Глава 1
— И чего, вот так вот его и оставим? Жалко. Как родной стал. Алкаш, но заботливый.
— Заботливые просто так с тапочками не гоняются.
— Какое гоняются? Ползают черепашьим шагом.
— Зато в его шагах моих шагов…
— Тихо. Он уже на полпути в себя.
— Значит, оставим?
— А он нам там нужен как собаке… прошу прощения.
— Поймайте тишину, мальчики.
— Всё, уже поймали. И всё-таки я за то, чтобы взять его с собой.
— А я против!
— Человеческим языком говорю: заткнитесь. Ф-р-р! Как некультурно, но по-другому вы не понимаете. Время до вечера есть, я подумаю. А теперь тихо.
Красные мухи ритмично отплясывали пульсирующий танец в такт биения молота о черепную коробку. В организме бушевали суховеи, яростно отлавливающие последние капли влаги и мгновенно их пожирающие. Змий, оккупирующий моё внутреннее «Я», занудно требовал пива. Пока пива, и пока занудно. Гад! Короче, утро начиналось с опротивевшей постоянности. Или не утро? День? Вечер? Ночь? Растащить веки в стороны, разогнав при этом пляшущих мух и узнать время суток, было за пределами моих возможностей. Я с надеждой попробовал провалиться в спасительный сон, но «зелёная гадина» тут же подогнала суховеи и участила биение молота.
— Хрен с тобой, встаю. Но пива нет, лакай водичку из-под крана.
Я при помощи пальцев откупорил одно веко, правое (хотя кому это интересно), и увидел изумлённый взгляд Стакана. Именно — изумлённый. Да чтоб мне век палёную водку хлебать!
— Ваф, — тихонько изрёк Стакан, и я понял, что про пиво я сказал вслух.
— И тебе здрасьте. Про пиво я так… короче, неважно. Тебе налью, — попробовал оправдаться я. — Принеси водички.
— Х-р-р, — беззлобно проурчало животное и лениво повиляло хвостом.
— Пропью я тебя, скотина бесполезная, хоть умри тут, а воды хрен допросишься.
На этот раз Стакан просто хмыкнул, по крайне мере, мне так показалось, и неспешно удалился из комнаты, цокая когтями лап по грязному линолеуму.
— Вот ведь, все гордые, как британские лорды, — проворчал я, делая попытки сползти с дивана и принять горизонтальное положение. — Один я, деревенщина неотёсанная, — сели и поехали. Корми их, выгуливай, блох вычёсывай, а в ответ ни тебе водички принести, — горизонтальное положение сразу не получалось, и я сполз на пол, зафиксировав себя на коленях, — ни уважения маломальского.
Постояв на коленях минуты две, я дождался, пока комната перестанет вращаться, и попробовал поднять себя. Фигушки — сказали заюшки. Земное притяжение снова опустило меня на колени. Мол, не зазнавайся, холоп, перед матушкой-землицей — на четвереньках поползай.
— Да тьфу на вас всех, — попробовал в сердцах сплюнуть я, но и слюну сегодня не завезли в мой обезвоженный организм. — Если уж Стакану со своими повадками аристократа на четырёх не зазорно ходить, то мне и подавно.
Тут мой взгляд обнаружил домашние тапочки, каким-то чудом оказавшиеся у дивана, и я, недолго думая, запихнул в них ладони и пополз на кухню. Вот ведь всё-таки человек! Всякие там Стаканы голыми лапами по линолеуму, а я — обутыми. Он себе воды хрен добудет в квартире, а я могу. Ещё как могу! Вот только бы у раковины с первого раза подняться.
— И кого ты жалеешь? Кого ты с собой брать собрался? Он ведь последнюю домашнюю собачку пропить хочет. А ты — «возьмём его с собой, возьмём его с собой».
— Да слушай ты его больше! Он тебе с утра ещё не такого наговорит. Зато не жадный, пиво, вон, домашнему питомцу не пожалел, хоть и теоретически.
— Вот у него того… как это говорят… «белочка». Пиво собакам наливает, сам с собой разговаривает. Нет, тут крыша явно отчалила. Возись потом с этим шизофреником.
— В любом случае, решаем ни мы, у нас самцов уже ни во что не ставят, понахватались феминизма! Матриархатом так и прёт.
— Так, все быстренько захлопнули пасти! Точнее, одну пасть и… что у тебя там? Впрочем, неважно. Сказала вечером, значит, вечером. И решение будет только моё, единогласное и единоличное. А сейчас бегом изображать домашних животных. Точнее, один — сидеть, а другой — под диван. И усики не высовывать! Не хватало ещё в последний день грязным пятнышком к линолеуму присохнуть.
— Да чтоб у тебя шерсть клоками повыпадала за такое кощунственное карканье!
— Сама мечтаю, побыстрее бы уже.
Живительная влага полилась долгожданным нектаром в недра моей личной, самой засушливой в мире пустыни. Красные мухи сначала слегка оторопели, потом взвились возмущённым вихрем и наконец нырнули в этот водопад, постепенно меняя цвет на розовый. Земное существование начало потихонечку обретать осмысленность. Возмущённый Змий, утробно икнув, попытался выплеснуть назад этот неудобоваримый для него напиток. Усилием воли я его затолкнул обратно. Он предпринял новую попытку. Она снова не увенчалась успехом. Тогда Змий сменил тактику, залез сразу в два моих страдающих полушария, пришёл с ними к консенсусу и выставил ультиматум: пива, водки и быстро. Даже мало-мальски бедная закусочка в его рацион не входила — он воспринимал её как лишнюю помеху своему вольготному существованию.
— Вот скотина чешуйчатая — в сердцах сплюнул я в раковину, благо теперь было чем.
***
Состояние внутреннего полёта усиливалось. В голову сразу лезли воспоминания о первых школьных «вертолётиках», возникавшие из-за раннего познавания продуктов отечественного алкопрома. Хотя нет, сравнение явно не прокатывало. Тогда нужно было срочно бежать к «белому брату» с распростёртыми объятиями, а сейчас эти «винтокрылые машины» несли меня плавненько, слегка покачивая и убаюкивая. Глаза открывать категорически не хотелось. Чего я там не видел? Обшарпанная комната — пещера одинокого пьющего холостяка — была мной изучена да последней трещинки на давно требующем побелки потолке. Опостылевший вид из немытого окна тоже не располагал к умиротворённому созерцанию. Телевизор был пущен мною на удовлетворение естественных спиртовых потребностей. Пустота. А тут летишь себе и представляешь, как через пару часиков приземлишься и какая-нибудь Турция примет тебя в алкогольный рай под названием «всё включено». Даже голос бортпроводницы чудится, вот ей-богу. Что она там вещает?
— Так, мальчики, предупреждаю: сейчас немного потрясёт.
— Кого ты лечишь? Чай не первый год замужем.
А, турбулентность… плавали, точнее, летали, знаем. А почему не просят занять свои места и пристегнуть ремни?
— Ладно, это я так, по инерции.
Странный самолёт. Что-то здесь не так. Стоп, стоп, стоп. Какой самолёт? Куда это я лечу и на какие шиши? Ой. Нет, не то чтобы страшно, просто интересно. Давай по порядку. Я — простой советский — тьфу! — российский человек. Хотя нет, это здесь ни при чём. Я просто человек, на данный момент временно оказавшийся на мели по причине неустроенности мира и рейдерского захвата моего финансового состояния монополией алкогольных производителей. О как красиво сформулировал! Ещё могу. Отсюда вывод: лететь мне некуда! Точнее, просто не на что. Значит, это одно из двух. Первое… Да, с первым тяжеловастенько. И второе… Мама, дорогая! Это пришла она — рыжая и пушистая!
— Караул! Спасите! Наглый грызун выносит мой мозг!
— Да стукни ты его чем-нибудь по голове, смотри, как руками замахал. Орёт ещё. И так колебания устойчивой связи, а тут ещё этот. Промахнёмся годиков на сотенку, и песец — маленький пушной зверёк.
— Спокойно, мальчики, без паники. Стопроцентное попадание я вам гарантирую. А вот стукать никого не надо, силы не рассчитаете, и с трупом мы точно завязнем во временных потоках.
Так, не понял, причём тут песец? Маленький пушной зверёк — это белочка. Хотя откуда бортпроводнице знать об этом? У них работа до зоосада напиваться не позволяет. Дохтеры не пропустят. А может, белочек на всех не хватает? Тогда ладно, тогда я и на песца согласен. Лишь бы в ухо не тявкал.
Теперь про неустойчивую связь. Это понятно, не ту страну Гондурасом назвали, у нас любая связь неустойчивая. Даже половая — и та временами неустойчивая, так и стремится вектор направления поменять, а то и сойти на нет по причине внутреннего отсутствия энергетических ресурсов.
Временные потоки? В авиации я не силён. Воздушные потоки знаю, точнее, догадываюсь. Временные… Допустим. Из пункта А в пункт Б. Время в пути. Смена часовых поясов. А, пусть академики голову ломают. У меня и так каждое утро такая головоломка — как в прямом, так и переносном смысле. Причём решение переносного — где взять на чекушку — является непосредственным устранениям прямого — пульсирующей головной боли. А вот после принятия во внутрь содержимого данной чекушки, я могу докторскую защитить, причём без предварительной подготовки.
И последнее — труп. Чей труп? Самолёт перевозит трупы? Я на борту летающего катафалка? А может, это мой труп? Может, я умер и меня везут хоронить? А-а-а ужас! Всё, допился. Прощай, дорогой товарищ, пусть земля тебе пухом. Но я же живой. Как это там?.. Я мыслю, следовательно, я существую. И меня живого везут хоронить?! Вот теперь точно У-Ж-А-С!
— Смотри, опять задёргался. И гримаса на лице такая страшная.
— Мальчики, я же просила дать ему снотворное. Если он ещё и ногами задёргает, я точно нашу стабильность не удержу.
— А мы и дали. Только на алкашей, видно, плохо действует. В смысле недолго. И кто кричал нам «без паники» и «стопроцентное попадание»?
— Да какое нахрен попадание? Ещё секунда, и нас затянет во временной водоворот и выкинет неизвестно где. Если вообще выкинет. Этот гад всё поле своими манипуляциями взбаламутил. Дайте ему по голове!
— А если труп? И будем болтаться, как…
— Бейте, не тените! Только умоляю, попытайтесь рассчитать силы. Хочется пожить ещё хотя бы лет двести.
— Поверни его голову. Нет лучше налево. Так удар вполсилы — вот сюда…
— Бей! Ещё секунда, и…
***
Так, чего-то я в этой жизни не понимаю. Пробуждение есть. Головная боль есть. Красные мухи есть, но мало. Все признаки похмелья налицо. А где моя личная персональная пустыня? Вот где, я спрашиваю? Пить не хочется. Язык не распух и ворочается. И даже есть чем плюнуть. Странно. Прогресс налицо. Что я там вчера употреблял? Не помню, но эффект хороший, надо срочно вспомнить и поставить зарубочку на будущее. Вспоминаем, вспоминаем, вспоминаем… Так я же умер! И меня вчера хоронили. Да ладно. Приснится же. Или не приснится? И почему эта мысль не вызывает у меня панического ужаса? А ведь вчера был. А это всё потому, что сейчас я открою глазоньки, и мне улыбнётся щербатыми трещинками родной до боли потолок. Вот сейчас, раз, два, три — открываю.
Потолок не оправдал возложенных на него глобальных ожиданий. Он не то что не улыбнулся мне, он просто категорически не показался. Вместо него по глазам резанула счастливая небесная бирюза. Даже и не бирюза вовсе, а ярчайший небесный изумруд. Голову даю на отсечение — небо было чистейше изумрудным.
От неожиданности я зажмурил глаза, и снова распахивать их желания не возникало. Значит, я всё-таки умер. Предательские капельки леденящего пота погнали противный ужас происходящего. Я умер, и это рай. Такого неба на земле не бывает. Это определённо рай. А почему не ад? Значит, алкоголики попадают в рай, потому что мученики при жизни. Конечно, каждый день столько яда в себя вливать! А похмелье? Это вообще один из кругов ада. И каждое утро новый круг.
— Мёртвые не потеют.
Не понял… Это что, голос ангела?
— Можешь думать, что я ангел.
Ага, вслух я не говорил, значит, мысли читает. Точно ангел.
— Сообразительный, мозг ещё не в полной эйфории, про мысли догадался. Теперь осталось решить, злой я ангел или добрый.
— А чего решать, в раю — значит добрый. Злые ангелы — падшие ангелы, и бродить им по землице-матушке.
— Много ты понимаешь про ангелов.
— Положим, немного, а точнее, даже очень мало, поскольку родился в стране глобального атеизма, но фильмы посматривал и литературку почитывал.
— Ладно, образованный ты наш, глазоньки-то открой, только руками сильно не маши.
На принятие решения у меня ушло менее двух секунд. А что я, собственно, теряю? Да и потом, любопытство взяло верх, не каждый день можно лицезреть живого ангела.
Веки плавно поднялись, и изумрудные небеса снова приветливо пощекотали мне глазные нервы. Только лишь небеса. Никакое милейшее существо не парило надо мной, мирно помахивая крыльями. Значит, приземлилось, логично решил я и скосил глаза сначала вправо, потом влево, потом вперёд, потом даже попробовал назад. Результат оказался тот же. То есть ноль целых хрен десятых, а не говорливый ангел.
— Глазки поломаешь, вращая их в таком ракурсе.
— А ты не выкобеневайся и в прятки не играй, чтобы я их не поломал.
— Я?! В прятки?! Да я на тебе уже битый час сижу жду, пока твой разум вернётся в это вымоченное в денатурате тело. Только ещё раз предупреждаю, руками не маши.
Я с трудом прижал подбородок к груди, но не увидел ровным счётом ничего. Или почти ничего. Кроме маленького домашнего таракана, вальяжно восседающего на мне в районе диафрагмы. Ангела, хотя я уже и начал сомневаться, что говорил ангел, снова не было.
— Молодец, не из брезгливых.
Да кто же говорит, в конце-то концов! Я что, мальчик для пренебрежительных развлечений?
— А ты глазки ещё раз на грудь скоси.
Я снова скосил глазки, и тут они у меня непроизвольно расширились. Насекомое, восседавшее на мне, приветливо помахало лапкой и выразительно пошевелило усиками.
Да ну! Похмельные глюки.
Я ещё раз взглянул на таракана, и он снова помахал мне, только уже другой лапкой. Вот тебе на! Люди допиваются до чёртиков, до зелёных змей и до прочей нечисти, но чтоб до приветливых тараканов… я такого не слышал. Хотя мои познания в этом не совершенны, а собственный опыт пока отсутствует. Сегодня, наверное, самоё начало этого опыта. Дай-ка ещё посмотрю. Ну вот, теперь двумя лапками машет.
— Долго в гляделки будем играть? У меня ещё лапки остались, помахать? Э! Э! Э! Ты только в транс не впадай. Говорящий таракан — и что такого? Если таракан, то и поговорить нельзя? Сразу тапкам его, и веником на савок.
—Уйди, глюк. Говорящих тараканов не бывает.
— А говорящие собаки? — донеслось да моего левого уха.
— И собак тоже, — молниеносно парировал я.
— А кошки? — это уже в правое.
— Ни собак, ни кошек, ни тараканов, ни бегемотов, ни белых медведей никого.
— А как же попугайчики?
— А они не осознанно. И вообще, всем молчать! Глюкам слова не давали.
— А если мы не глюки? Если мы материальные?
С правой и с левой стороны в поле моего зрения вплыли две довольные морды — кошачья и собачья. Причём, кажется, я их где-то видел.
— А вот если вы не глюки, тогда принесите человеку опохмелиться, тогда я сразу поверю в ваше существование. Хотя, даже вы если и глюки, но принесёте, то тоже ничего, хоть какая-то польза.
— Вот жлоб, ради ста граммов готов родину продать.
— Нет, родину только за пятьсот, и то малую.
— Скупердяй.
— Всё, мальчики, предлагаю ша. Так, Сергей Анатольевич, примите, пожалуйста, хотя бы сидячее положение и внимательно выслушайте нас, по возможности, не перебивая. И ещё: убедите себя, что мы не глюки, не мутировавшие «белочки», не переодетые чёртики и не бред вашей алкогольной фантазии. Всё, давайте поднимайтесь.
— Ага, сейчас, так я вам и поверил. Бегу и падаю, стараясь не разбить пол-литра. Хотя стоп. Если вы есть, то, вставая, я стряхну вашего друга, этого усатого, который мне всю грудь истоптал, а может, и придавлю нечаянно. Не жалко?
— Истоптал… да он давно покинул ваше бренное тело, а вы даже и не заметили. Подъём! Уши на растопырку, понимание — на максимум. Слушать, внимать, не перебивать, все вопросы потом. Давайте, Сергей Анатольевич, время дорого.