Добрый

Глава 8

Глава 8

— Да не тащи ты его, подохнет.

— А если нет?

— Подохнет.

— Живым дотащим — выживет.

— Даже если дотащим, то всё равно подохнет.

— Не ты тащишь. Значит, прикрой рот и помалкивай.

— А чего надрываться, если подохнет? Только время зря теряем.

— А ты посмотри на него.

— Насмотрелся уже. Гел как гел. Чего я, гелов не видел?

— Значит, не видел. Ну, какой это гел?

— Обычный. Гелее не бывает. Выглядит точь-в-точь.

— А пахнет?

— Ну, не пахнет гелом, ну и что? Может, он в полёте того... со страху. Ты же не знаешь, как пахнут они... когда со страху.

— Дотащу до племени, там разберёмся. А пока помолчи. Дай идти спокойно.

Собственно, это было первое, что я услышал, когда вернулся в себя и понял, что по каким-то странным стечениям обстоятельств в очередной раз остался жив. Похоже, что этот мир не только принял меня, но и заинтересовался мною. Я ему стал забавен. Он увидел во мне увлекательную игрушку. Иначе как объяснить, что я с завидной регулярностью выживаю в самых невозможных условиях. Причём не просто выживаю, а выхожу из этих смертельных для любого другого ситуаций без видимых повреждений. В огне не горю? Не горю. В воде не тону? Не тону. Чего там осталось? Медные трубы. И чёртова пасть. Ну, трубы это не ко мне. Мне на них начихать с высокой колокольни. Мы не настолько гордые и нарциссизмом заболевшие. А вот про чёртову пасть? Ладно, поживём увидим.

Сейчас… руки-ноги гнутся. Переломов не ощущаю. Глазки смотрят на этот мир. Мозг соображает адекватно.

Как спасся? Или кто спас? Непонятно. Но никаких болезненных ощущений откаченного утопленника нет. Хотя чёрт его знает, как чувствуют себя эти откаченные утопленники.

Одно можно утверждать точно: сейчас я вишу в воздухе, крепко привязанный к чьей-то спине. Рассмотреть чьей не представляется возможным. Глаза на затылке у меня ещё не проросли, а то внутреннее зрение, которое так внезапно проявилось у меня в замке Мары, включаться категорически отказывалось. Далее. Их по меньшей мере двое. Хотя, может, остальные просто молчат. Про «подохну» — это, скорее всего, про меня. Вот тут вам шиш. Сейчас я чувствую себя живее всех живых и, выражаясь вашим языком, подыхать не собираюсь. Остальное покажет время.

Вот, принесут меня к себе, так и будет плясать от их печки. Или от камина. Или от очага. Или от костра. Короче. Найдём от чего поплясать. Одно можно сказать точно. Ростом они точно выше меня. Вон, как мои ножки болтаются на приличном расстоянии от земли. И не похоже на меня, поскольку мой внешний вид явно удивил. Хотя странно. Хлоя и её братья — гелы, а я на них похож на сто процентов. Или они чего скрывают в своём истинном обличии, а мне просто глазки замыливают своими колдовскими штучками.

Я ту же вспомнил и Мару, и Нога. Что же случилось во время нашего полёта? Почему меня не попытались спасти прямо в воздухе? Мара ведь не раз утверждала, что дролонг одного точно поймает. Или ловить нужно было нас всех, а на меня просто не хватило времени и лап дракона? А может, случилось что-то такое, чего я не понимаю? Может, на Нога кто-то напал? Хотя кто может напасть на такую зверюгу? Если бы и была такая возможность, то нас бы предупредили. Парашюты выдали на эти непредвиденные ситуации. Впрочем, какое они представление имеют о парашютах? Вон, Мара сиганула с небоскрёба на камни — и хоть бы хны. Даже пяточку не отшибла. Хотя она на дролонга сиганула…

Короче, одни предположения, домыслы, догадки и это пресловутое «если». Ответов на всё это ноль целых хрен десятых. Ну или почти так.

Решив особо не заморачиваться и не напрягать мозг до кровоизлияния, я стал созерцать окрестности. Этот мир как-то отучил меня напрягаться раньше времени. Или я и раньше таким был, а здешняя реальность просто укрепила мой здоровый пофигизм, подталкивая решать вопросы по мере их поступления, а не обдумывая на сто шагов вперёд. Поэтому окрестности, созерцание, впечатления, запоминание и, конечно, ожидание прихода в конечную точку. Ах да. Ещё радость оттого, что идти не заставляют, а несут в довольно комфортном подвешенном состоянии. Да я бы и не прошёл здесь!

Кругом, насколько хватало усиления моего личного оптического прибора под названием глаза, простиралось болото. Причём это были не до боли знакомые российские топи какого-нибудь северо-западного региона с огромным обилием мха и чахлыми деревцами и кустарниками. Нет, это были какие-то джунглевые болота. По крайней мере именно так охарактеризовал я их с первого раза. Естественно, за свою жизнь я ни в джунглях, ни в тропических болотах не был. Охотиться на анаконд меня как-то не тянуло. Гонять по пьяни крокодилов или ещё какую живность, обитающую там, тем более. А может, эта живность и не обитала там вовсе.

В общем-то, всё, что окружало меня в зоне прямой видимости, можно было охарактеризовать следующими словами.

Под ногами тех, кто нёс меня, что-то усиленно чавкало и пузырилось. Довольно плотным, но отнюдь не беспролазным строем вверх устремлялись многочисленные стволы разнообразных деревьев, покрытые всевозможными ползучими паразитами вроде лиан. Вверху эти стволы, лианы и иже с ними раскидывались и переплетались в единую массу изумрудной зелени, образующую многослойную, цветущую, пахнущую и живущую своей жизнью накидку, накрывающую окрестности так плотно, что здесь, внизу, стоял ощутимый полумрак позднего вечера. В этой многоярусной накидке что-то свистело, пищало, гулко ухало, язвительно улюлюкало, насмешливо хохотало, поедало друг друга, радовалось жизни и размножалось. Вот, судя по звукам, точно размножалось, как, впрочем, и всё остальное. Но это там — наверху. А здесь, внизу, стволы-колоны, чавканье под ногами и никакого движения, поедания и размножения. Чем не болотистые джунгли? Да всем болотистые, хоть я их и не видел.

— Нет, давай его всё-таки бросим и подстрелим что-нибудь на ужин, — прервал мои созерцательные размышления тот, который не нёс меня.

— На ужин настреляют другие, не волнуйся, — спокойно отвечал мой носильщик.

— Вождь по головке не погладит за эту падаль, — настаивал первый. — Всё ровно подохнет.

— Вождь спасибо скажет и лучшими войнами племени объявит. Ты хочешь быть лучшим воином племени?

— Спросил! Конечно, хочу! Только за этого нас плоды турога сошлют собирать. А я — воин, а не какой-нибудь грязный сборщик.

— Иди тогда и стреляй кого-нибудь на ужин. А я стану лучшим воином и попрошу вождя отдать тебя ко мне в услужение.

Далее диалог прекратился. Видимо, второй решал свою участь. Стать лучшим воином, скорее всего, было для него пределом мечтаний. Но, с другой стороны, альтернатива стать каким-то там сборщиком каких-то плодов пугала его ещё больше. Отсюда я сделал вывод, что дисциплина у этих незнакомцев серьёзная, а наказания суровые и беспощадные. А какой можно было сделать вывод, если, по их же словам, за какую-то не принесённую дичь на ужин тебя разжалуют в низшую касту?

— Ладно, — снова подал голос тот, что не нёс меня. — Давай так. Положим его здесь ненадолго. Настреляем дичи. И вернёмся и с ним, и с дичью.

— Нет, — выдал после долгих раздумий тот, что нёс меня. — А если его здесь сожрут? За что тогда великих воинов получим?

Перспектива быть сожранным мне тоже никак не улыбалась, причём настолько никак, что я уже был готов подать голос и обозначить своё возвращения к жизни.

— Хорошо, давай решим так, — не сдавался тот, что нёс меня. — Если он подохнет по дороге или вождю не понравится, то перед Великим вождём буду отвечать только я. Ты с этой минуты будешь решать свою судьбу как хочешь. И закончим на этом.

А вот это было совсем другое дело. Вот под таким решением вопроса я готов был поставить свою подпись не задумываясь. И хлюпать по подозрительному болоту не нужно. И перспектива дожидаться на сухом бугорочке какой-нибудь кровожадной твари тоже не маячила на горизонте. А парень-то далеко не глуп, как мне первоначально показалось. И логика присутствует. И тараканы в черепной коробке резвенько так бегают. Если окажется, что он не один такой самородок в племени, то вполне можно и договориться, а не выступать в роли экзотической забавной зверюшки.

Практически полностью успокоившись, приняв эти обнадёживающие мысли за основу, я даже не заметил, как задремал, под монотонное покачивание на спине несущего меня. Конечно, физиологическая целостность организма — это очень важно и приятно, с какой стороны ни посмотри. Но стрессы никто не отменял, и серое вещество, вольготно расположившееся между ушами, требует периодического приведения его в уравновешенное состояние. И самоё лучшее средство для этого — спокойный здоровый сон в полнейшем отрубе.

***

Просыпаться я начал от чувства всевозрастающего дискомфорта. Причины его ещё пока не были ясны, но чувство неустаканенности уже присутствовало. Наученный бесценным опытом за время пребывания в этом мире, я не спешил открывать глаза, да и вообще каким-либо образом показывать, что я уже в этой реальности.

Нет, мы лучше пока попритворяемся. Точнее, вспомнив систему Станиславского, убедительно поживём в образе человека в полном отрубе. Вдруг чего полезное услышат мои уши. И на основе этого мой уже слегка отдохнувший и уравновесившийся мозг разродится гениальной моделью моего дальнейшего поведения. Хватит, прошли времена дурацкого тыканья слепым котёнком куда надо и не надо. Я как-то резко прозрел, поумнел и сильно поуспокоился. Да и ежеминутные смены настроения куда-то испарились. Причём мгновенно: стройными рядами, в упорядоченном отступлении.

— Великий вождь, мы принесли тебе странное существо, которое спасли в болотном озере.

— Как смеешь ты обманывать меня, недостойный звания война? Это обычный гел. Правда, довольно глупый, если забрёл в наши земли и попробовал своим утоплением осквернить наши великие болота.

— Сначала мы тоже так подумали, о Великий вождь, но это не гел. Подойди поближе, и ты увидишь это.

— Ты стал слишком нагл, Туг. Как ты смеешь приказывать мне, Великому вождю?

— Но, это не гел. Он только выглядит как гел, наверняка принял его облик. Но запах. Великий вождь, гелы пахнут не так. В нашем мире вообще так никто не пахнет. А если это тот, о ком говорит пророчество гургутов? Если это тот, кого гургуты ждут с начала основания мира?

— Я помню пророчество, Туг. Или ты обвинил Великого вождя в потере памяти?

— Нет, Великий вождь. Как можем мы, недостойнейшие? Но, если верить пророчеству, то сейчас самоё время ему появиться. Гелы воюют с варами.

— Он выглядит как гел, а не как гургут!

— Но он упал с неба, мы своими глазами видели. И он не пахнет, как гел.

— Упал с неба, говоришь? Хорошо, Туг, я отложу твоё наказание. Но если выяснится, что это обычный гел, то ты не будешь достоин даже звания сборщика плодов.

— Мы примем любую твою волю, Великий вождь. Ты даже можешь покарать нас своей рукой, если мы ошибаемся.

— Моя рука карает только воинов, Туг, а ты к тому времени будешь уже не воином. Но закончим на этом. Отнесите того, что принёс Туг, в хижину и выставьте охрану. После я побеседую с ним.

Я внимательно вслушивался в этот диалог и по-прежнему придерживался концепции полного несознания. Ну, не вернулся я ещё в себя. А если я не в себе, то с меня и взятки гладки. Не спорю, было огромное желание хоть чуть-чуть приоткрыть веки и взглянуть на этих пресловутых гургутов. Если мне не изменяет память, то Хван и Почо отправились именно сюда и теперь находились где-то поблизости. Но что-то внутри меня настойчивого требовало держать глаз закрытыми. Поэтому я продолжал усердно играть роль человека с отшибленным напрочь сознанием.

Несколько пар рук — или каких-то конечностей — настойчиво, но мягко приподняли меня в воздух и аккуратно куда-то потащили. Именно аккуратно, даже нежно и заботливо. Чувствовалось, что заботливость и аккуратность даются им с огромным трудом. Наверное, не привыкли к телячьим нежностям. По крайней мере руки тряслись, и явно не от физического напряжения.

Путешествие на руках гургутов было недолгим. Буквально несколько минут. Меня нежно куда-то принесли, аккуратно положили на что-то мягкое и практически бесшумно удалились, оставив в полнейшем одиночестве.

Подождав, для приличия несколько долгих минут, напряженно вслушиваясь в давящую тишину, я наконец-то решился открыть глаза.

Ленивый полумрак ласково протёр мне глазки и явил следующую картину.

Хижина. Вот явно хижина и никак иначе. Стены представляют собой деревянные столбы, переплетённые довольно толстыми лианами. Плетение аккуратное, но не очень плотное. По крайней мере при полнейшем отсутствии окон как таковых свет через щели плетения проходил достаточный для того, чтобы прекрасно видеть внутри. Крыша этой хижины укрыта чем-то плотным. Скорее всего, огромными листьями. Укрыта тщательно, без малейших зазоров. Тропический ливень выдержит без проблем. Типичное жилище каких-нибудь аборигенов Папуа – Новая Гвинея. Хоть и не видел ни разу. На полу настелено что-то мягкое, сухое, но не пушистое. Жить можно. Во всяком не в яму засунули и не к столбу какому-нибудь приковали. Бежать смысла не вижу — некуда. Голод и жажда пока не мучают.

Я вольготно откинулся на спину, заложил руки за голову, прикрыл глаза и попытался обдумать создавшуюся ситуацию. Но как только мои мысли начали своё неспешное течение, в углу хижины раздался шорох, заставивший меня замереть. Нет, не то чтобы я испугался. Просто это действительно было неожиданно. Как гром среди ясного неба. А ведь я внимательно осмотрел внутреннее пространство хижины. Да, собственно, и осматривать нечего. Освещение было достаточно, чтобы разглядеть стены. Стены и больше нечего. Вот совсем ничего. Абсолютно ничего.

У стены снова зашуршало. И вот тут уже мои глаза расширились. Там было пусто. Стены, подстилка и всё.

Куча вопросов мгновенно возникло в моей голове, и заметалась в хаотичном порядке. Сконцентрироваться на конкретике этих вопросов не получилось. Только единственная мысль стучала в мою черепную коробку с настойчивость барана, узревшего новые ворота.

Вот только невидимок мне здесь ещё и не хватало. Примерно так переводилась эта мысль на человеческий язык, правда во всевозможных вариациях и с различными смысловыми оттенками — от откровенной паники до устойчивого шизофренического пофигизма.

Если бы меня в тот момент спросили, а чего такой бурный всплеск эмоций, то я бы посмотрел на вопрошающего как на законченного идиота. Как это — чего? Это ещё как чего! Это же ясно, ясно, ясно! И не видеть этого может только слепец, глупец или законченный идиот. Хотя про идиота я, кажется, повторяюсь. Но как тут не повториться?

— А вот нервничать так совершенно не нужно, — донёсся до меня спокойный голос из ниоткуда. Просто из пустоты. — Ещё совсем чуть-чуть, и всё пройдёт.

— Тут кто-то есть? — задал я дурацкий вопрос в пространство хижины.

— А сам-то как думаешь? — не меняя интонации, ответил всё тот же голос.

— Думаю, у меня поехала крыша, — сделал заключение я после продолжительной паузы.

— Как вариант принимается. Ещё соображения есть?

— Ну-у-у, — честно задумался я. — Если предположить...

— Давай, предполагай, — разрешил голос, — не стесняйся.

Как ни странно, это спокойное звучание голоса, ровный тембр и некоторая мягкость в произношении утихомирили мою панику, поселили в душе спокойствие и заставили мозг рационально думать. Кроме того, голос был женский, а это немало для мужчины.

— Значит, не стесняться? — азартно спросил я.

— А смысл? — вопросом на вопрос ответил голос.

— Тогда это говорящий грызун, нора которого находится в углу этой хижины?

— Банально, но не лишено смысла.

— Да или нет?

— Нет.

— Хм. Говорящие жучки-короеды, точащие стены жилища?

— Интереснее.

— Да? Нет?

— Нет.

— Маленький паук в паутине?

— Нет.

— Дух жертвы, замученной в этой хижине?

— Нет.

— Человек-невидимка?

— А кто это? Хотя стоп, по сути, поняла. Нет.

— Тень отца Гамлета?

— Кто такой Гамлет?

— Долго рассказывать. Просто тень?

— Нет.

Накидывая всё новые и новые варианты, я даже не заметил, что с первых же слов моего гадания я уселся по-турецки посередине хижины и упёрся взглядом в потолок. Зрение я, собственно, почти отключил, чтобы не мешало, а все ресурсы серого вещества под черепной коробкой направил на выдумывание всё новых и новых образов для той, которая от меня успешно скрывалась или просто не показывалась.

— Всё, сдаюсь, — наконец решился я, не сумев больше ничего родить. — Сама сознавайся.

— Человек-невидимка было ближе всего.

— Что значит было?! — почти взревел я от такой наглости вонзив уничтожающий взгляд в угол. — Это же один из первых вариантов! Человек-невидимка, либо человек-невидимка, либо совсем не человек-невидимка. Тут «ближе», «около», «типа» не канают.

— А можно перевести последнюю фразу? — застенчиво поинтересовался голос. — А то я не всё поняла?

Вопрос прозвучал совсем не из того угла, из которого вещали раньше. А из противоположного, находящегося у меня за спиной. Я резко повернулся на голос и мгновенно застыл от удивления.

Да, этот мир явно решил добить меня моими же удивлениями.

Обладательнице голоса явно наскучило играть со мной в невидимые прятки, и она решила проявиться в этом мире. Да как проявиться! Во всей красе. Передо мной стояла обворожительная девушка с точёной фигуркой. Откуда знаю про фигурку? Да просто я в одно мгновение разглядел её от макушки до пяток, точнее, до больших пальцев на ногах. Пятки, как вы понимаете, были от меня скрыты. Хотя, если честно, не только пятки, а, прямо скажем, добрая половина девушки, но то, что открывалось, давало стопроцентное представление именно о точёности и ладности её фигуры. Стройные длинные ноги восхитительно перетекали в плавные окружности бёдер. Талия — осиная. Да-да, именно осиная. И это не просто набившая оскомину метафора. Собственно, весь реализм этого выражения я понял именно сейчас, глядя на эту тонкую талию. Но это ещё что. В этом идеале женской красоты, который так щедро создала капризница-природа, были два поистине гениальных шедевра. Именно на них сейчас уставились мои очи. Две небольших, идеальных полукруглости чистоты, красоты, совершенства, упругости и огромной кучи всевозможных лестностей останавливали на себе взгляд, словно самый лучший магнит в мире.

Уже, наверное, будет лишним упомянуть, что девушка была обнажённой. Она стояла ровно, с грацией богини совершенства, и абсолютно не делала попыток прикрыть ладошками хоть что-то. Этот жест горемычных скромниц и заигрывающих кокеток был явно слишком пошлым для неё.

— Пожалуй, только грудью я не ограничиваюсь, — прелестница попыталась хоть как-то отвлечь меня. — Э-э-э-й! — пощёлкала она пальцами перед моим носом. Естественно, реакция на посторонние фразы и жесты была просто эталоном абсолютного нуля. — Тяжёлый случай, будем лечить.

Душевная пощёчина смела меня с места словно былинку, отправила в непродолжительный полёт и от всего сердца впечатала в стену хижины. Стена с жалобным скрипом одновременно обматерила меня, нарушителя её спокойствия, пожаловалась на жизнь и честно предупредила, что следующего раза она просто не выдержит. Собственно, её целостность и спокойствие ни коем образом сейчас не зависели от меня, плавно стекающего по этой горемычной стене.

— А ну тихо! — рявкнул нарисовавшийся в открывшемся стенном проёме гургут.

— А-а-а!!! — одарила его в ответ истошным визгом обнажённая богиня. — Пошёл вон, извращенец!

— Хм, — ухмыльнулся в ответ гургут, нисколько не обращая внимания на визг. — Воинов такие уродливые самки не интересуют.

Рванули мы с богиней одновременно. Куда только делась моя немощность, вызванная расплющенностью об стену хижины? Гургут, явно не ожидавший такой прыти, на секунду замешкался, за что и был от души наказан двумя мощнейшими ударами, сместившими его за дверь хижины. Богиня в элегантном прыжке феёрично-грандиозно и беспощадно-жестоко закатала ему пяткой в лоб по всем канонам великого Брюса Ли. Мой удар пришёлся хаму, судя по всему, в колено. Нет, метил я, конечно, выше, намереваясь попасть туда, где у гургута мужского пола должно быть их гургутское достоинство. Ведь на людей они всё-таки похожи. Единственное НО, которое я не предусмотрел, это то НО, что гургут был почти в два раза выше меня, соответственно, мой не тренированный организм в принципе не смог бы закинуть ногу на такую высоту, а уж про то, чтобы изобразить полноценный удар, и речи быть не могло. Поэтому в последнюю секунду я изменил траекторию удара и душевно впечатал гургуту под коленку.

— Твою же мать! — с воплем покатился я по подстилке хижины, держась за ногу. Ощущения были такие, будто моя конечность попыталась завалить минимум Эверест с одного удара.

— Что с тобой? — рванувшая было за гургутом богиня быстро сменила траекторию движения и в тысячные доли секунды оказалась рядом со мной.

— Нога… — проскрежетал я в ответ.

— Убери руки, дай посмотрю.

— Нет, — снова простонал я, не жилая выпускать пострадавшую ногу из собственных объятий.

— Ни «нет», а «да», — заверила богиня, безапелляционно, но аккуратно освобождая мою пострадавшую конечность из моих же цепких пальцев. — Не будь как маленький. Не мешай и не дёргайся, больнее же будет.

— Ё-ё-ёп! — просипел я в очередной раз, когда ловкие пальцы богини нажали на какую-то точку, отозвавшуюся взрывом адской боли.

— Полностью согласна, — подтвердила она. — Будь у меня такой перелом, я бы ещё не так костерила. Можешь не стесняться. Последними выражениями да во всю глотку. Мои ушки не повянут, а гургуты потерпят.

— Да я, собственно... — как-то резко засмущался я, тем более что в ловких и нежных руках богини боль стала заметно отступать, а вот интересы к её прелестям, колыхавшимся теперь практически у моего носа, наоборот — снова обретать магическую силу притяжения. — Они что, у вас гранитные? — пробормотал я, чтобы хоть как-то снизить влечение.

— Так, — заметив направление моего пристального взгляда, резко сменила тон богиня. — Ты какого хрена на гургута попёр?

— А, что он... тебе... типа… это... — бессвязно промямлил я, всё больше увлекаясь полушариями богини и теряя ощущения реальности.

— Какой идиот гургута по броне бьёт?

— Так... туда... это... вот... — окончательно потерялся я.

— Самец, — незлобно бросила богиня и, аккуратно положив мою ногу на подстилку, поплыла в сторону того места, куда улетел гургут. Стена там имела первоначальный вид. Наверное, просто закрыли дверь или её подобие.

Впрочем, всего этого я уже не осознавал. Открывшийся вид богини сзади был так же восхитителен и прекрасен, как и спереди. Особенно выдающейся получилась та часть, где осиная талия плавно переходила в… вы сами понимаете во что. Тут окружающий мир для меня перестал существовать и в принципе, и в частности. Я, наверное, пускал слюни от восторга, повизгивая, как довольный щенок. Таращил глазки, как совёнок, стараясь не пропустить ни одной детали, ни одного движения. Совершал ещё кучу впечатляющих и глупых действий. Короче, я тупо и резко свихнулся на сексуально-любвеобильной почве. Крыша моя не просто съехала, она мгновенно рухнула, без всякой надежды на перспективу восстановления в будущем.

Но на всё это мне было глубоко фиолетово, и параллельно. Вот, собственно, и все ощущения, которые я помнил последними. Точнее, предпоследними. Последними были безмерное восхищение, любование и эйфорическое наслаждение от удаляющего в обворожительном покачивании совершенства природы.

Богиня между тем не теряла времени даром. Она достучалась до нашего охранника. Повизжала, когда тот засунул свою морду в нашу хижину. Обойдясь на этот раз без рукоприкладства, приказала слушать снаружи. Озвучила то, что ей требуется. И, получив желаемое, начала создавать на моей ноге некое подобие местного гипса.

— Вот так, уничтожитель гургутов голыми конечностями, — приговаривала она, ловко делая свою работу. — Ещё чуть-чуть магии приложу, и завтра побежишь как новенький. Только косточки сейчас вместе составлю и зафиксирую. А то срастётся какой-нибудь загогулиной с преподвыподвертом. Не заставлять же тебя снова гургута со всей дури мочить. Да и сломаться может в другом месте. Будешь совсем корявенький. Жалко.

Естественно, всего этого монолога обнажённой амазонки я не слышал. Нет, слова, конечно, доходили до моих ушей и даже проникали в мозг, но суть их отказывалась проявляться в моём сознании какой-то осмысленностью.

Закончив манипуляции, богиня угнездилась посередине хижины в позе прекрасного лотоса и ушла в беспробудный астрал.

И как-то сразу, вместе с её уходом из яви, мои тяжёлые веки шлёпнулись друг о дружку, а сознание понеслось в царство Морфея с распростёртыми объятиями. Кого оно там надеялось встретить, улетая от такой неземной красоты, мне было не ведомо, но вернуть его обратно было выше моих сил.

Я банально уснул. Или, как это водилось за мной в этом мире и, кажется, вошло в привычку, тупо вырубился.