Дракон с отрезанными крыльями

Глава седьмая: Вилхе

Вилхе греб изо всех сил. Наверное, стоило поручить это дело Дарре: сил у того значительно больше, хотя бы потому что он старше в два раза. И еще потому что родился драконом, а папа говорил, что они гораздо сильнее обычных людей. Но признать превосходство этого новоявленного братца Вилхе не мог даже в мыслях. Да и что там было признавать?

Дарре ничего не умел. Ни разводить огонь, ни рубить дрова, ни косить траву. Даже картошку — и ту копать не умел, — а чего уж проще? О владении оружием Вилхе даже не заикался: и пусть драконам под страхом смерти запрещено было прикасаться к мечам и лукам, Вилхе бы это точно не остановило. Он уже в пять лет тайком от родителей начал тренироваться, и нынче на ярмарке сам градоначальник был приятно удивлен его умениями, а тот слыл великим воином и понимал в этом толк. Вилхе тогда подумал, что нынешняя ярмарка будет самой счастливой в его жизни, а вышло совсем иначе.

Нет, Вилхе был рад, конечно, когда отец освободил несчастного изувеченного дракона, потому что творимые укротителем жестокости привели его в ужас и захотелось самому выскочить на площадь, выхватить у этого изверга плетку и отходить его ей же прилюдно. И Вилхе, наверное, даже сделал бы такую попытку, несмотря на полную уверенность в том, что одних его сил на это не хватит, если бы мама не сжимала его руку так крепко и не дрожала то ли от страха, то ли от жалости, уверив Вилхе, что нуждается в нем сильнее, чем несчастный дракон. За того заступился отец, а Вилхе в его отсутствие должен был охранять женщин, чтобы никто не посмел их обидеть. Вилхе взял на себя эту ответственность с самого рождения сестры, когда впервые ее увидел: такую крохотную, такую беспомощную и такую родную, и понял, что теперь он за нее отвечает. Папа заботился о маме, мама — о Вилхе, а Ана стала его подопечной. Он старался не отходить от нее ни на шаг, будто караульный на посту, позволяя себе отвлечься только на помощь отцу. Ребята смеялись, называя его курицей-наседкой, а Вилхе только сжимал зубы и кулаками доказывал свое право поступать так, как считал нужным. После пары таких схваток мальчишки присмирели, и только Хедин — сын градоначальника и самый сильный из всех противников Вилхе — продолжал задирать Ану и провоцировать его на драку. Первое время Вилхе после каждой стычки заявлялся домой побитым и оскорбленным в своих лучших чувствах. А потом мама посоветовала использовать в драках с Хедином ум, и Вилхе из первой же вышел победителем, перестав идти на таран, а всего лишь использовав отвлекающий маневр.

После этого дышать стало легче. Хедин хоть и продолжал использовать каждую возможность, чтобы задеть Ану, до последнего теперь не упирался и до рукопашной дело не доводил. А то, что принимал вид победителя, Вилхе не волновало: они-то оба знали, за кем остался последний бой. И за кем в случае необходимости останется следующий.

Так что последний год был в жизни Вилхе самым спокойным и самым приятным. И только Ана, взрослея и начиная проявлять характер, раз за разом возмущалась опекой старшего брата и жаловалась матери на его надзор. Но Вилхе был уверен, что рано или поздно это пройдет, потому как Ана не может не понять, что он за нее отвечает по праву старшего. А теперь вдруг в их семье появился новый «старший». И должен был стать между мамой и Вилхе, принимая ее заботу и став опекуном для младшего брата. Такое положение вещей Вилхе никак не устраивало, потому и сорвался он, когда мама представляла Дарре, потому и проникся к нему с ходу неприязнью в отличие от всех остальных членов семьи. Родители, правда, вели себя с Дарре достаточно строго, чего нельзя было сказать об Ане. Она почему-то решила взять новоявленного родственника под свое крылышко. В первый же вечер принесла ему любимую куклу, «чтобы не страшно было спать на новом месте». За столом постоянно следила, чтобы мама давала Дарре порцию не меньше, чем отцу, а иногда и пыталась подкладывать ему еду из своей тарелки, «а то худой такой, того и гляди ветром унесет». Возмущалась, если отец поручал Дарре слишком тяжелые, на ее взгляд, задания. И сердито зыркала на Вилхе, когда он пытался объяснить ей, что Дарре втрое старше ее и никак не годится ей в сыновья.

— Занимайся своими делами, Вилхе, а в мои не лезь, — твердо отрезала она. — Чем дуться и обижаться, лучше бы помог Дайе говорить научить. Была бы и от тебя польза!

Вилхе фыркал, обозначая свое презрение и к ее наседничеству, и к ее подопечному, хотя в душе отлично понимал, что Ана права. И иногда даже невольно подумывал над способом, который позволил бы Дарре заговорить, но быстро одергивал себя. Названый братец, судя по его взглядам, отвечал Вилхе взаимной неприязнью, а значит, как минимум не стал бы слушать мальчишку, который сам недавно половину букв проглатывал. Однако ни родители, ни Ана за целый месяц так и не смогли добиться от Дарре хоть слова. Он старательно выполнял все их указания, но из горла у него вырывались только совершенно непонятные то хрипящие, то пронзительные звуки. Мама даже доктора однажды пригласила, чтобы тот посмотрел, все ли у Дарре в порядке во рту, но сделала только хуже. Никаких отклонений дядя Эйнард не обнаружил, а вот Дарре с тех пор заметно зажался, по-прежнему выполняя все упражнения, но словно растеряв задор и уверенность в себе. Мама за своими делами, казалось, этого не замечала, а вот Вилхе как-то раз стал свидетелем того, как Дарре на заднем дворе в одиночку пытался выдавить из себя хоть мало-мальски приличный звук, но вновь и вновь срывался на хрипы и в конце концов впечатал от отчаяния кулак в колодец, да так, что ведро соскочило с края и ухнуло вниз.

Вилхе в тот момент отчаянно захотелось ему помочь, но Дарре, учуяв его присутствие, только обжег взглядом, обив у Вилхе все добрые намерения. В конце концов, кому все это было надо? Уж точно не Вилхе. Он в своей семье жил, в своем доме, среди своих сородичей; он в Дарре точно не нуждался. А если драконышу нравилось оставаться диким, так это его выбор. Тут Вилхе в няньки точно не записывался.

Родители, однако, явно думали иначе. И раз за разом пытались примирить его с названым братцем, то организовывая совместные поручения, то спрашивая мнение у них обоих по одному и тому же вопросу — обычно такому, где ответ был понятен заранее; то прося Ану разрядить обстановку между ними двумя. У сестры это, кстати, неплохо получалось, правда, она всегда оказывалась на стороне Дарре, и Вилхе приходилось переступать через свою гордость, чтобы не обидеть сестру.

Сегодня отец снова прибег к своему излюбленному методу, попросив Вилхе вместе с Дарре наловить рыбы к маминым пирогам. Речная мелочь для этого не подходила, и Вилхе решил взять лодку и закинуть сети на морскую снедь. Осенняя погода еще позволяла такой вид рыбалки, хотя серые волны довольно сильно раскачивали лодку, а далеко не летний ветерок пробирал до костей. Но Вилхе помнил, каких изумительно вкусных рыбин они с отцом ловили в море, а потому все греб и греб, пока берега не стало видно, то ли рассчитывая найти именно то заветное место, то ли испытывая Дарре на прочность: не струхнет ли, не предложит ли вернуться на землю. Но тот только безмолвно смотрел вдаль, то кипятя взглядом воду, то поднимая его к не по-осеннему синему небу. В такие секунды у Вилхе невольно холодела спина, потому что чудилась ему во всей фигуре Дарре невероятная тоска по родной стихии и полная безнадежность таких мечтаний.

Вилхе сам не заметил, как перестал злиться. Словно понял наконец-то смысл материнских слов: «Тебе не нравятся произошедшие из-за Дарре перемены, и я могу тебя понять. Всегда сложно отказываться от того, к чему привык. Но представь, каково сейчас ему, и мне не придется ничего тебе объяснять. Как только ты откроешь свое сердце, все поймешь и сам». И именно сейчас Вилхе захотелось последовать ее совету. Жалость? Нет, вряд ли. Да и знал Вилхе, как способно унизить это чувство настоящего мужчину. Непонятное желание поддержать, подставить плечо… Чтобы Дарре знал, что нет у него в этой семье врагов. И что Вилхе не собирается причинять ему вред. Единственное его желание — защитить родных. Хоть от дракона, хоть от человека. Да только угрозы в Дарре не было, и последний месяц это доказал. А раз так, то Вилхе следовало попытаться быть радушным хозяином и не относиться к Дарре как к конкуренту. Дарре уже насмотрелся от других людей по самое «не хочу». Неужели Вилхе желал им уподобиться?

Вилхе остановился, убрал весла, исподлобья поглядывая на Дарре. Тот по-прежнему смотрел вперед, и в его позе чувствовалась какая-то напряженность. Уж не боится ли он? Вилхе затащил названого брата довольно далеко от берега и только сейчас подумал, а умеет ли тот плавать. У Вилхе, конечно, и в мыслях не было раскачивать лодку и уж тем более сбрасывать Дарре в воду, и все же он ощутил угрызения совести. Сказать о своем страхе Дарре не мог, да и вряд ли стал бы признаваться в собственных слабостях. Но это вовсе не значило, что у него их не было. И что Вилхе не стоило хоть немного умерить свою гордыню и попытаться влезть в шкуру Дарре.

— А папа руками рыбу ловит, — неожиданно для самого себя сообщил Вилхе, кидая в воду крошки хлеба, чтобы приманить добычу. — Я пробовал, но у меня не получается. Приходится сеть ставить.

Дарре оторвался от разглядывания линии горизонта и заинтересованно посмотрел на Вилхе. Тот как-то недовольно поморщился, расправляя лежавшие на дне лодки сплетенные веревки, как будто такой способ рыбной ловли был и ему не по душе. И Дарре захотелось ответить.

До сих пор отношения с Вилхе были на грани открытой вражды. Дарре отлично понимал чувства пацана, которого родители явно унизили, вынудив принять Дарре как старшего в семье, но желания что потакать ему, что отстаивать место под солнцем не испытывал. Просто равнодушно принимал Вилхе как данность. Слишком много было других эмоций и впечатлений, чтобы расстраиваться из-за его неприязни. Придет время — будет видно. Только Лила жаль: он из кожи вон лез, чтобы и перед Дарре сгладить впечатление от агрессии сына, и сына не обидеть своим решением оставить Дарре. Вот родителей бы пацан пожалел, не портил им кровь. А Дарре как-нибудь переживет.

То, что на рыбалке Вилхе решил показать свою удаль, Дарре понял сразу, едва тот схватил весла и принялся молотить ими воду. Лил показывал Дарре, как правильно грести, и Дарре с некоторой гордостью мог сказать, что с этой задачей научился неплохо справляться. И не потратил бы целый час и столько сил, чтобы уплыть на полмили от берега. Но спорить, а тем более состязаться с Вилхе не желал. Во всяком случае, не сейчас, когда на горизонте странно плескали волны и чувство незримой опасности закрадывалось в душу. Оно никогда не обманывало, в чем Дарре имел возможность не раз и не два удостовериться. А потому тщательно следил за морем, готовясь отразить нежданный удар. Но слова Вилхе о сетях отвлекли его от дела. Лил действительно сети не ставил, а быстро и ловко хватал показавшуюся на поверхности в поисках корма рыбину и весьма скоро набирал приличное их количество.

Дарре однажды попробовал повторить его движения и на удивление просто поймал крупную рыбину. А потом, приноровившись, едва не обошел Лила в этом деле, чем заслужил от него искреннюю похвалу.

— Никогда не любил человеческие ловушки, — пояснил тот свою радость, — но, когда появилась семья, выбора не осталось: один не справлялся. А с твоей помощью вон как дело пошло. Приятно былые времена вспомнить.

Дарре полюбил рыбалку и потому, что она ему удавалась, и потому, что позволяла приносить хоть какую-то пользу. А приготовленные Арианой из пойманной рыбы блюда казались еще вкуснее, чем раньше. Особенно когда она улыбалась Дарре и называла его новым добытчиком.

Вилхе в такие моменты сжимал зубы и отворачивался в сторону. Что он думал о Дарре, понятно было без слов. А вот что сейчас думал о нем Дарре и что хотел сказать, объяснить оказалось невозможно. Дарре ненавидел свой язык, который никак не желал выполнять нужные упражнения и выпускать наружу правильные звуки. И почему он решил, что ему удастся это так же просто, как ходьба на двух ногах? Ни Лил, ни Ариана, ни даже малютка Ана так и не смогли добиться от него хоть одного слова. Дарре тренировался, не переставая, пока во рту не пересыхало так, что он даже вздохнуть нормально не мог, и все равно топтался на одном месте. Хорошо хоть слышал, что ему говорят. Ну а его… Может быть, и не надо было никому понимать?

Дарре попытался жестами показать, как надо действовать, чтобы схватить рыбину руками. Даже пару раз продемонстрировал собственное умение. Вилхе сначала было насупился, вцепившись в сеть, но потом перегнулся через край лодки, приготовил руку для броска, вгляделся в темную воду.

Дарре неожиданно захотелось, чтобы у Вилхе все получилось. Наплевать на его к нему отношение: когда родители Вилхе помогали Дарре, вряд ли они всерьез рассчитывали на его признательность. Наверное, и у них в душе было точно такое же чувство, как испытывал сейчас Дарре, и это чувство грело, вынуждая и дальше хотеть делать добрые дела.

Вилхе резко сунул руку в воду, скользнув по спине крупной рыбины, но не сумев ее схватить. Тут же весь косяк бросился врассыпную. Вилхе раздраженно ударил по воде кулаком, подняв брызги. Дарре покачал головой. Сложил пальцы в удобное для захвата положение и быстро ввинтил кисть в воду, не вызвав даже ряби. Кивнул Вилхе, предлагая потренироваться, а сам взял кусочек засохшего хлеба и принялся крошить его возле лодки.

Еще какой-то месяц назад он бы горло перегрыз за такое варварство. Вечно голодному, получающему одни объедки, от которых свиньи отказались, кусок настоящего хлеба для Дарре был манной небесной. Если кто-нибудь из зрителей вдруг кидал ему в клетку такую подачку, Дарре потом этот день счастливым считал. А сейчас вон рыбам крошки кидал, и даже слюной не давился, и понимал, что вечером будет на столе не только свежий хлеб, но и пироги с пойманной рыбой, и еще какие-то вкусности — словно из другой жизни. Надолго ли? Дарре старался не думать. Просто радовался каждому новому утру в мягкой кровати, с восхитительными запахами из кухни, в окружении чудесных людей, принявших его в свою семью.

Вилхе дождался, когда рыбы снова осмелеют, тщательно прицелился и цапнул одну из них, вонзившись пальцами в чешую так, словно та была его последней надеждой на выживание. Рыбина затрепыхалась, задергалась, пытаясь вырваться, но Вилхе держал крепко. Перегнулся, перехватил второй рукой, втащил в лодку. Будто не веря своим глазам, уставился сначала на добычу, потом на Дарре, потом снова на рыбину. Лицо его сияло, и это тоже доставило Дарре нежданную радость. Он улыбнулся — не насмешливо, а так, словно хотел разделить триумф Вилхе, и тот его понял.

— Кто больше? — самоуверенно предложил он, но вызов этот наконец-то не вызвал у Дарре неприятия. Вилхе предлагал добрый честный поединок, и Дарре захотелось на него ответить.

Они поровну поделили прикорм и устроились каждый со своей стороны лодки. Всплеск следовал за всплеском, и дно их посудины медленно, но верно начинало блестеть от перекочевывающей туда из моря рыбы. Дарре так увлекся, что позабыл о предупреждавшем его об опасности чувстве. А, когда опомнился, было уже слишком поздно.

Стая огромных черно-белых рыб неслась прямиком на лодку. Их было так много, что убраться с пути оказалось невозможным. Даже возьмись за весла Дарре, рыбы настигли бы их и в очередном прыжке перевернули судно. Дарре не знал, нападают ли они на людей, но, покалечив лодку, они обрекут их обоих на гибель: до берега ни Вилхе, ни Дарре вплавь не доберутся, уж больно холодным и неспокойным было море.

Вилхе невольно вскрикнул, увидев столь близко неотвратимую беду, а Дарре в ту же секунду принял решение. Только один способ спастись пришел ему в голову. Дарре прыгнул в воду, одновременно впуская в душу драконью сущность.

Спину тут же обожгло жгучей болью, но Дарре приказал себе не обращать на нее внимания. Сгруппировался полумесяцем, прикрывая телом беззащитную посудину. Ему-то эти чудовищные рыбины не страшны: даже если врежутся, с места не сдвинут. А, если разум в их головах присутствует, так и вовсе отвернут: ни одна божья тварь не решалась нападать на драконов. Только бы хватило времени до того, как он потеряет над собой контроль. Морская вода терзала незаживающие раны, и боль сжирала, растекаясь по жилам, затмевая ум и подчиняя себе тело. Дарре слушал море, всплески, стараясь выдержать до последнего, обрести уверенность, что все рыбины прошли стороной. Но эту борьбу он проиграл. Боль накрыла с головой, и только инстинкт самосохранения обернул обратно в человека — как всегда, когда становилось совсем невыносимо, — и Дарре почувствовал, как погружается в морскую пучину. Глубоко внутри промелькнула мысль, что стоит пару раз взмахнуть руками и ногами — и он достигнет лодки и выберется из этой передряги, но сил на это уже не осталось. Сознание ушло вместе с последними крохами воздуха, и Дарре уже не почувствовал, как крепкие мальчишеские руки схватили его за волосы и потянули вверх…

Очнулся он на берегу, возле чадящего костра, укутанный в какое-то жесткое покрывало. Закашлялся, завозился, перекатываясь с саднящих до воя лопаток на бок, и только тут увидел Вилхе. Тот сидел на корточках у его изголовья и смотрел на Дарре полуживым от ужаса взглядом.

Видимо, Вилхе сумел как-то втащить его безжизненную тушку в лодку и потом переволочь ее на землю. Развел огонь, укрыл мокрого Дарре предусмотрительно захваченной на рыбалку теплой тканью. Рассчитался по полной. Чего тогда так смотрит? Дракона испугался? Бывает такое, ничего с этим не поделаешь.

— Врун! — неожиданно злобно заявил Вилхе и даже отпрянул назад, будто не желая находиться рядом со столь мерзким типом. — Все врешь! Зачем притворяешься, что говорить не умеешь?! Всех поверить заставил! Зачем тебе это?! Что ты задумал?!

На секунду Дарре решил, что названый брат с перепугу умом тронулся. Приподнялся озабоченно, подался вперед.

— Вилхе…

И вздрогнул, ошалев от вылетевших из горла звуков. Зажал обеими руками рот, не веря собственным ушам. Там, в темноте, болтаясь между двумя мирами, он, кажется, что-то бормотал, то ли зовя на помощь, то ли прося богов о милости. Возможно ли, что на самом деле он говорил это вслух? И что язык его слушался, и что звуки складывались в слова?..

— Да я…

— Ты врун! — припечатал Вилхе и сверкнул глазами. — А я, было, подумал… Почти поверил!.. Урод!..

И, развернувшись, он бегом припустил к дому.