Душа дракона

* * *

– Лири, мне надоело повторять, что он не умрет, – устало говорил Франк. – Пять капель эликсира исцелили бы его полностью за четверть часа, но у меня всего пять, я израсходовал две. Он поболеет, но от этой раны не умрет точно.

– Это ваше, драконье? – поинтересовался Илем. Франк хмыкнул.

– Зачем бы нам? Мы не умираем и даже не болеем. Это расщедрился Даер, причем добровольно. Великие маги умеют производить этот эликсир. Пять капель – пять лет полноценной жизни. Правда, на его изготовление уходит примерно столько же времени, так что маги живут, конечно, долго, но не чрезмерно. Надо сказать, я был приятно удивлен этим подарком. А я не удивлялся очень давно.

– Он приходит в себя, – сообщил ровный голос Кая. Диль попробовал вдохнуть побольше воздуха, и огонь вернулся.

– А вот это не надо. Дыши неглубоко, ровно, и станет легче. Лири, хватит реветь, не зли меня. Он не умрет. Рана тяжелая и болезненная, но он будет жить.

– Это… Франк, а может, носилки сделаем? Чего он тут будет лежать, среди покойников-то? У нас две лошадки есть, привяжем носилки да отойдем подале.

– Дельно, – одобрил Франк. – Займись.

Диль наконец начал видеть. А может, просто вспомнил, что надо открыть глаза.

– Ну как? – мягко спросил Франк. – С возвращением, друг. Я понимаю, что больно, но придется терпеть до первого же знахаря, там обезболивающим разживемся.

– У меня есть немного, – сказал Кай. – Очень сильное средство, и я не знаю, как оно действует на людей.

– Бродянка, что ли? Точно так же и действует. Если у тебя настойка, то здорово…

– Вытяжка.

– Еще лучше. Пару капель на несколько глотков воды, и ему станет легче. А ты помолчи. Расслабься.

Диль и не пытался говорить. Боялся, что если он только откроет рот, пламя вырвется наружу, словно он дракон. Заплаканное лицо Лири его расстроило, и он попробовал поднять руку, чтобы прикоснуться к девочке. Франк тут же пресек это, повторив, что надо расслабиться. Лири сама взяла его за руку.

Диля напоили горькой водой. Горечь притушила огонь, стало легче, появилась возможность дышать – неглубоко и ровно, как и велел Франк. В голове туманилось, и Диль не стал сопротивляться то ли сну, то ли обмороку.

Снова он открыл глаза глубокой ночью – в небе сияли крупные звезды. От костра шло тепло, но Диля знобило. Почему-то вспомнилось, как Франк отогревал его после магической атаки. С тех пор он мерз куда чаще, чем за всю предыдущую жизнь, но старался не показывать этого. Было стыдно – трястись от холода посреди теплого лета. Теплая ладонь Франка легла ему на лоб, тихий голос мягко сказал: «Спи» – и Диль снова то ли заснул, то ли впал в забытье.

Носилки покачивались. Диль долго смотрел на лошадиную морду и, казалось, видел сочувствие в больших коричневых глазах. От раскачивания кружилась голова. Боль уже не разливалась по всей груди, горело только левое плечо. Словно кто-то воткнул туда раскаленный железный прут и поворачивал туда-сюда для полноты ощущений. Рядом с носилками шел Кай.

– К вечеру будем в городе, – улыбнулся он. – Надеюсь, пробудем там несколько дней, чтобы ты смог окрепнуть. Если станет слишком больно, скажи, я дам еще лекарства.

Диль подумал и решил потерпеть. Ведь Кай говорил, что лекарства немного, оно может понадобиться еще не раз. Пока ничего. Даже дышать можно, только медленно. Ровно. Интересно, а каково дракону чувствовать пламя внутри себя? Больно ли это?

Вопрос сделался неотвязным. Диль то забывался, то приходил в себя – и немедленно возвращались раздумья об ощущениях дракона. Он пытался прогнать дурацкие мысли, но они не желали уходить. Почему-то это казалось страшно важным.

Когда они приблизились к городу, ворота были уже закрыты, но Франк как-то сумел убедить стражу, потом сумел вытребовать комнату в переполненной гостинице. Ори на руках отнес Диля в эту комнату, уложил на кровать и очень ловко раздел. Франк с задумчивым видом, ухватив себя за подбородок, долго созерцал его плечо.

– Нормально. Несколько дней – и начнет стремительно поправляться.

– Пробудем здесь?

– Нет. Мне не нравится, что преследователь стал известен. На моей памяти такое впервые.

– Ты думаешь, это именно Сандурен?

– Не знаю. А когда я чего-то не знаю, то допускаю все. Я куплю карету.

– У тебя неисчерпаемый кошелек, – хмыкнул Илем, – и бесценный эликсир.

– Попробуешь стащить?

– Я не настолько сумасшедший, чтобы красть у дракона, – очень серьезно ответил вор.

Плечо рвало так, что Диль до крови прокусил губу. Лири всполошилась. Франк приобнял ее за плечи.

– Успокойся. Смена позы – вот и приступ боли. Сейчас он спокойно лежит, это пройдет.

– Я аккуратно… – виновато сказал Ори.

– Никто и не сомневается. Все нормально. Я уже послал к знахарю за лекарством, бродянку лучше беречь, это очень сильное средство. И очень ценное. Не из-за денег, ее просто почти невозможно найти. Редкое растение. – Он помолчал и печально добавил: – А я еще помню целые поляны цветущей бродянки. Изумительное зрелище. С ней надо обращаться бережно. Лекари прошлого выкапывали только каждое пятое растение, а потом начали брать все подряд. И все. В некоторых странах ее нет вообще.

– За Сиккильскими горами есть. И именно цветущие поляны.

– Эльфы всегда бережнее относились к природе.

– Они вообще чрезвычайно благородные, – хмыкнул Илем.

– Вовсе нет, – вздохнул Кай. – Мы такие же разные, как и вы. Пожалуй, мы больше склонны соблюдать законы, но нас этому научила более долгая, чем ваша, история. Наша раса намного древнее, и опыт у нас достаточно горький…

– Да ладно, – сухо и язвительно прервал Илем, – слышал я, как одна древняя раса под корень извела другую, еще более древнюю.

– Я и говорю – горький опыт. Мы сумели подняться над собой и для начала перестали воевать друг с другом. Прости, Илем, но я не думаю, что где-то люди готовы принять сотни тысяч других людей. А эльфы смогли. За Сиккильскими горами, конечно, очень много места, но там жили около трехсот тысяч эльфов. И они приняли еще почти четыреста. И первое время было очень трудно.

– А что тогда споришь насчет благородства? Ты уж определись, либо вы чрезвычайно благородные, либо у вас горький опыт уничтожения соперников.

– Заткнись. И не суди по Каю. Он все же Ра, а это значит очень много. В отношении благородства.

Как ни странно, эти разговоры успокаивали Диля. И отвлекали от бушующего в груди огня. Что чувствует дракон?

– Ага. Счел себя недостаточно благородным и пошел странствовать по белу свету, нечисть рубить да с разбойниками бороться. А тут такой случай подвернулся – мир спасать.

– Если ты не заткнешься, – невыразительно пообещал Франк, – я напою тебя свежей кровью насильно.

И Илем заткнулся, отошел в угол и улегся на полу, завернувшись в одеяло. Он тоже мерз, хотя в комнате, наверное, было тепло – остальные разделись до рубашек. Диль задумался, а стал бы он пить свежую кровь, чтобы избавиться от постоянного озноба, приступов слабости и дурноты? Все равно, о чем думать, об ощущениях драконов или обескровленных вампиром, лишь бы не о себе, не о своем плече и такой боли…

В дверь постучали, и через минуту Франк уже засунул Дилю в рот какой-то безвкусный корешок и велел тщательно жевать. Корешок был очень жесткий, на него тоже можно было отвлечься. Диль старательно жевал и думал об огне дракона. Пока не заснул. Сны не изменились.

Так продолжалось еще несколько дней. Диля погрузили в большую карету, устроили как могли удобно, обложили подушками и одеялами, старались не оставлять одного. Рядом постоянно кто-то был: то дремал вполглаза Ори, то Лири заботливо поправляла все, что можно было поправить, то развлекал болтовней Илем, то Кай совал ему в рот все те же корешки. Они и правда уменьшали боль. Диль уже мог говорить и дышал более свободно, но вот шевелиться никак не хотелось. Он, стесняясь, все же спросил Франка об огне, и тот даже не засмеялся, нахмурился, но не потому что сердился – пытался найти нужные слова.

– Я не знаю. Я властелин огня, но дышу пламенем, когда в облике дракона. Это ничуть не больнее, чем просто дышать. Огонь появляется в горле по моему желанию. Обычные драконы, в общем, тоже способны плюнуть огненным шаром, но тратят на подготовку так много времени, что хороший стрелок успеет загнать ему по три стрелы в каждый глаз, а это убьет любого дракона, кроме истинного. Мне же это легко. Естественно, понимаешь? Я совершенно лишен магии, как и ты или Лири, все, что я умею, – просто мои свойства. Ты можешь выдохнуть воздух, а я – струю огня.

– У всех драконов глаза меняют цвет?

Франк кивнул.

– Один из признаков, по которым нас можно узнать. Мне порой даже не надо меняться, чтобы пояснить, кто я. Диль, не смущайся, спрашивай. Драконы врут по необходимости, но уж точно не насчет себя. Я понимаю, что людям интересно знать о нас как можно больше, и ничего дурного в этом не вижу. Илем меня уже замордовал… Надо признать, что парень умеет задавать вопросы.

– А ты не можешь заставить его пить кровь? Он послушается.

– Могу. Только не хочу. А ты стал бы?

– Не знаю… противно.

Франк помолчал, потом тихо произнес:

– Дело в том, что Илему поможет только человеческая кровь. Понемногу в течение недели. Кровь животных, думаю, он бы пил, он не брезгливый. Но только в крови человека содержится нужное вещество. Ему даже кровь Кая или Ори не поможет.

– А твоя?

Франк хохотнул.

– Даже представить не могу, что выйдет из такой затеи. Вампиры, во всяком случае, никогда не рискуют пить кровь дракона… и они умеют нас видеть. Это не магия. Просто зрение устроено немножко не так.

– А правда, что эльфы уничтожили целую расу?

– Правда. Люди тогда еще каменными топорами пользовались и в шкурах ходили. Тогда на земле было гораздо больше рас, а осталось всего ничего… Вымерли. Причем в основном без посторонней помощи. А эльфы вечно воевали с гномами, вот и довоевались. Сначала всех уничтожили, а потом сообразили, что натворили. Эльфы не идеальны. Но их решение уйти от войн, в которых они неизменно побеждали, искупает их вину. Среди них… как бы так выразиться… у них модно быть благородным, понимаешь? И они стараются, даже если никакой склонности к благородству не испытывают. А потом это становится привычкой. Самая высшая для них ценность – верность своему клану. То, что Кай говорил о доме Ра, – чистая правда. Я знал его предка, Ламира Тиэррела. Еще не Ра. Действительно величайший из великих.

Потомок величайшего из великих нагнулся к окну и встревоженно сказал:

– За нами снова погоня, Франк.

Через несколько секунд Франк был уже в седле, успел бросить Дилю:

– Держись.

Карету трясло и мотало из стороны в сторону, хотя дороги здесь были приличные. Плечо бунтовало, снова стало больно дышать, но Диль понял, что это сущая ерунда, когда сломалась ось, карету повело на обочину и она перевернулась.

Диль взвыл не своим голосом, хотя до сих пор старался вести себя пристойно и не стонал. Он даже не потерял сознания, и это было особенно обидно. Как хорошо было бы провалиться в небытие и ничего не чувствовать. Как хорошо было бы умереть.

Снаружи шел бой, а он не имел сил даже шевельнуться, чтобы лечь удобнее, чтобы подсунуть под плечо валявшиеся вокруг подушки. Он был занял только собой. Долго. Очень долго.

Целых десять минут.

Потом Ори бережно вытащил его из кареты и уложил на траву. Все были не только живы, но и целы. Кай заставил Диля выпить его снадобья, и вскоре полегчало до того, что он начал соображать. Лири плакала. Всхлипывала и терла руками глаза. О боги, она плачет, потому что мне больно. Никто никогда так не делал, даже когда я был совсем маленьким, меня учили терпеть, быть стойким, но в самом лучшем случае мама просто говорила что-то, а папа гладил по голове, даже сестры никогда не плакали, если мне было больно…

Вот дурак. Это, наверное, лекарство так действует.

Лири погладила его щеку. Диль заставил себя улыбнуться, хотя ни щеки, ни губы не слушались и улыбаться не хотели. Огонь, утихший было в последние пару дней, проснулся, словно в него подбросили вязанку сухих веток.

Но на самом деле все было куда лучше, потому что к следующему вечеру Диль чувствовал себя почти хорошо. Плечо, конечно, болело, но он уже даже мог сидеть без того, чтобы заваливаться набок. Было ужасно неловко от того, что с ним все нянчились: Ори носил на руках, Кай из дома Ра лично подавал горшок, дракон по имени Франк обтирал его тело влажной губкой, а принцесса Лирия Кандийская кормила с ложечки питательным куриным супом. Илем остался с ним на ночь. В этой гостинице хватало комнат, но оставить Диля одного Франк не рискнул. Илем заверил, что справится, а если что, позовет из соседней комнаты Ори.

Не спалось. Дилю – потому что выспался, пока его несли на носилках, Илем – потому что к слабости и недомоганию добавилась бессонница. Диль осторожно спросил насчет возможного лечения, но небрезгливого Илема передернуло.

– Не проси. Я не смогу пить человеческую кровь.

– Но понемногу даже не вредно…

– Свою предлагаешь? – хихикнул вор и тут же стал серьезным. – Я думал об этом довольно долго. Нет. Не смогу. Вот ты заговорил – у меня тут же к горлу подступило. То ли не хочу ничем походить на Бирама, то ли просто отвращение. Никаких высоких мотивов. Давай о другом. Ты хотя бы понял, что спас миссию?

– Это как? – опешил Диль. Илем скорчил укоризненную гримаску.

– Ну не надо! Ты же понимаешь, что именно Лири нужна для ритуала, и именно ее ты героически прикрыл своим телом.

– Франк…

– Франк никогда не говорил, что для ритуала нужен бродяга или даже рыцарь. Он говорил, что считает своим долгом довести всех, а это совсем другое. Я верю, что он готов спасать нас любой ценой… но за Лири цена определенно выше. Ты же и сам не сомневался.

Диль не стал возражать. Конечно. Конечно, не бродяга и не воин. Конечно, принцесса. Ну, и получилось, спас. Только не ради миссии. Об этом даже и мысли не мелькнуло.

Впрочем, мыслей не мелькало никаких. Просто увидел нацеленный на Лири арбалет и прыгнул. Хорошо, что акробат, прыгать умеет. Собой не прикрывал, это случайно, хотел просто свалить ее на землю и упасть сверху.

– Франк сказал, что здесь мы пробудем до тех пор, пока ты не окрепнешь. По его расчетам, это еще три дня. Я с удовольствием буду валяться рядом для моральной поддержки, потому что слаб, как младенец, и до того это меня злит, что готов в сумрачный мир за Бирамом спуститься и еще пару раз его убить.

Шутка шуткой, но он и на самом деле был готов, найдись проводник в сумрачный мир. Диль поежился. Он не знал, верит или нет в жизнь после смерти. Даже если она есть, с Аури все равно не встретиться, потому что Дилю дорога в сумрачный мир, а Аури был безгрешен. По большому счету безгрешен. С очень давних пор Диль подозревал, что богам совершенно все равно, кто с кем спит, и если их вообще интересуют люди, то они не настолько мелочны. Простая фраза Франка застряла в памяти. Боги не могут быть настолько мелочны.

Илем болтал о том о сем, рассказывал, что узнал о жизни орков или эльфов. О быте драконов он, похоже, расспрашивать не рискнул. Жизнью королевского двора Канди не интересовался. Почему же он так презирает Лири? Девочка ведет себя достойно, не хнычет, не жалуется, преодолевая трудности наравне с сильными мужчинами, достойно сносит насмешки Илема, тяжело перенесла удар – разве это не заслуживает уважения? Илем не из тех, кто судит, так что грех Лири не должен вызывать у него таких чувств. Все они тут с прошлым.

Выяснять не хотелось. Поэтому Диль спросил:

– Почему ты мне рассказал?

– Что? – вскинулся Илем.

– О себе. Ты вряд ли откровенный человек, а тут вдруг…

Илем приподнялся на локте и принялся внимательно рассматривать Диля. Ничуть он не похож на девушку, когда смотрит так. Чуть прищуренные холодные глаза, недобрая улыбка, сведенные, будто в гневе или насмешке, брови – не разберешь. Диль выдержал его взгляд. Они ровня, почтения к Илему он не испытывал.

– Никогда не встречал человека, которому хотелось бы рассказать.

– А мне – захотелось?

– Нет. И тебе не захотелось. Но я подумал, что тебе – стоит. Что ты поймешь правильно. Что ты почувствовал, когда я говорил тебе о храме?

– Уважение и ужас.

– Именно в таком порядке? Значит, я не ошибся. Кай бы почувствовал жалость, Ори – ярость, Лири – превосходство, а Франк – ничего.

Диль очень сомневался насчет Лири, но спорить не стал.

– А о Силли рассказал, потому что понял, что ты такой же. С такой же тяжестью на сердце. Мне даже кажется, что ты не хочешь жить. Существуешь по инерции, просто потому, что так надо. Ты не стал бы уворачиваться, если бы заметил, что на тебя падает камень. Я подумал… – Он помолчал, взвешивая, стоит ли говорить, и все же сказал: – Я подумал, ты должен понять, что жить стоит, мало ли что там было в нашем прошлом… У тебя хоть детство было. Я не завидую, просто есть что-то приятное, о чем ты можешь вспомнить. – Он оглядел Диля оценивающе и с усмешкой заключил: – Но ты не вспоминаешь. Если ты и думаешь о чем-то в прошлом, то лишь об Аури.

– А ты?

– Я не думаю о прошлом, – покачал головой Илем. Изрядно отросшие волнистые волосы упали ему на лицо, и он отбросил их покалеченной рукой. – Оно прошло. Не вернется. Поэтому меня так и удивляет, что я не могу забыть о Силли.

Он протяжно и с удовольствием зевнул.

– Давай спать, что ли. И я тебя очень прошу, если что, не постесняйся меня разбудить, хорошо?

Диль пообещал, но этого не потребовалось. Ночь прошла спокойно. Слава потерянным богам, в эту ночь он вообще не видел снов. А ведь последние недели снился не только Аури на виселице. Снились люди и нелюди, которых он убил. И это было так страшно, что он научился забывать сны. Загонял их глубоко внутрь и тешил себя надеждой, что сумеет прогнать навсегда.

До следующей ночи.

Они действительно пробыли в городе несколько дней. «Наплевать, – заявил Франк, – Они все равно знают, где мы, догадываются, как мы будем отсюда выбираться, но в городе напасть не рискнут. Во всяком случае, я не помню серьезных атак в городах. По одному не ходить – вот и все. Даже в бордель. Илем, в основном это касается тебя». Илем хихикнул, поинтересовался, что именно – ходить не по одному или ходить в бордель, но не возразил, но предложил пригласить девиц в гостиницу, где они уж точно не одни. Он действительно умел быть дисциплинированным. Где только научился: в храме одиноких душ или на дне?

Плечо уже просто болело, и если не двигать рукой и не дышать особенно глубоко, почти не мешало. Франк сказал, что болеть будет еще некоторое время, но уже так, как обычные травмы. Диль улыбнулся и сказал, что это в любом случае лучше смерти. Франк удивился. Очень. «Неужели у тебя возникло желание жить?» – спросил он. Диль подумал и кивнул: «У меня впервые в жизни появилась цель».

Франк выглядел удовлетворенным.

Диль думал о нем, как о драконе, хотя получалось это плохо. Франк был такой… обычный. Если сравнивать с бронзовым крылатым… кем? Чудовищем? Ни в коем случае. Он был красив. Если сравнивать дракона-человека с драконом-драконом, сравнение не в пользу первого.

В общем, с раной проблем не было. Были – со сном. Стоило закрыть глаза, появлялся не только мертвый Аури, но и другие. Они ничего не говорили, молча смотрели. Некоторые – одним глазом, потому что в другом торчала рукоятка метательного ножа. Некоторые не смогли бы ничего сказать, даже если бы захотели, потому что нож пронзил их горло. Диль просыпался, но продолжал видеть мертвые лица, сердце колотилось так, что он боялся разбудить Илема. Потом он снова засыпал – и снова видел то же самое. Днем он держался как ни в чем не бывало, только ведь не дураки его окружали, и в одни прекрасный день Франк велел Илему пойти выпить, закрыл дверь и сел на край кровати, на которой Диль проводил большую часть суток.

– Рассказывай, – приказал он. Диль помолчал, собираясь с мыслями. Говорить о кошмарах? Словно девушка, боящаяся темноты.

– Я больше не могу убивать, – сказал он неожиданно для себя, и сразу стало легче, слова полились сами. – Они появляются каждую ночь, молчат и смотрят. Аури и все остальные. Я знаю, что трус, что подвожу тебя, что бесполезен. Знаю, что защищаюсь и защищаю других. Прости. Но я не могу так. Не могу больше представлять на их месте соломенные чучела, потому что они не чучела, они живые…

– Не убивай, – легко согласился Франк. – Некритично. Что рот раскрыл? Ты не герой, это да, только героизм – это не совсем то, о чем ты думаешь. Трус? Ну, всякий нормальный человек боится. И поверь, встречаются люди, неспособные убивать. Вообще. Ни в какой ситуации. Так что выкинь из головы, отдай ножи Илему, он вроде умеет ими пользоваться, а лук я заберу. Не хотеть убивать – не недостаток, Диль. Если хотя бы половина людей была такой, не понадобились бы драконы.

Он похлопал Диля по здоровому плечу, сообщил, что решил присоединиться к Илему и вышел. И все.

Только сны не прекратились.

И вряд ли прекратятся. Перестанет Диль убивать, воображая, что всего лишь репетирует новый трюк, или не перестанет, важно то, что он уже сделал.

А раз так…

Диль схватился за голову. Потерянные боги, за что такая кара? За Аури?

Конечно. Больше он ничего не сделал. Ни плохого, ни хорошего. Опавший лист не приносит ни вреда, ни пользы. Разве что какой-нибудь менестрель проследит взглядом за его неровным и бессмысленным полетом, посмотрит, как его несет ветром по сухой траве и сочинит балладу совсем на другую тему. И никогда об этом листе не вспомнит.

А разве ты не этого хотел, Диль? Чтобы на тебя смотрели и не видели? Только акробат, гибкая и ловкая пустая оболочка, в которой уже ничего нет, чувства умерли, душа выгорела. Люди посмотрели представление, порадовались, поудивлялись возможностям человеческого тела, бросили несколько диггетов и забыли, потому что мимо прошел жонглер или пробежала веселая танцовщица. Ты принес минутную радость, и это была единственная цель твоей жизни. Нет, цель не самая дурная, порой эта минутная радость – единственная за долгие месяцы. Но сейчас все иначе. Не время изменилось, не ты изменился, просто так получилось, что ты нужен, стареющий одинокий акробат. Ты не боец, ты не герой, ты скорее обуза, чем помощь, но разве ты не видел слез принцессы, не слышал горечи в голосе вора, когда захлебывался собственной кровью? Разве ты не заметил тревоги в глазах воина и сочувствия в глазах эльфа?

Ты нужен. Даже защитнику мира. О боги, дракон израсходовал на тебя драгоценнейший эликсир, который пригодился бы для кого-то более полезного, который он и берег для другого, но он дал его тебе. Не позволил умереть. Вернул к жизни.

Не хочешь убивать, сказал дракон, не надо. Постой в сторонке, пока мы все сделаем. Пока воин и рыцарь не отдадут за тебя свои жизни, потому что чаще всего до конца не доходят те, кто защищает других. Добряк Ори или благородный Кай могут остаться где-то на дороге, чтобы ты выжил.

– Эй! – окликнул его Илем. – Что с тобой, дружище?

Диль посмотрел на него непонимающе, а потом обрушил на него поток бессвязных слов, сам не понимая, для чего говорит. Тут бесполезны советы, потому что человек все решает сам. Даже если он из Ванреллы. Даже если он всего лишь опавший лист.

– И чего? – непонимающе глянул Илем. – Не умеешь – и не учись. Я, может, тебе столько о себе рассказывал как раз потому, что не видал еще людей, которых так воротит от смерти, хотя ты не убиваешь, ты защищаешь.

– Все равно…

– Ни черта. Не все равно. Смерть, понятно, всегда смерть, потому что это самая однозначная штука на свете. Вот был человек – и все, нету. Однако есть разница. Вот тебе пример. Хантела я убил. А всех прочих в нашем пути, сколько бы их ни было, – нет. Я дрался, я защищался. То есть я защищал себя, как и в случае Хантела. А ты – нет. Ты защищал принцеску, хотя она того не стоит. Что ты ни говори, Диль, я людей чаще всего насквозь вижу. Себя защищать ты не стал бы. Потому что тебе пофиг, жить или умереть.

Диль опустил голову. Пофиг. Всегда так было, только никто не пытался его убить, потому что он был не нужен даже смерти. Сейчас появилась цель…

– Я же вижу, что ты ее готов защищать любой ценой. Ты почему-то чувствуешь ответственность за нее. Я этого не понимаю. В чем разница между нами всеми, знаешь? Я хочу выжить, хотя не боюсь смерти. Кай хочет спасти как можно больше жизней, пытаясь искупить то, что не сумел спасти своих друзей. Ори дерется, потому что по-другому не умеет, ему сказали, что так правильно – драться за нас, он и дерется. Лири строит из себя ключевую фигуру миссии, так оно, наверное, и есть, но она вообразила, что без нее мир сгинет в тартарары и старательно лупит из арбалета в сторону врагов, чаще всего, кстати говоря, промахиваясь, стрелок она еще хуже, чем ты. У тебя нет масштабной цели. Ты хочешь просто защитить бедную несчастную девочку, по чьей вине погибла тьма народу. Для тебя неважно, кем она себя мнит и кем является.

Илем выдохся, и Диль подумал, что он говорил так же невнятно и сбивчиво, разве что более простыми словами. Неужели Илем действительно понимает его?

Вор словно подслушал.

– Я тебя понимаю. И не понимаю. То есть я верю, я вижу, что тебя воротит он необходимости убивать. Ну и не надо. Думаешь, без тебя в драке никак?

– Как раз этого я не думаю. Илем, это смешно, но я вижу цель…

Вор озадаченно посмотрел на него.

– А почему это смешно?

– Никогда не видел.

– Ну и? А сейчас видишь. Почему должно быть смешно?

Диль недоверчиво пригляделся. Искренен. Илем взлохматил свои золотистые волосы и засмеялся.

– Чудик ты, Диль. Ты сам себя всю жизнь не замечал и считал, что никто не замечает тоже? Ну, может, оно и так, ты ж перекати-поле, нигде не задерживался, никто не успевал рассмотреть. А ты хороший человек. Мы с тобой много разного народу перевидали, ты видел больше, я – внимательнее, но только о тебе я могу сказать вот так просто: хороший человек. Без всяких «но». Выпить хочешь? По-моему, тебе это позарез нужно. Не бойся, Франк одобрил мою идею принести тебе вина. Сказал, не повредит.

– Я каждую ночь вижу этих людей…

Диля снова понесло. Илем выслушал и снова засмеялся:

– Не льсти себе. Ты наверняка кого-то и убил, но твое подсознание хитрее. Ты выводишь из строя, а не убиваешь. Стараешься сделать именно так. Я наблюдательный. Ты отстраняешься от картины, воображаешь мишень, но те привидения, что являются тебе с твоими ножами в глазах, – твоя придумка. Твоя больная совесть. Людям ты попадаешь то в плечо, то в колено, то еще куда. Клянусь. Сам добивал таких. Не веришь – спроси Кая. Он не соврет.

– А какая разница?

– По сути – никакой, конечно. Получается не убийство, а соучастие в убийстве. – Илем захихикал. – Я в формулировках хорошо разбираюсь. Профессия такая – законы знать приходится. Но твои кошмары – это твое воображение.

– И Аури?

– Нет. Аури – это твой груз, твоя вина. Как у меня – Силли. Аури будет сниться тебе всегда. Хотя, если загробная жизнь существует, он на тебя страшно сердит. Он так хотел, чтобы ты жил, а ты свою жизнь превратил черт знает во что. Твое право, конечно. Но раз сейчас есть цель, то почему за это не выпить?