У меня было правило: если запутался в рассуждениях, то начинай с самого начала. Иди туда, откуда всё началось. А для меня в этом мире всё началось с пещеры, в которой остался сэнсэй Макото.
Я не знал, найду я там что-то важное для себя или не найду, но хотя бы попытаться я должен.
— Это последнее место, куда я пойду, — передёрнулась Ёсико.
Я понимал, что для неё это будет слишком жестоко — там остался её сэнсэй. Поэтому сказал:
— Ты можешь не заходить. Просто отведи меня туда и открой вход.
То, что сам я не смогу откатить камень, я не сомневался. И дело было не в физической силе. В конце концов, хороший рычаг творит чудеса. Но я хорошо помнил, как вспыхнул иероглиф, который нарисовала на камне Ёсико.
Если тогда я не понимал, что она делала, то сейчас, когда об этом мире знал немного больше, был уверен: она применила магию.
И тут меня осенило!
— Ёсико, — я взял девушку за плечи и легонько тряхнул. — Скажи, ты же владеешь лечебной магией?
— Ну да, — с недоумением ответила она. — Я же рассказывала тебе…
— А иероглиф, который ты написала на камне, он к какой магии относится? Это же тоже магия, да?
Ёсико на минутку зависла, а потом ответила:
— Да, магия… Но я не знаю какая. Мне сэнсэй сказал написать на камне в случае чего… Он меня иногда просил писать иероглифы…
Вспомнив сэнсэя, девушка погрустнела.
Но в мои планы не входило, чтобы она раскисла. Поэтому я продолжил допрос:
— Поставлю вопрос иначе. Как ты считаешь, этот иероглиф относится к магии лечения?
— Нет, — уверенно ответила Ёсико и добавила: — Я не знаю, что это за магия, но точно не лекарская.
— А какая? — спросил я, не надеясь, впрочем, на ответ.
Ёсико задумалась и вдруг выдала:
— Сэнсэй Макото был единственным мужчиной в храме. И он был единственным мужчиной, который обладал лекарскими способностями. Правда, они у него были ещё до пришествия Всеблагой…
— Очень интересно, — пробормотал я.
Раз сэнсэй Макото был единственным мужчиной в храме, и способности получил ещё до того, как в этом мире появилась Всеблагая, получалось, Всеблагая в служители храма выбирала исключительно женщин. Почему, интересно? Не потому ли, что женщины более послушны? Или была какая-то другая причина?
— Ёсико, у меня есть ещё вопрос, — Я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно мягче. — Как ты получила свой дар?
Я уже знал, что дар получают двумя способами: если человек родился в храме, или если он в храме лечился. И я понимал, что между ними должны быть различия. По логике вещей должны быть. Потому что, когда способности врождённые, человек не знает, как жить иначе, он всегда с этим. А когда приобретённые — это всегда жизнь, поделенная на «до» и «после».
Ёсико помрачнела. Она ещё ничего не сказала, но я уже понял, что точно не по рождению.
— Сэнсэй Макото спас меня, — едва слышно произнесла Ёсико.
Её голос прозвучал хрипло и бесцветно.
— Что случилось? — спросил я, понимая, что причиняю девушке боль. Но я должен был разобраться в том, что происходит.
— Мне тогда только-только исполнилось девять лет. Был праздник покровительства Всеблагой. Мы с подружками гуляли по городу, покупали сладости, веселились. А потом пошли смотреть представление в парке…
Ёсико замолчала. В полутёмном коридоре её рассказ звучал немного жутко. Казалось, на стенах оживают картины прошлого.
Но Ёсико не смотрела на стены. Она была погружена в себя.
— Там было много народа, и я отстала от подружек, потеряла их…
Я физически ощущал страх девятилетней девочки, которая осталась одна в толпе незнакомых людей.
— Я искала подружек… Я ходила по дорожкам парка и звала их… Меня как будто что-то вело…
Ужас подкатывал к самому горлу. Я уже догадывался, что произошло, но не хотел верить в это.
— Внезапно кто-то закрыл мне рот, и меня потащили в кусты… — продолжала рассказывать Ёсико.
На неё было жалко смотреть, но я не прерывал. С одной стороны, мне нужна была информация, а с другой — Ёсико должна была выговориться.
Хотя была и третья сторона — ретравматизация. Заново проживая те страшные события, Ёсико заново испытывала боль и ужас.
— Я сопротивлялась… Я отчаянно сопротивлялась. Но их было четверо, и они были сильнее… Много сильнее.
Ёсико всхлипнула, и я обнял её. По-отцовски. Несмотря на то, что телом был младше, чем она.
Наплакавшись, Ёсико закончила рассказ:
— Когда сэнсэй Макото появился, я уже была без сознания. Он отнёс меня в храм, и Всеблагая излечила мои раны. И благословила лекарским даром.
— Понятно, — сказал я, всё ещё поглаживая девушку по волосам. — Теперь ты под защитой Всеблагой, больше никто не посмеет тебя обидеть.
— Да, — вздохнула Ёсико. — Не посмеют…
Но в её голосе не было уверенности. И меня это резануло. Как и ещё один момент в её рассказе. Ёсико сказала, что к насильникам её будто что-то вело. Я отметил для себя этот момент, но расспрашивать об этом не стал.
Хотя нет! Я должен это выяснить! Что именно вело её к этому ужасу — призывающая магия насильников или воля Всеблагой, желающей заполучить новую адептку? Ну не доверял я Всеблагой, что поделаешь? И раз уж сейчас я погрузил Ёсико в воспоминания, то нужно додавить. Выяснить всё одним разом. Немного осталось… В конце концов, это гуманнее, чем через какое-то время ещё раз заставлять её переживать всё это. Оставалось только как можно деликатнее сформулировать вопрос. Только вот с деликатными формулировками было совсем туго…
Не придумав ничего подходящего, я просто спросил:
— А как другие девушки попали в храм? Ну, в смысле, обрели дар?
— Все по-разному, — Ёсико пожала плечами и задумалась.
Я не мешал ей. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и мне откроется истина.
Но Ёсико повторила уже увереннее:
— Все по-разному, — и перевела разговор на другую тему: — Ты хотел попасть в ту пещеру. Но я не смогу сегодня тебя туда отвести.
Сами собой вспомнились слова школьного учителя, что экскурсия будет на следующей неделе. И у меня вырвалось:
— Я не могу ждать неделю! У меня нет времени!
— А кто говорил про неделю? — удивилась Ёсико. — Я говорила только про сегодня. Потому что сегодня уже поздно. Туда нужно идти с утра.
Я облегчённо выдохнул. Но на всякий случай уточнил:
— Значит, пойдём завтра утром?
— Хорошо, — согласилась Ёсико. — А сейчас тебе нужно домой, а то твои мамочки тебя уже, наверное, потеряли.
Я хотел было возмутиться, что я взрослый мужик, и нечего меня терять, но вовремя остановился. Вспомнил маму Ишико и остановился.
Ёсико взяла огарок, который вот-вот должен был потухнуть, и мы пошли.
В принципе, свеча была не нужна, света факелов хватало. Но Ёсико бережно прикрывала пламя рукой, и я поневоле заинтересовался:
— Это какая-то особая свеча?
— Нет, обычная, — ответила Ёсико. — Просто я люблю, когда горит огонь. Мне от него становится тепло.
Понятно, что Ёсико имела ввиду не физическое тепло — свеча это не костёр, она не может согреть. Значит, огонь отзывается в душе Ёсико.
А что, если…
Я направился к ближайшему факелу, снял рубаху и под протестующие крики Ёсико накрыл рубахой пламя, лишая его кислорода.
Факел потух, и мы погрузились в полумрак.
Я повернулся к испуганной девушке, забрал у неё свечу и приказал:
— Нарисуй на факеле тот иероглиф! Помнишь, как он вспыхнул? Попробуй иероглифом зажечь огонь!
Ёсико несмело подошла к факелу и оглянулась на меня.
— Смелее! — подбодрил я её.
Она протянула руку. А потом вдруг опустила.
— Тот иероглиф означал замок, — сказала она.
— Тогда нарисуй иероглиф огня, — пожал я плечами. — Ты же знаешь, как пишется иероглиф огня?
Ёсико кивнула и, задержав дыхание, как перед прыжком, быстро написала: 火.
Несколько долгих секунд ничего не происходило.
Ёсико выдохнула. И в следующий момент факел вспыхнул.
— Охренеть! — это всё, что я смог сказать.
А Ёсико так и вовсе молча смотрела на огонь.
Отсветы пламени играли на её лице. Ёсико в своей растерянности и почти детском восторге была прекрасна. Я поневоле залюбовался ей.
— Вы!.. — раздалось внезапно.
Мы с Ёсико аж подскочили.
Повернулись и увидели верховную жрицу. Она была в бешенстве.
Она стояла посреди коридора и тяжело дышала, как будто только что без подготовки поставила мировой рекорд по бегу в храмовых коридорах.
— Как вы посмели?! — закричала она.
Пламя свечи в моей руке дрогнуло и погасло. Но факел продолжал гореть ровным и сильным пламенем, хорошо освещая всё вокруг.
Я шагнул вперёд, задвигая Ёсико за спину и передавая ей потухший огарок.
— Что-то не так, шисаи Анита? — спросил я как можно невиннее.
— Как вы посмели?! — повторила она вопрос.
Похоже сейчас она была не способна говорить что-то другое.
И тут я обнаружил, что всё ещё сжимаю в руке рубаху.
Я расправил её, как смог отряхнул сажу и спокойно надел.
Рубаха была безнадёжно испорчена — мало того, что в копоти, так ещё и в нескольких местах прогорела. Но я надел её, как будто это была моя лучшая рубаха.
— Объясните, пожалуйста, шисаи Анита, что вы имеете ввиду? — попросил я скорее для того, чтобы выиграть время. А заодно понять, что так выбесило верховную жрицу. Не зажжённый же иероглифом факел? Или именно он?
— Как вы посмели погасить пламя, зажженное Всеблагой?! — верховная жрица выдала наконец свою претензию полностью.
— В каком месте потушили? — спросил я и демонстративно оглянулся. — Или вы про свечу? Так она только что погасла, уже при вас.
— Не морочь мне голову! — закричала шисаи Анита. — Вы погасили факел!
— Этот? — я показал на зажжённый Ёсикой факел. — Или тот? — ткнул назад, в тот, мимо которого мы недавно прошли и который горел не переставая. — А может тот? — показал вперёд, там факел тоже горел ровно.
Верховная жрица словно запнулась. Она с недоумением уставилась на факел, горящий ровным светом.
— Как вы…
— Посмели? — подсказал я.
— …Смогли? — выдавила шисаи Анита.
— Что смогли? — принялся я валять дурака.
Уж что-то, а вести себя на допросах я умею. И вывести из себя могу любого!
— Но он горит… — верховная жрица показала на факел.
— Да, горит, — подтвердил я. И как бы между прочим спросил: — Мы можем идти? А то меня мамочки заждались…
Но я недооценил верховную жрицу.
— Стоять! — рявкнула она. — Ёсико, подойди ко мне!
Дрожащая Ёсико вышла вперёд. Я хотел было удержать её, но перехватил взгляд шисаи Аниты, и не стал.
Трясущаяся от страха Ёсико подошла к верховной жрице.
Та протянула ладонь к груди девушки и на некоторое время закрыла глаза. Потом удивлённо уставилась на неё и спросила внезапно севшим голосом:
— Как?..
Ёсико задрожала ещё сильнее, и я кинулся к ней, но шисаи Анита махнула в мою сторону рукой. Меня отбросило и довольно жёстко приложило к стене. Настолько жёстко, что аж перехватило дыхание. А верховная жрица снова повернулась к Ёсико и, глядя ей в глаза, спросила:
— Как ты смогла пробудить силу огня? Я ж её запечатала…
— Я не понимаю, о чём вы… — залепетала Ёсико.
Верховная жрица некоторое время сверлила Ёсико взглядом, потом отпустила её и повернулась ко мне.
— Иди сюда!
Это был приказ, которому нельзя было не подчиниться.
Я понял, что сейчас она нашлёт марево, и я не смогу противостоять — она увидит и вертолёт, и ребят, и демона. Нужно было что-то предпринять, и быстро!
И я, как в борьбе, перестал сопротивляться, а, перехватывая инициативу, сам шагнул к верховной жрице. И ляпнул первое, что пришло на ум:
— Шисаи Анита, а вы умеете танцевать аргентинское танго?
Если честно, я сам не умел, но кого это волнует?
— Что? — растерялась сбитая с толку женщина.
Я смотрел ей прямо в глаза.
— Вы сейчас, в свете факелов такая красивая… Я подумал: может, вы умеете танцевать аргентинское танго? Мне кажется, вам пошло бы.
— Что за бред? — отмахнулась верховная жрица. — Что за арге… артин…
Но я уже добился своего — её настрой был сбит. Осталось укрепить позиции и…
— Аргентинское танго, — не отводя взгляда, повторил я и подошёл к верховной жрице вплотную. — Это такой танец… — Последние слова я практически прошептал ей на ушко. — …Страсти. Танец прекрасных женщин и настоящих мужчин…
Я скользнул по её руке и переплёл пальцы. Другой рукой взял её за талию. Взял, как своё.
— В танго не бывает ошибок, — прошептал я, глядя женщине в глаза. — Это как жизнь. Очень просто. Если ошибётесь, если запутаетесь, продолжайте танцевать…
Верховная жрица не выдёргивала руку, не отталкивала меня, но и не отвечала. Она с недоумением смотрела на меня. А я продолжал:
— Не надо говорить и думать. Не двигайтесь. Пока не захочется…
Контакт глазами был полный. Я чувствовал её. И видел, что она чувствует меня.
Я легонько шагнул на неё, и она отступила. Ровно настолько, насколько я приблизился.
Глядя в глаза, в самую суть верховной жрицы, я шагнул снова.
Она снова отступила.
И тогда я притянул верховную жрицу вплотную к себе. Так, что моя нога оказалась между её ног.
Шисаи Анита на миг прильнула ко мне, но тут же попыталась сбежать.
Я отпустил её талию, но не отпустил руки. И вскоре снова прижимал её к себе.
Мне больше не нужно было смотреть ей в глаза. Она была моей. Я вёл её туда куда хотел, под музыку, которая звучала в моей душе. И шисаи Анита послушно следовала за мной.
Я развернул её и прижал к стене пещеры. Мои руки упирались в стену рядом с её плечами, а нога была между её ног.
Она не оттолкнула меня.
Я приблизился ещё.
Её грудь упёрлась в мою. Я почувствовал твёрдость её сосков. И тогда я прошептал:
— Жалко я не умею выращивать цветы. Я подарил бы вам самый прекрасный букет.
И услышал в ответ:
— Кизаму…
Моей ноге между её ног было тепло и влажно. И я уже было скользнул рукой, чтобы задрать её балахон. Что-то подсказывало мне, что она не будет сопротивляться…
Но тут раздался сдержанный кашель.
— Простите, — прошептала Ёсико, вскочила и убежала.
Чёрт! Я совсем забыл про неё!
Ну и ладно!
Я снова повернулся к верховной жрице, но волшебство момента было разрушено, она стала жёсткой, и я отступил. Отступил, но не сдался.
— Анита… — прошептал я, глядя ей в глаза.
Спустя целую вечность она поправила меня:
— Шисаи…
— Шисаи Анита…
Я сдержанно поклонился. Развернулся и пошёл вслед за Ёсико.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, что верховная жрица смотрит мне вслед. Я чувствовал её горячий взгляд.
А ещё, хоть Ёсика и прервала нас, я уходил с чувством, что всё-таки поимел верховную жрицу.
— Не так быстро… — донеслось мне вслед.
Я обернулся.
Шисаи Анита стояла, скрестив руки на груди, и криво улыбалась.
— Не так быстро, Кизаму!
Я остановился в замешательстве.
— Хорошая попытка… — верховная жрица склонила голову набок. — Очень хорошая. Но мимо.
Чёрт!
Я развернулся, и быстро подошёл к женщине. И, впечатав её в стену, впился поцелуем в её губы. Руки заскользили по её телу, сдирая этот чёртов балахон.
Женщина не то что не сопротивлялась. Она начала срывать одежду с меня.
У неё была девичья упругая грудь и бархатистая кожа. Её волосы пахли пряностями, а тело — тёплым мёдом.
Я покрывал поцелуями её шею, плечи, грудь, а она прижимала меня к себе.
Когда я вошёл в неё, то понял, что она была девственницей.
— Прости, — прошептал я, когда мы закончили. — Я не знал, что я у тебя первый. Я был бы нежнее…
И тут она засмеялась. Но её смех быстро перешёл в истерику, а потом в слёзы.
Я притянул её к себе и нежно поцеловал сначала в один глаз, потом в другой. А потом в губы. Нежно и долго.
Постепенно она затихла в моих руках. И вдруг сказала:
— Эта мерзавка Ёсико уедет в академию! А ты… — Верховная жрица замолчала на минуту, а потом заговорила, бросая слова мне в лицо: — Я знаю в чём твоя сила! Я теперь всё про тебя знаю! Всё! — и она снова расплакалась.
Авторская рубрика «Всё для лайков, всё для комментов»
Майору очень не повезло с тёщей. Она постоянно вмешивалась в их семью, пыталась строить майора, он как мог сопротивлялся. Как-то она в его присутствии призналась, что читала книги «Изгоняющий дьявола» и ей было настолько страшно, что она не смогла дочитать книгу и выбросила книгу в море. Майор тут же пошёл в магазин и купил несколько таких книг. А потом всякий раз, как тёща приезжала к ним, он доставал одну, мочил её и клал на тёщин прикроватный столик…