Что-то дрогнуло у меня от этого детского голоска… попыталась вспомнить… нет, не могу…
— Багира, а что за дети меня зовут, не вспомню никак?
— Э, дорогая, я здесь для того и сижу, чтобы ты вспомнила и вернулась, — пантера села на задние лапы и начала умываться.
— Ой, ты прямо как мой кот умываешься!
— Так родня же, одного семейства, — она скривилась, — кошачьих!
— А что ты так кривишься?
— Да, достал меня твой кот, оскорбил при свидетелях, а я ж Богиня, а не просто погулять вышла! Наказать бы надо, но вы же вшестером, можно сказать мир спасли мой.
— Это как?
Она вздохнула.
— Как далеко ты убрела, ничего не помнишь. Напрягись, может, хоть страшилище вспомнишь?
Я посидела… смутно помню дельфинов, какой-то человек странный, никорослый, весь квадратный, я бы сказала, сильно умученный, куда-то его тащили… потом… меч какой-то деревянный… голова заболела…
— Ладно, давай немного передохнем, потом ещё попытаемся. Ты просто прислонись к моему боку и закрой глаза.
Потихоньку задремала и увидела себя, неподвижно лежащей на кровати, возле меня растянулся большой черный кот, а на полу сидел мужчина, прислонившись щекой к моей руке, он тихонько пел.
Негромко постучав, на цыпочках зашел какой-то шустрый мужичонка и стал шептать:
— Ить дочушка у меня родилася, по ведовским-от понятиям имя сразу надоть нарекать. А мои упёрлися, оба, Зинушей и больше никак, Величество, отвлекися, давай ужо с детишками сходим, дочушку ты наречешь, а? А тута, вон охрана побдит, — он кивнул на кота.
Тот со стоном открыл глаз:
— Сколько это я проспал?
— Да почти сутки, ланда велел тебя не будить, чем быстрее ты восстановишься, тем больше шансов, что дозовёмся мы.
— А, и правда, идите-ка вы, ух я ща оторвусь… негоже, чтобы слышал кто всякую ересь, а надо её разозлить, ух и полетят от меня клочки по закоулочкам. Но для пользы дела… на что только не пойдешь.
Все ушли, а кот, оглянувшись вокруг, подлез к уху и как заорёт:
— МЯУУУУ!
Я вздрогнула и проснулась, ухо точно не слышит ничего теперь, вот гад, точно урою!
Опять донесся дикий кошачий вой, я резко дёрнулась, и у меня в голове как бы лопнул пузырь, глушащий все звуки… ох… и тут на меня огромным валом хлынули воспоминания… кот, монстр, отлетающие охранники, Егорий с кипятком, дельфины… убегающие дети…
— ДЕТИ? — я подорвалась, — Лучик, Любава, Артёмка?
— Тихо, тихо, все живы и здоровы, кроме тебя, вспомнила, наконец-то! Давай-ка немного поговорим, потом уже к деткам вернешься. Видишь ли… — пантера помолчала, потом удрученно сказала, — это получился мой большой косяк. Примерно с год назад прибился к нам мальчик молоденький из тех, что иногда попадают в другие миры, и такой услужливый, такой желанный оказался, что все мои кошки были им очарованы, он же упорно добивался моего расположения. Ну а я кошка, кто погладит, тому и мурлычу. Не устояла… в ослеплении не замечала, что мальчик далеко не простой… Вот когда в доску разругалась с твоим котом, стала задумываться, да только опаздывала я конкретно уже. Кот, помнишь, ко мне в гости ходил? Так вот, он через день мне сказал: «Разуй глаза, ворона, тебя же внаглую используют!» Сначала отмахнулась, а через пару дней кот с ним сцепился, наговорил гадостей, я вступилась за «любовь всей жизни»… закончилось тем, что кот ушёл… Одна моя старая многомудрая Усса, не попавшая и не растаявшая от сладких речей, тогда ещё сказала мне: «Приглядись повнимательнее, кот иномирский, ему со стороны заметно то, чего не видим мы». Багира опять замолчала…
— Да… все мы крепки задним умом — сколько выражений твоего кота у меня в речи зацепилось… оказалось, что этот песчаный давно у сладкого мальчика был в услуженьи, струджей приволок мальчик, на самом деле, вышвырнутый из своего мира, пакостный демон… Истинная его рожа не имеет ничего общего с тем обликом, что был у нас. Ему просто надо было заиметь свой мирок, а я дура… В общем, не смогла я в тот момент вас защитить, когда струджи полезли, у нас наверху зачистка была, много, кого пришлось вместе с мальчиком развеять. У меня любовь, а он успешно моих девочек очаровывал и, скажем, вербовал. Самое смешное, что верными мне остались все те, с кем кот твой «пообщался», они дружно защищали меня… да коту я очень обязана, а он меня аферисткой обозвал. Вот ты боишься ошибиться, держишь Повелителя на расстоянии, а ведь он заслужил и уважение и любовь, не мучай его, определись уже.
Она прислушалась, затем засмеялась…
— Скажи этому наглецу, я его прощаю, а вот то, что он лепит сейчас тебе… убила бы! Да, скажи Повелителю, пусть не торопится с клятвами от чарфи, ланда должен провести обряд на древнем талисмане, талисман сам выберет того, кто достоин. Всё, я зализывать раны, устала, один морской блудник утомил, развел в море бардак. Я там два дня его по дну гоняла, теперь будет шелковым.
Мурлыкнув и лизнув меня в щеку, она исчезла, и тотчас услышала противный голос:
— Лежит она бедная, несчастная, вся такая нежить вампирская, я вот ещё не вспомнил, как…
Достал!!
И я сказала:
— Падла!
— Чего? — Возле уха озадаченно уже нормальным голосом спросил кот.
— Какая ж ты падла! — и ощутила на щеке влагу.
С трудом открыла глаза и увидела морду своего наглого, противного, но такого родного котищи, который, не мигая, смотрел на меня, а из глаз капали мне на щёку слезы.
— Хоть как назови, только не уходи больше! Я почему-то без тебя жить не хочу. Наверное, нет мне равных здеся по ехидству, только ты.
Я попыталась улыбнуться и провалилась в сон.
ДИМАНДАН. Подержав новорожденную малышку на руках и официально назвав её Зинаидой-Зиналией, умилившись её крохотным размерам, он передал её счастливой матери. Затем все дружно уселись отведать, что Богинюшка послала. Детки оживленно переговаривались, Артемий важничал — ведь у Лучика и Любавы не было такой маленькой сестрёнки.
— От, Величество, како бывает, ить ни разу ноне подзатыльника не огрёб, защищать сестричку грозится, ай и вправду повзрослеет? Ну, теперя пойдёт дело, от и Вирушка чижолая, ты токо Таши не говори, пусть ужо сюр-призом будет. Осталося Лукерию, как скажет Стёпка, отдать в хорошие руки!
— Батюшко, — Артемий позвал Антипу, — мы тута с Лучиком и Забавою удумали с дедом ландой для детишков ихниных игрушков послать, у нас же есть которые лишние!
— Величество, поддержи, нашу идею, — шепнул он Диму. — У меня папаня сердитый пока, согласится, — он хихикнул, видя изумленное лицо Дима, — да по-всякому я умею говорить, с ребятами как все, а ведовским со всеми ведовыми.
Потом Дим озадачил Антипу выбором ответственного ведового, для поездки на Крайний материк, чтобы все осмотрел и определил, действует ли там ведовская сила на местные жилища.
— Ой, Величество, сколь тама проблемов-от будет, но надоть помочь, у их же и мужиков совсем не осталося, ланда сказывал, только те, которые в мышах летучих сохранилися в подходящем возрасте, но они пока мало на что пригодные, днем совсем слепые, а ночью како делать, однова только… — он поперхнулся, увидев возле себя внимательно слушающего сына, — от ить беда, подрастёт чуток, отдам Громодану в обученье, ить как есть шпион растёт. Я за столь веков столь не знаю, сколь он за свои шесть почти годов!
На что умный сын выдал:
— Темнота ты, папаня! — и ловко увернулся от Антипиной руки. «Тёмный» папаня вздохнул:
— Я ужо смиряюся, пытаюся принять, как друган скажет — фи-ло-сов-ски.
Возле дома их ждал Пол.
— Что?
— Стёпку «падлой» обозвала и уснула.
У Дима враз отказали ноги, и он уселся прямо на дорожку.
— Папочка? — встревожено спросил Лучик, подбегая к нему и заглядывая в лицо. Он обнял сына, счастливо зажмурился — и выдохнул ему в макушку:
— Всё хорошо, мама поспит немного, а мы посидим возле неё, подождем!
— И нам можно?
— Да, только, сколько она будет спать, не знаю.
— Тогда, мы пойдем игрушки для чарфиков собирать, ой Тураз идёт!
По-быстрому взял у Тураза задумчивые задачи, пояснил, что совсем-совсем никак сегодня, игрушки надо разобрать, а завтра задачки подумаем.
У Тураза тоже имелись ненужные игрушки, он полетел в Магшколу, а утром следующего дня озадаченная Лукерия разглядывала гору игрушек, книг и других предметов, упакованных в разномастные свертки, но на всех красной краской было написано: «В дар, от Магвера!»
А сегодня в спальне слышалось тихое, но размеренное дыхание спящей Зинуши, лицо бывшее мертвенно-бледным, заметно порозовело. Детки, взявшись за руки, долго смотрели на мамочку, потом, поцеловав её, тихонько ушли.
Кот попросился с Лучиком.
— Как проснётся, мне прилетит во всю харю. Я, как бы, не боюсь, но остерегаюсь, ты уж, Величество, сам тут управляйся. Буйные бабы — это похлеще урагана, а я всякую пургу нёс ей в ухо, да и орал как мартовский… Короче, я весь такой самый тяжелый в мире больной, за мной догляд нужон, удаляюся!
Дим по привычке уселся на пол, прижался щекой к руке и бессовестно уснул. Измученный бессонными ночами и безрадостными мыслями, сейчас он, зная, что Зинуша просто спит, как-то разом вырубился, и не проснулся, когда рука тихонько поползла из-под колючей щеки, а потом стала его гладить по голове.
Проснувшаяся Зина вглядывалась в заметно исхудавшее лицо, запавшие глаза и улыбалась, пока Дим не дернулся во сне и, ещё не проснувшись, потянулся к её руке, которая почему-то не находилась.
Он резко вскинулся и увидел смотрящие на него зеленые глаза. Оба молчали, и было это молчание совсем не тягостным, а наоборот, объединяющим, они говорили глазами, тянулись друг к другу, не делая ни одного движения.
Наконец, Зина хрипло попросила:
— Водички бы!
Приподняв её и положив ей за спину подушки, Дим напоил её, и опять сел на пол, устроив щёку в её руке.
— Как дети?
— Сегодня уже радостные, было тяжко всем, восемь дней такое выдержать, боялся за Лучика, у Любушки слезами всё выходило, а малышок в себе копил, только два дня назад расплакался ночью, а потом вместе со мной уснул и приснились ему братики — дяденьки, сказали, что маму к нам сюда отправили, вот они и ждали.
— Так хочу посмотреть на них, но голова кружится.
Дим поднялся, открыл двери, чтобы пройти, и аккуратно взял Зину на руки.
— Ты совсем как перышко стала.
В детской посапывали детки, и спал возле Лучика, как убитый, кот.
Посадив её на кровать, Дим отошел, она долго смотрела на деток, погладила их и потом тихонько сказала:
— Спишь, падла в ботах, пушкой не разбудишь? — у кота дернулось ухо, но он «спал», — я тебе припомню речи громкие… Пойдем, а то деток разбужу с этим… — и уже на пороге комнаты услышала тяжкий вздох…
— Вот и спасай их после этого… — чтобы кот да смолчал?
ЗИНА.
— Дим, я потихоньку в душ пойду, сможешь постель поменять?
Дим чмокнул меня в нос.
— Осилишь? Слаба ж ты ещё?
— Надо смыть с себя всю эту… — выложила ему белье и побрела в душ. Там долго просто стояла под струями, становилось легче и уходили вместе с бегущей водой болезни, тоска и негатив. После душа, ощущая прилив сил, пошла в комнату. Дим дремал сидя в кресле возле кровати, а из окна торчала морда Зятя, он косился на Дима и тихонько всхрапывал. Я чмокнула его в нос. — Спасибо, милый!
Мне в щёку выдохнули с облегчением.
— Завтра, если не побоишься, переходом отправим тебя к Муське! — И опять Зять ободряюще фыркнул. — Иди спать, все хорошо!
Сняла покрывало подошла к Диму.
— Осунулся ты как, Повелитель! А вот надо было выбирать из своих, — еле слышно сказала я, но ведь услышал:
— Какие свои мне таких детей бы подарили? У нас в мире очень редко двойни, да такие сильные магически рождаются, нет уж, я лучше с приключениями, — он опечаленно вздохнул, — никуда меня от вас уже не денешь.
— Давай-ка, милок, в кровати поговорим, ты умученный, да и я пока нетвердо стою на ногах, не бойся, приставать не буду!
— А если я?
Я засмеялась.
— Спорим, что через несколько минут отрубишься? Только вот, волосы мои мокрые, их же час сушить надо!
Дим провел по волосам рукой, они мгновенно высохли.
— Как скажет Степка, кой чего могём! Садись, я тебе косу заплету!
— А косы-то как научился плести?
— Любава каждое утро заставляла плести косички, она ж теперь для Дара волосы отращивает. Пристала к нему, какие волосы больше нравятся, он, не подумав, сказал, что длинные, ребёнок целый день ходил, сопел, а потом всех оповестил, что отращивает волосы. А косички пока ещё с мой палец, только Лучику и папе доверяем. Лучик вот и показал, как их плести, — за разговором Дим ловко расчесал и заплел мои волосы.
— Знаешь, сколько я мечтал вот так хотя бы дотронуться до твоих волос? Пожалуйста, выслушай меня, раз уж пошли такие разговоры!
— Выслушаю, — я толкнула его на кровать и пристроилась у него на плече. Наглею, но пока так удобнее, сделаем скидку на моё полудохлое состояние.
Он пристроил подбородок у меня на макушке:
— Ты права, спать хочется неимоверно, одно я знаю точно. Вы — всё, что у меня есть самого дорого, и я загрызу любого, кто посмеет сделать вам даже неприятно. Пока ты там была, я больше всего жалел, что не успел сказать тебе всего, если совсем коротко, то помнишь, ты мне напела песню?
— Которую?
— Звездочка моя ясная! Подпишусь под каждым словом. — И отрубился.
Я несколько минут прислушивалась к его дыханию — непривычно. Сколько помню, рядом только детское да кошачье сопение было.
Утро началось с поцелуев с двух сторон и горячего шепота:
— Мамочка, ты уже проснулась, уже не будешь так долго спать? Тихо, Любава, не толкайся, пусть папа спит, а мамочку мы уже разбудили.
— Солнышки мои, — я сгребла их в охапку.
От вида сиюящих восторгом глазёнок стало неприятно внутри — как я могла про них там, в тумане, забыть?
— Давайте потихоньку пойдем на кухню и там пошушукаемся, пусть папа спит, — «спящий» папа с трудом сдерживал улыбку.
Поцеловав папу, пошли на кухню, и пока я готовила завтрак, вывалили на мамочку ворох новостей:
— Мы так по тебе скучали, все были грустные. Антипа даже рыдал возле Стёпки, деда Поля стал как… как… держидерево… его Стёпка так обозвал. А Зять бегал в какой-то… забыла… ну, в другую страну… принес травку на пузе. Дядя Тахирон её оторвал, и Зятю было больно, а потом ему все залечили, а он к Муське не идет. Антипа сказал, что ждёт, когда ты проснешься, а Муська там одна с лошадёнками, ой не… там же Кузема. Ой, мамочка, «самая главная радость случилося — у Артемия-ить сестричка родилася», назвали как тебя, Зинушей, папочка её так назвал и на ручках держал.
— Артёмка теперь нос задирает, у нас-то сестрички или братика нет, — вздохнул Лучик, — зато мы собрали игрушки для чарфиков маленьких, дедушка старенький — ланда, сказал, что они бедные-бедные. А дедушка ланда маленький, с меня ростом, но какой-то шаман, а Стёпка с ним ругался, а ещё, когда спал долго, он матерился, а деда Поля велел не слушать, а чего, мы давно это всё слышали уже. А котики каждый день у окна сидели тихо-тихо.
Стукнула входная дверь и в кухню ввалился Пол — весь зеленый, заросший, с повылазившими повсюду сучками — осторожно обнял меня и всхлипнул:
— Дочка, еле дождался!
— Пол, ты ж ребятишек обдерешь своими сучками, ты прямо саксаул!
И тут Пол неприлично заржал:
— Вот она, ехидность иномирская, один держидеревом обозвал, вторая саксаулом, чё это такое?
Рассказала про саксаул и аксакала — смеялись все, на смех появился папа.
Едва сели завтракать, один за другим пришли:
Арди (у деда Арди всё время дергалась щека, сдал его Лучик),
Антипа (ить как в воду смотрел ланда), и бочком, охая и стеная, вполз кот.
Все замолчали, с интересом глядя на нас. Кот задрал моську:
— Можно подумать! Я что должен был делать, если тебя куда-то понесло не в ту степь — вот и пришлось кошачьи любовные песни вспомнить, простыми-то я бы не докричался, про любовь же пел!
— Да, от твоих песен скулы сводило, и хотелось тебя прибить, — выразил общее мнение Дим.
— Во! — кот поднял лапу кверху, — иди ужо, обнимемси и мировую выпьем! Я старый, больной, ранетый в жестоком бою. Ты, правда, тоже, но, моей заслуги, несомненно, больше. Да, я знаю, что от скромности не помру! — видя, что я смеюсь, котика понесло. Чтобы заткнуть фонтан красноречия, взяла его на руки, и тут котище всхлипнул и, обняв меня за шею, уткнулся мордой мне в ключицу.
— Честно если, говорю один раз при всех — я для себя решил, если не вернешься, уйду к тебе. Вот, можешь считать это публичным объяснением в любви!
— Ну, после твоих песен, об этом, похоже, весь Унгар в курсе.
— И ты ещё спрашиваешь, в кого я такая ехидна? — повернулся кот к Антипе, — я не буду показывать когтем, я покажу всей лапой.
— Кот, а что за травку Зять тебе принёс?
— Эликсир кошачьей жизни, аналог нашей валерьянки, сильна травка, мертвого поднимает, наша земная послабее будет!
— Смотри, подсядешь на неё, наркошей станешь!
— Станешь с вами, когда дедок всю экспроприировал, «для нужд страдающих чарфи», — процитировал он, — они её рьян-травой зовут, там какие-то мыши в мужиков превратились и, похоже, для усиления мужской силы она и нужна. Ну, типа нашей Виагры что ли. Я-то без стимуляторов обхожусь, а там что за мужики, не видАл!
— От ить како тебя с радостев заносит, а я и рад, лучше тако болтай, чем когда в лёжку лежал — мне без тебя, корефанище, жисть не мила казалася! Ты ить под шкуру с когтями влез ко мне, а и противный, а нужон! Зинуша, надоть ить тебе на дочушку, како и ты поименованную, глянуть, заведено у нас тако!
— Како, тако, — передразнил кот, — придём ужо!
— Ты потом мне про энту Виагру обскажешь, без ребятишков, для интересу и расширения… энтого… а, кругозору.
Как всегда, с грохотом влетел Таши и закружил меня, а когда поставил, рядом оказался дедок мелкий, типа нашего чукчи, узкоглазенький и весь такой, как из пергамента.
— Здравствуй, дедушка! — я поклонилась ему, — спасибо тебе, что помог к ним вернуться!
Дед хитренько улыбаясь, сказал:
— А хозяйка-то твоя повоспитаннее будет, уважительная!
— Ну, мы академиев не кончали, самообразованием занимались, дипломов не имеем!
— Дай-ка я на тебя повнимательнее погляжу, — дедуля подошел совсем близко, — нагни-ка голову ко мне, — сухими ладошками провел по вискам, — так… так… славно, через пару дней будешь совсем здорова, только вот душеньку надо подлечить, ну да я Величеству уже говорил. Величество, я было совсем собрался сегодня уплывать, так твои лиардийцы как с ума сошли, натащили горы всяких вещей для чарфи, а уж игрушек и детского, у нас и детишков-то столько нету.
— Ну, мужики-то появились, мышиные, чай столько лет без баб, поди, прирост населения скаканёт выше крыши, — кот вступил в разговор, — ты дед, крестить замучаешься, или чего там у вас в таких случаях бывает.
— Да с мужиками не всё просто, у них теперь зрение не скоро восстановится, днем-то при светиле, не видят они ничего, а сиднем сидеть тоже не хочется, в человечьем-то обличье много дел и задумок, рвутся на свет, а как бы слепнут, у них столько времени ночной образ жизни был.
— У нас в таких случаях носят затемненные очки!
— Ну-ка, обскажи мне про эти очки?
Принесла свои, бережно хранимые, земные — здесь у светила лучи были более щадящие, и очки были как земная реликвия.
Таши мгновенно просёк:
— Можно стекла вставлять, вместо этого твоего пластика, а окантовку из тонких металлических трубочек. Ланда, пару дней подождешь? Сколько у тебя таких мужиков?
— Восемнадцать. Величество, можно ли в вашу школу послать несколько детей, способных, я походил по столице, попечалился, как далеко мы от вас теперь, а ведь когда-то были могущественным народом! Сами виноваты, но пока я ещё скриплю, хотелось бы народ свой увидеть воспрявшим.
— Да, забыла, Бастика велела вам с клятвой не торопиться, сказала провести обряд на каком-то талисмане, он должен сам выбрать кому.
— Значит, все же талисман? Подготовимся, тогда пришлем вестника.
— Таши, можно ли зятя в Тилью провести переходом, там же Стёпкина Муська с ума сходит?
— Я тоже схожу, Мусечка моя — умнейшая детка, а и внуков навещу.
— Ты же только что умирал?
— Встряхнулся, собрался, «старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути», — пропел кот, — да и заодно посмотрю твою березку, и чего там с храмом этой… Богинюшки.
Ланда покачал головой:
— Богинюшка не ошиблась, когда вас сюда затянула, я смотрю, сколько много пользы от вас нашему миру!
— Ага, он ещё и крестиком вышивать умеет и на гитаре…
— Хорош, перехвалишь!
Разбежались кто куда, мы с детками пошли к Антипе — там опять были слёзы от радости, Косик, пришедший поздравить с новорожденной, долго обнимал меня, шепнув:
— Как же мы все тряслись и переживали, весь Лиард в храмы ходил, молились за вас.
— Лиард-то здесь причём?
Он пояснил, что если б не мы, последствия были бы ужасными.
— Тогда Стёпка точно кроме енерала ещё и национальный герой.
— Мода на кошек, особенно черных, зашкаливает, — он засмеялся, — сейчас во всех странах черные котята дорого стоят, у всех отцом числится наш кот, даже в Мачоре и Рудии, где он и близко не был.
— Секс-гигант, однако!
Малышка-тезка была совсем крохотная, вся такая миниатюрная.
— Ить, Зинуша, и вам тако же надоть с Величеством народить ещё, энти у нас уже дюжеть самостоятельные. Любаву хоть сейчас замуж возьмут, и мой-от прохиндеюшко в шесть лет жениться горазд, а и захиреет род наш ведовской поди, Вирушка, Коська все ить перемешались, чисто ведовская пара только у меня! Лукерия вот, поди, найдет себе тоже не ведового, опечалисся тута.
— Антипа, может, магам стоит выяснить останется ли ваше ведовское умение у деток от родителей разных национальностей-народностей? Если да, то совсем хорошо.
— А ить и правда! Точно, с зятя не слезу!
Дома удивил Лучик. Едва зашли, побежал в игровую, принес два больших листа с нарисованными на них… моими сыночками… оба, как живые, с улыбкой смотрели на меня. Слезы побежали сами.
— Лученька! Ты ж их не видел… как же это?
— Я же тебе говорил, они мне приснились и говорили со мной, когда я… — он замялся, — когда я пищал… без тебя, а папа меня как раз на руках держал, тогда они и приснились, сказали, что любят нас и гордятся нами! А Любава их не видела… надо же братиков ей увидеть. Они такие дяденьки, а нас называли мелкие.
— Сыночек, — я расцеловала его, — ты большая умничка!
Любава долго-долго смотрела на них, печально сказала:
— Может, и мне приснятся, я же у тебя одна девочка… мамочка у них губы как твои, и Митюшка смотрит как ты, расскажи нам про них ещё.
Так и застал нас Дим, сидевших втроем на диванчике, тесно прижавшихся друг к другу.
— А чего мы печалимся?
— Нет, папа, мы взрослые, серьёзные разговоры говорим, — оба вскочили и повисли на нём.
— У меня несколько новостей, говорить?
— Да, да! — запрыгали оба.
— Нас пригласили на следующие выходные в Мачор, там у них будет Праздник Плодородия, а ещё все барсовые хотят видеть невесту Мстидара, и, конечно, Лучика, как пойдем?
— Конечно, конечно!! Ещё нас ждет тётя Саль, на побережье постоянно появляются дельфины, большие без деток, и свистят. Лучик, ты их понимаешь, надо бы их послушать. Если маме тяжело видеть море, то втроем соберемся на денёк.
— Я подумаю, но, скорее всего, нет, мне пока трудно.
— А теперь у меня есть что-то вкусненькое, и пошли чаевничать!
Долго чаевничали, удивительно, как никто не ввалился, обычно вечером кто-то да приходил.
Спать пошли с папой — расспросов про Мачор было много, я ж там не была, а папа несколько раз. Угомонились не скоро, я же сильно мандражировала, наверняка будет непростой разговор, но похоже, Зина, пришло время выбора…
Дим взял рисунки Лучика.
— Похожи?
— Да, один в один, он даже сумел хитрый взгляд Данюси углядеть.
— Расскажи мне о них, я не знал, что у тебя там были дети.
Долго сидели на веранде, разговаривали, смотрели на закат светила, вышла одна луна, вторая где-то зависла, но вот и вторая появилась. В свете двух лун деревья казались сказочными, и где-то неподалёку пела одинокая ночная птица.
— Зина, ты же знаешь про обруч? Он обычно просто парит в воздухе, не подавая, скажем, признаков жизни. Когда появляется настоящая пара для Повелителя, он начинает потихоньку раскачиваться, а потом раздается мелодичный звон, слышный очень далеко. Я сам не видел такое — Тахирон говорит, что когда обруч полностью просыпается, об этом узнает весь Лиард. Меня уже лет десять пытаются женить, планировался политический брак с наследницей Рудии, но обязательным условием всегда является принятие невесты обручем, её он не принял. Все это время он был неподвижен, потом были и конкурсы — съезжались самые красивые, я сначала выбирал кого-то, приводил к обручу, а потом стал приводить всех претенденток сразу — тишина. С недавних пор он оживился, начал раскачиваться, потом, когда ты была в коме, замер. Тахирон пообещал отрезать язык тому, кто сболтнет про это, мне не сказали… Сегодня обруч заволновался и сильно… Ты сходишь со мной к обручу? — выстрелил он. — Подожди, не отвечай сразу… Когда я увидел детей… то, что было потрясение, понятно, но было и много злости на тебя, на этих интриганов… Потом подумалось, что ты, прости, очень хитрая дама, создавашая видимость, что я не нужен тебе, но из-за детей снизойдешь. Ещё меня бесило, что возле тебя было много мужиков, в друзьях женщин совсем не наблюдалось, мыслишки всякие подозрительные лезли. Ладно, мои, но Кузема, Юллис, кмет Тильи — все говорили о тебе с восторгом!
— Хмм, это не те поклонники. Вот был местный ловелас, что меня в рыгаловку местную под оригинальным названием «Отдохни», переделанную в «Сдохни», приглашал винца отведать, в первые же дни нашей жизни в Тилье, только не сложилось, а потом котишки за сплетни обо мне его каждый день метили, и пришлось бедолаге уезжать изТильи.
— Где он сейчас?
— Где-то у Громодана, он как раз тех змеек и подкинул нам.
— Надеюсь, получил, что причитается. Так. Потом Таши меня чуть не прибил за тебя и рассказал про роды, я ошалел, начал присматриваться. Приятно удивило, что ты спокойно восприняла мое общение с детьми, бесило, что ничего не просила, и не пыталась проявить хоть какой-то интерес. Вежливая, равнодушная со мной, и такая отзывчивая и веселая со всеми остальными. Ты знаешь, что Юллис без ума от тебя?
— Пройти за короткое время путь от неизвестного подмастерья до известного швея, обычная благодарность, не более.
— Вот, ты как птица, что у вас водится, голову в песок прячет, Стёпка говорил, забыл, как называется.
— Страус.
— Именно, просто не хочешь видеть, что тебе не нужно. На торжестве Косика то, что я не равнодушен к тебе, быстрее меня поняла эта ненормальная, оказывается, с детства влюбленная в своего кумира, девица, вот тогда я до трясучки испугался!
Он как-то ловко ухватил меня за руку, мгновение — и я у него на коленях.
— Вот так ловчее, — он уткнулся мне в макушку, — был очень неприятный разговор с Эффирским Повелителем, он, кстати, положил на тебя глаз.
— Как положил, так и забрал, не люблю слащавых и масляных мужиков, мне одного бабника хватает.
— А каких ты любишь?
— Нормальных, надёжных.
— Вот тогда и понял, что давно попал и пропал, признаюсь, — он хмыкнул, — у нас целый заговор образовался, как тебя убедить, что мы должны быть вместе, что я не мыслю своей жизни без вас.
— И возглавил заговорщиков небезызвестный мне Степан? А эти все интриганы приняли посильное участие?
Дим рассмеялся:
— И ещё Лучезар с Любавой. Они перед сном постоянно спрашивают, когда же я не буду уходить, и утром можно будет меня будить и щекотать?
— Обложили со всех сторон, ну, ладно, эти все, но Арди-то, серьёзнее всех и пошел на поводу у афериста-кота! Ну, вот что с ним делать? Выкрутится, вывернется, меня во всём обвинит, достал!
— Я вашу любовь-нелюбовь долго не понимал, а когда увидел, как он дерёт монстра, а потом, очнувшись, постоянно лежит возле тебя, восхитился. Он на тебе и детях помешан просто, как и я тоже. Я сейчас, как юнец прыщавый тащусь от того, что ты рядом, и могу тебя обнимать!
— А может обруч ваш не примет меня? Дим, я очень боюсь оказаться тебе не нужной, ну, какая из меня достойная супруга для правителя, я ж не того воспитания, зачем тебе, чтобы над тобой посмеивались из-за мезальянса? — как-то жалобно получилось у меня.
— Милая, так не ты для окружения, оно для тебя. Как ты захочешь, так и будет, мне фиолетово, что и как, лишь бы ты была рядом. Я всю оставшуюся жизнь хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, твой кот шикарное четверостишье прочитал как-то: «Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться!» Поверь мне и себе тоже, что всё у нас сложится!
Он развернул меня к себе и острожно, невесомо начал целовать щеки, глаза, уголок губ, приговаривая, — не хочу и не могу больше быть без тебя, без деток.
Я погладила его по щеке.
— А как же любовницы, фаворитки?
— Ну, если найдется такая, то пусть Стёпка раздерет мне лицо, милая моя звездочка, ведь «энтот прохиндей» половину БКС задействовал шпионить за мной ещё с тех дней, когда Лучика спасали. Я не умею сладкие речи говорить, когда увидел тебя там, в бухте… уверен был, что жизнь закончилась! Одна мысль в голове крутилась, что не успел тебе сказать, как ты мне нужна!
Теперь уже я начала его целовать и получила взамен сначала нежный поцелуй, а потом у нас, похоже, перемкнуло, как-то так, не отрываясь, добрели до спальни, я только и успела сказать:
— Дим, дети услышат!
— Я поставил полог тишины.
И всё, не помню, куда и как улетела одежда, остальное какими-то урывками. Вот я осторожно глажу шрамы, с восторгом и предвкушением дотрагиваюсь губами, до чего могу дотянуться, тут же теряюсь в вихре его рук и губ…я отдавала и получала, горела и плавилась, взлетала ввысь — всё было пропитано бесконечной нежностью и желанием раскрыться и отдать всю себя до самого донышка, каким-то шестым чувством ощущая, что это именно то, что должно быть — единение тел и душ. Потом я потерялась, казалось, что ещё вот-вот, и я перестану быть собой и стану миллионами частичек, ярких и легких… и, взлетев в поднебесье, взорвалась… и родилась вновь, как сверхновая звезда!
— Вот что значит пребывать наверху блаженства, — хрипловато прошептала я, уткнувшись Диму в грудь, тот выглядевший каким-то потрясенным тоже хрипло сказал:
— Не знал, что может быть так прекрасно, надеюсь, теперь поняла, что мы созданы друг для друга?
Уснуть удалось только под утро, которое наступило почему-то очень быстро. Набросив на себя халат, пошла приготовить завтрак — детки сегодня шли в школу, Дим обняв меня со спины целовал в шею:
— Мама, папа, вы наконец-то жениться будете?
Покраснев, повернулась к Лучику и, глядя в серьёзные зеленые глаза, только и сказала:
— Да!
— Юху-ху-ху! — подпрыгнул мой серьёзный мужичок и полетел к нам, обниматься, тут же прибежала Любава, я потрясённо смотрела на радующихся детей — а ведь таилась гаденькая мыслишка, что будут они ревновать меня.
— Мамочка, мы с папой всё время секретничали и говорили, а вот когда мамочка созреет, и станем мы жить вместе, Стёпка давно говорил, чтобы мы дали тебе созреть, а на свадьбу мы тебе самое красивое платье придумали уже, и папочке костюм и нам всем, — тараторила дочка.
Дим ласково погладил её по голове:
— Все наши секреты рассказала!
Та, прищурив один глаз, сказала:
— А женитеся вы, секретов уже нету, и давайте скорее нам сестричку или братика рожайте, чтоб Артёмка не важничал!
Ушли в школу радостные, Дим потащил меня в спальню.
— Величество, тебе разве государственные дела решать не надо?
— Моё самое важное государственное дело на сегодня — полностью заклеймить и залюбить одну весьма недоверчивую иномирскую женщину, на которую, как скажет Стёпка, озабоченное Величество семь месяцев пускал слюни.
Наивный повелитель, есть же кот, которого как в умножении всегда надо держать в уме.
— Ребятишки мои, вы всё утрясли? Дим, дай лапу, красава, у меня бы сил не хватило на такую долгую осаду. Надо признать, положа руку на сердце, что таких упрямых у меня и не было. Чё лыбисся, я б тебя и не выбрал в спутницы никогда, ты для меня типа Дуськи в кошачьем женском понимании. Правда, Дуська ещё дурее! Ладно, ладно… я очень рад, что тебя пристроил в надежные руки и объятья, пожалуй, Дим самый оптимальный вариант для тебя, не бухти, иди, папа благословит тебя!! А кто ж я ещё? Будя! Если без подначек — счастлив, наверное, это была моя самая давняя и почти невыполнимая мечта! Так, значицца…э-э-э хватит обниматься, она ещё не совсем здорова, ты мне её замучаешь, а у нас ещё много дел, лучше прислушайтесь, ничего не слышите необычного?
Мы прислушались, какой-то звук лился сверху, типа перезвона маленьких колокольчиков, я бы назвала это малиновым звоном.
— Так что одеваемся, прихорашиваемся, забираем деток и чешем к обручу! Меня, меня сначала надо прихорошить, не могу же я появиться на людях в раздолбайском виде!
Кого из нас к обручу должны вести? Похоже, Стёпку. Он вредничал, ворчал, заставил чесать его второй раз — не понравилось, как шерсть уложена, перемерял кучу бабочек, пока я не заорала, что выкину в окошко, не угомонился. Потом придирчиво выбирал наряд и причёску для меня, вот тут уже я упёрлась — пойду в чём хочу, опять бухтел, — хорошо, что пришли дети из школы, перекинулся на них.
Кота своего не узнавала совсем, пока Лучик не шепнул:
— У него одно волнение внутри, он переживает!
Дим, получивший свою порцию критики, только головой покачал:
— Надо же, кот, как заботливая мамаша!
За всеми этими сборами не заметили, как звук стал намного громче, напоминая перезвон колоколов в моей России, на Пасху, только звонили все так же нежные колокольчики.
Пришел наряженный в свою ведовскую рубаху, торжественный и важный Антипа:
— Ить все ждут, Величество, Унгар на чуду настроилсси, ить великая благость случится, обруч-от запел всё громче! Я от от Юльки принёс наряды, чай не зря всем миром решали како вас нарядить, одевайтеся!
Платье цвета… морозного инея на солнце — больше ничего подходящего не нашлось в моем понимании, с разрезом от бедра, с большим, затянутым шнуровкой, вырезом на спине, и рубашка для Дима из такой же ткани. Оказалось, энти интриганы давно всё приготовили для нас и для деток.
— Ить и не сомневалися, что тако будет! Ай, славно как все смотритеся!! Пошлите ужо, обруч, вон, надрывается, заждалсси, столь долго ждал, от и отрывается ноне перезвонами.
Выйдя на улицу, опять впала в ступор — по бокам дорожки, ведущей к калитке, по линеечке сидели БКС, у каждого на шее бантик в цветах лиардского флага. Едва завидев нас, Вася, сидевший немного впереди, мявкнул, и эти… шпионы дружно подняли одну лапу к уху, как бы отдавая честь, растрогав меня до слёз.
— Спасибо, котики, — поклонилась я им, получив в ответ дружное — «мяв! мяв! мяв!»
Охрана из «Когтей», невидимая в обычные дни, стояла при полном параде, навытяжку, с улыбками!
За калиткой у перехода с большим букетом стоял «гроза всея Лиардии» — Громодан, вручив мне букет, сказал Диму:
— Всё готово, Ваше Величество! Весь Унгар ждёт!
Переход настроили во дворец, на выходе из него, оптяь же, сплошной шеренгой стояли знаменитые «Когти», и под их одобрительный гул мы пошли к этому неведомому обручу, песнь которого стала ещё громче. Впереди, кто бы сомневался, важно задрав хвост и с высокомерным выражением на морде, выступал котище, за ним, взявшись за руки, шли наши любимые детки, тоже очень торжественно-взволнованные, затем важный Антипа и замыкали шествие мы с Диманданом. У входа в помещение с обручем стояли наши интриганы, принаряженные и сияющие, — были все, Арди, Пол, Таши с Вирушкой, Косик с Ниталь, Саллия с Элефом, Агриппушка с надутым Артемием, Нархут, Кузема с «детишками». Я взяла за руку Артемия и подтолкнула его к Антипе, ребёнок расплылся в счастливой улыбке. У дверей все остановились и расступились — мы с Димом должны войти первыми, и, дружно выдохнув, мы пошли. За дверьми оказался огромный зал с узенькой дорожкой посередине, выложенной каким-то необычным камнем, ведущей в центр зала. Едва мы зашли, дорожка засверкала, как бы приглашая пойти по ней. Пошли, взявшись за руки и напряженно глядя вперед. В центре зала дорожка завершалась небольшим кругом, а вверху, строго посередине этого круга переливался, медленно крутясь, гигантский обруч, от которого разливалось нестерпимое для моих глаз сияние, и раздавался уже как бы торжествующий звон! Едва мы приблизились к центру круга, этот гигантский обруч стал медленно снижаться.
— Мама, это же колесо, оно ж раздавит! — в панике подумала я, Дим ободряюще покрепче обнял меня за талию. Этот обруч-переросток плавно спустился, и мы с Димом оказались в этом обруче. На мгновение настала оглушающая тишина… затем обруч начал плавно крутиться вокруг нас, сначала медленно, потом быстрее, от него полетели в разные стороны разноцветные искорки, я ещё успела увидеть, как восторженно смотрят на это мои дети, оказавшиеся на руках Мстидара, а потом эта многоцветная метель скрыла нас ото всех. Мы стояли в центре метели, ощущение восторга зашкаливало, опять появилось чувство, что и дышим, и думаем одинаково, я сильнее прижалась к теперь уже точно, самому родному и единственному из мужчин, человеку. Метель же, кружась по кругу, поднималась все выше, закручиваясь в спирали у потолка, достигнув верха, метель как бы раздвинула потолок, и весь этот сверкающий фейерверк устремился в небо… Был слышен оглушающий рёв — это вопили в восторге собравшиеся на площади перед дворцом люди. Сколько мы стояли в этом сказочном круженьи, не знаю, — то враз обруч загудел и пошёл наверх, мы с удивлением увидели на коже рук одинаковые рисунки, точь в точь повторяющие рисунок обруча, и услышали восторженные вопли набившихся в зал гостей, которые плотно обступили центр, но дорожка оставалась пустой — как потом пояснили, на неё могли вступить только Повелитель с парой.
У самого края дорожки стояли Верховные маги и какая-то женщина в белом одеянии. Едва мы подошли, она заговорила… в наступившей тишине её голос разносился по залу, усиленный же магически, был слышен на площади, до отказа заполненной людьми:
— Властью, данною мне Богиней нашей, Бастикой, объявляю вас истинной парой! Да пребудет с вами и вашими потомками свет и тепло вашей истинной, вечной и большой любви! Да сохранится нежность и бережность в ваших душах и сердцах! Счастья вам, храните и оберегайте вашу любовь!
После этих слов она накрыла наши склоненные головы какой-то тканью с изображением Бастики в виде женщины, что-то слегка укололо скулу у правого глаза, опять по залу пронесся восхищенный вздох.
— Богинюшка явила свою милость! Отметила вас своей благодатью, цените, уважайте и берегите друг друга! — добавила жрица Бастики и поклонилась нам. Мы с Димом удивленно уставились друг на друга — на месте укола на коже серебрилось миниатюрное переливающееся изображение пантеры, этакое иномирское тату. Следом за жрицей Богинюшки Верховный жрец Лиарда — Тахирон выступил вперёд и произнёс:
— Закрепляю вашу избранную и освященную пару магически, многия лета! — И водрузил на наши головы небольшие короны, легкие и сверкающие.
Затем Повелитель Лиарда, Его Величество Димандан Лиардийский, громко и чётко произнес:
— Принимаю тебя, Избранная моя, сердцем и душой, буду с тобой и в горе и в радости, буду любить тебя и наших потомков, пока бьется мое сердце!
Дрожащим от волнения голосом повторила за ним слова клятвы и добавила от себя:
— …и в гладе, и в хладе (голоде и холоде), и в горе, и в море (горестях и болезнях) — я навечно с тобой!
Опять послышался восторженный рев с площади, прозвучала чёткая команда, «Когти» мгновенно перестроились, и образовался коридор с выходом на площадь. Дим, подхватив меня на руки, вышел на большой балкон и, дождавшись тишины, сказал.
— Народ Лиарда, представляю вам мою семью: Избранная моя, единственная и горячо любимая Зиналия, — он, нежно поцеловав, поставил меня на ноги, я низко поклонилась людям, Дим же продолжал. — Мой Наследник, Его Высочество Лучезар — мой сын, — он высоко поднял счастливого Лучика — в толпе установилась тишина, потом её нарушил женский возглас:
— Какой хорошенький. Вылитый папа! — и опять площадь восторженно закричала.
Переждав восторги, Дим точно также высоко поднял Любаву. Толпа разом охнула.
— Её высочество Любава, будущая княжна Мачорская и её жених Мстидар Мачорский, — он передал Любаву Мстидару.
— И наконец, самый лучший, горячо любимый и единственный в мире говорящий кот — Степан Андреевич!
Кот, естественно, не подкачал. Сидя на руках у Дима, эта зараза посылал воздушные поцелуи, народ смеялся и ликовал.
Напоследок Дим сказал:
— Отныне, этот день объявляется праздничным — назовем его: День Избранницы! Пусть каждый, кто ещё не встретил свою избранную — встретит, кто уже нашел, ещё раз отпразднует в этот день. Сегодня же всему Унгару выставляется праздничное угощение, будут праздничные представления по всему городу, а вечером фейерверк!
— Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали, — прокомментировал Стёпка.
Поклонившись всей, теперь уже полной семьёй, пошли во дворец, где ждали, собравшиеся на торжество, самые близкие, а также знать и представители других стран. Все энти интриганы сияли, как начищенные пятаки — Таши протянул на небольшом блюде две коробочки:
— По-вашему обычаю, подтвердите свои клятвы, — узенькие, затейливо изукрашенные мелкими, похожими на наши брильянты, только бледно— голубыми камнями (когда бы мне иномирские драгоценные камни запомнить было), в средине у одного черный камушек, а у другого, побольше, зелёный, колечки отдаленно напоминали обручальные.
— А цвету-от разного, штоба, значицца доглядывали друг за другом, а и заскучаешь когда, а глаз-от родименький тута, на руке. Мы тако порешили все!
Примолкли, наблюдая, как мы обменялися энтими необычными кольцами, а потом дружно захлопали.
— Мамочка, какие у вас с папой Багиры красивые на лице, а у меня с Даром тоже будут?
Папа улыбнулся:
— Скорее, маленькие барсики будут!
— Когда уже я вырасту?
— Сыночек, а ты что молчишь?
— Мамочка, у всех наших внутри так красиво, а вот тот дяденька плохо думает, — шепнул он мне на ушко, но кошачий слух не подвёл — мгновение, и возле того товарища появились два котика и вынырнувший откуда-то Громодан.
— Всё, дело в шляпе, — мурлыкнул кот.
Пока принимали поздравления — утомилась, Мстидар с детишками пошли переодеться, а потом в парк, я же мечтала только об одном — прилечь.
Дим шепнул:
— Милая, потерпи чуток, первый танец наш. А потом домой.
Конечно же, первым был вальс, мой самый обожаемый танец, танцевали только мы, я была пушинкой, вот-вот и взлечу, надежные руки, однако, держали крепко и бережно (непривычно так, но приятно!)
После танца подлез кот:
— Зелененькая моя, валите уже домой. Я за вас, так и быть, поотдуваюсь, а то не приведи… тьфу-тьфу… опять кошачьи любовные петь придется!
— Прошу всех гостей нас извинить, все знают, что моя супруга третий день как пришла в себя, пока полностью не восстановилась, поэтому мы вас покидаем, Степан любезно вызвался нас заменить, думаю, никто не будет в обиде. Вас ждёт много интересного!
На каком-то возвышении уже восседал кот и, кивнув Косику, который держал в руках местную гитару — когда только успели!
— Маэстро, пожалуйста! — запел:
— «Обручальное кольцо-о-о-о», — энти интриганы дружно подхватили припев, вот ведь… редиски.
— Уфф, ну, не публичный я человек. Меня так утомили эти взгляды, рукопожатья, ты уж, Величество, придумай, как мне поменьше бывать на таких… торжествах, выматывают здорово!
— Один официальный приём надо будет вытерпеть — соберутся все Правители, сегодня-то были их доверенные лица, вот сообщат им, что обруч действительно тебя выбрал, тогда они явятся с поздравлениями. Ох, и позавидуют некоторые, типа эффирца, у него-то брак взаимовыгодный для Эффирии и Малиша был, типа, как кот пел когда-то: «жениться по любви не может ни один король!» Я вот исключение, как здорово, что у нас обруч имеется, — он нежно поцеловал меня. — Ложись, звездочка моя, а я ножки тебе разомну, видел, как ты с ноги на ногу переступала.