Глава четырнадцатая: Прощение

О возвращении племянницы Ариана узнала от Вилхе, который умудрился сцепиться с Хедином при первой же встрече и не смог утаить от матери причину появления кровоподтека на скуле.

— Соскучился по товарищу, — усмехнулся Лил, а Ариана выцепила из рассказа сына только то, что Тилино семейство вернулось домой, а с ними должна была приехать и Айлин. Ее глупая гордая девочка, брошенная взрослыми в реку и выплывавшая оттуда, как могла.

Ариана два года корила себя за недосмотр и за то, что не поговорила с ней как следует, не постаралась объяснить, пока была такая возможность…

Вряд ли, конечно, Айлин поняла бы ее в том возрасте и в том состоянии. Но Ариана слишком долго откладывала и в итоге упустила время. Когда Вилхе сообщил ей о решении Беанны и Эйнарда отправить дочь в южные страны, обоз был уже у городских ворот, и единственное, что Ариана успела, это махнуть племяннице на прощание рукой и сдавленно прошептать, как она ее любит. И только потом понять, что творила в последние годы, почти перестав обращать на Айлин внимание и однажды даже согласившись с мужем, что племянница переступила грань дозволенного.

Где тогда была ее голова и воспоминания о собственной юности? Забыла уже, оттаяв в тепле собственной семьи, о том, как не хватало любви и материнской ласки. Оставила свою девочку одну справляться с трудностями, рассчитывая на ее сознательность и понимание. А кровь-то в ее жилах Беаннина, и она проявила себя в самой сложной ситуации, вынудив Айлин наделать глупостей. Ариана когда-то не смогла уберечь сестру от едва не сломавшего ей жизнь проступка и никак не думала, что спустя годы повторит свою же ошибку. Слишком высокого была о себе мнения. Слишком много на себя взяла. И не вытянула, принеся в жертву любимую племянницу.

Наверное, будь такое желание, Ариана нашла бы, чем себя оправдать. Трое детей, один из которых — то ли мужчина, то ли мальчик — требовал внимания и сил больше, чем все остальные дела, вместе взятые. Домашнее хозяйство, которое держалось на ней одной по причине малолетства дочери. Неожиданно проснувшаяся неприязнь между Айлин и Дарре, которая вынуждала выбирать, чью принять сторону, — все это наложилось одно на другое и в какой-то момент вынудило Ариану повести себя в корне неверно. Нельзя было отталкивать Айлин и оставлять ее бездельничать, погрязая в собственных обидах. Пересиль Ариана привычное «я сама», попроси племянницу о помощи, и все могло обернуться совсем иначе. Айлин бы не отказала, а вдвоем справиться что с хозяйством, что с мальчиками, что с глупыми мыслями было бы значительно проще.

Но чего теперь вспоминать и жалеть? Что случилось, того уже не изменить. Двух лет Ариане более чем хватило, чтобы разгрести все дела, избавиться от всех обид — больше за детей, чем за себя, — и решить, как ей быть дальше. И единственно верным поступком казалось постараться объясниться с Айлин. Даже если племянница все еще не простила ее отчужденности, пришло время ломать возведенную стену. И Ариана чувствовала в себе силы это сделать. Пока окончательно не стало поздно.

Не обращая внимания на вечерний час, она быстро собралась, категорическим тоном заявила, что пойдет к племяннице, и столь же решительно отворила входную дверь. И едва не налетела на сидевшую на крыльце Айлин. Охнула, отпрянула, вынудив племянницу сжаться и вцепиться в стоявшую на коленях корзинку.

— Солнышко… — сорвалась с губ Арианы почти забытая ласка. Слишком долго она о ней не вспоминала, злясь и пытаясь воспитывать. Воспитала. И горькие слезы, капнувшие на юбку племянницы, были лучшим тому показателем.

— Мне уйти? — давя всхлип, пробормотала Айлин. От прозвучавшей в ее голосе боли Ариана прикрыла глаза. И так же, не глядя, обхватила племянницу за плечи, спрятала лицо в ее пышных волосах.

— Я больше никогда тебя не отпущу! — не в силах справиться с собственными эмоциями, выдохнула Ариана. Ойра милосердная, как же она соскучилась, даже слов не могла подобрать. Целых два года не видеть племянницу, которая все детство была рядом с ней, которая понимала, выслушивала, радовалась и огорчалась вместе с ней, которую почти восемнадцать лет назад она взяла на руки, заглянула в тогда еще светлые глазки и полюбила сразу и на всю жизнь! Беанна была жестока, приняв решение отправить Айлин из дома. Наверное, она тем самым спасала дочь. Но сколько же это принесло боли. Особенно той, что меньше всего этого заслуживала. — Радость моя! Девочка моя хорошая!..

— Хорошая… — Айлин еще сильнее сжала корзинку — так, что та жалобно хрустнула, — и совсем сгорбилась, словно готовясь к удару. — Я же так… Так вела себя… Так обидела… всех вас…

Ариана замотала головой, стараясь подавить непрошеные слезы и объяснить все племяннице, но вместо этого только окончательно расплакалась, обнимая Айлин, вспоминая ее тепло, ее запах, ее нежность; чувствуя, как рушится вставшая между ними преграда и как доверчиво откликается Айлин на ее ласку, осторожно касаясь пальцами ее запястий, гладя, пристраиваясь щекой к ее щеке…

— Прости меня, — прошептала Ариана. Айлин вздрогнула, обхватила ее руки своими, замерла.

— Ты что? — испуганно выговорила она. — Это я должна!..

Ариана коснулась губами ее лба.

— Ты должна только знать, что я люблю тебя, — с нежностью ответила она. — Всегда любила и всегда буду любить. Как жаль, что не смогла сказать тебе этого раньше. Все боялась, что тебе это не нужно: у тебя свои подруги, родители, своя жизнь…

— Я сочинила кучу оправданий, — пробормотала Айлин, будто не слыша ее и думая только о своем. — Каждый день новое придумывала. Не знала, с какого начать, чтобы ты меня слушать не отказалась.

Ариана вдруг почувствовала, как напряглась племянница, и, поддавшись необъяснимому, нелогичному порыву, спросила:

— Для тебя важно все мне объяснить?

Айлин секунду колебалась, словно не зная, на что решиться, потом кивнула. Вряд ли тете будут интересны ее страхи, но Айлин больше не могла держать их в себе. Вина лежала тяжким грузом, а самые родные люди никак не хотели помочь ей от нее избавиться. Просто рассказать, почему она поступала так, а не иначе. Чтобы не было больше этой недосказанности, едва все не разрушившей. Пусть Айлин сгорит от стыда, но от своего не отступит. Пусть тетя разочаруется окончательно, но хотя бы будет знать правду. А с нее начинать новое всегда проще.

Ариана присела на крыльцо, отобрала у племянницы изрядно помятую корзинку, поставила ее в ногах и сжала обеими руками ладонь Айлин. А та словно только этого и ждала. Отвела взгляд, вздохнула и начала говорить.

Беседа вышла долгой. Голос Айлин звучал то виновато, то осуждающе, потом опять сбивался в оправдания и снова повышался до обиженного. Ариана слушала, не прерывая, не пытаясь объяснить свои поступки до того момента, пока Айлин не закончит и не даст ей такую возможность. Но племянница не потребовала от нее извинений, проявив чуткость и понимание.

— Я не подумала, что тебе тоже трудно и тяжело со всеми нами, — снова вздохнула она и глянула исподлобья на Ариану. — А как сама с тетей Ильгой да двумя мальчишками повозилась, так глаза и открылись. А ты еще прощения просишь.

— Прошу, — согласилась Ариана, даже не думая сердиться на бессердечные мысли племянницы. — Потому что я была взрослым человеком, а ты ребенком, нуждающимся в поддержке. И я обязана была это понять и что-то сделать. Но теперь уже поздно сожалеть: надо извлечь уроки и постараться дальше не совершать таких ошибок.

— Я постараюсь, — прошептала Айлин, и Ариана не сдержала улыбки.

— Я про себя, глупенькая, — сказала она. — Я сама себе пообещала впредь не закрываться от любимых людей. Сколько неприятностей уже это принесло, если бы ты знала. А воз и ныне там.

Айлин тоже позволила себе несмелую улыбку.

— Расскажи, — попросила она и увидела, как тетины щеки порозовели. Она явно смутилась и придумывала, как бы перевести разговор на другую тему. Айлин догадалась, что тетя имеет в виду отношения с мужем.

Но тем интереснее было узнать подробности!

— Обязательно расскажу, — дала слово Ариана, мысленно ругая себя за болтливость. — Только не здесь и не сейчас. Пойдем в дом, а то у меня уже зуб на зуб не попадает, а ты и вовсе…

Но Айлин тут же вскочила с крыльца, отпрыгнула в сторону, замотала головой.

— Я… не могу… — пробормотала она. — Я… с тобой только хотела… сначала… Дядя Лил и ребята… Они же…

— Они будут рады тебя видеть, — оборвала ее Ариана и распахнула дверь. — Я все равно не отпущу тебя, промерзшую до костей, одну в ночь домой. Сейчас поужинаем — у меня суп горячий, а у тебя масса историй про южные страны. Никогда там не была. Хочу все знать, — и она улыбнулась своей теплой лукавой улыбкой, которую Айлин так любила и которой совершенно не могла сопротивляться.


* * *

Дарре не собирался задерживаться за столом ни одной лишней секунды. Едва увидев, кого мать привела в гости, решил быстро уничтожить свою порцию и уйти из дома под предлогом необходимости зайти в госпиталь и проведать одного из своих подопечных. Подопечный, конечно, вполне мог подождать до утра, но вот Дарре ждать не мог, вообще не представляя, как будет есть в присутствии Айлин и какие еще нелепости отожжет под ее взглядом.

Но дом не подвел, дав уже привычную защиту ему и лишив того же самого Айлин. Она, в отличие от Дарре, чувствовала себя среди родных явно не в своей тарелке. И пусть отец не сказал ей ни слова упрека, а мать и вовсе кружила вокруг племянницы, пытаясь предугадать каждое ее желание, Айлин почти не отрывала взора от миски с супом, ковыряясь в ней, но, кажется, так и не попробовав.

Еще бы!

Дарре бы тоже кусок в горло не лез, сиди рядом с ним женщина, которую он назвал предательницей, а напротив мужчина, услышавший в свой адрес «эндово отродье». Всем тут досталось от взбеленившейся рыжей девчонки, и Дарре, пожалуй, еще не хуже всех пришлось. Родители-то, в отличие от него, имели право ждать от племянницы совсем иного отношения. А получили под дых. И Айлин, судя по ее нынешней позе, лучше всех это понимала.

Дарре неожиданно почувствовал жалость. Ее невозможно было объяснить, учитывая их с Айлин отношения, но вид виноватой, полной раскаяния рыжей девчонки, чуть вздрагивающей от каждой новой фразы, вопреки желанию рождал именно это чувство. Расплачиваться за грехи в тысячу раз сложнее, чем их совершать, это Дарре знал по себе. Пожалуй, хорошо, что родители ее простили и делали вид, что ничего не случилось. Пусть очухается.

Кажется, и Вилхе решил точно так же, потому что, немного посторонившись кузины и побросав на нее подозрительные взгляды, оттаял, придвинулся ближе и принялся по ее просьбе рассказывать, как им с Дарре посчастливилось спасти Кайю. Дарре слушал эту историю уже раз в сотый и теперь незаметно усмехался тому, какими небывалыми подробностями она обрастает, однако не вмешивался, не желая обидеть брата, даже когда чувствовал на себе несмелые, но явно заинтересованные взгляды Айлин.

Нет, понять ее вообще было невозможно. Или просто стыд сделал из той бойкой, нахальной, насмешливой девицы нынешнюю скромницу? Или это ее настоящий характер, а прежнее поведение было лишь каким-то показательным бунтом? Или она притворяется именно сейчас, а потом рассмеется в лицо и снова примется за старое?

Дарре невольно поежился. «Дикаря и урода» он еще не забыл.

— Попробуй, — неожиданно плюхнул Вилхе перед ним то ли пирожок, то ли булку, закрученную, будто раковина у улитки. — Вкуснятина — пальчики оближешь! Айлин принесла!

— Быстро же тебя купили, Вилхе, — вполголоса буркнула Ана, глядя на «улитку» так, будто та была по меньшей мере отравлена. — Булочкой поманили, и ты уже на задних лапках прыгаешь, как щенок.

Вилхе нахмурился, тут же растеряв всю свою безмятежность.

— Завидуй молча, — посоветовал он. — И не порть нам аппетит своей постной физиономией.

— Если тебе не нравится моя физиономия!.. — тут же взвилась Ана, и Дарре заметил, как сжалась от этой перепалки Айлин, очевидно поняв причину. Сотню раз уже, наверное, прокляла себя за то, что в гости решила зайти. Но сидит, терпит. Значит, нужно ей это. Может, и правда…

— Не ешь! — зашипела Ана, когда внимание родителей вновь переключилось на племянницу, и она получила возможность действовать незаметно. — Вдруг она подмешала туда чего? Меня Эдрик предупреждал: с этой рыжей станется!

Дарре посмотрел на нее с удивлением. Ну ладно, он, огребший от хозяев на три жизни вперед, мог думать подобные вещи — и то в незапамятные времена. Но Ана-то откуда таких глупостей набралась?

— Она же твоя сестра, — ошеломленно заметил он. Ана поморщилась.

— Была нужда в таких сестрах, — огрызнулась она. — Или что? Ты как Вилхе? Только рыжую бестию увидел — и обо всем забыл?

Дарре передернуло. Вряд ли Ана могла знать о его одержимости Айлин, иначе не стала бы бить по больному. Однако попала точнехонько в цель. Так, что Дарре моментально расхотелось продолжать сидеть за столом и делать вид, что он рад нежданной гостье.

— Я пойду, ма, — поднялся он со своего места. — Обещал Эйнарду вечером в госпиталь заглянуть — он заждался, наверное.

Прежде чем Ариана успела ответить, Айлин вскочила на ноги.

— И мне пора, — засуетилась она. — Никого не предупредила… Потеряют, волноваться будут…

— Подожди, я провожу: темно уже, — Лил тоже встал и, прихрамывая, направился за курткой. Попавшая шесть лет назад в капкан нога периодически давала о себе знать неприятной ноющей болью, и сегодня был именно такой день. И Дарре, прежде чем успел обдумать собственные действия и их последствия, выдал:

— Я провожу, — тут же сжался, не зная, чем обернется подобное предложение, и все же продолжил: — Как раз в госпиталь по пути.

То, как Айлин вздрогнула, стиснула руки в кулаки и с каким-то отчаянием взглянула на Ариану, не заметить было невозможно. Дарре даже растерялся на пару секунд. Она что, его боится? Так он вроде в насильственных действиях замечен не был. Даже после поцелуя сразу отпустил и пальцем не притронулся. Как она и требовала. И впредь не собирался.

— С-спасибо, не нужно, — пробормотала Айлин. — Тут недалеко, я сама добегу.

Дарре неожиданно разозлился. И так через себя переступил, помощь этой беспредельщице предлагая, так она еще и упрямится! Неужели рассчитывает, что ее уговаривать будут? После ее-то выходок?

И все же жалость к отцу была сильнее неприязни к рыжей девчонке.

— Одна не пойдешь, — заявил Дарре, понимая, что отец не опустится до пререканий, а просто молча выполнит обещание, несмотря на травму, — придется выбирать провожатого. Только учти, что у отца нога разболелась, а Вилхе завтра вставать ни свет ни заря. Так что как ни крути…

В доме воцарилась тишина, но лишь на мгновение. А потом мать, недоуменно переводящая взгляд с Айлин на Дарре и обратно, вдруг прыснула, отвела глаза и каким-то ловким движением подтолкнула их обоих к двери. Да еще и умудрилась незаметно дернуть Дарре за ухо.

— Горе мне с вами, — сообщила она и добавила: — со всеми. Топайте, давайте, пока Эйнард розыск по всему городу не объявил. Ни свет ни заря.

Дарре вспыхнул, радуясь только, что ни в темном предбаннике, ни в полумраке на улице этого незаметно. Ну да, приукрасил немного про Вилхе: ничего бы не случилось с братом, потрать он пол вечерних часа на сопровождение до дома кузины. Но Дарре вдруг захотелось сделать это самому. Может быть, чтобы проверить, действительно изменилась рыжая девчонка или просто притворяется. Может быть, в очередной раз не справившись с собой.

Они, кажется, никогда в жизни не были с Айлин наедине. Возможно, и не будут больше никогда, и все это к лучшему, но…

Энда с ним!

Шли молча. Айлин обеими руками вцепилась в свою корзинку, как будто Дарре собирался ее отнять и приговорить все содержимое. Почему-то возникло вдруг сожаление, что он так и не попробовал ее «улитку». Интересно, по возвращении домой там останется еще хоть одна? Или...

— Дарре…

Он не поверил даже сначала, услышав свое имя из уст рыжей девчонки. Кажется, она уже лет пять не удосуживалась вспомнить, как оно произносится: едва поняла, что он не станет ей подчиняться, предпочитала только обидные клички. А теперь — так робко, так аккуратно… что даже внутри пробрало.

Эндова одержимость!

Дарре остановился. Развернулся, но взгляд поднимать не стал. Не хватало еще сорваться в очередной раз. Он-то рассчитывал быстро довести ее до дома и сдать матери, пройдя тем самым проверку на прочность и убедившись, что все-таки способен владеть собой в присутствии Айлин. Но задача оказалась сложнее, чем он думал. Если рыжая начнет язвить, Дарре найдет, чем ответить. Но сейчас казалось, что у Айлин совсем другие намерения. И это пугало и завораживало одновременно.

Айлин по-прежнему сжимала свою корзинку и смотрела в нее, словно пытаясь в темноте пересчитать количество несъеденных булочек.

— Пожалуйста… прости меня… — дрожащим от напряжения голоском проговорила она. Дарре повел плечами: видать, сильно совесть девчонку заела, если заговорить с ним решилась. После двух их последних встреч.

— Прощаю, — равнодушно отозвался он. Жалко, что ли? Ему так от этого слова вообще ни жарко ни холодно.

Айлин вздохнула, еще ниже опустила голову. Ясно: не поверила. Впрочем, какая разница? Сама виновата в том, что творила. С жиру бесилась в окружении любящих людей, готовых пылинки с нее сдувать. А как поняла, что потеряла, так и присмирела немного. Правда, непонятно, на кой ляд ей сдалось прощение Дарре: от него-то она точно ничего хорошего не видела. Так что, может, и не виновата особо была. Ну да, обозвала чувствительно, конечно, по больному проехавшись. А о том, каким боком ему поцелуй тот вышел, знать не знала. Сама-то тоже перепугалась: ужаса в ее глазах Дарре до сих пор себе не простил. Что ж тогда оскорбленную невинность корчил? Хотел, чтобы она уговаривать его начала? Унижением насладиться? Тьфу!

— Да забыл я все! Давным-давно! — разозлившись на себя, выдал Дарре. — Не майся. Мстить не буду. Не то пережил.

Энда его за язык дернул с последней фразой. Айлин вздрогнула всем телом, побелела как полотно, пальцы затряслись, да так, что корзина из рук выпала и о землю стукнулась.

— Я… не хотела… я не думала тогда… — кое-как пролепетала она, прежде чем слезы залили щеки, оборвали оправдания, затопили отчаянием. Айлин обхватила себя за плечи, сгорбилась, содрогаясь от беззвучных рыданий. Ох ты ж, Ойра милосердная!..

Дарре сам не понял, как шагнул вперед. Спина заболела, в рубцы словно сотня иголок разом впилась, предупреждая об очередной глупости. Да что ж, стоять и смотреть, как девчонка себя изводит? Тоже досталось. Не первый он такой, наверное, понять ее не желал.

— Айлин… — надо же, какое имя звонкое и нежное, никогда в жизни его вслух не произносил, не думал даже, что зазвучит так. — Я…

Но она только отпрянула, замотала головой, согнулась еще сильнее.

— Я… все понимаю… такое нельзя… после того, что ты… с тобой… — забормотала она, тщетно борясь с дрожью. — Я не подумала, я… дура бессердечная!.. Извини!..

Каждое слово — каленым железом все в те же раны. Да что ж больно-то так от ее боли? И вина накрывает: довел? Понравилось?

— Ты же не ударила тогда, — каким-то не своим голосом напомнил Дарре: Энда, только бы остановиться вовремя. Не сказать лишнего. Не сделать очередной глупости. А впрочем… Что ему терять? — Я все помню, Айлин: и слезы твои, и слова успокаивающие… Я впервые в тот момент понял, что есть на свете хорошие люди. Даже жить захотелось.

— Пока я за деньгами не потянулась? — всхлипнула она, но уже без прежнего одуряющего отчаяния. И дышать стало легче. — Я вовсе не хотела… тебя покупать… Но это же был единственный способ…

— Да знаю я! — хмуро оборвал ее Дарре и уставился в землю. — Ты… Ну не мог я жалость твою выносить — она меня в клетку все время возвращала! Вот и пытался доказать, что не зверек дрессированный. Уж прости, как умел.

Выговорил — и пусто внутри стало. Ни обид, ни угрызений совести. Словно дело большое закончил — и не знал, что дальше. И только от рыжей девчонки зависело, чем душа наполнится: надеждой ли или мраком беспросветным.

Айлин шагнула вперед, все так же не поднимая глаз и спрятав руки за спину.

— Мне было двенадцать лет, — зачем-то сказала она. — Я считала себя взрослой и умной, способной справиться с любой проблемой. А сама…

Я же с мальчишками не общалась никогда: разве что с Вилхе, но он совсем ребенком был. Ничего не знала про вашу гордость и отношение к ненужной помощи. На кузенов потом насмотрелась, немного разобралась, что к чему. Я… правда не хотела, чтобы все так получилось, Дарре. Может, дашь мне возможность хоть что-то исправить? — и она совершенно неожиданно протянула ему руку. У Дарре зашумело в голове от незваного воодушевления. Давно ли от «дикаря и урода» вздрагивал? А тут поверил, растекся патокой.

— Сначала тебе придется разрешить мне к себе прикасаться, — ненавидя себя за подобное ребячество, напомнил он. Но извинения Айлин отнюдь не давали ответа на вопрос о ее доверии. А он волновал Дарре ничуть не меньше всего остального.

Айлин вдохнула, рука чуть дрогнула, и Дарре показалось, что она сейчас просто развернется и уйдет, устав выпрашивать у него милости. И это будет именно то, что он заслуживает.

Да только…

Убьет последнюю надежду…

— Разрешаю, — еле слышно выговорила она и сжала другой рукой юбку. — Если тебе не противно.

Дарре больше не позволил ей мучиться ни одной лишней секунды. Стиснул ее ладошку, не дыша и чувствуя только, как грудь заполняется непривычным волнующим теплом. Айлин тоже чуть сжала пальчики, отвела от их рукопожатия взгляд и, кажется, чуть лукаво улыбнулась.

До госпиталя этим вечером Дарре так и не дошел…

Загрузка...