Доспехи для шута

Глава 9. Когда вопросов прибавляется

К месту преступления нас провожал местный военачальник – Кахон. Закаленный такой, крепко сбитый спирит с носом, слегка вмятым внутрь лица (славное боевое прошлое). Эликсира привязанности ему не досталось, так что посматривал он на нас сурово, но снисходительно. Благосклонности в нем было столько, что он даже решил с нами заговорить.

– Зачем вам смотреть на это? Да еще после сытного обеда…

Я издала громкое саркастическое «Гм!», так что парившие над головами спириты с мрачным любопытством уставились вниз.

Мы путешествовали привычным для себя и непривычным для здешнего Городаспособом: пешком. С куда большей радостью я сейчас бы попыталась переварить в нашем обиталище съеденные губки, но предупреждение Эдмуса касаемо «держаться вместе» оставалось в силе. К месту убийства мы тащились полным составом. Эдмус для развлечения пытался представить, каково сейчас в пиршественном зале. По его словам выходило, что все плюются, передергиваются от омерзения и срочно вызывают тех, с кем недавно составляли крепкую пару по объятиям, на дуэль со смертельным исходом. Одним словом, веселье кипит.

– А у вас здесь… редко такое? – я имела в виду убийства и уже почти знала ответ. Судя по отчаянной ругани, которая раздавалась поверх нас, «мокрые» дела тут – ежедневная практика.

Кахон это подтвердил:

– Нет.

– Тогда почему об этом сообщили герцогу?

Но вояка уже исчерпал на сегодня свой словесный лимит, поэтому безучастно пожал плечами, как бы говоря: «Мне-то что. Приказано вас проводить, я и провожаю. Мыслить – это мы не договаривались».

Ориентироваться пришлось уже на местности. Возле дома убитого – тот, кстати, числился среди местной дворцовой знати, может, в этом была причина того, что герцогу сообщили так оперативно – никто и не подумал выставить охрану. Тело убрать тоже не подумали: труп находился непосредственно в причине смерти.

То есть, он смирно висел под потолком на веревке. Свесившийся изо рта длинный синий язык производил очень неприятное впечатление. На лице спирита запечатлелось удивленное и испуганное выражение, как будто он надеялся, что бабушка с косой будет ему знакома, а на ее место в последний момент поставили другую сменщицу.

А я, кажется, начинаю к ним привыкать. К мертвым.

Особенно после хутора Хайи…

Нехорошо это как-то, честное слово.

Обнаружившая труп спиритка с довольно безразличным видом дожевывала что-то из банки. Банку она позаимствовала прямо с полки, из запасов покойного. На участливый вопрос Йехара, может ли она рассказать, как все произошло, мы получили мрачное «угу». Рассказ получился коротким:

– Я зашла, а он висит. Дохлый.

Кахон покосился на спиритку неодобрительно.

– Зачем столько эмоций? – буркнул он в сторону.

Я была права: этот мир перекосило уже давно, и Дружина тут поможет, как аспирин при инсульте.

Йехар тем временем попытался выспросить, когда было обнаружено тело и была ли закрыта дверь изнутри. Выяснилось, что тело обнаружили часа с два назад, а дверь была закрыта. После этого рыцарь осведомился у спиритки, кем она приходилась покойному.

– Спутницей, – ответила спиритка, вытряхивая себе в пасть что-то из банки. – Ну, я пойду?

Рыцарь молча развел руками с мрачной думой на челе. В думе просматривалось неясное желание избавить этот мир от нечисти, то есть, от спиритов, и как можно скорее. Спутница того, кому никакие спутники в этой жизни уже не нужны, после этого улетела, а Йехар принялся за допрос Кахона.

– У него были враги?

Военачальник посмотрел так подозрительно, что Йехар вынуждено поправился:

– То есть, конечно, у него были враги, а… кто?

Кахон безучастно поглазел на высунутый язык трупа. Потом на Виолу, которая явилась минуту назад и теперь тоже созерцала этот язык, с видом художника, отыскавшего подходящую натуру. Виола военачальника заинтересовала (потому что была явлением новым), но ненадолго. Потом Кахон выжал из себя, становясь цвета морской волны от непривычных мысленных усилий:

– Он был заместителем Метоха.

Судя по всему, это должно нам было объяснять все. Потому что после этого Кахон наградил висящего в петле спирита взглядом, полным искренней ненависти, и вышел в коридор.

– А я думал – он на него плюнет, нет, сдержался, – удивленно заметил Эдмус. – Ну, и я не буду, за компанию. Метох, которого вы на пиру видели, – наш главный соглядатай. Быть его заместителем – это все равно, что… все равно… слушайте, можно я на него все-таки плюну для наглядности?

Глэрион словно сам прыгнул в руку к Йехару:

– Не оскорбляй покой умерших, шут!

– Этот умерший оскорблял покой всего города, когда еще умершим не был!

С Эдмусом все ясно, ему лучше знать, чем достал его этот для нас пока что безымянный спирит. Но с Йехаром-то что? Странно подействовали здешние слизняки на пиру? Подобная привычка заводиться с пол-оборота обычно характерна для Веслава…

Алхимик тем временем закончил обшаривать углы и подошел. Они с Виолой обменялись серией вежливых жестов: «Пропускаю даму», – «Инвалидов ума вперед», – «Да говори ты уже!» – «А вот из принципа сначала тебя послушаю!».

– Умер он часов пять назад, – наконец выдала нам профессиональный секрет Виола. – Уж поверьте моему опыту.

Алхимику в вопросах смерти мы обычно доверяли куда больше, но на сей раз ни у кого не возникло желания испытать на себе часть опыта Виолы.

И все же толику логики в наши рассуждения привнести не мешало бы.

– Самоубийство, – безапелляционно высказался Веслав. – Я так понял, что дверь была задраена не на защелку, а с помощью магии?

– Им же самим, – подтвердила Виола. – Я сняла остаточный фон.

– Стало быть, самоубийство.

Веслав скрестил руки на груди так, будто ждал возражений. Их не было. Покойник как будто тоже не противился версии. Поверить, что он сам себя удавил на каком-то поясе от шпионской своей жизни, было куда легче, чем вообразить кого-то, кто с какой-то стати решится повесить заместителя главного соглядатая. Йехар непривычно язвительным тоном сообщил, что если уж все пришли к данному мнению, то нам нечего делать в компании с не вовремя раскаявшимся шпионом: пора бы и честь знать. Кахон, который только что стенки в коридоре не проламывал от нетерпения, был точно такого же мнения: спириту хотелось то ли домой, то ли на службу, а тут этих чужаков проводи туда, да потом обратно, да подкинь с помощью стихии воздуха, да еще проследи, как бы их кто не убил (а сверху на нас поглядывали не сказать, чтобы дружелюбно). Словом, хлопот не оберешься, и, когда он попрощался с нами у наших палат – его крылья замелькали с такой скоростью, что мне пришлось придержать волосы. На несколько секунд мне казалось, что они улетят. Вместе со скальпом и половиной лица.

После предварительного распугивания всех шпионов всем, что под руку попалось (пострадала добрая половина предметов интерьера и почти все предметы роскоши), Эдмус отошел в свой угол комнаты, где для него успели оборудовать что-то похожее на насест.

– Даже вещи мои принесли, – протянул он с умилением и продемонстрировал нам довольно мрачного вида шутовкой колпак. Он был с одной стороны умеренно-бордовым, а со второй – больнично-желтым. – Режет глаз, э? Но у нас тут не в моде что поярче… так кто же прикончил Раноша, а? Забавная попытка облагодетельствовать государство, но почему никто не требует себе награды за такое?

Обычно его болтовня проходила как не имеющий значения фон, но на этот раз Йехар разозлился:

– Мы, кажется, договорились считать, что он сам лишил себя жизни, демон?

– Он? – переспросил шут. – Демон? О-о, да, он был настоящим… эй! Киньте чем-нибудь в окно! Ну, что ж они так себя раскрывают, самому ведь прямо стыдно… Да, так вот. Вы упустили малюсенькую детальку: спириты никогда не убивают себя. Других – это завсегда с удовольствием, а себя – нет… Мы слишком ценим жизнь.

– Ты не мог сказать этого раньше?!

– Я думал, вы по мне догадаетесь.

Здесь обсуждение, да и раздумья прекратились сами по себе: как раз в этот момент я, изнывая от голода, добралась до своего рюкзака, раскрыла его, громко сглатывая слюну, и… остолбенела от такой наглости! Все припасы Винейи были в наше отсутствие кем-то съедены самым возмутительным образом. Кое-что, правда, оставалось, но было до того покусано и обслюнявлено, что я и в руки-то взять такую еду побрезговала.

Нас ждала голодная смерть. Именно она сейчас вещала, правда, еще слабо, но уже вполне уверенно своим буркливым голосом из моего желудка. Пиршественные губки уже были им переварены.

Йехар открыл свою сумку и обнаружил в ней не самое аппетитное месиво из остатков домашней колбасы и пирогов с лесными ягодами. Глаза рыцаря полыхнули пламенем гнева.

– Это низко! Оставлять нас без средств пропитания в такую минуту и… таким способом!

– А об этой особенности моих собратьев я еще не говорил? – удивился Эдмус, с неохотой прикидывая на себя шутовской лоскутный костюм. – Если оставили все остальное – скажите спасибо. Могли и одежду пожевать по рассеянности. А могли и еще хуже…

Это нас, что ли, покусать? Я печальными глазами смотрела в свой рюкзак, на стенках которого была непонятная неоднородная масса. С виду его проще было выкинуть, чем реанимировать.

– Ну, насчет хуже – это еще кому что будет, – зловеще отозвалась Виола. Ее розовый рюкзачок оставался целехоньким. – Я припоминаю, что Веслав кое-чего насыпал в ваши рюкзаки, так что очень скоро целое стадо шпионов будет носиться по коридорам и обниматься между собой.

С разных сторон послышались мягкие, но торопливые удаляющиеся шаги, а с одной – так сразу звук рвотных потуг. Йехар испепелил глазами Веслава, но тот был занят по горло: он обнаружил, что в этой комнате и во всех прилегающих есть только один нормальный стол, и теперь на этом столе разворачивал походную лабораторию. Он не стал дожидаться вопросов и ответил сразу на все:

– Да ничего не делаю, лабораторию разворачиваю, что, не видно? Попутно пытаюсь узнать, кто повесил этого, как его, имя не помню. И в рюкзаки я ничего никому не сыпал, ясно? Не выдавайте желаемое за действительное.

Перед ним стоял длинный темный флакон, который не был похож на те, что я видела у алхимика раньше. Он предпочитал дело иметь с более компактными емкостями. Очевидный вопрос мы тоже не успели задать.

– От верблюда, – буркнул алхимик, предугадав его с точностью. – Из комнаты с повешенным – закатился в угол. Не сказал ничего, потому что ничего не знаю! – создавалось полное впечатление того, что Веслав навострился улавливать наши мысли раньше, чем они обретут речевое оформление. – И если кто-то спросит, что я собираюсь делать, – я упрощу свою задачу, дав этому кому-нибудь выпить пару глотков из этой тары.

Мы не собирались. И без того было видно, что на алхимика нашло желание поэкспериментировать, а нас эта жидкость во флаконе интересовала весьма мало. Хотя бы потому, что ее нельзя было есть.

Я все же смирилась с тем, что спать придется с пустым желудком, в окружении шпионов и с приятными воспоминаниями вроде свежего мертвеца или сегодняшнего пира, но неожиданная мысль превратила мое смирение в панику.

– Хочешь сказать, ты будешь работать… ночью?

Веслав на секунду оторвался от распределения на столе своих колб и мензурок – вернее, того, что от них уцелело с момента, как мы вывалились из Арки – и взглянул на меня, широко раскрыв глаза. Разводить церемонии с очевидным ответом он не стал и вместо этого сразу же перешел к аргументации:

– Ножки стола прикручены к полу.

Это обозначало, что в другие комнаты он уходить не намерен.

Эта ночь преследовала меня в воспоминаниях очень долго, заставляя обычно просыпаться с криком. Спать не мог никто. По стенам горели светляки размером с мой кулак и с такими мощными челюстями, что я близко боялась подходить. Раньше я их принимала за декор – оказалось, живые: автоматическое освещение, и убрать его было нельзя. За стенами шебуршали чем-то очередные шпионы; на улице раздавались голоса и через секунду – ругательства (оказывается, в Городе – ночная жизнь!). Веслав священнодействовал у стола, пытаясь разложить на составные части найденную жидкость, а мы, стараясь дышать пореже, сидели на сдвинутых постелях и пытались занять себя игрой в «камень-ножницы-бумагу» на щелбаны. Игру предложила я и очень скоро в этом раскаялась, потому что у Виолы оказался какой-то аномальный талант угадывания и очень мощные пальцы. Скоро я чувствовала себя оленем в брачный сезон. Лоб болел отчаянно.

Эдмус, которого мы дисквалифицировали во втором раунде за совершенно неприемлемые в игре и даже не совсем приличные комбинации пальцев, смирно висел на своем насесте и притворялся, что спит. На самом деле он пробовал технику «сна одним глазом» и время от времени принимался уверять, что его левый глаз почему-то видит нормальные сны, вроде жаркого из гигантских жаб, а вот в правый норовит ввинтиться какая-нибудь неприятность вроде то ли Кахона, то ли того самого главного соглядатая…

В окна пополз тускленький рассвет. Насекомые по стенам начали медленно приглушать свет, лениво шевеля жвалами. Веслав отошел от стола, громко хмыкнул, потом увидел нас и удивился:

– Вы не ложились?

«Дохлый крякодугл! – заорал кто-то на улице во всю мощь легких. – Ты не доживешь до следующего восхода луны!»

Второй голос в ответ выкрикивал нечто, по содержанию то же, но в другом оформлении. Йехар отвлекся от Виолы, с которой спорил о целесообразности введении в игру новой фигуры – пламенеющих ножниц, и поглядел на Веслава с иронией.

– Мы не имеем привычки спать под столь изящное музыкальное сопровождение и в комнате, где так накурено благовониями, – проговорил он. – Ты не мог бы открыть окно?

Алхимик помахал рукой, разгоняя едкий дым вокруг себя. В слове «благовония» надо бы отсечь первую половину, подумалось мне.

– Могли б снотворного попросить.

– У тебя есть, что сказать нам?

Бессонная ночь не сделала рыцаря добрее. Нетерпение в его голосе делило первую позицию с раздраженностью.

– А то, – отозвался Веслав и покрутил бутылкой. – Это зелье.

– Точно, - сказала я, изо всех сил изображая потрясение. – А мы думали, ты так носишься с местной заменой майонезных баночек, которые обычно приносят в поликлиники. Я-то еще гадала, почему емкость такая большая?

Веко алхимика знакомым до боли тиком показало, что тот начинает покидать состояние хрупкого спокойствия и приближается к своему нормальному – тихого бешенства.

– Любой идиот, который хоть раз призвал стихию, может сварить подобную бурду! – он встряхнул бутылкой с такой силой, что пробка вылетела, как от шампанского. Пена полилась на митенку Веслава, но тот нетерпеливо стряхнул ее. – Любой идиот! А чтобы постичь тайны преображения элементов, сведения их в единое энергетическое целое, именуемое алхимическим эликсиром, все сложнейшие формулы преобразования веществ – нужны годы упорной практики!

– Или Книга Миров, – обрубил Йехар, глядя на него недобро.

Тик исчез. Веслав стал снижать тон, а мы одновременно с этим потихоньку готовились растаскивать его и рыцаря.

– Я стал магистром без посторонней помощи!

Рыцарь покивал с весьма скептическим видом. Глаза алхимика начали опасный процесс метания молний. Пальцы на горлышке бутылки сжались конвульсивно.

– Что с элик… зельем? – напомнила я. – Ты узнал, что оно делает?

– Помрачает сознание, – почти автоматически ответил Веслав. – Достаточно сильное, пара капель – и ты не можешь нормально воспринимать мир. Путаешь врагов с лучшими дру…

Рот алхимику очень вовремя зажала зеленая ладонь. Второй рукой Эдмус усердно разлеплял «спящий» глаз.

– Ссорьтесь, – предложил он мирно. – Деритесь… только не надо… нежностей, а?

Алхимик стряхнул его руку и отправился к окну отплевываться. Йехар не спеша расслабил пальцы на рукояти Глэриона – у него была привычка хвататься за меч, по причине или без нее.

– В общем, сам не знаешь, на каком ты свете и кто вокруг тебя, – договорил Веслав. Он говорил невнятно из-за того, что с ожесточением тер губы рукавом ветровки. – Если хотите знать, может ли оно спровоцировать кого на убийство, – еще и как может, и индикатор я состряпал, надо бы проверить.

– Кого… проверить? – наивно заикнулась я, но тут же поняла, что не хочу услышать ответ. Алхимик молча изобразил петлю вокруг шеи (то ли разумел вчерашнего мертвеца, то ли я его так достала, что решил повеситься) и направился к двери. По пути он набросил свою боевую одежду. Все попытки последовать за ним оборвал тут же, и Йехар почему-то в этот раз не стал особенно настаивать.

– Только не вступай с ними в ссоры, – сухо заметил он, игнорируя наши потрясенные взгляды.

Веслав пожал плечами и скрылся. Эдмус проводил его взглядом без малейшей тревоги. Ну да, как же. Герцог же разрешил нам обороняться, а что с магистром алхимии сделаешь, а если он кого отравит – это только нам авторитет поднимет. К тому же нам следовало заняться, собственно, тем, для чего мы здесь.

Мы бы и занялись, если бы сразу после ухода Веслава к нам не заглянул спирит, который, видно, недавно прикидывался гобеленом: с лица еще не был смыт рисунок. Спирит известил, что нас приглашает к себе на прием Главный Глядящий. Судя по разочарованной реакции посыльного, мы должны были упасть в обморок от восторга.

Вместо этого посыльному досталось йехаровское:

– М-э… благодарим… – сказанное самым неуверенным тоном.

За нас расшаркался Эдмус, моментально взвыв:

– Ах, неужели? Какая высокая честь! Ай-яй, что же мне надеть на такую встречу, неужели он поделится с нами частичкой своей мудрости, а если я тоже поумнею…

Посланец издал очень сомнительный смешок и, косолапя, скрылся за дверью. Эдмус перестал лебезить тут же.

– Видели? – спросил он, кивая туда, куда ушел курьер. – Сам главный соглядатай, Метох, то есть. И передал всего лишь приглашение!

– От кого? – тут же насторожился Йехар.

Эдмусу представилась прекрасная возможность размять с утра язык.

По его словам, Главный Глядящий был чем-то вроде верховного жреца. Глядящие, они же Мудрецы, олицетворяли собой интеллект нации, что было правильно, потому что отдельным личностям из нации интеллекта не хватало явно (мне вспомнился Кахон, а потом на ум почему-то пришла дочь герцога). В дела государства они не лезли, отвечая строго за вопросы стихийно-магические и культурные. И, несмотря на то, что весь институт Глядящих был подчинен Цепеоку (как и вообще всё тут), они пользовались таким авторитетом, что без приглашения к ним не ходил никто.

А может, не только поэтому. Может, спиритам было лень топать, то есть, лететь на такую высоту. Резиденция Аррна – того самого Верховного – располагалась без особых претензий: прямиком на крыше дворца, и к сожалению, туда вели ступеньки из коридоров, так что подкидывать воздухом нас отказались. Перед дверью Аррна мы появились, изрядно запыхавшись. Эдмус же был свежохонек, но почему-то мялся.

– Мне как шуту в его покои запрещено, – пояснил он уже у самого входа. – Я у Аррна…э-э…в немилости.

– Почему? – шепотом спросила я. Мы стояли перед каменной полусферой, прилепившейся к крыше дворца, а у разукрашенных дверей мялось двое спиритов-охранников.

– Когда я родился, меня, как всех, хотели посвятить магии воздуха…

– А ты упал с алтаря, – припомнила я причину, по которой Эдмус не использует стихию своего народа.

– И укусил жреца, – присовокупил Эдмус.

– И при чем тут Аррн?

– Так ведь он и был тем жрецом! А еще я не так давно вернулся после первого призыва и попал прямиком к нему в покои. Нет, извинения я, конечно, попросил, но мне почему-то кажется, он до сих пор помнит, что тот совет Глядящих закончился неудачно. Не говоря уж о том, что я тогда расколотил древние часы, так что вы уж идите, а я тут подожду.

Но тут один из стражников сделал четкий пригласительный жест внутрь. А второй, тоже жестами, пояснил, что те, кто останется снаружи, автоматически попадают в разряд подозреваемых в государственной измене.

Все, включая Эдмуса, поспешили воспользоваться приглашением. Я мельком успела рассмотреть грубое, отделанное камнем помещение с несколькими каменными же колоннами в центре, а шут уже вошел последним и захлопнул за собой дверь.

Сотрясение воздуха было довольно слабым, но рыцарским доспехам, которые висели на одной из колонн, почему-то оно не понравилось, и они спикировали вниз с невероятным грохотом. Эхо раскатилось по всему залу, кажется, пустому, и замерло где-то в уголках. Мы замерли с ним заодно. Только Йехар подошел и с интересом нагнулся над доспехами.

– Какая странная ковка, – пробормотал он и поднял шлем, чтобы рассмотреть его получше. – Довольно легкие. А эти отверстия на спине панциря… неужели это доспехи спирита?

– Нет, – раздался усталый голос за нашими спинами, – вообще-то это святыня.

Мы обернулись, а Йехар очень неубедительно попытался спрятать шлем за спину.

Главный Глядящий выглядел как обычный спирит лет сорока и даже носил умеренно-коричневый костюм, каких мы уже навидались у придворных. Основным, что отличало его от остальных экземпляров народа, была редкая меланхоличность вытянутой физиономии. Да еще, может, глаза: вполне в соответствии с его профессией, они смотрели вдаль и не желали сфокусироваться на нас хоть немного.

– Доспехи Эрниока, величайшего из герцогов нашего Города, – пояснил Аррн, прошел к груде железа, которую ныне представляли собой доспехи, и принялся аккуратно размещать каждую их деталь на нужное место. – И его амулет воздуха… что ты знаешь об Эрниоке, шут?

Видимо, он считал, что на доспехи может как-то повлиять магия воздуха, и проделывал всю работу вручную, спускаясь за какой-либо деталью доспехов, поднимаясь с ней к середине толстой колонны и прикрепляя ее на место. Потом все повторял заново.

Эдмус почесал подбородок.

– Это он заложил наши Табу, – ответил он не очень уверенно. – Не все – да, но то самое…

Глядящий фыркнул. По залу опять пронеслось эхо.

– Тысячи лет назад этот мир принадлежал нам, – сказал он с хорошо заметными ностальгическими нотками в голосе. – Наши Города поднимались повсюду, один другого величественнее, и сильнее всех был этот Город – Град Эрниока. Никто не смел приближаться к нам. Никто не смел идти на нас войной. Но были другие миры, неведомые и не завоеванные, и однажды герцог ушел, собрав свой Легион. Оставил нам свои доспехи, – договорил Аррн и вздохнул.

–И Табу, – присовокупил Эдмус упрямо.

Аррн закончил развешивать доспехи и степенно перепорхнул на кресло в дальнем углу зала. Мы наконец заметили, что, кроме доспехов и кресла, в зале и нет почти ничего. Даже статуй шпионов. Потом только наше внимание привлекли огромные часы, сделанные в виде песочных, но наполненные камешками. Часы стояли в углу и были треснуты. Видимо, когда–то они познакомились с Эдмусом.

– Меня не удивило ваше прибытие, – заговорил Главный Глядящий, устраиваясь в каменном кресле поудобнее. – Я ждал Дружины. Поэтому и заговорил нынче об Эрниоке и его доспехах. Значит, вы присланы вернуть нам время нашего расцвета?

Такой постановки вопроса доспехи не выдержали: с приличной скоростью они вернулись опять на пол. Глядящий проводил их падение меланхолическим взглядом. Потом встал и отправился наводить порядок.

– Мы не знаем, – сказал Йехар ему в спину. – Но… мы сомневаемся.

Это так поразило Аррна, что он застыл со шлемом в руках.

– Тогда для чего?

– Мы не знаем, – донес Эдмус погромче, на случай, если в первый раз до Глядящего не дошло. – Правду говорить, мы и в тот-то раз чуть ли не до последнего не знали, что да как, но вы же видите глаза нашего Поводыря. Откуда нам взять да и вернуть век Эрниока? Мы и самого-то Эрниока плохо представляем, ну, разве что… вот эти железки.

– Не железки, шут! – Аррн развернулся с таким искаженным лицом, что Эдмус тут же закивал, соглашаясь. – Величайшие реликвии, которые указывают нам, куда стремиться. Реликвии тех времен…

Доспехи, которые он уже наполовину развесил, в благодарность грохнулись на сей раз прямо на него. Какое-то время, пока Йехар помогал жрецу подняться, было тихо. Потом Аррн продолжил, уже более спокойно:

– Но я знал, что вы не сможете вернуть это. Не вы. Я слыхал о ваших стихиях…

Он опять прицепил шлем на место, и я заметила, как пошевелились пальцы Виолы: она устанавливала страховку. Чтобы нас потом не обвиняли в убийстве Глядящего, да еще с помощью святыни.

– Заговоры… – бормотал Аррн тем временем. – Заговоры и интриги! Так значит, вы хотите узнать, кто убивает в закрытых комнатах?

От Йехара не ускользнуло множественное число, а шут сразу поправил:

– Комнате, потому как на моей памяти повешенный был один и все его части были при нем…

– Это только на твоей памяти, – тон Аррна объяснялся то ли усталостью от жизни, то ли надцатой попыткой поднять панцирь на необходимую высоту. – Придворные умирают в закрытых комнатах не один год. Но знали об этом лишь Глядящие. А почему вас четверо?

– Пятый как раз занимается последним убитым, – ответила Виола, решив держаться честно. – И что, все из тех, кто умерли, были придворные?

Главный Глядящий пожал плечами и завел глаза в потолок, как будто с минуты на минуту ожидал от него каких-то вестей. Не дождавшись их, он коротко кивнул и заключил:

– Вы всегда сможете рассчитывать на мою помощь.

Видимо, так он пытался нас выдворить. Не совсем понятно тогда, зачем звал? Просто посмотреть? Любопытный жрец?

Йехар кивнул в знак благодарности, направился к выходу, но после десятка шагов решился и обернулся.

– Вам не доводилось слышать о неком помрачающем зелье в связи с этими убийствами? – спросил он.

Глаза Аррна чуть сузились, показывая, что знает он больше, чем говорит нам, но ответил он четко:

– Не приходилось. Но вы можете обращаться ко мне за советом в любое время.

Эдмус рассыпался в ехидных благодарностях, но видно было, что он удивлен. Ну, как же: не он ли нам рассказывал по дороге сюда, что Глядящие не суются в светские сферы?

Как только мы вышли из помещения, до нас донесся отдаленный грохот: страховка Виолы перестала действовать. Стражники не шелохнулись. Видно, падение доспехов было им не в новинку.

– Дела наши и без того были непросты, а после этого разговора стали еще сложнее, – отметил Йехар хмуро, пока мы спускались по бесконечной лестнице. Виола выразила свое согласие, от души стукнув по уху, которое незаметно высунулось из стены.

– Почему Глядящие это скрывали? – спросила я. – Если это происходило так долго?

Эдмус обернулся, отчего едва не вывихнул себе шею. В глазах с вертикальными зрачками я прочитала неподдельное изумление вопросом.

– Такой народ, – наконец ответил шут самым сдержанным образом.

Оставалось только надеяться, что настойка, о которой якобы не знал Аррн и которую мы нашли случайно, прояснит ситуацию. Но, стоило нам увидеть лицо алхимика – а выражение этого лица мы отметили с порога своей обители – и в душу сразу ко всем закралось смутное сомнение.

– Хленовник пареный, да где вас носит?! – накинулся на нас Веслав, едва мы вошли. – Я уж подумал, вас не только прикончили, а и закопать успели, местных шпионов разослал вас отыскивать…

В голосе у него вместе со злостью проскользнули едва уловимые нотки облегчения, заставившие Йехара удивленно повернуть голову от ложа, до которого рыцарь успел дойти.

– Ты беспокоился?

– Тебя я приказал искать в последнюю очередь, - неприязненно отозвался алхимик. – Придется снимать с них подчинение, ну да ладно… где вы таскались-то столько времени?!

Это сколько? Наш визит к Аррну в совокупностью с дорогой туда и обратно не мог затянуться больше часа. Наоборот, Веслав не должен был еще успеть вернуться из своей экспедиции!

– А в чем дело? – удивилась я. – Ты закончил раньше?

– Раньше?! Да я заблудился в этом чертовом городе, прошатался по улицам часа полтора, прихожу – вас нет, ни записки, ни следов, через три часа являетесь вы…

Со временем он, конечно, нещадно преувеличивал, но Поводырь вначале все же переспросил изумленно:

– Сколько? – потом махнул рукой и пробормотал: – Это несущественно. О том, с кем мы имели разговор, расскажем тебе позже, что ты выяснил?

– Что в крови у покойника нет следов помрачающего зелья.

Это было как раз той самой новостью, которая все усложнила. Спрашивать алхимика, уверен ли он на сто процентов, мы не стали. Это была одна из немногих областей, в которой ему можно было безоговорочно доверять.

Вслед за этим Йехар скупо изложил то, что мы узнали от Аррна, заключив рассказ рассуждением:

– Кто бы ни был этот спирит или спириты, если они смогли убивать несколько лет различными способами, они весьма умны. Если они не оставляют следов, которые можно обнаружить – это зелье теперь не в счет – значит, они еще и чрезвычайно осторожны…

– Поединок интеллектов, – кивнул Веслав, который не то чтобы совсем успокоился, но дергаться уже почти перестал. – Ладно, посмотрим, что можно сделать и какой-такой преступный гений нам попался… Ну, пока я бы сказал, фортуна на его стороне: в нашей формуле сейчас сплошные неизвестные.

И что на это можно было ответить? Согласился даже Йехар…