Доктора Бесконечности

ГЛАВА 4 Сон в моём сознании

Двери в комнату Доктора узнали Ларну и раскрылись перед ней, несмотря на то, что она явилась немного раньше назначенного времени и без визитной карточки.

За последние несколько лет она провела с Доктором довольно много времени, но в основном это было в его кабинете в колледже, а в его частные комнаты она была приглашена впервые. Их планировка отличалась от её комнат. Она переселилась недавно и ещё не обосновалась. Доктор же жил тут много, много лет, и каждый кирпич, каждая половица были пропитаны его личностью. Ларна знала, что Доктора тут ещё нет. Это была возможность осмотреться.

Рядом с дверью было высокое зеркало, и Ларна задержалась, чтобы осмотреть себя. Она уже свыклась с тем, что ходит в одной ночнушке, но это была первая возможность увидеть себя такой, какой её видели другие. Она уже пришла в себя после бега вниз по лестнице, и наноплетение хлопка как по волшебству удалило пот, оставив ткань чистой. У сорочки был высокий воротник и облегающие манжеты, она полностью прикрывала её кожу от головы до ладоней. Ларне доводилось ходить в обыденной одежде, которая была менее приличной, чем эта ночная рубашка. Кроме того, хотя любовь к формальности и внешней строгости была присуща всем повелителям времени, а нахождение в чужой комнате в одной ночной рубашке никто бы не одобрил, из этого так же следовало, что никто не станет её здесь искать, а если и найдёт, то не станет задавать вопросы. Этим утром Ларна поняла, что есть только один повелитель времени, чьё одобрение её интересовало, а остальными можно пренебречь. Она провела рукой по волосам, поправляя косы.

Главная комната была обычного размера, в ней было полно книг и артефактов со всех планет вселенной. По полу от самой входной двери шёл ковёр тонкого плетения. Ларна невольно обошла его, словно наступить на него босыми ногами было бы неприлично. Она прошла дальше в комнату, мимо деревянного глобуса Сол-3. Даже поверхностный обзор комнаты говорил о том, что тут много предметов с Земли, с самых разных периодов её истории. Повелителей времени давно поражала эта планета, столь похожая на их собственную: та же продолжительность дня и года, та же гравитация, то же расстояние от звезды такого же типа. Сами земляне также были очень похожи на галлифрейцев. Многие повелители времени испытывали особенную привязанность к Земле, а особенно Доктор. Земля была важным угловым камнем галактической космологии, её история лежала в основании большого количества установившихся событий. У Земли была яркость, которую Галлифрей либо утерял, либо же она дегенерировала до дешёвых приключений в Нижнем Городе.

Она вспомнила слова писателя-землянина: «Все мы в сточной канаве, но некоторые из нас смотрят на звёзды». Когда землянин смотрел на звёзды, он это делал не только для того, чтобы измерить поток электрически заряженных частиц или различие между абсолютной и кажущейся светимостью.

Кот Доктора, Вайклиф, тёрся об её ноги. Она присела, чтобы погладить его. Это было ещё одно из сходств между Галлифреем и Землёй: местные кошки требовали, чтобы им оказывали внимание. Найдя рядом с пищевой машиной миску, она набрала ему немного еды и молока. Слегка подёргивая хвостом, он поел. Себе Ларна тоже налила попить, и с чашкой в руке пошла осматривать комнату. На деревянной вешалке висело разнообразие шляп и верхней одежды. Внизу валялась официальная мантия. То ли она упала, то ли он её так сюда и бросил. Десяток самых изысканных вин в галактике лежали на полке, собирая пыль.

Возле камина Ларна обнаружила кресло Доктора. Она подумала, не сесть ли ей в него, а не в кресло для гостей. Его не будет ещё несколько минут, поэтому она сдвинула лежавшую там книгу («Четыре квартета») и уселась, поджав ноги под себя. Постепенно набивка кресла подстраивалась под её тело, привыкая к её присутствию. Кресло было обито бархатной тканью, похожей на ту, из которой был пошит сюртук, который часто носил Доктор. Место, на котором спал Вайклиф, было до сих пор тёплое. Она допила напиток, осматривая комнату Доктора с его точки зрения. Видеоэкрана она не нашла, а значит, она не сможет посмотреть на приём Доктором в Паноптикуме инопланетных делегаций.

Напротив кресла был камин, обрамлённый тяжёлой мраморной полкой с несколькими украшениями. Во всей комнате был всего один прибор, отображавший время: стоявшие на каминной полке позолоченные земные часы, на которых день делился на двенадцать часов равной длительности. На них было две стрелки: длинная указывала между двойкой и тройкой, а короткая прошла примерно четверть пути от пятёрки до шестёрки. Рядом с креслом стоял небольшой столик, на котором не было свободного места. Вокруг чайного сервиза валялся всяких хлам: компьютерные карты, связка ключей. Был там и клочок коричневой бумаги. Инстинктивно оглянувшись, чтобы убедиться, что её никто не видит, Ларна развернула его.

Там было одно единственное слово, написанное от руки большими буквами.

«OHM»[3]

Ларне это слово о чём-то напоминало. Это было земное слово для обозначения единицы измерения электрического сопротивления, названной в честь одного из их учёных, но был в этом слове ещё какой-то смысл, который ей не удавалось вспомнить. Она с виноватым видом положила бумажку на место, уверенная, что кто-то её только что увидел. Но она была по-прежнему одна, если не считать Вайклифа.

А ещё на столике стояла пустая деревянная шкатулка, из которой, видимо, и вынули всё это. Прямо в столешнице торчал нож. Ларна выдернула его, удивившись, как это было легко. Нож не мог быть металлическим, должно быть, это было какое-то поле. Она коснулась кончика лезвия, чтобы проверить, насколько оно острое, и порезала палец. Вскрикнув, она выронила нож.

Ларна положила палец в рот, чтобы отсосать кровь.

Над каминной полкой висели две картины. На первой было компьютерное изображение мужчины и женщины. На мужчине было тело средних лет, с белыми волосами и подстриженной бородой. Женщина улыбалась. Глаза у них были необычные: у него они были тёмные и мудрые, как у древнего воина. А у неё серые, молодые. Ларна не узнавала ни его, ни её, но каким-то образом почувствовала, что эта картина отображает момент времени, который сейчас уже утерян. Они уже мертвы, или разделены приливами времени и пустынями пространства.

Вторая картина была такая красивая, что при взгляде на неё у Ларны на глазах выступили слёзы. Эта картина не была компьютерной, она была нарисована вручную. Женщина на картине была похожа на кошку, чёрное каре и глаза такого ярко-зелёного цвета, что они могли бы показаться неестественными, если бы не были настолько уместными. Она была стройная, с обнажёнными, покрытыми веснушками плечами. Эта женщина выглядел гораздо старше и мудрее, чем её внешность. Эта картина была лишь её тенью, словно она запечатлела лишь одну из граней страстной, умной, очаровательной личности. Платье на ней было архаичное, из ниспадающей золотой ткани, которую галлифреянки не носили уже несколько столетий… В руке у неё был свиток, на котором что-то было написано.

Ларна попыталась прочесть. Написано было на верхне-галлифрейском.

— «Смерть — всего лишь дверь», — прошептала она.

И перед ней в стене появилась дверь, которой там только что не было.

Доктор стоял между сонтарской и рутанской делегациями. Его прошлая копия успела улизнуть так, что этого не заметили ни делегаты, ни камеры публичного вещания, и теперь должна была быть на пути к причалам ТАРДИС. Всё остальное, как говорится, история. Теперь он мог переключить всё своё внимание на конференцию, не беспокоясь о том, что вселенная развалится из-за созданных им парадоксов времени.

Делегаты впервые стояли лицом к лицу. О чём думал рутанин, понять было невозможно. Его щупальца извивались, по коже пробегали цветные узоры, но Доктор не был уверен, было ли это признаком его эмоционального состояния, или же это были просто физиологические процессы. Он знал, что ему придётся быть осторожным, чтобы не отдать предпочтение сонтаранам из-за того, что они были гуманоидами, с эмоциями и выражениями лиц, которые он мог понять. Впрочем, в данный момент сонтаране были ничем не лучше: при входе в Цитадель они снова надели шлемы, и было видно только их глаза, сверкавшие сквозь щели. Их позы говорили о мрачной решительности, впрочем, как и всегда.

Доктор знал, что одно неуместное слово — и делегаты уйдут; вернутся на свои корабли и возобновят боевые действия.

— Ещё раз приветствую вас, — сказал Доктор, тщательно стараясь обращаться одновременно к обеим делегациям. — Спасибо обеим сторонам за то, что вы прибыли. Мы начнём переговоры завтра, с первыми колоколами. Мы приготовили для вас апартаменты согласно присланным вами параметрам. Условия ваших миров там идеально воспроизведены. Прежде, чем Стража Канцелярии отведёт вас к вашим номерам, есть ли у вас ещё какие-нибудь вопросы?

Строй солдат разделился на две группы, отдал инопланетянам честь, и начал строиться для сопровождения.

— Есть вопрос безопасности, — сказал рутанин. — Вы даёте гарантию, что сонтаране не выйдут за пределы своего номера и не уничтожат меня?

— Ни вы, ни сонтаране не будете заперты в своих номерах, но если вы пожелаете выйти за пределы ксенодохии, Стража будет сопровождать и следить за вами. Обе делегации вольны перемещаться по Цитадели за исключением, разумеется, номеров своих противников. Обеим сторонам запрещено иметь какого-либо рода оружие, и обе стороны согласились на постоянное слежение с целью недопущения приобретения ими оружия.

Доктор немного помолчал.

— Вы здесь в полной безопасности, в большей, чем когда-либо бывали. Я надеюсь, что в этой атмосфере спокойствия, без постоянной угрозы убийства или нападения, вы сможете узнать, что между вашими расами есть общее.

Сонтаране и рутане никак не прореагировали.

Улыбка Доктора погасла.

Пустые слова Доктора плыли вверх, как конвекционные потоки. От купола крыши доносилось эхо марширующих сапог — Стража Канцелярии уводила инопланетных делегатов. Они думали, что им ничего не грозит, что повелители времени могут обеспечить их безопасность. Они ошибались, они были так самонадеянны.

Мужчина в маске сидел на одном из стропил, поддерживающих Купол Паноптикума. Под маской у него была улыбка. Они ещё увидят, как они ошиблись.

Хуран очнулся мёртвым.

Он закричал, набрав воздуха в фантомные лёгкие и вытолкнув его через призрачную глотку. Это было похоже на жизнь, похоже. Он дышал лишь потому, что решил дышать, в его венах не было крови, в его желудке не было еды.

Всё это время повелитель времени стоял и смотрел на него. Он был старшим членом Верховного Совета, одним из Министров. На нём была чёрная мантия, поглощавшая каждый фотон падающего на неё света. В его глазах не было ни сочувствия, ни какого-либо другого чувства. Позади него стояли два стража: один молодой, а второй — тот, которого брали в заложники. Тот, который убил его. Они рылись в выложенных на подносе вещах Гурана.

— Я умер, да? — спросил Хуран.

— Да, — без обиняков сказал Магистрат. — Мы обнаружили ваше тело над магазином на Рыбной улице. Ваша текущая форма — компьютерная симуляция, реконструированная на основе ваших мозговых волн, — он указал на светившийся куб данных, вставленный в его ручной терминал.

Мысли вертелись в голове Хурана, плохо согласуясь друг с другом.

— Вы меня вылечите, да? Вызовете регенерацию?

— Нет.

По спине Хурана пробежал цифровой озноб.

— Вы можете это сделать, — настаивал он. — Этого стража вы оживили.

— Мы вовремя обнаружили констебля Пелтрока. Несмотря на те раны, которые вы ему нанесли, врачи смогли добиться полного восстановления.

— Если вы его нашли вовремя, то вы и меня нашли вовремя! — крикнул Хуран.

Магистрат не отрицал этого.

— Ваше тело уже утилизировано, — спокойно сообщил ему повелитель времени.

— Тогда сотките мне новое!

Магистрат покачал головой.

Хуран закрыл глаза, больше не ощущая ни кожу на лице, ни вес своей головы.

— Йири, — сказал он.

— Данные женщины тоже были сохранены.

— Мы сможем быть вместе, когда всё закончится?

— Всё уже закончилось.

— Но мы всё ещё существуем, пускай даже только в виде симуляций. Это всё ещё я. Нас можно загрузить в одну программу, мы можем быть вместе.

— Да зачем вам это?

— Вам этого никогда не понять, сухой, не имеющий матери тай… — завершение фразы не удавалось произнести, как бы Хуран ни старался.

Магистрат зевнул, затем включил что-то на пульте.

— Констебль Пелтрок — герой, раненый при исполнении своих обязанностей. А вы, Хуран, были преступником, как и ваша подруга. Нет ни единой причины, почему мы должны оказывать вам такие же привилегии. Однако мы не звери и не хотим вас уничтожать. И ваши, и её биоданные будут сохранены в архиве.

— Покажите мне Йири, пообещайте, что мы с ней будем вместе. А иначе я вам ничего не скажу.

Магистрат вздохнул и набрал на терминале какую-то команду.

— Вы содействовали мужчине в маске в похищении стража Капитолия. Кто этот мужчина?

Хуран улыбнулся, готовый стоять на своём, но неожиданно для себя ответил:

— Я не знаю, как его зовут. Он из таймиков, ни разу не представился.

Говорил он, но он уже не был Хураном. Всего лишь компьютерная модель, копия. Повелители времени теперь знали о нём всё, даже Йири столько о нём не знала. Они знали о лжи, о блефе, о всех личных мыслях и интимных моментах. Им достаточно было спросить.

Для продолжения допроса от него не требовалось думать.

— Повелитель времени? Почему вы так считаете?

— Вы все говорите и действуете так, как будто всё тут принадлежит вам. И только повелители обладают телепатией, об этом вы позаботились.

Магистрат задумчиво кивнул:

— Когда вы с ним познакомились?

— Десять дней назад, за Куполом. Он сказал, что нужно выполнить работу, и что он заплатит нам деталями.

Магистрат вопросительно приподнял бровь.

— Запасные микросхемы, механизмы, другие части машин. Обычно их тяжело достать, если не имеешь контактов внутри. Они всегда в цене, особенно новые.

— Что это была за работа?

— Мы сняли для него комнату, помогли ему найти кое-что.

— Вы помогли ему взломать зал 403?

— Что?

— Хранилище Архива в Цитадели. Непосредственно перед похищением констебля Пелтрока оттуда были украдены некоторые предметы.

— Ни я, ни Йири не участвовали.

— Хотите сказать, что ваш наниматель смог дотащить потерявшего сознание Пелтрока от казармы до Нижнего Города самостоятельно?

— Этого я не говорил, я сказал, что это был не я. Мы с Йири были в Нижнем Городе. Босс позвонил и сказал, что ему нужен дролминатол.

Молодой страж шагнул вперёд и шепнул Магистрату на ухо:

— Химический релаксатор, предназначенный для ослабления телепатической защиты. На улице известен как «интермейс». Врач обнаружил его следы в крови констебля.

— Да, — подтвердил Хуран. — Часто попадается, если знать, где искать. Шлюхи им пользуются, когда у них клиенты-таймики и они хотят добиться большего расположения.

— Нанявший вас предатель разыскивал информацию и считал, что констебль Пелтрок этой информацией располагает. Что он хотел узнать?

— Я не знаю. Что-то о каких-то ключах, вот и всё, что я знаю.

— Ключах от чего?

— Я не знаю, что это за ключи.

— Великий Ключ? Ключ ко Времени?

Хуран засмеялся:

— Это не в его лиге. Думаю, речь шла о чём-то более личном.

— Давайте поговорим о вашем нанимателе.

Констебль Пелтрок шагнул вперёд:

— Когда вы зашли в комнату, он сказал: «Нужно торопиться, уже почти рассвет». Почему был важен рассвет?

— Не знаю. Мы его видели только по ночам. Йири думает, что он работает в Куполе в утреннюю смену, и кто-то может заметить его отсутствие.

— Вы никогда не видели его днём?

— Нет. И сообщения от него получали только после наступления темноты.

— Вы видели его без маски и плаща?

— Никогда. Знаете, каким вопросом вы должны задаться? Зачем он одевал маску? Причина только одна — мы бы узнали его лицо. Зачем использовать устройство искажения голоса, если бы мы не могли узнать его голос?

Магистрат кивнул, размышляя над этим. Затем, без всяких церемоний, он отключил куб данных и положил его на подставку, к остальным.

Ларна как будто шла среди звёзд.

Расстояния на вид оценить было невозможно, комната могла быть и размером с маленькую спаленку, и со стадион. На чёрном фоне горели ряды свеч. Комнату наполняло их тепло, их золотой свет, их тонкий аромат.

Перед ней, на небольшом постаменте, стоял небольшой стеклянный сосуд. Присев, она увидела лежавшее среди нескольких цветов ожерелье. Серебряная цепочка с сапфировым кулоном. Ларна где-то его раньше уже видела, она была уверена в этом, но не могла вспомнить где. Она надела цепочку себе на шею. Всё стало таким… правильным. Ничего больше в комнате не существовало, это было похоже на идеальную медитацию. Это был покой, — подумала она. Ларна не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она вышла сюда из комнаты Доктора. Время прекратило иметь значение. Она обернулась, чтобы оценить расстояние до двери.

В дверном проёме стоял силуэт Доктора.

— П-прости, — сказала она.

Её рука поднялась, чтобы прикрыть грудь. Словно рука поняла раньше неё самой, что это очень личное место, что ей не следовало сюда заходить. Внезапно комната показалась пустой, огромным вакуумом. Она была тут чужая.

Доктор вошёл в комнату. Он подошёл ближе, на его лицо упал тёплый свет.

— Я уйду.

Но ей нужно было обойти его.

— Нет, — сказал Доктор, когда дверь у него за спиной начала задвигаться. Он стоял над ней, на лице у него были следы улыбки. — От тебя у меня нет секретов.

Они почти касались друг друга. Ларна опустила руку и склонила голову.

Указательным пальцем Доктор легонько коснулся кулона. На среднем пальце правой руки у него было кольцо, в котором был такой же синий камень.

— Тебе идёт, — мягко заметил он.

Ларна вспомнила, где она видела этот кулон:

— Женщина на картине умерла, да?

Доктору не нужно было ничего говорить.

— Я не знала.

— Это было очень давно, — спокойно ответил он. — По году на каждую из свеч, и так давно, что все остальные уже забыли, — в уголке его глаза была слеза. — Я забыл её. Теперь я её вспоминаю только тогда, когда хочу этого. Прошлое нельзя изменить.

— Тем не менее, ты создал для неё нуль-комнату.

— Это комната для меня. У меня есть много и других мест.

— Ты путешествовал, — прошептала Ларна. — Я никогда не выходила из-под Купола. Я ни разу не бывала в Нижнем Городе. Я хочу путешествовать. У тебя была возможность улететь. Почему ты вернулся?

— Это дом.

— Расскажи мне о ней. Где вы познакомились?

— Мы не знакомились.

Доктор замолчал.

— Ты нарисовал её портрет, — сказала Ларна.

Доктор кивнул:

— Она учила меня танцевать.

Ларна улыбнулась, и Доктор улыбнулся в ответ. Их взгляды и мысли пересеклись.

Весь танцзал был предоставлен им одним, и они танцевали под небом янтарного цвета. Он был в парадной одежде, на груди у него был ряд золотых пуговиц, в тон её шёлковому платью. Арфист играл павану. Это был какой-то праздник, фестиваль… неважно какой. Собрались все домочадцы и их друзья. Было несколько инопланетян: мистер Салдаамир, пара с Алтрейса, и толстый желтокожий мужчина с красными гребнями на макушке. Все зачарованно улыбались, глядя на их хореографию. В любом другом месте это было бы невыразимое декадентство, но и здесь это был скандал. Младший сын и старшая женщина. Что подумает его отец?

Им это было не важно. Танец был всё, что имело значение в этот момент. Сложные уравнения формы и звука выражались их медленными, степенными движениями. Он вёл, не просто вспоминая то, чему она его научила днём, а развивая, усложняя выученное. Теперь, впервые, она училась у него. И они знали, они помнили, что ей всё ещё многому нужно было его научить, и что она тоже будет учиться у него.

Музыка остановилась, и все до последнего, даже арфист, зааплодировали им. Это был первый раз, когда они были так счастливы, но ночь ещё только начиналась.

Она протянула руку, чтобы коснуться его лица, решившись на это, невзирая на последствия.

Ларна хотела отдёрнуть руку, но Доктор удержал её, его пальцы скользнули между её пальцами, его другая рука легла ей на пояс, он не сводил с неё глаз. Его касание было тёплым, и когда они прижались друг к другу, она почувствовала бархат его сюртука, даже сквозь хлопок своей рубашки.

Они начали танцевать.

Безымянное солнце Галлифрея взошло над Куполом Капитолия, как это происходило с самого начала вселенной.

В сам Купол солнечный свет не проникал, но Часы Старой Гавани, стоявшие в восточной части Капитолия, отметили это событие, пробив девять колоколов. На полке под огромным циферблатом начался тонкий механический балет: полномасштабные подвижные фигурки вышли на свои позиции и начали своё ежедневное действие. Они были ярко раскрашены и красиво одеты, это наверняка что-то символизировало, но что именно? Даже те немногие галлифрейцы, которые их замечали, не могли прийти к единому мнению. Одной из проблем было то, что эти часы никогда не были созданы. Во всяком случае, в этой линии времени. Они были парадоксальным остатком Войн Времени, возможно, единственным следом, оставшимся от своего, параллельного Галлифрея. Однажды они просто возникли, и никто не помнил, когда это было.

Параллельные повелители времени, построившие Башню, встроили в часовые фигурки долю самосознания и способности развиваться. И сейчас, хотя никто об этом не знал, эти часовые люди были самыми разумными существами на Галлифрее. Их общество было сложно устроено, но при этом идеально отрегулировано, и они разработали сложную философию и этикет для объяснения их мира и их действий. Пройдёт ещё какое-то время, прежде чем они поймут, что они лишь персонажи на давно забытом циферблате, но когда-нибудь это открытие случится. И тогда наступят разногласия, раскол и война. Но они всё равно будут кружиться друг вокруг друга по идеальным окружностям и описывать своими конечностями идеальные дуги.

Звон Часовой Башни был слышен на восточной стороне Цитадели. Реймор и Пелтрок услышали его, когда проходили через один из шестиугольников в галереях Паноптикума. Вокруг них повелители времени и техники выходили из своих квартир и брались кто за свою работу, кто за свой отдых. Обычно жизнь в Цитадели шла как часы, всё гармонично, каждый день одно и то же. Но сегодня наблюдались нотки диссонанса. Лорд Хенспринг чуть не столкнулся с капитаном Джомдеком, когда они проходили мимо живого фонтана. Никто не мог найти леди Гехаммер, её место занял лорд Норвал. Мелочи, пустяки, но Реймор их замечал. Да и сами стражи возвращались в казарму позже, чем обычно. Прошедшие сутки были насыщены событиями. Из-за чёртовых инопланетян уже начинался хаос.

Мимо них быстро прошёл Магистрат, едва поприветствовав. Его чёрный плащ развевался позади него, как живое существо.

Пелтрок шёл, опустив плечи, последние несколько часов его не покидала одна мысль.

— В чём дело, сынок? — спросил у него Реймор. — Врачи же тебя вроде вылечили. Ты теперь, наверное, стал здоровее, чем был.

Пелтрок даже не улыбнулся:

— Возможно.

— В чём дело?

— Когда он говорил с Хураном, — начал Пелтрок, указав на Магистрата, — он назвал меня героем. Я не герой.

— Ты действовал храбро. Победил двоих преступников, чуть не поймал их главаря. Ты действительно можешь служить для нас примером. Это героизм.

— Я убил двоих людей. Одна из них была женщиной.

— Это был несчастный случай.

— Второй не был случайностью. Я ударил его в спину. Это не героизм.

— Он бы тебя убил. И… — в этот момент между ними промчался Доктор в нелепой одежде. Он поздоровался с ними на ходу. — И ты не сдался, ты не выдал этому психу в маске то, что ему было нужно.

Пелтрок покачал головой:

— Тогда почему я не чувствую себя героем? Почему я до сих пор дрожу?

К ним бежал техник, молодой парень со светлыми волосами. Разумеется, лишь взглянув на них, он сразу решил, что старший из них — Пелтрок.

— Вы должны срочно пойти со мной! — с трудом сказал он.

Реймор шагнул вперёд, пытаясь всё-таки восстановить иерархию.

— Успокойтесь, сэр. Я уверен, мы сможем вам помочь.

— Я только что нашёл труп, — сказал техник. — В Камере Эпсилон. Это техник первого класса Веймиврудимкве. Кажется, его зарезали.

Доктор готов был поклясться, что какое-то мгновение стражи конференц-зала не хотели его пропускать. Едва Доктор появился у порога, как у него на пути возник Нульквемпер, мелкий чиновник неясной должности.

— Доброе утро, Доктор. Вы снова опаздываете.

— Опаздываю, Нульквемпер, поэтому не могли бы вы… — Доктор попытался проскочить мимо, но невысокий лорд снова стал у него на пути.

— Инопланетные делегации прибыли десять минут назад, на несколько минут раньше, чем было запланировано.

— Ну что же, тогда я… — Доктор посмотрел на дверь. — Где они?

— В конференц-зале.

— Кто там с ними?

— С ними, милорд Доктор?

— С ними.

— Никого, милорд.

Доктор раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но слова раздались лишь через пару секунд:

— На протяжении десяти миллионов лет сонтаране и рутане при каждой встрече убивали друг друга. Чтобы этого не случилось здесь, они должны были собраться в разных вестибюлях и зайти в сам конференц-зал лишь после моего прибытия.

— Правда? — с невинным лицом сказал Нульквемпер. — Но вы же опоздали, не так ли?

— Там же, наверное, война уже разразилась!

К неудовольствию Нульквемпера, Доктор оттолкнул его в сторону. Он распахнул двери, не зная, что его за ними ждёт.

Рутанин и сонтаране сидели за треугольным столом переговоров. Поскольку сонтаран было десять, а рутанин один, расстановка выглядела несколько несбалансированной. Генерал Сонтар сидел, придвинувшись к столу, по бокам от него сидели по два его советника. Остальные пятеро сонтаран сидели ровной шеренгой у стены.

Рутанин там просто сидел, его нижняя часть то ли опиралась на стул, то ли свешивалась с него.

В сопровождении гробового молчания Доктор сел на своё место. Они здесь так сидели уже десять минут. Это было похоже на детскую игру в гляделки, кто первый моргнёт. Но ни у той, ни у другой рас не было век.

— Я опоздал на несколько минут, — начал он. — Приношу свои извинения.

Никто ему не ответил, никто даже не повернулся к нему лицом. Они сидели и подозрительно рассматривали друг друга. Здесь не было оружия, обе стороны это знали, но они всё равно подозревали, что это была какая-то ловушка.

Ещё десять мучительных секунд все молчали.

— Каким мы будем пользоваться языком? — проревел один из сонтаран.

— Любым, какой вы хотите слышать в ответ, — с радостью объяснил Доктор. — Одно из преимуществ проведения переговоров тут, на Галлифрее, состоит в том, что не будет проблем с переводом. У ваших рас разные названия для планет и единиц измерения. Планету, которую сонтаране называют Новый Квентар, рутане называют Сиссвёргплок. Нам она известна как Процион. Вы всегда будете слышать понятное вам название, вам не придётся использовать названия ваших врагов.

Рутанин булькнул:

— В большинстве случаев всё не так просто, поскольку наши единицы измерения времени основаны на периодах вращения наших родных планет, и рутанский год в три раза длиннее сонтарского, а галлифрейский год не совпадает ни с тем, ни с другим.

— О, да, — оживившись, сказал Доктор. — Возьмём, к примеру, то, как Галлифрей измеряет час. В древние времена мы пользовались солнечными часами, разделёнными на девять интервалов. Мы называли их «часы» в честь древнего бога солнца. Есть также девять часов темноты, измеряемых при помощи свечи или песочных часов. Девять колоколов — это всегда рассвет утром и закат вечером. Очень простая система, но также и очень сложная. Ось нашей планеты слегка наклонена, поэтому летом день длиннее, чем зимой. Но независимо от времени года солнечные часы делят светлое время суток на девять часов. В итоге продолжительность часа меняется от сорока пяти минут зимой до ста десяти летом. В данный момент подходит к концу одиннадцатый месяц года, и в каждом дневном часе сорок пять минут, а в каждом ночном часе около ста пяти минут.

Рутанин фыркнул, что было весьма необычным зрелищем.

— Нелогично, ненаучно.

Доктор кивнул:

— О да, особенно сейчас, когда мы живём под Куполом. Но мы всё равно почти всегда измеряем время именно так. Некоторые из повелителей времени живут по своей собственной системе, основанной на их собственных биологических часах или на потребностях их работы. Я лишь хотел сказать, что фраза «один галлифрейский час» в лучшем случае бессмысленна, и её полдня нужно объяснять не-галлифрейцу. Но для вас всё это переводится. Если я скажу «один час», сонтаране услышат это как «четыре суб-лунных цикла», а вы услышите это как «шестьдесят три миллиона такта». Мы все поймём, о каком периоде времени идёт речь.

— Ну, мы рассчитываем, что уж кто-кто, а повелители времени должны понимать, что время относительно, — сказал рутанин.

Генерал Сонтар хрипло хохотнул:

— Было бы смешно, если бы они не понимали.

То ли так диктовал их этикет, то ли до них медленнее доходило, но другие сонтаране захихикали лишь после того, как закончил смеяться Сонтар. Странный это был звук, словно кто-то мотоцикл заводил.

Доктор широко улыбнулся.

Рутанин пошутил, а сонтаране засмеялись. Не всё для них ещё потеряно.

Ларна видела сон; она знала, что это сон, потому что над верхними садами Капитолия не бывает солнца, да и за Куполом это тоже не могло быть — тут всё было не настолько дикое, как она читала. Она знала, что ей это снится, потому что на самом деле она была в кровати Доктора.

Тут не было тропинок, не было аккуратно выложенных клумб, лабиринтов, зелёных изгородей. Но пурпурная трава была аккуратно подстрижена, а рядом с прудом была скамья. В воздухе была тонкая дымка, скрывавшая от неё остальной мир, и её от остального мира. Но небо было синее, безоблачное, воздух был тёплый. Она хотела понять, чей это сад и как она в него попала. Она захотела узнать, что на ней надето, и оказалось, что на ней не надето совсем ничего. Но здесь не было повелителей времени, которые могли бы осудить её за это, здесь были только бабочки, да и вообще это был всего лишь сон.

Её ноги всё ещё болели после бега по лестнице. Поскольку у неё была такая возможность, она шагнула в воду. Пруд был тёплым, но не так, как ванна. Она пошла дальше, и вода плескалась вокруг ступней её ног, вокруг её бёдер, пояса, груди, шеи. Вода отнимала её вес, поднимала её. Она расслабилась и позволила телу всплыть горизонтально, спиной вниз, лицом к идеальному небу, не видя больше ничего, кроме синевы. Её волосы расплелись и плавали вокруг неё. Её голова погрузилась так глубоко, что уши были под водой и не могли слышать пение птиц. Она закрыла глаза.

Несколько похожих на сон минут была только она, вода и солнце, которые по-разному грели её кожу.

А потом появилось что-то ещё, что-то страшное. Ларна чувствовала, как оно приближается, окружает её, наблюдает за ней, вода стала ледяной. Её ноги начало сводить судорогами, она пыталась вдохнуть, но мышцы её не слушались. Её глаза были раскрыты, но она не могла пошевелиться. Она погружалась, она не тонула, но небо над ней стало кроваво-красным. Сад становился всё темнее. Деревья и трава дрожали на ветру. Вода начала замерзать, прозрачная корка образовывалась между ней и воздухом.

Поскольку её уши были под водой, всё это происходило в тишине. Но вокруг неё звучал смех, насмешливый смех, в котором терялись все другие звуки. На кону было всё.

Всё.

Послышался тревожный стук по дереву одетого в перчатку кулака.

Небо остыло, стало тёмным, как чугун, и Ларна с него смотрела на своё собственное тело. Она выглядела спокойной и, казалось, сияла, потому что всё вокруг её тела было таким тёмным. Её волосы и глаза были золотые, и если её зубы казались слоновой костью, то кожа была перламутровой. Ветер нёс над ней лепестки из сада и ронял их в чёрную воду. Она поняла, что умерла. Под левой грудью у неё была аккуратная рана.

Её смерть её не встревожила. К чему тревожиться, ведь это всего лишь сон, да и все остальные тоже умерли.

Но это был не сон, и она была голая. Было несколько звёзд, но она видела себя, чувствовала себя, замерзая. Она видела, что она расплетается, нити ДНК и волосы распускались. И что-то распускало её до тех пор, пока от неё ничего не осталось. Ей не было больно, но она была мертва, и поэтому не могла остановить это, не могла даже пошевелиться. Позади неё и вокруг неё сад тоже распускался. Бабочки исчезли, как развязавшиеся бантики, скамья и трава рассыпались в нити хлопка.

Она закричала.

Магистрат распахнул дверь и увидел запутанную в простыни Ларну. Она была одна, она кричала. Её длинные волосы спутались. Магистрат тремя быстрыми шагами пересёк комнату, одной рукой зажал ей рот, а второй придержал её. Она сопротивлялась, и она была сильная, она чуть не сбросила его с узкой кровати, но в конце концов успокоилась.

Он убрал руку и позволил ей сесть.

Глаза у неё были широко раскрыты, грудь высоко вздымалась так, что свисавший с шеи кулон подпрыгивал. Несмотря на это она кивнула ему.

— Магистрат, — почтительно сказала она.

— Забудьте формальности, — резко сказал он.

То ли так на неё подействовала его интонация, то ли взгляд, но она мигом взяла себя в руки.

— Мне приснился плохой сон, — сказала она ему. — Я распускалась, рассыпалась.

— Что вы сделали с Доктором? — спросил он.

Она посмотрела по сторонам, только сейчас сообразив, где она находится.

— Ничего, — слишком быстро, виноватым голосом сказала она. — Это не то, что можно подумать, мы не… — она поправила на себе свою рубашку, но всё равно чувствовала себя неуютно. — Он был здесь, — признала она. — Я не заметила, когда он ушёл.

Магистрат двинулся, чтобы встать.

Ларна схватила его за руку:

— Нам нужно пойти в камеру бесконечности. Я совсем забыла, нам нужно в камеру Эпсилон. Я запустила там программу. Я объясню, когда мы будем там.

Что-то в её голосе заставило его сразу согласиться.

У него на запястье запищал коммуникатор. Магистрат оттянул перчатку, чтобы добраться до него.

— Говорит Нульквемпер. Доктор только что появился. Сейчас он…

— Экстренное сообщение! Магистрат, говорит констебль Пелтрок. Произошло…

— Я не один, констебль. Подождите минутку.

Коммуникатор замолчал, и Магистрат обратился к Ларне:

— Я поговорю с констеблем в большой комнате. Выходите, пожалуйста, туда, когда переоденетесь.

Он вышел из спальни, тщательно прикрыв за собой дверь.

Комната Доктора была такой же, как и всегда — несколько излишне сумбурной, как на вкус Магистрата. Сколько раз он сюда ни приходил, всегда находил здесь какой-то новый артефакт или сокровище. Он улыбнулся — это был первый случай, когда посреди этого беспорядка он обнаружил ещё и женщину. Он не был уверен, рад он этому или нет. Взглянув на висевший над камином портрет, он определился. Ларна была очень молодая, но она больше уже не была ученицей Доктора, и кроме неё на Галлифрее почти ничего не могло сделать Доктора счастливым. И это было их дело, и только их.

Вайклифа нигде не было видно. Магистрат проверил его ящик.

— Киса, ты там не сдох? — строго спросил он. Ответа не было.

Кресло для гостей стояло на своём обычном месте. Магистрат сел в него и позвонил Пелтроку.

— Совершено убийство, сэр. Техника.

Голос констебля был сильно взволнованным. Смерть тут была редкостью.

— Предатель?

— Возможно, ваша светлость. Его зарезали, а, как вы знаете, человек в маске пользовался силовым ножом. Тело всё ещё здесь, в камере бесконечности Эпсилон. Я обратился к вам раньше всех.

— Эпсилон… — пробормотал Магистрат.

Краем глаза он что-то заметил. Среди прочего хлама — ключей, монет, карт данных — на столе лежал силовой нож. На его рукояти было несколько капель крови.

— Так точно, милорд, Эпсилон.

Магистрат сложил руки домиком. Это всё осложняло.

— Какого, вы говорите, роста был изменник?

— Среднего, я бы сказал. Тяжело судить о том, что было под плащом.

— Это могла быть женщина? — спросил Магистрат.

Несколько секунд Пелтрок молчал.

— Почему бы и нет? Но чертовски сильная. А почему вы спрашиваете?

В дверь зашла леди Ларна. Она оделась в одежду Доктора. Магистрат узнал его парчовый жилет и подумал, узнала ли его она. Ларна и Доктор были примерно одного роста, так что костюм на ней хорошо сидел. Так же на ней была белая рубашка без воротника и с просторными рукавами, а ещё габардиновые штаны, для которых ей пришлось искать ремень. Она расчесала свои светлые волосы, не заплетая их. Она была босая. Одежда Доктора придала ей часть его уверенности в себе, она была спокойная и собранная.

— Я готова, — сказала она.

Магистрат кивнул.

— Спасибо, констебль, — сказал он в коммуникатор. — Пожалуйста, никого не впускайте. Я скоро приду.