Вот он, замок Дьюран, уже совсем близко, очертания его стен знакомы мне с детства. На самую высокую башню мы с Альриком лазали… страшно вспомнить, сколько лет тому назад! Не меньше десяти, наверно. Помню, как было страшно: в башне давно поселились совы, и им не нравились непрошеные гости. В полумраке сверкали большие глаза, слышалось недовольное угуканье, иногда по голове задевало мягкое бесшумное крыло… А на самом верху через бойницы можно было увидеть широкий разлив реки и луга за нею — это был уже не Дьюран, а кому принадлежали те земли, я не знала и всё время забывала спросить у отца. Да и какая разница?
Так кто же поселился в моем втором доме? О ком Альрик говорит с такой досадой и… со страхом, пожалуй? И почему?
Вот главный вопрос — почему? Ведь отец был так дружен с дядей Грегором, отчего же не помог осиротевшему Альрику? И ведь все знают ответ на этот вопрос, только почему-то решили держать меня в неведении! Но ничего, это долго не продлится. Мама обещала объяснить, в чем тут дело, а она держит слово, даже если ей очень этого не хочется.
Хозяйка замка вышла встречать нас, и мне показалось, будто и она чем-то встревожена.
Альрик подоспел ко мне прежде слуги и помог спешиться. Встав рядом с ним, я с трудом подавила улыбку: он вырос, конечно, но и я тоже, и теперь мы были почти одного роста — я всего лишь на два пальца ниже. Может, он еще сделается повыше ростом, но если нет, мне всю жизнь придется носить туфли на низком каблуке… Или ему — обувь на высоком.
— Как ты выросла, девочка моя, — проговорила тетя Мальсента, когда я подошла.
Для того, чтобы обняться с нею, мне пришлось пригнуться — она была невысокой. Рядом с дядей Грегором тетя Мальсента казалась хрупкой статуэткой, и не верилось даже, что эта изящная дама твердой рукой правит замком и всеми землями Дьюран в отсутствие мужа и справляется не хуже любой из жен владетельных господ в округе.
— А ты совсем не изменилась, тетушка… — начала я, но она перебила:
— Ты уже достаточно взросла, чтобы называть меня просто по имени.
— Как тебе будет угодно, Мальсента, — улыбнулась я, вспомнив слова матери-наставницы о женщинах, стремящихся удержать молодость любой ценой.
В самом деле, сложно казаться юной, когда взрослая девушка называет тебя тетей… Хорошо, что мама не страдает такими глупостями!
Мы прибыли первыми, и неудивительно: все-таки ближайшие соседи, дорога наезженная. Остальные доберутся потемну, а скорее всего — к завтрашнему полудню.
Я огляделась: казалось, старый замок совсем не изменился, только стал чуточку поменьше — прежде казался огромным, как и мой родной дом, а теперь — самым обычным…
Но нет, кое-что всё-таки поменялось! Помнится, кладка на верху стен заметно разрушилась от непогоды, и лазать там нужно было осторожно, чтобы не подвернуть ногу или вовсе не сорваться вниз, если непрочно держащийся камень вдруг пошатнется или вовсе вывернется со своего места под твоей тяжестью. Кое-где проросли кусты и деревья — семена занесло ветром, и дядя Грегор время от времени приказывал выполоть их, пока не вцепились корнями в трещины между камнями и не разрушили стену еще сильнее. Но всё равно каждую весну стена зеленела не только мхом, плющом и вьюнками, но и упрямыми молодыми деревцами… Да что там! Помню, рядом с караулкой вырос солнечный цветок — наверно, стражники лузгали семечки, и одно целое упало меж камней. Дядя Грегор разрешил его оставить — не дерево же, к осени погибнет. Цветок вымахал выше человеческого роста, приходилось подвязывать, чтобы не сломало ветром…
Теперь же я не видела никакой зелени в неположенных местах. Плющ кое-где сохранился, но не доставал до самого верха стены. В общем-то, и правильно, по старым веткам вполне может вскарабкаться даже взрослый мужчина, не то что дети. Вьюнки — те цвели, где попало, как обычно, но от них вреда никакого, а вот мха не было. И кладку явно подновили там, где она осыпалась: я прекрасно помнила, где нужно перескакивать опасные места, когда играешь в догонялки.
И ворота другие, сообразила я, совсем новые, видно по цвету древесины. И в них не просто подгнившие доски заменили, а просто поставили новые.
Вот так дела… Что, Дьюран собирался обороняться от врагов? Откуда они взялись в наших глухих краях? Может, завелись какие-нибудь лесные разбойники? Тогда понятно, кто подстрелил неведомого дядю, и почему он теперь не ездит без охраны… Вот только я всегда полагала, что лесные разбойники замки не штурмуют, а браконьерствуют и грабят проезжих.
Нашего замка, к слову, такие перемены не коснулись. Впрочем, его содержали лучше, во всяком случае, камни нигде не шатались, как в Дьюране. Мама всегда говорит, что нужно следить за своим домом как следует, и если чинить понемногу, но каждый день, то не придется тратить огромные деньги на ремонт. Отец с ней соглашается, а вот дядя Грегор, видимо, думал иначе: мол, нечего трогать, пока не развалилось. Это очень на него похоже… Видимо, только после его смерти тетя Мальсента распорядилась привести всё в порядок: прежде ей пришлось бы переспорить мужа и убедить в такой необходимости, а это наверняка было делом нелегким…
А вот внутри мало что изменилось. Нам отвели те же покои, что и всегда, и я словно вернулась в детство: на немного выцветшем гобелене, закрывавшем стену, по-прежнему резвились единороги, смотрела на них златовласая дева, а за кустами прятались охотники. Оконный переплет и резьба на спинке кровати были знакомы до последней завитушки, а постель оказалась даже мягче, чем мне помнилось, наверно, по сравнению с жестким ложем в обители.
Но предаться воспоминаниям я могла и ночью, а пока мне хотелось расспросить маму, потому что потом ее вниманием завладеет тетя Мальсента, и я ничего уже не узнаю.
Умывшись и сменив дорожный костюм на платье, я отпустила служанку, а сама постучала к маме — она разместилась рядом, как повелось давным-давно.
Мама как раз заканчивала туалет и, увидев меня на пороге, сделала своей служанке знак удалиться. Впрочем, с оставшимися мелочами могла помочь и я.
— Кажется, многое изменилось, пока меня не было дома, — сказала я, видя, что мама не собирается заговаривать первой.
— Пожалуй, так, — кивнула она. — Спрашивай, Вьенна. И поторопись, скоро нужно будет спуститься — неприлично заставлять Мальсенту ждать.
— Я уже спросила, матушка, еще по дороге. Что это за дядя такой, о котором я никогда не слышала?
— Хм… — она вдруг бесшумно поднялась, приложив палец к губам, подошла к двери и рывком распахнула ее. — Никого…
— С каких это пор ты опасаешься, что служанка подслушает? — поразилась я. — Чего она не знает такого, что ты можешь мне рассказать?
— Не она, а люди этого человека. Так и шныряют, вынюхивают… — мама поджала губы и вернулась в кресло. — С тех пор, как умер Грегор, в Дьюране невозможно стало спокойно поговорить с глазу на глаз.
— Неужели этому… хм… дяде интересно, о чем ты сплетничаешь с тетей Мальсентой?
— Сомневаюсь. Однако мы ведь обсуждаем не только детей и наряды, — ухо ответила она.
— Да неужели? — не удержалась я.
Мама смерила меня суровым взглядом, потом продолжила:
— Что ж, постараюсь ответить на твой вопрос… Ты никогда не слышала об этом человеке, потому что была слишком мала, а мы, взрослые, старались не упоминать о нем при вас, детях.
— Почему же о нем нельзя было говорить? — удивилась я. — Он… натворил что-то дурное?
— Нет, просто… — мама тяжело вздохнула. — Грегор считал его позором семьи. Так уж вышло.
— Что вышло? Скажи наконец! — я села на пол у ее ног.
— До чего ты настырна… Ну хорошо, хорошо, иначе ведь ты не отстанешь? — мама положила руку мне на голову, а я кивнула. — Так вот… У Грегора есть младший брат. Говорят, он всегда был странным, вечно сидел за книгами. Все думали, он уйдет в обитель, понимаешь?
Я кивнула: куда еще податься младшему сыну? Дьюран ведь должен был достаться старшему, дяде Грегору. Наверно, он не выгнал бы брата, но тот наверняка и сам не желал оставаться кем-то вроде приживала.
— Отец Грегора сделал для младшего сына намного больше, чем тот заслуживал, — продолжила мама. — Еще при жизни он отписал ему хороший надел. Видела луга за рекой?
— Конечно!
Я ведь только сегодня думала о том, что не знаю, кто хозяин тех земель.
— Вот они и достались брату Грегора. Правда, он все равно ушел в обитель… — мама тяжело вздохнула. — Но после смерти отца вернулся…