Дракон с отрезанными крыльями

Глава тридцатая: Сыворотка правды

То, что Кён его провоцировал, Дарре было ясно с первого слова градоначальникова сына. Но от непоправимой ошибки спас только Тила, необъяснимо своевременно появившийся возле госпиталя и одним взглядом отбивший у Кёна желание продолжать свои нападки.

— Еще раз увижу, щученок, на нашей территории, лично шею сверну, — сквозь зубы пообещал Тила, да так, что даже Дарре, за которого он вроде бы как заступался, поежился. — Никакой папаша тебя потом не спасет.

Кён отступил назад, однако напоследок все же ухмыльнулся.

— Вы бы не слишком с драконом-то цацкались, — посоветовал он. — А то, не ровен час, неприятность какая выйдет. От этих тварей всего можно ожидать.

Дарре дернулся было к нему, но Тила остановил, опустив руку ему на плечо и едва не припечатав к земле.

— В этом городе только одна тварь, — отрезал он. — И очень скоро она доиграется!

С этими словами он отвернулся от Кёна, кивком головы приказал Дарре следовать за ним и прямиком направился в кабинет Эйнарда.

— Надо быть полным идиотом, чтобы из-за собственного гонора разрушить то, чего ты смог добиться, — бросил Тила, не глядя на Дарре. — Этому уроду только и надо, чтобы тебя под закон о драконьем нападении подвести. А ты и рад под его дудку плясать.

Дарре сжал зубы, но промолчал. Тила правду говорил, которую он и сам отлично понимал. Пока от второй ипостаси не избавился, любое неверное движение грозило ему смертной казнью. Никакие родители и никакой бывший градоначальник, невесть почему проникнувшийся к дракону симпатией, потом не спасет. И чего ради тогда он позволил себе проявить такую слабость, что чуть не поддался Кёну? Плевать, что тот шесть лет назад был на том самом представлении, где укротитель демонстрировал публике Дарре как собственное имущество, и отлично помнил, как извивался драконыш под ударами плети и как тело его просвечивало сквозь грязные обноски, а губу прошивало отвратительное кольцо. Как бы ни было трудно сохранять спокойствие, в очередной раз переживая три года позора, теперь-то Дарре было, ради чего себя преодолевать. И какое имело значение, что думал о нем Кён, если самые близкие люди дорожили им таким, каков он был, и нуждались в нем?

Зайдя к Эйнарду без стука и даже не интересуясь, свободен ли тот, Тила подвинул стул ближе к столу и взгромоздился на него, взглядом приглашая всех присутствовавших последовать его примеру. Сделал он это с такой решительностью, что ни у Дарре, ни у Эйнарда даже мысли не возникло с ним спорить.

— Сыворотка правды, — с ходу заявил Тила, едва только дверь кабинета закрылась, и лишь потом пояснил: — Я тут мозгами пораскинул, пытаясь понять, кто Кёну об Айлин рассказал. Об этом знали только четыре человека: Ильга и та не в курсе была. Я не говорил, вы с Беанной тоже. Оставался только отец. К нему и отправился с визитом вежливости. Он поюлил, конечно, немного, но шило в мешке не утаишь. Рассказал, сердечный, что Кён несколько раз к нему то так, то эдак подкатывал, все пытался выспросить, как это папаше удавалось столько лет Армелон в узде держать. Но отец послал его подальше: он хоть после явления Божественной Триады шибко благочестивым сделался, а крепкие словеса не забыл. Надеялся, что после этого Кён дорогу к нему забудет. А тот с мировой пожаловал, бутыль заморского вина приволок. Выпили, значит, в знак взаимопонимания, тут отца и повело. Начал ему всю подноготную выкладывать: кто где провинился, у кого какие проблемы с законом были. Ну и про себя, грешного, до кучи рассказал. А Кён, не будь дураком, все это быстренько записал и с собой унес. И в нужный момент воспользовался.

— Хитро! — кивнул Эйнард, выслушав друга до конца. — Я пару раз слышал о чем-то подобном, но, признаться, не придавал значения. Думал, растрепали мужики по пьяни секреты и оправдания себе ищут. А оказывается, и такая дрянь существует.

— Мне эта дрянь позарез нужна, чтобы другую дрянь на чистую воду вывести, — мрачно сообщил Тила. — Надеялся, что ты поможешь, но, видимо, все-таки ехать придется, искать народных умельцев.

— Хочешь, чтобы Кён сам о своих подвигах рассказал? — понял его замысел Эйнард. Тила кивнул и сжал кулаки.

— Собственными руками бы удавил, да на эшафот из-за такой мрази неохота, — заявил он. — А вот заставить его прилюдно покаяться… Да, это славное было бы отмщение.

Эйнард усмехнулся.

— Я смотрю, ты поумнел с годами, — проговорил он. — Или это Ильга на тебя так влияет? Раньше первым делом за меч бы схватился, а сейчас хитростью решил взять.

Тила скривился, но отвечать на колкость не стал.

— Ты, остроумный наш, силы на другое прибереги, — посоветовал он. — Пока меня в городе не будет, ухо востро держи и будущего зятя на путь истинный наставь. А то, чую, по возвращении застану вас обоих на армелонском кладбище. Кён и так-то не шибко прячется, а без меня, боюсь, вообще распоясается.

Эйнард многозначительно кашлянул, понимая. После веселой недели, в течение которой действовало слабительное, Кён объявил Эйнарду войну и, если бы не Вилхе и его команда, давно бы осуществил свою месть. Он уже пытался отравить воду в колодце своего недруга и направить на госпиталь пойманного на охоте дикого кабана, но мальчишки ценой собственного здоровья оба раза отвели угрозу. Прищучить Кёна, однако, снова не получилось. Доносы от детей градоначальник не принял, а кабан, по показаниям охотников, случайно вырвался на свободу, за что ответственность несли только боги. Помочь в такой ситуации на самом деле могло лишь чистосердечное признание Кёна в творимых гадостях и соответствующее наказание. И сыворотка правды была единственной надеждой.

— Куда поедешь? — поинтересовался Эйнард. — Мир большой, можно всю жизнь в поисках провести.

Тила качнул головой.

— Есть у меня пара зацепок: с них и начну. Я, знаешь, пока дружинниками командовал, с какой только шушерой не наобщался. Поговорил на досуге с одним, он утверждает, что без драконьих ингредиентов тут не обойтись. А раз так, то самая мне дорога в Хантесвил.

Эйнард нахмурился.

— Не близко. Да и путь небезопасен. Возьми кого-нибудь.

Тила кивнул.

— Эда возьму.

Эйнард удивленно хмыкнул.

— Ты прости, конечно, но он тебе в такой дороге только мешать будет. Хедин ему в ратном деле сто очков вперед даст.

— Хед весь в меня, — усмехнулся Тила, и на мгновение на его лице появилась непривычно умиротворенное выражение. — Но у него и недостатки мои. Он горяч, уперт и не видит дальше своего носа. Эд совсем другой. Он замечает то, что другим недоступно, и виртуозно умеет повернуть любую ситуацию в свою пользу. Мы с ним не пропадем. А Хед здесь сгодится под бдительным присмотром твоего братца.

Последние слова Тила адресовал Дарре, однако ответ получил снова от Эйнарда.

— Я тебя не узнаю, — заявил тот. — Где ты набрался осторожности и рассудительности?

— Нужда, брат, — усмехнулся Тила и поднялся из-за стола. — Ладно, пойду, а то мне завтра вставать затемно. Счастливо оставаться! И постарайтесь сделать так, чтобы к моему возвращению я застал всех вас в таком же цветущем виде, как покидаю.

С этими словами он вышел из кабинета. Эйнард посмотрел на Дарре и тяжело вздохнул.

— Его бы слова да Энде в уши, — сказал он. — Чего у Тилы не отнять, так это нюха. И раз он пророчит беду…

— Он только просил быть осторожными, — возразил Дарре, но Эйнард уверенно покачал головой.

— Что-то будет, — пробормотал он.

Путь до Хантесвила занял четверо суток, и то лишь потому, что Тила не жалел денег на свежих лошадей, а Эдрик собрал всю свою волю в кулак, чтобы не отставать от отца.

— Любое промедление чревато самыми серьезными последствиями, — говорил вместо ободрения Тила уставшему сыну. — А я даже не знаю, станет ли Хантесвил нашим конечным пунктом или придется двигаться в своих поисках дальше.

Эдрик стискивал зубы, и оба всадника снова пускались в путь. Дорога, на их счастье, была свободна; или, быть может, отец, частенько путешествовавший по этим местам будучи градоначальником, выбирал безопасные тропы, оберегая сына.

Как бы то ни было, до Хантесвила они добрались целыми и невредимыми. Объявили при въезде целью своего визита покупку целебных снадобий и отправились прямиком на постоялый двор, где отец снял лучшую комнату и отправил Эдрика отдыхать после дальней дороги. А сам остался о чем-то беседовать с хозяином.

Эдрик понимал, для какой именно помощи отец взял его в поездку, но после четырехдневной скачки сил у него хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати, упасть на нее и, не раздеваясь, заснуть мертвым сном.

Когда пробудился, за окном вместо сумрака вовсю сияло солнце, а на соседней кровати мрачный отец полировал меч — как всегда делал в минуту растерянности и недовольства. Эдрик знал, что сейчас отцу лучше не лезть под руку, однако любопытство брало свое, и он, не совладав с ним, спросил, что случилось.

— Нет у них в городе драконов! — раздраженно ответил отец. — Жили, говорят, недалеко от крепостной стены два брата, которые держали ящеров, да только те дохли у них один за другим. А недавно братья разбогатели, скупили всех драконов в округе и исчезли: то ли ящеры вырвались и сожрали их обоих, то ли какая другая неприятность вышла… В общем, ни братьев, ни ящеров. А чтобы новых наловить, надо дождаться, когда ветер сменится и драконы в Долину вернутся. Устроят облаву, наберут детишек… Таких вот, как ты, Эдрик! Тьфу! Не зря я их как союзников не рассматривал. Мерзость одна!

Эдрик слушал разошедшегося отца с растущим удивлением. Тот нечасто выходил из себя, только когда сталкивался с откровенной тупостью или подлостью. Но то, о чем он говорил, под столь громкое определение никак не попадало, и казалось, что отец знает нечто такое, во что не хочет посвящать юного сына. Хедин обязательно спросил бы напрямик, за что столь же бесхитростно огреб бы неприятностей. А Эдрик предпочитал действовать иначе.

— Может быть, поискать не драконов, — предложил он, — а того, кто снадобья всякие готовит?

Отец махнул рукой.

— В этом городе тратить время стоило только на владельцев ящеров, — проговорил он. — Больше здесь ничего не развито: хлеб нормальный — и тот печь не умеют. Охотники, Энда их подери! Весь промысел — ловля драконов, в этом они мастера, да! Умей я ящером обращаться, честное слово, первым делом выжег бы этот городишко дочиста за дела такие! Не понимаю, что драконам мешает это сделать!

— Ты же сам раньше драконов ненавидел, — не удержался Эдрик, вспомнив отцовские рассказы о молодости. — А сейчас…

— А сейчас у меня дети есть, — вздохнул отец и исподлобья посмотрел на него. — А я с детьми не воюю. Не по-мужски это.

Он замолчал, а Эдрик подумал о Дарре. Тот ведь даже младше Хедина был, когда в плен попал. Работал на износ, голодал, а уж муки какие вытерпел… Добро, в Армелон попал: выручили его здесь, выходили, на ноги поставили. А сколько таких, как он, просто погибает в невыносимых условиях? Лишь потому, что умеют превращаться в ящеров. А подойди к ним с лаской, может, они бы выбрали человеческую жизнь, как тот же Дарре и его приемный отец? Разве боги не этого желают?

— А зачем братья скупили всех драконов? — осторожно спросил Эдрик, но отец промолчал, помрачнев при этом еще сильнее, и Эдрик не решился настаивать. — Пусть в городе не осталось драконов, — не слишком уверенно пробормотал он, — это же не значит, что у жителей не сохранилось после них то, что необходимо для сыворотки правды. Можно сходить на базар: даже если там такие вещи не продают, наверняка найдется торговка, которая подскажет, где искать.

В глазах отца промелькнуло удивление, тут же сменившееся радостью.

— Отличная мысль! — одобрил он. — Давай-ка быстренько подкрепимся и отправимся на Главную площадь.

…Только пройдясь по грязным, неухоженным улицам Хантесвила, Эдрик понял, сколь много отец сделал для Армелона. Булыжные мостовые вместо грунтовых дорог, каменные дома вместо деревянных халуп, веселые вывески разнообразных лавок вместо закрытых наглухо дверей; даже цвета светлые против местной серой убогости. Все время казалось, что из окон за ними с отцом кто-то с враждебностью наблюдает, и Эдрик вздохнул с заметным облегчением, когда они миновали дома и вышли на открытое пространство, гордо именуемое площадью.

Здесь было ничуть не чище, но пробивающееся сквозь тучи солнце хоть как-то скрашивало впечатление, старательно освещая площадной полукруг. Под рынок отводился совсем небольшой участок: очевидно, торговать в этом городе особо было нечем.

Отец между тем уверенной походкой направился к лавочницам, и Эдрик поспешил за ним.

Сначала они просто тщательно осмотрели весь представленный товар. Отец подолгу задерживался у каждого лотка, изучая предлагаемые для покупки вещи, уточнял какие-то мелочи, что-то даже приобретал, ссылаясь на дальнюю дорогу. Некоторым торговкам он доверительно рассказывал о тяжелой болезни матери, помочь которой, со слов ведуньи, могла только драконья кровь. Отец обещал баснословные деньги за самый маленький пузырек, но торговки только расстроенно пожимали плечами: и рады бы продать, да взять негде. Да и ведунья, по их мнению, глупости говорила: уж сколько пробовали в городе хворь всякую драконьими средствами лечить, а все без толку. Нет ничего особенного ни в их крови, ни в слюне, ни в чешуе: та и вовсе только что красивая, а проку нуль…

Выслушав почти одинаковые песни от половины торговок, Эдрик перестал чересчур тщательно вглядываться в их лица, надеясь увидеть скрываемую ложь, и принялся наблюдать за редкими покупателями. Брали в основном съестное, подолгу торгуясь, злясь, ругаясь, и Эдрик подумал, что и люди в Хантесвиле живут такие же серые, как и сам город, и эта серость поглотила не только их одежды и внешность, но и души.

И вдруг вздрогнул, поймав на себе взгляд невозможно розовых глаз.

Эдрик трижды моргнул, пытаясь убедить себя, что ему привиделось, но глаза так и не стали ни карими, ни серыми. Они затягивали совершенно девчоночьим леденцовым цветом, и Эдрик даже ущипнул себя, чтобы убедиться, что не спит.

Крохотная хантесвилка в плотно обвязанной вокруг головы косынке хихикнула, но тут же опустила голову и заторопилась к какой-то лавке. Эдрик, не отводя от нее взгляда, шагнул к отцу и почти силой оторвал его от разговора с очередной торговкой.

Надо отдать отцу должное: он не возмутился и не принялся выяснять в чем дело с присущей ему громогласностью. Вместо этого чуть отдалился от торгового ряда и, присев на корточки, прямо спросил сына, что тот обнаружил.

— Девочка-дракон, — прошептал Эдрик, едва заметным кивком головы указывая на обладательницу розовых глаз. Он был уверен, что отец не поверит и начнет расспрашивать его о подробностях, но тот только кивнул в ответ.

— Надо проследить за ней, — вполголоса решил он, но Эдрик замотал головой.

— Ты что? У драконов знаешь, какой нюх? Мигом почует и будет плутать, пока мы не отстанем. А то еще обернется — что мы тогда делать с тобой будем? Не убивать же кроху такую.

Отец озадаченно сдвинул брови.

— Это наш единственный шанс, — напомнил он. Эдрик кивнул.

— Я поговорю с ней, — заявил он и, прежде чем отец успел что-то ответить, настиг уже уходящую с Главной площади девочку.

— Здравствуй! — не тратя времени на размышления, выговорил он. Девочка обернулась и с интересом посмотрела на него, а Эдрик вдруг подумал, что с торговкой она общалась, низко склонив голову, ему же глядела прямо в глаза без тени страха.

— Добрый день! — поздоровалась девочка. — Меня Джемма зовут, а тебя как?

Эдрик, несмотря на удивление ее непосредственностью, тоже представился и тут же получил следующий вопрос:

— Ты нездешний? Я тебя в городе никогда раньше не видела. Но даже если бы видела, все равно решила бы, что ты нездешний.

— Потому что я одет, не как местные? — с трудом успел вставить слово Эдрик. Джемма тряхнула головой.

— Потому что ты пахнешь по-другому, — объяснила она. — Охотники пахнут драконьей кровью. Даже их женщины пахнут драконьей кровью. А ты пахнешь хвойным лесом и теплым соленым морем. И отец твой тоже драконов не убивал: запах ненависти не спрячешь.

— Там, откуда я родом, давно не принято ненавидеть драконов, — торопливо ответил Эдрик и ощутил нежданную гордость за свой город. — Один из них спас Армелон от нашествия кочевников, а второй лечит детей. Мне глаз после удара хлыстом исцелил — всю жизнь буду ему благодарен.

Джемма посмотрела на него с неподдельным интересом.

— Как вам удалось подружиться с драконами? — недоверчиво спросила она. Эдрик улыбнулся.

— Это они с нами подружились, — заметил он. — А зачем… Ну, это тебе лучше знать.

Джемма недобро прищурилась.

— То есть ты понял, кто я, так? — жестко поинтересовалась она, и Эдрик, сам того не ожидая, вдруг бухнул:

— У тебя глаза такие — с ума сойти!

Джемма хлопнула пару раз светлыми ресницами, а потом, глядя на покрывшегося краской Эдрика, довольно улыбнулась.

— Если у вас все так хорошо, зачем вы приехали сюда? — прямо спросила она. — Здесь драконов людьми не считают. Пойми кто, что я оборачиваться умею, давно бы в клетку запихали и в цирк бродячий продали.

— Тогда зачем ты приходишь в город? — недоуменно спросил Эдрик. — Если здесь так опасно?

А Джемма вдруг изумительно мило порозовела.

— Не могу без сладостей, — призналась она и вздохнула. — Мама считает, что я придуриваюсь, а я руки-ноги поднять не способна, если несколько дней сладкого не ем. Вот и приходится рисковать.

Эдрик тут же зацепился за слово «мама».

— А можешь нас с ней познакомить? — попросил он, но Джемма вдруг нахмурилась и даже ручки в кулаки сжала.

— Это еще зачем? — недовольно спросила она. — Мама не любит гостей. И вообще… не особо с людьми ладит.

— Так то с вашими людьми, — улыбнулся Эдрик. — А мы с папой совсем другое дело. Ну… ты же и сама это понимаешь.

— Не хочу, чтобы раньше времени узнали о моем возвращении, — заметил Тила, не только набросив на голову глубокий капюшон, но и проведя сына в город не через главные ворота, а через какой-то тайный проход в крепостной стене. — Лишь бы не опоздать, и уж тогда я устрою кое-кому веселую жизнь.

Эдрик понимающе кивнул, и Тила взъерошил ему волосы. Сын невероятно походил на Ильгу, и, кажется, поэтому Тила любил его больше Хедина. Когда Кён покалечил Эдрика, Тила с трудом удержал себя от соразмерной платы. Если бы Дарре не сумел сохранить Эдрику глаз, Кён на следующее утро проснулся бы слепым. Но Тила приготовил ему ничуть не меньшее наказание. Оставалось только дождаться нужного момента и сделать так, чтобы никто его не испортил.

— Ты беги домой, — отпустил Тила сына. — Успокой маму: пусть знает, что с нами все в порядке. А я огородами в госпиталь: надо с Эйнардом парой слов перекинуться да рассказать заодно, как его племянник нашу секретную миссию вытянул.

— Прям уж и вытянул, — смущенно проговорил Эдрик, хотя видно было, сколь по душе пришлась ему отцовская похвала. Тила редко баловал детей, но сейчас не сомневался, что Эдрик заслужил самые лестные слова. Разве без него Тила заметил бы Джемму? Разве смог бы уговорить ее проводить их к матери? И разве сумел бы вызвать эту женщину на откровенность? Да еще на такую, о какой Тила и мечтать не смел? Эдрик нашел правильные слова. Правда, кажется, больше к сердцу Джеммы, нежели ее матери.

— Ни больше ни меньше, — заверил его Тила и, легонько толкнув в сторону дома, сам зашагал госпиталю.

В городе было довольно тихо, и вроде бы ничего не изменилось по сравнению с тем, каким Тила оставил Армелон неделю назад. Все-таки, случись непоправимое с Эйнардом, жители бы этого не потерпели, несмотря на любые угрозы Кёна. Потерять единственного на сотни миль в округе доктора было весьма чревато последствиями. Так что Тила больше беспокоился за Дарре с его неспособностью сохранять хладнокровие. Не зря ему имя дали Ночной всполох — он и вспыхивал от любой искры, не научившись в своем драконьем самовыражении держать себя в руках. Встанут ли армелонцы за него, большой вопрос: все-таки далеко не каждый смог вытравить из души страх перед драконами. А закон в этом случае однозначен.

Дарре Тила увидел на заднем дворе госпиталя и вздохнул с облегчением. Поначалу он относился к усыновленному Арианой и Лилом драконышу довольно прохладно, разве что жалея его за перенесенные муки, но совершенно не видя в Дарре личности, достойной уважения. Однако после спасения им Эдрика — а никак иначе Тила не воспринимал излечение сына после нанесенных ему Кёном увечий — Тила наконец понял, что нашли в нем и друзья, и младшая сестра. То, что Дарре не кинулся тогда в драку, вовсе не умаляло его достоинств. Наверняка Дару не меньше Тилы хотелось отвесить Кёну на орехи после его покушения на Ану. Но то, что он смог обуздать свой гнев и прежде всего выполнить долг, навсегда подкупило Тилу. Такому человеку не страшно сестренку доверить. И ради такого не в лом совершить недельную поездку в Хантесвил и переупрямить мать перламутрового дракона.

— Эйнард на месте? — вполголоса спросил Тила обрадованного его возвращением Дара и, получив положительный ответ, направился прямиком к другу в кабинет.

Эйнард первым делом выставил на стол какую-то выпечку и налил зятю прохладного компота.

— Надеюсь, без вашей особой добавки? — усмехнулся Тила и, даже не дожидаясь ответа, опустошил кружку до дна. Налил вторую и тоже выпил. Потом приговорил пару-тройку пирожков, удовлетворенно вздохнул и посмотрел на Эйнарда.

— Цены тебе нет как родственнику, — заметил он.

— Мне нет цены и не как родственнику, — в тон ему отозвался Эйнард. — Ты давай кота за хвост не тяни. Рассказывай, как время провел. В каких странах заморских побывал. С какими новостями вернулся.

Тила пожевал губами.

— Новости, надо сказать, весьма противоречивые, — ответил он. — Набрели мы с Эдриком — ни много ни мало — на сестру бывших хозяев Дара. И вышла у нас с ней весьма занимательная беседа. Если не вдаваться в подробности, то вот уже не первую сотню лет в их семье пытаются использовать драконов и их части для составления самых разных снадобий. Начиная от лекарства против головной боли и заканчивая сывороткой, способной заставить ящера выполнять человеческие приказы.

Эйнард присвистнул.

— Судя по твоему тону, довольно успешно?

Тила мрачно кивнул.

— Более чем. Настолько, что недавно ее братья смогли подчинить себе взрослого дракона и начать творить с его помощью всякие бесчинства.

Эйнард покачал головой.

— Невесело. Однако если эти умельцы занимаются своим делом столько лет, почему я раньше о них ничего не слышал? Ты сказал, что они и лекарства разрабатывают. Я, поверь, с какими только людьми за свою практику не сталкивался, но никогда не слышал о реально действенных препаратах, замешанных на драконьих ингредиентах.

— Это потому что никому в голову не приходило, что не всякий ящер нужными характеристиками обладает. Только очень редкий. Перламутровый.

На лице Эйнарда появилось крайнее изумление.

— Ты видел перламутрового дракона?!..

— Только его человеческую ипостась, — уточнил Тила. — Зовут Джемма. Девять лет. Розовые глаза и буйные кудри с натуральным жемчугом. Кукла куклой. Мать ее совсем младенцем к себе взяла, когда еще непонятно было, что за сокровище охотникам в руки досталось. Растит вот, от людей скрывая…

— А по праздникам кусочки отщипывает, — зло высказался Эйнард. — Этот от боли головной, а этот — чтобы собратьев ее на колени поставить.

— Не так все, слава Ойре, — возразил Тила, отметив про себя, что слова Эйнарда один в один повторили его первые мысли в пещере, где жила Джемма с матерью. — Она только омертвелые ткани использует: выпавшие чешуйки, отслоившиеся когти. Ну, слюну там, еще что…

Эйнард посуровел еще больше.

— Подчинить дракона без его крови невозможно! — отрезал он. — Не та это птица, чтобы на чешуйку отреагировать!

Тила кивнул.

— Вот ты просек, и братья ее просекли. Пригрозили девчонку в оборот взять, если сестра им сыворотку не сварганит. Она вообще никогда в братовых зверствах не участвовала, предпочитая ремесло ведуньи, но тут уже выбора не осталось. Не могла дочь им отдать. Состряпала нужное снадобье, ну они и взялись за дело. Одно хорошо: время действия у этой гадости недолгое: надо повторять прием с завидной периодичностью. Но пока, видать, братьям хватает, а потом снова к сестре потянутся за добавкой.

— Сбежать не пробовала? — хмыкнул Эйнард. — Забиться там в лес поглубже, чтобы братья не нашли. Или в город другой перебраться?

Тила поморщился.

— Где ее примут с драконом в подоле? — поинтересовался он. — А в лесу двум женщинам долго не протянуть. Тем более что Джемме постоянно сладкое требуется.

— Я смотрю, безвыходная ситуация, — сыронизировал Эйнард. — Ну, к нам бы в Армелон, что ли, пригласил. Али не догадался?

— Догадался, — буркнул Тила. — Обещала подумать. Боится, что мы тоже ее дочь на опыты пустим.

Эйнард покачал головой.

— Вот она, женская логика. Братьев, что мальчишке конечности отрезали, мы не боимся. А из-за каких-то придуманных страхов способны дочерью рисковать. Прелесть, а не решение! Ладно, Энда с ними! Скажи лучше, сыворотку правды-то ты раздобыл? А то у нас тут…

Договорить у него не получилось: дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появился возбужденный до крайности Вилхе. Всклокоченные волосы прилипли к вспотевшему лбу. Глаза в пол-лица, и в них ужас плещется.

— Что? — спросил Тила, готовый к любым неприятностям. Но только не к тому, что он услышал в ответ:

— Айлин арестована!..