Жизнь четвертая

— … Два десятка орочьих рыл. — доложила Йолана, пытаясь отдышаться. — Один волчий наездник и пехота.

— В бой вступали? — спросил я.

— Двоих подстрелили. — ответила Ильдико. — Остальным дали уйти.

Стоявшая рядом Ристина нахмурилась. Я вопросительно поднял бровь.

— Не обессудьте, господин теньент. — виновато сказала Йолана. — Мы девушки крепкие, но на двадцать орков нам бы не хватило дырок…

— Наделать чтобы дырок… — влезла Ильдико.

— Стрел в конч…

— В колчанах!..

— … Не хватило бы, в общем.

Сёстры наперебой оправдывались передо мной и виконтессой, но не за то, за что следовало бы. Я поднял руку, призывая к тишине.

— Хорошо, что не стали преследовать. Их могло быть и больше, заманили бы вас в засаду.

Ристина переглянулась с Дорной, невесело улыбаясь.

— Услышала Пречистая молитвы. И рыцаря прислала, и два десятка разбойников сразу, всё в один день. Праздник сегодня, что ли?

— Прямо манна небесная. — усмехнулась сержантесса. — Дождь из мужиков.

— Отставить богохульства. — оборвал я. — Дамы, вы место показать сможете?

— Конечно. — кивнула Йолана.

— Тогда ходите коней пока. — я обернулся к Дорне. — Двух лошадей и следопыта сюда, немедленно!

— ФЕЛИЦИЯ!!! — сержант оглушительно свистнула в два пальца. — Ко мне!

Из казармы спустилась невысокая подтянутая девушка в черной одежде и зеленом плаще следопыта с натянутым длинным луком через плечо. Из черных волос, спускавшихся до плеч, торчали кошачьи уши.

В этот раз я добрался до острожка без происшествий, если не считать попытку сестёр досрочно слинять с патруля, так что приметил фелидку еще на построении. Тогда я только порадовался, что за разведку в остроге отвечает дщерь столь одарённой расы, но только сейчас присмотрелся пристально. Грациозные движения кошкодевушки очаровывали: она шагала по двору так легко, что, казалось, касается земли лишь носками высоких сапог.

— По вашему приказу. — сухо сказала Фелиция. Ярко-зелёные глаза, казалось, светились на бледном бесстрастном лице; глядя в вертикальные разрезы зрачков, невольно хотелось поёжиться.

— В седле держитесь?

Кошкодевушка молча кивнула.

— Тогда по коням. Дамы, ведите.

Оставив Леоцефала отдыхать, я забрался на одну из местных кобыл, которых подвели Мара и Лара. Мы выехали из острога, следуя за Йоланой и Ильдико к месту их стычки с орками.

Сёстры-степнячки ехали впереди, рядом, и без умолку трещали между собой. Кошкодевушка, ехавшая в гробовом молчании, являла на их фоне контраст почти пугающий. Мне стало даже как-то неловко, и захотелось завязать разговор, чтобы разбить тишину.

— Фелиция, вы лук предпочитаете? — спросил я. — Почему не арбалет, в нашу-то эпоху?

— Не люблю арбалеты. — холодно ответила разведчица. — Слишком долго заряжать.

— Зато можно натянуть заранее. — парировал я. — И первый выстрел дать быстрее.

Кошкодевушка вздохнула.

— Они, бывает, с предохранителя слетают. А с луком…

Она подняла правую руку в беспалой перчатке, вытянула указательный палец и резко выпустила коготки. Я впервые видел вблизи, как фелиды это делают, и невольно вздрогнул.

— Вот мой предохранитель, сэр. — закончила Фелиция. — Он не подводит.

Я впервые за время знакомства увидел, как уголок ее рта чуть поднялся вверх — выражение не веселья, но уверенности в себе. В этот момент Ильдико вскинула руку и показала вперед:

— Здесь. Приехали, господин теньент.

Мы с Фелицией спешились. На вершине небольшого холмика лежали два зеленокожих; обескровленные тела уже практически сливались с травой. Из трупов и земли торчало полдюжины стрел с красным оперением. Йолана и Ильдико остались в седле и встали по бокам, прикрывая нас от возможного нападения.

Фелиция опустилась на одно колено, держа раскрытую ладонь параллельно земле. Взгляд фелидки бегло обшаривал всё вокруг. Вдруг разведчица вздрогнула, принюхалась и резким движением сорвала пучок какой-то травы с маленькими белыми цветками.

— Что это? — встревоженно спросил я.

Кошкодевушка воровато оглянулась на меня, еле сдерживая охвативший её тремор, и тут же засунула трофей в поясную сумку.

— Это н- ня службе н- ня льзя. — с видимым усилием процедила она сквозь зубы. В следующий миг разведчица уняла дрожь и прошла чуть вперед, принюхиваясь и присматриваясь.

— Два десятка пеших, не меньше. Отсюда пришли пешком… Потоптались…

Я с интересом наблюдал за фелидкой, присматриваясь к следу вытоптанной травы, на который она указала.

— Сюда убегали. Так, а здесь… Ох, Баст-заступница! — вдруг воскликнула разведчица.

— Что там? — я забеспокоился. Степнячки тоже встревоженно повернулись к нам.

— Да волк тут нассал. Фу…

До того бесстрастное лицо Фелиции исказила гримаса чудовищного отвращения.

— Вы не представляете, какая резкая вонь! — пожаловалась разведчица. — Ох, кошечки… Зато теперь точно не собьюсь.

Она встала и повернулась ко мне.

— Господин теньент, вы мне тут не нужны, только мешаться будете. Я их найду… по такому-то следу. Запах свежий, вряд ли далеко ушли, да и к вечеру точно лагерем встанут.

— Смотри, чтобы не заметили. — предупредил я.

— Если только я сама не захочу. — фелидка хищно ощерилась, показав клыки.

— Отставить. — сказал я. — В бой не вступать. Найди стоянку, узнай точное число и возвращайся.

— Есть, сэр. — холодно кивнула Фелиция. — Ждите к вечеру.

— А с вами, — я окинул взглядом всадниц, — я в остроге очень серьезно поговорю. Об исполнении обязанностей патруля. Как вернемся, обеих жду в кабинете.

Обратно в острог мы ехали невесело. Сёстры явно приуныли, да еще и Ильдико непрерывно сокрушалась, что ей приходится вести под уздцы скакуна какой-то простолюдинки-нелюдя…


— … У вас тут, значит, банда орков шарится. А вы меня в корчму звать осмелились! Маршрут патрулирования — Ан-Двина Кабацкая, так, что ли?

Я прохаживался по кабинету из стороны в сторону, вспоминая наиболее зажигательные разносы от курсовых офицеров в Академии, и старался бросать на стоявших передо мной сестёр самые уничтожающие взгляды, на какие был способен.

Не без оснований я полагал, что сегодня только промыслом Пречистой Девы и моей внимательностью мы избежали внезапного нападения зеленокожих; если бы я не напомнил сёстрам о задаче разъезда, они в лучшем случае вернулись бы в острог до конца дня. Пусть опасность на время и миновала, но пробелы в дисциплине конных лучниц были очевидны; мало того, они могли навлечь на гарнизон и на мой теньентский мундир разгром, позор и гибель. Это означало, что пробел нужно устранять: максимально быстро и жёстко, как учил капитан Шмерцманн.

— Мы ведь всё-таки нашли орков. — попыталась оправдаться Йолана. — Даже отогнали. И вообще…

Девушка собрала всю гордость в кулак.

— Мы служилые люди по отечеству, дети боярские второго разряда, у нас род старше воцарения нынешней династии! Как вы смеете с нами в таком тоне разговаривать⁈

Я взвился, закипая от ярости. Слишком хорошо кадеты из мелкого дворянства помнили родовитых мальчишек, которые, кичась происхождением, смели задирать свои носы и менее родовитых сокурсников.

— А на то короной поставлена армия нового строя! — закричал я. — Чтоб служить не по отечеству, а по совести! Меня четыре года в Академии специально учили таких, как вы, на место ставить. И офицерский патент мне Его Величество на то выписал!!!

Я ожидал, что от моего крика девушки съежатся, но лица их отчего-то имели весьма блаженные выражения. Их щеки раскраснелись; прямо сейчас Йолана нервно расстегивала верхнюю пуговицу на рубашке.

— Иль, — растерянно окликнула она сестру. — Тебя это так же возбуждает?..

— Ага. — кивнула младшая всадница.

Я чуть не задохнулся от возмущения.

— Возбуждает⁈ Вы ополоумели что ли? Не знаете, как орочьи налётчики в остроги заходят?

Я начал припоминать рассказы преподавателей, переживших Великое нашествие.

— Снимают караул перед самой сменой! Из луков, арбалетов… Потом взбираются на стену и открывают ворота. И режут, режут мужчин, а женщин бесчестят по нескольку раз и уводят в рабство!..

Девушки завороженно смотрели на меня, приоткрыв рты и тяжело дыша. Я вдруг к своему ужасу начал догадываться.

— ИЛИ ВЫ ЭТОГО И ХОТЕЛИ⁈ Бесстыжие девки, это же практически измена! Ничего, я вас приведу в чувство! Я вам покажу, как нерадивых ратниц орки драли!!!

— Покажите, господин теньент… — выдохнула Йолана практически с мольбой, и шагнула ко мне, расстегивая на ходу рубашку. — Прошу вас… Научите дисциплине…

Она попыталась прижаться ко мне, но я легонько оттолкнул ее. Степнячка потеряла равновесие, развернулась и упала на колени прямо перед кроватью. Взглянув на меня через плечо, она нагло спустила шоссы до края высоких ездовых сапог, и выгнула спину, ложась грудью на мою постель.

— Накажите нас! — взмолилась уже обнажившаяся по пояс Ильдико, расстегивая ремень. Она сняла с него плеть-семихвостку, которой погоняла лошадь, и протянула мне. — Чтобы мы на всю жизнь запомнили…

Я снова вспомнил капитана Шмерцманна и его любимые слова о воспитательной работе среди личного состава. Прости меня, Лючия: я грешен и виноват перед тобой, хоть ведом не порочной страстью, но долгом офицера и командира. И я ныне решительно был настроен исполнить его до конца


…Йолану я брал грубо и резко, как пехотинец в строю работает пикой: в стоявшем на другом конце кабинета мутном зеркале было видно, что глаза дочери боярской блаженно смотрят в никуда. Ножны с мечом ритмично стучали меня по бедру: подобно славному маршалу Альбе, я не отстегнул перевязи, помня о постоянной боеготовности. Ильдико лежала на кровати справа от сестры, держа ее за руку; чтобы она не расслаблялась, я атаковал её свободной рукой, как иные солдаты, выставив пику a chevál [1], обнажают заодно короткие клинки. Между стонами, всхлипами и сбивчивыми вздохами девушки, впав в экстаз раскаяния, исповедовались мне во всех своих дисциплинарных проступках.

— … А два года тому мы, господин теньент, вместо разъезда в деревню поехали… — рассказывала Ильдико, задыхаясь. — Мужички местные до сих пор тот день вспоминают как праздник.

— А священник, проблядь пузатая, с того дня нам в деревне казаться запретил!.. — вскрикивая, добавляла Йолана. — Хвала Пречистой, что хоть Катаржинка в острожек пришла…

— И правильно делал! По уставу нового строя за такое вешают даже благородных! — я подался вперед и левой рукой схватил Йолану за шею. — Ваше счастье, что обратной силы закон не имеет!

— Господин теньент, я сейчас кончу…

— А меж тем, — продолжал я, — отношения с населением стратегически важны! У вас же на деревню всё завязано! Фуражировка! Логистика! Боевое обеспечение!

Йолана протяжно, почти мучительно застонала, сжимая сведенными пальцами край простыни. Я сделал еще пару мощных выпадов, словно добивая сбитого с ног противника, и дал старшей всаднице передышку.

Ильдико вела себя гораздо тише; обвив мои бедра ногами, она разгоряченно шептала:

— А еще Лайна, магичка наша, алхимичит, знаете, да? Она и настоечку гонит, а мы с сестрёнкой порой её брали в разъезды… Отдыхали на природе…

Взревев от ярости, я атаковал ее с такой силой, как колют доспешного воина, стараясь пробить бригантину или кольчугу. Провинившаяся ратница в порыве раскаяния рывками подавалась мне навстречу.

— А-а-а… А еще… Мы уже четвертый месяц… Журнал разъездов не заполня-а-а…

Ильдико закатила глаза, а я вдруг резко остановился, ошарашенный:

— Вы не делали что?

— Патрулирование в журнале не отмечали… — устало протянула Йолана. — Господин теньент, вы чего?

Меня вдруг пробил холодный пот; само собой, моя уверенность в себе стремительно съеживалась. На плохо гнущихся ногах я сделал шаг назад, осознавая весь ужас ситуации. Недостатки по службе, которые не повлекли последствий, это одно, а вот отсутствие отчетности, или, упаси Дева, незаполненные журналы…

— Вы вконец охерели! — голос предательски сорвался на визг, да еще и воспитание дало сбой. — Орков-то мы перебьем, а что, если завтра королевский смотр⁈ А у нас журналы несения службы пустые!!! ВСТАТЬ! СМИРНО!!!

Слегка ошалевшие девушки вскочили с кровати и растерянно уставились на меня.

— Одевайтесь! Живо! И БЕГОМ ВОССТАНАВЛИВАТЬ ЗАПИСИ!!! — заорал я. — МАРШ!!!

Когда степнячки скрылись за дверью, я, усталый, раздраженный и недовольный, сел на деревянное кресло и тяжело вздохнул. Да, тяжко мне тут придется… Бывают на войне проблемы пострашнее врага.


Переведя дух, я в прескверном настроении вышел наружу. С этим бардаком пора было кончать; пришло время решительных действий по восстановлению боеспособности, и, главное, документации подразделения.

Во дворе было на удивление пусто, как будто весь гарнизон попрятался по норам, как испуганные мыши. Только на крытой боевой галерее у казармы я заметил Дорну и Герту. Рыжая солдатка, возбужденно жестикулируя, рассказывала сержантессе:

— … Новый теньент этот, кажись, лютый. Слышала, как он сестёр разъебывал? Какой крик стоял!

Герта стояла ко мне спиной, а вот Дорна видела мое приближение и яростно пыталась сигнализировать подруге глазами о близости офицера. Впрочем, она, увлекшись, так и не заметила меня до тех пор, пока я не прокашлялся.

— Не помешал?

Герта вздрогнула и резко развернулась ко мне. Впрочем, неуверенность едва ли когда-то овладевала ей надолго; вот и в этот раз она тут же собралась и с улыбкой спросила:

— Господин теньент, разрешите уточнить?

«Точно в капралы пойдет.» — подумал я, вспомнив рекомендацию Дорны. — «Умеет брать инициативу».

— Да.

Рот рыжей алебардистки ехидно расползся от уха до уха.

— А чему вы в башне так громко встать приказывали?

Я вскипел, как масло, в котором закаляют выкованный клинок; лицо же мое, должно быть, приняло в тот момент цвет, схожий с раскаленной заготовкой.

— Я сейчас вам прикажу встать! — заорал я. — На стену в караул на всю ночь!!! У нас сегодня повышенная готовность!

Рыжуха приуныла с лица, а Дорна резко посерьезнела.

— Вам что, заняться нечем? — продолжил я, чуть смягчившись. — Герта, в арсенал! Поможете Инессе поднять на башню боекомплект для скорпиона, потом разнесете по всем постам арбалеты и ваши любимые дрыны с крюками. Сержант, вас жду через час в кабинете…

Глаза Дорны загорелись недобрыми огоньками.

— … с предложениями по усилению караула. И последнее. Кто писарем у вас?

— Томасина была. — раздраженно прошипела сержантесса.

— И её ко мне, немедленно, и со всеми книгами. Всё. Выполнять! Бегом — марш!

Девушки вздохнули и взяли под козырек, а я пошел обратно. Да, об этаком бардачке в письме Лючии не напишешь… Впрочем, не то, чтобы мне сегодня вообще хотелось к ней писать.


…Я твердо знал, что дорога к победе лежит через уверенность в исходе действий. Уверенность эта создавалась всесторонним обеспечением, а всестороннее обеспечение, как учили в академии, начиналось с проверки документации.

Оруженосица принесла мне довольно скромную стопку журналов и учетных книг, касавшихся острожной службы. Разумеется, велась отчётность из рук вон плохо и формально. Злополучный журнал разъездов сейчас спешно заполнялся степнячками; в остальных же многие записи отсутствовали, а остальные делались под копирку. Листая журнал занятий по боевой подготовке, я обнаружил, что в датах записей стабильно не указывался год. Заветное число лет от Вознесения Пречистой Девы я обнаружил только на титульном листе: его последняя цифра, судя по чернильным разводам, явно неоднократно сводилась алхимическим способом. Томасина, стушевавшись, призналась, что растворитель для чернил Лайна тоже умеет готовить.

Исправно велась только учетная книга жалования личного состава. Тут я вздохнул с облегчением: виконтесса де Форн, похоже, считала ниже дворянского достоинства греть руки у острожной казны, а остальные, само собой, в своих монетах были кровно заинтересованы и за них исправно расписывались. Листая страницы с расчетами, я заодно понял, кто из моих подчиненных не обучен грамоте: таких было на удивление мало, а на форзаце книги имелась расшифровка значков, которые они ставили вместо подписей. Я хмыкнул, когда мой взгляд зацепился за подпись Фелиции, украшенную пририсованными сверху треугольными ушками и усиками с боков: это плохо вязалось с холодной и собранной разведчицей, чью работу я недавно наблюдал.

Я захлопнул гроссбух, вздохнул и поднял взгляд на Томасину. Сероглазая оруженосица виконтессы ждала моего вердикта, нервно постукивая пальцами по столу. Короткие темные волосы девушки были зачесаны на правую сторону, свисая до щеки; из-за стрижки и рубленых черт лица ее, пожалуй, можно было принять за мальчика. Впрочем, почерк ее выдавал: так аккуратно пишут только обученные грамоте с детства юные девицы.

— Что-то с вами не вяжется. — сказал я. — По книге вы числитесь необразованной простолюдинкой, однако не то, что грамотны, а даже назначены писарем. Скрываете что-то?

Томасина серьёзно посмотрела на меня.

— Отвечу так: её милость виконтесса дали мне шанс восстановить достоинство рода службой, и я всё сделаю для этого.

Я понимающе закивал.

— Отрадно слышать, что хоть кто-то в этом остроге думает не о разврате. Вы и Фелиция, наверное.

— За кошку не отвечу, а я и правда прежде думаю о миледи. — сказала Томасина и хитро ухмыльнулась. — А уже потом о разврате.

— Подите вон. — устало вздохнул я. — И книги забирайте.


Солнце начинало садиться. Мы с Дорной как раз закончили планирование усиленных караулов на ночь, когда с ворот доложили о возвращении Фелиции. Как бы ни были важны повседневная деятельность и служба войск, а разведку я, памятуя уроки, ставил прежде всего, так что выслушать кошкодевушку вышел лично.

— Все серьезно. — мрачно сказала разведчица. — Разъезд, похоже, встретил их головной дозор. С севера к броду идет сильное, по здешним меркам, войско.

— Сколько? — спросил я, стараясь скрыть волнение.

— Сотни две, по меньшей мере. — ответила Фелиция. — Но не больше двух с половиной. Они встали лагерем в полосе леса у дороги, отсюда часа полтора-два пешком… если напрямик и спешить. Думаю, войско будет помедленнее меня.

— Костры жгут? — спросил я.

— Да. — кивнула кошкодевушка. — Явно встанут на ночь. Стоит ждать их не раньше завтрашнего утра… А то и позже.

Фелидка зло улыбнулась, сверкнув клыками.

— Я им возле лагеря пару сюрпризов оставила, чтоб поутру шли не так резво.

На контрасте с остальными острожанками доклад Фелиции меня так порадовал, что от переполнившей меня признательности даже захотелось её обнять. Побороть порыв было тяжело.

— Благодарю за службу. — сказал я. Кошкодевушка коротко кивнула, и тут я не выдержал и погладил ее по голове между ушей. Следопытка посмотрела на меня исподлобья: на бледных щеках сиял румянец, а холодные глаза убийцы вдруг счастливо засияли.

— Господин те- ня -ент? Рада стараться…


За ужином я собрал гарнизон на военный совет. Мы с Фелицией пересказали обстановку, и я взял слово.

— Враг идет на брод, что значит, штурм неизбежен. Ждем их к утру. К этому моменту нужно быть уже готовыми.

— Да позже они будут. — возразила Дорна. — Где наша Фелиська ходит, их волки срать боятся.

— Хорошо бы. — сказал я. — Но готовимся к худшему. Чем можно за ночь усилить фортецию? Есть идеи?

— Рва нет. — сокрушенно сказала Инесса. — А за ночь мы и канавы не выроем. Колья втыкать тоже без толку.

В голосе осадной мастерицы послышалась застарелая обида.

— Риз, я сколько раз говорила — не холм, так хоть предполье у брода надо окопать! Сейчас же проходной двор, хоть к стене иди, хоть к воротам. Таран подогнать можно, а мы стрелять начнем, когда они уже реку перейдут…

— Ладно. — я поднял руку, призывая к тишине. — Задним умом мы тут все крепки. Сейчас-то что можем? Может, хоть чеснока под стены насыпать?

— А есть же чеснок. — вдруг сказала Фрида-полуорчиха. — Немного, правда. Ну и за ночь я сильно больше не накую.

— Пусть часовые в Надвратной перед заступлением раскидают у ворот, сколько есть. — сказал я. — Хоть таранщикам настроение испортим.

— Как стены защищать будем? — поинтересовалась Дорна.

Вопрос был понятным, потому что виденный мной боевой расчет острога был сделан на отвали. Сидевшая рядом с сержантессой Ристина от этого как-то совсем приуныла и опустила глаза.

— Пятнадцать человек, конечно, на всю стену маловато. — сказал я. — Поэтому для начала все встаем на западную сторону, так вес залпа будет посерьёзней. Йолана, Ильдико и Фелиция встанут в галерею у казармы. Юи, на тебе открытая часть стены и Надвратная. Если орки все-таки решат окружать острог, возьмешь Солу, Катержинку и Мару с Ларой, и по свистку уйдете держать восточный фас.

Полуэльфка коротко кивнула.

— Инесса работает из скорпиона на башне, как только сможет достать. Лайна поддерживает файерболами по готовности: когда начнется приступ, бейте по группам со щитами. Остальные со мной на западной стене.

Я еще раз окинул всех девчонок взглядом.

— Теперь к неприятному, но неизбежному. Кто в гарнизоне умеет работать с ранеными?

— Я умею. — Лайна подняла руку. — Не чарами, если что.

Остальные молчали.

— Плохо. — сказал я. — Я хотел тебя на Смотровой выставить, вместе с Инессой. Что ж, тогда твоя позиция будет в казарме, поближе к стене.

— Кричите громче, заведусь быстрее. — хмыкнула магичка.

— Все щиты, что есть в арсенале, поднять на стену. — сказал я. — И ждем гостей. С утра, как вы поняли, все одеваются.

— Отсюда, значит, их будем бить, поганцев. — вздохнула Дорна. — Ох, будем бить…


Когда стемнело, я еще раз обошел укрепления острога по периметру. Успокоиться не получилось: штурм с пятнадцатикратным перевесом — не шутки. Вот тебе и типовая теньентская задача!

Я попытался вспомнить поучительные книжки по военному делу, которые читал в Академии, и лучше не стало. В таких книжках враг никогда не ошибается, а для пущей поучительности автор обычно ему еще и подыгрывает: увы, такие расклады не особо вселяют надежду перед боем. Впрочем, находись я в такой книжке, то орочьи короткие луки пробивали бы полукирасы моих девчат навылет; я же, напротив, сильно надеялся на свое превосходство не только в позиции, но и в доспехах. Всё, что можно было, я уже сделал и обдумал; дальнейшие размышления не принесли бы ничего, кроме тревоги. С этой мыслью я отправился в башню, намереваясь получше выспаться перед сражением.

Неожиданностью оказалось то, что у двери в кабинет меня ждала Фелиция. Что ж, бывают у солдат срочные дела и в такое время: это тоже часть офицерского долга.

— В чем дело? — спросил я. — Проходите, расскажете.

Фелидка зашла в кабинет следом за мной и рывком захлопнула за собой дверь. Я устало сел на кровать и посмотрел разведчицу вопросительно.

— Секреты какие-то?

Кошкодевушка вдруг резко выхватила из поясной сумки давешнюю травку с поля и тут же запихала себе в рот, спешно прожевывая. Я опешил и смотрел на неё молча. Героиню дня колотила мелкая дрожь, а вертикальные зрачки её резко расширились.

— Р-решитель ня ня воз мяу жно де ррр жаться-ня. — промурчала Фелиция. — На дво ррр е вес ня, уже почти два мяу сяца сде ррр живаюсь- ня. Ня выносимо…

Я смотрел и слушал, молча вытаращив глаза.

— Я слышала, что вы сегод- ня были очень ня довольны степ ня чками… — продолжала кошкодевушка, расстегивая колет. — Уверррена, мяу ссир, я вас ня раз мурр чарую…

— Да, вы, пожалуй, весь день на высоте… — потерянно произнес я, глядя на то, как разведчица ловко разоблачается. В своей жизни я видал не так много обнаженных женщин, но Фелиция точно была самой стройной и подтянутой из них. Сердце мое забилось чаще; давала о себе знать и неоконченная беседа с Йоланой и Ильдико днём.

Кошкодевушка подошла ближе, обняла, потерлась своей щекой о мою и неожиданно лизнула мне ухо. Самообладание мое начало уплывать примерно в том же направлении, что и целомудрие четырьмя часами раньше. Фелиция легонько толкнула меня на кровать и ловко забралась сверху.

— Гово рр ят, П ррр ечистая Дева- ня од ня жды от ррр езала подол своего платья, чтобы не побеспокоить уснувшую ня нём кошку. — соблазнительно промурлыкала девушка. — Вы же не оттолкнёте мяу-ня?..


…Я не запомнил, как именно Фелиция оказалась снизу, но нам обоим это явно нравилось. Раскованность кошкодевушки, одуревшей от съеденной травки, передавалась и мне; я целовал разведчицу, вдыхая мятно-лимонный запах ее губ, и ласкал её стройное тело так, как до этого не представлял даже в мечтах. Впрочем, фантазируя о Лючии, мне вообще трудно было распалиться: слишком уж светлым и непорочным был в моих глазах ее образ.

Фелиция выгнулась дугой, глубоко вдохнула и впилась зубами мне в плечо, чтобы не закричать, заодно непроизвольно раздирая когтями мою спину. Я не обратил на то внимания, приняв как должное жуткие кровавые следы и на простынях, и на собственном теле.

Ня плохо, господин теньент. — выдохнула девушка. Мне показалось, что она даже немного протрезвела от дурмана. Разведчица ловко выскользнула из-под меня и переползла чуть ниже.

— Разрешите ответную любезность?

— Разрешаю. — кивнул я. — Фелиция, прошу, осторожнее с клыка-А-А!!!

— Простите, мессир. — кошкодевушка виновато посмотрела на меня и нагло показала мне высунутый язык.

— А что, если так?..

— А-А-А!!! — завопил я, не успев пресечь новую атаку. — Освежевать меня хочешь?

Разведчица замерла, переводя хищный взгляд с меня на противостоящий ей офицерский жезл. В это время мой разум отчаянно искал решение, и вскоре нашёл.

— Ты, говоришь, самострелы не любишь? — спросил я, памятуя нашу первую беседу. — Где твой предохранитель, лучница?

Хитро улыбаясь, кошкодевушка показала мне раскрытую ладонь.

— Так чего же ты ждешь? Промедление смерти подобно! — вскричал я. — На тетиву!


Выспаться я так и не смог: проснулся на рассвете, сна не было ни в одном глазу. Фелиция еще дремала, повернувшись к окну-бойнице и прижав колени к груди. Я тихонько встал, оделся по пояс и вышел во двор.

Подойдя к острожному колодцу, я набрал полное ведро, выдохнул и опрокинул его на себя. Свежие раны на спине ожгло студеной водой, и я болезненно крякнул сквозь сжатые зубы. Сзади кто-то тихо ахнул.

— Пречистая Дева! — услышал я голос Инессы. — Господин теньент, что случилось⁈ Вы в ночи с гулями сражались?

— Все в порядке, Инес. — хрипло сказал я и повернулся к осадной мастерице. Взгляд ее немедленно упал на след от укуса между плечом и шеей с багровыми отметинами от клыков. Девушка вдруг изменилась в лице.

— В п-порядке. — выдавила она. — Поняла, господин теньент.

Инесса скрылась в башне. Я чуть выждал и тоже поднялся обратно в комнату. Ухо дремлющей кошкодевушки резко повернулось на звук моих шагов. Я улыбнулся.

— Фелиция, поможешь доспехи надеть?

Она подняла голову и посмотрела на меня. Это снова был вчерашний спокойный взгляд, но что-то в лице следопытки всё же неуловимо изменилось.

— Как прикажете, господин теньент.

Мы собирались молча. Когда разведчица подвязывала мой алый шарф у пояса, то все же нарушила тишину.

— Вы назначили мне позицию в галерее у казармы, господин теньент. Разрешите уточнить… — она на секунду замолчала. — Где будете вы?

Концы шарфа Фелиция собрала ровным полубантом. У меня самого так никогда не получалось.

— На западной стене. — ответил я. — Недалеко.


…Орки показались у брода ближе к полудню; мы уже успели заскучать, а Герта исполнила и «Игру в кости», и «Черный отряд», и «Колокольный бой», грозясь исчерпать весь репертуар солдатских песен. Зеленокожие переходили реку, не сбавляя темпа, все той же корявой походной колонной. Волчьи всадники ехали чуть левее с большой дистанцией, явно приглядывая за пехотой.

— Наконец-то. — выдохнула Ристина.

— Инес, по готовности! — крикнул я в сторону Смотровой башни. Чисто для проформы, конечно: Инесса прекрасно знала, что делать.

Как только первые орки ступили на берег, тяжёлый болт со свистом разрезал воздух и пробил, мне показалось, двух или трех орков в ряд. Со стороны брода поднялся гвалт; пехота поднимала щиты, почти не сбавив шага, а всадники подстегнули волков, чтобы скорее перейти реку. Ступая на сушу, они россыпью, без строя, во весь опор гнали к холму на западе, чтобы уйти из-под обстрела «Хельги». Пешие, оказавшись на нашем берегу, сбивались в группы, прикрывая друг друга щитами.

Орки пересекали Ан-Двину стремительно: едва, по моим прикидкам, Инес наложила второй болт, со стороны переправы послышалось раскатистое «Ва-а-а-а-а!!!». Больше сотни зеленокожих, скопившихся на нашей стороне реки, разобрались на полдюжины неравных хирдов и скорым шагом двинулись в сторону острога под прикрытием круглых щитов. Одна из ватаг тащила грубую штурмовую лестницу, сколоченную из ствола тоненького деревца.

Инесса саданула из скорпиона по одному из отрядов; болт проломил щиты, строй развалился, до стен донеслись брань и вой раненых. Остальные уверенно приближались. Я нашел глазами кочку, которую Юйнеэнде обозначила рубежом полёта стрелы, обнажил меч и поднял его над головой.

— На тетиву!

— На тетиву взять! — продублировали на Надвратной. Топот четырёх сотен ног по склону холма уже отдавался вибрацией в стену.

— Целься!

Дорна и Ристина уперли ложа арбалетов в бойницы. Я ждал.

Атакующие группы орков начали расходиться вдоль западной стены, ища ворота или участок пониже.

— Огонь! — скомандовал я. С пальцев Лайны сорвался огненный шар и рванул посреди хирда, прикрывавшего лестницу. Строй тут же развалился; четверо орков с почти поросячьим визгом катались по земле, пытаясь сбить пламя. Занявшаяся деревяшка с перекладинами упала в траву.

И вот тут я резко взмахнул мечом и крикнул:

— ПУСКАЙ!

Дружный залп свалил сразу с полдюжины пехотинцев из распавшегося строя. Остальные штурмовые отряды, услышав грохот чародейского взрыва, тоже начали рассыпаться, чтобы не представлять удобную мишень.

— По готовности! — крикнул я и сам взялся за арбалет, свалив влёт отбившегося от щитов орка с двуручной секирой. Со стены и башен на орков обрушился град стрел и болтов. Пока я взводил арбалет «козьей ногой», Юи, Фелиция и Йолана с Ильдико успевали высадить по две-три стрелы. Особо я вынужден был отметить мастерство полуэльфки: стрелы с Надвратной башни без промаха разили зеленокожих пехотинцев в ноги и промежуток между щитом и шлемом.

Под таким плотным обстрелом первая атака быстро захлебнулась. Орки оттягивались на запад, к дороге и холму, стараясь не сбиваться в кучи, чтобы не получить болтом или файерболом. На вершине уже стояла их кавалерия во главе с вождём — красную тряпку на его шлеме было видно издалека. Эх, жаль, болтом не достать, где там те плиты с волосом… Я посмотрел на то, как орки отступают за дальность эффективного обстрела, и скомандовал дробь стрельбе.

За последующий час зеленокожие атаковали еще трижды: уже вовсе не так смело. Под прикрытием двухъярусной стены щитов они приближались к острогу шагов на сто пятьдесят, из-за укрытия обстреливали стену из луков и грубых самострелов, и отступали назад к дороге после залпов Инессы или Лайны. Орки даже пытались бросаться врассыпную, заслышав свист тяжелого болта или файербола; это заметно уменьшило их потери при попытках приступов, все так же, впрочем, бесполезных. В очередной раз разгорячившаяся Юйнеэнде даже проводила отступающих орков древним кличем эльфских воинов «День придёт!». Мне понравилось: звучало красиво, и неплохо подходило к ситуации.

Я заметил, что с каждым приступом орочья импровизированная контрвалация из строя щитоносцев все больше растягивается на юг вдоль дороги. Атаки, стало быть, были отвлекающими, чтобы постепенно и незаметно охватить острожек с юга и востока! Гордый тем, как ловко раскусил вражеский замысел, я отдал условный сигнал. Дорна свистнула, и четверо моих стрелков под присмотром Юи сместились на восточную стену.

За исход дня я почти не беспокоился: пока что все приступы мы отражали без труда. Ночь тоже обещала быть спокойной: да, к вечеру мы устанем, но ведь орки тоже не в тенёчке прохлаждаются, да и перерывы между приступами позволяли отдыхать и даже перекусить. Провизии и боеприпасов в острожке было в достатке: телег в орочьей колонне я не увидел, обоз они несли на своем горбу, свалив теперь тюки на вершине холма, так что истощение грозило скорее им, чем нам. Я опасался разве что решительного приступа всеми силами на ворота, но для этого врагу необходим был таран: едва ли они обзаведутся им раньше завтрашнего утра, а там… я бы что-нибудь придумал. В общем, при таких раскладах я даже не удивился, что вместо очередного приступа орки пошли на переговоры.

Большой хирд в два ряда щитов приблизился к рубежу полета стрел, который теперь было хорошо видно по торчавшему среди травы оперению, но обстреливать стену, как обычно, не стал: вместо этого над щитами поднялась натянутая между двух копий тряпка с намалеванными корявыми буквами.

— Что это они там накорябали? — Ристина подняла забрало армэ, вглядываясь в надпись. Она гласила:

ЗДАТСА ИЛИ СМЭРТЬ

— Хэй! Юдишки! — со стороны орочьего строя послышался басистый окрик. — Хто там у вас главный?

— Теньент Недопонятовский! — ответил я. — А кто спрашивает?

Мой вопрос остался без ответа. Немного подумав, переговорщик крикнул:

— Слушай сюда, чилавек Тень-Мент! Великий вождь Край Эльфобой клана Ростом Славных предлагает тебе сдаться и жить! Сможете уходить, тока без ваших рубил и пулял! Иначе — вааааа! Мы набигать! Смэрть!

В осуществимости угрозы я, мягко говоря, сомневался.

— Я не могу отдать такой приказ! — крикнул я орку. — Не такой я большой начальник! Королём сюда поставлен, понимаешь?

Мой собеседник задумался.

— И хто от этого выиграет? — задал он весьма философский вопрос. — Мы же с тобой не выиграем! Разве что твой етот кароль… Панимешь, Тень-Мент, в бою я тебя щадить не буду. И ты меня щадить не будешь. Может, и я даж пагибну. Но ты-то точно пагибнеш! Тень-Мент, атведи девчат. Пожалей матерей ихних, пожалей их самих!

Разумеется, соглашаться я не собирался, но, признаться, монолог орочьего переговорщика меня даже немного развлёк. Ристина, впрочем, моего мнения не разделяла.

— Сука, матерей он еще трогать будет…

Голос виконтессы дрожал от гнева.

— Еще придет день! — во весь голос закричала она. — ПРЕЧИСТАЯ ДЕВА ТЫСЯЧИ СЕРДЕЦ ПОТВОРСТВУЕТ ПРАВЫМ!!!

Орк замолчал, опешив, и несколько мгновений пытался переварить услышанное, затем заорал во всю глотку:

— ШЛЮХА ТВОЯ МАТЬ!!! НЕ С ТОБОЙ ГОВОРЮ!

— Ах ты… — рыцарша, задыхаясь от гнева, высунулась над бойницей, всматриваясь в орочий хирд. — Кто это сказал⁈ КТО ТОТ-

В следующую секунду от ее латной кирасы со звоном отрикошетил арбалетный болт.

— Надо же. — с усмешкой сказала Ристина. И второй болт попал ей в лицо.

— Миледи! — только и успела выдохнуть Томасина, подхватывая госпожу под руки. Еще пара болтов с треском отскочили от зубца стены.

Мы осторожно опустили ее на галерею, и я склонился над своей совсем недавней, но казавшейся теперь такой родной, соратницей. Виконтесса отчаянно пыталась вдохнуть, и не могла. В рыцарских романах и пьесах смертельно раненые обычно читают драматические монологи или шутят, ободряя товарищей, но в глазах Ристины сейчас я видел только страх и растерянность.

Еще в Академии я читал про принца, будущего короля, который получил похожую рану во время Двухсотлетней войны. Тогда лекари соорудили специальные щипцы, чтобы извлечь наконечник болта из его лица и спасти наследника короны.

К сожалению, Риз не была принцессой, как я не был королём.

Я не придумал ничего лучше, чем крепко сжать дрожащую ладонь рыцарши. Глаза Ристины в последний раз вздрогнули и остекленели.

— МИЛЕДИ!!! — сорвалась на крик верная оруженосица, прижимая к себе тело госпожи. Выбежавшая было с боевой галереи Лайна замерла на полпути.

— Риз! — воскликнула подбежавшая Йолана. На глазах дочери боярской выступили слезы. — Сволочи!!!

— Острог, к бою! — закричал я, борясь с нахлынувшей горечью. — На тетиву!

— Стойте, господин теньент. — негромко окликнула меня Дорна, тронув за плечо. — Смотрите. Орки уходят


Орки и правда снимались с места и строились в походную колонну вдоль дороги направлением на юг. Последние опаздывающие снаги суетились на холме, подхватывали тюки с припасами и взгромождали их на спины под окрики волчьих всадников. Те спокойно гарцевали по холму и вдоль строя, ожидая, когда пехота будет готова к маршу.

— Как же так?.. — спросил я пустоту. — Почему уходят? Куда?

— На юг. — флегматично сказала Дорна, нервно сжав древко алебарды. — По дороге, которую мы не сумели защитить.

— Пан теньент!

По боевой галерее ко мне подбежала девчонка с арбалетом в руках и парой светлых кос, убранных под капеллину. Я вспомнил, как её зовут: Катаржинка.

— Пан теньент, они ведь на деревню идут! — чуть не плача, сказала девушка. — На нашу деревню! Там и родители, и Пауль мой… Священник тот, жирный мудила… Бабоньки… Да все! Что теперь с ними будет?

— А что делать? — сержантесса мрачно пожала плечами. — Это, кстати, теньент, к вам вопрос.

— Что могут люди против такой свирепой злобы? — подавленно спросила Лайна.

— Ударить на них! — выкрикнула Йолана. — Стрелять их и бить сабельным делом, покуда…

— … Все не поляжем. — закончил я безрадостно. — У нас четыре всадника всего, а у них не меньше полтораста пеших и вся гридь нетронутая — я двадцать насчитал. Нас растопчут, едва мы в поле выйдем. Тем более, что…

«Тем более, что потускневшее знамя нашего рыцарства ныне безутешно оплакивает верная послужилица», хотел сказать я, но оборвал себя на полуслове. Настроение гарнизона и так было ни к чёрту.

— Девчата, я за вас отвечаю. И в такой ситуации обязан спасти хотя бы вас.

Я постарался сказать это как можно твёрже. Девушки немного помолчали и начали расходиться. Я остался стоять на стене, вглядываясь в небо над злополучным холмом на западе, пока орочья колонна нестройным маршем уходила за поворот дороги.

Ко мне подошла Фелиция, заглянула в глаза, словно хотела что-то сказать, но промолчала: только села рядом, привалившись спиной к стене. Я продолжал смотреть, по сути, в никуда, пока в глаза мои вдруг не ударил яркий свет.

Я часто заморгал, протер глаза и не поверил им: среди расступившихся облаков встал чудотворный образ Пречистой Девы Тысячи Сердец, будто на витражах в столичном кафедральном соборе. Присмотревшись, я с удивлением понял, что отчего-то Дева явилась мне с лицом Лючии, которой я в своих помыслах еще вчера отводил место прекраснейшей из всех дам. Мой нос неожиданно уловил яркий абрикосовый запах.

— Фелись… — тихо позвал я. — Ты тоже это видишь?

— Вижу что?

В этот момент светлый лик Пречистой Девы-Лючии исказился гневом, и она закричала голосом капитана Шмерцманна:

— ЧТО ЭТО БЫЛО, КАДЕТ⁈ ПОЧЕМУ ВЫ НЕ ВЫПОЛНИЛИ БОЕВУЮ ЗАДАЧУ⁈

От неожиданности я вздрогнул и шагнул назад, вот только боевой галереи под моей ступней уже не оказалось. Я кувырком полетел вниз, и, падая, даже испытал облегчение — теперь не придется Катержинке в глаза смотреть… Перед глазами мелькнул острожный двор, а затем я приземлился аккурат на собственный шлем. В шее что-то мерзко хрустнуло.

«А ведь всё должно было случиться совсем, совсем не так!!!» — с горечью успел подумать я.

Вспышка!


Я пришел в себя в уже привычном месте: лёжа на полу в аудитории кафедры тактики и созерцая тот самый злополучный потолок. Едва собравшись с мыслями, я вдруг услышал внезапный вопрос:

— А вот такое ты слыхал?

Голос говорил со странным малознакомым акцентом, который ассоциировался у меня с северными провинциями королевства. Не дождавшись ответа, вопрошавший продолжил:

— Идет, значит, наемная пехота по полю битвы, только что из стычки на пиках, уже потери большие, половина ранены, тяжко, в общем. И тут капитан одного из фанляйнов видит, что на баталию скачут жандармы, сами в латах, кони в латах, лансы, силища, в общем. Капитан понимает, что если жандармы сейчас на его фанляйн ударят, то они не выстоят. Зовет к себе фельдфебеля: дескать, слушай, фельдфебель, на нас кавалерия идет, чую, не выстоим. Ты отвлеки парней как-нибудь, чтоб хоть не побежали, а то компанию опозорим. Ну, фельдфебель встает перед строем и говорит: парни, спорим, я сейчас так пердану, что у всех пик в фанляйне древки перешибет? Солдатня отвлеклась, говорит, мол, попробуй. Тут — удар! Грохот, суматоха, во все стороны летят солдаты, руки, ноги, жопы, пики трещат — строя нет, всю баталию раскидало. Встает капитан и кричит: дурак ты, фельдфебель, кавалерия-то мимо прошла!..

Закончив рассказ, голос зашелся раскатистым, удалым хохотом. Отчаявшись взять в толк, о чем вообще идет речь, я встал на ноги, чтобы увидеть своего собеседника.

Для выпускника Академии не узнать Сандора Ярислейфсона Хольмгардского было невозможно: портреты и гравюры с его образом висели практически везде. Великий князь предстал передо мной в блеске пластинчатого доспеха, оттененного алым плащом; левая рука его лежала на рукояти меча, а правой он придерживал шлем, чем-то неуловимо напоминавший наголовья сестер-степнячек.

Прославленный северный полководец явился мне еще не старым; его волевое лицо без единой морщины обрамляла короткая светло-русая борода. Я вдруг понял, что во времена своих величайших побед мой собеседник едва ли был старше меня.

— При всем уважении, княже… — робко начал я. — Вы ведь жили за двести лет до наемных пикинеров, жандармов и фанляйнов. Откуда вы про них знаете?

— Юнец, нешто у тебя нет ко мне вопросов поважнее? — резко спросил князь. — Или ты уже всех недругов своих одолел?

— Так в том и дело… — начал я. — Я ведь одолел, княже. Острожек-то они не взяли.

— Правду говоришь. — кивнул Ярислейфсон. — А дорогу взяли. И деревню тоже взяли. Разбойного живота богато добыли, как я посужу.

— Так почему они ушли-то, княже? — в отчаянии спросил я. — Почему острожек не стали брать?

— А на что он им сдался? — спросил северный полководец. — Что с него взять? Харчи на пятнадцать душ? Так в деревне их побольше будет, смерды их каждый день преумножают в поте лица. А за той деревней еще десять — грабь, не хочу! А дальше города, ремесла… Тебе что, поведать, откуда богатство народов берется?

Хольмгардский князь с укоризной посмотрел на меня.

— Вот скажи лучше, отрок, острожек твой на что надобен?

— А… — я задумался, хотя заученный ответ вертелся на языке. — Защищать стратегически важную переправу. Ну, и дорогу на юг.

— А ты супостата и по переправе, и по дороге пропустил. Сел за стенами, и сидишь, аки сыч. Стратегическая, говоришь… Тактиком ты, брат, видным стал, только надобно тебе еще и стратигом быть! Брод твой потому важен, что в сердце земель ведёт. Ты его защищать поставлен, а не стены деревянные.

Я в очередной раз пристыженно спрятал глаза.

— Буде я так в Хольмгарде засел безвылазно, не видать бы мне побед ни на реке, ни на озере!.. Еще и на испуг тебя, дурака, взяли. Взял и стену ослабил, хотя никто тебя и не думал обходить… Эх…

Князь Сандор в расстройстве махнул рукой.

— В утехах зато тебе равных нет. Курощуп знатный! Чтоб с тремя за день, этак даже я не могу. Мог бы хвастать, что князя Хольмгардского превзошел! Если бы живой был, божедурье…

Он вытер пот со лба.

— Со стены-то почто сверзился, срамоимец? Ведь уцелел же, хоть и обгадился всюду.

— Так как же с таким жить-то? — взмолился я. — Ну, а мертвые, княже… Срама-то уже не…

— О-о-о! — протянул Ярислейфсон. — Мальчишка, поверь мне, мёртвые имут весь срам, какой только был, а сверх того живые им присочинят телегу того сраму, какого не было! Лечь в бою за други своя — одно дело, а вот так… Грешно и смешно.

— Так как же мне теперь быть, княже? — расстроенно спросил я.

— Как, как… Вот так вот. Плохо ты воюешь, юнец. Ступай, перевоевывай! Шалопут…

В этот раз я даже не успел ответить, мгновенно провалившись в белое сияние. Уже в четвертый раз я забывал события последних полутора дней, запоминая взамен новые уроки:

11) Даже если враг — кровожадный орк, это не значит, что его главная цель — убить именно тебя. Бой — не цель, а средство; победа может лежать и за его пределами.

12) Самый лучший план битвы не стоит ничего, если противник на нее не явится.

13) Неудачу можно пережить и оправиться от нее. Командир отвечает за свои решения и подчиненных до конца, и особенно после поражения!


Примечания:

* * *

[1] читать А шева́ль

Загрузка...