Волк был огромный, белый и весь какой-то ободранный. То ли голодный после непростой зимы, то ли просто умудренный годами одиночка, так и не прибившийся к стае. Ковальский смотрел на это во все глаза, очень надеясь, что в это время хотя бы замерзает насмерть среди обломков самолета в недрах Арктики.
Волк постоял немного в сторонке, потом мягко подошел к Ковальскому и сел подле него.
Слов у командира не нашлось.
- А я так тоже умею? – немного отойдя от шока, уточнил Максим у Тао Мэя.
Сорьонен потом ушел за юрту и там, очевидно, развоплотился, потому что вернулся такой же, как был, в обтрепанной после потасовки куртке и зимнем камуфляже, правда, почему-то босиком. Куда подевались унты, осталось неизвестным.
- Так ты поэтому тапки носишь в любую погоду! - заметил Ковальский, неловко и немного глуповато улыбаясь.
Ничего умного по поводу того, что его подчиненный и очень вероятно, кто-то еще, умеет превращаться в огромного волка, он сказать так и не смог. Среди прочих странных событий это оказалось вишенкой на торте. Психика командира сдала. Он понял, что спит, и если через полчаса откуда-нибудь появится, скажем, слон, или пресловутый недовымерший динозавр, он уже совершенно не удивится.
- Поэтому, - сразу согласился доктор, взял его под руку и потащил в юрту. – Пойдем, чаю попьем.
- Давно пора! – обрадовался Тао Мэй, наблюдавший за сценой с некоторой дистанции.
Очевидно, не хотел оказываться между двух огней. Впрочем, Ковальский начал подозревать, что азиат не вполне материален в общепринятом смысле этого слова. Ну, либо владел способностью к телепортации, кто ж его знает!
В юрте было темно и душновато.
Пахло шерстью, благовониями и мясом, которое варилось на очаге в большом алюминиевом тазу. Рассмотрев сосуд получше, Ковальский предположил, что стирка или омовение жильцов тоже происходят в этой же таре по мере необходимости. Но мясо, наверняка, варили чаще всего.
- Суп скоро будет, - пояснил Тао Мэй и вытащил огромный чайник, темно-зеленый, до последней составлявшей его молекулы советский, с чуть облупившейся у носика эмалью и поникшим свистком. – Пейте пока чай.
- Осторожно только, - предупредил Сорьонен. – Чай тут своеобразный. Много сразу не пей.
- Да ну что ты! – возмутился азиат. – Хороший чай!
- Я и не говорил, что плохой! Просто после него суп уже может не поместиться.
- Помню, помню, как тебя сморило! Голодный был, плохо вас там в армии кормили...
- А сейчас хорошо? – заинтересовался Ковальский.
- Приемлемо, - дипломатично ответствовал доктор и протянул ему большую пиалу, по бокам которой вытянулись в карьере разноцветные кони. От напитка, беловатого, с каплями жира, дрейфовавшими по поверхности, шли пар и очень странный запах. – Вот, пробуй.
- Чеснока добавил! – гордо сообщил Тао Мэй.
Это Ковальский уже и сам почуял, и отдал бы полцарства за простой индийский чай из сухпая, но сухпай был от него теперь так же далеко, как и все остальные известные блага цивилизации. Зажмурившись, он отхлебнул чаю.
Нутро сразу заполнило теплом, хотя вкус у напитка был крайне непривычный.
Со второго глотка бросило в жар.
- Так-то получше! – одобрил Тао Мэй, заметив, что лицо у командира стало бордовым. – Все болезни от холода!
- Жирное нормально переносишь? – уточнил вдруг доктор.
- Плюс-минус.
- Тогда не увлекайся. Понемногу привыкнешь.
- А придется?
- Ковальский, я бы знал!
- Ну, у меня сложилось впечатление, что тебе тут все знакомо, - удивился Максим.
- Как сказать, - медленно проговорил доктор. – В этой жизни я тут еще не бывал.
Следующим глотком чая командир подавился.