Я приближался к месту моего назначения. Верный жеребец шагал по подсыхающей весенней грязи дороги на Бродовский острожек — мое первое место службы в звании теньента. Леоцефал изрядно утомился долгой дорогой и тюком с моими доспехами и дорожными припасами, а потому шел тихим шагом. Настоящий офицерский скакун, он все же не был ломовой лошадью; я невесело задумался о том, что раз уж тратить первое жалованье теньента на коней, то стоило купить пусть подешевле, но двух, чтобы распределить груз. Большой удачей было то, что никто не напал на меня в дороге: уставший, навьюченный Леоцефал едва ли унес бы меня от конной погони или разогнался для атаки.
Заскучав, я начал было обдумывать письмо к прекрасной даме, оставшейся в столице, но понял, что рассказать мне толком не о чем, потому как служба еще не началась; пустая же корреспонденция мне показалась недостойной моего нового звания. Решив для себя, что лучше дождаться письма Лючии, благо она знала о моем новом месте службы, я очистил свой разум от этих мыслей, и продолжил свой путь, сосредоточившись на дороге.
Дорога уходила за холм. Когда я приблизился к повороту, на вершине показались два всадника, снаряженные на манер поместной конницы: приказав мне остановиться, они приблизились для досмотра.
Всадники оказались весьма прелестными девушками: они представились как Йолана и Ильдико, оказалось, что они служат как раз в Бродовском острожке. Узнав, что я еду принять командование острогом, они резко потеплели ко мне, и даже завели разговор о современных техниках фехтования, стремясь продемонстрировать новому командиру свое внимание к боевой подготовке.
— Если желаете, после принятия дел я непременно найду время для тренировки с вами. — пообещал я. Всадницы довольно заулыбались.
— Стало быть, позвеним сабельками! — радостно воскликнула Йолана и слегка повела поводья. Её невысокая кобыла подошла ближе к Леоцефалу, так, что мы с воительницей практически соприкоснулись сапогами. С другой стороны так же близко подъехала Ильдико. Я приятно удивился: девушки сформировали со мной плотную кавалерийскую шеренгу, как говорили в Академии, «бот-а-бот», так, что мы при желании могли хоть сейчас слитно атаковать какую-нибудь пехоту в клинки.
— Вы демонстрируете прекрасную верховую подготовку, дамы. — похвалил я. — Отлично умеете держать строй.
— О, господин теньент, мы умеем не только это. — игриво протянула Йолана. — И ездить любим не только на лошадях.
— Тут недалеко корчма. — не менее томно добавила её сестра. — Поезжайте с нами, мы вам всё покажем…
Рука Йоланы в кожаной перчатке вдруг прикоснулась к моему бедру, начав его поглаживать. Этим она уже зашла куда дальше, чем когда-либо позволяла себе моя милая Лючия; такая распущенность искренне возмутила меня, к тому же, в сознании моем был крепко отпечатан урок по поводу излишнего сближения с подчиненными. Резким взмахом руки, отработанным на занятиях по фехтованию, я аккуратно, но решительно отбил ладонь всадницы, привстав одновременно в седле для придания себе грозного вида.
— Сударыня! — строго окликнул я. — Не знаю, как заведено у вас в поместной коннице, а в королевской армии не принято распускать руки, тем более с офицером и непосредственным начальником! Держите себя в руках. И никакой корчмы в служебное время: сопроводите меня в острог, чтобы я не плутал тут до вечера.
Сёстры заметно огорчились, но их грусть вскоре прошла, когда по пути мы разговорились о службе. Выяснилось, что в гарнизоне острожка всего полтора десятка человек, а я буду шестнадцатым; служба спокойная, но скучная. Орочьих вылазок Бродовский острог почти не знает, но зато личный состав изрядно страдает от недосыпа в постоянных разъездах и караулах.
До острога мы доехали часа в два пополудни — солнце еще стояло высоко, и я небезосновательно надеялся разобраться с формальностями до вечера. В надвратной башне несла караул черноволосая девушка-лучница: судя по всему, она узнала сестёр издалека, но дождалась, когда мы подъедем прямо к воротам.
— Стой, кто идет! — окликнула нас стражница.
Я заметил между ее черных прядей заостренные кончики ушей: полуэльфка, не иначе.
— Юи, это мы, не видишь, что ли? — крикнула Ильдико. — Открывай!
— Вижу, что вы. — ответила лучница. — Что за мужика вы с собой притащили?
— Мужика⁈ — взорвался я, не стерпев дерзости полуэльфки. — Ты у меня из караулов не вылезешь!
— Юйня, завязывай, правда! — крикнула Йолана. — Это новый командир острога, теньент из столицы.
— Пусть грамоту покажет. Я серьёзно!
Я гневно привстал на стременах.
— Старшего сюда зови! И ворота открой! Документы только старшему показывать буду.
Даже снизу было заметно, как Юи закатила глаза и скрылась внутри башни. Через пару минут ворота острога, наконец, распахнулись.
— Юйня?.. — поинтересовался я, когда мы въезжали в ворота.
— Юйнеэнде. — ответила Ильдико. — Старшая лучница из неблагородных. Мы её так-то обычно Юи зовём.
— Её эльфка-мать назвала. — встряла Йолана. — Полное имя ей страшно не нравится.
— Почему же? — я заинтригованно приподнял бровь.
— Сама говорит, что из-за значения. Что-то там про тьму. Но я слышала, — старшая сестра заговорщицки улыбнулась, — что оно просто по-эльфски произносится не так благозвучно. Для человеческого уха.
Ильдико хихикнула. Я ничего не сказал, потому как эльфский язык с Академии помнил плохо — в учебном курсе по их культуре больше внимания уделялось традициям подготовки стрелков. Что ж, выпал шанс увидеть одного в деле.
За открытыми внутренними воротами, заранее подпертыми камнем, меня встречали три женщины: прежняя хозяйка острога Ристина Обскуритэ-Дастинесс, её оруженосица Томасина, и сержант Дорна, отвечавшая за пехоту. Спустившись с коня, я с достоинством представился в ответ. Светловолосая рыцарша протянула мне руку; я вспомнил уроки воинского этикета, и мы, по традиции воинского сословия, скрепили знакомство пожатием запястий. Затем я передал виконтессе королевское предписание. Златовласая леди-кастелян прочитала бумагу и согласно кивнула.
— Добро пожаловать в Бродовский острожек, господин теньент. Ваш кабинет будет в Смотровой башне. Томасина перенесет туда ваши вещи.
— Смотровая башня — это где? — уточнил я на всякий случай.
— Да вы не перепутаете, у нас же всего две башни, Смотровая и Развратная, где мы сейчас стоим.
— Какая? — переспросил я.
— Надвратная. — слегка удивленно повторила Ристина. Я задумался, что, возможно, плохо переношу дорогу и разлуку с Лючией.
Я настоял на том, чтобы леди Дастинесс передала мне дела до конца дня. Она без вопросов согласилась: времени было в избытке. Я опоясался мечом, чтобы иметь подобающий офицеру вид, наказал двум симпатичным девицам-конюшим должным образом позаботиться о Леоцефале и последовал за виконтессой.
Система укреплений Бродовского острожка состояла из довольно высокого, примерно в три сажени, частокола, и двух башен: приземистой надвратной и более высокой смотровой. Укрепление тянулось вдоль холма, господствующего над бродом через Ан-Двину: ворота располагались на южном, пологом склоне, а смотровая башня — в высшей точке холма на севере, где склон был более крутым. По всему частоколу проходила боевая галерея: крытая, увы, только слева от большой башни, у обращенного к самому броду северо-западного участка стены. Там же к стене была пристроена казарма рядовых, в остальных же местах стены защитников прикрывали только зубцы частокола. Дворяне и приравненные к ним жили в комнатах Смотровой башни.
Доклад Ристины и сержанта Дорны подтвердил слова Йоланы и Ильдико: в остроге обитало всего пятнадцать человек, все девушки. Большинство неблагородных совмещали воинскую специальность с обязанностями по хозяйству. Так, уже виденные мной послужилицы сестёр-степнячек работали на конюшне, щитоносица-полуорчиха (много же тут полукровок…) помаленьку кузнечила, а одна из арбалетчиц большую часть времени трудилась на кухне. Мне быстро стало понятно, что тянуть в таких условиях наряды было и вправду тяжело: в конный разъезд, например, через день отправлялись то степнячки, то сама Ристина с оруженосицей, возвращаясь обычно с закатом. Хотя бы в конском составе недостатка не было: на каждого всадника имелось по заводной лошади, что давало в сумме поголовье в восемь скакунов плюс мой Леоцефал. Караул днем несли те, кто не был занят другими задачами, а на ночь назначались две четырехчасовых смены по два человека. Подумав, я решил, что это приемлемый вариант. Устав дозволял такой режим в критических ситуациях, коей фатальная нехватка личного состава в фортификации несомненно являлась, а более частые смены привели бы к хроническому недосыпу в гарнизоне.
Краткое знакомство с арсеналом подтвердило мои подозрения о том, что когда-то гарнизон острога был заметно больше. Я обнаружил серьезный запас древкового оружия, щитов и арбалетов; сержант Дорна уверила меня, что все бойцы в острожке, вне зависимости от основной специальности, проходят строевые и стрелковые тренировки. Что меня порадовало, так это доспешная стойка: на весь личный состав имелись латные полупоножи, горжеты для капеллин, а главное, неплохая защита туловища — полукирасы и бригантины. Я с Академии знал, что орочьи племена за Ан-Двиной слабы в металлургии: если они вдруг решат напасть, доспехи дадут нам очень серьезное преимущество. Кое-что меня и удивило: в дальнем углу арсенала валялась большая куча пустых ножен. На вопрос, как так получилось, Ристина с Дорной, увы, только разводили руками.
Очень серьезную силу могли представить жившие в остроге мастера столичных гильдий: магичка, присланная из Коллегии, и инженер, которая обслуживала установленный на Смотровой башне скорпион. Этим, кстати, Дорна объяснила то, что верхняя площадка большой башни была довольно открытой; впрочем, возможность стрелять тяжелыми болтами на триста шагов того явно стоила.
Обойдя крепость, мы направились как раз в смотровую башню: осмотреть окрестности и заодно познакомиться с «приравненными». Представиться рядовым как положено, перед строем, мы решили на построении завтрашним утром, по факту официального принятия мной командования.
Сержантесса, отсалютовав, осталась во дворе. Пока мы поднимались на башню, виконтесса де Форн показала мне дворянские комнаты, включая мою; Томасина как раз приволокла тюки с моими вещами и доспехом, и снова присоединилась к нам. Мы втроем вышли на смотровую-орудийную площадку наверху: установленный на вращающейся турели в середине скорпион показался мне весьма внушительным, хотя и видавшим виды. На скамье у невысоких зубцов стены сидели две девушки, которым Ристина меня коротко представила. В одной, тоненькой, невысокой и почти аристократически бледной, я мгновенно узнал магичку из Коллегии — по цеховой мантии и высокой широкополой шляпе, из-под которой едва виднелись недлинные темные волосы. Вторая сидела вполоборота ко входу, демонстрируя светло-русый хвост и выражение снедающей ее прямо-таки вселенской тоски на лице: на звук наших шагов она даже не обернулась.
— Инес! — окликнула ее Томасина. — Я тебя сменить пришла.
Девушка с хвостом повернулась-таки к нам и недовольно ответила:
— Что ж так долго добиралась?
Королевская военная академия заботилась не только о военной подготовке кадетов, но и о подобающем дворянам воспитании. Нас учили, что блестнуть начитанностью в поэзии особо уместно в обществе дам, и случай подвернулся как нельзя кстати. Я с выражением продекламировал:
Орочьи дозоры
Охотились за ней, и прокружили
Мы мили три-четыре, а иначе
За полчаса поспели бы к тебе. [1]
Настроение Инес переменилось в мгновение ока: взгляд ее изумрудных глаз буквально впился в меня, и слегка подрагивающим от волнения голосом она ответила:
Позволь тебя обнять
Так радостно и крепко, как когда-то
Я обнимал невесту в вечер свадьбы,
Когда зажглись над ложем брачным свечи.
— Проклятье, ну всё. — протянула магичка. — Вы разбудили Инессу, господин теньент, готовьтесь весь вечер вспоминать ее любимые пьесы.
— Всё бы отдала, чтобы сходить сейчас в столичный театр. — с грустью сказал девушка.
— Знакомьтесь, господин теньент, это Лайна из коллегии магов и Инесса, осадный инженер. — сказала Ристина. — Думаю, вы поладите: девчонки в столице учились, как и вы.
Признаться, такая новость была радостной: в леди Дастинесс я не сомневался, но когда в остроге целых три культурных человека, служба становится уже не такой тоскливой.
Я вышел к зубцам башни и устремил взгляд на север: внизу, всего в полутысяче шагов, быстротечная Ан-Двина мелела, образуя узкий брод, который и защищал острожек. За рекой почти сразу начинался густой лес, который разрезала надвое уходившая в горизонт дорожная колея: он, к сожалению, плохо просматривался даже с башни. Я заметил, что вдалеке, на горизонте лес перемежается голыми холмами и полями, сужаясь и прижимаясь к дороге.
— Нравится вид? — спросила Ристина. Я помотал головой.
— Так себе. С того берега можно подойти незамеченным довольно близко. Но я придумаю, что с этим можно сделать.
— За лесом у нас Фелиция приглядывает. — виконтесса назвала незнакомое имя. — Она следопыт хороший, еще разок на этой неделе точно туда пойдет, охотиться. Если кто-то в лесу шастать будет — мы от нее узнаем.
Я согласно кивнул. Организация службы в остроге меня пока устраивала: я ожидал гораздо худшего, а здесь до меня уже сложился какой-никакой, но налаженный быт.
— С вашего позволения, господин теньент, я вас оставлю. — сказала Ристина. — На ужин спускайтесь с закатом.
Я поблагодарил рыцаршу. Служебные вопросы были решены, и мой ум понемногу снова стали занимать вопросы более куртуазного свойства.
— Инесса, а вы, стало быть, Минстреля любите? — спросил я девушку-инженера. Она смущенно кивнула. Магичка Лайна поправила шляпу и добавила:
— Вот только тут, к сожалению, из культуры разве что орущая у костра солдатня. Ничего плохого не хочу сказать про Герту, голос у нее хороший, но репертуар… Я могу терпеть, особенно под настоечку, а у Инес уши вянут.
— Настоечка? — настороженно спросил я. Лайна оживилась.
— У меня тут небольшая алхимическая лаборатория есть. Пойдемте, покажу? Инес, давай тоже с нами, раз тебя Тома сменила.
Втроем мы спустились со смотровой площадки и направились в комнату магички.
…В итоге мы убили больше часа за обсуждением последних новинок литературы и театра. Девушки, особенно Инесса, явно сильно скучали по большому городу и цивилизации, и с огромным интересом слушали мои рассказы о том, что я еще успел застать до выпуска из Академии. Я же, в свою очередь, поинтересовался у Лайны, как адептку магических искусств занесло в пограничный острог. Чародейка рассказала, что в Коллегии не проявила ни талантов, ни большого интереса к востребованным при дворах короля и крупных аристократов областям магии, раскрывшись лишь в магическом садоводстве да увлечении мелкой алхимией. Поняв, что выгодно пристроить ее не выйдет, ректорат Коллегии отправил ее отрабатывать обучение на королевской военной службе, заставив до зубовного скрежета заучить заклинание файербола. Когда Лайна с уверенным оптимизмом рассказывала о том, как, отработав долг, вернется в столицу и будет в свое удовольствие выращивать волшебные цветы для мещанских лавок, мне показалось, что Инесса смотрела на нее с тоскливой завистью.
Мы распробовали и чародейскую настойку: вопреки моим опасениям, она вовсе не походила на сельский самогон, который кадеты на полевых учениях тайком выменивали у местных крестьян. Я немного заволновался, когда Лайна что-то досыпала в бокалы, и поинтересовался, не желает ли магичка отравить господина теньента. Чародейка заверила меня, что это травки «для аромата и бодрости духа»; увидев, что девушки сами не брезгуют, я успокоился, и разделил с ними напиток, четко установив себе меру.
Честно говоря, я не мог припомнить, чтобы когда-то до этого мое общение с прекрасным полом было столь непринужденным и увлеченным. Девушки, с которыми я общался в столице, включая и Лючию, всякий раз были вынуждены прятать интерес к разговору и собеседнику за строгим этикетом. Инесса и Лайна же, найдя нового благодарного слушателя, радостно вываливали все, что накопилось у них на душе за годы в остроге. Магичка при этом не стеснялась смеяться над грубыми шутками, которые, вопреки моим усилиям, нет-нет да проскальзывали в моих речах, а Инесса завороженно смотрела на меня и ловила каждое слово, даже когда я рассказывал о противоконных построениях пехоты и разнице между копьем и пикой.
Время пролетело незаметно, и за стенами башни зарделся закат. Выглянув в выходившее на двор окно, Лайна сказала, что народ собирается на ужин, и собралась было взять со стола два огромных пузыря с настойкой, чтобы вынести сослуживцам. Я немедленно пресек эту попытку: памятуя о крепости напитка и об уязвимости пьяного гарнизона, я разрешил набрать только одну небольшую бутыль на всех, для лучшего пищеварения.
Я галантно открыл дверь перед чародейкой, проводил ее взглядом, обернулся, чтобы позвать Инессу, и получил жадный поцелуй в губы.
От неожиданности я даже толком отреагировать не успел. Инесса определенно компенсировала неумение настойчивостью: впрочем, знаток из меня тогда был неважнецкий. Прежде, чем я понял, что происходит, и начал вырываться из крепких объятий осадной мастерицы, она отпустила меня сама и сделала шаг назад, тяжело дыша.
— П-простите, Раймунд. Мне не следовало…
Я смотрел на нее, как смотрит на офицера сонный кадет, разбуженный посреди занятия командой «Смирно!».
— Скажите… У вас есть кто-нибудь там, в столице? — несмело спросила она. Мне отчаянно не нравилось, куда сворачивал этот разговор.
— Инес, боюсь, мой ответ вас огорчит.
И, пока собеседница не успела ответить, я со всей твердостью королевского офицера добавил:
— Мне жаль.
По покрасневшим щекам девушки побежали дорожки слез. Я стоял, стараясь держать максимально бесстрастное лицо и думать о своей прекрасной даме. Инесса несколько мгновений ловила воздух ртом, затем, заикаясь, собралась с мыслью:
— Прошу, господин теньент, уходите. Я могу наговорить вам всякого, о чем потом буду жалеть.
Я достал из кошеля белый платок (так вот на какой случай нас заставляли его носить!) и осторожно вытер слезы с ее щек. Она перехватила мою руку своей.
— Это её подарок, да?
— Увы, нет. — сказал я. — Это уставной.
К сожалению, каким-либо памятным подарком от Лючии я до сих пор удостоен не был.
Со двора острога, тем временем, уже доносился веселый шум и звонкое пение. Я прокашлялся.
— Пойдемте к остальным, Инес. Не хватало еще, чтобы в остроге шептаться начали.
Мы вышли во двор, в сторону кухни и столов, последними. Остальные или доедали, или, уже поев, стаскивали лавки на плац, где рыжая девчонка в капеллине и непристойном платье лагерной девки (и откуда только взяла!) уже пела какую-то солдатскую похабень.
Круглощекая повариха в переднике поверх гамбезона шмякнула нам по черпаку немудрёной каши, унесла котёл обратно на кухню, но вскоре вернулась. Девушка резко развязала косынку, распустив пышные каштановые волосы, достала невесть откуда взявшуюся лютню и присоединилась к компании на плацу.
Благодаря полевым выходам я уже был привычен ко всякой пище, так что быстро опустошил тарелку, дружелюбно кивнул Инессе и присоединился к общему собранию, сев на свободное место рядом с Лайной.
— Герта, тебе пора на Надвратную заступать. — громко сказала сержант Дорна рыжухе в платье. — Давай последнюю, и вперед.
Девушка с размаху плюхнулась на скамью рядом с грозной алебардисткой, и щелкнула пальцами, подмигнув поварихе с лютней:
— Давай нашу, что ли!
Над острогом полился простецкий мотив, и Герта, прокашлявшись, чтобы придать голосу хрипотцы, запела:
Три года парилась в остроге я на киче,
Носила на сюрко бубнового туза
И вместо знаков высших воинских отличий
Теньента издали видала два раза… [2]
На этой строчке голосистая девчонка, кажется, даже мне подмигнула. Я почувствовал, что сидевшая рядом Лайна привалилась ко мне, аккуратно оперевшись головой на мое плечо. Определенно, ее невысокий рост помогал в том, чтобы это не выходило за рамки приличий.
Я посмотрел на сидевшую поодаль Инессу. Краснота так и не уходила с ее глаз, а развеявшаяся было пару часов назад грусть — с лица.
— Что, теньент, удержал оборону? — тихо, чтобы слышал только я, спросила Лайна.
Я едва заметно кивнул.
— Дурак.
Песня, тем временем, лилась все бодрее. Дорна, улыбаясь во весь рот, обняла рыжуху за плечо, отстукивая ритм тяжелым сапогом. Герта продолжала:
Я на спор с ног людей сбиваю перегаром
И перекусываю древки алебард
Во снах сношаюсь с королевским коннетаблем…
— И самое главное!.. — вклинилась Дорна, прижимая подругу к себе еще теснее. Они допели куплет уже вместе:
— … Не обсираюсь при команде «EN AVANT!!!»
Собравшиеся рядом девчонки тут же хором грянули:
— Пе-хо-та!!! Все подштанники в говне…
Инесса, видимо, не выдержав, вскочила с места, и, сдерживая слезы, быстрым шагом пошла назад, в башню. Я дернулся было встать, чтобы догнать её, но Лайна придержала меня за рукав.
— Не надо. Ей все равно в ночь на Смотровой стоять.
Я невесело вздохнул.
— Похоже, ты все просчитала, чародейка.
— Хоть чему-то путному научилась в Коллегии. — усмехнулась она.
Герта встала, картинно раскланялась перед слушателями, подхватила лежавшую рядом гвизарму и направилась к Надвратной башне. Остальные тоже начинали потихоньку расходиться. Взгляд мой вдруг зацепился за кошачьи уши, торчавшие из темной шевелюры одной из девушек. Кошколюдка в плаще следопыта о чём-то разговаривала с сёстрами-степнячками; я услышал, как Ильдико назвала её Фелицией и понял, что Ристина на башне говорила именно о ней. Повод порадоваться: разведчик-фелид — мечта любого командира.
— Пойдем в башню. — предложила Лайна. — Холодает.
…Магичка разожгла камин небольшим огненным шариком, походившим больше на плевок, и обернулась ко мне.
— Ну что, Раймунд? Доведете до слез вторую женщину за вечер?
Несмотря на усталый тон, взгляд чародейки был весел. Я тяжело вздохнул.
— Вы же должны меня понять. Там, в столице, есть одна девушка…
— Я и понимаю. — улыбнулась Лайна. — Даже больше, чем ты думаешь.
Она подошла ближе и заглянула мне в глаза.
— Скажи, она тебя хоть поцеловала на прощание? Твоя прекрасная дама?
Я покачал головой. Магичка с улыбкой отвела взгляд.
— В столице есть одна девушка… Ну а здесь, в острожке, на десять миль кругом из кавалеров только деревенские смерды — да и к тем девчонок давно не пускают. И уж тем более тамошние кавалеры не цитируют наизусть Минстреля. Вроде смешно, а кому-то это важно.
Казалось, Лайна улыбается мне одними глазами. Это притягивало. Мне вдруг резко расхотелось даже отворачиваться, не то, что уходить.
— Простите. — несмело сказал я. — Вы мне правда нравитесь, но… Нельзя же так. Что я скажу?..
Лючии? Своей совести?
— Скажешь, что коварная чародейка подло опоила тебя зельем. — ответила Лайна с улыбкой.
— А она опоила? — спросил я.
— Не знаю. — сказала магичка. — Это уж ты сам определись. Как там у вас говорят, господин теньент?.. Примите командирское решение.
Расстегивая дублет, я подумал, что я, вообще-то, изрядная свинья. И касалось это вовсе не моих физических кондиций.
… Едва ли кто-то из кадетов Академии, любивших присочинить о своих любовных подвигах, мог помыслить, что девушка весьма скромных форм может разжигать такое желание. Когда тонкие руки Лайны обвивали мою шею, синяки под глазами чародейки, следы частых ночных бдений и алхимических экзерсисов, казались мне соблазнительнее любого макияжа столичных красавиц. Я был окончательно очарован и уже не мог отказать ей, тем более в лившемся из окна романтичном лунном свете.
Её батистовое исподнее плавно опустилось на пол. Обо всех заботах в тот момент я решительно позабыл: происходящее этой ночью казалось мне сном. Я прижимал Лайну к себе нежнее и крепче, чем мать обнимает родное дитя; дым тлеющих на блюдце листьев окутывал нас и всю комнату.
Она очень быстро дошла до пика. Шум ночного ветра за приоткрытым окном заглушил сдавленный стон чародейки, не дав ночным часовым повода для шуток; впрочем, это едва ли могло обеспокоить нас, пока наши сердца пылали адским огнем. Я, на удивление, показывал себя лучше, чем ожидал: возможно, алхимическая настойка, приправленная таинственным порошком, все же имела к этому отношение.
Дальше я мало что запомнил: только изящные бедра Лайны в лунном сиянии, напор крови в сердце и слияние двух пылающих тел в ночной тишине.
В момент моего пробуждения следы на постели еще могли напомнить про счастливую ночь. К сожалению, было не до того: проснулся я от крика и шума во дворе острожка.
Я вскочил с кровати и быстро подскочил к окну. На земле под надвратной башней лежала на спине Герта: не узнать ее по платью, к сожалению, было невозможно. Из груди девушки торчали две стрелы. Что хуже, рядом с ней зеленокожий лазутчик в чёрном тряпье уже начинал снимать засов с внешних ворот — а внутренние так и были раскрыты и подперты камнем. Правее еще два орка крались по западной стене в сторону казарм. Сердце бешено заколотилось. Надо было действовать, и срочно: Герта успела закричать, чем, возможно, спасла многим из нас жизни.
Полусонная, Лайна непонимающе подняла голову и посмотрела на меня. Это было очень кстати.
— Нет времени объяснять! — крикнул я. — Бросай файербол по воротам через окно!
Следовало отдать должное реакции магички: она моментально вскочила и оказалась у окна. Левой рукой она машинально прикрыла свою маленькую грудь, а правой сотворила серьезных размеров огненный шар и запустила в сторону ворот. При всей опасности ситуации я не смог не отметить про себя, какой красивой она была в лунном свете и отблесках магического пламени.
Увы, мы опоздали буквально на полсекунды: створы к этому моменту уже распахнулись, и в острог зеленой волной хлынули орки. Файербол ударил в первого вбежавшего гада и взорвался; двое зеленокожих, объятых пламенем, с воплями забегали по двору. Магический обстрел не спас острог, но подарил нам лишних полминуты.
Я, тем временем, натянул минимум одежды, чтобы не идти в бой с голым задом, и выдернул из ножен меч. Кажется, только от звука разрыва собственного снаряда Лайна проснулась до конца, и теперь смотрела на меня непонимающим взглядом.
— Раймунд, что происходит?
— Нас штурмуют. — сказал я. — Будь здесь, действуй по обстановке.
Запрыгнув в сапоги, я бегом спустился к выходу из башни, и быстро пошел в сторону ворот. Судя по шуму позади, личный состав тоже пробудился ото сна: тем не менее, выйдя во двор, первым делом я прокричал:
— Тревога! К оружию!
Краем глаза я заметил, как кто-то уже выскочил из казармы и сбегал вниз по лестнице. Передо мной же зеленокожие один за другим врывались во двор острога. Один из них, рослый клыкастый ублюдок с двуручной секирой, шел прямо на меня, и нас разделяло всего десятка полтора шагов.
Я шел навстречу, перехватив меч двумя руками, опустил его вниз и вправо, как учили, положил большой палец на дол клинка. Орк приближался: не бегом, как изображают на картинах и миниатюрах, но уверенным скорым шагом. Подойдя чуть ближе, он взревел, коротко замахнулся и ударил секирой слева: издалека, рассчитывая на длину древка.
Словно по наитию, вдолбленному, впрочем, десятками часов занятий в Академии, я шагнул по диагонали вправо и ударил навстречу — крученым через верх. Мой удар сбил древко секиры в сторону и вниз, защитив меня от лезвия. Левой рукой я довернул меч на противника и ткнул вперёд.
Острие вошло орку в гортань, он захрипел и грузно повалился навзничь. Я сплюнул, стараясь отдышаться, и осмотрелся вокруг. Справа сержант Дорна уже отмахивалась от двоих зеленокожих своей вездесущей алебардой (спит она с ней, что ли?). Слева и чуть позади я увидел, как Ристина спина к спине с верной оруженосицей отбиваются уже от троих. Орки вбегали в распахнутые ворота один за другим: во дворе их было уже больше десятка, но приток зеленокожих в острог и не думал иссякать. Они шли в нашу сторону разрозненно, почти вальяжно: вдруг один из них упал, получив две стрелы откуда-то со стороны казармы. Остальные подняли круглые деревянные щиты, замедлили шаг и начали сбиваться в кучу, закрываясь от лучного обстрела.
У нас еще был шанс отстоять крепость — если собраться вместе и единым строем ударить на ворота. Я поднял меч над головой, набрал воздуха в грудь, и, перекрикивая звон оружия и крики боли со всех сторон, заорал во всю мощь легких, как учили:
— БРОДОВСКИЙ ОСТРОГ! КО МНЕ!!!
Взмахнув мечом, я еще раз огляделся. Кто-то еще из девчонок уже успел выскочить из казарм, кто-то дрался на боевой галерее западной стены, вокруг прибавилось тел в знакомой одежде…
— КО МНЕ!!! — еще раз заорал я, обернулся, увидел, что Дорна и Ристина с Томасиной, запачкав железо орочьей кровью, начали смещаться в мою сторону. В этот момент мое горло пробила стрела.
Я попытался вдохнуть, и не смог. Машинально опершись на меч, я попытался дотянуться до шеи левой рукой, но конечности уже не слушались. Ноги подкосились, и я полетел лицом в грязь. Кровь стремительно наполняла рот.
«Вот и всё, приплыли.» — подумал я. — «А ведь всё должно было случиться совсем не так…»
Вспышка!
…Придя в себя, я снова увидел знакомый потолок. Судя по всему, воинский рай мне все еще не полагался, хоть умер я в этот раз и с оружием в руках. Кое-как встав на ноги, я осмотрелся, ища глазами капитана Шмерцманна, но увидел рядом совсем другого человека. Его я лично не знал, но много раз видел на портрете, висевшем в коридоре кафедры тактики.
Маршал ван Гоорн в свое время был заслуженным военачальником королевства, но прославился, увы, печально: последним в своей карьере сокрушительным поражением в битве при Малых Дупках, где он и погиб. Даже его портрет, висевший в ряду других известных полководцев, смотрелся как-то жалко: разок остряки из числа кадетов шутки ради подписали снизу знаменитую фразу, которую вкладывали в уста ван Гоорна некоторые хронисты. Нагоняй тогда получил целый курс, но посмеялись от души даже офицеры.
— Что, молодой человек? Не всегда офицеру приятно быть в центре внимания? — прервал молчание полководец.
— Как же так-то? — спросил я скорее сам себя, чем маршала. — Вроде ведь всё правильно сделал…
— Формально правильно. — перебил ван Гоорн. — А на практике, господин теньент, подштанники-то у вас в говнишке-с. Чем соизволите объяснить?
— Очень мало людей, ваше превосходительство. — почти жалобно сказал я. — Вот караул и сняли.
Ван Гоорн нахмурился.
— Караул, значит, вините… А откуда караулу было знать, что ночью на острог ударит отряд орков?
Я замер с приоткрытым ртом.
— Погодите, господин теньент! — повысил голос покойный маршал. — Я ВАС НАУЧУ ЗАНИМАТЬСЯ РАЗВЕДКОЙ!!!
От той самой знаменитой цитаты ван Гоорна у меня зазвенело в ушах. Маршал продолжал:
— Где же была ваша разведка, господин теньент? Почему не обнаружила силы противника⁈ Отвечать!
— Так ведь, ваше превосходительство, ведется же в остроге разведка. — попытался оправдаться я. — Каждый день конные разъезды выходят и патрулируют до заката…
— НЕУЖЕЛИ? — снова перешел на крик ван Гоорн. — А доложите мне, господин теньент, где сегодня был ваш конный патруль с двух часов пополудни⁈
Мое сознание ухнуло куда-то вниз, когда я осознал чудовищность своего просчета.
— И нечего на солдат валить! — продолжал отчитывать меня покойный полководец. — Солдат всегда найдет способ проваландаться, а выполнение задачи — это ваша ответственность как офицера. Проклятье! Да из-за таких офицеров, как вы, теньент, я и проиграл битву при Малых Дупках! Если бы вы командовали конными патрулями у меня в войске, я бы приказал вас повесить!!!
Сказать мне было нечего, я мог только стоять и слушать. Прооравшись, ван Гоорн как будто смягчился и сменил тему.
— И опять вы в нетрезвом виде, теньент! Пьянствовать после победы уместно, а делу только мешает. Ну и ваши… дела амурные. Запретить их я не могу: все равно не помогает. Но вы хоть думайте головой! У вас в караул заступает боец в соплях, слезах и расстроенных чувствах. Он там думать будет о чем угодно, кроме своих обязанностей! А вы говорите, часовые подвели. Позор королевской армии!
Заметив, что я совсем приуныл, маршал замолчал и смерил меня взглядом.
— Плохо вы, теньент, воюете! Идите перевоевывать! Смирно! Кру — ГОМ! Шагом —
И я провалился в свет. Белое сияние снова забирало у меня воспоминания о прошедшем дне, оставляя на их месте лишь новые уроки:
4) Не снимай личный состав с важных задач для решения своих шкурных вопросов: это может привести к срыву мероприятий боевого обеспечения.
5) В любой ситуации постоянно веди разведку, владей информацией о противнике, и, в идеале, не давай вести разведку ему самому.
6) Регламент служебного времени и график нарядов — это хорошо, но при угрозе встречи с противником обязательно усиливай караулы. Не выспавшийся пару дней личный состав лучше, чем мёртвый.
7) Морально-психологическое состояние бойцов важно. Командир обязан за ним следить; и особенно плохо, когда он портит его своими действиями.
Примечания:
[1] Кориолан Уильяма нашего Шекспира, если кто не узнал. Перевод Ю. Корнеева.
[2] Ради разнообразия, «Орденский шансон» А. Ширяева.