Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества

Эпилог

— Солдат Герта Гёц!

— Я!

— Ко мне.

— Есть!

Рыжуха вышла из строя и подбежала ко мне, вытянувшись в струнку. Чуть приподнявшись на носках, алебардистка смотрела на меня почти свысока. Веснушчатое лицо девушки сияло, надо сказать, не хуже начищенной кирасы. Риз и Дорна, стоявшие по бокам от меня, с улыбками переглянулись.

— На колени. — скомандовал я.

Герта повиновалась, склонив голову. Я обнажил меч.

— Вступая в чин капрала королевской армии, клянешься ли ты исполнять волю Его Величества, требования воинских уставов, приказы командиров и начальников?

— Клянусь. — ответила девушка.

Держа меч двумя руками, я коснулся клинком ее правого плеча.

— Клянешься ли достойно исполнять воинский долг, защищать земли короны, честь воинского сословия и служилых людей?

— Клянусь.

Я коснулся лезвием левого плеча алебардистки.

— Клянешься ли ты качественно и в срок стирать портки своего сержанта и иных офицеров и начальников, под чьей командой окажешься по службе?

— Кля… Чего? — переспросила Герта, выпучив глаза.

— Будем считать это согласием. — сказала Ристина. — Теперь целуй меч.

Я опустил оружие, подставляя лицу рыжухи плоскость клинка.

— Что? Зачем?

— Знамени у нас нет. — объяснил я. — Так что будешь лобызать офицерский клинок.

— Вы что, издеваетесь? — возмущенно спросила Герта. — А еще что мне сделать?

— Под лавкой проползти. — сказал я с ухмылкой. — Потом ляжешь на нее, а Дорна дюжину раз благословит тебя подтяжками по афедрону.

Не выдержав, Герта рывком поднялась с колен.

— Спорим, что если я открою устав, то не найду там такого ритуала присвоения капральского чина?

— Не откроешь. — флегматично сказала Дорна. — В острожке нет ни одного экземпляра. А с господином теньентом мы уже договорились.

Я кивнул, улыбаясь во весь рот.

— Господин теньент! Ваша милость! — взмолилась рыжуха. — Дорна, ну скажи им!

— Не буду. — улыбнулась сержантесса. — Это чтоб ты не слишком зазнавалась.

— А то мы все помним, при каких обстоятельствах состоялся приказ о твоем повышении. — ухмыльнулась Ристина.

Остальные девчонки в строю корчили жуткие гримасы и вздрагивали, еле сдерживая смех.

— Не обижайся. — сказал я. — Мы все здесь желаем тебе долгой и успешной военной карьеры. А теперь целуй меч.

— У тебя это хорошо получается. — хихикнула Риз.

…История с орочьим налётом закончилась, а служба моя только начиналась. Не скажу, что ныне очень скучаю по Бродовскому острожку, но и пока служил в нём, я точно не скучал. Тем же составом мы протянули лямку меньше года, потом девчата из моего первого гарнизона начали понемногу уходить — по разным причинам, а кое-кто, что уж греха таить, и на сносях. Кодекс чести королевского офицера требует беречь репутацию доверившейся женщины, так что кто именно это был, я вам не расскажу.

Сочинения Юйнеэнде я, кстати, все-таки прочитал: а чем еще было заняться, когда ей выпадал наряд по господину теньенту? В своих оценках я был предельно тактичен, и полуэльфка неожиданно ко мне растаяла, на удивление всему гарнизону.

А пока мы гоняли зеленокожих, интересные вести приходили из столицы. Алхимическая гильдия, заключив союз с литейным цехом, наконец-то продавила свой прожект, давно обсуждаемый светлейшими военными умами королевства: метательное оружие на огненном зелье. Добившись проведения открытых испытаний, алхимики доказали эффективность и рентабельность своего изобретения; коннетаблю и самому Его Величеству особенно понравилась простота обращения с новым оружием. Решение последовало смелое и неожиданное: через полгода был издан высочайший указ о демобилизации из королевских войск огненных магов по принципу «девяносто пять из ста». Наша Лайна под сокращение попала, и не скрывала радости. Вернувшись в столицу, хитрая магичка быстро поняла, куда ветер дует, и окончательно перешла из магов в алхимики, занявшись производством пороха. Это, разумеется, не понравилось столичной гильдии, но Лайна нашла себе место на королевской службе, в спешно созданном Зелейном приказе, где сделала стремительную карьеру и даже выслужила дворянство мантии.

Резко сократив расходы на боевых магов, Его Величество направил золото в другую сторону, решив перевооружить и расширить коронную терцию, так что вскоре по войскам прошел циркуляр, требующий отправить в столицу лучших пикинеров. Герта, услышав про такую перспективу, чуть из чулок не выпрыгнула. Я отпустил ее с легким сердцем, хотя потом не раз и подмечал, что в острожке без ее солдатских песен стало куда тоскливей. Говорят, что в коронной пехоте остроязыкая рыжуха пробилась в офицеры: такие слухи неизменно греют командирское сердце.

Ристина через два года вернулась в свой домен из-за тяжелой болезни отца, будучи единственной наследницей. Прощаясь, виконтесса пригласила меня при случае заезжать в ее замок; увы, приглашением я не воспользовался. Судьба сложилась так, что мои дороги обходили Форн стороной, да и старый виконт, как я слышал, до сих пор здравствует, а сама Риз вышла замуж, так что едва ли мой визит к подруге пришелся бы кстати.

Йолана с Ильдико покинули острожек вскоре после виконтессы, вместе с послужилицами: шла реформа королевского войска, и поместную конницу распускали по домам. Потом, я слышал, судьба разделила сестёр: Йолана вернулась в родовое имение, а Ильдико поступила в рейтарский полк, где я и потерял ее след.

Инессу отозвали в столицу на переподготовку; вместе с артиллерией менялась и осадная наука. Смею надеяться, что роль в том сыграли и мои многочисленные хвалебные характеристики нашей мастерицы… Пока я оставался в Бродовском острожке, мы поддерживали дружескую переписку. Должен сказать, что ни в одном из написанных мною в жизни писем я и близко не подобрался к тому, как красиво писала она.

Сола попросила о переводе в другую крепость, поговорив с посыльным, бывшим в острожке проездом; я не стал спрашивать о причине, догадался сам, и препятствий арбалетчице не чинил.

Катержинка, выслужив оговоренный срок, все же вернулась в деревню; на скопленные солдатские гроши она завела большое хозяйство с батраками, а потом стала местной старостой. Я слышал, что при ней отношение к острожанам поменялось, и служилых Бродовского острожка в селе всегда привечали тепло.

Остальные продолжили служить на броде через Ан-Двину и после моего ухода. Уже намного позже мой однокашник, оставшийся служить в Академии, искал хорошего строевого инструктора, и я навел его на Дорну, у которой как раз не сложились отношения с новым командиром острожка. Сержантессе дрючить будущих офицеров пришлось по вкусу; говорили, что кадеты первого курса Дорну неизбежно начинали видеть во снах, и далеко не всегда в кошмарных.

А я? Да что я… После того боя получил устную благодарность военного наместника провинции, через год — внеочередное звание первого теньента, а еще пару лет спустя — новое назначение. Ничего особенного ведь, простая работа, обычное дело.

Лючия, кстати, как говорят, меня не вспомнила, даже когда в столичных салонах прошел слушок о наших острожных приключениях — в виде занятного анекдота, конечно. Зато Яну фон Ероху на очередные именины пожаловали полковничий чин. Что ж, кто-то просто рождается под счастливой звездой: единственное, о чем я просил Пречистую Деву в молитвах за себя и своих девчат, это не оказаться под его командой.

А в столицу я всерьез и надолго вернулся уже почти к тридцати годам, на выстраданное кровью и потом повышение. Там в одной из таверн случайно встретил Лайну — а то вы уж, наверное, гадаете, откуда я столько подробностей знаю про ее жизнь. Встреча старых друзей, конечно же, перешла в горизонтальную плоскость, а потом и в кое-что посерьезнее… Но это уже совсем другая история.