Добрый

Глава 11

Глава 11

Какая-то мелкая противная гадина с многочисленными щекотно топающими ножками наматывала по моей голове уже не первый круг, по-хозяйски изучая меня как новое приобретение. И я мог бы дать свою голову на отсечение, что она, эта гадина, уже распланировала меня под свою именную усадьбу: в моих волосах она по-быстренькому совьёт себе многокомнатное гнездо; выведет в нём нехиленькое по численности потомство, и её подросшие отпрыски защекочут меня до невменяемого состояния. Мой нос был облюбован в качестве стартовой площадки полётов. Пробные несколько взлётов и посадок она уже совершила, причём с ювелирной точностью заправского асса. Потом эта летучая тварюга попыталась исследовать мою правую ноздрину, наверное, на предмет устройства там ангара или склада, но, вылетев оттуда со скоростью сверхзвукового снаряда, от моего естественного чиха, оставила эти нахальные попытки. Мои уши её явно не впечатлили: наверное, ушные отверстия показались ей слишком мелкими для её потребностей. А может, она просто страдала клаустрофобией или опасалась элементарно застрять. Зато мой рот увлёк её настолько, что попытки проникнуть в него она предприняла целых четыре раза. Естественно, все четыре раза она была немилосердно выплюнута. Я даже решил, что на пятый раз, перед тем как выплюнуть, просто перекушу эту тварину пополам, невзирая на брезгливость. Но надоедливая мерзость, наверное, обладала ещё и телепатическими способностями, поскольку в итоге как-то резко и сразу оставила попытки проникнуть в мою ротовую полость.

Естественно, у любого нормального человека сразу возникнет вопрос: чего это я не согнал надоедливую гадость со своей головы простым взмахом руки? Или не пришиб элегантным, но сильным щелчком в её противную головёнку? А вот не согнал. И не пришиб. И не прихлопнул ладошками. И не размозжил сапогом. Не было у меня этих ладошек, сапог и прочего. Нет, процедуре четвертования местными палачами-самоучками я не подвергся. Всё, что было у меня до этого, находилось на своих местах в целости, сохранности и относительной непотрёпанности. Только всё это, включая всего меня, какая-то сволота примотала к толстенному суку высокого дерева на высоте метров пяти, не меньше. Примотала качественно, с явным знанием дела, спеленав меня вместе с частью сука, словно египетскую мумию. Только голову оставила нетронутой и в дозволенной подвижности. Судя по доступному мне углу обзора, до земли было порядочно.

— Вот ведь ведьма! Она ведьма и есть! — в сердцах выкрикнул я что есть мочи. Не то чтобы сильно и в голос хотелось высказаться, хотя и это тоже, но больше для того, чтобы согнать продолжающую дефилировать по мне надоедливую тварину. — Вот какого хрена я тут изображаю муху в паутине?

Реакция на мои голосовые стенания — относительный нуль с целой хреновой тучей десятых. А если это изобразить в физическом проявлении, то выглядело следующим образом. Насекомое забило на меня большой и конкретный. Мои вопли ему были как мёртвому припарки. Ведьма, а сомнений в том, что моя примотанность к суку была именно её рук дело, хранила пофигистическое молчание.

— Значится, в молчаночку решила поиграться. Ладно. Давай молча. Молча взяла. Молча отмотала. Молча, нежно, с предельной аккуратностью поставила на землю. И смотри, чтобы на сухое.

Ага, вот прямо после моих слов болотная ведьма взяла и разбежалась выполнять с предельной резвостью и аккуратной педантичностью. Типа, после моих требований я глазом не успею моргнуть, а уже стою на земельке, а она расшаркивается передо мной в извинениях. Собственно, я на это не сильно надеялся, но хоть как-то обозначиться она могла.

— Ты хоть чирикни чего. Хватит мне уже в пустоту надрываться.

Ну, мне и чирикнули. Точнее, как-то интересненько так прострекотали. Тварина, поселившаяся на мне, решила начать диалог со своим новым местом обитания. Наверное, подумала, что умный говорящий дом лучше молчаливой халупы. Она, явно расположенная к диалогу, даже забралась на мой нос и призывно заглянула в глаза. Пришлось немилосердно сдуть её с носа, чтобы не остаться косеньким при попытке рассмотреть эту паразитирующую обитательницу. Естественно, в обратку я получил душещипательную трель, понятную даже без переводчиков. В этой речи в лучшем случае нормативными были только предлоги и союзы.

— А ибо вот! — крикнул я вдогонку взлетевшему насекомому. — Я тебе ордер на заселение не выписывал, а без прописки нефиг. Оборзели тут совсем на вольных хлебах.

Насекомое напоследок душевно обматерило меня – громко и со вкусом. Затем, заложив крутой вираж в лучших традициях Сталинских соколов, рвануло в известном только ему направлении. То ли решило, что я ему для жилья не подхожу, то ли вознамерилось свистнуть подмогу, чтобы толпой навалять мне по самое не балуйся. Второй вариант не устраивал меня совсем никак, что подтолкнуло к решительным действиям не хуже шила, воткнутого в интересное место от всей души и со всем усердием.

Для начала я со всей самонадеянной решительностью попробовал разорвать путы, окутывающие меня, полагаясь исключительно на силу своей мускулатуры. Ага, как же, сейчас. Шварценеггером я не был даже во времена умеренно-алкогольной юности. А уж про сейчас, когда Зелёный змий потрудился над моим организмом со всем своим усердием, и говорить не приходилось. Путы даже ни разу не затрещали для приличия.

Следующей моей попыткой к освобождению была имитация поступательных движений гусеницы, пытающейся выползти из своего кокона. Несмотря на то, что в детстве я различные драматические кружки не посещал, гусеница, а точнее, её движения у меня получились довольно реалистичными. Станиславский, конечно, стоя не аплодировал бы, но всё же какой-нибудь провинциальный ТЮЗ на эту роль утвердил бы без предварительного кастинга. Вот только путы оказались не фанатами доморощенного лицедейства и выпускать меня из своих объятий не собирались.

На этом моя скупая фантазия закончилась, да и немногочисленные силы плавненько утекли из моего тела. Единственное, на что я был ещё способен, — максимально, до хруста в шейных позвонках склонить голову на бок, чтобы липкий, выступивший градом пот не заливал глаза да предаться унылому размышлению о вариантах моей безвременной кончине.

***

— Да здесь он где-то, я тебе говорю.

— Здесь, здесь, здесь. Это уже десятое «здесь», о котором ты говоришь. Но предыдущие «здесь» правдивыми не оказались.

— Вместо того чтобы ворчать, взяла бы и посмотрела своим внутренним взором. У тебя связь с ним попрочнее моей будет.

— Это с чего бы это такие скоропалительные выводы?

— Это с того, что я вовсе не слепая и уж абсолютно не тупая. А чтобы понять, какие чувства ты к нему испытываешь, достаточно обладать интеллектом самого дебильного вихра.

— Перестань, нет у меня никаких чувств!

— Ещё раз для глухих повторяю: я не слепая. И потом, с чего это такие тайны на пустом месте? Ну, любовь, туда-сюда, всё же просто и понятно. Да и он к тебе явно не ровно дышит. Взяли бы и...

— Перестань, тебя это совсем не касается, и я больше не желаю говорить на эту тему, а уж тем более слушать нотации от кого бы то ни было.

— А ну стоять! Я тебе не «кто бы то ни было»! И оскорблений в свой адрес терпеть не намерена.

— А я и не собиралась тебя оскорблять. Но и ты свой мохнатый носик не суй в чужую личную жизнь.

— Значит, говоришь, мохнатый? И твою лысую особь это очень сильно коробит!

— Посмотри, какое самомнение. С чего это меня вообще должно волновать что-то в отношении тебя, а уж тем более коробить?

— Вот как мы заговорили! Ты что, думаешь, если теперь остались один на один, то можно мгновенно набираться наглости и борзеть прямо на глазах? Пока ещё ты у меня в плену...

— Была. А теперь мы, кажется, в равных условиях. Или даже нет. Сил ты, конечно, поднабралась за это время. И научилась довольно многому. Но против меня ты ещё соплячка с пушистым рыльцем.

— Соплячка, значит?! Ну сейчас я выбью пыль из твоего старческого самомнения!

Внезапная духота накрыла меня всего и разом. Создавалось стойкое и явное ощущение, что меня засунули в пищевой пакет-рукав и отправили в духовку как какого-то курёнка. Эта мысль пришла стремительно, мгновенно и безапелляционно поселилось в голове, не давая ни малейшего шанса альтернативным мнениям. Я физически чувствовал, как вытекаемый из меня собственный сок ощутимо нагревался, и, обволакивая меня со всех сторон, начинал пропаривать тело до полной готовности. Омерзительное чувство, должен признаться. Омерзительное, принеприятнейшее! Да что там раскидываться пафосными словами? Ужасно болезненное.

Задохнувшись от безысходности. Впитывая каждой клеточной моего организма ужас от призывно улыбающейся в моём сознании невзрачной старушки с косой. Попытался впасть в спасительную кому полнейшей бессознательности. Но, получив настойчивый отказ от бессердечной комы, сделал то единственное, на что я был сейчас способен. Я закричал. Нет. Я ЗАОРАЛ во всю силу моих ещё не до конца проваренных лёгких. ЗАОРАЛ, напрягая до предела мои не совсем пропечённые связки. ЗАОРАЛ, вкладывая остатки моей выжившей души в то единственное, что мне осталось.

Наверное, я пытался выплеснуть через ор ту самую душу подальше от моего умирающего тела. А может, это просто естественная реакция человеческого организма, прописанная отдельным кодом на корке подсознания именно для таких случаев. Задуматься над этим у меня не было ни сил, ни желания, ни малейшей единицы времени. Как, собственно, и задуматься над причинами этого всепоглощающего адского жара. Ор выходил из меня, используя какой-то неподвластный обычному человеку диапазон волновых колебаний. Он был настолько мощным и пронизывающим всё вокруг, что оглушал даже меня, своего хозяина и непосредственного производителя. И он приносил облегчение. Он притуплял боль в моём недоваренном теле. Изгонял страх из моего недопечённого мозга. И создавал иллюзию полёта из этого адского места.

Хотя, стоп! Какую иллюзию? Я действительно летел! Нет, я падал. Да, я падал. Орал и падал. Падал и орал. Впрочем, длилось это совсем недолго. Буквально секунду, показавшуюся мне вечностью.

Какая-то неведомая сила разорвала путы, приматывающие меня, словно паутинки. Спихнула со ставшего уже частью меня сука. И предоставила силе притяжения возможность шлёпнуть во влажную болотную подстилку с характерным звуком. Болотной растительности я нахавался от души, но вот был почему-то совершенно не в претензии. Напротив, плюхнувшись в прохладную влагу, я остудил моё исстрадавшееся тело быстро и качественно. Вот только, правда, спереди. И чтобы остудить себя сзади и чтобы отплеваться от болотной растительности и вздохнуть полной грудью, насыщая начинавший задыхаться организм живительным кислородом, я, помогая затёкшими конечностями, с трудом перевалился на спину.

Надышавшись вволю, я решил снова взглянуть на этот мир и кое-как раздвинул плохо слушающимися пальцами казавшиеся спёкшимися веки.

Да, картинка была ещё та. Вся атмосфера вокруг меня была просто пропитана всевозможным видами известной, а по большей части и неизвестной мне энергии. Вокруг в хаотичном порядке исполняли бешеный танец шаровые молнии. Электрические разряды сполохами фейерверков причудливо озаряли окрестности фантастической цветовой гаммой. Сгустки неведомой мне субстанции метались по окрестности, ведя охоту друг на друга. В тот момент, когда охота заканчивалась удачно, из точки их столкновения вырастали великолепные, нереальные, многомерные соцветия непередаваемой формы. Правда, век их цветения был недолог, а очень быстрое увядание заканчивалось быстротечным схлопыванием в маленькие чёрные дыры.

И что самое интересное, вся эта огненно-феерическая вакханалия абсолютно не контактировала с окружающей средой. Молнии не ударяли в деревья. Энергетические всплески многомерных цветов не прожигали в растительности проплешины. Чёрные дыры не начинали поедать окружающую реальность. Сгустки энергии, охотящиеся друг за другом, педантично огибали попадающуюся на пути живность или просто тормозили, терпеливо ожидая, когда путь будет свободен.

Вот интересно, а тогда какого хрена меня чуть не прожарило заживо, если вокруг всё так пацифично?

Вопрос этот заинтересовал меня настолько, что заставил приподнять своё измождённое тело хотя бы до положения прямо-сидячего.

— Едрит, твою разтудей! — только и смогло вырваться из моих уст.

Я даже был склонен предположить, что если мои глаза ещё смогли бы расшириться в какой-нибудь доступности координат, то они обязательно это сделали бы. Увы, физиология зарубила на корню смелые поползновения моих окуляров. Собственно говоря, от чего это они попытались расшириться ещё больше? Да всё до банальности просто. Причина была одна. Точнее, две. Но зато какие. Хлоя и Мара. Вдвоём. Но этого уже достаточно. Чтобы понять, чем девчонки занимались здесь ещё буквально минуту назад, обладать семи пядями во лбу было совершенно не обязательно. По ним ещё до сих пор пробегали радужные искорки, и каждая волосёнка стояла дыбом. А вот то, что обе стояли крепко зажмурившись и наглухо запечатав ушки ладошками, немного озадачивало.

— Эй, саламандры! — призывно крикнул я, пытаясь вывести девчонок из глухой обороны.

Ага, сейчас, только ладошки крепче прижали.

— Может, мне кто объяснит, чего опять поцапались и почему в итоге страдаю я?

Ноль целых хрен десятых, а не куча объяснений.

— Отшлёпаю. А найду ремень, так и выпорю, — попытался пошантажировать я.

Угроза тоже не прокатила. Пришлось подниматься, хотя организм всё ещё активно протестовал против таких решительных действий. Поохивая и поахивая, я аккуратно оторвал пятую точку от ставшего мне практически родным болота и перенёс себя в пространство между двумя принцессами.

Для начала я просто пощёлкал пальцами перед их сморщенными от напряжения носиками.

— Реакция отсутствует, — констатировал я первые выводы.

Далее я набрался смелости и легонько щёлкнул по носу обеих дамочек.

— И всего-то, — равнодушно выдохнул я, ожидая по меньшей мере мирового катаклизма. А они лишь больше наморщились и сжали ладошки до неестественного побеления. По крайней мере Хлоя. Определить побеление у Мары сложнее.

— Здесь кто-то проживает? — постучал я пальчиками каждой по лбу.

Судя по отсутствию реакции на стук, точно съехали. Причём не просто съехали, а вместе с крышей.

— А вот это уже не смешно. Это уже конкретно напрягает. И что мне с вами делать?

Вопрос был задан мной, естественно, просто так. Получить ответ от принцесс я и не рассчитывал. Скорее уж болото выучит понятный мне разговорный язык и выдаст руководство к действию обсосанное, разжёванное и разложенное по полочкам. Можно было, конечно, каждой дуре вкатить по пощёчине в виде радикального средства. Но, во-первых, принцессы далеко не дуры. А во-вторых, я тоже далеко не идиот. После такой неслыханной наглости жить мне останется ровно то количество времени, которое потребуется для фокусировки их резко вернувшегося зрения на моей скромной особе. Сейчас бы явно не помешал мощный ливень, но полнейшее отсутствие облачности его мне точно не гарантировало. А что если? Озарение молниеносно посетило моё серое вещество. Есть, конечно, шанс схлопотать по полной, но можно и списать на незапланированный порыв ветра.

Ускорившись до предела, я оббежал вокруг принцесс, толкнув каждую в спину, нежно, но довольно мощно и слился с деревом с выражением невинной рассеянности на лице.

Шмякнулись принцессы смачно. Наверное, даже покруче, чем я, хотя я и летел с приличной высоты. Только что болотной растительности не накушались, поскольку их ротики были плотно прикрыты. Зато, когда ротики получили возможность открыться, из них посыпался настолько отборный и многоэтажный, что могу дать голову на отсечение, такого мата эти болота точно не слышали. Птицы в панике разлетелись в разные стороны. Те растения, что сумели, скрыли надводные части в болотной топи. Зато те, что не сумели, остались перед выбором: первое — увянуть и сдохнуть; второе — пожухнуть, но всё же выжить. Выйти из этого потока сквернословия совсем без потерь не улыбалось никому, в том числе и мне.

— А ну закрыли пасти! — рявкнул я что есть мочи.

Отборный и многоэтажный мгновенно прекратился, но вот взоры, обращённые в мою сторону, не сулили ничего хорошего.

— В смысле, ротики прихлопнули, — попытался запоздало смягчить я ситуацию. — Планету погубите своим сквернословием.

— Мара, можно я его сама прибью? — процедила сквозь зубы Хлоя, медленно приближаясь ко мне.

— А чего это сразу ты? И меня тоже лапки чешутся со страшной силой.

— Ну… потому что я старше, — ответила Хлоя, мягко задвигая Мару за спину.

— Поэтому можешь и уступить ребёнку, — не сдавалась Мара, ловко прошмыгнув у Хлои между ног.

— Нет, я его притащила в этот мир, я этот мир от него и избавлю, — процедила сквозь зубы Хлоя, уверенно поймав Мару за заднюю лапку и настойчиво оттащив на задний план.

— Ладно, давай вместе, чтобы никому не обидно было.

— Согласна, давай.

Принцессы, настойчиво сверля меня взглядом, стали приближаться с роковой неизбежностью судного часа.

— Так, всё, попугали и хватит, — попытался я остановить наступающую неизбежность, не забывая при этом плавно укрываться за стволом дерева.

— Попугали, говоришь? — сверкнула очами Хлоя.

— Хватит, значит? — в унисон вторила Мара.

— Согласен, средство было радикальное, но ведь действенное, правда?

— Сейчас ты узнаешь, что такое настоящее радикальное средство.

— И действенно будет так, что последняя таракашка залюбуется.

— Я вас, значит, от столбняка спас. В мир привычных возможностей вернул. А в благодарность получил двух разъярённых фурий с садискими наклонностями маньяков-самоучек.

— Нет, ты посмотри, Мара, ему жить пару секунд осталось, а он ещё в оскорбления пускается.

— За самоуверенность, предлагаю его подольше помучать. Пусть осознает глубину заблуждения.

— Но в финале прикончить всё же надо.

— Конечно, надо, от него сплошные неприятности и дискомфорт.

Обе принцессы зажгли в своих ладошках россыпи раскалённых искорок и одновременно метнули их в меня слаженным роем.

И вот тут мой организм перестал подчиняться своему непосредственному главнокомандующему — головному мозгу. Он, тот самый мой организм, отворил скрываемую в потаённых частях меня тайную шкатулочку со срытыми резервами и понёс меня со скоростью взбесившейся макаки на вершину дерева. Да ещё как понёс! Аж в глазах зарябило, замелькало и слилось всё в одну расплывчатую, тягучую массу. Длилось всё это безумное древолазанье ровно один вдох. У подножья вдохнул, на вершине — выдохнул. А деревце то было не хиленькое, точнее, не маленькое. Метров тридцать с гаком.

Рой раскалённых искорок даже замер, то ли от неожиданности, то ли от восхищения моей прытью, а может, просто и потерял меня из виду как непосредственную цель своего полёта. Впрочем, их растерянность длилась недолго. Они быстро меня обнаружили, окружили дерево искрящимся кольцом и начали восхождение ко мне с радостным потрескиванием. Двигались они медленно, распаляя аппетит в преддверии увлекательной и зажигательной — в прямом смысле — заварушки.

Я попробовал отдать приказ, теперь уже в принудительном порядке, поискать в себе ещё какие-нибудь необычные резервы. Но мой организм ушёл в полную несознанку и более ничего такого сверхординарного не выдал.

Типа, всё: чем мог. Извиняй, братан. Дальше крутись сам.

А вот куда было крутиться?

Спрыгнуть вниз? Ну как вариант. Хотя крона у дерева густая, обширная, с мощными сучьями. Пролететь по краю? Да я просто не допрыгну до этого края. Проскользнуть насквозь? Ага, как же. С пяток или десяток сучков я точно зацеплю по дороге. И итог будет один. Плюхнусь в болото побитым мешком с раздробленными костями. Хорошо если уже мёртвый. А если нет, то раскалённый рой ещё и вдоволь поиздевается напоследок.

И чего эти две фурии на меня взъелись? Подумаешь, макнул разочек. Делов-то. Вон, меня чуть болотная ведьма не изнасиловала да пару раз едва не пристукнула. А я бодрячком и даже не в обиде. Меня гургуты об себя расшибить пытались. А я огурцом. А тут всего-то две экологически чистые ванны с экзотическими растениями. Ещё и для кожи полезно. Эффект омолаживающий. Вот, правда, мозги заворачивающий в сторону, противоположную от логики. Иначе я сейчас бы не куковал тут звездой, голой жопой на макушке ели, а был минимум награждён двумя поцелуями искренней благодарности.

— А вот хрен вам! — выкрикнул я в сердцах. — Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!

Как можно сильнее раскачав макушку в несколько приёмов, я с нечеловеческим усилием оттолкнулся от неё и, изобразив корявую ласточку, попытался взмыть в небеса, искренне надеясь на наличие чуда в этом занюханном мире.

И я полетел. Сначала резко в сторону. Потом камнем вниз. А потом стремительно вверх.

Картинка, наверное, выглядела смехотворной до коликов. Глаза зажмурены. Рот раззявлен и что-то вопит. Руки машут с частотой крылышек заправской колибри.

Но это была всё фигня. Главное, что я летел. Стремился ввысь и вдаль. Полёт мой был довольно ровный, достаточно уверенный, а главное — стремительный. Судя по чувствительному сопротивлению воздуха, обволакивающего моё лицо, был я сейчас поскоростнее знаменитого «кукурузника».

— Да не маши ты руками, — донёсся до меня раздражённый голос. — Я машу, ты висишь — вместе летим. Ты машешь, я вишу — буравим землю как таран. Вместе машем — куча синяков, мои перья — вон, и снова буравим землю. Доходчиво?

— Ещё как, — подтвердил я, хотя степень моей ошарашенности от внезапно нарисовавшегося голоса зашкаливала.

— Сейчас от этих смоемся — поговорим.

Только сейчас я ощутил, что меня довольно сильно стиснули в районе чуть повыше талии. Кроме того, в лицо бил воздушный поток, а ещё меня периодически обмахивали сверху. И самое главное, остановив хаотичное движения своих рук, я не рухнул камнем вниз.

— Значит не глюк, — выдохнул я.

— Не затихнешь — долбану клювом.

И я затих. Сложил руки домиком над глазами, максимально отсекая потоки встречного воздуха, чтобы не слезились глаза, и, свыкнувшись с ролью груза, подвешенного под брюхом махающего дельтаплана, стал обозревать окрестности. Пейзаж, впрочем, не радовал разнообразием. Болота они и есть болота. Приедаются быстро. А скука, как известно, лучшее зевотное и усыпляющее. Короче, как это водится со мной в этом мире, сон ко мне подкрался незаметно, обухом по голове ударив вдруг.