Длинные тени

Кёр-Роэли, Замок Начало зимы

Из всех странностей места, в котором Джоя оказалась, больше всего ее тревожили три луны Кёр-Роэли.

Золотая луна росла и умирала приблизительно так же, как и в мире Джои — за четыре недели. С Серебряной луной было немного сложнее — ее цикл составлял двадцать один день с четвертью. Когда серебряный диск сиял, ровный и яркий, как только что отчеканенная монета, леса вокруг Замка наполнялись тоскливым волчьим воем.

Понять, как ведет себя Черная луна, не представлялось возможным — ее восходы и заходы не всегда приходилось на темное время суток, а фазы, как объяснил Цогобас, определялись не только тем, насколько виден диск, но и насколько высоко он расположен на небосводе. Джоя терпеливо выслушала карлика, пролистала огромный том, найденный в библиотеке леди Кёр, но так и не разобралась в предмете дискуссии.

Здесь всё было странным, чужим и непонятным.

Огромный Замок возвышался на холме. До приезда в Талерин Джоя знала лишь неприступную, мрачную и зловещую крепость правителей острова Дац. Владение леди Кёр было совершенно иным — гладкий белый мрамор стен, цветное стекло окон, изящные, как бы парящие в воздухе галереи и арки.

Вокруг Замка, в гуще дремучего леса и где-то за ним, располагались деревеньки карликов. Да-да, именно карликов — Цогобас и Тия-Мизар обижались, когда Джоя по привычке называла их соплеменников гномами.

Как и гномы, карлики были низкорослыми. Как и гномы, они весьма неплохо разбирались в камнях и металлах. Однако на этом сходство и заканчивалось: вместо плотного телосложения, пушистых бород и энергичного, весьма боевого темперамента подземных мастеров мира Джои, карликам Кёр-Роэли достались мягкие, весьма объемистые животики, слабые руки и склонность к ипохондрии. Или меланхолии — Джоя не очень хорошо разбиралась в терминах, обозначающих вечно тоскливое настроение, прерывающееся рыданиями и жалобами на несчастную судьбу.

В этом отношении Цогобас и Тия-Мизар были приятным исключением. Первый был всего лишь неравнодушен к похвале и громким титулам (он именовал себя «наиглавнейшим распорядителем Замка и вернейшим слугой Госпожи Кёр»); вторая была милой и уютной хозяюшкой-наседкой, вечно погруженной в заботы.

И, самое главное отличие от гномов — карлики прекрасно разбирались в магии.

Магией они поддерживали тепло в своих домах; пользовались чарами, разыскивая новые выходы рудных жил, обрабатывая камни; естественная способность чувствовать магические потоки позволяла карликам избегать несчастных случаев и некоторых болезней.

Кроме карликов, в Кёр-Роэли обитали тролли и гноллы. Тролли оказались почти такими же, какими Джоя привыкла их видеть — то есть большими, сильными и тупыми. Правда, в отличие от экземпляров, встречавшихся Джое в Талерине, здешние были косматыми, как мамонты. Еще одно отличие — они не промышляли грабительством. Не по причине внезапно возникшего уважения к частной собственности, а потому, что стоило троллям залезть в дом какого-нибудь карлика и выпить там весь найденный самогон, как вмешивалась леди Кёр. Она спускала на выпивох своих царсари, и громадные саблезубые зверюги принимались гонять воришек по дремучему лесу. Вот и приходилось троллям наниматься к мерзким, вредным карликам в рудокопы, или обменивать на вожделенный напиток честно добытую дичь.

Гноллы жили очень тихо. Но забывать об их существовании не следовало — это Джоя поняла в первый же раз, как прогулялась вокруг Замка. Эти существа, чем-то похожие на морских котиков, только в тысячу раз омерзительнее, обитали в кучах опавших листьев, зарывались под снег, прятались под корнями деревьев. В еще они были чудовищно неприхотливы — они ели совершенно всё; стоило учуять мертвечину, гноллы собирались стаей и… Выражаясь биологическим языком, выполняли необходимую для круговорота веществ в природе работу.

Чтобы стаи не собирались слишком большими, леди Кёр спускала царсари и на них. Похоже, думала иногда Джоя, это был ее универсальный способ разобраться с мелкими неприятностями.

Корявым имечком «царсари» обозначались большие хищные кошки с острыми «сабельными» клыками. Некоторое время Джоя считала, что они и должны быть такими — покрытыми плотной, собравшейся в складки, кожей; но, оказывается, это была «летняя линька». В ожидании зимних холодов, как и обещала Кёр, царсари покрылись плотной бело-серой шерстью, усиливших их сходство с буренавскими снежными тиграми.

Да-да… зимние холода еще только «ожидались». Всё, что было раньше — играющий разноцветными бликами наст, мягкий снежок, легкие позёмки — всё это снежное убранство считалось в Кёр-Роэли летом.

Зима еще придет, — обещала Тия-Мизар, и Джою до костей пробирал озноб. Она куталась в меховую накидку, садилась поближе к очагу, дышала на озябшие пальцы и вспоминала родной дом. Дац, с его вечными дождями, штормами и мельтешащими вокруг мрачной крепости летучими мышами. Талерин — яркий и наполненный жизнью. Даже Вертано, с его пожарами и немного безумными жителями, Джоя тоже вспоминала.

А еще она вспоминала тех, с кем была готова разделить даже жуткий холод Кёр-Роэли. Хозяйственную Напу Леоне, почти такую же заботливую, как Тия-Мизар; ее брата Ньюфуна, который бы нашел, что высказать карликам, приносящим леди Кёр обработанные драгоценности и бруски выплавленных металлов. Мэтрессу Далию, которая, уж верно, припечатала бы надменную леди Кёр каким-нибудь едким эпитетом. Даже по Черно-Белому Коту, который имел дурную привычку забираться к Джое в сундук, пока она спала, и придавливать ее всей своей откормленной массой, девушка тоже ужасно скучала. Тем более, что Кот был теплый, как грелка.

Но больше всего Джоя скучала по парню, с которым повстречалась перед тем, как ее угораздило попасть в Кёр-Роэли. Она нашла его на сеновале, мучающегося похмельем, а оказалось, это он искал ее. Спасаясь от похитителей (кстати, кто и ради чего похитил ее из «Алой розы», девушка так и не выяснила), они с Оском совершили путешествие в Вертано. Он делился с ней теплой курткой, он рассказывал ей смешные разности, как охотиться на гидр и чем сподручней бить болотных ташунов, он защищал ее, и ни один пелаверинский головорез даже не смел глянуть в сторону дацианки. За несколько дней Оск стал для Джои лучшим другом. Он был такой простой и открытый, честный и благородный, что иногда казался прирожденным принцем крови, истинным героем — вот только белого коня да волшебного меча не хватает для полноты образа.

А потом Оск вдруг взял да и изменился. В одночасье, внезапно. Стоило ему познакомиться с той иберрской девицей, Кассандрой-Аурелией де Неро, как он совершенно забыл о Джоином существовании.

Правда, Цогобас говорил, что Оск не виноват. Что донна Кассандра чем-то околдовала его, чем-то приворожила… Джоя верила — она собственными глазами видела бешеную злость, вспыхнувшую в черный глазах сеньоры де Неро, когда карлик обвинил ее в попытке убийства. И то, как донна Кассандра вонзила в бедного Цогобаса стилет, Джоя очень хорошо помнила — она пыталась как-то остановить драку, схватила карлика, а тот случайно нажал на знак, активизирующий заклинание телепорта… Так Джоя и оказалась в Кёр-Роэли. А Оск остался там, в Вертано, рядом с ненормальной злобной колдуньей.

Цогобас, по мере сил и возможностей, утешал Джою. Карлик считал, что Кассандра не для того околдовывала Оска, чтоб его убить. Скорее, наоборот — он нужен ей для каких-то планов; а ведь жизнь — штука случайная. Вот увидишь, — говорил Цогобас, — попадется Оск на глаза какому-нибудь сильному магу, тот мигом раскусит черное колдовство, которым опутала его иберрийка, ей же самой не поздоровится!

Возможно, карлик был прав. Девушка с ним не спорила, не до того было — она постоянно думала о том, спасет ли ее Оск.

Хотя бы спас… он честный, он сильный, он говорил, что его долг — помогать тем, кто нуждается в помощи.

А она нуждается, и еще как! Ей холодно и неуютно в замке повелительницы снега и льда, ей странно жить в мире, где каждое существо обладает особым магическим чутьем — она чувствует себя глухой и слепой, не понимая, что предвещает «тень Черной луны» или другая местная достопримечательность. И если бы Оск вдруг появился и забрал ее отсюда…

Если бы…

Телепортов в Замке и вокруг него было великое множество. Они пронизывали крепость своеобразной паутиной волшебных ходов. После того, как стало ясно, что Джоя задержится в Замке надолго, Цогобас объяснил девушке, как пользоваться стационарными порталами, вмонтированными в стены, зеркала, и прочие предметы обстановки.

Чтобы попасть в Замок, у некоторых — особо доверенных — карликов имелась особая татуировка, «живой» артефакт. Чтобы выбраться из Замка куда-нибудь, следовало попросить леди Кёр.

Она, если не была занята очередным магическим экспериментом, небрежно щелкала пальцами, и просящий оказывался там, куда и намеревался попасть. Или не оказывался — иногда у хозяйки Замка случались приступы дурного настроения, и тогда телепорты выводили путешественника в нору гнолла или на скалистый мыс на побережье. Поэтому склонные к перманентной трусости карлики никогда не утруждали волшебницу лишними просьбами, а путешествовали собственными ножками. Или с помощью артефактов — самодельных или купленных в Замке.

Или даже не путешествовали — Тия-Мизар как-то обмолвилась, что Цогобас чуть ли не единственный карлик, достаточно любопытный, чтобы побывать во всех пяти дюжинах селений, разбросанных в округе.

Но для того, чтобы попасть в другой мир, обычных стационарных телепортов было недостаточно. Требовалось волшебство, сильное и сложное. Вполне доступное могущественной магэссе, которой была хозяйка Замка — и которое она категорически отказалась совершать.

Дескать, Джоя сама виновата — зачем она увязалась следом за Цогобасом? Или даже виноват карлик — это он притащил в Замок грустную девчонку, неизвестно зачем, а теперь осмеливается требовать, чтобы леди Кёр отвлеклась от своих занятий и настраивала межмировой телепорт?

Равнодушие Кёр Джоя считала отвратительным. Казалось бы, появись в твоем доме незнакомый человек, ни пытающийся тебя обокрасть, ни лелеющий злобных замыслов — прими его, как гостя. Нет, гостьей Джоя не считалась, потому как Кёр ее не приглашала. Достаточно злой, чтобы выгнать девушку из Замка и тем самым обречь ее на смерть от холода или волчьих зубов, Кёр тоже не была.

Она была безразличной.

Цогобас, предупреждая Джою о том, что представляет собой его Госпожа, верно сказал: «Какой-то орган, несомненно, разгоняет кровь по ее жилам. Но ты трижды ошибешься, предполагая, что это сердце».

Самое большее, чего сумела добиться Джоя за истекшие месяцы — обещания, что леди Кёр «подумает о ее возвращении домой».

В какой-то момент девушка отчаялась настолько, что решилась попросить о помощи гостя Замка.

Гость появлялся редко, но всегда с большой помпой. Леди Кёр принимала его со всевозможной торжественностью — подавался парадный обед, за которым следовали длинные разговоры. Чтоб подчеркнуть важность момента, все слуги облачались в шелк и лучшие меха; карлики-пажи ходили с высоко задранными носами, а сам Цогобас просто лопался от самодовольства. Джоя была назначена шутом, и во время визитов господина Мориарти ей следовало услаждать слух хозяйки пением баллад или декламацией. Обязательно — стихов собственного сочинения, их леди Кёр отчего-то находила презабавными.

Однажды (была третья четверть Золотой луны, седьмой день Серебряной и короткая тень Черной, то есть приблизительно середина месяца Лютни, если Джоя не сбилась с привычного календаря) девушка осмелилась попросить почтенного мэтра вернуть ее домой. Она согласна и на то, чтобы быть переброшенной в Ллойярд, если уважаемый господин Мориарти не знает других ориентиров, и на то, чтобы заплатить ему, только, пожалуйста, верните ее домой…

Мэтр Мориарти пристально и сердито смерил девушку взглядом. Его бледное лицо, отмеченное шрамом у левого глаза, перекосилось в неприятной гримасе. Мориарти потребовал объяснить ему, почему она шпионит за ним, какой план лелеет, зачем, ради чего, по чьему приказу. В его глазах сверкнули неприятного вида зеленые искры, пальцы крепче сжали костяной посох, черепа, из которых была сделана цепь-оплечье некроманта, загорелись злыми оскалами…

Леди Кёр подошла, обняла Джою за плечи и мелодичным голосом поинтересовалась у мэтра, нравится ли ему шутки ее новой шутессы. В ответ Мориарти захохотал, запрокинув голову и дергая кадыком.

Больше с ллойярдцем Джоя не разговаривала.

Но домой хотелось… хотелось так, что ныло сердце.

Снова увидеть мрачную твердыню острова Дац, прогуляться по узким улочкам Талерина, поскучать в «Алой розе», слушая, как мурлычет Кот и мэтресса Далия поучает зарвавшуюся Напу… А потом увидеть Оска и объяснить ему, насколько он был неправ, увлекшись донной Кассандрой-Аурелией.

Он, разумеется, раскается, попросит прощения, сядет рядом, как это бывало во время их путешествия в Вертано, и будет слушать ее стихи, шепотом повторяя особенно понравившиеся строчки. А в окно будет заглядывать луна, единственная хозяйка зимней ночи.

И это было всё, о чем мечтала Джоя.

Талерин, Министерство Спокойствия 3-й день месяца Гусыни

Судя по тому, насколько мрачным был инспектор Клеорн, его свидание с алхимической мэтрессой прошло не очень успешно.

Чего, собственно говоря, мэтр Лео и ожидал.

Он не претендовал на знание потайных струн женского сердца, да и саму мэтрессу Далию знал не так, чтобы хорошо, но догадывался, что выдержать вечер в компании занудливого служаки — испытание не для среднестатистической дамы. Лео сам не знал, смеяться ли ему или бежать за помощью, наблюдая, как влюбленный инспектор старательно подкручивает кончики усов и репетирует страстные монологи.

— На днях я заглядывал в книжную лавку и видел там томик поэтов Кленового Века[6]. Хорошее издание, переводное, с иллюстрациями, — осторожно сообщил мэтр Лео. Инспектор, восседающий за рабочим столом, издал недовольное рычание. — Семь венков сонетов[7], и все — о любви к прекрасной даме. Хотите, спрошу цену?

Вместо ответа Клеорн схватил чернильницу и запустил ее в разговорчивого помощника.

Лео обиделся:

— Я, между прочим, хотел помочь.

— Вместо того, чтоб маяться дурью, — заворчал Клеорн. Сегодня он был не в настроении обсуждать свои сердечные дела. — Займитесь делом!

— А я чем, по-вашему, занимаюсь? Я, если хотите знать, освоил новое заклинание…

— Ага! Опять свои дурацкие магические опыты ставили, вместо того, чтобы выполнять мои распоряжения!

— Заклинание крайне нужное и необходимое, — повысив голос, объяснил Лео. — С тех пор, как вы повадились использовать меня для изучения архивов Министерства, я только и делаю, что глотаю пыль. И еще мышей распугиваю. Кому сказать — не поверят, — печально подытожил Лео. — Я — маг, дипломированный специалист; меня господин министр назначил вашим помощником, чтоб я следы магии на месте преступления обнаруживал, а вы держите меня… ну, не знаю… право слово, за какого-то тупого голема! Принеси-подай!

— Между прочим, мы занимаемся расследованием убийства вашего коллеги. Так что не понимаю причину вашего недовольства, — проворчал Клеорн.

— Я вовсе не недовольничаю, — поправил начальника Лео. — Я всего лишь пытаюсь объяснить, какое заклинание практиковал. Мне надоело сидеть в архиве и я по-быстрому сгонял к мэтру Лотринаэну в Аль-Миридо. Он научил меня весьма полезной штучке. Принцип — как у классического поискового заклинания, только в качестве объекта поиска задается некое слово. А потом заклинание само перелистывает страницы, пока не отыщет требуемое.

На секунду Лео запнулся. Перед его мысленным взором встала картина того, во что превратилось помещение архива после того, как магический эксперимент был закончен. Ну, признаем честно… кое-что осталось целым. Стены. Пол. Книжные шкафы — да, упали, но не сломались! И записи важных дел за всё время существования Министерства Спокойствия, то есть почти трех с половиной столетий, тоже никуда не делись. Они просто перешли в другое состояние. Кто-то, быть может, скажет, что разрозненное… но на взгляд мэтра Лео — исключительно пригодное для магического текстового поиска.

— И что же вы нашли? — поинтересовался Клеорн.

— Сначала я задал в качестве объекта поиска слово «убийство», — поведал Лео. Поморщился — ему вспомнились тысячи страниц, вдруг вырвавшихся из тесных папок и бросившихся на магический призыв. — Потом уточнил: чтобы было и «убийство», и «стилет». Я подумал, что тип оружия имеет какое-то значение…

— И что? — нетерпеливо перебил сыщик.

— Нашлось около полутора тысяч дел. Тогда я еще раз уточнил условия, добавив слово «маг». Получилось всего тридцать восемь казусов. Вот, я составил перечень, — с тяжким вздохом сообщил мэтр Лео.

Тяжкий вздох говорил, что молодой человек приложил для выполнения порученного дела массу усилий. Не ел, не спал и вообще гробил здоровье.

На самом деле Лео потратил на поручение Клеорна чуть больше часа. Все остальное время волшебник провел в уже упоминавшейся книжной лавке, заучивая наизусть понравившийся эльфийский мадригал. Денег на покупку у Лео не было, а поразить даму сердца красивыми речами хотелось.

О, Элоиза!

Твои глаза подобны жареным каштанам, твои косы похожи на расплавленное золото; вся ты — солнечный летний полдень, заливной луг и пчелки, жужжащие над головой… Я готов пасть к твоим ногам, я готов быть твоим рабом, болонкой, канарейкой; я готов ради тебя на всё!.. Ах, милая Элоиза! Ты, ты и только ты — моя жизнь, мое сердце, мое…

— Вы что-то сказали, инспектор? — спохватился Лео, ненадолго выходя из состояния влюбленного томления.

Клеорн рыкнул:

— Я сказал, что мне нужно изучить список, а вы пока можете быть свободны.

— Свободен, я?! Отлично! Увидимся завтра утром… эй, а у вас, случайно, нет какого-нибудь поручения в Королевский Дворец?

— Нет, — буркнул сыщик.

— Вот как? Разве министр Ле Пле больше не шпионит за Мелорианой Тирандье? — легкомысленно поинтересовался Лео.

— Он, вообще-то, за ней и не шпионил…

— Ну да, шпионили вы. Вы были так монументальны, изображая горничную… — хихикнул волшебник. Сыщик оскорбился.

— Не суйте нос, куда вас не просят. Герцог Тирандье — не кто-нибудь, и его дочь — не предмет для ваших дурацких шуточек!

— Ладно, — покладисто признал маг. — Тогда всего доброго!

Избавившись от подчиненного, инспектор Клеорн разложил на столе три покрытые неровными строчками рун страницы и погрузился в чтение.

Минувшим летом министр Спокойствия поручил инспектору Клеорну разобраться в пустяковом деле — убийстве мага, Лека-Притворщика. Впрочем, называть покойного волшебником означало безнадежно льстить — таланта ему хватало лишь на то, чтоб подслушивать случайные мысли горожан, да продавать их лихим людишкам.

Но так уж получилось, что смерть Лека-Притворщика произошла в Луазе, в то самое время, когда министр Спокойствия, уподобившись загнанной лошади — то есть покрывшись пеной и закусив удила, — обеспечивал в стране порядок: его величество выдавал замуж ее высочество Ангелику, а значит, никаким эксцессам случаться не дозволялось. Более того, после свадьбы Ангелика и генерал Громдевур избрали Луаз своей резиденцией, а значит, считал министр Ле Пле, долг всех сыщиков, следователей и полицейских сделать порядок в городе идеальным.

Нераскрытое убийство Лека-Притворщика на фоне внезапно павшего на Луаз спокойствия выделялось, как ворона в стае голубей.

У инспектора Клеорна был свой резон искать убийцу менталиста-неудачника с удвоенной энергией. Дело в том, что буквально пару недель спустя он собственными глазами видел другой труп — так же, как и Лек, убитый был невеликих способностей магом, и так же был убит уверенным, точным ударом стилета.

Конечно, присутствовали и различия — Лек-Притворщик был убит средь бела дня, практически на глазах прохожих (убийца всего лишь заманил беднягу в темный безлюдный переулок); а вторая смерть случилась вообще в Эль-Джаладе, посреди пустыни. Различий было столько, что любой другой сыщик благоразумно не стал бы проводить параллелей и делать скоропалительных выводов, а вот Клеорна будто демон какой толкнул под руку.

Он подумал: а что, если эти смерти случились неспроста? При всей массе различий — внешности, цвете кожи, стране проживания, — у убитых было весьма значительное сходство: оба они обладали магическими способностями. Убиты — практически одинаково. Один-единственный решительный удар тонким, как игла, клинком; в случае Лека — в сердце, в случае эль-джаладца — в грудь и горло.

Был еще и третий фактор — навязчивое воспоминание о некоем преступлении, совершенном много лет назад. Если два убийства, совершенные сходным способом, можно было списать на случайность, то три уже советовали поискать закономерность.

В качестве рабочей гипотезы Клеорн сформулировал предположение, что убил магов один и тот же человек.

При этом сыщик прекрасно сознавал, что подобное допущение обрекает его на поиски иголки в стоге сена. Он понимал и то, что для подтверждения его гипотезы надо не только проверить круг общих знакомых покойных волшебников, но и найти того, кто побывал, с разницей в десяток дней, в восточной провинции Кавладора и окрестностях эль-джаладской деревушки.

Учитывая, что нынешним летом в Эль-Джаладе побывали все, кому не лень — задача колоссальная и заранее обреченная на неудачу.

Впрочем, инспектор Клеорн никогда не боялся работы. Мэтресса Далия как-то высказалась в том духе, что существует обратная зависимость между степенью усердия и интеллектуальным потенциалом деятеля… Но ее ворчание сыщик отнес на счет естественного недовольства женщины, что не она является смыслом его жизни.

О, Далия! Как вы ошибаетесь! Вы и только вы — мой идеал, — (иногда Клеорн позволял себе минутный перерыв в расследовании и репетировал пылкие речи, предназначавшиеся для прелестных ушек его дамы). — Я брошу к вашим ногам преступника, и тогда вы поймете, что я достоин вас! Да, вы умны, вы прекраснее всех в этом мире, ваши серые глаза пленили мое сердце, но я…

Ой, — спохватился Клеорн, — что-то меня опять занесло.

Он снова склонился над листками. Он искал вполне конкретное имя — честно говоря, он не просто так заставил помощника страдать в архиве. Если бы Лео — лицо незаинтересованное, а потому объективное, — отыскал упоминание об одном дельце, случившимся семнадцать лет назад в Триверне, это означало, что гипотеза сыщика не лишена оснований.

Ага, — удовлетворенно хмыкнул Клеорн некоторое время спустя. Он взял карандаш и подчеркнул знакомое имя.

Шила Розенвальд, род занятий — травница, место смерти — Триверн, семнадцать лет назад.

Она жила на южном склоне Малявки, в маленьком покосившемся домике. Впрочем, близ этой горы практически все дома были старыми и завалившимися на бок — здешние шахты считались малоперспективными, мастерских тут было раз-два и обчелся, даже виноградники и плантации хмеля здесь не прижились. У Малявки селилась беднота, лихие людишки, туповатые тролли; в мусорных кучах рылись стайки зеленых гоблинов…

Таково было первое место службы будущего инспектора Клеорна.

Сейчас смешно вспомнить, каков он был в те годы — тощий юнец, держится прямо, будто линейку проглотил, губы поджаты, едва заметная ниточка усов, орлиный взор и жуткое стремление обнаружить что-нибудь этакое.

Увы, ему попадались исключительно люди и тролли, злоупотребившие алкоголем[8].

Шилу Розенвальд он наметил в качестве самой перспективной жертвы.

Она была травницей, торговала снадобьями собственного приготовления, заговаривала зубы (это очень ценилось, потому как драки вспыхивали каждый вечер, с завидной регулярностью), была старой, некрасивой и нелюдимой, а потому Клеорн решил, что она должна, просто обязана совершать преступления.

Сейчас, с высоты жизненного опыта, он понимал, что подобное предположение грешило субъективностью. На девяносто пять процентов оно было оправдано тем, что у Шилы был нос крючком, кривая спина, волосатая бородавка на подбородке, — другими словами она была типичной ведьмой. О таких рассказывают, чтоб пугать непослушных детей.

Пять процентов уверенности Клеорна (и тогда, и сейчас) — базировались на предположении, что Шила прекрасно разбиралась в магических свойствах растений.

Весь ее дом пропах травяными ароматами — пучки сухих побегов свешивались с потолка, собранная пыльца хранилась в аккуратных коробочках, вязки листьев, заботливо уложенные клубни, плавающие в растворах цветы, сушеные лепестки… Она собирала травы сама, четко следуя старинным ведовским рецептам: одни — в полнолуние, другие — на закате, третьи — исключительно на перекрестке дорог.

И ее труды оправдывались — к Шиле Розенвальд за ингредиентами будущих зелий приезжали господа маги из Бёфери, Луаза и Талерина.

Уже тогда, семнадцать лет назад, Клеорну хватило цинизма предположить, что там, где выставлено на продажу триста видов растительного сырья, обязательно найдется еще что-то, официально запрещенное, но потому гораздо более ценное.

(Собственно, это предположение подтвердилось — некоторое время спустя, когда Клеорн проводил обыск места преступления.)

Итак, предположив, что старуха Розенвальд торгует из-под полы сушеными мухоморами, северной муравкой[9] или, чего доброго, выращивает по заказу потенциальных грабителей руимшанэ, Клеорн организовал за ней тотальную слежку. Он пробовал залечь в ее огороде — Шила высмотрела шпиона, и, сделав вид, что приняла его за грабителя, пришпарила отваром луковой шелухи. Пробовал следить за хибаркой травницы с вершины дерева, стоящего на окраине — ведьма и тут его обнаружила, науськала соседских мальчишек закидать соглядатая мелкими камешками. Клеорн примеривался и так, и этак, но каждый раз он видел подозрительных личностей после того, когда они выходили из дома Шилы, и только демоны знают, какую травку они прикупили в довесок к пузырьку с невинным отваром шалфея…

В один прекрасный весенний день план Клеорна по обнаружению преступных намерений травницы едва не увенчался успехом. Он выбрал время, когда старуха ушла в город, залез к ней в дом и начал искать что-нибудь подозрительное. К сожалению, подозрительного обнаружился воз и маленькая тележка, и, пока Клеорн сражался с «Определителем лекарственных растений северо-восточных провинций Кавладора[10]», ведьма вернулась.

— Выходи, бестолочь, — беззлобно велела она. — И больше в кладовку ко мне не лазай; и так все травы перемял…

Смущенный Клеорн вышел, полыхая ярче закатного солнца.

— Проклясть бы тебя, серолапого, — продолжала Шила, глядя на потупившегося юношу круглым, совиным глазом. — Проклясть бы так, чтоб припекло, чтоб прочувствовал, каково это — когда ни одна сволочь тебе не верит, когда каждая квочка, гордая тем, что белые ручки ни разу в жизни не замарала, тебе в спину плюет… Думает, что она выше тебя, а всех заслуг — повезло родиться под счастливой звездой. Моя-то давно закатилась, — невнятно добавила ведьма.

До Клеорна донесся горький аромат ее дыхания, и он понял — женщина крепко выпила. Шила Розенвальд меж тем достала из шкафа сомнительного вида бутыль, стерла с нее пыль и паутину, зубами выдернула пробку и предложила выпить «по глоточку». Клеорн отказался.

— Ну, как хочешь, — буркнула она. Налила, выпила — и расплылась в блаженной ухмылке. — Ты, дурашка, больше сюда не ходи. Потом придешь… — добавила она загадочно.

— Потом — это когда? — тут же уточнил полицейский.

Травница снова наполнила и опустошила кружку, посмотрела на осадок, помолчала.

— Убьют меня скоро, — вдруг ответила она. Клеорн передумал сбегать и уставился на нее глазами, полными вопросов. — Чую, ходит вокруг меня смертная тень. Придет черный человек и украдет мою душу… Ты его найди, серолапый, — ведьма внезапно схватила его за руку. Приблизилась так, что Клеорн различил самые мелкие морщинки, испещрившие ее лицо, увидел пресловутую бородавку и смертельное, беспроглядное одиночество в глазах. — Ты найди его, а я тебе и с того света поворожу. Я ж понимаю, ты родился таким, не стал бы волкодавом, стал бы оборотнем; ты мне верь, я ведь какая-никакая ведьма, в душах читать умею… Молод ты еще, глуп, думаешь, законы писаны, чтоб исполняться — а они для того выдуманы, чтоб нас, магиков, в узде держать, королей подпитывать…

При желании старухины слова можно было подвести под соответствующий закон, но Клеорн чувствовал — не знал, не понимал, а именно чувствовал, — что Шила говорит о чем-то своем, а вовсе не призывает к свержению существующей власти. Она шептала, а может быть, грезила наяву — поникшая, пьяненькая и жалкая.

Ее убили через три дня. Клеорн со строгим видом отчитывал провинившегося тролля (тот додумался предложить полицейскому краденые подковы), когда услышал в домике Шилы громкий спор. Пронзительный голос пожилой женщины был хорошо различим; она еще и еще раз повторяла, что ее никому запугать, что она и похлеще ворьё видала, и не тычь тут свой ножик, не родился еще тот вор, который посмеет ее запугать, бери, тварь чернокнижная, своё барахло, она о такое дерьмо руки марать не согласна; плати да уматывай, ты, демон…

Клеорн ворвался, снеся дверь с петель, и увидел, как Шила, хватая ртом воздух, медленно оседает на пол. В глубине дома хлопнула створка, и Клеорн бросился следом, успел заметить одетого в черное человека, перепрыгивающего ежевичную ограду… Погоня, прыжок в колючие заросли — и дикое чувство растерянности. Куда пропал убегающий преступник? Склон Малявки просматривается на все стороны света, где же он, где?!

Полицейский бегом вернулся назад — уверенный, что старуху сморил сердечный приступ или какая другая вызванная испугом хворь.

Шила Розенвальд уже не дышала. Ведьма смотрела остановившимся взглядом в потолок, и красное пятно, едва различимое на фоне темной одежды, расплывалось у нее на груди.

Какова вероятность, что преступления, совершенные посредством тождественного оружия, направленные против объединенных неким свойством жертв, совершены одним и тем же человеком? — думал инспектор Клеорн.

Тридцать восемь имен и обстоятельств требовали серьезного и вдумчивого изучения.

Королевский дворец

Легкий морозец украсил оконные стекла паутинкой узоров, но в Морской гостиной, получившей свое название из-за тематики развешенных по стенам картин, было тепло и уютно.

Играли лютня и флейта; под взглядами королевы (снисходительно-умилённым) и придворного алхимика (кислым) принцессы Анна и Дафна изволили заниматься танцами.

— И — один, и два, и три, и восемь, и — один, и два, и три, и восемь, — отсчитывал танцмейстер, господин Фульк. — И поворот, и рука, и плечо, и восемь; и налево, и рука, и плечо, и восемь…

На личиках принцесс сияли улыбки. Вообще, как заметила Далия, девочки были на редкость подвижными — каждый день они хотя бы по полчаса упражнялись в стрельбе из лука, Анна охотно ездила верхом, а Дафна, когда думала, что ее никто не видит, передвигалась по замку вприпрыжку. Ничего удивительного, что танец доставлял им столько удовольствия.

Раз уж принцессы радовались занятиям с господином Фульком, всем остальным поневоле приходилось испытывать те же чувства.

Далия, прячущаяся в нише у окна, мрачно проследила за теми, кто собрался сейчас в Морской гостиной: Элоизой Росинант, Мелорианой Тирандье, Сюзетт Ле Штанк, Денизой Желорен, ее братом Раулем и кавладорскими принцами.

Дети графини Желорен были исполнены чувства ответственности — их мамаша, как успела изучить алхимичка, воспитывала детей в духе избыточного патриотизма; а может, они просто были слишком юны, чтоб относиться к себе и ситуации со здоровым юмором. Так или иначе, шестилетний Рауль просто лопался от гордости — сегодня ему выпал жребий составить пару маркизе Ле Штанк, и малыш, высунув от волнения язык, добросовестно выполнял команды Фулька.

Все остальные кавалеры фактом своего кавалерствования мучились. На лице Ардена, топчущегося рядом с Денизой, была написана скука, чело Роскара было хмурым и печальным. По Дворцу ходили слухи, что принц расстроен историей, которая приключилась на днях с его любимым охотничьим псом; Далия коротко посочувствовала Роскару — еще бы, и пса потерял, и в компанию Мелориане попал… Относительно скорби о домашнем питомце Далия не имела ничего против — она сама с удовольствием поскорбела бы, если б Черно-Белый монстр Напы слинял в какое-нибудь Путешествие к Центру Земли[11]; но вот Мелориана…

Семнадцатилетняя дочь герцога Тирандье была мила, очаровательна и прелестна. Она была элегантна и вежлива; восторгалась произведениями искусства и всегда проявляла милосердие к сирым и убогим. Ее красота, утонченность и достоинства, от пышно взбитых рыжеватых волос до кончиков атласных туфелек, были столь отменны, столь великолепны, что просто вопияли о том, как бы их увенчать короной.

Можно даже маленькой.

Принц, возьмите меня замуж! — кричал весь облик дамы Мелорианы. Девица улыбалась хмурому Роскару, строила ему глазки, смеялась звонко, как хрустальный колокольчик, и чирикала о чем-то своем, возвышенном и очаровательном…

Как поняла Далия — не из разговоров, а, скорее, из недомолвок королевы и старшей принцессы, — возможность породниться с всесильным герцогом Тирандье семейство Каваладо не радовало. Герцогу принадлежали обширные земли на юге страны; он был богат, родовит, но, к сожалению, жаден. Именно ненасытность его сиятельства в том, что касалось еще большего количества земель, золота и почтения, и была той причиной, по которой к нему настороженно относились Гудеран, Ангелика и ее супруг. Везувии не нравилась сама Мелориана — королева не питала особых иллюзий по поводу деверя, но терпеть еще одну, настырную, самовлюбленную и истеричную родственницу не собиралась. Что думал сам Роскар по поводу Мелорианы Тирандье, оставалось тайной.

— Посмотрите, мэтресса, какими влюбленными глазами смотрит на Роска Элоиза, — шепнула королева. Лицо Везувии озаряла та мягкая, нежная улыбка, которая обычно появляется у королев, уверенных, что мир крутится по их высочайшему соизволению.

Алхимичка посмотрела.

Из-за недостатка кавалеров Элоиза Росинант составляла пару Дафне; и по сравнению с хрупкой, подвижной партнершей выглядела большой, громоздкой и неуклюжей. Впрочем, она всегда так выглядела; а в конце прошлого года[12], когда судьба занесла Далию и Напу в замок графов Росинант, Элоиза была больше минимум на двадцать фунтов.

— Она выглядит … хмм… серьезной…

«Несчастной» и «скучающей» было бы сказать вернее, но — сами понимаете… Этикет, политес, вежливость…

— И шаг, поворот, и три, и восемь; дамы меняют кавалеров — глубже поклон, дамы! И один, и два, и три — глубже, глубже, — восемь! — разорялся Фульк.

— Не правда ли, они чудесная пара? — промурлыкала Везувия.

На фоне высоченного, широкоплечего Роскара рослая, статная Элоиза действительно выглядела недурственно. Вот он, принцип относительности, — могла бы сказать алхимичка, но в этот момент их доверительный разговор с королевой прервали.

— Ваше величество, — согнулся в поклоне подошедший мэтр Лео. — Настоятельно прошу извинить меня, но у меня важное сообщение для госпожи придворного мага.

— Не буду мешать вашим волшебным делам, — дозволила королева и величественно покинула Морскую гостиную.

Лео отвесил еще один поклон, теперь уже персонально для мэтрессы Далии. Сделал он это достаточно странно — извернувшись и надолго вонзившись взглядом в танцующие пары.

— Хватит издеваться, мэтр! — рявкнула Далия. — Я — не маг, и вам прекрасно об этом известно!

— Да ладно вам! — отмахнулся волшебник. — Я еще позавчера в Министерстве Чудес о вашем назначении слышал. Охотничий Замок гудит, как весенний улей — одни возмущаются, как это алхимичка осмелилась выдавать себя за магэссу. Другие вас поддерживают, — эпоха прогресса, время перемен, и всё такое. Третьи составляют глухую оппозицию действующему руководству, и намерены делом доказать вашу практическую некомпетентность, и лишь избранные ликуют и поют вам хвалу — уж лучше с королевскими детьми будете возиться вы, чем они…

— Переживем, — буркнула мэтресса. — Зачем пришли?

— Я? А… это… посоветоваться с придворным магом. Мэтр Фледегран ведь старый приятель нашего министра… был, — немного рассеянно ответил молодой человек, глядя на танцующих. Далия удивленно подняла бровь: на кого, интересно знать, он смотрит таким голодным взглядом? — Ну, и по старой памяти он иногда помогал в расследованиях. Знаете, проверить место преступление на следы магии, прочитать ауру свидетеля…

— Я думала, что всем этим нынче занимаетесь вы, — ехидно напомнила Далия.

— Разве? — удивился Лео. — А, да, как я мог забыть… ну, вы ж умная дама, должны понимать — кто я, вчерашний ученик, а кто — мэтр Фледегран, ого-го, восьмой уровень в Магии Природных Начал, три дополнительных специализации… Ну, короче, я думал, он мне поможет…

Далия промолчала, всем своим видом показывая, какого мнения можно быть относительно растяп, которые приходят посоветоваться с кем-либо, прекрасно зная, что этот «кто-либо» уже неделю как умер, и на его место взят другой. Лео, совершенно не замечая выражения лица своей собеседницы, уставился на Элоизу Росинант, отчего девушка залилась земляничным румянцем.

— И восемь, и поклон! Глубже, дамы, глубже! Кавалеры, шеи вперед! Ваше высочество, фиксируйте ручку! — Фульк перебежал от Анны, которой составлял пару, и показал Ардену, что от него требуется. — Теперь пробуем новую фигуру. Музыку, пожалуйста!

Сидящие в углу музыканты размяли пальцы, и, тихим беззлобным словом поминая стремление юношества к искусству, приступили к следующей пьесе.

Лео откровенно любовался юной графиней Росинант. На его худом лице появилось то бесшабашное выражение, которое у существ попроще — например, спаниелей, — обычно заканчивается загрызенными вусмерть хозяйскими тапочками. Как могла заметить Далия, Элоиза просто таяла от восхищения, которое выказывал волшебник.

А это, — мысленно поставила галочку алхимичка, — уже другой принцип: противоположности притягиваются.

— И один, и два… сударь, чего вы медлите? — напустился танцмейстер на застывшего столбом молодого человека. — Нам кавалеров не хватает! Хватайте госпожу маркизу и кружите ее, кружите!..

Лео не заставил себя упрашивать. Он охотно присоединился к танцующим; хитрый вольт, поворот, и шаг, и восемь — и вот он уже танцует с Элоизой Росинант. Девушка зарумянилась, как наливное яблочко; скромно потупила глаза, и — совершенно неожиданный эффект, — почувствовала себя танцующим на лепестках розы эльфом. По крайней мере, так виделось со стороны — в движениях ее появились невыразимое изящество и грация, такие, что Фульк рассыпался в комплиментах, а Сюзетт и Мелориана оскорблено поджали губы.

— Ну-ну, — сказала себе алхимичка.

— И три, и восемь, и поклон! Ваше высочество, ручку! — танцмейстер подскочил к Роскару и попробовал придать его длани то положение, которое бы идеально соответствовало композиции.

Его высочество совершенно неожиданно рыкнул на Фулька, да так, что сухопарый, тощий учитель танцев отлетел на несколько шагов. Герцогиня и маркиза застыли, Дениза перепугалась, Рауль приготовился рыдать и пошире открыл рот, заглатывая необходимую для шумового сопровождения порцию воздуха. Даже алхимичка удивленно выгнула бровь.

— У него рука покусана, — громким шепотом объяснил Арден танцмейстеру. — И вообще, хватит на сегодня танцев.

Фульк только и смог, что кивнуть, глядя, как принц Роскар покидает Морскую гостиную.

Приняв поведение дядюшки за пример для подражания, Арден попробовал улизнуть следом.

— Не так быстро, ваше высочество, — перехватила его мэтресса Далия. — У нас с вами час обсуждения внеклассного чтения.

— А я иду как раз за книгой, — честно-честно соврал Арден.

— Не верьте ему! — тут же встряла Дафна. — Он идет к своим гномам, у них на сегодня запланировано посещение оружейной!

— Попытка засчитывается, — понимающе улыбнулась Далия. — А вы сами, ваши высочества, куда собрались?

— Но как же так? — изумилась Анна. — Нам нужно отдохнуть после танцев! Умыться, переодеться…

— Не могут же принцессы, как какие-то простолюдинки, ходить целый день в одном и том же платье? — ввернула маркиза Ле Штанк.

«Это как понимать?!» Далия насторожилась, как боевой жеребец при звуках полкового горна. Эта брабансская выдра осмелилась критиковать ее, дипломированного алхимика, внешний вид?! Да, платье не новое… Но оно приличное, и будет приличным еще минимум лет пять!

— Хотя откуда вам знать, что такое мода, мэтресса, — добавила Мелориана. — В годы вашей молодости всё было по-другому…

Герцогиня улыбнулась так нежно, так сочувствующе, что Далия едва сдержала порыв надавать ей по шее.

— Ах, как это неожиданно, — продолжала Мелориана. — Алхимик — на месте придворного мага! Надеюсь, вы хотя бы фокусы показывать умеете?

— Конечно, умеет! — вмешалась Элоиза. — Мэтресса Далия, между прочим, такие фокусы показывает, каких вы никогда не видели!

— Спасибо, Элоиза, — от души поблагодарила алхимичка. Ведала ли она, устраивая сеанс похудения юной графской дочери, что приобретает не пациента, но друга и защитника? И какого — пусть кулачки у графини меньше, чем у принца Роскара, но они минимум вдвое больше, чем у Мелорианы и Сюзетт вместе взятых!

— У нее фокусы не простые, а сапиенсологические! — не унималась Элоиза.

— Да уж…

— И она в любой момент вам их устроит, так что у вас языки от удивления повылазят!..

— Правда? — не поверила Далия.

— Серьезно? — уточнила Анна. Дафна подпрыгнула от счастья и сделала пируэт. Арден, которого алхимичка весьма опрометчиво выпустила из рук, закричал, чтоб без него не начинали, и умчался прочь — звать на представление приятелей.

— Пожалуйста, — воспользовался паузой господин Фульк, — мэтресса, очень вас прошу: обойдитесь без взрывов — эта гостиная мне пригодится завтра, разучивать с их высочествами фигуры эулегре-дансоне[13].

«Взрывы? Фокусы?! Я?!! О, боги…»

Что же делать, что же делать?

Вариант первый: сбежать с оглушительными воплями. Не прокатит — чего доброго, поймают на лестнице, потребуют объяснить, что ее так испугало. Прощай, репутация.

Второй: по-быстрому сбегать в Университетский квартал, попросить у ректора Григо справку, о том, что вышеуказанная и нижеименованная мэтресса посещала курс практических семинаров на тему «Теоретико-методологические основы фокусопоказания с последующим развоплощением»…

Не то, не то… нужно что-нибудь действительно волшебное, что-нибудь такое, чтоб у всех челюсти попадали… Эх, жаль, не успела Напа выкопать подземный ход, как было бы здорово…

Напа! — зацепилась Далия за спасительную мысль. В следующую секунду алхимичка уже схватила мэтра Лео за рукав мантии и угрожающе зашептала ему на ухо:

— Быстро отправляйтесь в «Алую розу»…

— Зачем? — попробовал было сопротивляться маг. Далия охотно объяснила:

— Затем, что если вы этого не сделаете, вся ваша дальнейшая жизнь превратится в ад! Немедленно телепортируйтесь в «Розочку», возьмите там кота — только, ради всех богов, не перепутайте! Вам нужен Черно-Белый, пушистый, противный, который имеет привычку греться перед очагом! — и возвращайтесь сюда.

— Хорошо, — покладисто согласился Лео.

— Только не перепутайте! — закричала вслед алхимичка, но маг уже исчез в тумане телепорта.

— Я кошек люблю, — подошла к алхимичке Дениза Желорен. Девочка застенчиво помолчала, а потом не выдержала, спросила: — Мэтресса, а вы его лопнете или что?

— Детка, — строго посмотрела на ребенка госпожа «придворный маг». — Не мешай.

— Я не детка, я — «моя милость», — поправила Дениза. — И я не мешаю, мне просто интересно, вы правда кошку лопнете? Или подожжете? Или какой другой фокус смагичите?

— Твоя милость, ты б лучше за братом приглядела, — предложила Далия. — Посмотри, что он делает.

— Ну, в носу ковыряет… — равнодушно ответила Дениза. Видно было, что тема кошачьего фокуса захватила ее полностью.

— Разве ты не знаешь, что ковырять в носу в присутствии королевских особ означает наносить им оскорбление? — строго поинтересовалась алхимичка. Дениза охнула и побежала лишать брата удовольствия.

К тому моменту, как прибежали Арден и дети советника Штрудельгольца, в Морской гостиной всё было готово к демонстрации последних достижений прикладной сапиенсологии.

«У меня есть шанс приспособиться к данной среде, и я ни в коем случае не должна его упустить,» — сказала себе Далия. По счастью, помощники не подвели — и Лео не промахнулся телепортом, и Черно-Белый Кот как никакое другое существо во Вселенной подходил, чтобы убедить аудиторию во всемогуществе «магэссы».

О прошлом Черно-Белого Кота мог бы рассказать мэтр Виг, его создатель — величайший специалист Магии Крыла и Когтя, если бы не скучал в Чудурском Лесу, среди оборотней, грифонов, змеев и прочих чудовищ. О настоящем уже говорилось — Кот явно намеревался проспать холодное время года у очага в «Алой розе». В будущее никто не заглядывал, хотя Далия вот уже несколько месяцев намекала Напе, что у котика, возможно, имеется хозяин.

Гномка упорно не понимала намеков, а слухи, что ее Черно-Белый якобы разговаривает, списывала на бурную человеческую фантазию. Нет, правда! Подумайте только! Кот — и почему-то разговаривает!..

— Как вы все знаете, — приступила мэтресса Далия к демонстрации «фокуса». — Животные не обладают членораздельной речью.

— Кроме трехголовых цинских змей, — тут же добавил Скузя.

— И пустынных сфинксов, — встрял Кув.

Гномы сидели втроем в одном широком кресле, и, судя по настороженному виду, намеревались подвергать сомнению каждое слово алхимички.

Далия пресекла попытку втянуть ее в дискуссию.

— Об исключениях позже. Сейчас нам надо убедить данное конкретное животное — вид фелис сильвестрис катус, подвид — одомашненный гномкой, разновидность — в меру упитанный, пушистый, длиннохвостый…

С каждым определением золотые глаза Черно-Белого расширялись и расширялись.

— Так вот, нам надо убедить сей экземпляр в том, что он умеет разговаривать. Приступим, дамы и господа.

Первое время ничего не происходило. Принцессы и фрейлины (за исключением Элоизы, которая внимала объяснениям мэтра Лео), затаив дыхание, смотрели на Кота; тот пытался вырваться из цепкой хватки алхимички. Гномы и Арден едва слышно переговаривались. У Далии вдруг возникло подозрение, что нынче же вечером ее эксперимент будет воспроизведен четырьмя малолетними натур-испытателями.

— Как вы видите, животное сопротивляется и делает вид, что не умеет говорить.

— Мдау! — подтвердил Черно-Белый.

— Поэтому мы прибегнем с тайным сапиесологическим знаниям. Кисонька, — приторным голосом потребовала Далия. — Я понимаю, что перед лицом общественности свой талант ты проявлять стесняешься…

«Я стесняюсь?!» — молча возмутился Кот. И, уверенный в собственной безнаказанности, показал алхимичке язык.

Далия прищурилась. Эх, не будь она столь заинтересована в результатах демонстрации…

— Подумай, какое вознаграждение может компенсировать твои моральные издержки? — предложила она Коту. — Чего тебе больше хочется получить на ужин — колбаскас натуралис, рыбкас маринадос, или петрус вульгарис, пер черепушка ад мордаун?

— Чего вы там бормочите? — возмутился Скузя.

— Не частите так, мы конспектируем! — поддержал брата Кув.

— Совершенно зря, ибо на каждый экземпляр требуется свой набор сапиенсо-стимулирующих воздействий! — парировала алхимичка. — Давай же, Котик, не стесняйся, скажи что-нибудь…

— Мяу… — жалобно протянул Черно-Белый.

Глаза у него были хитрые-хитрые. Посмотрим, — говорили эти зерцала души, — как ты будешь выпутываться.

Далия потрясла котика, почесала его за ушком, предложила на выбор «Стер-а-ля-Дь в винном соусе», «shashlyk-barashek» и воз сухой мяты в придачу, только говори, говори хоть что-нибудь, ты ж умеешь, сволочь пушистая…

Мелориана и Сюзетт откровенно смеялись, глядя на потуги «магэссы» выдавить из животного хотя бы одно внятное слово; Элоиза тоже хихикала — Лео что-то рассказывал ей и, для пущей достоверности, рисовал что-то на ладони; принцессы смотрели вежливо и сочувствующе…

Кончилось всё тем, что Черно-Белый Кот извернулся, оцарапал Далию и вырвался на свободу.

— Так, значит, лопать вы его не будете? — обреченно переспросила Дениза. — Может, хотя бы подожжете? Тоже будет весело…

Кот посмотрел на девочку дерзким золотым глазом, открыл рот, беззвучно мяукнул; после потянулся, выгнул спину, прошелся перед почтеннейшей публикой, вскочил на каминную полку, потоптался, решая направо ему поворачивать, или всё же налево…

Наконец, определился с направлением, сделал шаг — и исчез.

Что здесь началось!

Кёр-Роэли, Замок

С самого утра леди Кёр заперлась в лаборатории. Объяснив, что сегодня, «в день рассеянной тени Черной луны», идеальный момент для создания некоего артефакта, волшебница была занята тем, что зачаровывала необходимые вещества и заготовки.

Джоя скучала рядом.

— Какие красивые камушки, — сказала она, рассматривая разложенные на лабораторном столе кристаллы.

Кёр улыбнулась:

— У карликов чутьё на хорошие алмазы.

— Алмазы? Это? А я думала, просто кристаллы… Я знаю, что наши маги могут выращивать камни, если им что-то надо…

— Вот за это я и люблю этот мир — здесь, даже если выращиваешь обычный магический кристалл, всё равно получается алмаз. Думаю, всему виной свет здешних лун, — ответила волшебница. — Передай вон тот, прозрачный, будь добра.

Джоя протянула руку — и наткнулась на что-то теплое и пушистое.

— Ой…

— Мрррряуууук! — завопил Черно-Белый Кот. Оцарапав протянутую к нему руку, он рванул по столешнице, расшвырял приготовленные для артефакта кристаллы и скрылся так же неожиданно, как появился.

— Ой, — повторила Джоя, рассматривая вздувшуюся на тыльной стороне ладони царапину.

— Я ж говорю — свет здешних лун какой-то странный, — подтвердила Кёр. — Когда Черная луна набирает силу, всегда мерещится какая-то гадость…

Талерин, Королевский дворец

Дениза и Рауль, уверенные, что стали свидетелями злостного черного колдовства, орали, прижавшись к стене. Анна и Дафна кыс-кыскали по углам. Их братец действовал еще решительнее — вместе с добросовестными Штрудельгольцами принц разбирал камин, уверенный (опять-таки, благодаря Штрудельгольцам), что истина и кот скрываются где-то там. Мелориана долго думала, присоединиться ли ей к Желоренам и звать на помощь, или же к принцессам, и зарабатывать виртуальные очки, потребные в игре «Соблазни Роскара»; воспользовавшись растерянностью юной герцогини, Сюзетт хлопнулась в обморок, да так удачно, что всполошила весь Дворец.

— Лео, куда подевался кот?! — напустилась Далия на мага.

Элоиза и Лео удивленно посмотрели на алхимичку. Кажется, только сейчас они заметили бушующую вокруг них суету.

— Терпеть не могу кошек, — заявила Элоиза.

— Говорят, в Лугарице, у короля Мирмидона, есть прекрасный зоопарк — хотите, я покажу вам тамошнюю коллекцию псовых? — куртуазно предложил волшебник.

Парочке повезло исчезнуть до того, как Далия разнесла их на клочки.

— Где эта пушистая сволочь может прятаться? — чуть ли не рыдала алхимичка, беспомощно оглядываясь по сторонам. — Просила же его, просила, как человека, — сказать слово, всего лишь одно слово, а он… эх, доберусь я до него…

Она наклонилась, чтоб посмотреть под креслом — и вдруг почувствовала, как ей на плечи упала упитанная кошка.

— ?!!! — повернула мэтресса голову. Кот издал непонятное бульканье — в пасти у него был зажат какой-то предмет величиной с крупный орех. — !!!!

Сбежать второй раз Кот не успел — Далия схватила его и сжала, что было сил. Животное пробовало выкрутиться, оно царапалось и упиралось, но алхимичка, презрев неудобство, не сдавалась.

— Что здесь происходит?! — громовым голосом потребовал объяснений Громдевур, врываясь в Морскую гостиную. За его спиной виднелись алебарды стражи и белая от волнения Ангелика.

— Ничего, — честно ответила Далия. — Так, небольшой фокус…

Желорены, увидев «исчезнутого» кота, перешли с «громко» на «едва слышно».

— Как вы это сделали, мэтресса? — восторженно спросила Дафна. Анна ее поддержала. Арден и Штрудельгольцы продолжали усердствовать в разбивании камина, пока тетя умоляющим голосом не попросила их остановиться.

— С таким-то кошаком я тоже могу фокус показать, — предложил Громдевур. Он смотрел на Кота, как на старого знакомого — такого, которому должен пару тумаков и ошейник со стальными шипами внутрь. Черно-Белый заворчал, теперь уже испуганно, и предпринял еще одну попытку скрыться в неизвестном направлении.

— Нет-нет, — спохватилась Далия. — С вашего разрешения, ваше благородие, он мне нужен живым, чтоб объяснить детям кое-какие научные парадигмы.

— Ну, ладно, — согласился генерал. — Пошли, Анги, не будем мешать деткам расчленять кошку на составляющие…

— Нет, а все-таки, как он исчез? — допытывалась Анна.

— И почему?

— А зачем вернулся?

— И как это у него получилось, так хорошо спрятаться, что его никто не нашел?

Вот он, источник тяги к знаниям, — хмыкнула Далия. Вслух же она произнесла:

— Ваши высочества, не так быстро! Давайте разберемся в проблеме обстоятельно, как и подобает алхимикам. Вы, ваше высочество, к завтрашнему утру представите мне конспект на тему «Привычки животных», вы займетесь проблемой «Оптические иллюзии», а вы — «Толпы: явления и управление». Задание понятно?

— Понятно! — хором ответили воспитанники. А Скузя, недовольный тем, что развлечение (то есть камин), внезапно прекратилось, спросил:

— А что это у вашего кошака в пасти?

— С тебя, — сурово продолжила Далия. — Вернее, с вас троих — доклад на тему «Тайники и способы маскировки». Представить в письменном виде!

Кажется, фокус удался…

Скадцарге-лъхариэс-шуу Яр[14], особняк герцога Тирандье, вечер того же дня

— Вы не представляете, с какой наглостью держалась эта простолюдинка! — возмущалась Мелориана. — Она отдавала распоряжения принцессам, будто имела право это делать!

— Некоторым дай палец — откусят всю руку, — согласился герцог.

Ужин проходил в пышно обставленной столовой; герцог Тирандье ел жадно, шлепал испачканными жиром губами, говорил громко — одним словом, наслаждался жизнью. На свой, герцогский лад.

Его дамы — Мелориана и гостья, сидящая по левую руку хозяина дома, — ели мало и гораздо больше уделяли внимание ровной осанке и изысканным манерам.

— Мэтр Фледегран хотя бы разбирался, что такое почтение к вышестоящим и почему его следует проявлять. Понадобится лет сорок, чтобы эта самоуверенная алхимичка поняла, что такое наследственная аристократия, — добавил его сиятельство и шумно отхлебнул вина.

— Через сорок лет она будет отвратительной старухой, — возразила дочь. — Она не маг, чтоб прожить несколько сотен лет, сохраняя красоту и здоровье, она всего лишь алхимик… Хотела бы я знать, как ей удался этот фокус с исчезновением кошки, — добавила Мелориана задумчиво.

— Ничего проще, — высказалась доселе молчавшая гостья, — У алхимички наверняка был артефакт, который на время сделал животное невидимым, а потом — вуаля! Кот появился, она показала фокус… и обманула всех вас.

— Артефакт? — Мелориана попробовала предположение на вкус. — Весьма возможно! Но в таком случае — она просто нахальная лгунья. Она ведь утверждала, что совершит фокус исключительно силами спопс… сапсл… сопленсологии… или чем-то еще, таким же алхимическим и бесполезным. Обмануть всех нас, да как она посмела…

— Надеюсь, вы не собираетесь прощать подобный проступок? — спросила гостья.

— Эу, а донна Кассандра права, — заметил герцог. — Грех спускать подобное оскорбление.

Мелориана посмотрела на гостью в упор. Та ответила мягкой, теплой улыбкой.

Донна Кассандра-Аурелия де Неро (вот уж имечко! Язык сломаешь, пока выговоришь!) была красива. Не так, чтобы очень — скорее, милая внешность плюс уверенная манера держаться, усиленная роскошными нарядами… И драгоценности у нее неплохи, нехотя признала Тирандье-дочь, — изумрудное колье переливалось на шее иберрийки, озаряя лицо маленькими зелеными искорками.

Одним словом, донна де Неро была красива ровно настолько, чтобы попытаться стать очередной мачехой Мелорианы — герцог, жизнелюб и сибарит, вдовел уже в шестой раз. Исключительно поэтому юной герцогине гостья не нравилась. Правда, отец уверял, что донной де Неро совершенно не интересуется, для него она — всего лишь посланник от пелаверинского компаньона. Ну же, Мелориана, ты должна его помнить моего старого приятеля Бонифиуса Раддо. Фрателла Раддо в последнее время неважно себя чувствует и прислал донну Кассандру, чтобы та обсудила с его сиятельством некоторые деловые вопросы.

С другой стороны… Мелориана пережила трех мачех и успела выучить золотое правило общения со всяким сбродом, желающим приблизиться к богатству и власти герцогов Тирандье: держи друзей при себе, а врагов — тем более.

Сочные, цвета вина, губы Кассандры-Аурелии чуть заметно дернулись — если бы она умела читать мысли, она бы целиком и полностью согласилась с юной герцогиней. Врагов действительно лучше держать очень-очень близко…

— Итак, донна Кассандра, — Мелориана решительно отложила столовый прибор. — Что бы вы сделали на моем месте?

Черные, полные страстей, глаза иберрийки сверкнули.

— Для начала я бы ни за что не стала ждать, как будут развиваться события. Я бы сама создавала их. Поверьте моему жизненному опыту, подобная тактика всегда оправдывается.

— Вашему жизненному опыту! — зафырчал, оценив шутку, герцог. — Душа моя, да какой может быть жизненный опыт в ваши-то двадцать лет?

— Ах, папенька, что ты понимаешь в женщинах, — сердито бросила Мелориана. — Продолжайте, донна Кассандра, я вас внимательно слушаю. Что мне сделать, чтоб навсегда избавиться от этой противной алхимички?

— Не советую вам ее убивать, — ответила Кассандра, смакуя вино.

— Правильно! — засмеялся Тирандье-отец. — Для этого тебе пришлось бы родиться мальчишкой.

— Нет, я не в том смысле, — поморщилась сеньора де Неро. — Просто, если хотите, чтобы вам сошло с рук убийство, надо приложить некоторые усилия — придумать, куда вы будете прятать труп.

Герцог захохотал, колыхая плотно обтянутым дорогим камзолом брюхом. Нет, ну вы только посмотрите! Полюбуйтесь на этих красавиц — одной двадцать, другой семнадцать, затянуты в тугие корсеты, одна в расшитых каменьями шелках, другая в атласе и кружевах, тоненькие пальчики, белые ручки, пудреные личики — да они ничего опаснее столового ножа в жизни не держали! А рассуждают об убийствах, как бывалые наемники!

Кассандра и Мелориана посмотрели на веселящегося Тирандье, пристально, как змеи. Он действительно ничего не понимает в женщинах, утвердилась в своем мнении герцогиня. Иберрийка поправила спрятанный в пышном рукаве платья стилет и подумала о том же.

Сон был странным — Роскар чувствовал всё так, будто оно происходило на самом деле. Он мог в мельчайших подробностях вспомнить, где был и чем занимался после того, как покинул Морскую гостиную. Мог рассказать, как бродил хмурой тенью по залам Дворца, избегая разговоров с братом, сестрой, Октавио, придворными и даже слугами. Почему? Да просто в каждом случайном взоре ему чудился укоризненный, грустный взгляд Шторма. Верный пес не обвинял, не злился, он с покорностью принял судьбу, выбранную для него хозяином — и это было страшнее всего.

Во сне Роскар чувствовал холод. Кажется, он долго стоял на смотровой площадке дозорной башни, наблюдая за парящими над замком птицами. Потом? Потом он, кажется, хотел поговорить с мэтром Фледеграном. Маг всегда относился к младшему принцу с терпением и заботой — когда-то давно, в детстве, Роск провинился, забравшись в башню мэтра и выпив волшебное снадобье, предназначенное отнюдь не для него. Сказать, что Фледегран перепугался, не сказать ничего; с тех пор, как понял с годами Роскар, мэтр искал в поведении и самочувствии принца признаки того, что, как ни посмотри, было самым настоящим отравлением.

Сейчас Роск хотел пожаловаться на непонятный жар, прокатывающийся по его коже, но по дороге к башне Фледеграна вспомнил, что мэтр умер.

Эта часть сна была самой путанной. Он вдруг почувствовал, что озноб и жар странно уравновесили друг друга, и он едет верхом по ночным улицам Талерина. На плечах — зимний меховой плащ, на руках — перчатки плотной кожи. Конь трясет гривой; звонкое цоканье копыт разносится в сумраке спящего города. Редкие желтые пятна фонарей; в темную воду Алера падают хлопья мокрого снега. Улицы… дома… редкие прохожие… Священник в черном, с белыми полосами одеянии — Добрый вечер, ваше высочество. Спокойных снов, отец Джером.

Яркие зеленые глаза из темноты — чудовища? Нет, обычные дворовые кошки. Завидев всадника, они шипят, выгибают спины и с воплями разбегаются прочь.

Улицы становятся шире, река исчезает за поворотом; дорога идет вверх. Пышные особняки и мощеные мостовые Скадцарге-лъхариэс-шуу Яра как будто предназначены для ночных прогулок. Роскар не спеша проезжает мимо — и в конце квартала, на перекрестке, ярко освещенным магическим шаром, видит Ее.

— Джоя? — он бросает коня и спешит, протягивая руки.

Она награждает его кривой улыбкой. На миг ему снова чудится отголосок былого кошмара — старый жёлтый череп, проступающий под нежными девическими чертами; но всё исчезает, когда он подходит ближе и заключает девушку в объятья.

— Ты нашлась, ты вернулась, — повторяет он в горячечном наваждении. Он целует темные, пушистые локоны на висках, нежно поднимает ее лицо к свету — и пропадает в черном, пылающем, взгляде.

Она отстраняется, давая понять, что сейчас не время для поцелуев; хмурит брови, будто Роскар чем-то вызывал ее недовольство; и он покорно отступает. Она что-то спрашивает, он отвечает — и снова тонет в кошмаре: за спиной Джои тянутся многоликие тени.

Последнее, что он помнит — что где-то далеко воет и зовёт хозяина бедняга Шторм.