Доктора Бесконечности

ГЛАВА 12 Бесконечность и за ней

Левая рука, правая, левая, правая — Савар слезал вниз по кирпичной шахте к центру Галлифрея и Оку Гармонии.

Строительный раствор между кирпичами за тысячи лет поизносился, оставив зацепки для рук и ног. Раствор крошился под его пальцами. За спиной у него была колонна энергии, вырывающаяся из Ока. Чисто белая, толщиной как ствол дерева. Она слегка пульсирует и гудит, как хор молящихся.

Источник этой энергии зовёт его, во всяком случае, так ему кажется. Это его разум или какой-то инстинкт повелителя времени? Интенсивная гравитация чёрной дыры сворачивает вокруг себя пространство и время, и он чувствует это искажение так, как более низкие существа чувствуют яркий свет или жар пламени. Даже вдали от своей цели, он чувствует покалывание кожи.

Всё это время сидящий внутри него тёмный Савар напрягается, тужится вырваться на свободу. Он тоже хочет любой ценой добраться до Ока. Савара немного пугает мысль о том, что он, возможно, содействует другому, или у них вообще общая цель.

Он понимает, что это парадокс, понимает безумность этих мыслей, но ему нужно добраться до Ока раньше другого Савара, он должен добраться туда первый.

Савар продолжает спускаться.

Над волшебным садом блеснула молния, далёкий гром разбудил Доктора.

Ночной воздух был прохладный, но не холодный. Мягкая высокая трава заменяла матрас. Она спала рядом с ним, у основания большой яблони, запах её волос смешивался с запахом цветов. Он чувствовал, как она дышала, чувствовал биение её единственного сердца. Луны на небе не было, но было утреннее свечение, как будто бы близился рассвет. Но утро не наступит, пока он этого не пожелает.

Аккуратно, чтобы не разбудить её, Доктор встал, и какое-то время просто стоял над ней. Она спокойно лежала, свернувшись калачиком и подложив руку под щёку. В не-лунном свете её тело казалось светло-серым, а светлые волосы — белыми. Он смотрел на неё и понимал, что не может представить себе жизнь без неё.

Они были здесь вдвоём от самого сотворения вселенной.

Он знал, что это тюрьма. Он знал, что его здесь заточило существо под названием Омега. Доктор знал, что он не должен был это знать, что Омега не хотел, чтобы он это знал. Но чего Доктор не мог понять, так это того, почему Омега скрывал от него это. Почему Омега думал, что ему захочется сбежать отсюда?

Не в силах сидеть на месте, Ларна вернулась в отсек управления.

Декор ТАРДИС Магистрата был весьма мрачным; узкие коридоры с угольно-чёрными стенами вели к тёмным, похожим на крипты спальням или к похожим на подземелья библиотекам и лабораториям. Отсек управления был таким же: мрачное, укромное пространство, обитое чёрным деревом, в котором из мебели был лишь один единственный строгий стул с высокой спинкой. Единственными украшениями были размещённые на стенах сверкающие механизмы, которые могли оказаться как жизненно важными машинами, так и просто скульптурами. Здесь знакомый гул ТАРДИС приобретал задумчивый, зловещий оттенок.

Ларна стала у консоли. Центральная колонна поднималась и опускалась, как поршень. Откуда-то из-под ног доносился монотонный скрежет временных двигателей. Огни и индикаторы на консоли вспыхивали и гасли в загадочном порядке. Плоттер пути во времени пульсировал, но всё ещё не указывал времени прибытия. Путешествие не зависело ни от ТАРДИС, ни от пилотов. Они скорее падали сквозь дыру во времени, чем летели. Не было никаких признаков того, что их курс хоть немного отклонялся от математически идеального курса, вычисленного Матрицей. Не было ни единого признака того, что хоть один из многочисленных защитных механизмов, которыми была напичкана ТАРДИС, не работал. Несмотря на это, Ларна ощущала беспокойство ТАРДИС и разделяла его.

Возвращение на Галлифрей шло гладко; гораздо приятнее, чем путешествие в конец вселенной, с его видениями и галлюцинациями. Несмотря на долгий день, несмотря головную боль и ноющие мускулы, Ларна не могла уснуть. Частично это было связано с желанием не пропустить ни одного момента этого приключения. Но в первую очередь она не спала из-за страха увидеть очередной кошмар или снова почувствовать смерть. Последние несколько ночей это было так реалистично. Утонувшая в ледяном озере, ударенная ножом в сердце мужчиной, которого она любила.

На консоли что-то зажужжало и защёлкало. Обернувшись, она увидела, как там появился новый дисплей. До их прибытия осталось десять минут. Точка прибытия была под Цитаделью.

Нужно сообщить ему.

Спустившись с возвышения, на котором стояла консоль, она вышла из отсека управления. Главная спальня была рядом, дверь в неё была открыта.

Ларна зашла, рассчитывая найти его спящим там, где она его оставила. На кровати лежали только скомканные простыни и смятые подушки.

Обернувшись, она увидела его: он вышел из тени, застёгивая последнюю пуговицу чёрного пиджака с высоким воротником, надетого поверх белоснежной рубашки. На нём не было его — Доктора — очков. Почему? Это пижонство, или ему они не были нужны?

Он взял в руки пару кожаных перчаток, но затем передумал надевать их.

— Это одежда Магистрата, — укоризненно сказала она.

— То, что было на мне, надела ты, — напомнил ей голос Доктора.

— Извини, — сказала она, виновато посмотрев на кашемировый сюртук, в который она была одета.

— О, не переживай, — сказал он, обнимая её за талию. — Тебе это идёт больше, чем мне.

Она осмотрела его новый наряд. Одежда была строгая, аккуратная, и этот мужчина в теле Доктора совсем не был похож на Доктора.

— Тебе эта одежда тоже идёт, — сказала она.

Он поцеловал её в щёку.

— Опять босая, — холодно заметил он.

— Ты же знаешь, твоя обувь мне не… Откуда ты знаешь про предыдущий раз? У тебя не только его тело, но и его воспоминания?

Он улыбнулся:

— Нет. Брешь в пространстве-времени позволяла мне наблюдать за вселенной вещества, а к Доктору я питал особый интерес.

— Ты наблюдал за нами? — спросила Ларна, инстинктивно прикрывая рукой грудь.

— Я наблюдал за большей частью вселенной. Я видел, как три солнца галактики Сигимунд выстроились, чтобы сформировать Aurora Arctialis, видел вращение лептонов, образование драгоценных камней, рождение царей, подготовку великих пиров.

Он помолчал.

— Я всё видел, но был обречён не прикасаться, не чувствовать ни вкуса, ни запаха… — он обвёл глазами небольшую тёмную комнату, наслаждаясь каждой деталью, словно стоял на вершине высочайшей горы. На короткий миг он снова был Доктором.

— Мы приземлимся примерно через десять минут, — сказала она.

Он кивнул, словно уже знал об этом.

— Нам нужно как-то подготовиться?

— Нет, — он положил перчатки на кровать.

Сад был монохромный, пастельного оттенка.

Дерево было темнее, почти чёрное. Доктор восхищённо осмотрел его, а затем решил залезть. Лезть было легко, он нашёл наверху ветку, которая была достаточно толстой, чтобы он мог на ней сидеть.

Сверху Доктору было видно план живых изгородей и клумб — прямые линии почти до самого горизонта. А на горизонте сад был окружён высокой каменной стеной. За ней был плоский пустырь. А ещё дальше было море, едва-едва удавалось различить его блеск и расслышать прибой. На ночном небе было множество звёзд, выстроившихся в незнакомые созвездия.

Это была не тюрьма, и он не хотел бежать отсюда.

Доктор провёл руками по грубой, древней коре ствола дерева. Сколько оно тут уже стоит, какой истории оно было свидетелем, сколько ещё возлюбленных погружались в блаженный сон в его вечерней тени?

Он знал, что ответ — нисколько.

Это дерево простояло меньше дня, если вообще стояло. Это был плод его воображения. Все эти отпечатки времени, все инициалы, вырезанные на коре, ветки, обломанные зимними буранами, всё было создано его подсознанием, чтобы убедить его в том, что это реальность. От этих мыслей ему почему-то стало беспокойно, и он решил слезть с дерева.

Мог ли кто-нибудь утверждать, что в других местах всё было иначе? Прошлое не существовало, есть лишь память о нём. Быть может, прошлое вызвано настоящим, а не наоборот?

Это была всего лишь первая ночь, но ей уже предшествовали несколько столетий.

Если время — иллюзия, то кто такой тогда повелитель времени?

Нет… прошлое существовало, оно было реально, он был в прошлом — в своём и других людей.

Он посмотрел на спящую далеко внизу женщину. Она была его частью несколько поколений до его рождения. Она обучала его отца и отца его отца. Она помогла воспитать его, была его наставницей, его другом, его первой любовью, его женой, матерью его детей, в прошлом она была для него всем. Она всегда была там. Она не была вымышленной.

Но, если бы она была вымышленной, то как бы он это понял?

Далеко над морем зазвучали раскаты грома.

Либо она была там всегда, либо прошлое изменялось, обновляло себя. Если он завтра проснётся, а её никогда не было, будет ли он её помнить? Он снова посмотрел на неё, и на него внезапно снова нахлынули мысли о том, что он должен проводить с ней каждую секунду, на случай, если она вдруг исчезнет и больше никогда не появится.

Он нахмурился. Это всё чушь, софистика. Доктор знал, кто он такой, кем он был всегда. Он повелитель времени, из знатного Дома Лангбэрроу на планете Галлифрей. Он был рождён в Луме, сын величайшего исследователя своей эпохи и женщины-человека, Аннализы… нет… его мать звали Пенелопа. Он знал имя своего отца, во всяком случае, его звали не Улисс; он был профессором в Беркли.

Своё собственное имя он сейчас вспомнить не мог, но он знал, что оно у него было.

У него над головой блеснула непрошеная молния, осветив силуэт крепости, как сигнальная ракета.

Это был собор поперечником несколько километров.

Свет струился из витражных окон в потолке из известняка, заливая стены и пол. Это был огромный круглый свод, паутина из контрфорсов и балок. Вблизи, арки и параболы казались прямыми линиями, плоскими, как поверхность планеты. Балки под крышей были такой ширины, что по ним могла бы маршировать армия, если бы она смогла туда попасть.

Это была невозможная архитектура. Изнутри помещение было больше, чем снаружи. Перекрытия этажей и стены сюрреалистично переходили друг в друга вокруг энергопроводов и арочных порталов. Свет не был солнечным. Гравитация была местным феноменом, который подчинялся скорее прихоти, чем законам. Присмотрись, и станет понятно, что всё это помещение создано оптической иллюзией и ложной перспективой.

Но никто из тех, кому доводилось сюда спускаться, не осматривал подолгу архитектуру, потому что в математическом центре сооружения висело, исключительное и изолированное, само Око Гармонии.

Чёрная дыра была заключена в железную сферу диаметром десять километров. Тёмный металл от старости был испещрён оспинами, на нём были полосы ржавчины, похожие на пересохшие русла рек. Оно висело в собственной гравитации, на вид неподвижно. Излучаемая им мощь была осязаема, ощутима.

На вершине сферы была крохотная апертура, из которой струилась энергия, обеспечивавшая нужды Галлифрея с большим-большим запасом.

Савар спустился под купол, выискивая в кладке места, куда можно было ставить ноги.

Он поспешил на верхний уровень, зная, куда прибудет ТАРДИС, зная, что это будет сейчас. Воздух наполнили разносившиеся эхом стон и скрежет. Савар успел занять скрытое место наверху и наблюдал за прибытием оттуда. Воздух изогнулся и раздвинулся, словно шторы шкафа фокусника. ТАРДИС стояла там, где не стояла никогда раньше. В этом святая святых не было потребности в камуфляже, и капсула времени сохранила свою естественную форму — белый обелиск.

Спереди отодвинулась панель, и изнутри вышли две фигуры.

Первая была одета в одежду Доктора, но светлые волосы до пояса и грациозные движения выдавали леди Ларну. Вторая фигура была одета в тело Доктора, но она Доктором тоже не была. Савар чувствовал её красные глаза и истинную форму. Запертый бог освободился и теперь находится здесь, у истока всего Галлифрея.

Савар потянулся к силовому ножу, который он взял в своей комнате. Сжимая его в руке, он начал осторожно спускаться.

— Объясни мне принцип действия, — попросил голос Доктора.

— Ты не знаешь? — ответила Ларна.

В её голосе не было ни тревоги, ни намёка на принуждение. Она была добровольной слугой запертого бога.

— Рассилон планировал просто использовать сверхновую в качестве топлива. Этого Галлифрею хватило бы на много веков. А потом… Наверное, мы взорвали бы ещё одну звезду. В них нет недостатка.

Немного помолчав, она продолжила:

— Око Гармонии — вращающаяся чёрная дыра. Вращаясь, она искажает вокруг себя пространство и время. Зона этого влияния — эргосфера — сконцентрирована возле экватора.

— Этот шар содержит и чёрную дыру, и эргосферу?

— Да. Иначе нас бы уничтожили гравитация и излучение. Хотя теоретически вырваться из эргосферы возможно, всё, что в неё ни попадёт, развалится; часть его засосёт в чёрную дыру, а другую часть швырнёт в направлении вращения. Но то, что вырвется, будет ускорено искажением пространства-времени, как пращой. Чёрная дыра настолько мощная, что даже крохотное количество энергии может быть усилено почти до бесконечности.

Он указал на столбы света, вырывающийся из отверстия в сфере.

— Правильно, — сказала она. — Внутренняя поверхность сферы зеркальная. Рассилон посветил в это отверстие лампой, всего лишь где-то на секунду. И с тех пор тот свет переотражается между эргосферой и зеркальной поверхностью, и при каждом контакте с эргосферой увеличивает свою энергию. Этот луч света обеспечивает энергией весь Галлифрей.

Он засмеялся:

— Гениально. Волшебно.

— Суперрадиационное рассеяние, — строго поправила она, — в соответствии со всеми законами физики.

— А в самом сердце чёрной дыры находится сингулярность, в которой все эти законы нарушаются.

— Где эти законы чуть менее строги, — ответила она, цитируя одного з своих наставников. — Но вселенная осторожна, она спрятала это опасное место. Между нами и сингулярностью облако радиоактивного вещества; затем область сильного пространственно-временного искажения; затем горизонт событий — врата, которые пропустят нас туда, но не выпустят обратно; и, наконец, звёздная масса, которая постепенно становится всё плотнее, пока у самого ядра её плотность не становится бесконечной.

— Я Омега. От меня ничто не спрятано.

Затаившийся Савар улыбнулся.

Когда начался гром, Доктор взглянул через сад на замок.

Деревья, живые изгороди и небо шептали ему: «В чём дело? В чём дело? В чём дело?»

— В чём дело? — спросила его жена, проснувшись.

Листья хрустели. Листья повсюду усыхали и опадали.

— Омега, — прошептал Доктор и сел рядом с ней.

Она вздрогнула и поправила на плечах платье.

— Его нет, — сказала она. — Он оставил нас тут одних.

— Нет, — он посмотрел ей в глаза. — Нет. Нет. Нет.

Доктор посмотрел на замок. В замке горел свет.

Ветер кружил только что осыпавшиеся осенние листья.

Бутоны роз завяли на стеблях, гроздья винограда сморщились на лозах.

— Идём! — крикнул Доктор, встал и побежал к замку. Она бежала за ним.

Холодный ночной ветер обдувал их, когда они бежали через сад.

Листья сморщивались, усыхали, и дружно осыпались с веток. Река пересыхала, воображаемые рыбы беспомощно прыгали на высохшем иле. Увидев их, Доктор остановился и пожелал, чтобы их не стало. Он посмотрел на небо. Звёзды гасли одна за другой. В воздухе кружились пожухлые листья и пыль. Газоны у них под ногами покрывались песком.

Вокруг крепости вспыхивали молнии, которые длились гораздо дольше естественных.

— Быстрее! — поторопила его она.

Он ускорил шаг.

Омега подошёл к пульту управления, нашёл небольшую панель доступа, раскрыл её. Он начал вводить последовательность команд и при помощи звуковой отвёртки Доктора перепаивать древние провода. То место, где они стояли, он окружил стазисным гало. А затем взялся прокладывать новый энергопровод и готовить его подключение.

Ларна заглянула через плечо, пытаясь разглядеть, что он делает.

— Хочешь, я проверю, что ты сделал? — тихо предложила она.

— В этом нет необходимости, — ответил он и подвинулся так, чтобы ей не было видно.

— Это сложные уравнения, я могла бы…

— Нет, — твёрдо ответил он.

Он нажал на кнопку, и панель закрылась.

— Я уже закончил. Переключи вон тот рубильник, пожалуйста, — он указал на большой рычаг справа от неё.

Ларна не решалась.

— Ты уверен, что это будет правильно?

— Переключи рубильник.

Ларна покачала головой.

Он двинулся к ней.

— Делай! — приказал он.

Он схватил Ларну за одно запястье, а потом за другое. Он толкнул её спиной на пульт, и начал медленно заламывать её руки. Она вырвалась и бросилась на него, сжимая кулаки. Ларна всегда была сильной: самая сильная из кузин, самая сильная среди одноклассников.

Она сильно ударила его, прямо по лицу, и он упал.

Ларна осмотрела панель управления, над которой работал Омега, и проверила новые настройки. Он собирался перекрыть апертуру. Если энергия будет заперта внутри сферы, она начнёт экспоненциально расти; давление внутри вырастет и сфера взорвётся. Сингулярность ядра чёрной дыры будет обнажена, а высвобожденной энергии наверняка хватит на то, чтобы уничтожить Капитолий, а то и весь Галлифрей.

Ларна потянулась рукой, чтобы отключить изменения.

Его рука схватила её за горло и оттащила от пульта управления. Она попыталась оттолкнуть его, но он был для неё слишком сильный. Она согнула ногу в колене и попыталась вырваться, но это у неё тоже не получилось. Он сильно ударил её в живот. Она упала на колени. Омега направился к рубильнику.

Ларна огляделась в поиске способа остановить его.

У неё всё ещё было оружие Магистрата. Она чувствовала его на бедре. Хотя это и было тело Доктора, это не был Доктор. Ей нельзя думать о нём как о Докторе, нельзя позволить воспоминаниям помешать уничтожить его тело. Ларна нащупала рукой тёплый металл. Её пальцы обхватили его и нащупали курок. Омега держал руку над рубильником.

Она подняла оружие. Не было времени целиться.

Доктор — Омега — прыгнул в сторону, когда она нажала на курок. Конец устройства раскрылся и вспыхнул, изрыгнув сгусток энергии. Он умчался вглубь помещения, почти бесследно.

Омега добрался до неё раньше, чем она успела выстрелить ещё раз. Он наступил на её запястье, раненное ещё в бою с людьми Спицы. Другой ногой он пнул её. Она выронила оружие, и он поймал его одной рукой.

Он поднял её и поднёс к рычагу.

— ПЕРЕКЛЮЧИ РУБИЛЬНИК, — приказал он, бросая её на него. Она почувствовала, как рычаг под ней сместился, после чего она соскользнула вниз.

Омега шагнул назад, позволяя ей упасть.

Ларна потянулась рукой обратно к рычагу, попыталась потянуть его вниз, потом снова вверх, снова вниз. Было уже поздно.

Апертура позади неё закрывалась, столб энергии угасал.

Воран смотрел в камеру бесконечности.

Две оставшиеся ТАРДИС и Станция зависли вокруг Спицы. По поверхности артефакта по-прежнему вспыхивали молнии; похоже, они даже усилились.

— Лорд Хедин, была ли связь с Магистратом и леди Ларной после их отлёта?

— Нет, исполняющий обязанности Президента, — признал Хедин. — Наши сенсоры говорят об отключении оборонительной системы. Были также признаки старта ТАРДИС, но брешь в пространстве-времени мешает работе наших сенсоров.

Воран сложил руки домиком:

— Тревожно, тревожно.

— Может быть, послать ещё одну ТАРДИС?

— И рискнуть ещё одной потерей? Нет. Ждите дальнейших указаний.

К нему подбежал Пендрел:

— Сообщение с сонтарского флагмана, сэр. Это снова заместитель командующего Грол.

Воран покачал головой:

— Придётся, наверное, поговорить с ними.

Изображение коренастой фигуры сонтарского заместителя командующего появилось перед ним, дрожа и шипя, пока технологии разных планет согласовывались друг с другом.

— Исполняющий обязанности Президента! — хриплым голосом сказал он. — Вы не воспользовались своим шансом. Вы не предъявили нам Сонтара. С ведома Верховного Сонтариата я официально объявляю, что с этого момента Сонтарская Империя находится в состоянии войны с повелителями времени.

— Объявляйте войну сколько хотите, но где ваш генерал Сонтар вы всё равно не знаете.

Глаза Грола сузились:

— Вы нарушили все принципы Галактического Закона!

— Мы следим за исполнением этих законов, Грол. Большая часть из них написана нами.

— И это даёт вам право нарушать их?

— Заместитель командующего, мы потеряли вашего лидера, и я прошу у вас за это прощения, но что, по-вашему, мы можем сделать?

— Можно проверить последнее место, где мы его видели, — предложил Пендрел.

Воран сердито посмотрел на него:

— Что, никто до сих пор не проверил ксенодохию?

У него за спиной что-то забормотали монахи.

— Теперь, за совершённые вами ужасные преступления вас ждёт расплата от сонтарской расы, — проревел Сонтар. — Месть будет быстрой и страшной, и вселенная будет долго воспевать тот день, когда…

Воран зевнул:

— Поступайте как знаете, заместитель командующего, у нас сейчас есть проблема, которая…

— Исполняющий обязанности Президента! — прервал его голос из-за спины.

— Заткнись, Пендрел! Простите меня, Грол. Как я уже сказал, сложившаяся ситуация требует нашего полного внимания, и эта ситуация важнее, чем поиски какого-то пропавшего инопланетянина.

— Исполняющий обязанности Президента! — настаивал Пендрел.

Воран повернулся от сонтаранина к Пендрелу. Этот шут чуть ли не тянул его за мантию.

— Надеюсь, это очень важно.

— Очень, исполняющий обязанности Президента. Трансдукционные барьеры! Они отключены.

— Что? Кто это сделал? Включи их снова, идиот!

С другой стороны подошёл ещё один ассистент:

— В трансдукционные системы и в квантовые силовые поля не подаётся энергия.

Один из техников тревожно всматривался в глазную консоль:

— Полная потеря мощности во всех системах. Они все отключаются.

— Галлифрей абсолютно беззащитен, — подвёл итог Пендрел.

Лицо Грола растянулось в широкой безгубой улыбке. Затем он прищурился, глядя на исполняющего обязанности Президента.

— Адмирал Кракс, разрешаю начинать атаку! — сказал сонтаранин, и его изображение погасло.

Сонтарский флот не менял своей позиции со времени прибытия. Теперь же их спектронные двигатели включились, как один.

Флот сохранил построение в виде двойного клина и начал запуск вооружений. Они быстро набрали боевую скорость. Последние несколько дней их стратегические компьютеры анализировали Галлифрей. Бомбардировщики уже вылетели в авангард, торпеды были загружены в торпедные каналы. Системы энергетического оружия заряжались несколько дней.

Рутанский флот позади них тоже заряжался.

Сонтарские стратегические компьютеры предсказали это, но пришли к выводу, что для рутанских компьютеров атака сонтаранами Галлифрея будет неожиданностью. Рутанские стратеги, которых сонтарская наглость застанет врасплох как минимум на несколько секунд, быстро поймут, что есть два варианта развития событий: либо галлифрейцы быстро аннигилируют сонтаран, либо у сонтаран есть секретное оружие, достаточно мощное для того, чтобы проломить технологию, на миллионы лет опережающую рутанскую. Ни в том, ни в другом варианте вмешательство рутан не было разумным.

Внезапный сбой в энергообеспечении был неожиданным, но являлся провидением, знаком того, что боги войны на стороне сонтаран.

Как и было предсказано, рутанские корабли позволили сонтарскому флоту действовать, ограничиваясь наблюдением.

Командный мостик сонтарского корабля был похож на утробу: красный рассеянный свет, похожие на пуповины силовые кабели. В центре сидел адмирал Кракс, вокруг него на своих постах сидела сотня пилотов и бойцов. Он не мог их видеть — его глаза были прикрыты панелями, предоставлявшими независимое отображение флота и вражеских сил.

Истребители и бомбардировщики неслись вперёд, входя в атмосферу Галлифрея. Объединённая огневая мощь флота могла разнести планету в клочья. Как долго продержится Капитолий под такой атакой?

Галлифрей был беззащитен перед ними. Другого такого шанса не будет.

— Огонь! — приказал он.

Доктор увидел это в зеркале.

— Галлифрей… — сказал он.

Он сосредоточился и почувствовал сдвиг бреши в пространстве-времени. Но он не мог управлять Эффектом.

Первые ракеты уже взрывались на поверхности планеты.

— Галлифрей будет уничтожен, — сказала она ему.

— Купол Капитолия нельзя разрушить.

— Но сам Галлифрей можно. И Омега на свободе.

Доктор смотрел в зеркало:

— Однажды я был оттуда, но уже нет. Теперь я здешний. Моё место здесь, с тобой. Здесь он нам ничего не может сделать. Он сделал меня богом.

Изображение сместилось. На нём была знакомая молодая женщина со светлыми волосами. Она кричала от боли. Его жена положила руку ему на плечо:

— Ларна?

Он кивнул.

— Она красивая.

Доктор, немного смутившись, снова кивнул:

— Но посмотри на неё, она не ты, ей никогда не быть тобой. Она оттуда, а ты совершенна, ты — всё.

— Ты мог бы остановить Омегу.

— Я знаю.

— Кроме него, ты единственное существо во вселенной, которое управляет сингулярностью. Ты — единственное, что может его остановить.

Доктор кивнул.

— Ты теперь можешь вернуться. Омега не мог, но теперь он вскрыл сингулярность во вселенной вещества, и ты можешь воспользоваться ею как дверью. Это свободный путь домой.

— Дом тут, — настаивал Доктор. — Ты — всё, что мне нужно. Я оставил тот дом позади, со всеми его склоками и изъянами, с безответной любовью, старостью и… — его голос затих; в зеркале он увидел мужчину в своём теле, навалившегося своим весом на Ларну, а её рот звал его на помощь. — Ты совершенна, ты всё, чего я хочу. Если бы Омега предложил мне выбор между этим и тем, я бы выбрал это.

— Ты должен вернуться.

— Я не могу, — сказал он. — Моя воля не даёт тебе умереть. Ты творение моего воображения. Если я уйду, ты умрёшь. Я не могу тебя бросить. Я не могу положить этому конец.

Идеальные красные губы улыбнулись:

— Всему приходит конец. Ты это знаешь, ты знаешь, что всё должно быть так.

Она поцеловала его.

Омега навалился на Ларну. Лицом она чувствовала его дыхание. Горячее, аммиачное, как у быка. Он прижимал её к полу, она чувствовала его превосходство в силе. Ларна всегда была сильной, но сейчас она не могла сделать ничего. Она чувствовала, как её мышцы сжимаются и напрягаются, но было такое впечатление, словно они принадлежали кому-то другому. Её сила не имела значения.

— Омега! — раздался знакомый голос.

Омега ослабил хватку и повернул лицо на голос.

В дверях в пункт управления стоял Савар. Тот, который мог видеть. В его руке был силовой нож в форме широкого меча, длиной больше его роста.

— Я тысячу лет ждал этого момента, — сказал Савар, приближаясь.

— Да что ты?

— У него есть пистолет! — крикнула Ларна.

Омега поднял оружие Магистрата, но Савар уже опускал свой меч. Он рассёк пистолет пополам.

Савар снова занёс меч.

Глаза Омеги вспыхнули красным.

На Савара опустилась тень, и когда она исчезла, там стоял уже другой Савар. Слепой, в серой одежде.

— Владыка! — ответил Савар, опускаясь на колени. — Я предлагаю себя тебе. Тело в этой вселенной вещества. Я тысячу лет ждал возможности предложить эту жертву.

— Ты опоздал всего на час, — заметил Омега. Он приложил руку к груди. — У меня уже есть тело.

Слепец не знал, что делать.

— Савар! — крикнула Ларна. — Вы помните меня? Я Ларна.

— Владыка… — беспомощно сказал Савар.

— Он убьёт вас, — предупредила Ларна. — Если вы не убьёте его, он убьёт вас.

Савар сгорбился, он словно не слушал.

— Он вами пользовался, но вы ему больше не нужны. Убейте его!

Савар прыгнул вперёд и взмахом опустил меч на плечо Омеги. Лезвие наполовину разрубило шею. Голова повисла.

Ларна бросилась оттуда.

Второй удар рассёк левое бедро, третий разрубил колено. Омега потерял равновесие.

— Я твой бог, — прохрипел голос Доктора, плюясь кровавой пеной. Омега протянул вперёд руку: — Поклонись!

Савар ударил мечом по плечу, и рука отвалилась. Лезвие тут же пошло назад, разрезая нос и щёку.

Он замахнулся мечом, чтобы ударить по голове Омеги.

Омега перехватил меч рукой, вывернул его из рук Савара и отбросил в сторону.

— Есть только одно будущее! — он издал громкий крик, животный рёв, исходивший из глубины его тела. Когда он замолчал, он стоял абсолютно здоровый, его кости срослись, кровь из ран не текла. — Есть только Омега.

Он взмахнул рукой, и Савар исчез. Плащ слепца упал на землю перед Ларной.

Она бессильно опустилась на пол.

Омега нагнулся над ней.

— Знаешь, — сказал он. — Я понимаю, зачем Доктору нужны спутники. Перед зрителями такие вещи делать гораздо приятнее.

— Это ты его превратил, — сказала она. — Ты сделал из него слепого Савара, альтернативного.

— И не только Савара.

Она услышала крики. Мужчины выли, как волки.

Крики агонии, начинавшиеся как слова.

Ларна посмотрела на него. Омега стоял к ней спиной и смотрел на сферу. Железо вздувалось, пузырилось, испарялось. В самом центре блестелочто-то. Сингулярность.

— На Галлифрей опустилась ночь. Ты чувствуешь это? О, не волнуйся, дорогая. Здесь, в стазисном гало, ты защищена. Но они там все преображаются. Воран, Пендрел — все. Они слепы и одиноки, они в отчаянии. Без защиты Ока, без присмотра Рассилона, услышь, во что они превратились! Услышь, кто они на самом деле.

Мужчина кричал. Хор синхронных воплей. Хриплые, гортанные звуки. Взрывы, разрушение зданий, падение статуй, горение тел. Все эти звуки доносились из Цитадели, проходя сквозь толстые известняковые стены.

Ларна заставила себя встать и посмотрела ему в глаза:

— С той властью, что тебе даст сингулярность, ты сможешь делать что угодно, иметь что угодно. Это действительно то, чего ты хочешь?

Лицо Доктора улыбнулось ей:

— Да.

Он сошёл с края помоста, бросился к сингулярности, схватил её и стал богом.

Пропуская сквозь себя эту энергию, Омега сбросил с себя шкуру Доктора. Он стал огромным сгорбленным существом, похожим то ли на быка, то ли на кабана. Окружившие его доспехи были из сплошных кусков металла, похожие на броню боевых кораблей. На голове у него были бараньи рога, на грудь свисала борода. На его правой ладони горела сингулярность. Он больше не был мужчиной, он не был животным… нет, он был силой природы, как ураган или лесной пожар.

Люди не могут противостоять урагану.

Омега увидел, что это хорошо.

Позади него кто-то медленно аплодировал.

Он обернулся. С насмешливым лицом в ладоши хлопал Доктор.

— Апофеоз, — сказал Доктор. — Слияние твоего физического тела и энергии сингулярности. Поздравляю.

Глаза Омеги вспыхнули красным, он пожелал уничтожения Доктора, привлёк к его уничтожению фундаментальные силы вселенной.

Доктор зевнул и показал свою правую ладонь. Вокруг неё мерцало пламя.

— Оп! — спокойно сказал он. — А у меня тоже есть сингулярность! Дай-ка я покажу тебе кое-что.

Они стояли на серой, пустынной земле. Безлюдное место, затянутое туманом небо, под ногами гравий и тектиты.

— Где мы? — потребовал Омега.

— Планета в седьмой галактике, погибшая в ядерном огне. Двенадцатая в этой звёздной системе. Прошло несколько веков с тех пор, как на неё обрушились война и радиация. Небо по-прежнему чёрное, океаны и озёра по-прежнему замёрзшие, — Доктор помолчал. — Это Скаро.

Они пошли по разрушенной, почерневшей земле.

— Тут есть что-нибудь живое? — спросил Омега.

Доктор глубоко вздохнул:

— Во время первой атаки погибла пятая часть населения. Города горели, воздух наполнили ядовитые газы, выбросы, биологические агенты. Каждая частичка асбеста, каждая капля токсичных отходов поднялись в воздух. Ещё одна пятая часть населения погибла из-за того, что не было адекватной медицины, способной им помочь. Огромная масса мелких частиц быстро скопилась в верхних слоях атмосферы, скрыв солнечный свет. Источники воды замёрзли, пища не росла. Умерла ещё одна пятая часть населения. И год спустя, как только долгая зима завершилась, их положение стало ещё хуже. Все животные крупнее насекомого к тому времени уже погибли. В отсутствие ограничивающих их количество хищников, насекомые заполонили всю планету. Начали оттаивать трупы. Эпидемии и пандемии распространялись беспрепятственно. Что тут могло выжить, что могло захотеть выжить в таком?

Глаза Омеги сузились:

— Повелители времени могли предотвратить это. С нашим могуществом, мы могли предотвратить то, что случилось тут и на миллионе других планет, где снова и снова происходило то же самое. Или же мы могли просто вычеркнуть, удалить это из истории.

Доктор впечатлённо прикусил губу:

— Значит, ты можешь это уничтожить?

— С радостью, — Омега взмахнул перчаткой, и звезда планеты превратилась в сверхновую, мгновенно поглотив планету.

Они наблюдали за катастрофой с безопасного расстояния, из соседней звёздной системы.

Доктор удовлетворённо улыбнулся:

— А теперь верни её.

Омега заворчал, ещё раз взмахнул рукой, и планета вернулась.

— Уничтожь её, — повторил Доктор.

Планета снова разлетелась на части, и Омега повернулся к Доктору:

— И что это должно доказать? Это доказывает лишь то, что у нас теперь могущество богов.

— Ты — ничто, — в конце концов сказал Доктор.

— Не смей меня отрицать! Я — всё! — крикнул Омега.

— Ты всё, и ты ничто, — оборвал его Доктор. — Уничтожаешь или возвращаешь планеты одной мыслью.

— То, что я могу сделать с одной планетой, я могу сделать и с тысячью. Я живу в бесконечности, Доктор, а не в узкой вселенной, где может случиться лишь одно. Теперь и ты можешь убивать и миловать. Мы можем заставить плясать вселенную под нашу дудку, исполнять все наши прихоти.

Доктор с сочувствием улыбнулся:

— Конечно, можем.

— Ты мне не веришь? — зарычал Омега.

Доктор покачал головой:

— Верю. Просто мне тебя жалко.

— Ты не достоин быть богом.

— Нет, я не об этом. Что с того, что ты управляешь вселенной, в которой нет смысла, где никогда не происходит ничего, что имело бы значение? Зачем проливать слёзы об умершем, если его можно вернуть, зачем болеть за свою команду, если они могут и выиграть, и проиграть? Я не хочу быть богом.

— Ты слаб.

Доктор покачал головой:

— Ответь мне, Омега: что противоположно вещественному?

— Антивещественное, — мгновенно ответил Омега.

— Нет, нет, нет. Вещественному противоположно «несущественное», — Доктор вздохнул. — Вот что мы создали: вселенную, в которой всё является ничем. Вселенную, в которой всё несущественно. Конечно, ты можешь переписать историю, но зачем? Пока у тебя есть эти огромные возможности, ничто не реально.

— Я бог, Доктор. Я здесь решаю, что реально. Я — всё.

— Конечно, ты бог. Конечно, решаешь. Конечно, ты всё, — с ухмылкой сказал Доктор.

Омега заревел и занёс руку.

Доктор улыбнулся:

— Даже если бы ты мог меня убить, рано или поздно ты бы заскучал и вернул меня. Ты взаперти. Ты взаперти в своём всемогуществе так же, как был заперт во вселенной антивещества.

— Это неправда, — настаивал Омега. Но, несмотря на своё всеведение и всемогущество, он не мог объяснить, почему.

— Потому что тебе так хочется?

Омега почувствовал в себе галактики. Звёзды и планеты были у него во рту и в глазах, время и пространство протекали сквозь него, как кровь.

— Я бесконечен. Я — всё.

Доктор поднял голову:

— И это всё, чем ты есть? Бесконечность? И больше нет ничего, кроме тебя?

Омега запнулся:

— Ты прав.

Какое-то время они молчали.

— И это всё, чем я есть? — спросил Омега, глядя на свои руки. — И всё? Мой момент триумфа? Я мечтал об этом моменте больше, чем когда-либо мечтали все повелители времени. Стать богом! Стать Богом!

Доктор широко улыбнулся:

— Я знал, что ты поймёшь. Ты всё ещё можешь быть мужчиной, Омега. До того, как ты стал богом, ты был великим мужчиной. Стань им снова. Вернись на Галлифрей и займи там своё место.

Омега тоже улыбнулся:

— «Ты думаешь, что тот, кто видел бога, Кто радости небесные вкушал, Не мучится в десятке тысяч адов, Лишась навек небесного блаженства?»[5] Доктор задумчиво постучал пальцами по губам. Цитирование Мефистофиля редко было признаком здравого рассудка.

— Изображать настоящую жизнь? — презрительно сказал Омега. — Такая жизнь была бы таким же обманом, как и быть пустым богом, — помолчав, он посмотрел вокруг. — Ничто больше не реально, ничто не имеет смысла.

Со слезой на глазах, он отошёл от порога.

— Ты разрушил все мои мечты, ты обрёк меня на бессмысленное существование.

— Не бессмысленное! — крикнул Доктор. — Да, тебе нужно найти в своей жизни новый смысл, но жизнь не бывает бессмысленной.

— У меня осталась лишь одна свобода.

Доктор схватил Омегу за руку:

— Нет причин лишать себя жизни.

Омега улыбнулся:

— Не только себя. Эта вселенная потеряна, в ней нет больше смысла. Пора положить ей конец.

Мёртвые звёзды и планеты начали исчезать.

Время и пространство начали сворачиваться.

— Ты не можешь уничтожить всю вселенную! — ахнул на пороге Доктор.

— Почему это?

Доктор пожал плечами:

— Ну, для начала, где ты будешь жить после этого?

— Не будет никакого «после», — тихо сказал он. — Не будет никакого «до». Эта вселенная не будет никогда существовать. Не будет ни страданий, ни измен друзей и любимых. Ни разочарований, ни болезней, ни войн. Никто никогда не умрёт и не потеряет любимого. Будет проще, будет лучше.

Доктор вспомнил сад и красивую женщину с лунно-белой кожей.

— Всему приходит конец, — мягко сказал он.

— Вот именно.

Доктор глубоко вздохнул:

— Ты прав, быть может, пора положить этому конец.

Омега мрачно улыбнулся:

— Ты был достойным противником, Доктор.

— Спасибо. Пожмём друг другу руки?

Доктор протянул руку, Омега взял её в свою.

— Один вопрос напоследок, — сказал Доктор. — Ты никогда не думал о том, что будет, если сингулярность соприкоснётся с антисингулярностью? — и он очень сильно сжал руку Омеги.

Всё закончилось.

Ларна увидела, что апертура раскрылась, и из неё снова вырвалась колонна энергии. Рядом дымились остатки плаща Савара. Крики и бомбардировка прекратились.

Перед ней лежало голое и неподвижное тело Доктора. Оно было бледным, но грудь медленно поднималась и опускалась, его дыхание образовывало в холодном воздухе облачка пара.

Она сняла с себя пиджак и прикрыла его.

— Доктор?

Его веки задрожали и раскрылись:

— Ларна?

Это был он, она знала.

— Где Омега?

— Я не знаю, — слабым голосом сказал он, стараясь сесть. — Изгнан. Отрезан. Умер. Я не знаю. Его сингулярность коснулась моей антисингулярности. Я не знаю, что было потом… антисингулярностей не бывает, я её выдумал, так что нет никаких теорий о том, что случилось дальше.

— А ты как?

— Я… Кажется, я только что спас от уничтожения всю вселенную.

Ларна помогла ему надеть пиджак.

Доктор неуверенно улыбнулся:

— Спасибо тебе, Ларна, — сказал он.

Ларна рассмеялась и поцеловала его.

— Тебе спасибо, Доктор.