Глава 5
— Дура ты, Мара, чуть человека не угробила!
— Нет, вы посмотрите на неё! Это я дура? А сама-то лучше, что ли? Накинулась на Серёжу, как разъярённая фурия. Кто кричал «убью!»?
— Ты.
— И ты.
— Ну ладно, вместе кричали. А дура всё равно ты. Если бы не накинулась на меня, ничего бы и не было. С какого перепугу тебя понесло?
— А кто войну против варов развязал? Матушка твоя. Ни с того ни с сего. Всё было мирно, тихо, по-дружески, как добрые соседи. И на тебе... И главное — коварно, без объяснения причин.
— Войну... матушка... Мара, не неси бред...
— Слушай, я тебя сейчас точно прикончу, если не замолчишь. А так, просто возьму в плен и обменяю на окончание войны. Я, когда тебя на поляне увидела, аж завизжала от счастья. Надо же, такая удача! Сама в руки пришла. Вот, правда, засомневалась немного, слишком просто тебя оказалось в дурманный сон ввести. Даже сопротивления не было. Хотя силы вокруг тебя витали. Но подумала, вдруг морок сильный.
— И ты решила проверить? Побег устроить и по катакомбам погонять.
— Должна же я была убедиться.
— А братьев зачем отпустила?
— Сдались они мне. Принцесса ты. Сестёр у тебя нет. Власть наследуешь ты. А их пои, корми, на обмен транспортируй. Сами доберутся — не маленькие.
— Ты говоришь — война. А если их убьют по дороге?
— Обижаешь, варам дан приказ их не трогать и даже оберегать. А до своих доберутся — там уж они принцы. Мне их жизни не нужны, я не такая кровожадная, как некоторые. Да и взять тебя было проще одну, я же видела, что ты из последних сил. Побоялась даже, что скончаешься от усердия, и накроется весь обмен пушистым холмиком. Но нет, справилась.
— Ты говоришь, что мы вам войну объявили?
— Объявили?! Да вы напали как последние гургуты. Половина наших земель в крови захлебнулась, пока достойный отпор дать смогли. И вот уже несколько месяцев война идёт. Мы, конечно, пытались понять, в чём дело. Даже парламентёров к вам засылали. Но ни один так и не вернулся. Вот так бы и пристукнула тебя, если бы не шанс всё это закончить. Думаю, что матушка твоя ради любимой доченьки-наследницы пойдёт на это.
— Нету её больше, Мара.
— Кого?
— Матушки. Убили её.
— Давай рассказывай мне сказки. Я сейчас только ушки поразвесистее распушу и буду внимать каждому твоему слову.
— Да пойми ты, дурёха малолетняя, переворот у нас случился.
— Будешь хамить — верну не целую, но дееспособную.
— Помолчи хоть минутку! Переворот, говорю, у нас случился. Родителей убили, меня с братьями закинули в другое измерение. Кто-то сел на трон! Вот только не знаю кто.
— И весь народ в едином порыве им сразу поверил и пошёл войной на самых дружелюбных из соседей. Хлоя, чего ты мне в детстве сказок не рассказывала? Классно получается.
— Да не знаю я, почему поверил! Не было меня здесь! Не бы-ло-о-о.
— Ладно, хватит. Добровольно пойдёшь меняться или силой тащить?
— Куда тащить? Там меня сразу и прихлопнут как мать.
— Могли бы и до этого прихлопнуть, если бы хотели. Чего тянуть-то? Закидывать куда-то, силы на порталы тратить.
— Вот я и хочу разобраться, Мара. И за смерть родителей отомстить.
— Ладно, хватит спорить. Всё равно без толку. Попозже разберёмся. Давай вкусненького в чувства приводить.
— Кого?
— Серёжу твоего. Или как ты там его называла? И где только такую прелесть откапала? Я, пожалуй, его себе оставлю.
— Да там, в другом измерении. Вот тебе и первое подтверждение, что я там была всё это время. У нас ведь таких нет.
— Ага, сейчас, подтверждение… как же. Ну, смоталась в другое измерение, эка невидаль при твоих способностях. Притащила вкусненького за какой-то надобностью. Только теперь он мой. И отдавать я тебе его не собираюсь. Вдруг он тебе для победы над нами нужен.
Приходил я в себя какими-то рывками. Вот вроде и голоса какие-то слышу, и вдруг — провал. Потом снова адское пламя, и опять провал. Очнусь — нет пламени, есть голоса; и снова провал.
И так, казалось, до бесконечности.
Но постепенно окружающая реальность и внутренняя сущность начали приобретать осмысленность.
Голоса, женские — да, точно женские — чего-то там активно спорили, доказывая друг другу. Но мне, если честно было сейчас не до них. Я пытался оценить ущерб, нанесённый мне адским пламенем.
Странно… Даже если я и выжил, искупавшись в этом напалме, то сейчас должен был испытывать адские муки от многочисленных ожогов.
Но мук нет. Не то что адских, а даже простейших.
У меня вроде открыты глаза? Или закрыты? Тьма кромешная, не понятно. А вдруг глаз у меня уже нет? Они просто выгорели дотла.
Но я слышу голоса. Не могу разобрать, чьи они, но слышу.
Может, позвать? Вдруг это не бред воспалённого мозга?
— Эй! Тут есть кто живой?
— Мара, он очнулся! Давай пульсар, он в темноте не видит.
Неяркий свет озарил окружающую действительность, и я отчётливо увидел своды пещеры.
Значит, зрение сохранилось. Уже радует.
— Сейчас, Серёжа, я тебя посажу, — надо мной появилось лицо Хлои.
— Стой! Не трогай! — Мара схватила Хлою за плечо одной рукой, во второй она держала огненный мячик. — Я поила его настойкой, снимающей действия дурень-травы. Ему будет больно.
— Хлоя, развяжи меня, — попросил я, после того как подёргал руками и понял, что всё ещё связан.
— Сейчас, сейчас, — засуетилась Хлоя, не обращая внимания на протесты Мары.
Впрочем, протесты со стороны пушистого комка были какие-то неуверенные. Прямо скажем, вяло-сомневающееся протесты. Поэтому Хлое они абсолютно не помешали быстро освободить меня от пут, ограничивающих свободу перемещения в пространстве.
И вот, наконец, я смог лицезреть свои руки. Я поднёс их к глазам, и придирчиво осматривая, повертели ими в разные стороны.
А чего — руки как руки. Нормальные, человеческие, только чересчур розовые. Даже красные. Но это, наверное, от святящегося мячика в лапках Мары. Правда, остались бороздочки от сковывавших меня пут. Но никаких признаков онемения, а уж тем более отмирания я не заметил.
Рискнув пойти на решительные меры, я оттолкнулся от пола при помощи уцелевших верхних конечностей и свободно сел, опершись о стену пещеры. Никакого дискомфорта я при этом не почувствовал. Зато услышал удивлённый вздох Мары.
— Значит так, саламандры. Сейчас вы мне объясните, какого чёрта вы здесь устроили. Почему я каждый раз должен тратить свой последний нерв на то, чтобы выжить? И... — тут я запнулся, но быстро взял себя в руки. — И почему я до сих пор живой?
— А кто такие саламандры? — пискнула Мара.
— Отставить! — ко мне вернулся обретённый недавно тон главнокомандующего. — Вопросы здесь задаю я.
— Это долго рассказывать, Серёжа, — вступилась за Мару Хлоя, наверное, из принцессиной солидарности.
— А я никуда не спешу, — безапелляционно сообщил я то ли из вредности, то ли из любопытства, а скорее всего, из-за того и другого. — Меня тут жарят, убивают, кровушку попивают, лупят почём зря. А я до сих пор тыкаюсь, как слепой котёнок, и молюсь своему кошачьему богу, чтобы не огрести очередную порцию огромных неприятностей.
При этих словах Хлоя вздрогнула, наверное, вспомнила своё недавнее прошлое, и глаза её заискрились неподдельной, прямо материнской нежностью.
Ну, нет, может, ты и была в своей жизни кошкой, но я далеко не котёнок. Глазки меня давно твои не подкупают. Да и, собственно... это была минутная слабость.
— Хватит, — взмолилось Мара, переключая внимание на себя, — если не можешь контролировать свой поток мыслей, то не думай хотя бы с такой интенсивностью. У меня снова голова раскалывается.
— А я, кажется, вопросы задал, но ответов так и не получил, — парировал я, не желая уступать пушистой принцессе.
— Хлоя, разбирайся с ним сама. А я пойду побьюсь головой об стену, может, пройдёт.
— Весь во внимании, — повернулся я к Хлое, решив пока не лезть в бутылку по поводу игнорирования меня пушистым комком.
— Да, Мара права, — изрекла Хлоя, глядя сквозь меня, — настой дурень-травы усилил твои телепатические способности. Теперь ты просто кричишь мыслями. Это плохо. Очень плохо, — покачала она головой. — Так о чём ты хотел спросить? — встряхнулась принцесса, словно опомнившись.
— Я уже устал повторять, как попугай на жёрдочке, — проворчал я в ответ. — И мы что, уже перешли на ты?
— Простите, Сергей Анатольевич, вернёмся на вы, если вам неприятно.
— Ладно, давай на ты, — позволил я. — Тем более отчества я твоего всё равно не знаю.
— Да нет у нас отчеств, — улыбнулась Хлоя в ответ.
— Тогда поехали, рассказывай, я весь во внимании.
— А рассказывать, собственно, нечего. Ну, ну. Не надо делать такое грозное лицо. Всё очень просто. Кем ты был в своём мире? Молчишь, правильно. Жить тебе оставалось, Серёжа, максимум год, по вашему времени. А я тебя выдернула из твоего мира и практически спасла тебе жизнь! — Хлоя остановилась, чтобы перевести дух и продолжила уже спокойнее: — Можешь не благодарить.
— Благодарить?! — тут же возмутился я. — Вот уж спасибо! А меня ты спросила, хотел ли я оттуда выдёргиваться? Может, замёрзнуть в пьяном угаре в подворотне или скончаться от того, что не нашёл вовремя на опохмелку, и не самые лучшие перспективы, но это были мои перспективы. Моя жизнь. И лезть я тебя в неё не просил. Спасла она меня, как же. Да я тут погибаю каждые полчаса. И от твоих рук — тьфу! — глаз, в частности. То на поляне чуть меня не прикончила, то здесь.
— Но ведь живой же? — не согласилась Хлоя.
— Пока, но чувствую, ой как ненадолго. И в этом твоей заслуги ноль целых хрен десятых. Так, всё, закончили пустопорожние разговоры. Возвращай меня обратно.
— Это невозможно, — покачала головой Хлоя.
— А вот не верю я. Моя вторая фамилия Станиславский. Раз доставила сюда, значит, можно и обратно. Поэтому взяла и на диванчик в мою квартирку положила, а потом беги — спасай своё королевство. Можешь хоть весь мир спасти, завоевать, просто угробить — мне глубоко параллельно, фиолетово и до лампочки.
— Нет, Серёжа, связи с твоим миром оборваны. Если честно, то я вообще не понимаю, откуда они взялись эти связи? Кто сумел настроить портал для перехода? Я за последнюю ниточку зацепилась, запомнила её, и как только представился момент, выдернула нас сюда. Но её больше нет. Она оборвалась. Я не знаю, где твой мир.
Всё это время Хлоя пристально смотрела на меня, не отрываясь и не моргая. В её глазах не пробегали, как раньше, гипнотизирующие искорки. В них не было лукавства, в них не было фальши. Они были открытыми и честными до самой глубины. Хотя какая там глубина — до всей своей бездонности.
И я ей поверил. Вот так вот просто — в одну секунду, в одно мгновение взял и поверил. И стало как-то глубоко наплевать на всё. Убьют, не убьют. Сожгут, не сожгут. Перед смертью попрошу последнее желание: на целую вечность заглянуть в эти глаза. И пусть только попробуют отказать. Порву всех, любого и каждого.
— Что?! Что ты сделала с ним, Хлоя? — донёсся голос Мары. — Я не слышу его мысли.
— Это потому, что их нет, — спокойно ответил я. — И заткнись, пожалуйста, не мешай.
— Это потому, что наш мир принял тебя, — прошептала Хлоя. — Я верила, что так будет. Он ещё во многом удивит тебя. Он ещё не раз разочарует. Попытается убить и спасти. Забыть и вспомнить. Но ты уже часть его. Он пустил тебя к себе. Он подарил тебе новую жизнь. Он спас тебя.
Она ещё шептала и шептала. Но я её не слушал. Я снова был в её глазах, как тогда, в первый раз. Хотя нет, уже совсем по-другому. Но это было сейчас неважно, абсолютно неважно. Я потом разберусь со всем остальным, если захочу. А сейчас была просто она, и были её глаза. Бескрайний, безграничный мир в её глазах. И это был тот самый мир, в который я подсознательно стремился всю свою жизнь. И он меня принял.
***
— И что, Хлоя действительно была в твоём мире? — вопрошала Мара, усевшись на живот меня любимого, лежащего на огромной кровати в её замке.
— Была, — однозначно отвечал я, всё ещё находясь в полудрёме.
— И у тебя жила? — не унималась Мара.
— Жила, — переходить на развёрнутую речь было лень.
— Долго? — прищурив один глаз и склонив головку, вопрошала Мара.
— Не помню. Долго.
— Вот прямо так долго с тобой и жила?
— Не со мной, а у меня.
— Врёшь, — как всегда безапелляционно резюмировала Мара.
— Не вру, — меланхолично попытался разбить я её заключение.
— Врёшь, сладенький, врёшь. — Мара быстро почесала передние лапки друг о дружку. — И Хлоя твоя врёт.
— Не вру, пушистая, не вру, — в тон ей ответил я и попытался вяло щёлкнуть Мару по кругленькому носику, за что чуть не схлопотал пяткой в лоб.
— Врёшь, — обличительно заявила Мара, уже стоя у меня на груди и пристально глядя в глаза.
— Да слезь ты! Хватит по мне шоркаться, — попытался спихнуть я принцессу, — чай, не два кило весом.
— Жила бы долго, не так бы смотрел на неё, — не унималась Мара, успешно отпихивая мою руку задней лапкой и не давая себя спихнуть.
— Да по-другому она выглядела, — резко вскочил я на ноги, заставив принцессу скатиться пушистым клубком на пол.
— Покажи? — Мара, внезапно прыгнув, ударила меня задней лапой в грудь. Не удержавшись, я упал обратно на кровать. — Как выглядела? — неутомимое создание снова сидело на моей ушибленной груди.
— Ага, вот сейчас только семейный альбом достану, — деликатно отодвинул я принцессу, потирая ушибленное место, — и сразу покажу. Вот мы с Хлоей в обнимочку. Вот я чешу её за ушком. Вот я дарю ей новый розовый антиблошиный ошейник на именины.
— Зачем ей ошейник? — не поняла Мара. — Буйная была? На цепи держал?
— Да кошка она была, кошка, — резко выкатился я из-под принцессы и отскочил подальше от кровати, чтобы не быть повергнутым обратно.
— Кто? — Мара уставилась на меня огромными глазами.
— Кошка, — ответил я уже спокойно, поняв, что загонять меня обратно на кровать и восседать как на троне пока не будут.
— Ко-шка-а-а, — протянула принцесса, пристально глядя на меня. — Нет, не знаю. Да покажи ты на конец?! — прикрикнула она, меняя интонацию.
— Специально для тех, кто на бронепоезде, повторяю. Семейного альбома не захватил. Компьютера тоже. Ни фоторамки, ни айпада, ни смартфона, ни простецкого мобильного телефона с камерой при себе не имею. Вывод — показать не могу.
— Во нагородил. Слова-то какие. Запомню. Смотри, если обозвал меня по-всякому, неделю по степи гонять буду, пока весь синий не станешь. — Мара кокетливо шаркнула задней лапкой по каменному полу, да так, что её коготки высекли хороший сноп искр.
— Да как я тебе покажу-то? — мой взгляд опасливо уставился на заметные борозды на полу.
— Память открой.
— Опачки, — опешил я от такого заявления. — Это что вам, жёсткий диск, что ли? Винду загрузил, мышкой кликнул, и вот вам Хлоино обличие в фас, в профиль и в полный рост во всех ракурсах?
Жёсткий удар в лоб откинул меня к стене.
— Ещё раз подобное услышу, в себя вернёшься нескоро. Винда, видите ли. Я тебе дам винда. Кликнет он.
— Да термины это компьютерные, — просипел я, потирая рукой лоб. Я почувствовал, как на нём начинает вырастать огромная шишка.
— Перестань! Тебе что, нравится? — Мара помахала сжатым передним кулачком перед моим носом. Выглядело бы это очень комично, если бы я не знал силу этих кулачков. — Нормальным языком говорить уже не в состоянии. Надо загадки городить да обзывать беззащитную девушку.
— Нашла беззащитную, — почти неслышно проворчал я.
— Чего говоришь? — Правое ухо принцессы повернулось в мою сторону.
— Я говорю, как я тебе память-то открою? — поспешил я сменить тему.
— А, ну-ну, — хмыкнула Мара. — Можем нормальной речью, если захотим. Значит так, — перешла она к делу. — Во-первых, расслабься. Во-вторых, просто вспомни, как выглядела Хлоя. И в-третьих, лучше, если это будет как бы со стороны, чтобы ещё и жилище твоё захватить. Понятно?
— Более или менее.
— Тогда начали. И глазки не закрывай, в мои смотри, так проще будет.
Я несколько минут тупо смотрел в глаза Мары, в радужке которых уже начинали плясать искорки, и честно пытался вспомнить свою квартиру и Хлою в виде кошки. Получалось плохо. Точнее, квартира получалось хорошо, а вот кошка заселяться в неё категорически отказывалась. Мелькали знакомые и незнакомые собутыльники. Хохочущие особи женского пола с ужасными спившимися лицами. Сизый дым от дешёвых сигарет, клубами перекатывавшийся по квартире. Бутылки, бутылки, бутылки, бутылки. Несколько раз неопределённой тенью проплывал Хван в образе собаки. Один раз прошелестел лапками Почо, уворачиваясь от тапки, хотя, конечно, может, и не он. А вот Хлоя, как назло, являться не хотела. Я ещё сильнее напрягся, пытаясь вспомнить тот день, когда они появились в моём жилище. Нет. Даже не то что представить эту картину, просто сориентироваться по времени, когда это было, я не мог. Времена года плавно сменяли друг друга, но понять это можно было лишь по верхней одежде посетителей.
Господи, сколько же я пил?! И что пил! Права Хлоя: жить мне оставалось недолго.
— Не отвлекайся, сладенький, — послышался издалека голос Мары.
— Да я...
— Молчи и вспоминай.
И опять бутылки, бутылки, бутылки, бутылки. Пьём за чей-то день рождения. Пьём за 23 февраля. Пьём за хохочущих шмар стоя — те, кто смог подняться. Это, кажется, ещё и 8 марта. Пьём за Новый год. Светло на улице. Наверное, 31 декабря и, скорее всего, до новогодней ночи так и не дожили. Пью просто один. Опять один. Снова один. Разговариваю с собакой. Точнее, с Хваном. Внимательно слушает, не перебивает, молодец. Наливаю ему. Не стал, побрезговал. Собственно, я и не в обиде. Снова с Хваном. Опять с Хваном. Походу, он стал моим единственным собутыльником. Точнее, собеседником. А ещё точнее — слушателем. Хотя нет, вот какие-то лица снова мелькнули, но ненадолго. Вот Почо продефилировал по комнате. Кинул в него консервной банкой. Не попал. Почему? А, это Хван меня толкнул под руку. Вот гад, тараканов полный дом, а он под руку. Хотя стоп. О чём это я? Это же Почо. Молодец Хван, брата спас.
Вот я лежу на диване — на боку, в позе эмбриона, — уставившись в одну точку. Мне плохо. Наверное, напился чего-то сильно ядовитого. Отдавать яд из себя уже не чем, да и просто не хочется. Лежу и медленно умираю. На меня пристально смотрят глаза... Стоп. Глаза. Да, глаза! Мысленно дорисовываю образ Хлои-кошки. Получается плохо. Образ рассыпается на детали и не получается единой картинки. Остаются только глаза. Но это её глаза. Именно вот той Хлои, которую я увидел сейчас. Глаза Хлои-человека на кошачьей мордочке. Мне становится легче. Действие яда постепенно проходит. Меня забирает в объятия спасительный сон. И сквозь пелену сонного дурмана я вижу, как глаза становятся кошачьими.
Она уже тогда спасала мою никчёмную жизнь.
— Молодец, сладенький, — щелчок коготка Мары по моему носу вернул меня в действительность. — Да, — многозначительно хмыкнула она, и мне стало до безумия стыдно.
— И не говори, — только и смог я выдавить из себя.
— Я, конечно, понимаю, что это твоё дело, но зачем же так издеваться над собой? Захотел умереть, умри достойно — в бою. Но чтоб вот так медленно и монотонно, изо дня в день убивать себя медленным ядом. Для этого нужно совсем с головой поругаться.
— А у вас спиртные напитки не пьют? Вы типа ангелы? — остатки моего достоинства попытались встать на мою защиту.
— Пьют хмельное, да, — согласилась Мара, — для веселья или когда болеют. Но не убивают им себя.
Теперь даже остаткам моего принципиального достоинства стало стыдно, и я понуро повесил голову.
Мара же стала вышагивать по комнате, выцокивая коготками методичный ритм о каменный пол. Лапки она заложила за спину. Шёрстка на ней немного взъерошилась, отчего принцесса стала ещё более пушистой.
А вот интересно, если её окунуть, то на кого она будет похожа? На жалкий скелетик, как выкупанная кошка, или всё же на мокрый шарик, облепленный волосиками?
Данные мысли, пробежавшие в моей голове, были столь внезапны, что заставили безграничный стыд уползти в тайные уголки моего самосознания и затаиться там до поры до времени. Я представлял Мару в разных мокрых ракурсах; даже хмыкнул пару раз, пытаясь подавить смешок.
— Почти всё сходится, — внезапно изрекла Мара, резко остановившись на одном месте.
— Что сходится? — полюбопытствовал я.
— Хлоя была там, — продолжала вслух говорить Мара. — Это точно была она, правда в образе какого-то зверя. Но глаза были её точно.
— Да точно, точно, — попытался вклиниться я, но понял, что меня не слушают.
— Если представить, что второй зверь это Хван, а он был там долго, часто мелькал, то можно предположить, что и Хлоя была рядом, но это не факт. И всё-таки можно сделать вывод, что Хлоя не врёт. А если это так, — принцесса почесала у себя за ушком, — тогда о войне она может и не знать... Как-то гладенько всё получается. Мало доказательств, мало.
Мара снова зацокала коготками в чётком ритме, начиная очередной круговой поход по комнате в поисках истины. Её лапки снова вернулись за спину и сплелись в цепкий замок.
Я осторожно проскользнул мимо неё к окну и спокойно уставился на окрестности.
Хотя кому я вру. Спокойно. Ага, как же. Представьте самый высокий дубайский небоскрёб, который возвышается среди бескрайних изумрудных лесов в гордом одиночестве. То там, то здесь эти леса прорезают прожилки многочисленных полноводных широких рек. (Должны быть полноводные и широкие, судя по той высоте, с которых я их обозревал.) Все эти реки текут к обширному горному обрыву и грациозно ныряют вниз искрящимися водопадами, впадая в гигантское озеро. Спросите, почему не море? А вот первое, что приходит на ум. Озеро, и всё тут. Далее опять изумрудно поблёскивала полоска горизонта, слева меняя цвет на изумрудно-желтоватый. Скорее всего, там была та степь, из которой нас и доставили. Сам дворец рассмотреть не удалось. Из моего наблюдательного пункта я мог только видеть ровную отвесную стену, уходящую круто вниз и теряющуюся в клубившейся у земли дымки тумана. Вот был бы поэтом, уже бы шестое четверостишие дописывал под впечатлением нахлынувшего чувства прекрасного. А так только стоял, лупал распахнутыми глазками и держал в руках упавшую челюсть, стараясь потише переводить дыхание.
— Нравится? — поинтересовалась Мара, впрыгивая на самый край подоконника.
Челюсть моя, точным броском, вернулась на место. А руки мгновенно вцепились в меховую шкурку принцессы, спасая её от неминуемой гибели.
— Эй, эй! Полегче, шёрстку попортишь, — щёлкнула меня по верхним конечностям Мара, впрочем, несильно. — И вообще, кто тебе позволил лапать особу царских кровей? За такое пяткой в лоб не отделаешься.
— Отойди, опасно, — выдавил я, так и не разжав руки.
— Конечно, опасно, — заговорщически прошептала Мара, — вот увидит кто, и всё.
— Что «всё»? — не понял я.
— Да, в мужья тебя придётся брать, — ещё более заговорчески продолжала принцесса. — Закон такой. Покусился на честь девушки — всё, женись, если, конечно, она согласна. Ну а если нет, то лучше самому скончаться по-быстренькому. Так оно безболезненнее будет.
— На какую честь, что ты несёшь? — опешил я.
— Не, ну нахал, а! Ты меня за что держишь? Я же создание юное, ранимое, от одних пылких взглядов краснею и в обморок падаю, а тут такое...
И вот в этот момент я ощутил, что в моих ладонях находится не только стиснутая шёрстка, но и два упругих шарика. Учитывая размеры Мары... Озарение пришло мгновенно, и мои верхние конечности рванули за мою спину с такой скоростью, что шлёпнули меня, их хозяина, за пятую точку. Кровь же, напротив, рванула резко в мою бестолковую голову и там пожелала остаться.
— Эй, эй, эй, вкусненький! Не надо так сразу умирать. — Мара проворно спрыгнула с подоконника и, подскочив ко мне, стала обмахивать меня лапками. — Так уж и быть, спишем на неопытность. Простим на первый раз. И забудем. Ведь не видел никто, правда?
— Угу, — нечленораздельно промычал я, неопределённо мотнув головой.
— Вот. — Принцесса выставила в мою сторону указательный коготок, как будто ставя точку. — Никто не видел. Я никому не скажу. Ты никому не скажешь. Будем считать, что ничего не было. Согласен?
— Да, — пробормотал я. Цвет моего лица понемногу менялся от размалёванного индейского до слегка сгоревшего на солнце европейского.
— Нет, а всё-таки, — немного погодя продолжила Мара. Она наконец перестала махать лапками, но прежде убедилась, что я уже на пути в себя, — ты откуда такой впечатлительный? То у него истерики. То обмороки. То своими стадами мыслей готов свести с ума всех окружающих. Может, ты ещё и кусаешься? Может, заразный? И где тебя Хлоя такого отыскала?
— На Земле.
— Где?
— Мой мир называется Земля.
— Земля, — просмаковала Мара, явно новое для неё слово. — Звучит неплохо. Правда, если все там такие припадочные, то стоит, наверное, вас истребить, чтобы на других эта дурь не перекидывалась. С другой стороны, если все там такие вкусненькие, то можно попробовать и полечить. Вдруг чего путное получится. — Мара снова на секунду задумалась, но только на секунду. — Всё равно: где твоя Земля — неизвестно, а нам тут свои проблемы надо решать. Вот решим и тобой на досуге займёмся. Вставай давай.
Она протянула мне лапку, я машинально подал ей руку и снова удивился тому, с какой лёгкостью этот шерстяной комок рывком поставил меня на ноги. Мои глаза невольно взглянули на тут часть принцессы, где совсем недавно были мои руки, и кровь снова поползла к черепушке.
— Забыли, — строго сказала Мара, оценив направления моего взгляда. — За мной, — скомандовала она и поцокала коготками к выходу.