Душа дракона

* * *

Путешествие не складывалось. Постоянно что-то случалось, какие-то конфликты, свары, дрязги: то злился ученый, доведенный язвительностью Илема, то устраивал бабские истерики торговец, то принцесса срывалась на визг и Дилю не удавалось ее успокоить, то у простодушного Ори вдруг начинали темнеть глаза и подрагивать губы и тогда Кай начинал говорить что-то на языке, которого Диль никогда не слышал. Франк свирепел, и Диль с ужасом ждал дня, когда он начнет свирепствовать.

Остановить эти ссоры Диль даже не пытался. Кто б его слушал, если даже Лири отмахивалась, когда он пытался ее унимать, а ведь она старательно подчеркивала их дружбу и постоянно обращалась за советами, в которых вовсе не нуждалась. Диль смотрел на все это и временами приходил в отчаяние. Какое уж тут спасение мира, если они не могут найти общий язык. Конечно, и ему надоедало бесконечное нытье Хантела. Всем было одинаково трудно… то есть, собственно, Дилю-то казалось, что им как раз очень легко. На ночлег останавливались, как правило, на постоялых дворах или в деревнях, пусть и в сарае, но непременно под крышей, и даже когда ночевать пришлось в лесу, выяснилось, что два больших свертка, перекинутых через круп франковой лошади, – большие палатки, а в багаже каждого имеются крепкие и теплые одеяла. Это не наспех сплетенный шалаш и старая в нескольких местах прожженная тряпка, которой чаще всего довольствовался Диль. Никто никогда не оставался голодным, запас провизии имелся всегда. Конечно, с жизнью в теплом доме не сравнить, но назвать путешествие трудным было просто невозможно. Диль всегда был уравновешенным, но постоянные жалобы Хантела даже его доводили до бешенства. Хорошо что он очень давно научился скрывать свое отношение к тем немногим людям, которые ему очень не нравились.

Просто посидеть и поболтать у костра не получалось. Не то чтобы у Диля имелась такая потребность, восемнадцать лет одиночества избавляют от привычки чесать языком, просто это казалось правильным: раз уж суждено быть вместе, так лучше не ссориться. Только Кай никогда не встревал в свары… да и в разговоры тоже. Держался ровно, но как бы в стороне. На вопросы отвечал, на дразнилки Илема не обращал внимания, только улыбался снисходительно, что заводило вора еще больше. И в один прекрасный вечер, когда им как раз пришлось ночевать в лесу, взорвался Франк.

Все было относительно нормально. Они ели очень неплохой суп, который сварила Лири. Диль пошутил, что она прошла чудесную поварскую школу в его компании, она отвесила ему шутовской поклон, Хантел тут же заявил, что он привык два раза в неделю есть рыбу, что его желудок не переносит мяса, тут же оживился Илем и поинтересовался, как желудок Бирама переносит отсутствие крови, глаза вампира засверкали, Диль сделал очередную попытку увести разговор от ссоры и поинтересовался, какой именно наукой занимается Бирам. Тот, задрав свой крючковатый нос еще выше, высокомерно осведомился об образовании самого Диля, пришлось признаваться, что шесть классов он проучился довольно хорошо, а потом увлекся цирком и школу почти забросил. Вампир неожиданно смягчился, узнав, что Диль умеет и читать, и писать, и даже знает арифметику. Начала математики, как сказал ученый. Вот математикой он и занимался. Если честно, Диль не очень понимал, как можно заниматься математикой и какой от этого прок, но постарался этого не показать, и вроде бы успешно, потому что Бирам принялся рассказывать о том, как вывел очень важную формулу, которая, вероятно, продвинет науку значительно дальше, чем следовало бы ожидать в настоящее время, что его имя попадет в историю, что пройдут века, а формулой Крадена будут пользоваться многие поколения. Внимательно слушал Кай, Франк одобрительно кивнул. И то верно, лучше уж о математике.

– Первая премия по хвастовству, – хихикнул Илем. – Только вот формулу а плюс бэ в квадрате тоже кто-то вывел, и что-то не припомню я, чтоб имя этого кого-то славили в веках.

Диль попробовал сгладить назревающую ссору.

– Ну и что? Мы не знаем, кто первым научился добывать огонь или придумал колесо, но пользуемся.

– Ага. Наверное, сидели вот так тоже вокруг костра, – с мечтательной улыбкой произнес Илем, – и грезил изобретатель огня, что его имя в веках останется… А в итоге огонь остался, а от имени даже пепла нет.

– А чего, арифметика разве наука? – искренне удивился Ори. – Не, я понимаю, когда сталь хорошую придумают или там лекарство… а арифметика чего – циферки одни. Кому это надо, кроме вот торгашей?

Хантел немедленно обиделся на «торгашей», Бирам – на неуважение, заносчиво объявил, что математика – мать всех наук, а тупые недоучки никогда великих людей не понимали и не оркам рассуждать о том, что в мире полезно или необходимо, Лири посоветовала ему не задаваться, потому что Илем не так уж и неправ, Кай покачал головой… И тут взорвался Франк.

– Заткнитесь все! – рявкнул он, и все заткнулись. У Диля появилось желание забиться подальше в кусты, чтоб этот пылающий взгляд не превратил его в пыль и пепел. – Боги милосердные, да разве можно было подобрать худшую команду! Вы, сборище идиотов, действительно не понимаете, что от вас зависит будущее мира? От вас, банды остолопов, зависит, будет мир или нет? Вы не соображаете, что это не прогулка? Что в любую минуту может случиться что угодно? Вы должны быть вместе, чтобы выжить, болваны! Ничего нельзя достичь в одиночку, нельзя пройти такой путь в одиночку, только вместе! А вы лаетесь, как базарные бабы! Я должен провести вас по трудной дороге, должен защищать вас – вас всех, но не каждого! Так будьте любезны облегчить мне задачу, соблюдайте дисциплину, ясно? Черт вас раздери, да один только Дильмар никаких проблем не доставляет, а вы…

Он замолчал. Диль словно видел его впервые. Все притихли.

– Можешь не сомневаться во мне, проводник, – очень спокойно сказал Кай.

– Да ладно, – примирительно пробурчал Ори, – я, это, тоже вроде как привычный… не буду больше.

– Обещаю держать себя в руках, – пообещала Лири, – и поверь, у меня получится.

– Ну, – серьезно проговорил Илем, – раз все так важно, я попробую придержать язык.

– Или я его тебе вырву.

Диль испугался, потому что поверил Франку. Просто поверил. По тому, как метнулись в сторону голубые глаза Илема, стало ясно, что он поверил тоже.

– Что ж, если этот вор перестанет меня доставать…

– Поменьше задавайся, великий ученый, – процедил Франк, – потому что обещание насчет языка касается и тебя тоже.

– А я что, я ничего, – заблеял Хантел, – разве ж я не понимаю, просто устал, я вообще не понимаю, почему меня избрали…

– Я тоже не понимаю, почему избран такой сброд, – отрезал Франк. – К тебе это не относится, Кай. Спасители мира… тьфу. Запомнили: вместе. Выжить вы можете, если только будете заодно. Потом, после исполнения миссии, можете хоть сожрать друг друга, мне плевать, но до Серого хребта вы – моя армия. И дисциплина будет армейская. Либо… либо не обижайтесь.

– Конечно, – торопливо поклялся Диль. Франк досадливо повел плечом.

– В твоем послушании я уверен. Проку от тебя, конечно, чуть… но всякий из вас пригодится. Никогда не бывало, чтоб было иначе, ясно?

– Откуда ты знаешь? – хихикнул Илем и увял под огненным взглядом.

– Поверь мне.

– Существуют Серые хроники, – спокойно объяснил Кай. – Мне тоже доводилось их читать… правда, не уверен, что переписчики не вносили в них своих исправлений, как обычно случается с древними манускриптами. Но Франк, вероятно, имел доступ к истинным источникам. Так что я бы ему поверил.

Илем поежился и пробормотал:

– Да ладно… нервные все. Хорошо, Франк, я готов. Вор, в конце концов, действительно может оказаться полезен.

– Однорукий?

– Даже и однорукий, – отозвался Илем, не обращая внимания на высоко поднятую бровь Бирама. – Можешь мне поверить. Франк, мы действительно нужны все?

– Действительно, – уронил Франк. Диль лишний раз подивился тому, насколько же он может быть убедителен: ведь не может такого быть, ведь совершенно очевидно, кто именно нужен, кто именно должен дойти до конца, а веришь.

Впервые в жизни Диль верил в собственную нужность. Целых две минуты после слов Франка.

Тот, видно, это понял и, когда Диль отправился поглубже в лес по естественной надобности, пошел следом.

– С чего ты взял, что это именно она? – ворчливо поинтересовался он, возясь с застежкой штанов. – Жизнь никогда не похожа на сказку. Даже на страшную. На самом деле все всегда проще. Я действительно должен довести вас всех. Не уверен, что получится, потому что такого я… никогда не слышал, чтоб с первых же шагов такая грызня.

– Вы хотите меня подбодрить, – начал было Диль, но Франк снова щелкнул его по лбу. Очень быстро, Диль не успел даже заметить движения, только что штаны расстегивал – и уже лоб горит. И что делать, если язык не проворачивается ему «ты» сказать? – Это чтобы меня подбодрить, я понимаю. Возможно, важна не Лири, возможно, Кай, но не я же.

Франк закончил дела и устало проговорил:

– Чем поклясться? У меня, разумеется, больше информации, потому что я действительно читал истинные Серые хроники, но признаюсь: я знаю далеко не все, что хотел бы. Эта… игра мне непонятна.

– Жестокая игра, если доходят не все, – заметил Диль. – Но кто, кроме богов, может ставить такие условия?

Франк потер лоб, словно сам получил щелчок, и уныло произнес:

–Ну, они от меня хвалы не дождутся. Возиться с этими… Привыкли, что каждый сам за себя. А сейчас нельзя. Понимаешь, Диль, нельзя. Словно и жить не хотят.

Диль поежился. Если нельзя заранее бояться, то почему можно заранее пугать.

– В тебе я уверен, – сказал Франк на обратном пути. – То есть знаю, чего от тебя ждать. В рыцаре тоже сомневаться не приходится. Но остальные… послали же боги спутничков.

– А проводника тоже видит пророк?

Франк помолчал, потом ответил со вздохом:

– Нет. Тут все намного хуже на самом деле. Но не сомневайся, я действительно проводник. И действительно буду защищать вас всеми средствами. Но один никогда не сможет защитить семерых. Потому… продолжай присматривать за принцессой. Если драка, не лезь, проку от тебя все одно не будет, но и ее не пускай. У нее хватит ума вообразить себя великой воительницей, потому что в детстве она, видишь ли, три раза из пяти в мишень попадала… Тебе надо объяснять, что умение пользоваться оружием и умение убивать – совершенно разные вещи? Я так и думал, что не надо.

Когда укладывались спать, Франк распределил дежурства. Очень своеобразно: Бирам, Ори, Кай и он сам. Лири хотела было возмутиться, но Диль удержал. Торговец помалкивал, а Бирам не преминул удивиться: ну ладно принцесса, но почему бродяга и вор будут спокойно спать…

– Потому что за бродягу подежурю я, – оборвал Франк, – а за вора – Кай. Есть возражения?

– И почему мне не стыдно? – пробормотал Илем, сворачиваясь в клубочек в палатке. Диль хотел, чтобы Лири легла между ними, но она отказалась наотрез, хотя Илем, зевнув, объяснил, что на такую у него точно не встанет, а щупать впотьмах попросту нечего. Лири изо всех сил пнула его и, кажется, попала по покалеченной руке, потому что он сдавленно вскрикнул и исхитрился ухватить Лири за горло здоровой рукой. Диль кое-как их унял. Лири утихла быстрее: должно быть, ей стало стыдно, она вряд ли хотела причинить Илему сильную боль.

А ведь потому Франк и избавил вора от дежурства. Рука так и болела. Он быстро уставал, и это его ужасно злило. Он не любил зависеть от других.

Лири полночи ворочалась, не давая спать Дилю, а Илем лежал неподвижно и тоже почти не спал. Было тихо. Странно тихо для ночного леса. Утром Диль тихонько сказал об этом Франку, и тот раздраженно кивнул: знаю, мол, и без тебя. Завтракали наспех, доедая черствый хлеб и запивая его холодной водой. Настроение Франка передалось всем, а посмотрев на торговца, Диль подумал, что он явно нуждается в проповеди на тему «нельзя бояться заранее».

Ехали быстро, как только позволяла разбитая дорога. Хорошо хоть слякоть кончилась. Копыта лошадей глухо постукивали по подмерзшей земле. Франк все время напряженно прислушивался.

– Что это? – спросил Бирам, озираясь. – Франк, я что-то слышу.

– Я тоже, – мрачно ответил проводник, – но не могу определить направление.

– Сзади, – коротко произнес Кай. – Ручаюсь.

– Тогда погнали!

Все пришпорили коней одновременно. Диль старался быть рядом с Лири. Она оказалась прекрасной наездницей, чего нельзя было сказать ни об Ори, ни об Илеме. Ори чуточку отставал, то ли случайно, то ли умышленно.

Через час скачки Диль стал различать в рокоте копыт еще какой-то звук, будто неровные шаги, будто за ними гнался великан.

– Ори! – рявкнул Франк. – Не отставать! Мне твой героизм не нужен, мне ты нужен живой. От этого можно удрать! И мы будем всякий раз предпочитать бегство драке, ясно?

Дорога становилась уже, и пляшущие перед лицом ветки казались большей опасностью. Всадники почти легли на шеи лошадей, чтоб не быть выбитыми из седла. А потом лес внезапно кончился, мощные ели сменились на густой подлесок, оборвавшийся на склоне холма. Внизу текла широченная река, Диль не видал подобных, а ровно посередине на длинном острове расстилался белый город.

– Димвик, – сообщил Франк. – Первая точка. Вниз с такой скоростью не надо, не хватало еще чтоб кто-то шею себе свернул. Илем, ты как?

Вор только сверкнул глазами. Его лицо, и без того не румяное, казалось совсем белым. Сколько уже времени прошло с тех пор, как он лишился руки – почти месяц? Должно уже отпускать. Или есть что-то еще, о чем не знал Диль?

Неизвестный преследователь так и не догнал их. Лири начала было приставать в Франку, что это было да почему надо отступать, а не драться, но он быстро ее осадил, а Илем отпустил пару своих реплик про главного воина в их отряде. Лири надулась. Поравнявшись с ней, Кай мягко сказал, что отступление не трусость, что драться с превосходящими силами следует, только когда нет выхода, а она оборвала его довольно грубо:

– Не надо изрекать прописных истин, сударь. Мы даже не знаем, что это такое…

– Мы, – выразительно произнес эльф, – знаем. Поверь мне, Лири, от этого убегать не стыдно.

Тут начал валиться с седла Илем, и Диль едва успел его удержать. Франк, однако, велел не останавливаться, и Диль не придумал ничего лучше, как сесть на лошадь позади Илема. Тот был в сознании, но еле дышал, на висках выступили мелкие капельки пота, губы посерели, и впервые Диль поверил, что ему под тридцать.

Их никто не преследовал, потому ехали не так быстро, но Илему не становилось лучше. Франк встревоженно оглядывал свою армию по спасению мира, и вдруг его мрачное лицо озарилось пониманием. Интересно.

У большой гостиницы Франк поднял руку, останавливая спутников. Мальчишка конюх, постоянно кланяясь, сообщил, что в связи со съездом гильдии меховщиков все гостиницы переполнены, и эта не исключение, но Франк бросил уверенное «Места найдутся» и решительно вошел внутрь. Ори помог Илему спешиться, то есть просто снял его с лошади, как ребенка, и посадил на колоду. Так Илем и на колоде усидеть не мог, кренился набок. Диль пристроился рядом и обнял его.

– Да что такое с тобой? Рука болит?

– Нет, – едва слышно прошептал вор, – не знаю. Такая слабость, что хочется лечь и умереть. Диль, я бы и правда прилег. Мне плохо. Черт знает почему…

Тут появился Франк, вокруг которого так и вился юркий человечек в фартуке, наверное, хозяин. По повелительному жесту предводителя все, прихватив вещи, пошли в гостиницу. Диль и Кай поддерживали Илема с двух сторон, почти несли его. Он, конечно, старался перебирать ногами, но как-то странно, будто был невероятно пьян.

Комната нашлась всего одна, зато большая. Бирам тут же начал кривить нос: он-де не привык к такой теснотище, да что это такое, мало того что всю дорогу должен быть рядом со всяким сбродом, так еще и в гостинице покоя нет… Лири выпрямилась и невозможно холодным тоном поинтересовалась, не ее ли он сбродом считает, а если нет, то пусть изволит заткнуться, если принцесса не жалуется, то плебею и вовсе непотребно это делать. Ори фыркнул, а торговец, собравшийся было привычно поныть, торопливо занялся своим багажом. Кроватей в комнате было всего три, и на одну Диль уложил Илема. Вдвоем с Каем они раздели вора до пояса. У него даже тело было совершенно белым, словно из него выпустили всю кровь…

О потерянные боги.

Диль посмотрел на Бирама.

– Умный, – похвалил Франк желчно. – Все правильно понял.

И врезал вампиру в челюсть. Наверное, не хуже, чем это сделал бы Ори. Бирам ударился о стену, гневно сверкнул глазами и мерзко улыбнулся, показав клыки.

На шее Илема были две маленькие ранки как раз на таком же расстоянии.

– Не будет впредь меня доставать, – с вызовом бросил Бирам. – К тому же ты знаешь, Франк, что мне действительно нужна кровь, а я не получал ее уже почти десять дней. Ты бы предпочел, чтобы с седла падал я?

– Если это повторится, ты потеряешь мою защиту, – ровно произнес Франк. Вампир презрительно улыбнулся, а Диля мороз по коже подрал. Он поверил, что это серьезно. Очень серьезно.

– Так он напился Илемовой крови? – дошло до орка. – Ну козел! Ну ты козел вонючий и в репьях!

Наверное, это было страшное орочье оскорбление. Бирам вскинул голову, чтоб посмотреть Ори в глаза, и целую минуту они мерились взглядами.

– Да, я вампир, – с достоинством сообщил Бирам, – и мне нужна свежая кровь. Неважно, человечья или орочья. Только дотронься до меня, и поймешь, что ни одному орку против вампира не выстоять.

– Оставь его, Ори, – невыразительно приказал Франк. – Потеря крови у Илема не критична, но пару дней нам придется провести здесь. Это меняет мои планы. Запомни, Бирам, я не умею прощать.

– А я не нуждаюсь в твоем прощении. Покормите его сладким, напоите травами. Оклемается.

– А ты, клоп, не подумал о том, что у него совсем недавно уже была большая потеря крови? – вкрадчиво спросила Лири.

Бирам разъярился, но сдержался, только глаза засверкали.

– А и правда ведь клоп, – задумчиво проговорил Ори. – Втихую, ночью присосался, чтоб никто не видел. А чего надо с клопами делать, если вдруг увидишь?

Он прижал палец к столу и пару раз повернул. Франк рявкнул:

– Все, хватит. Я предупредил, Бирам. Лири, вели чтоб принесли горячего вина с пряностями и побольше сладкого чая. Располагайтесь. Одна кровать для Илема, одна для Лири, одна, естественно, для меня, потому что я начальник.

– Да и ладно, – удивился Ори, – кто б сомневался. А мы и на полу хорошо поспим, правда же, Диль?

Диль пожал плечами. Ему так редко приходилось спать на кровати, что на полу казалось даже удобнее. Комната теплая, одеяло, чтобы подстелить, есть, сверху не каплет, а что жестко – так даже и полезно. Аури всегда говорил, что костям, особенно позвоночнику, лучше не на перине, а на полу.

Илема отпаивали не два, а три дня. Видно, вампир перестарался или сделал это нарочно. С Бирамом никто не разговаривал, Лири брезгливо поджимала губы, Франк смотрел сквозь, и Диль подумал, что он бы такого взгляда не вынес. И не вынес, ушел когда-то от подобных взглядов. А этот ничего, задирал нос и читал толстую книгу. Когда наконец тронулись в путь, Илема еще шатало, поэтому Франк то ли купил, то ли нанял коляску, запряженную парой мелких лошадок. Илема укутали в кучу одеял (он все время мерз) и уложили на сиденье, а на козлы сел Хантел. Франк предложил Лири тоже ехать в коляске, но она гордо отказалась. Илему явно стало лучше, потому что он отпускал свои, порой дурацкие, шуточки, предусмотрительно не задевая Бирама. Только вот Диль слабо верил в эту предусмотрительность, ему казалось, что Илем просто выжидает. Чтобы сделать что? Франк несколько минут проехал на подножке коляски, наверное, объясняя, что обострять отношения не стоит. Илем же не дурак, должен понимать, что в следующий раз может так легко не отделаться.

Даже думать о Бираме и том, на что он способен, не хотелось. Вампиров в деле Диль никогда не видел, да и слышал о них мало. И давно. Когда он еще не утратил привычку и умение общаться с людьми. А сейчас привычку следовало восстанавливать, потому что быть букой не хотелось. К тому же бук и так хватало.

Орк насвистывал какие-то странные мелодии, улыбался чуть не всему встреченному – птице, взлетевшей прямо из-под копыт, промелькнувшей в высохшей траве полевой мыши, стаду грикенов, неспешно пересекавшему дорогу, пастуху, их сопровождавшему. Диль знал, что приветливость орков не то чтоб обманчива, нет, они были дружелюбным народом, но только если ты на одной стороне с ними. Он не раз слышал истории о безудержной ярости орков, из-за которой они и считались лучшими бойцами в любой армии. Очень не хотелось увидеть боевое мастерство орка. Один только размер топора пугал, а представить себе его в действии…

Франк был настороже, и Кай, на него глядя, тоже внимательно поглядывал по сторонам. Ничего не происходило. Навстречу то и дело попадались всадники или кареты, крестьянские телеги, запряженные волами, тянулись в город, однажды конный разъезд королевской стражи велел им остановиться. Франк оставался спокоен. В чем тогда опасность? Впрочем, не может же им препятствовать королевская стража. Ни один король не захочет, чтобы зло прорвалось в мир, потому что это зло ни одному королю не остановить.

А кто остановит? Диль Ванрел? Даже не смешно.

Однажды Бирам и Илем снова сцепились. Случилось это на постоялом дворе, когда Франк отлучился по своим неведомым делам. Илем снова принялся поддразнивать вампира, интересуясь, не было ли у него несварения желудка, тот оскалился в ответ, и Каю их утихомирить не удалось. Грызлись они, как малые дети, до прихода Франка, но притихли, едва он появился на пороге. В словесных схватках выигрывал Илем. Он за словом в карман не лез, умел больно ужалить, а Бирам был силен разве что в молчаливых угрозах в виде демонстрации клыков.

Дилю это надоело и он, попросив разрешения у Франка, ушел на маленький пустырь за сараем, чтобы немного размяться. Акробату нужно упражняться регулярно, иначе мышцы теряют эластичность. К тому же он соскучился по работе. Просто соскучился. Поэтому он не прекратил своих занятий, когда на этом пустыре собралась кучка зрителей. Не представление, но… почему бы и не развлечь людей?

Вернулся он усталым, но довольным, только сейчас поняв, как же ему этого не хватало. Лири не было, так что он разделся, быстро обтер тело полотенцем, смоченным в горячей воде, и вздрогнул, поймав на себе взгляд Бирама. Вампир ухмыльнулся от уха и до уха. Кай оторвался от полировки своего меча и невыразительно спросил:

– Тебе мало проблем с проводником, раз ты еще со мной готов поссориться?

И Бирам промолчал. Кай, словно и не говорил ничего, продолжал мерно водить куском замши по сияющему лезвию, а Ори расхохотался, оглушительно хлопая себя по ляжкам. Проснулся Илем, обвел всех мутными спросонья глазами и снова опустил веки. Да уж, команда… Обрубленная рука Илема лежала поверх одеяла, Диль впервые видел ее без повязок. Зрелище заставило его содрогнуться. Илем едва заметно улыбнулся. Не спит, хитрец. Но притворяется умело. Как оказалось, ради детской шалости.

Когда Бирам проходил мимо его кровати, Илем молниеносным движением ткнул его в зад зажатой между пальцами иглой. Вампир подскочил с воплем, и вор снова удивленно заморгал: а я тут причем, я мирно сплю… Это, конечно, никого не обмануло, Франк одернул Илема, но усмешку даже и скрывать не стал. Диль покачал головой.

Через два дня он проснулся ночью от шума. Франк держал Бирама за горло, и похоже, без усилий, а тот пытался вырваться, но безуспешно. Илем растерянно прижимал ладонь к шее.

– Ты потерял мою защиту, – бросил Франк. И оттолкнул вампира, так что он едва не свалился в костер.

– Интересно, – прошептал Ори, – а что это означает? Франк как-то не походит на того, кто может защищать. Может, какая магия?

Может, и магия. Мало ли, что утверждал Франк. Да и без всяких угроз и обещаний… Быть изгоем трудно. Очень трудно. Если ты можешь уйти в никуда, довольствоваться обществом самого себя – и то трудно, а если ты вынужден оставаться с теми, кто тебя презирает и сторонится, – неимоверно труднее. Вряд ли вампиры так уж сильно отличаются в этом смысле от людей.

– Мне нужна кровь, Франк, – сумрачно сказал Бирам. – Мне действительно нужна кровь. Хочешь иметь рядом голодного вампира?

Франк раздраженно повел плечом и предложил свою. Бирам шарахнулся. Ух ты. Что бы это могло значить?

– Через пару дней доберемся до города, там зайдешь на бойню и купишь кварту свежей крови, – сухо произнес он. – И не говори, что свиная кровь хуже человеческой. Невкусно, это да, а по питательным качествам ничуть не уступает. Ты будешь пить только кровь животных, потому что я не собираюсь хлопотать о лицензии на охоту. У меня нет на это времени. Всем спать, подниму завтра с рассветом.

Ехали быстро, не щадя Илема, которого здорово трясло в коляске. Он попробовал было сесть верхом, но сдался после первого же приступа слабости. Франк обеспокоено оглядывался, прислушивался и, как показалось Дилю, принюхивался. Ори вытащил боевой топор, но Кай оставался невозмутим. Дорога шла через лес. По опыту Диль знал, что именно такие леса по нраву разбойникам, но разбойники большей частью не сумасшедшие и не станут нападать на группу вооруженных мужчин, особенно если среди вооруженных орк. Один только вид орка нередко отпугивал лесную братию.

– Лири, в коляску, – скомандовал Франк и принцесса, против ожидания, безропотно и ловко переместилась на сиденье, на котором нахохлился Илем. – Диль, держись рядом с коляской, не отставай.

Кай взял наизготовку лук, Лири взвела арбалет. А Диль не стал изображать готовность убивать, потому что ее не было. Как не было и готовности умирать. Страх липкой волной прокатился по спине, но когда из зарослей тидьяна вдруг полезли волосатые и бородатые мужчины с бандитскими рожами, удивился. Смысл в таком нападении? Что с них взять – ведь по внешнему виду Франка никак не скажешь, что у него неисчерпаемый кошелек, не говоря уж об остальных, зато у каждого оружие.

Щелкнула тетива арбалета, и один особо волосатый с воплем схватился за живот и повалился навзничь. Взмахнул топором Ори… и понеслось.

Диль не успел по-настоящему испугаться, как все и кончилось. Разбойники, встретив сопротивление, вернулись в тидьян с той же скоростью, сопровождаемые лихим посвистом Ори, а Франк велел гнать коней. Диль держал повод кобылки Лири и по-прежнему старался держаться ближе к коляске. Эта девочка только что убила человека. Или до нее еще не дошло, или это не впервые.

Нет, не может быть. Не сообразила пока. Просто не сообразила. Она не может быть равнодушной к смерти. Не может.

Галопом они вылетели к большой деревне. Здесь не было постоялого двора, но Франк потребовал, чтобы им предоставили крышу над головой, и ее предоставили, поскрипев зубами, но не рискнув отказать. И правильно сделали, потому что Франк щедро отсыпал серебра хозяевам дома. Чтобы им не так грустно было ночевать на собственном сеновале.

Им даже протопили баню, маленькую, только двое и могли поместиться, вот они и вымылись по очереди. Дилю выпал в соседи Илем. Диль, конечно, не погнушался ему помочь. Вор еще не приловчился обходиться одной рукой, и это его злило.

Они оказались последними, так что можно было не торопиться. Диль наслаждался влажным теплом, пробиравшим до самого нутра, да и Илем немного порозовел.

– В такие минуты думаешь, что счастье в жизни все-таки есть, – подмигнул он. Диль не мог не согласиться. Счастье есть всегда, только его надо уметь видеть.

Аури был счастливым человеком. Он радовался рассвету, словно тот наступал впервые, радовался первым цветам, словно без его радости они не расцвели бы, радовался проливному дождю и метели. Он всегда находил хорошее. Дождь? Отлично, можно укрыться в фургоне, выпить вина и всласть поболтать. Пурга? Но как приятно слушать завывания ветра, греясь у горячей печки и потягивая крепкий сладкий чай.

Наверное, он жил, как трава. Нет. Как цветок. Он умел не только радоваться, но и радовать. Он любил зрителей, и зрители отвечали ему взаимностью. Он любил Диля, и Диль, воспитанный в строгости Ванреллы, тоже любил его, отказав в телесной близости, но вовсе не отвергая душевную.

Неси свой груз, акробат.

Илем ткнул его локтем.

– О чем задумался? Расслабься. Имеем право. Перед спасением мира.

– Ты в это веришь?

– Не могу верить, – усмехнулся Илем. – Чтоб воры мир спасали? Они только собственную задницу спасать готовы.

– И ты?

– А я, что, другой? И я тоже. Ты веришь в сказки о благородных ворах? Напрасно. Не бывает.

Диль верил, что благородство никак не зависит от занятий, но спорить не стал. Илем потянулся. Он был мальчишески строен и гибок, словно юный акробат. Двадцать восемь лет, напомнил себе Диль. Ему двадцать восемь, и он только выглядит юным и чистым.

– У тебя семья есть?

– В Ванрелле. Кто-то еще есть, я не знаю.

– Плохая семья?

Диль покачал головой. Хорошая. Очень хорошая. Даже не заметив как, он рассказал Илему о родителях, братьях и сестрах… что помнил. А человеческая память имеет обыкновение сохранять или очень хорошее, или очень плохое. Диль говорил о друзьях детства, о школе, о цирке, а Илем слушал удивленно и с интересом.

– Тебя наказывали?

– Конечно. Провинность должна быть наказана, добрый поступок вознагражден. Так принято в Ванрелле. Отец мог меня выпороть, мать – лишить сладкого… В общем, ничего особенного. И всегда за дело. Они были справедливы. А ты?

– А я Илем, – усмехнулся он, – просто Илем. У меня нет фамилии. Знаешь, что это такое?

Диль знал. Храмовый подкидыш. Нежелательных детей порой оставляли у врат Храма одиноких душ, и о них потом заботились монахи, воспитывали, давали образование. Говорят, очень неплохое.

– Понятия не имею, кто была моя мать. Об отце и говорить нечего. Не смотри жалостливо, мне это безразлично. Я никогда не знал, что такое семья, так о чем жалеть? Ну нагуляла какая-то девка, или баба понесла в отсутствие мужа, или шалава из квартала забав вовремя не вытравила. Не все ли равно. Так что я вырос в Храме. Большой храм в Тизире. Бывал? Впечатляет, да?

Храм в Тизире был не большой, а громадный. Звуки терялись в просторном зале, тьма пряталась по углам в самый солнечный день, цветные витражи создавали причудливую и пугающую игру теней, а рассмотреть купол почти невозможно, так он высок. Храм мог вместить множество одиноких душ и позволить им сохранить это одиночество. Монахи пытались помочь всем – добрым словом, советом или просто молчаливым участием. Диля выслушали. Утешать не стали, согласились с его невысказанными словами, что ему нести эту боль и эту вину всю жизнь, и эту кару он выбрал себе сам. Наверное, если бы ему наговорили утешающей чуши, стало бы хуже. Диль вышел их храма, словно из мира вечной ночи к яркому полуденному солнцу, и понял, что ему стало чуточку легче. Чуточку и ненадолго, но боль отпустила его.

– Да, это они умеют, – согласился Илем, хотя Диль ничего не говорил. – Людей насквозь видят и понимают, что кому надо. Кого поддержать, кого пожурить, кого успокоить. Тяжкий труд.

– Говорят, детей в приютах хорошо обучают.

– Это да. Не отнимешь. Я в двенадцать лет знал больше, чем ты в свои… сколько там тебе, под сорок, да? У нас даже самые отчаянные лодыри учились старательно, самые закоренелые тупицы просветлялись разумом. Лучше уж всю ночь решать задачу, чем следующую ночь провести в храме. Нас, конечно, и розгами драли – мало не казалось, но любой предпочитал лучше на уроках пару дней постоять после порции розог, чем остаться ночью в пустом запертом храме. Мне повезло. Я именно там разучился бояться тьмы и бесконечности… а значит, просто разучился бояться чего бы то ни было. А другие не выдерживали. На моей памяти двое сошли с ума. – Илем поплескал на каменную печь горячей воды и застонал от блаженства, когда клубы пара окутали их тела. – Ох как я люблю погреться… Особенно последние несколько дней. Все время мерзну. Этот клоп из меня не одну кварту крови высосал, видно. Ну так о братьях… то есть монахах Одиноких душ. Наказывали они изощренно, а я был… м-м-м… непослушным. Так что и на уроках стоял, потому как порот бывал нередко, и уборные чистил чаще других, так что вовсе не брезглив, и даже приспособился спать в храме. И дразнить монахов, встречая их утром, сидя на перилах галереи. Ее снизу не видно, она как раз над витражами. С одной стороны, братьям очень хотелось, чтоб я с тех перил сверзился, а с другой стороны, им еще больше хотелось меня переломить.

Он довольно улыбнулся. Значит, не переломили.

– Ты же был совсем ребенком.

– Я никогда не был ребенком. Или перестал им быть, когда научился ходить и говорить. Когда они наказывали, еще ничего. Когда начали награждать, стало плохо. – Он искоса посмотрел на Диля и улыбнулся совсем иначе. – Ты знаешь, что у них обет не прикасаться к женщинам? И они его блюдут, потому что кара очень уж страшна, если вдруг дойдет до первосвященников. А много ты встречал мужчин, способных обходиться без женщин даже не год, а всю жизнь? Вот и я не встречал. Братьям не нужны были женщины, потому что у них были мальчики. Мы. А я, на свою беду, был хорошенький, как ангел. – Он поморщился. – Впрочем, если бы я был страшен, как болотная жаба, ничего не изменилось бы, в лицо можно и не смотреть. Я смотрю, ты в ужасе? А это, между тем, очень распространено в местах, где мужчины лишены женского общества. Я их даже не виню. Я виню тех, кто придумал это правило, отлично понимая, что его будут нарушать. Впервые меня наградили, когда мне исполнилось девять лет. Последующие три года награждали регулярно. Не только меня, всех.

– А убежать?

Илем горько умехнулся.

– Убежать? Куда? Тизирцы очень чадолюбивые, всех бездомных детей непременно определяли в приюты. Как думаешь, далеко убежит мальчик без единого диггета в кармане, да еще одетый в синюю куртку воспитанника храма? Но убегали. Я помню четыре побега. Троих вернули, а четвертый, подозреваю, сам сгинул где-то. Из этих троих двое покончили с собой, третий сошел с ума.

– И никто ничего…

– Несчастный случай. Бедный ребенок сорвался с галереи, бедный ребенок подхватил воспаление легких. В общем, я к побегу готовился полгода. В город нас, в общем, выпускали. Кто-то же должен был жратву для братии закупать, если вдруг пожертвований натурой не хватало. Ну и по поручениям бегали. В один прекрасный день я нашел способ прийти на Дно и пробраться к Днищу. Знаешь, кого так называли? Самого главного подонка на дне. Меня, конечно, поймали раньше, чем я до него дошел, но его приближенных я заинтересовать сумел. Сокровища храма. – Илем снова потянулся, как сытый кот. – Я не только разузнал, где они хранятся, я придумал, как их оттуда забрать. А в благодарность Днище взял меня к себе… ну вроде как усыновил. Стражники не дураки, чтоб просто так на Дно соваться, разве только во время облавы… да только там об облавах узнавали раньше, чем стражники. Днище подобрал мне мамашу. У нее своих было столько, что она со счету сбивалась, а я только числился ее сыном. За пару диггов в месяц. Но если меня останавливали в городе, я ссылался на то, что восьмой сын матушки Вари. Так что с двенадцати лет я обучался уже совсем другим наукам, а к восемнадцати не было вора ловчее, чем Илем Ветер. А в двадцать восемь лопухнулся, как последний деревенский дурачок и мало того что остался без руки, так еще и вляпался в миссию по спасению мира. И вампира разозлил… И ведь, знаешь, ничего не помню. Будто он меня и не кусал. Ну что, как тебе история моей жизни? Впечатляет?

История впечатляла. Диль поверил. Зачем бы Илем стал сочинять всякие ужасы, которые сам ужасами не считал? Да и ни один мужчина не стал бы придумывать, как его использовали монахи еще в детстве. Это стыдно и гадко. Даже для бессовестного вора.

Илем ему подмигнул и предложил перебираться в сухое помещение. И то верно, пора. Илем, ворча, пытался вытереться одной рукой, и получалось у него уже ловчее. Боги, даже представить себе невозможно, до чего должно быть тошно молодому мужчине, лишенному правой руки. Да, он уже вполне прилично управлялся и левой, но Диль еще видел растерянность в голубых глазах, когда для самого обыденного дела вдруг требовались обе: начерпать из котелка похлебку можно и одной, но миску приходилось ставить возле самого костра. И ловить на себе взгляды: насмешливый взгляд Бирама или фальшиво-сочувственный Хантела.

На столе их дожидалась еда: рассыпчатая пшеничная каша с курятиной и деревенский деликатес – студень из свиных ножек. Лири заулыбалась, увидев их довольные раскрасневшиеся лица, и Диля кольнуло под сердце. Девочка ничуть не переживала, что несколько часов назад убила человека. Да, разбойника, да, его и следовало убить, да, они нас или мы их… Но девочки не должны убивать. Не должны легко относиться к смерти. Их предназначение – давать жизнь, а не отнимать.

Диль улыбнулся в ответ, никак не показав своих чувств. Бирам принялся издеваться над Илемом, а тот, хотя и сохранял прежнее выражение лица, злился, отвечал язвительно, но хоть в драку не лез. Впрочем, он никогда в драку не лез. Его оружие – язык. Так ранит, что даже вампира трясти от ярости начинает.

Франк не обращал внимания на их перепалку. Вообще. Не призывал к порядку, не велел заткнуться, говорил негромко с Каем о каких-то особенностях каких-то мечей. Хантел подсел поближе, положил себе на тарелку еще студня и извиняющимся голосом сказал:

– Люблю с детства. У меня даже кличка была Студень. Я когда вырос, врал, что, мол, врагов замораживаю… никто не верил. Мне никто никогда не верил. А я правда умею драться, ты же видел.

– Нет, – смущенно ответил Диль. – Я вообще ничего не понял. Кричали, кровь брызгала, все дрались… кроме меня.

– Ну да, – немножко свысока кивнул Хантел, – ты испугался. Бывает.

Диль, конечно, отрицать не стал. Испугался. Но бой был таким коротким, что он и правда не рассмотрел, кто и с каким успехом дрался. Только Ори запомнился. Топор летал в его руке… и не сверкал на солнце, потому что лезвие все было в крови.

Пропал аппетит. Впрочем, поесть Диль уже успел.

– Я не воин. Не было нужды уметь… Вы торговец, а с меня и взять нечего.

– Диль, да хватит уж, – неожиданно попросил Хантел. – Знаю я праведных варнельцев, ну так я ж не какой-то высокородный, я обычный торговец. Давай уж на «ты», а то неловко, правда. Чего ты всем выкаешь-то? Одно дело делать приходится. Не умеешь драться – ну и не надо, мы умеем. Зато я не умею так, как ты… видел я, как ты упражняешься. До чего красиво… Твое тело тебя слушается так, как мое не будет слушаться никогда.

Не понравилось что-то в его тоне не только Дилю, но и Илему. Нет, не в тоне. Взгляд. Масляный взгляд. О боги, неужели на него и сейчас еще может кто-то позариться.

– Лапы протянешь – отрежу, – пообещал Илем. Хантел прикинулся, что не понимает, начал оправдываться, а Диль не слушал. Вспомнилось, как смотрел на него Аури. Никогда Диль не встречал подобного взгляда. Аури смотрел ласково, нежно… да, с желанием, но… Аури любил его душу и сумел отказаться от его тела. И за это Диль был ему тем более благодарен.

Илем после бани чувствовал себя куда лучше, хотя сесть верхом не рискнул, но в коляске уже не лежал, а сидел, а рядом с ним развалился Франк, потому что Лири отказалась наотрез. Неудивительно, потому что взаимная неприязнь вора и принцессы была едва ли не больше, чем вора и ученого. Почему люди не хотят сосуществовать? Это ведь не трудно, достаточно слегка сдержать свои чувства и вспомнить о том, что и другой тоже имеет на них право. Глупо же все время ссориться, тем более что им суждено провести рядом боги знают сколько времени. Почему Кай может вести себя разумно, а Бирам нет? почему Диль может, а Лири нет? Правда, она не настолько невыносима, как вор и ученый, но тоже ведь капризничает. Никогда этого не делала, когда была мальчишкой – спутником акробата, а став принцессой…

А сам Диль, каким-то чудом обретя высокое положение, изменился бы? Стал бы надменным или грубым? Никогда не узнаешь, что с тобой случится, пока оно не случится. Никогда не знаешь, как поведешь себя в каком-то случае, пока этот случай не придет. Но Дилю думалось, что он не стал бы унижать людей. Вряд ли сумел бы забыть, как унижали его самого. Он, конечно, привык к смирению, но никакое смирение память не укорачивает. Он не смог бы бросить в акробата кусок навоза. И камень не смог бы. Всякий человек имеет право на нормальное обхождение. Это было законом в Ванрелле. Высокородные не замечали низших, это правда, но если вдруг приходилось, были вполне терпеливы и умеренны. Низшие относились к высокородным с почтением, но без подобострастия. Каждый знал свое место, вот и все. Диля вполне устраивала такая система, даже спустя много лет он так и не смог принять сердцем другие отношения между людьми.

Диль поравнялся с коляской. Илем приставал к Франку с расспросами, что ж такое за ними гналось, а Франк раздраженно велел радоваться, что не догнало, а так какая разница, что именно это было. Илем подмигнул Дилю и взялся выспрашивать о миссии, интересоваться что да почему. Франк печально посмотрел на Диля и тоже вдруг подмигнул. Это смутило, и Диль пришпорил своего мерина. Как быстро привык – своего…

До города добрались без особенных приключений, однажды их остановил патруль – большой отряд мрачных, закованных в железо мужчин, но Франк как-то сумел от них отговориться, показал какой-то знак.

А город был как город. Большой, шумный – он стоял на реке, и у огромной пристани все время швартовались то небольшие суда, то баржи. Франк задумчиво посмотрел на эту сутолоку, и Диль заподозрил, что некоторую часть пути им придется проделать по воде. Интересно, не встретится ли на этом пути море… Диль на море бывал три раза, дважды – еще с цирком, один раз решил добраться сам, понадеялся еще раз пережить ощущение восторга перед бесконечной синевой, но не пережил. Словно все большие чувства выгорели и остались лишь мелкие радости: поел сытно, выспался под крышей, в бане погрелся… Опавший лист.

Франк, категорически приказав носа не высовывать из гостиницы, исчез по своим таинственным делам. Он снял большой номер из трех комнат с настоящей ванной. Сначала все были заняты тем, что приводили себя в порядок, потом ели, потом Лири заперлась в комнатке, отведенной ей (Илем не удержался от хамских реплик), Бирам уткнулся в книгу, Кай и Ори увлеченно точили свое оружие, а Илем взялся играть в камни с Хантелом. Жульничает ведь.

Диль наблюдал за игрой, не обращая внимания на визг точильного камня. Илем недовольно морщился, а Бирам раза два потребовал прекратить. Ори удивился: а если опять кто нападет, тупым топором отбиваться? – и продолжил мерно водить камнем вдоль лезвия. Тогда Бирам решительно захлопнул книгу и направился к дверям. Кай попробовал его удержать, но вампир только отмахнулся: никакой Франк ему не указ – и захлопнул дверь громче, чем следовало. «Ну дурааак, – восторженно протянул Ори, – а еще ученый называется».

Франк вернулся заполночь. Кроватей на всех не хватало, и Диль, разумеется, улегся на полу рядом с Ори, хотя Кай и пытался уступить кому-то из них постель. Ори кротко сообщил, что все равно не поместится, а Диль только плечами пожал, зачем, мол, я и на полу отлично высплюсь. Франк споткнулся о ногу Ори, выругался сквозь зубы, извинился и ушел в комнату, где спал Хантел. Утром он спросил, где Бирам, но почти не рассердился. Только покачал головой и сказал весомо:

– Миссия уже началась. Нам нельзя разлучаться, нельзя расходиться дальше, чем на десяток лиг. Просто поверьте. С отставшим необязательно произойдет несчастный случай, на него необязательно нападут враги, но долго он не проживет. Начав, вернуться уже нельзя. Теперь просто придется дойти до Серых гор.

– Бирам, я думаю, просто пошел развеяться, – предположил Кай. – Он ведь это знает. Просто имеет дурную привычку настаивать на своем, даже когда это совершенно не нужно. Вернется.

– Мы отправляемся вечером и ждать его не станем, – отрезал Франк. – Сейчас можно пойти… развеяться, но к обеду чтоб все были на месте. И старайтесь не гулять поодиночке. Даже в бордель – вдвоем.

– Так мы все-таки можем разлучаться? – удивилась Лири.

– Ненадолго. В больших городах это сравнительно безопасно. В миссию стараются не впутывать посторонних, потому препятствия встречаются в основном в пути. Можешь побродить по магазинам, если хочешь, или сходить на ярмарку. Я даже готов составить тебе компанию, потому что, прости за откровенность, про бордель я сказал вполне серьезно.

Лири даже не покраснела.

– Я не люблю ходить по магазинам, так что посижу здесь. А ты можешь отправляться в бордель. Только один к девке не заходи, а то вдруг для тебя сделают исключение и мы останемся без проводника.

Франк хмыкнул.

– Меня очень трудно убить, девочка. И очень трудно застать врасплох. Проводника тоже не выбирают… просто так.

– А мне нравится мысль о борделе! – объявил Илем. – Только туда без денег не пускают.

Франк высыпал на стол целую кучу серебра. У него и правда бездонный кошель. Илем сгреб с полдесятка монет и за руку потащил Диля к двери, приговаривая:

– Пошли, принцесску пусть проводник пасет, если боится такую ценность одну оставлять, а мы мужчины нестарые, нам это надо, мало ли чего. Меня-то на принцессины кости и через год воздержания не потянет, но мало ли как оно сложится.

– Зачем ты ее дразнишь? – спросил Диль уже за дверью. Илем удивился:

– А чтоб не зазнавалась. Почему я должен ее уважать?

– А почему нет?

– О боги, да за что, Диль?

Диль не нашелся, что ответить. И зачем? Человек взрослый, если до сих пор не понял, что женщин надо уважать, то никогда и не поймет. Аури научил Диля принимать людей такими, какие они есть. Любить-то ведь вовсе не обязательно.

Илем потащил его в квартал забав, и Диль, немного смутившись, подумал, что вор не так уж и неправ. Женщины у него не было уже очень давно.

Но к обеду, как и было велено, они вернулись. Илем хоть и строптив, но неглуп, так что из комнаты девки вышел вовремя. Диль его ждал не больше четверти часа. Девушка ему досталась славная, есть такие и среди продажных – мягкие, добрые, какие-то домашние, а что не писаная красавица, так это кажется важным только в юности.

Против ожидания, Илем не говорил скабрезностей, спросил коротко: «Ну как?» – и кивнул, поймав улыбку Диля. По дороге он купил в лавке сладких крендельков, каких Диль не ел с детства, потом вернулся, купил еще кулек и подмигнул: утешение для принцессы.

Бирама не было. Франк отнесся к этому весьма равнодушно, заплатил за обед и припасы и велел седлать лошадей. Коляску он, оказывается, успел продать, и Хантел уверял, что очень даже выгодно. Илем ничуть не расстроился, чувствовал он себя уже неплохо, так что лихо взлетел в седло. Диль обратил внимание, что правый рукав его куртки зашит внизу. Лири. Кто ж еще. Чем обматывать культю тряпками, проще так. Лири похрустывала крендельками и выглядела удовлетворенной. Наверное, ей казалось, что своим великодушным поступком она подняла себя выше Илема. Собственно, так оно и было, и Илем это понимал. Небось, потому крендельки и купил.

Через город они ехали вроде и вместе, вроде и поврозь. Рядом с Лири держался Кай, так что Диль довольствовался ничуть не раздражавшим его обществом Илема. Похоже, рядом с вором он опять научится болтать, а не только слушать. Илем ухитрялся вытянуть из него такие подробности, какие и Франк не знал.

Когда проезжали мимо лобного места, Франк призывно поднял руку. Он решил посмотреть на казнь? Зачем?

Глашатай как раз зачитал приговор. Заезжий вампир пойман на месте охоты без лицензии, оказал сопротивление, убил стражника и потому приговаривается к смертной казни через сожжение. Лицо Бирама Крадена не было таким высокомерным, как обычно. К тому же и синяки мешали – разукрасили его при аресте крепко. И после ареста добавили. Стражники не прощают, когда убивают их брата.

Взгляд Бирама остановился на Франке. А тот равнодушно наблюдал, как вампира приковывают к столбу, обложенному вязанками хвороста. Ветки фирри. Мгновенно занимаются страшным жаром, для костра не годятся, потому что прогорают быстро.

Для обычного костра. Картошку печь или кашу варить. Жечь вампира – в самый раз.

– Франк, – сказал он, впервые назвав проводника по имени, – неужели вы ничего не сделаете?

– Он потерял мою защиту, – обронил Франк.

– Ага, – хмыкнул Илем, – а то ты мог бы его прямо с костра снять.

– Легко.

Диль поверил. И, главное, поверил Илем. Мог бы.

– Франк…

– Хватит, Диль.

Больше возражать и просить не хотелось, потому что Франк говорил тем самым особым голосом, каким требовал освобождения из тюрьмы. И что, для закрепления урока он хочет, чтобы Лири видела казнь? Да еще такую жестокую?

Нет. Когда палач с пылающим факелом неторопливо отправился к костру, Франк снова поднял руку и выбросил ее вперед и вправо. Кай повернул коня первым. Диль растерялся. Очень растерялся. Он чувствовал себя так, словно лично сопроводил вампира на казнь. Пусть неприятный, пусть жестокий, пусть думал только о себе, но спутник же, избран для миссии и уж всяко лучше подходит для нее, чем Диль.

Но он ехал за предводителем и боялся не только сказать что-то, но даже и оглянуться. Они свернули за угол, когда Бирам закричал. Диль закрыл глаза. Боги, такой смерти никто не заслужил.

– А мне его почему-то совсем не жалко, – насмешливо бросил Илем. – Эй, кукла, чего такая бледная, словно из тебя вампир всю кровь высосал?

Лири даже не посмотрела в его сторону. И не оглянулась. Похоже, все усвоили урок: приказы Франка следует исполнять безоговорочно.