Дочь Шамана

Глава 22

Кто-то за их столик сел, и наполовину улетевшая в великие степи Ася сперва ничего не заметила. Может, по ошибке? Но ошибки, оказывается, не было. Посол Гондураса с легкой печальной улыбкой сморел на нее. Потом смутрился и стал смотреть на стол, где стыли остатки обеда.

- О, привет, Франс, - заметил его Ковальский. – Ты к нам какими судьбами?

- Шел мимо, смотрю – вы сидите. Обратно иду – все еще сидите. Решил поздороваться.

- Ты вовремя, - вздохнул Макс. – Я тут пытаюсь объяснить эту фишку со смертью нашему юному поколению, но почему-то не могу. Не мастер слова, как-никак.

- Да все в порядке! – вмешалась Ася.

- Вот настоящий мастер слова и классической литературы, - настоял Ковальский. – Пусть он расскажет.

- То есть ты тоже в курсе всего, - констатировала девушка. – И тоже умер пару раз?

- Один раз – точно. Только в отличие от этих психов, я спокойненько умирал от рака лет двадцать, а потом взял и все-таки умер, - не изменившись лицом, сообщил посол Гондураса.

Ася промолчала.

Ей стало не по себе, и что умного сказать на такое сообщение, она просто не знала. Вместо этого смотрела исподтишка на точеное лицо с неестественно бледной кожей.

- А сейчас ты не болеешь? – вдруг вырвалось у нее.

- К счастью, нет, - натянуто рассмеялся де ля Серна. – Просто загорать не люблю.

- Это ты зря, - хмыкнул покрытый веснушками Ковальский. – Солнышко всех любит.

- Особенно меня, - насупилась Ася, которую попытки загорать летом на даче приводили сперва к свекольному цвету лица, а потом кожа сразу начинала сходить целыми лоскутами, как у змеи в линьку.

Посол Гондураса почесал висок – и даже это нехитрое действие вышло у него деликатным, в отличие от того же Яна, который, поправляя почти отсуствующую прическу, напоминал блохастую псину.

...От чая Ковальского сморило, и он уснул – даже не понял, как и где. А когда проснулся, не стал открывать глаза, так сильна была надежда, что он окажется снова в заполярной военной части, на своем жестком диване в кабинете, ну или хотя бы даже в больнице. Где угодно в нормальном привычном мире.

Что-то под головой было жесткое и к тому же теплое.

А пахло вокруг по-прежнему козьей шерстью и чем-то острым, отчего сразу захотелось чихнуть. Наверое, воскуряли какие-то благовония, а их Ковальский с детства не терпел – сразу начинал безостановочно чихать, стоило зайти, к примеру, в церковь.

Надежды на то, что вокруг хотя бы даже церковь, почти не оставалось.

- Может, ускорить процесс? – предложил Тао Мэй.

Ковальский навострил уши и зажмурился. Ему стало интересно, и объявлять себя проснувшимся он сразу передумал.

- Я против, - спокойно отозвался доктор.

Судя по тому, как звучал голос, он был где-то очень близко.

Говорили, что забавно, по-русски.

- Зачем мучить? Дадим отвар, полежит пару дней в лихорадке, зато потом будет как прежний.

- Я так не хочу, - настоял Сорьонен.

- Дело твое, - рассмеялся азиат. – То есть не давать ему переродиться нормально – это ничего, это гуманно. А избавить от шаманской болезни – жестокость. Не пойму я вас, белых людей! Двести лет живу, а понять так и не смог.

- Ничего сложного, по-моему, - буркнул доктор.

- Ну да, конечно. Я вот, например, не возьму в толк, почему у тебя сохранилась твоя личность в качестве основной, хотя ты должен был стать одним из тысячи тысяч, при том, что ты далеко не самый сильный из них. Но ты не голос в хоре, ты сидишь, как ваш вековечный старец с кантеле, один посреди тундры, и ничего тебя не берет!

- Не ворчи, Мэй, - гораздо мягче попросил Сорьонен. – Я этой судьбы не выбирал. Принял и то с трудом. Но вот если бы не он – не смог бы. Поэтому прости, не смогу отпустить. Ни сейчас, ни, наверное, никогда.

- Да понял я это! – фыркнул Тао Мэй. – Так и дай ему отвар, я мигом сварю. Раз – и готов будет Маруся. Чем плохо?

- А тем, что мне все, чем он стал, тоже важно. Я ведь тоже давно не прежний. Пусть будет какой есть. Вспомнит потихонечку, что сможет, а остальное, видно, и не важно.

- Ну, как хочешь, - азиат, кажется, капитулировал, а у Ковальского вместо ответов появилось еще больше вопросов.

Хуже того, что-то ему сделалось совсем не по себе от вновь открывшейся информации. И по сравнению с тем, что он случайно услышал теперь, динозавры, перемещения в пространстве при помощью юрты и доктор, который умеет превращаться в волка, правда, теряет при этом обувь, как-то померкли.

- Ну, это в его духе, - не выдержал посол Гондураса.

Ковальский, наверное, про него вообще забыл, потому что вдруг покраснел до состояния свеклы и опустил глаза. Причину этого Ася так и не поняла, но решила, от греха подальше, не спрашивать. Вместо этого осторожно потрогала господина де ля Серна за бледную аристократическую руку и уточнила:

- Что именно?

- Опыты над людьми в стиле доктора Менгеле, - хмыкнул посол. – Это я на себе испробовал.

- Не думал, что ты так это воспринимаешь, - вмешался Ковальский.

Голос у него был недобрый.

Асе тоже сравнение отца с доктором-садистом из шайки Гитлера не особенно понравилось, но она решила сперва разобраться, а потом уже бить посла тарелкой или стулом – в зависимости от тяжести оскорбления. Или оттаскивать Ковальского, если тот еще сильнее покраснеет и расширится в плечах, как какой-нибудь рассвирипевший анимешный самурай.

- У меня было время подумать и провести некоторые исторические параллели, - не изменившись лицом, сообщил де ля Серна. – И к сожалению, иных я не нашел.

- И зря, - зашипел Ковальский. – Он пытался тебя спасти. Как мог. Надо ему было, как думаешь, таскать из Великой Азии намоленные чаши и подсовывать их тебе вместо супниц?

- Дело не в супницах, а в цели. Зачем спасать того, кто не нужен и не хочет жить? Для чего создавать иллюзии? Жестокость в этом, а не в методах. И чаши, если хочешь знать, это еще была безобидная ерунда.

- Чаи Тао Мэя, полагаю, намного страшнее, - увильнул Ковальский.

Де ля Серна наживку не проглотил.

Ася с замиранием сердца вела отсчет до того момента, как папин друг все-таки встанет во весь свой немалый рост и выкинет посла Гондураса в окно. К величайшему ее сожалению, потому что историю все-таки хотелось дослушать до конца.

Все истории.

С отцом связано их так много.

Нужно было как-то спасать ситуацию.

- А кто эта женщина со шрамом на лице, вы не знаете? – обратилась она к де ля Серна, - Она тоже ставит над людьми опыты?

Де ля Серна застыл и, кажется, побледнел еще сильнее, хотя едва ли это было возможно. Ковальский тоже замер и потихоньку стек обратно на стул. Воцарилась тишина, и стало слышно, как в другом конце кофейни два негра болтают на непонятном языке.

- Где ты видела ее, девочка? – тихо спросил посол.

- Не в этом мире, - уклончиво сообщила Ася. – И очень недолго. Но она мне почему-то очень знакома.

- И не удивительно, - ощерился де ля Серна, коротко взглянул на Ковальского, а потом сказал, - Это ведь твоя мать.