Доктора Бесконечности

ГЛАВА 3 Внутренний враг

Ларна всё ещё не привыкла к наличию служанки и, возвращаясь в свои комнаты, каждый раз удивлялась, обнаруживая её там, занятую домашней работой.

Врейто была тихой пожилой женщиной с морщинистым лицом. Они были знакомы всего несколько недель, и до сих пор не привыкли друг к другу. Врейто была служанкой уже давно, и отлично знала, как снять церемониальный воротник и отложить его в сторону, чтобы помочь хозяйке снять мантию. Ларне не нужно было даже расплетать волосы, снимать блузу, комбинацию, расстёгивать бриджи — всё это тоже делалось за неё. Но в случае белья она решила провести черту; она сняла его сама, стоя за стенкой душевой кабины.

В щель между панелями Ларна видела, что Врейто терпеливо стоит с мантией в руках.

— Спасибо, — сказала Ларна, — можешь идти.

Врейто слабо кивнула и вышла из ванной. Она явно была чем-то недовольна. Ларна не знала, чем она её обидела в этот раз. Наверное, имело место загадочное нарушение этикета. Может быть, благодарить слуг не положено?

Врейто, наверное, прячет сейчас мантию обратно в шкаф, до следующей церемонии. Это будет на следующей неделе: праздник Рассилона-Светоча. Мантии было уже тысяча лет, и хотя для Ларны её и перешили, изначально она было выкроена для мужчины. То же самое было и со всеми другими ритуальными облачениями. Женщин среди повелителей времени было очень мало, и физиологические различия не считались важными. Никаких уступок ей не делали. Это был один из парадоксов общества внутри Цитадели. Все знали, что женщины равны мужчинам — это считалось само собой разумеющимся. Но никто не задавался вопросом, почему женщины редко пытались поступить в Академию, и почему так редко им это удавалось. Больше десяти процентов населения Галлифрея были женщинами, но из тысячи повелителей времени не больше десятка были женщинами. Вполне возможно, что за десять столетий своей службы Врейто ни разу не служила женщине. Быть может, Врейто завидовала молодости и энергии Ларны, её успеху?

Или, что более вероятно, ей было стыдно, что её хозяйка пропахла в равной степени потом, пылью, и ароматными маслами. Врейто не подала виду, что она это заметила, но ведь не могла же она не заметить? Грязь была неприятна Ларне. Масляно-водяной душ прореагировал на её присутствие и автоматически включился. Было стыдно, что она наслаждалась таким чисто чувственным удовольствием, но она не торопилась, позволяла тысяче крохотных струек горячей воды массировать её, втирая в её волосы шампунь, а в кожу мазь. Мысли о том, что Врейто не одобрила бы такой гедонизм, делали этот процесс ещё более приятным. Душ был в некоторой степени разумным, но волосы Ларны были для него слишком длинные, он не дотягивался, и Ларна вымыла их руками. Закончив это, она стала прямо, прикрыла глаза, прижала руки к бокам, прогнала из своих мыслей всё, кроме шума воды и ощущения того, как вода смывает грязь, осевшую на её кожу с мантии.

Доктор был прав, пытаясь прекратить войну, Ларна не сомневалась в этом. Нет, даже более: она чувствовала это всем своим сердцем. Альтернативой было делать то же, что делали остальные повелители времени: наблюдать за войной, исчислять её. Многие студенты разделяли мнение Доктора. Быть может, её поколение окажется тем, чьи амбиции устремятся за пределы Купола? Они могут оказаться мужчинами и женщинами, которые отправятся во вселенную в попытке найти истину, установить контакт, распространять науку и свет. Ларна в этом сомневалась. Так считало каждое поколение; все считали, что они поведут всех в эру революции и улучшений. Но каким-то образом, с ходом времени, пыль и паутина рутины проникали в их кровь, их устремления остывали. Активные становились консерваторами. Хуже того, те, кто в зрелом возрасте сохранял свой пыл, становились тиранами, стремящимися к власти любой ценой. Многие считали, что к этой категории относится и Доктор, что он не лучше Пенгаллии, Марнала, или Морбиуса.

Она разочарованно вздохнула, а потом вспомнила, где находится — Врейто могла её услышать. Сама мысль о том, что Доктора кто-то считал тираном, жгла Ларну изнутри, вызывала в ней такую злость, которую она, к своему стыду, не могла контролировать. Они же знали Доктора, они слышали искренность в его голосе, когда он докладывал свой проект Совету, на его лекциях, на семинарах. Неужели они не заглядывали в его грустные глаза, не видели в них его душу?

Вода массировала её плечи словно сильные руки, струи играли по её лицу и груди. То, что она сегодня сказала перед Верховным Советом… если бы она об этом хоть немного подумала, то не смогла бы ничего сказать. Но все студенты, которых она знала, думали то же самое. В безопасности своих общежитий они все осуждали публичное вещание, которое высмеивало планы Доктора и неправильно объясняло его цели. Если уж рисковать испортить себе жизнь, то, по крайней мере, ради того, во что она верила. Она видела, что Доктор ей улыбался. Его признательность значила для неё больше всего остального, эта улыбка стоила сотен профессорских званий.

Ларна почувствовала, что душ теряет терпение, и переключила его в режим сушки и припудривания. После завершения этих процедур она вышла. Врейто должна была её ждать. Но никого не было; ночная рубашка висела на спинке стула, щётка для волос была всё ещё в футляре.

Она надела на себя накрахмаленную хлопковую ночную рубаху, нашла тапочки, повязала волосы. Волосы опять нужно стричь: чёлка уже почти на глаза свешивается.

Врейто зашла в комнату, неся визитную карточку.

— У нас гости? — спросила Ларна, недоумевая, кто бы это мог быть.

Врейто опустила взгляд и неодобрительным видом вручила визитку.

— Техник Первого Класса Веймиврудимкве желает поговорить с вами, — объявила она. — Несмотря на то, какое сейчас время суток.

Ларна кивнула, не понимая, какие проблемы в восьмом часу дня.

— Вейм, — сказала она, застёгиваясь. — Я приму его.

— В таком виде? — спросила Врейто.

Ларна осмотрела себя.

— Эта ночная рубашка скрывает части моего тела, о наличии которых даже я не догадывалась, Врейто.

— Вы теперь повелительница времени, мадам. Существуют стандарты.

Ларна вздохнула и вышла за дверь.

Вейм стоял у её дивана, по-прежнему в униформе техника. Врейто не предложила ему сесть. Ларна усадила его на диван и тоже села рядом. Из-за Врейто она чувствовала себя очень смущённой. Её служанка маячила в дальнем углу комнаты, не сводя с них глаз.

— Извини, что я явился без предупреждения, но ты самый квалифицированный специалист, которого я знаю.

— Надеюсь, ты вытащил меня из душа не ради помощи с написанием реферата?

— Нет, нет.

— Расслабься, Вейм. Послушай. Да, я теперь повелительница времени, но я осталась самой собой.

Это его немного успокоило.

— Ларна, когда я сегодня утром управлял камерой, я заметил проблему. Мне кажется, что в неё могли проникнуть инопланетяне.

Ларна нахмурилась:

— Что за проблема?

— Я заметил это перед самым прибытием флота. Слушай, будет проще, если я просто покажу тебе. Приходи через несколько минут в камеру Эпсилон III.

Ларна встала:

— А почему нельзя пойти сразу?

Вейм указал на неё рукой:

— Ты в ночной рубашке.

Она уже встала.

— Она свисает до самых лодыжек. До Эпсилон III нужно всего на один этаж подняться. Идём.

Быстро выходя из комнаты, она едва успела триумфально улыбнуться Врейто… и врезалась в Доктора, пробегавшего мимо её двери. Он не дал упасть ни ей, ни себе. Он успел переодеться в свою обычную одежду, вернее, в одежду, которую он обычно носил. На всём Галлифрее только Доктор носил старый кашемировый сюртук, шёлковую рубашку, и строгие светло-коричневые брюки. Он уставился на неё поверх очков. Она начала извиняться.

Он, похоже, не заметил, во что она одета.

— Как я уже сказал, Ларна, нам это нужно обсудить, но сейчас я занят инопланетными делегациями. Зайди ко мне в девять с половиной колоколов.

Доктор умчался, позади него развевались фалды его сюртука. Она расстроилась. Он хотел обсудить с ней её поведение. Поведение было очень важно для повелителей времени. Не зная этого, она бы не смогла закончить Академию. Некоторые повелители времени до сих были наиболее известны своими небольшими нарушениями правил, совершёнными несколько столетий назад. Лорд Глебан до конца своих дней останется Глебаном Пердуном, несмотря на его прорыв в исследовании гидродинамики. Такие поступки могли испортить карьеру, сделать вас изгоем в лучших обществах. А больше всего её расстроило то, что Врейто оказалась права. Она могла себе представить самодовольную улыбку на лице служанки.

— Это не справедливо, — пожаловалась Ларна Вейму. — Это же он бежал, а не я.

Доктор сидел на ступне Рассилона, болтал ногами и ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее.

В свою эпоху Рассилон считался архитектором. Некоторым современным повелителям времени было сложно в это поверить. Сейчас Рассилон считался величайшим из основателей, Отцом Галлифрея, тем, кто не только спас планету, но и дал ей умение путешествовать во времени и мудрость разумного использования этого дара. Эти его достижения значительно превосходили красивые здания. Современные повелители времени знали Паноптикум, воспринимали его как само собой разумеющееся. Они уже почти не пользовались сложными экситонными пейзажами Матрицы. Цитадель стояла тут так давно, что уже не выделялась; она доминировала над закрытыми кварталами Капитолия и одновременно сливалась с ними. Получилось, что некоторые из наиболее восхитительных зданий в известной вселенной стали ежедневным зрелищем, местом, через которое ты проходил на лекции и обратно.

Доктор завидовал сонтаранам и рутанам, тому, что они испытают сегодня вечером, когда впервые в жизни увидят Галлифрей. Мало кто из повелителей времени задумывался о том, насколько продуман был план Паноптикума. Статуи, стоявшие по углам, использовали явление перспективы. Когда заходишь в Паноптикум, проходишь под невозможно высоким арочным входом, то тут же видишь перед собой статую одного из легендарных Основателей Галлифрея, одного из тех шестерых, кому приписывалось создание современной цивилизации. К примеру, зайди в зал с севера, и увидишь в южном углу статую Омеги, большого бородатого мужчины, одетого в несколько романтизированную версию гидравлического космического скафандра, который был на нём одет у Ккабы, а шлем от этого скафандра статуя держала подмышкой. Твой мозг попытается понять размер и предположит, что эта статуя примерно в три раза выше среднего роста. А затем пройди к приподнятой области в центре зала. Статуя не будет изменяться. И лишь выйдя под навес Купола Паноптикума, ты поймёшь, насколько велик этот зал, что тебе понадобится час, чтобы его пересечь. И лишь обернувшись назад, чтобы посмотреть, сколько уже пройдено, ты поймёшь, что арка, через которую ты вошёл, была образована ногами другой статуи, и что Омега, должно быть, высотой с многоэтажку.

Если вы зашли с севера, то прошли между ногами Рассилона, между ступнями, каждая из которых размером с дом. Был способ запомнить имена статуй и то, что их прототипы сделали для Галлифрея. Это была старая детская загадка, шесть рифмованных строк, которые любой галлифреец знал наизусть. Доктор мог вспомнить только первую часть:

«Под Куполом Паноптикума

Рассилон лицом к Омеге,

а кто другой?»

Дальше память подводила Доктора. Последнее слово в следующей строке было «брат», вот и всё, что он мог вспомнить. Доктору это никогда не нравилось: загадка решалась довольно просто, а даже те части, которые он запомнил, толком не рифмовались.

Регенерация вызвала множество проблем в галлифрейской скульптуре и иконографии, но, к счастью, было общепринятое представление о том, как выглядел Рассилон. По каким-то затерянным в туманах времени причинам основателя галлифрейского общества всегда изображали обутым в кожаные сандалии. Поэтому на ступне Рассилона сидеть было удобнее всего, гораздо лучше, чем на защитных ботинках Омеги или на шипастых военных сапогах Апейрона.

— Были в те дни гиганты, — сказал появившийся из вечерней тени Магистрат.

Доктор посмотрел на него сверху, с ногтя на пальце ноги Рассилона.

— На самом деле они были не такие уж и гиганты, — сказал он.

— Я говорил образно.

— Я знаю. Я тоже.

— Час остался.

— Да. Но чем это всё закончится? — размышлял Доктор, пока Магистрат лез к нему.

Переставляя руки, тот лез почти без усилий, и даже его плащ до колен не останавливал его. Они впервые залезли сюда после колледжа, и у Доктора ушло на это пять или шесть минут. Но Магистрату понадобилась его помощь. Доктор нагнулся, взял его за руку, и потянул его вверх.

— Хорошо выглядишь, — заметил Доктор, когда Магистрат устроился рядом с ним. — Тебе идёт чёрное.

Под плащом у Магистрата была туника без воротника. Магистрат стряхнул с неё несколько пылинок.

— А ты что собираешься надеть?

— Это, — сказал Доктор, забрасывая за плечо свой старый, ещё со времён колледжа, шарф. — Что скажешь?

Магистрат изогнул бровь:

— Не очень официально. Даже неряшливо. Не оскорбит ли это наших гостей?

— У сонтаран и рутан другие манеры одеваться, — пожал он плечами. — Я бы оделся так, чтобы их это впечатлило, но мои доспехи сейчас в чистке, — Доктор зевнул и осмотрел Паноптикум. — А вот солдаты им наверняка понравятся.

Фаланга Стражи маршировала, готовясь к церемонии. Они были в полной парадной форме: красной, обшитой мехом, с нагрудниками и плащами. Они выстроились в квадрат и маршировали туда-сюда, стуча каблуками по мраморному полу с регулярностью маятника. Солдаты так маршировали уже тысячи лет (причём для некоторых из них это выражение можно было понимать буквально). Все возможности для творчества тут были исчерпаны очень давно. Но в этом же и была цель, так ведь? Они не думали, они делали что-то, что происходило так же легко и естественно, как дыхание. Но они только маршировали, не воевали. Уже давненько Страже не приходилось сражаться, а внешних врагов у них не было ещё дольше.

Магистрат слегка улыбнулся, словно прочитав мысли Доктора.

— Не стоит их недооценивать, Доктор. После тысячи лет стрельбы в тире и боевой медитации они смогли бы кое-чему научить сонтаран в вопросах рукопашного боя.

Доктор склонил голову:

— Ты думаешь? А я бы поставил на генетически спроектированного парня с планеты с сильной гравитацией.

— Уверен, что лорд Воран согласился бы с тобой. Но Президент был на твоей стороне, «старый друг», — смеялся Магистрат, пародируя аристократический голос Президента.

Доктор засмеялся, а затем ненадолго задумался.

— Мне никогда не доводилось называть кого-то старым другом.

— А кому тебе такое говорить? У тебя ведь, в конце концов, столько новых друзей. Ларну ты хорошо обучил.

— Спасибо. Моя лучшая ученица.

— Ты воспитаешь поколение революционеров, Доктор.

Доктор кивнул:

— Так или иначе.

Магистрат улыбнулся:

— У сонтаран большая делегация?

— Нам удалось сократить её до десятерых.

— Уже всё готово?

— Всё до последней детали. Расставлены все точки над «й», все галочки над «i». Их опустят сюда черпаком вечером, в девять колоколов. Во избежание осложнений, сонтаране прибудут в западную зону материализации, а рутане — в восточную. Там их встретят, а затем взвод Стражи проведёт их по Капитолию в Цитадель, и они встретятся здесь, в центре Паноптикума. Камеры публичного вещания запечатлят первую встречу. Это будет их первая встреча лицом к лицу за очень долгое время. Она может оказаться несколько неловкой, поэтому мы только поздороваемся друг с другом. После этого гвардейцы сопроводят их в ксенодохии. Условия в их апартаментах в точности воспроизводят условия их родных планет.

— Я предвижу проблему.

— Всего одну?

— Ты главный переговорщик, тот, кто позвал сюда и тех, и других, единственный во всей вселенной, с кем будут говорить обе расы.

— Это, надеюсь, не такая уж и проблема, — засмеялся Доктор.

— Если сонтаране и рутане прибывают одновременно в разные части города, то кто их будет встречать? Ты, я полагаю, будешь тут. Если ты встретишь одну из рас, ты проявишь этим своё предпочтение, и другую делегацию это может оскорбить. Но и тех, и других оскорбит, если их встретит какой-то мелкий чиновник.

Доктор потёр подбородок:

— Хорошее замечание. Жаль, что нельзя быть одновременно в двух местах, — сказал Доктор.

— Да, — отозвался Доктор, сидевший на мизинце Рассилона, — это решило бы все проблемы.

Оба Доктора широко улыбнулись.

Ларна зашла в камеру бесконечности, за ней шёл Вейм.

Эта камера была меньше главной, всего лишь балкон с видом на вселенную. Ларна хотела пройти к панели управления, но там уже кто-то был.

— Это Савар, — сказал Вейм. — Извини, Ларна, когда я уходил, его тут не было.

— Ничего страшного. Меня он не смущает.

— Нет? Он такой жуткий.

Савар нагнулся над пультом и набирал на клавишах команды. На нём была насыщенно-синяя мантия. Он не мог оторваться от кнопок, их мигание словно гипнотизировало его. Хотя Савар выглядел обычно, он не был здоров.

— Лорд Савар! — сказала Ларна. — У вас всё в порядке?

— Ларна! — вскрикнул он. — Леди Ларна, — поправился он и снова повернулся к пульту. Вейма он проигнорировал.

Она подошла к нему.

— Они лишили меня глаз, — задумчиво сказал он им. — Это было после того, как я нашёл Бога, и до того, как я вернулся сюда.

Ларна кивнула и с грустной улыбкой посмотрела на Вейма. Давным-давно, задолго до их рождения, полевые экспедиции во вселенную были немного более обычным делом, чем сейчас. Тогда Верховный Совет немного ослабил правила о невмешательстве, и позволил ограниченную свободу путешествий на межгалактические научные конференции и/или в интересные места, но исключительно для наблюдения. ТАРДИС вновь путешествовали по вселенной по официальным делам повелителей времени. Савар отправился в одну из таких экспедиций.

Его нашли десять лет спустя.

В глубинах космоса засекли дематериализацию его спасательной капсулы. Тут же туда была отправлена спасательная ТАРДИС. То, что они обнаружили, было ужасно: капсула была ограблена дочиста, только её пилота оставили ползать в темноте, одного. Савара покалечили, его глаза были удалены. Оба глаза, каждый миллиметр оптического нерва, даже ответственные за зрение доли мозга были ампутированы. Что бы там ни произошло, это свело Савара с ума. Его вернули на Галлифрей и его тело исцелили, для него соткали новую пару глаз. Но его разум (а некоторые говорили, что и его душу) вернуть не удалось. Он бормотал о своих глазах, о том, что его глаза забрали его глаза, о том, что он упал с края вселенной, и о том, что он видел лицо бога. Хирурги не могли вылечить его душу. Даже пару регенераций спустя Савар был больным; бывший когда-то великим учёным и путешественником, теперь он стал безвредным недоразумением. Большинство повелителей времени его игнорировали. А те, которые не игнорировали (к примеру, Ларна и Доктор), обращались с ним как с ребёнком. Вейму не нравилось ни то, ни другое.

— Кажется, я снова нашёл Бога, — печально сказал Савар.

Ларна улыбнулась ему:

— Вы не против, если я воспользуюсь пультом?

— Нет, что вы, дорогая, — он отступил назад, чтобы пропустить Ларну.

Вейм стал рядом с ней и проверил показания. Савар перепрограммировал пульт, сбил его с тщательно выбранных координат, за которыми пытался проследить Вейм.

— Нам нужно увидеть прибытие инопланетного флота, — сказал он Савару.

Савар хихикнул и указал на дисплей.

Пространство и время изящно развернулись, и два космических флота появились на выделенных для них позициях, каждый над своим полюсом Пазити Галлифрея.

В этот раз весь дисплей был пометках, сделанных Саваром. Ларна остановила изображение и начала просматривать пометки. Вейм уже знал, куда нужно смотреть, и уже видел, что там действительно было что-то необычное.

— Там стена… чего-то, — сказала Ларна. — Словно рябь в пространстве-времени. Она указала на дисплей. Там было едва заметное искажение, по всему изображению, оно начиналось позади Пазити и проносилось сквозь Галлифрей ровно за столько времени, сколько было нужно для открытия врат Вихря. Словно на изображении на мониторе не хватало одного пикселя, не более.

— Молодец, что заметил это, — сказала Ларна.

— Что это? — спросил Вейм.

— Это конец вселенной, — сказал Савар, — и ничего мы с этим не сможем сделать.

Другой Доктор залез к ним, и они стали рядом, как близнецы.

— Разве это не нарушает Законы Времени? — спросил Магистрат, не зная, к которому из Докторов ему обращаться.

— Нарушает, но не все, — ответил Доктор и засмеялся со своей шутки.

— Жаль, что это не я сказал, — прошептал Доктор.

— Ещё скажешь, — ответил ему Доктор.

Магистрат посмотрел на нового:

— Ты из будущего?

— Я — он — из будущего через полтора часа. Я только что вернулся со встречи рутанской делегации.

— И как, всё прошло гладко? — спросил у себя Доктор.

— Ты же знаешь, что я не могу ответить, не вызвав серьёзных последствий для Паутины Времени. Всё было нормально, а судя по улыбке, которая будет на моём лице через час, сонтаране тоже не создали никаких проблем.

Оба Доктора посмотрели на свои наручные часы.

— Нам лучше занять свои места, — сказали они.

— Незачем сверять часы, — заметил Магистрат. — Или Докторов.

Более ранний Доктор хлопнул свою копию по плечу:

— Я отправляюсь на Западную Платформу. Не делай ничего такого, чего бы не стал делать я, — посоветовал он и начал слезать вниз.

— Я знал, что он это скажет, — проворчал Доктор.

— Может быть, это неисправность камеры, — предположила Ларна. — Нужно посмотреть логи контрольных модулей.

— А разве они вообще ломаются? — спросил Вейм.

Савар мудро кивнул:

— О да, время от времени.

Вейм сердито посмотрел на него:

— Я не у вас спрашивал! Ларна?

Она пыталась закрыть запущенные Саваром программы, но у неё не получалось.

— Вы не могли бы позволить мне проверить?

Савар покачал головой, улыбаясь, как идиот:

— Я ещё не закончил.

Ларна попробовала ещё раз.

— Что это может быть? — Ларна нахмурилась. — Так, камеры бесконечности черпали свою информацию из Матрицы. Они наблюдают не настоящую вселенную, а лишь её очень, очень подробную компьютерную модель. Подробную до последнего кварка. Может быть, была ошибка в данных?

— И что её вызвало?

— Интервенция, — вдруг сказал Савар. — Божественное вмешательство.

— Ни у одной инопланетной расы нет доступа к Матрице. Ну, больше нет. За долгие годы многие расы пытались и… — она замолкла, глядя на два флота, зависшие над Галлифреем. — Если этим отображением вселенной манипулировали, флоты сейчас могут быть в совсем другом месте. Вместо них сквозь врата Вихря могло пройти что-то другое, что-то, что мы не можем увидеть. Доктор, возможно, направляется прямо в ловушку…

Она посмотрела на встроенный в пульт хронометр: 8.89 колоколов.

— Солнце вот-вот сядет. Он должен быть в Паноптикуме. У меня мало времени…

Подобрав подол ночнушки, она выбежала из зала.

Взвод Стражи окружил зону материализации, Доктор стоял чуть в стороне от центра. Позади него на горизонте Капитолия доминировала похожая песочные часы Цитадель повелителей времени. Воздушное транспортное движение было направлено в обход этой части города, но всё равно было очень интенсивное.

Все часы хором начали бить девять колоколов.

Центр платформы начал мерцать. В трёхмерном пространстве вращалась чёрная пирамида. Она продолжала висеть и медленно крутилась. У Доктора в руке был синий планшет управления. Он нажал зелёную кнопку.

Пирамида перестала вращаться и исчезла, а на её месте остался один рутанин, если про рутанина можно было так сказать. Он был бурлящей массой слизких, вязких веществ, словно гигантская устрица, плавающая в густом овощном супе. Изнутри оно светилось и пульсировало. А затем, так же быстро, как зрачок адаптируется к яркому свету, рутанин начал приспосабливаться к новому окружению. Его внешние слои стали толще, как пенка на остывающем какао. Снизу начали вырастать щупальца, рассеянное свечение начало концентрироваться в трёх точках в глубине тела. Они подсвечивали возникающие внутренние органы и мышечные структуры существа. В считанные секунды рутанин преобразовал себя в существо, напоминающее прозрачного кальмара. Вокруг него потрескивало электричество.

Существо было неподвижно, не подавая никаких признаков того, что понимает, где находится.

Доктор облизнул губы.

— Э-эй? — позвал он.

Никакого ответа, даже ни одно щупальце не шелохнулось. Доктор подошёл к рутанину. Без глаз, безо рта, без носа… как оно вообще мир воспринимало? Явно не зрением, не слухом, и не обонянием. Должно быть, для рутанина мир представлял собой флуктуации температуры и изменения в локальных электрических и магнитных полях. А может быть, он даже и не видел разницу между ними. Для телепатического группового сознания метаморфических амёб вселенная, возможно, существовала в одном из двух состояний: рутане и не-рутане.

Доктор нагнулся над рутанином, не зная, чувствует ли тот его присутствие.

На боку рутанина появилась щель. Её ширина была как раз такой, что Доктор мог бы просунуть в неё ладонь, хотя он, конечно же, не собирался этого делать. Щель приоткрылась, её края уплотнились. Внутри она была чёрной.

Доктор понимал, что смотрит гораздо дольше, чем это предполагали правила приличия, но сомневался, что рутанин мог на это обидеться, да и вообще хотя бы отличить одно выражение гуманоидного лица от другого.

Щель раздвинулась ещё шире, и Доктор увидел в ней зубы. Ряд белых зубов, как у младенца, а за ними толстый красный язык.

— Приветствую, повелитель времени, — сказал рот рутанина женским голосом. — Гортань гуманоида не способна воспроизводить звуки рутан, гуманоидный мозг неспособен воспринять сложность их лексики, грамматики и синтаксиса, а гуманоидная нервная система не способна полностью воспринимать язык рутан. Поэтому нам пришлось адаптироваться к вашему примитивному методу коммуникации.

— Это очень предусмотрительно с вашей стороны, — ответил Доктор на чистом рутанском.

Рот раскрылся от удивления.

— Не пройдёте ли за мной? — любезно предложил Доктор.

Единственный лифт, позволявший опуститься с этажа камеры бесконечности в Паноптикум, был зарезервирован для повелителей времени, чтобы ограничить доступ к находящимся между этими этажами причалами ТАРДИС. Ларне пришлось воспользоваться пожарной лестницей, которая спиралью шла вокруг шахты лифта. От камер бесконечности до этажа Паноптикума были в буквальном смысле тысячи ступеней. Жёстких, серых, каменных ступеней. На половине пути Ларне пришло в голову, что нет никаких причин не сделать лестницы размерно-трансцендентными. Довольно просто спроектировать лестницу так, что никогда не придётся подниматься или опускаться больше, чем на один пролёт, независимо от того, на какой этаж нужно попасть. Она начала мысленно моделировать оптимальное решение. Математика отвлекала её от судорог, от разболевшихся ног. К тому времени, когда она спустилась до конца лестницы, она уже всё спланировала, и поклялась при первой же возможности поднять этот вопрос на Совете.

Сейчас ей это, разумеется, ничем уже не поможет.

Как только она закончила спуск, усталость нагнала её, она согнулась пополам, отчаянно пытаясь втянуть в лёгкие достаточное количество воздуха. Пот лился со лба и по спине. Голова кружилась, босые ноги одновременно замёрзли и пекли огнём. Она так устала, что даже не заметила, что рядом стоит Доктор.

— Ты что, сбежала по лестнице в одной ночнушке? — спросил Доктор.

Ларна кивнула, пытаясь распрямиться. Он нагнулся над ней и не знал, то ли положить ей руку на плечи, то ли наоборот, дать ей возможность распрямиться. Он выбрал второе.

— В чём дело? — тихо спросил он. — Тебе плохой сон приснился?

— В этот раз ты заметил, что на мне одето, — хрипло ответила она. — И в этот раз бежала я.

Доктор смотрел на неё, не понимая.

— Ужасная опасность! — вырвалось у неё, когда она вспомнила, зачем она вообще сюда бежала.

— Успокойся. Что за опасность?

Ларна восстановила дыхание:

— Мы в опасности. Думаю, что инопланетяне — не то, чем кажутся.

— Но я только что встретил рутанина. Все прошло без сучка и задоринки.

— Только рутанина? — удивлённо спросила Ларна. — Я думала, что сонтаране прибывают одновременно с ним.

Доктор посмотрел на часы и хлопнул себя по лбу.

— Слушай, Ларна, мы поговорим об этом позже. Иди в мою комнату, налей себе чего-нибудь выпить, чувствуй себя как дома. Я скоро приду. Я ещё не закончил, и не хочу бросать работу на середине. Взявшись за гуж… и всё такое.

Улыбнувшись, Доктор набрал свой код доступа и открыл дверь лифта. Дверь плавно закрылась у него за спиной. И с запозданием на две тысячи ступени до Ларны дошло, что ей уже можно пользоваться зарезервированными для повелителей времени лифтами.

Немного позже и раньше, Доктор стоял возле Западной зоны материализации. Позади него на горизонте Капитолия доминировала похожая песочные часы Цитадель повелителей времени. Воздушное транспортное движение было направлено в обход этой части города, но всё равно было очень интенсивное.

Все часы хором начали бить девять колоколов.

Центр платформы начал мерцать. В трёхмерном пространстве вращалась чёрная пирамида. Она продолжала висеть и медленно крутилась. У Доктора в руке был синий планшет управления. Он нажал зелёную кнопку.

Прекратив вращаться, пирамида исчезла, а на её месте оказались десять сонтарских воинов. Они были одинаковые: коренастые гуманоиды с закруглёнными плечами и туловищами. Конечности были сильные, как у боди-билдеров. Доспехи были сделаны из мягкого, почти как кожа, серебристого материала, полностью покрывавшего их кожу. На них были надеты большие куполообразные шлемы. Как они различают друг друга? — подумал Доктор. Должна же у них быть такая возможность, боевые действия почти невозможны без возможности различать звание и должность. Они все были одного и того же роста и телосложения, лишь на воротниках у них были знаки отличия, а на шлемах — эмблемы подразделений. На них не было ни медалей, ни других отметок о былой доблести, но на поясах были какие-то электронные устройства. Оружия, как и было оговорено, не было. Все сонтаране кроме троих, стали кругом, а в центре, по-видимому, был их лидер. Они осматривали своё окружение, выискивая ловушки, опасаясь засады. Оставшиеся двое поднимали на плечи ящики. Ящики были почти такого же размера, как и они сами; по-видимому, в них была провизия и какое-то оборудование. В глубине Цитадели команда наблюдателей должна была уже сканировать содержимое ящика, используя такие сложные методы, что сонтаране даже не догадывались об используемых научных принципах, не говоря уже о самом сканировании. Если в этих ящиках было оружие, его незаметно обезвредят или изымут.

— Добро пожаловать, — сказал Доктор. — Я Доктор.

Сонтаранин, стоявший в центре, шагнул вперёд, и защищавший его круг разомкнулся перед ним. Он взялся руками за шлем и снял его. После этого все остальные, за исключением тех, кто нёс ящики, сделали то же самое. У всех сонтаран были одинаковые жабьи лица на куполообразных головах, кожа цветом и текстурой напоминала глину. Но были на них и черты индивидуальности: растительность на лице, шрамы от прошлых битв, даже татуировки и следы солнечных ожогов.

Но за исключением этих косметических различий, лицо каждого сонтаранина было такое же, как и у их лидера. И Доктор был поражён, обнаружив, что именно их лидер стоял сейчас перед ним. Этот сонтаранин был покрыт морщинами, его кожа была дряблой и нездорового оранжевого оттенка, свиные глазки казались посаженными ближе, чем у остальных. Пучки грубо обрезанных волос торчали у него из ушей, из носа, на подбородке.

— Генерал Сонтар! — ахнул Доктор.

Он был единственным старым сонтаранином. История сонтарской расы была весьма туманной, как из-за своей давности, так и из-за постоянного переписывания из соображений пропаганды, но в большинстве её версий упоминался генерал Сонтар. Примерно тогда, когда была объявлена война с рутанами — историки так и не сошлись в мнении, было ли это непосредственно до или сразу после — Верховный Совет урСонтарского Варбурга понял, что военного преимущества можно достичь клонированием их лучших воинов. Самым знаменитым воином был генерал Сонтар, главный стратег победной двухтысячелетней войны с Айсери. Он был настолько совершенным солдатом, что очень скоро каждый новый солдат был копией Сонтара. Вскоре после этого произошёл военный переворот, и население было очищено от всех не-сонтаран. Всё было либо так, либо совсем иначе. Эксперты не могли сойтись на едином мнении, а привлекать к конструктивному обсуждению этого вопроса сонтаран или рутан не было смысла.

Это, разумеется, не был исходный генерал Сонтар — тот умер миллионы лет назад. Естественная продолжительность жизни сонтаран была около пятидесяти лет, но из-за войны никто не доживал до такого возраста, кроме самого Сонтара, жившего в безопасности Тронной Планеты в окружении медиков, телохранителей, и проверяющих энергию. Когда старое, немощное тело Сонтара испускало последний дух, его сознание переносилось в специально созданного клона, чем обеспечивалось бессмертие. Для постороннего наблюдателя цикл его жизни мог напоминать то, как регенерировали повелители времени. Но было множество различий. С каждой регенерацией галлифреец приобретал абсолютно новое тело, с новой нервной системой, новой внешностью, и новым характером. Всё, кроме самых базовых ощущений, нужно было открывать заново. Регенерация привносила свежие перспективы, устраняла застой, наступавший от старости и от того, что слишком долго оставался одним и тем же.

Процесс же, через который прошёл генерал Сонтар, сохранял все шоры, шлаки, и язвы.

— Ваше присутствие — неожиданная честь, — сказал Доктор.

Он ожидал, что будет кто-то из Кабинета, но не думал, что это будет сам Председатель. Он узнал ещё нескольких сонтаран: адмирала Кракса из Трёхмиллионного Флота, канцлера Строка, заместителя командующего Грола. Каждый из них командовал военными соединениями, способными сокрушить галактику. Но Сонтар мог сокрушить их.

— Моё присутствие является демонстрацией того приоритета, который имеет среди сонтаран кампания за установление мира, — проревел Сонтар.

А если что-то пойдёт не так, — подумал Доктор, — то наверняка уже к вечеру на сонтарском троне будет сидеть другой генерал Сонтар. Когда-то бывали гражданские войны и расколы: несколько генералов Сонтаров стремились к верховной власти, и каждый из них был убеждён — и, как ни посмотри, каждый из них был в этом прав — что он является законным наследником. Сейчас же Сонтарский военный кабинет просто объявлял, кто из них был тем самым, настоящим генералом Сонтаром, и все сонтаране без вопросов следовали этому приказу, этому Сонтару.

Это сильно упростило жизнь.

— Генерал, я ценю значение вашего присутствия.

— Хорошо, — рявкнул Сонтар. Он огляделся. — Так это, значит, знаменитый город повелителей времени?

Платформа материализации была на тридцать пять этажей выше земли, с неё открывался отличный вид на Капитолий. Для чужака, должно быть, тяжело было отличить большие компьютерные банки и машины от высоких жилых зданий.

Под Куполом всё находилось в сложной гармонии, всё соединялось тонкой сетью проходов и дорог. Там были террасы с садами, парки со скульптурами, башни с часами, декоративные пруды. Архитектура, не накладывающая ограничений на воображение архитектора, идеально освещённая голографическими светильниками, размещёнными на поверхности Купола, хранимая в этой контролируемой среде, лишённой погоды.

— Капитолий стоит уже миллионы лет. Он был столицей Рассилона, хотя в те дни он, разумеется, выглядел совсем не так, а Купол вообще ещё не был построен. Цитадель повелителей времени восходит ко временам Рассилона и Омеги, хотя многие её части намного старше. Переговоры будут проходить в ней.

Доктор указал на Цитадель, хотя нужды в этом не было — это было самое большое здание, находившееся точно под вершиной Купола.

— Вперёд! — скомандовал Сонтар.

Не успел Доктор никак прореагировать, как сонтаране строем пошли в сторону Цитадели. Доктор не отставал, Капитолийская Гвардия хотя и не была готова, быстро сомкнула свои ряды, сопровождая инопланетную делегацию.

Сонтар не сводил взгляда с тёмного здания, но не проявлял никаких эмоций.

— Военная разведка сообщила мне, что не все галлифрейцы являются повелителями времени.

— Совершенно верно. И не все повелители времени галлифрейцы, хотя большинство всё-таки отсюда.

— Все повелители времени живут в той Цитадели?

— Верно. Все колледжи, жилые площади, залы управления, и научно-исследовательские центры.

— Она кажется слишком маленькой для этого.

— Цитадель, как и многие здания Капитолия, изнутри больше, чем снаружи.

— А кто живёт там? — спросил Сонтар, указывая взмахом руки на город.

— Подсобный персонал и их семьи. Техники, мастера, уборщики, художники, инженеры, повара, музыканты. Все те, в ком повелители времени нуждаются для содержания Цитадели и их самих. Хотя, по правде говоря, Цитадель, пожалуй, самодостаточна.

— Раньше она была крепостью, — заявил Сонтар.

Доктор удивлённо посмотрел на него:

— Я так не думаю.

— Конечно, была, — засмеялся генерал. — Посмотрите, какие толстые стены, контрфорсы, стены с бойницами. Не могу не заметить, что это была твердыня, способная выдержать осаду. Нет смысла утаивать от меня прошлое вашей расы, Доктор.

— Я не утаиваю. Вы абсолютно правы, просто я раньше не обращал на это внимание.

— И нет легенд о тех битвах? Разве повелители времени не воспевают те дни?

— Нет.

В глазах Сонтара появился блеск:

— Интересно, а с кем тогда сражались повелители времени? Должно быть, это был славный конфликт, и величественная победа. Но вы решили почтить погибших тем, что забыли о них. Вы должны помнить, повелитель времени, что всё ваше могущество и этот красивый город созданы не без жертв.

Доктор кивнул:

— О, нет. Галлифрей чтит своих мёртвых, вы сами увидите. Когда мы дойдём до Паноптикума, вы увидите цветы в Память об Утерянных Жизнях. Вон там, — он указал на неприметное куполообразное здание вдали, — находится Могила Неопределённого Солдата.

— Вы цените в своих военных отсутствие решительности? Этот человек погиб потому, что сомневался?

— Нет, нет, нет. Это тело галлифрейца, восстановленное из альтернативной реальности. Мы не смогли его опознать, потому что этот солдат, как и многие ему подобные, сражавшиеся в Войнах Времени, не колебались в критический момент, они решили отказаться от собственных линий времени во имя блага Галлифрея.

— Впечатляющее самопожертвование. Я бы хотел надеяться на то, что мои подчинённые скорее уничтожат вселенную, чем позволят ей достаться врагу.

Доктор снисходительно улыбнулся, и не стал поправлять старого генерала.

— Позже я покажу вам несколько уцелевших зданий, которых никогда не было и никогда не будет, и мы пройдём по мемориалу Омеги. Вся наша цивилизация была построена на его самопожертвовании. Именно благодаря Омеге мы стали повелителями времени. Многие галлифрейцы всё ещё боготворят его, включая теперешнего Президента, написавшего на эту тему много книг.

— Мне хотелось бы узнать о том, как ваша раса овладела перемещением во времени.

Ещё бы не хотелось, старый лис, — подумал Доктор.

— У вас ещё будет для этого возможность, — сказал он.