетрадь. — Вот по этим позициям — «зет-желтая», «джи-зеленая», «эф-черная» — серьезные расхождения с нашим заказом. И еще культиваторы. Ты говоришь, что это решает Эстебан, — ладно, хорошо, пусть Эстебан. Но тогда передай Эстебану — он тоже будет получать товара меньше. У нас есть кому продавать товар — Эстебан, мать его, не единственный покупатель в этой стране.

Кэп, похоже, был готов к такому повороту событий, потому что начал отвечать гладко, словно читал по бумажке. Переводить его было одно удовольствие — не то что утром, когда он волновался и путался в словах.

— Это ваше право, сеньор Хуан, и, безусловно, я передам все, что сейчас от вас услышал, дону Эстебану. Но прошу вас, не сокращайте количество товара прямо сейчас. Вы же понимаете, что если вы сделаете это без предупреждения, дон Эстебан накажет не вас, а меня и моих людей. И в этом случае никто не получит никакой выгоды, а вам придется иметь дело с новым экипажем, и еще неизвестно, будут ли эти люди лучше нас.

Хуан мотнул головой.

— Нет, Кэп. Если мы сейчас отгрузим столько же товара, что и раньше, Эстебан подумает, что мы прогнулись, и будет продолжать вести себя как последняя сволочь. Он, блин, на нас экономит! На тех, кто обеспечивает его сволочное процветание! Он бы на девках своих лучше экономил, ублюдок!

В оригинале эта филиппика звучала гораздо более экспрессивно, но я постарался смягчить наиболее нецензурные выражения. Кэп мигнул Трофимову, и тот снова наполнил стаканчики.

— Сеньор Хуан, я полностью с вами согласен. Но если мы сейчас получим меньше товара, чем ждет дон Эстебан, нас всех просто убьют.

«Он не шутит, — понял я вдруг. — Это никакая не фигура речи — вон как волнуется Кэп, даже капли пота на лбу выступили… И когда он говорит, что нас всех убьют, он и меня имеет в виду тоже».

— Вряд ли, — ответил Хуан равнодушно. — На первый раз простит. Где же он еще найдет такую команду?

Кэп прикусил губу. Индеец его поймал. Скажи он сейчас: «Да где угодно», — и Хуан с полным правом пожмет плечами: ну так нам какая разница, с кем работать? А если экипаж «Кита» и впрямь незаменим, то Эстебану, кем бы он ни был, невыгодно нас убивать.

— Короче, Кэп, — сказал Хуан, — товара сегодня будет на двадцать процентов меньше.

— Сеньор Боно! — Дементьев с надеждой повернулся к одетому в черное старику. — Ну вы-то ведь понимаете, что это для нас смертный приговор! Вы же меня знаете, я никогда никого не подводил!

Старик пожевал бесцветными губами и осушил свой стакан. Сделал он это так равнодушно, будто там была не сорокоградусная «Столичная», а обыкновенная вода.

— Капитан, — проговорил он, — я тебя давно знаю, это правда.

Он выдержал драматическую паузу. Хуан без всякого выражения смотрел на Кэпа. У Дементьева от напряжения дергалась жилка на виске.

— Ты честный человек, капитан, — вновь заговорил Боно. — Насколько это вообще возможно в нашем бизнесе.

Кэп вздохнул.

— Ну так я и прошу — под мою ответственность. Под мое честное слово.

Боно поднял руку, и Дементьев замолчал.

— Нет, так не пойдет. Ты напишешь расписку, капитан. Мы отгрузим товар в полном объеме, но ты отвечаешь за его пятую часть. В следующий раз ты или привозишь нам то, что не привез сегодня, или возвращаешь деньги за пятую часть товара, или… — Он опять сделал паузу. — Или тебе лучше не прилетать сюда вовсе. Хотя, как ты понимаешь, это не спасет твою шкуру.

Кэп утер со лба пот.

— Где же я возьму такие деньги, сеньор Боно?

— А вот это меня не интересует, — отчеканил седой старик. — Я предлагаю тебе простой выбор, капитан. Или ты улетаешь без части товара и разбираешься с доном Эстебаном сам. Или же ты забираешь весь груз, но пишешь расписку. Выбирай.

Хуан неожиданно повернулся ко мне и подмигнул.

— Скажи своему капитану, парень, что сеньор Боно не каждый день бывает таким добрым.

Дементьев выругался сквозь зубы.

— Ладно, — сказал он, — я напишу. Но будет лучше, если вы тоже… сформулируете свои претензии к дону Эстебану письменно.

— Не волнуйся, — презрительно ответил старик, — я уже подготовил письмецо для дона Эстебана…

На этом переговоры и завершились. Поскольку Кэп, разумеется, не умел писать по-испански, это пришлось делать мне под диктовку Боно. Не уверен, что эта расписка имела хоть какую-то юридическую силу, но формулировки ее звучали довольно зловеще. Особенно последняя фраза: «И если я не выполню обещаний, данных брату Боно и брату Хуану перед лицом Бога и Девы Марии, то буду гореть в аду миллион миллионов лет и буду растерзан Дьяволом на миллион миллионов частей и ввергнут в Тьму Внешнюю». Я окончательно убедился в том, что черный балахон Боно когда-то был рясой.

Когда Кэп расписался под этим жутковатым текстом, напряжение, висевшее в воздухе, исчезло, словно электрический заряд, соскользнувший в землю по штыку громоотвода. Хуан хлопнул Кэпа по плечу, Боно невозмутимо допил остатки водки, и наши гости в сопровождении охраны удалились в туман. Очень скоро оттуда вновь послышалось басовитое гудение электрокаров, и в раскрытые створки грузового люка «Кита» начали загружать какие-то тюки. Их подвозили на платформах, их передавали по живой цепочке, затаскивали в грузовой отсек и складывали плотно утрамбованными штабелями. Манипуляции эти происходили почти в полном молчании и на фоне сгущавшихся сумерек выглядели довольно жутковато.

Погрузка заняла три часа — все это время я старался не упускать из виду Кэпа, на случай, если ему вдруг понадобится переводчик, но случай так и не представился. Трофимов сидел в грузовом отсеке с блокнотиком в руках и считал тюки. Снаружи за погрузкой очень внимательно наблюдал Пжзедомский. Он расхаживал вдоль живой цепочки, покуривая трубку с ароматным табаком. Время от времени он останавливался и приглядывался к тому или иному тюку; казалось, он едва удерживается от того, чтобы не залезть туда с головой.

У меня к этому времени уже почти не осталось сомнений в том, какой «товар» грузили в чрево «Кита» одетые в камуфляж бойцы. Если бы Пжзедомский ткнул в какой-нибудь тюк ножом, оттуда наверняка посыпался бы белый порошок. Тогда второму пилоту оставалось бы только потрогать его пальцем а потом облизать, как это делают бандиты из голливудских боевиков. Правда, я не знал, как можно отличить на вкус кокаин от какой-нибудь детской присыпки, но Пжзедомский наверняка был осведомлен лучше меня.

Впрочем, подозревать Хуана и Боно в подлоге было глупо: в этих джунглях детскую присыпку наверняка достать было гораздо сложнее.

Конечно, я знал о том, что Колумбия — один из центров мировой наркоторговли, специализирующийся на производстве кокаина. Знал и о том, что в труднодоступных районах этой страны существуют не только плантации, где выращивают коку, но и целые фабрики, где из листьев этого растения добывают кокаин. Видимо, одна такая фабрика располагалась где-то неподалеку — это объясняло и наличие взлетно-посадочной полосы, и бдительную охрану, и вполне современную технику, непонятно как очутившуюся в дикой сельве. Как любому производству, этой фабрике наверняка требовались какие-то комплектующие, какое-то оборудование — вполне возможно, что его-то мы и привезли сюда из Венесуэлы. Поставщиком этого оборудования был неизвестный мне сеньор Эстебан. И похоже, на этот раз он решил слегка «нагреть» своих партнеров Хуана и Боно, а расплачиваться за это пришлось Кэпу.

Странно, но это открытие (если можно назвать открытием цепочку умозрительных рассуждений) не вызвало у меня сильных эмоций. Возможно, потому, что я был подсознательно готов к чему-то подобному: намеки Трофимова, вскользь брошенная фраза о том, что в район складов редко заглядывает полиция, барская привычка экипажа жить в шикарном пятизвездочном отеле на берегу океана даже самого наивного романтика заставили бы призадуматься. А я не был ни наивным, ни романтиком.

Я даже испытал нечто вроде облегчения: мне наконец стало ясно, почему экипаж, кроме Трофимова, так недружелюбно меня встретил. Эти люди занимались опасным и совершенно незаконным делом. Возможно, они даже друг другу не доверяли, что уж говорить о чужаке, которого ни один из них раньше в глаза не видел. К тому же мой предшественник, судя по всему, сделал что-то, что им очень не понравилось, не зря же Хуан сказал: «У него были проблемы с твоими друзьями». Правда, если верить Трофимову, у прежнего переводчика были хорошие отношения с радистом. Но кто знает — может быть, именно это и сыграло роковую роль в его судьбе?

Погрузка закончилась незадолго до полуночи. Снова появился Хуан, коротко спросил Кэпа: «Все нормально?» Кэп сверился с блокнотом Трофимова, посовещался с Пжзедомским и кивнул: «Да».

— Тогда летите, — сказал Хуан. — И помни, Кэп, ты дал слово.

Он махнул рукой, и вдоль проложенной в сельве посадочной полосы зажглись яркие огни.

«Кит» взлетел в бархатную колумбийскую ночь, к крупным, словно горох, звездам. На этот раз Кэп приказал мне находиться в кабине пилотов — видимо, из опасения, что я не удержусь и проковыряю дырочку в одном из тюков. Таким образом, я стал невольным свидетелем «выяснения отношений» среди экипажа.

— На этот раз вроде бы пронесло, — вздохнул Лучников (пока мы находились на земле, я вообще его не видел — он безвылазно сидел в кабине).

— Если только это называется «пронесло», — желчно усмехнулся Пжзедомский. — А я ведь предупреждал, что этот Робин Гуд рано или поздно нас подставит.

Кого он называл Робин Гудом — то ли Эстебана, то ли Боно, — я так и не понял.

— По всем понятиям, мы теперь им должны, — поддержал его Харитонов. — И должны так, что мама не горюй.

— Не мы, а я, — веско сказал Кэп. — Расписку писал я, и ответственность вся на мне.

Я заметил, что легче от этих его слов никому не стало.

— Как будто Боня разбираться станет, — возразил радист. — Вы ж сами знаете, Леонид Иваныч, если что, хлопнут всех…

— А Эстебан точно не заплатит? — робко спросил Трофимов.

— Догонит и еще раз заплатит, — оборвал его Кэп. — Как мы ему докажем, что он кому-то чего-то недопоставил?

— Накладные же есть, Леонид Иванович… — неуверенно проговорил штурман.

— Ты с ними в суд пойдешь? Все было на честном слове. Эстебан просто скажет, что его не так поняли. А кто подтвердит, что мы правы?

— Так вы ж сами с ним разговаривали, Кэп.

Дементьев на мгновение оторвался от своих приборов и обернулся ко мне.

— Был еще один человек, если кто не помнит.

Видимо, он имел в виду предыдущего переводчика. Для меня не стало сюрпризом, что после этих слов в кабине повисла мертвая тишина. Я уже привык к тому, что экипаж «Кита» всячески избегал разговоров о моем предшественнике.

Мое присутствие явно мешало остальным обсуждать крайне важную для них проблему. Я потянулся и, стараясь, чтобы это прозвучало естественно, спросил:

— Долго нам еще лететь-то? Я бы покемарил.

— Валяй, — разрешил Кэп. — Посадка через шесть часов.

Это меня удивило, потому что перелет из Венесуэлы занял у нас всего три часа. Но, поскольку никто не сообщал мне, куда мы летим, решил лишних вопросов не задавать.

Когда я проснулся, кабина была залита ослепительным светом встающего солнца. Мы летели прямо на поднимающийся из-за горизонта раскаленный диск. А под крыльями «Кита» лежал пламенеющий в рассветных лучах океан.