Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества

Жизнь первая

'Милая Лючия!

Прошу Вас не тяготиться нашей вынужденной разлукой. Честь зовёт меня послужить Его Величеству на северных границах королевства; миссию столь важную и опасную невозможно было поручить менее достойному офицеру. Но где другие видят опасность, я вижу возможности. Отражая натиск зеленокожих варваров, я непременно отличусь и вскоре вернусь к Вам, в столицу, с новым назначением. Более всего ныне я мечтаю о том, чтобы снова увидеть Вас и коснуться губами вашей изящной ручки. И лишь эти мои чувства к Вам дают мне силы до конца исполнить долг перед королевством и справиться со всем, что ни уготовила мне судьба…'

Так думал я, сочиняя в мыслях письмо к прекраснейшей из девушек, пока мой верный скакун Леоцефал нес меня по размытой грунтовой дороге северной земли к реке Ан-Двине и проходящей по ней граничной черте, отделяющей владения короны от земель диких и злобных орков. В последнее время набеги зеленокожих участились, и я, направляясь на пограничную службу, уже мечтал о грядущей славе нового Сандора Ярислейфсона, а то и Белого Принца Эдуарда. Так, воображая, как по мановению моей руки фланговые баталии маршируют вперед, захватывая противника в клещи, я чуть было не пропустил двух всадников, выехавших на вершину холма слева от дороги.

Не успел я ничего предпринять, как конные уже скакали вокруг меня, медленно приближаясь, и я вынужден был осадить Леоцефала.

— Стой! Кто таков? — окликнул меня женский голос. Я вовсе не удивился, памятуя, что нашествие великой армии орков в прошлом десятилетии проредило служилое сословие многих провинций, и дворянские семьи нередко стали отправлять на ратную службу дочерей. К этому моменту я уже успел разглядеть всадниц: в глаза бросались алые конские хвосты, развевавшиеся на их остроконечных шлемах, а к седлам были приторочены колчаны с готовыми к бою луками и сабли. Видимо, девушки происходили из дворянства степных провинций на востоке королевства.

Одна из воительниц подъехала ближе и я понял, что происходит она из небогатого рода: тело ее защищала лишь кольчужная рубаха, перехваченная на талии бригантным корсетом, который принимал на себя часть веса кольчуги и весьма выгодно подчеркивал достоинства девушки. Руки всадницы прикрывали простенькие кожаные наручи, а на ногах она носила только высокие ездовые сапоги до середины бедра.

— Армии Его Величества теньент Недопонятовский.

Я приосанился в седле, гордо подняв голову.

— Следую по высочайшему предписанию в Бродовский острожек, дабы принять командование.

Всадница, до того грозно смотревшая на меня, вдруг будто расцвела, и весело окликнула свою напарницу:

— Это, похоже, тот самый офицер, о котором предупреждал гонец!

Я обернулся ко второй девушке. Убедившись, что я не враг им, обе воительницы сдвинули шлемы на затылки, и я мог увидеть, что они весьма похожи чертами лица.

— Я Йолана. — представилась девушка, заговорившая со мной первой. — А это Ильдико, моя сестра. Мы как раз в Бродовском острожке служим. Получается, вы наш новый командир?

Не успел я ответить, как услышал голос второй всадницы:

— Мужчина! Да еще такой молодой…

— Не стоит сомневаться во мне из-за возраста. Я окончил с отличием Королевскую военную академию, и свое дело знаю.

Я заметил, что девушки взволнованно переглядываются между собой. Наконец, Ильдико тоже подъехала ближе, с левой стороны, и пригляделась к моему верному клинку, притороченному у седла,

— Ого. — протянула она. — Какой длинный меч. Умеете им владеть?

— В Академии отлично учат обращению с клинком. Мы осваивали меч по трактатам самого мастера Тольхаффера. — ответил я со справедливой гордостью, и даже позволил себе немного задрать нос.

— Про это теперь уже и трактаты пишут? — спросила Йолана. — И какова школа меча мастера Тольхаффера? Я вот люблю в схватке грубый, жесткий натиск…

— А я предпочитаю осторожные, точные движения. — добавила Ильдико, как мне показалось, даже немного мечтательно. Я мог только порадоваться такой вовлеченности девушек в боевую подготовку, поэтому предложил:

— Если желаете, я могу как-нибудь позаниматься с вами в остроге. Покажу и силовые приемы, и пару элегантных финтов.

Ильдико неожиданно зарделась и отвернулась, пряча лицо, а Йолана звонко захихикала. Я едва ли ожидал такой странной реакции, но не нашелся, что сказать, и промолчал. Дорога обогнула холм, и нам, наконец, показалась башня Бродовского острожка.

— Господин теньент! Вы, наверное, проголодались с дороги? — вдруг спросила Йолана. — Тут недалеко есть отличная корчма.

— А в остроге не до того будет… — грустно сказала Ильдико. — Когда вы в следующий раз холодного пива хлебнете?

Предложение было заманчивым, дорога — тяжелой, а в королевском предписании стояло завтрашнее число: быстро оценив обстановку, я принял решение немедленно совершить ускоренный марш в сторону корчмы в сопровождении девушек.

Корчмарь, увидев меня, пришел в доброе расположение духа, и, кажется, даже вздохнул с облегчением — несомненно, зрелище формы королевского офицера лишило его всяческих опасений насчет безопасности здешних селений. Он лично подал нам по кружке холодного светлого эля и тарелке закусок, пошептался о чем-то с Йоланой, взял у меня щедрую горсть монет и оставил нас.

Пиво после долгой дороги оказалось удивительно вкусным и сняло всякую присутствовавшую до того в нашем общении неловкость. Кружки опустели и наполнились снова, а потом еще раз, и, признаться, я немного потерял счёт времени в приятной беседе с дамами. Всадницы поведали мне, что служба в Бродовском острожке нелегкая: в гарнизоне, считая их, всегда полтора десятка человек, так что в караулы приходится ходить каждую третью ночь, но тяжелее всего то, что в остроге нет ни одного мужчины. Увлеченный разговором, хмельным напитком и раздумьями о том, как бы облегчить тяжкую долю часовых, я и не заметил, как Йолана с Ильдико подхватили меня под руки и повели на второй этаж корчмы. На мои уже весьма неуверенные вопросы они отвечали, что раз командование я должен принять с завтрашнего дня, то сегодня не о чем и беспокоиться.

Меня нежно, но настойчиво втолкнули в небольшую комнатушку с кроватью, и я глазом не успел моргнуть, как мои ладони оказались под рубашкой Йоланы на весьма приятных на ощупь округлостях, а руки Ильдико зафиксировали меня со спины. К такой ситуации я совершенно не был готов: в общении с моей прекрасной дамой я и помыслить не мог о подобном, и нынешние переживания былимне совершенно незнакомы, отчего чрезмерно волновали. Готов держать пари, оттенок моего лица в этот момент был близок алому прапорцу на копье королевского жандарма; и как благородное полотно ласкает ветер, так мое лицо и шею обжигало дыхание дерзких воительниц, руки которых уже устремились на приступ в святая святых. От смущения меня почти лихорадило, я соображал с трудом, безуспешно пытаясь решить противоречие между клятвами милой Лючии и невозможностью поднять руку на женщину, а ловкие пальцы Йоланы тем временем прорвали линию обороны моих форменных штанов. Я почувствовал жар ее ладони на самой цитадели моего благочестия; у меня потемнело в глазах, я выдавил позорное «мпфхх» и впервые в своей недолгой карьере запятнал честь мундира.

Пока я пытался восстановить дыхание, сёстры переглянулись: Ильдико выглядела разочарованной, а из уст Йоланы вырвался смешок.

— Похоже, дорога господина теньента и впрямь была долгой. — серьезно сказала она. — Думаю, ему нужно отдохнуть в крепости.

На выходе из корчмы я ополоснул предательски раскрасневшееся лицо водой из бадьи, пытаясь прийти в себя — увы, это почти не помогло. До самых ворот острожка мы ехали молча, и я мучительно думал, как же мне принимать командование над благородными дамами после подобного срама?

Когда мы, наконец, доехали до острога, я осознал, сколь сильно я задержался — стены из деревянного частокола и две невысоких башни уже окрасили алые лучи закатного солнца. Еще даже не доехав до ворот, я услышал весьма меланхоличное пение, а подъехав чуть ближе, разглядел в надвратной башне неторопливо прогуливавшуюся стражницу с гвизармой — над округой разносился именно ее звонкий голос.

На броне холодной, Дева, облик твой!

Пошли солдатам солнца, мы сильно все промёрзли…

Чтоб хоть чуть-чуть согреться, в кабак лежит путь мой —

туда с сумою полной, обратно же с пустой… [1]

Мы остановили коней перед воротами, и Йолана окликнула стражницу:

— Герта, кончай глотку рвать! Смотри лучше, кто к нам приехал!

С бастиона сверху высунулось веснушчатое лицо девушки в шлеме-капеллине, из-под которого выбивались рыжие кудри.

— Пречистая Дева, неужели⁈ — Герта картинно обхватила ладонями лицо. — Открыть ворота!

Минуту спустя видавшие виды деревянные створки распахнулись, и я в сопровождении двух всадниц въехал, наконец, на свое новое место службы. Я не без удовлетворения заметил, что внутренние ворота к моему прибытию были открыты заранее и подперты камнем, а потемневший от времени деревянный засов аккуратно прислонили к стене. Первая добродетель солдата — не заставлять командира ждать! Двор острожка был не слишком просторным — солидную его часть слева от ворот занимала немаленькая конюшня, явно рассчитанная не меньше чем на десяток скакунов. В дальнем конце двора, возле входа в высокую смотровую башню, расположились приземистая деревянная постройка неясного назначения и длинный деревянный стол с лавками под крытым навесом — сейчас там возилось несколько человек. Пространство между крупными строениями занимало некое подобие грунтового плаца, изгаженного весенней грязью примерно так же, как здешние дороги. На плацу я заметил рослую женщину с алебардой, которая на повышенных тонах разъясняла некую военную мудрость трем стоявшим рядом девушкам. Откуда-то из-за конюшни доносился ритмичный звон металла о металл — признак работы кузнеца.

Мы спешились. Наших лошадей тут же взяли под узцы две черноволосых девушки, одетых, как и Йолана с Ильдико, по моде восточной поместной конницы. Ильдико представила их: то были боевые холопки сестёр, Мара и Лара. Пока они уводили коней, я хотел было напомнить о моих вещах, навьюченных на Леоцефала, но Йолана уверила меня, что с ними все будет в порядке, и я успокоился.

— Так это и есть тот самый офицер из столицы? — услышал я у себя за спиной знакомый голос с несколько игривой интонацией. Обернувшись, я увидел ту самую часовую: она перешла с башни на боевую галерею стены, чтобы поглазеть на меня. Девица имела возмутительно неуставной вид: из подобающей амуниции на ней были только шлем и стеганый горжет. Ниже она была одета в цветастое жёлто-голубое платье с вызывающе коротким подолом, из-под которого, вопреки всем приличиям, виднелись чулки в рыжую полоску. К вящему моему ужасу между горжетом и платьем девушки прямо-таки сверкала полоска глубокого декольте.

— Рада знакомству, сэр!

Подобный костюм, не подобающий приличной женщине, тем более находящейся на военной службе, я видел до того лишь единожды в жизни: когда на третьем году учёбы в Академии наш курс во время полевой практики встал лагерем возле бивуака наемных пехотинцев. Таким беспутным образом одевались лагерные девки наемников, и кадетам бесполезно было объяснять, что данный фасон удобен для передвижения по полю боя: маркитантки полностью завладели нашим вниманием, никакого толка из учений не вышло, и весь курс получил тогда строгие взыскания от офицеров.

И вот теперь я наблюдал в столь непотребном виде не кого-нибудь, а часовую пограничного острога! Я открыл было рот, чтобы немедленно призвать ее к порядку, но тут дерзкая девка улыбнулась до ушей и присела в не лишенном изящества реверансе, будто нарочно подняв подол платья еще выше. От такого бесстыдства у меня перехватило дыхание, и гневные слова застряли в горле на полпути.

— Это наша Герта. Вы с ней еще познакомитесь. — с улыбкой сказала Ильдико.

— И скорее всего, близко… — едва слышно добавила Йолана. Девушки захихикали и аккуратно развернули меня обратно в сторону плаца. Туда со стороны большой башни уже спускалась делегация: без сомнения, для оказания достойного приема назначенному командиру и передачи дел и должности.

Пока я шел им навстречу для принятия торжественного доклада, то про себя сделал вывод об удручающем состоянии дисциплины в остроге, и начал было обдумывать методы наведения порядка, но очень некстати вспомнил оказию, произошедшую со мной меньше часа назад, и смутился, так что к встречающей группе подошел, имея не самый уверенный вид.

Передо мной стояла рослая, на добрых два дюйма выше меня, крепко сложенная молодая девушка: пышные золотые волосы, собранные в длинный боковой хвост, спадали ей на плечо. Одета она была в плотный приталенный дублет, явно шитый специально под ее выдающиеся формы, а талию перехватывала перевязь длинного меча. Воительницу сопровождала девушка примерно ее возраста с коротко стрижеными темными волосами, а уже на плацу к ним присоединилась та самая женщина с зычным голосом и алебардой: шрамы на лице выдавали в ней опытного бойца.

— Добро пожаловать в Бродовский острожек. — с вызовом произнесла светловолосая валькирия. — Мое имя Ристина Обскуритэ́-Дастинесс, виконтесса де Форн. Я кастелян этой крепости. С кем имею честь?

Пора было завоевывать авторитет у подчиненных, как учили в Академии. Я выпрямил спину, насколько мог: смотреть на подчиненную снизу вверх было весьма непривычно, а еще труднее было не думать о запятнанной офицерской форме.

— Раймунд Недопонятовский, теньент королевской армии. Волей Его Величества назначен принять командование сей фортецией и ее гарнизоном.

Рыцарша смягчила выражение лица и протянула мне руку с открытой ладонью, в которую я немедленно вложил свиток с высочайшим предписанием. На мгновение мне показалось, что она смутилась: впрочем, почти сразу она уверенно развернула документ и пробежалась по нему глазами.

— Давненько не видела коронной печати. Что ж, господин теньент, мы вам рады.

Я степенно кивнул.

— Томасина, моя оруженосица и паж. — представила виконтесса коротко стриженую девушку.

— А это сержант Дорна, мастер-над-оружием и командующая острожной пехотой.

Женщина с алебардой коротко отсалютовала в знак уважения к моему званию. Пора было мне взять слово: я без труда вспомнил уставные формулировки и постарался придать своему голосу максимальную уверенность и достоинство.

— Леди Ристина, я ожидаю доклада о состоянии дел в остроге.

Рыцарша доброжелательно улыбнулась.

— Да будет вам, господин теньент. Час уже поздний, а вы, должно быть, устали с дороги…

— Весьма устал. — хором сказали стоявшие где-то сзади Йолана и Ильдико. Я снова невольно зарделся. Ристина на секунду отвела глаза, словно задумавшись.

— Да и в предписании стоит завтрашнее число — вот завтра и примете дела, на свежую голову. Утро вечера мудренее. Давайте лучше пока познакомлю вас с девчатами: они аж до дрожи хотят на вас взглянуть. Тем более, уже и за стол пора: служба службой, а ужин по расписанию.

Виконтесса покровительственно приобняла меня за плечо и повела в сторону столов, куда понемногу стекались остальные обитатели острога. По пути краем глаза я заметил кузницу, наличие которой предполагал до того. Я уже не удивился тому, что у наковальни тоже стояла девушка, но мое внимание привлекла ее внешность: резкие черты лица, зеленовато-землистый оттенок кожи и белеющие над нижней губой кончики клыков позволили однозначно опознать в ней полуорчиху. Я был уверен, что у полукровки есть печальная история, как обычно бывает в романах; что ж, моя служба отчасти состоит и в том, чтобы подобные прискорбные случаи не повторялись.

За столом сидело несколько еще незнакомых мне дам. К моему интересу полуорчиха оказалась не единственной представительницей смешанной расы в остроге: мое внимание привлекла кошкодевочка-фелидка, чьи зеленые глаза ярко сверкали в опускавшихся сумерках. Она тщетно пыталась разговорить свою соседку за столом: безучастную девушку в капюшоне лучницы, у которой из каре иссиня-черных волос виднелись острые кончики эльфских ушей.

Я не успевал удивляться, а тем временем к столу подошла худенькая и бледная юная дева в широкополой остроконечной шляпе, по которой я безошибочно распознал выпускницу королевской Коллегии Магов. В руках чародейка несла два объемных стеклянных пузыря, наполненных мутной жидкостью янтарного оттенка. Сосуды были явно тяжеловаты для столь хрупкого создания, и я испытал искреннее облегчение, когда она с грохотом поставила их на стол.

— Наша Лайна в свободное время настоечки варит. — шепнула мне на ухо виконтесса. — Алхимия, господин теньент, не какой-нибудь смердовский самогон! Попробуете?

Остальные дамы уже разливали жидкость из пузырей по грубым деревянным кружкам. Оруженосица Ристины ловко подсунула мне такую же, невесть откуда взявшуюся. Мне же, пожалуй решительно хватило позора на сегодня. Только я поднял руку, чтобы отказаться от сомнительного напитка, как златоволосая воительница снова заговорила, уже намного громче, чтобы все слышали:

— А то кое-кто у нас в гарнизоне поговаривает, дескать, благородные пить не умеют, и простолюдин нас завсегда перепьет, а в особенности образованных из столицы! Господин теньент, может быть, вы поможете отстоять честь дворянства?

В Академии кадетов учили по прибытии в подразделение перво-наперво закрепить авторитет среди подчиненных, дабы пресечь неповиновение рядовых и местнические замашки благородных. Я сегодня и так уже достаточно оконфузился в глазах гарнизона, о чем мне напоминали хитрые взгляды севших напротив Йоланы и Ильдико. Пора было предпринять решительные действия к завоеванию уважения личного состава, сейчас или никогда! Резко ударивший в нос запах спирта словно снял с меня заклятие немоты, и я гаркнул:

— Честь воинского сословия священна! Никому не позволю попрать!

— Слова настоящего командира! — восхитилась Ристина. — Лайна, солнышко, налей господину теньенту до краев.

Гарнизон взорвался ободряющими криками, когда настойка полилась в мою кружку. Я встал со скамьи и задействовал всю мощь командного голоса, выработанного на занятиях в Академии:

— ТЕНЬЕНТ КОРОЛЕВСКОЙ АРМИИ РАЙМУНД НЕДОПОНЯТОВСКИЙ! ПРЕДСТАВЛЯЮСЬ ПО СЛУЧАЮ НАЗНАЧЕНИЯ НА ДОЛЖНОСТЬ КОМАНДУЮЩЕГО БРОДОВСКИМ ОСТРОГОМ!!!

И влил в себя содержимое бокала.

К сожалению, случившееся впоследствии отчасти ускользает из моей памяти. Бесспорно, общество прекрасных дам было весьма приятным, и, пожалуй, за свою жизнь я не был удостоен таким пристальным женским вниманием. Оставшаяся в столице милая Лючия благодаря подобающему воспитанию никогда не позволяла себе выказывать заинтересованность в моей компании; здесь же тяжелая служба в остроге явно освободила воительниц от оков стеснения и этикета. Так, честь королевского офицерства была защищена, и тем не менее, преподаватели моей альма-матер могли бы гордиться моей собранностью. Даже в столь расслабленной обстановке я не забыл о воинском долге: так, заметив, что к торжеству присоединилась уже знакомая мне Герта, я немедленно поинтересовался, где часовые, и успокоился, лишь получив ее заверения в том, что с часовыми все в порядке. С каждой кружкой чародейская настойка Лайны становилась все вкуснее, а дамы — любезнее; виконтесса де Форн даже позволила мне называть ее Риз, но не в коем случае не Тина, а Герта, маяча прямоугольным вырезом платья, кажется, рассказывала что-то про отца и мать. В таких обстоятельствах, увы, я не могу поведать точный момент, в который провалился в беспамятство.

…Сознание вернулось ко мне в пренеприятнейших обстоятельствах — среди шума и криков. Я обнаружил себя валяющимся на земле, попытался как можно быстрее принять вертикальное положение, и больно ударился затылком: так я понял. что лежу еще и под лавкой.

Выбравшись из ловушки, я осмотрелся и пришел в смятение. Несмотря на глубокую ночь, острог был освещен гораздо ярче, чем я ожидал. Ворота были распахнуты настежь, смотровая башня была охвачена огнём, и в свете пожара по двору по-хозяйски прохаживались фигуры, в которых я почти сразу к своему ужасу узнал зеленокожих. Со всех сторон доносились женские крики, хриплый хохот и лающая орочья речь.

Чем больше я вникал в обстановку, тем больше кошмарных деталей происходящего бросалось мне в глаза. Я увидел, как два орка тащат через двор уже вяло сопротивлявшуюся виконтессу де Форн, в разорванной одежде и безоружную: ее золотые волосы трудно было с чем-то спутать. В непосредственной же близости от меня, возле кухонной пристройки, здоровенный зеленокожий прижал к земле одну из сестёр-степнячек. Я не смог по вымазанному грязью и кровью лицу даже точно определить, Йолана это или Ильдико. Всадница уже не кричала, только отрешенно смотрела сквозь меня, будто не замечая происходящего вокруг. Зеленокожий ублюдок тем временем ритмично дергался над девушкой, пыхтя и издавая довольное урчание.

Самым страшным было то, что я не увидел никаких следов боя. Осознание ударило мой разум кузнечным молотом: нас застали врасплох, и взяли острог, словно беззащитную деревню! В отчаянии я задал сам себе вопрос, как же так получилось, и не нашел ответа. Взамен душа моя наполнилась решимостью: пусть я не выполнил командирский долг, а гарнизон утратил честь, но жизни личного состава еще можно было спасти. Я выпрямился и решительно пошел на орка, мучившего степную всадницу. За десяток шагов до врага я потянулся к рукояти меча и вдруг обнаружил, что у меня на поясе его нет. Он остался притороченным к седлу моего скакуна вместе с амуницией! Я растерянно замер, а зеленокожий поднял свою клыкастую морду и ехидно осклабился, глядя куда-то мне за плечо. В следующую секунду подлый удар орочьего скимитара из-за спины отделил мою голову от тела. Последним, что я успел увидеть, был мой собственный афедрон, оседающий в грязь. В голове пронеслась мысль — а ведь всё должно было быть совсем не так…

Вспышка!

Открыв глаза, я увидел подозрительно знакомый потолок. Он был очень похож на потолок аудитории королевской военной академии, к которому я не раз поднимал свой взор за годы обучения. Разум мой никак не давал подсказок о том, что произошло, и потому я не нашел ничего лучше, как тихо вопросить пространство вокруг:

— Где я?

— Вы в дерьме, господин кадет! ВСТАААТЬ! СМИРНО!!!

Повинуясь первейшему инстинкту, я мигом вскочил на ноги, чудом не запутавшись в ногах, и вытянулся в струнку. Передо мной в пустой аудитории стоял капитан Шмерцманн — мой бывший курсовой офицер.

— Что за вид, кадет? Что с вашей формой одежды? Почему на штанах пятно⁈

Смена обстановки была столь внезапной, что я не нашелся, что ответить на гневную тираду капитана. Вместо этого я тщетно пытался понять, как я здесь оказался, и откуда тут взялся старый служака, давно ушедший на покой. Когда капитан замолчал, я задал второй вопрос, весьма меня волновавший:

— Я что, в воинском раю?

— Я бы ответил в рифму, кадет, да неуместно! — гаркнул Шмерцманн. — В воинский рай не попадают грязным, заблёванным, да еще и в обкончанных портках! Его надо заслужить!

Капитан гневно взмахнул рукой, как часто делал на построениях нашего курса, резко шагнул ко мне и заглянул немигающим взглядом прямо мне в глаза.

— Доложите мне, господин кадет, почему вы прогадили боевую задачу?

— Не могу знать, сэр. — честно ответил я, поскольку сам еще не осознал причин унизительного поражения.

— Зато я могу знать, господин кадет! Потому что вы вместо своих служебных обязанностей думали о бабах и выпивке!

Пристыженный, я потупился. Капитан же продолжал вдохновенный разнос. Я вдруг понял, что слышал всё это очень много раз, но только сейчас почувствовал необходимость слушать.

— Прежде тактики, стратегии, логистики и всего прочего, чему вас учили великие умы, стоят основы королевской армии! Дисциплина! Субординация! УСТАВНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ!!!

Изо рта капитана Шмерцманна полетели брызги слюны, но, к моему удивлению, пролетели сквозь меня.

— В вас четыре года вдалбливали устав не для того, чтобы вы вытирали об него свой хер после общения с девками! Он писался кровью убитых солдат и дерьмом просравших свою честь офицеров! Вы поняли, господин кадет⁈

— Так точно, сэр. — уныло произнес я.

— Так какого вы тут стоите⁈ Кто за вами убирать будет? Плохо воюете, кадет, идите перевоевывать! Кру — ГОМ! Шагом — АРШ!

Я машинально развернулся на каблуках и поднял ногу, но шагнул уже в сияющую белизну, которая в следующий миг заполнила всё мое поле зрения.

Пока я растворялся в белом сиянии, мой разум стремительно покидали воспоминания о прошедшем дне. Взамен в сознании намертво отпечатались его уроки:

1) От командира мало толку, если его не уважает личный состав, и еще меньше толку, если он потерял самоуважение — особенно в феодальном войске.

2) Братания с личным составом никогда не приводят ни к чему хорошему.

3) Принимая дела и должность, не откладывай уточнение обстановки «на потом» — оно может уже и не наступить.

Примечания:

[1] Unser liebe Fraue, автора перевода, к сожалению, не нашел