Длинные тени

12-й день месяца Гусыни

Из газеты «Талерин сегодня»:

Из личной корреспонденции:

Зеленую каплю сургуча украшал оттиск в виде изящной веточки. Заколдованная печать упорно не желала являть миру охраняемую ею тайну. И как маги умеют читать письма, не вскрывая…

— Далия!

Вздрогнув от резкого звука, мэтресса выронила послание из рук.

— Фри-Фри, тебя не учили стучаться, когда входишь в комнату к даме?

Фриолар демонстративно вернулся к двери и попинал ее ногой.

— Далия, ответь, что происходит с Напой.

— А что, с ней что-то происходит? А с тобой что случилось, Фри-Фри, — с шутливым беспокойством осведомилась алхимичка. — Какой-то ты поцарапанный…

Фриолар посмотрелся в зеркало. Воротник камзола наполовину оторван, в плаще длинная дыра, под глазом синяк, на скуле царапина…

— Я пытался поговорить с Напой! — несколько громче, чем нужно, объяснил он.

— Брось сочинять! Ни за что не поверю, что наша добрая заботушка Напа Леоне может поднять на тебя руку. Отвесить подзатыльник — это да, такое с ней может случиться. Правда, для этого ей придется залезть на стол, иначе не дотянется. Да что с тобой случилось? — всерьез испугалась Далия, заметив выражение лица Фриолара. Ее младший коллега был настолько непрошибаемым флегматиком, что любая эмоция уже могла считаться событием. А тут… в половине восьмого утра вваливается в комнату к даме, забыв постучать… это, знаете ли, говорит о многом.

— Напа меня не царапала…

— Кота своего дурного на тебя спустила? Молчу-молчу. Рассказывай.

— Когда я пришел в Университетский квартал, «Алая роза» оказалась заперта. Я подумал, что Напа ушла в Университет. Отправился туда, всех поспрашивал, но ее никто не видел. — Фриолар принял из рук Далии мокрое полотенце и приложил к щеке. Ах, щиплет… — Представляешь, оказывается, Напа совершенно забросила учебу! Ее приглашали слушать лекции мэтрессы Юлали, вызывали помочь с вычислениями на кафедру натурфилософии, а она там уже несколько дней не появляется!

— Наверное, занята… Вот, мазь от ушибов.

— Спасибо. Чем, по-твоему, Напа может быть занята? Ньюфун бы заметил, если бы его сестра вдруг устроилась в какую-нибудь мастерскую.

— А может, и не заметил бы. Он даже себе отдельный вход в подвал «Розочки» прорыл, чтоб лишнего сестрицу не беспокоить. Знаешь же, какими бывают гномы. Семья семьей, а однажды самые здравомыслящие из них вдруг задают себе вопрос: а не украдет ли это семейство мой любимый секрет выплавки стали? Или еще чего-нибудь, столь же гномьего. Снова молчу. Давай, рассказывай дальше.

— Я стучал в «Алую Розу», но мне никто не открывал, — продолжал Фриолар, постепенно приходя в себя. — Обошел весь квартал, поговорил с Ницшем, с жителями Студенческого Дома, мэтром Филиппом, и понял, что с Напой что-то не то. Она перестала подкармливать безработных поэтов…

— Взрослеет наша маленькая Кордсдейл… — умиленно вздохнула Далия. Наконец-то ее поучения возымели эффект!

— И практически ни с кем не разговаривает! На улицах она не появляется; под покровом темноты ей привозят в «Розочку» продукты, но ресторация теперь закрыта. Чем, по-твоему, Напа может заниматься сидя взаперти, в одиночестве?

— Ты так ставишь вопрос, что мне неловко даже думать над ответом… Хотя о чем это я? Она же гномка. — Далия мысленно выстроила факты в единую логическую цепочку. — Знаю! Она украла где-то кусок мрамора и опять взялась за свое ваяние!

— Хорошая идея. Я тоже подумал о чем-то в духе экстремального реализма, — признал Фриолар. — Кстати, как здесь насчет завтрака?

— Сейчас распоряжусь. Ты давай, рассказывай.

— Уяснив, что с недавних пор распорядок жизни Напы сильно изменился, я попробовал залезть через окно кухни. Видишь, чем это всё закончилось? — он указал на прореху в одежде. — Там ловушек больше, чем капканов в лесу! Тогда я дождался ночи и попробовал залезть через второй этаж.

— Ну, и?

— Она как-то приспособила коллекцию оружия, и меня чуть не разрубило на части, — пожаловался Фриолар. Поморщился, вспомнив, как свистели над головой сорвавшиеся с пружин боевые топоры и шипастые булавы. — Там ни через окна второго этажа, ни через крышу не пройти… А потом я еще полночи объяснялся с прибывшей на шум полицией. Хорошо, что подоспел Ницш, он меня знает, а то упекли бы в кутузку…

— А что Напа?

— Напа… — печально хмыкнул молодой человек. — Чтобы убедиться, что я не вор, стража принялась стучать в «Розочку», да так настойчиво, что дверь треснула. В образовавшейся трещинке появилась Напа, посмотрела на нас, заявила, что не станет обвинять меня в попытке ограбления, что у нее всё в порядке, и чтоб мы не смели ее беспокоить. Как тебе такое поведение с точки зрения теоретической сапиенсологии?

— Не слишком логическое, — признала Далия.

— Поговори с ней, — попросил Фриолар. — Если раньше меня интересовали сведения о родственнице мэтра Вига, то теперь мне интересно, что случилось с Напой. Если действительно сорвалась, не сдержала изобразительный инстинкт — ладно, переживем. А если еще что?

— Сегодня же ее навещу, — решительно поднялась Далия. — Сейчас узнаю, можно ли перенести занятия с принцем, и мы вместе сходим в Университетский квартал. Ты пока завтракай, а я вернусь буквально через пять минут…

Но Фриолару от беспокойства кусок не лез в горло. Так как Далия, вручив ему нитку, иглу и другие средства самопомощи, сбежала и поговорить было не с кем, он попытался отвлечься от постоянно возвращающегося чувства смутного беспокойства. Развернул газетный лист и сосредоточился на чтении.

На второй странице обнаружилась заметка:

Маленький. Размером с кошку. Черно-белый… Нет, не может быть!

К тому же давно сгинувший Черно-Белый Кот мэтра Вига не умел проходить сквозь стены.

Выбросив из головы лишние мысли, Фриолар воздал должное кофе и омлету.

Принц Роскар попался на лестнице. Не парадной, а одной из боковых, по которым можно незамеченным спуститься в фехтовальный зал, расположенный в западном крыле Дворца, или напрямую пройти к конюшням.

— Ты так и будешь от меня шарахаться? — напрямик спросил Октавио.

Принц неопределенно дернул плечом и сделал попытку пройти мимо.

— Если тебе есть, что сказать, лучше говори сейчас, — генерал положил руку на перила, преграждая путь. — Или предпочтешь спустить меня с лестницы?

Роскар попытался отделаться абстрактным хмыканьем, но не получилось. Громдевур был широк в плечах, лестница, наоборот, узка на повороте… Не драться же, в самом деле!

— Не хочу разочаровывать Ангелику.

— Это ты еще вчера сказал, хмырей министерских развеселил. Только ведь они не поняли. Подумали, что ты в очередной раз маковкой о какой-нибудь колокол приложился, и в голове у тебя звенит.

— Ваше благородие, я не собираюсь…

— О, как! Уже «ваше благородие», и суток не прошло! Слушай, твое высочество. Давай поговорим напрямую, без экивоков.

— Давай, — мрачно согласился Роскар. И резко, одним движением, сгреб Октавио за воротник. Вжал в стену. Предплечье к горлу, левую руку — на сустав, чтобы можно было единым движением свернуть шею и отправить вниз по лестнице, имитируя банальный несчастный случай. — Это ты покушался на Гудерана?

— Нет, — столь же мрачно ответил Громдевур. — Ты?

— Нет, не я, — Роскар ослабил хватку. Октавио с видимым облегчением вдохнул и помассировал шею.

— Идеи какие-нибудь имеются?

На этот раз в пожатии плеч Роскара содержался намек на задумчивость и некоторую растерянность. Идеи, знаешь ли, не мой профиль…

— Сам подумай, зачем мне покушаться на твоего брата? Если оставить в стороне вопрос, как я намеревался поступить с Арденом и тобой, я ведь не королевских кровей. А Ангелика — женщина, кто б ей разрешил править? — заготовленная фраза походила на оправдание, но Октавио все же решился ее озвучить. Для протокола. Для лучшего взаимопонимания. Шею едва не своротил, зар-раза! Силы своей не знает, дубина кавладорская…

— Если бы кто-то решился на убийство короля и его одиннадцатилетнего наследника, такая мелочь, как отсутствие нужной крови, его бы не остановила, — Роскар сел на ступеньки. После двух бессонных ночей принц выглядел не самым лучшим способом — лицо осунулось, на щеках выступила щетина, взгляд какой-то испуганный, затравленный, руки беспокойно сжимаются в кулаки…

— А ты, братец, циник. Людям не веришь, — с удивлением признал Октавио.

— Насмотрелся во Дворце, — глухим, лишенным эмоций голосом ответил Роскар. — Их здесь много побывало. Советники, министры, придворные. Ах, ваше высочество, позвольте дать вам совет. Ах, ваше высочество, позвольте выразить свое восхищение и нижайше заверить в нашей глубочайшей преданности… А потом начинается. Не соблаговолите ли передать вашему венценосному папеньке, не откажите в любезности сообщить вашему брату… Шлюхи, и то честнее. Те сразу предупреждают, сколько стоит их «любовь», а эти твари заглядывают тебе в глаза, расшаркиваются, а у самих камень за пазухой…

— Однако! — еще больше удивился Громдевур. — Не ожидал от тебя подобной точности наблюдений! Как-то привык, что говоришь ты только об оружии, в крайнем случае — о зверье, которого с помощью оружия можно добыть, но столь изощренной работы мысли, честно скажу, не ожидал. Кстати, ты как намеревался оправдываться, мудрец? В смысле, какая у тебя отмазка, чтоб я мог озвучивать, если придется, как официальный итог расследования?

— Да какая отмазка… Я поклялся. Отцу, когда ему совсем плохо стало. Он беспокоился, как бы я сдуру в какую-нибудь смуту не ввязался, вот и объяснял, чего от господ придворных ожидать. Потребовал, чтобы я брата поддерживал, сестру слушался, о должности главнокомандующего напрочь забыл… Отец всё надеялся, что ты успеешь вернуться, даже жезл для тебя приготовили — мне завидно было, страсть, но отцу перечить не посмел. Правильно сделал — какой из меня главнокомандующий… Хуже, чем король. Понимаешь, нечем мне оправдываться. Я увидел волков, они бежали мимо меня, такие… странные… и я поспешил за ними, чтобы помочь, если что. А потом увидел, как волки напали на Гудерана, и полез в драку. Можешь сыщика того усатого спросить, он подтвердит. Нет у меня доказательств, что я на жизнь короля покушался, нет и быть не может! Гудеран — мой брат, я за ним и в огонь, и в воду, и всё тут.

Рыцарь нервно сжал кулаки, будто собираясь боксировать с призраками прошлого.

— А то, что Рудженти и Ле Пле насочиняли про Тирандье — это вообще ни в какие ворота не лезет! — выпалил он, благо Громдевур слушал, не перебивая. — Герцог всего лишь забавный старикан, он нудный, надоедливый, но не настолько глуп, чтобы путаться с убийцами и чернокнижниками!

— То есть, если я правильно понял, ты допускаешь, что некоторые люди — мерзавцы, но заранее исключаешь из их числа тех, кого знаешь лично. Занятно, занятно… Скажи прямо — ты на герцогову дочуру запал, вот и думаешь, как тестюшку оправдать, — квадратная физиономия Октавио расцвела кривой усмешкой, но карие, внимательные глаза не смеялись. Какие уж тут шутки…

— Вот уж кто-кто, а Мелориана мне ничуточки не нравится, — обиделся Роскар. На секунду подумал, а не стоит ли рассказать зятю о своем летнем приключении, но не решился. Громдевур — человек занятой, сам себя провозгласил главным следователем по делу о покушении на короля, не должно ему о всяких сердечных горестях плакаться… — Просто жалко девчонку. Сколько ей — шестнадцать, семнадцать? Если Тирандье действительно разорится, она, чего доброго, выскочит замуж за первого встречного, чтоб отец в долговую тюрьму не попал, а потом полжизни страдать будет. Жалко ее…

— Эу… Нашел кого жалеть! Уверен, рыжая кошечка упадет на четыре лапки, распушит шерстку и отправится восвояси, помахивая хвостиком. Короче, Роск. Слушай сюда. Сейчас ты пойдешь и будешь делать вид, что ужасно мною недоволен. Можешь пару раз ввернуть, что я — хам, выскочка и вообще э-хта'куум-ли, асан'к-тэ, зайнгерие, леугенре шпацех уэш, как выражаются наши железнолобые братья. Слишком не увлекайся; врать ты толком не умеешь, попадется хитрый собеседник — проколешься. Значит, высказываешься в том плане, что если б не Ангелика, ты бы давно свернул мне шею, понял?

— Не слишком. Но ладно, как скажешь, так и сделаю. Придворные интриганы всё больше хвалебное словечко за них замолвить просили, ругать как-то не доводилось…

— Шутник! — фыркнул Октавио. — Смотри, инициативы — по минимуму. Ты мне летом, в Пустыне, сражение своей тыловой диверсией испортил, а здесь — ша! Орудуешь строго по моему приказу. С девицей Мелорианой дел не иметь, племянника просветить на тему кольчуги под одеждой и какой-нибудь кинжал ему подбери, чтоб на всякий случай… Эх, охрану бы мальчишке…

— Можно поговорить с советником Штрау.

— Отличная идея, — теперь, когда мужчины разобрались в мотивах поведения друг друга, с избыточной вежливостью было покончено. Октавио Громдевур стал тем, кем был — то есть пушечным ядром в образе человеческом; а принц Роскар, как всегда, исполнял роль рыцаря. — Только не спеши, я сейчас науськаю Ле Пле проверить подноготную нашего советника. А ты пока… ну, как бы займись чем-нибудь… короче, мне некогда!

Роскар печально вздохнул. Везет же некоторым — дела, заботы, проблемы государственные решаются… Эх, не будь он принцем, насколько проще было б жить!

Спустившись с башни, мэтресса Далия прошла по галерее, украшенной огромными, в рост тролля, вазами и старинными доспехами. Автоматически поздоровалась с кем-то знакомым, поглядела по сторонам, высчитывая, где искать своих подопечных, а потом…

Знакомый?

— Эй, любезный, — окликнула она толстого сутулого лакея, который с напыщенным достоинством нёс ведерко с углем.

— Да, ваше магичество, — сипло отозвался тот.

Так-так-так… Огромные усы, плавно переходящие в пышные бакенбарды, хитрые маленькие глазки, красные щеки, нос картошкой, объемный живот, плавно переходящий в подушкообразный зад — тюлениха увидит, обзавидуется…

— Капрал Врунгель! — изумилась алхимичка. — Что вы здесь делаете? Да еще в таком виде? Неужели вас уволили из Министерства Спокойствия?!

— Т-сс! — зашипел капрал. Огляделся по сторонам, убедился, что их разговор не подслушивают, и скороговоркой сообщил: — Работаю под прикрытием. Инспектору нельзя, Брыку нельзя, они уже засветились, а Монобоно, куру ему в розетку, получил персональное задание… Вот. Бдю.

— О боги, я уж подумала, что мне привидения мерещатся с недосыпу. Значит, вы помогаете господину Клеорну в расследовании?

— Собираю предварительные данные, — важно ответил Врунгель. Шмыгнул носом и не удержался от жалобы: — Начальство наше с цепи сорвалось: и инспектор копытом бьет от общей душевной неустроенности, и министр свирепствует, требует немедленных результатов…

— Тяжело вам приходится, — посочувствовала Далия.

— Ага… и кормят тут плохо.

Алхимичка с трудом сохранила серьезное выражение лица. Как же, знаем-знаем. С тех пор, как Клеорн начал за ней «ухаживать», в «Алую Розу» повадилась заглядывать на огонек и компания мелкомасштабных слуг закона. Обжора Врунгель стал завсегдатаем и прославился тем, что с благоговением дегустировал каждый, даже самый сомнительный, кулинарный шедевр. Есть же люди — нет, чтобы стать поваром, пекарем, или, допустим, колбасником, — он подался в сыщики. Что, интересно, толстяк сможет расследовать? Кражу яиц из птичника? Мышей из подпола? Пропажу гвоздей из подковы?

А это идея. Ну-ка, посмотрим, за сколько порций бесплатного обеда удастся перекупить господина «спокушника».

— И за кем вам досталось следить?

— За маркизой Ле Штанк. Только как за ней следить? Она, вишь ты, до полудня лицо себе разукрашивает, перед зеркалом вертится, наряды выбирает. Эх, надо было в горничную переквалифицироваться, а мне усы эти подсунули…

— Давайте я расскажу вам секреты госпожи маркизы, — улыбнулась Далия, беря Врунгеля под ручку. — Я, конечно, совершенно не такой специалист, как вы… Ах, где бы найти умного, серьезного, честного сыщика, чтобы выяснить, кто повадился воровать из «Алой розы» продукты? Вечером придется самой шпионить… Так о чем это я? Секреты госпожи Сюзетт. Будете записывать или так запомните?

Инспектору Клеорну повезло больше. Во-первых, расследование не потребовало изменения внешности, а во-вторых, объект попался доверчивый. Проспав пять часов на узком, неудобном топчане, который ему выделили в комнате для слуг, сыщик еще затемно начал собирать информацию о графах Умбирад и графах Желорен. Были допрошены горничные, лакеи, кучер, умбирадский камердинер, желоренский гувернер, — одним словом, все, за исключением самих титулованных особ и личного конюха графа Умбирада. По уважительной причине — графы могли догадаться, что их подозревают, а конюх по совместительству работал графским собутыльником, мог проболтаться. Краткий итог: граф-лошадник наполовину спился, его жена — тихоня, занятая рождением детей и попытками взнуздать мужа. Детишки получают слишком непоследовательное воспитание, чтобы стать опасными для окружающих — по какой-либо другой причине, чем хроническая безалаберность и восторженность. С Желоренами чуть иначе: там граф уже того-сь, как любит говорить капрал Брык, детки нормальные, любопытные, только слишком зашуганные, а вот мамаша их… Хорошая мамаша. Третий день катается в истерике, глотает пилюли и плачет. Сыщицкий нюх подсказывал Клеорну, что скорее всего тайные планы графини Желорен, если вообще в природе существуют, будут направлены на то, чтобы охмурить степенного, солидного лекаря, который вынужден проводить с ней дни напролет. А вовсе не на подрыв устоев государства. Но все равно — проверить надо, надо…

Одним словом, дел по горло. Хорошо еще, что мэтр Лео сам вызвался собрать информацию относительно графов Росинант.

А ведь список придворных Умбирадами, Росинантами, Желоренами, Тирандье, Кромами вовсе не ограничивается. Нет, нельзя заниматься только рутиной! Надо действовать иначе!

— Ваше благородие! — на ловца и зверь бежит. Проходя по галерее третьего этажа, Клеорн заметил генерала Громдевура и бросился за ним. — Ваше благородие, разрешите вопрос!

— Слушаю. Что у вас?

— Ваше благородие, — таинственно понизив голос, начал Клеорн. — У меня есть свидетель, который, скорее всего, знает доподлинно, существует ли связь между смертью мэтра Фотиса и покушением на жизнь его величества, и в чем характер этой связи.

— И что ж вы молчали! Давайте его сюда! — генерал недвусмысленно сжал кулаки.

Так, отлично. Рыбка углядела наживку, сейчас главное — не спешить.

— К сожалению, взять у свидетеля показания не представляется возможным.

— В несознанку играет, гад? Ничего, я найду к нему подход, разговорится, как миленький!

Так. Рыбка не крючке. Теперь осторожно, не пугая добычу…

Клеорн изобразил сочувствующую улыбку.

— Понимаете, ваше благородие, в соответствии со Сводом Законов Кавладора, разговор со свидетелем невозможен в принципе.

— Чего-о? Да как он посмел… да я на него… Кто это? Тирандье? Щас я его рыло толстое начищу! Самолично, чтоб не повадно было!

— Нет, — увидев, как экспрессивно отреагировал генерал на его сообщение, Клеорн поспешил выложить козырную карту. — Это сам мэтр Фотис. Уж он-то знает, кто его убил, и при каких обстоятельствах.

— Фотис… Фотис? — уточнил Октавио. Посмотрел на довольного собой сыщика каким-то странным, заинтересованно-озадаченным взглядом. — А-а, так вот почему разговор невозможен…

— Закон о Магии, — подтвердил Клеорн. — Я господину министру даже не докладывал, не решился его беспокоить заведомо невыполнимой просьбой. Но, понимаете ли, ваше благородие… Мне тут чисто случайно вспомнилось то, что произошло летом, в Эль-Джаладской Пустыне. Законы в каждой стране разные, и то, что запрещено у нас, оказывается разрешено у наших соседей. Почему бы не вызывать из Восьмого Позвонка или Хетмироша соответствующих специалистов, поручить им расспросить покойного мэтра — это ведь много времени не займет, а конфиденциальность я лично обеспечу!

Секунду Громдевур размышлял об открывшихся перспективах. И с сожалением был вынужден отказаться:

— Не получится. Покойник-то наш, кавладорский. Мы, типа, Закон и Справедливость, а значит, должны быть на страже его интересов, а тут, получается, мы своего же и подставляем.

Разочарованный отказом сыщик понурил голову. Эх, что ж он сразу не подумал о такой мелочи…

— Но идея хорошая. Давай-ка, братец, думай, — генерал хлопнул Клеорна по плечу. — Думай, как и закон не обидеть, и делу помочь. А я тоже покумекаю…

Процесс «кумекания» продолжался с момента, как Октавио отправил усатого сыщика собирать информацию о Штрау и прочих обитавших во Дворце гномах, и до той поры, пока он не заметил эффектную процессию, направляющуюся к покоям придворного мага.

Процессию возглавляла Синтия Росинант — женщина, на которую генерал всегда смотрел с удовольствием, ибо пока молчала — заслуживала. В хрупких ручках графини трепыхался молодой человек в лиловой мантии, в котором Октавио опознал того молодого волшебника, который помог ему с возвращением домой[35]. Замыкала шествие недовольная, пышущая еле сдерживаемым гневом Росинантова дочка. На девушку тоже было приятно смотреть — и Громдевур на всякий случай сдержал шаг, чтоб не столкнуться с дамами. А то потом еще объясняй Ангелике, что интерес его лишь истецицеский…

Стремясь обезопасить себя от ревности жены, и одновременно узнать, что происходит, генерал спрятался за украшающими галерею доспехами. Цыкнул на толстяка с усами и угольным ведерком, который собрался было обнаружить генеральское убежище, и принялся подслушивать.

А что? Разведка на войне — первое дело.

А во Дворце — тем более.

— Мэтресса Далия! Сударыня! — истерически кричала Росинантша.

— М-дау? — а новая магичка, или как там ее, наоборот, была совершенно спокойна.

— Вы знаете, что я только что обнаружила в покоях моей дочери? — вопила графиня.

— Я не что, я кто, — попробовал возразить волшебник.

Звук — то ли затрещины, то ли пощечины, то ли надорвавшейся мантии.

Дурак парень. Первое дело, когда приходишь к девице — дверь на замок. И вообще, такие визиты нужно совершать ночью, когда родители спят, а не рано утром… Хотя, может, проспал. Дело молодое, бывает…

— Думаю, — неторопливо, тщательно подбирая слова, ответила Далия, — вы застали мэтра Лео стоящим перед Элоизой на коленях и делающим ей предложение руки и сердца.

Громдевур удивился. Тоже вариант. Мало правдоподобный, но…

— Откуда вы знаете? — поразилась графиня, и генерал мысленно повысил оценку придворной алхимички с метки «годна с оговорками» до «в некоторых делах — сгодится наверняка».

— Если бы вы застали их в какой-то другой ситуации, на них было бы меньше одежды, — объяснила Далия. Проигнорировала возмущенный вопль обоих возлюбленных, и продолжила: — Или разговаривал бы ваш супруг. Не со мной, а с министром Ле Пле, по поводу убийства в состоянии аффекта. Так в чем проблема?

— Я согласна! — торжественно объявила Элоиза.

Молодец девочка! — одобрил Октавио.

— Тебя не спрашивают! — возмутилась мать.

— Я — спрашиваю! — волшебник попытался вырваться из крепкой хватки рассерженной мамаши. — Элоиза, любовь моя…

— Мама, отпустите Лео, я его люблю!

— Какая любовь?!! Ты вообще несовершеннолетняя! Мэтресса, ну что вы стоите, сделайте что-нибудь!

— Э-э… И в самом деле, уши ему еще пригодятся. Давайте, я его подержу.

Октавио осторожно высунулся из-за укрытия и понаблюдал, как меняется расстановка сил. Взъерошенный, помятый маг перешел под крылышко алхимички, а Синтия сжала освободившиеся кулачки… ну точь-в-точь курица, защищающая свой выводок.

— Мэтр, позвольте, я объясню эмоции госпожи графини. Понимаете, сложившаяся в Кавладоре иерархия внутривидового доминирования требует некой ассортативности в выборе брачного партнера. — Недоуменные возгласы обеих графинь побудили алхимичку чуть упростить постановку вопроса. — Короче, мэтр. Вот сделали вы предложение, а на какие деньги вы собираетесь содержать молодую супругу?

— У меня есть жалованье! — гордо заявил молодой человек. Подслушивающий Громдевур умилился бесшабашности лихой молодости. — А еще — перспективы роста по службе.

— Вы слышали?! — голос Элоизы заглушил невнятные причитания Синтии. — На первое время хватит, а потом как-нибудь приспособимся.

— Не стоит спешить, — уверенно возразила Далия. — Мэтр Лео как раз хотел добавить, что его предложение не предполагало, что вы пойдете под венец тотчас же. Он наверняка хотел, чтобы прошел год, или два, в течение которых он будет активно заниматься карьерой, зарабатывая основы будущего благосостояния. Ведь правда, ваше магичество?

Уверенно-угрожающий тон, которым разговаривала алхимичка, означал: «Соглашайся, или полетишь с ближайшей лестницы». Парень проявил благоразумие и промямлил, что «мэтресса абсолютно права… хотя бы год…раз иначе не получится…»

— Ну и давайте вернемся к этому разговору позже! — любезно предложила Далия. Не тут-то было.

— Кто его родители? — голосом умирающей от удушья воблы спросила Синтия. — Где располагается их поместье? Какой доход дает?

— Они… это…в Луазе живут…

— Мылом торгуют! — радостно подтвердила бесхитростная Элоиза.

— Что?!! Моя дочь собралась замуж за лавочника?!! Умираю… — громогласно объявила графиня.

— Отлично, — порадовалась любящая дочь. — Пойду, скажу папеньке, что ты против моего брака не возражаешь.

Синтия мигом прекратила изображать смерть от сердечного приступа и напустилась на Элоизу с новой порцией упреков. Как понял Октавио, дамам было о чем поговорить: дочь обвиняла мать в непонимании, и слишком стандартном видении ее, Элоизы, жизненного пути; мать убеждала девицу в том, что связываться благородной дворянке с низкорожденным лавочником — стыд и позор, и вообще ни в какие ворота… Лео не вытерпел и, простая душа, высказал несостоявшейся тёще всё, что он думает по поводу ее узколобости, двуличности, себялюбия и прочих «милых» чертах морального облика.

— Ты же сама говорила, что девушке моего возраста и социального положения пора подумать о замужестве! — верещала графиня-младшая.

— Ты должна была выбрать другого! — в отчаянии закричала старшая.

— Какого — другого?! — в один голос спросили влюбленные.

— ЦЫЦ! — вопль алхимички заставил спорщиков заткнуться. — Дамы, вспомните о том, где вы находитесь. Пожалуйста, мэтр Лео.

— Но он…

— Она…

— Еще одно слово, — ровным, спокойным голосом объявила мэтресса Далия. — И я спущу на вас троих то чудовище, которое сейчас обитает в моей башне. Чудовище не выспалось, чудовище голодно и рассержено, и поверьте, оно вполне способно превратить вас в сосисочный фарш.

— Вы что, колдовать научились? — округлила глаза Синтия.

— Спросите мэтра Лео, он волшебник, наверняка умеет определять, лжет ли человек или говорит правду.

Так как возражений не последовало, оставалось предположить, что чудовище действительно имело место быть. Однако… А эта алхимичка не такая тютя, как покойный Фледегран! С ней можно сработаться.

— Так вот, дамы. Раз вы спрашиваете моего совета, я охотно его формулирую. Элоиза, сколько тебе полных лет?

— Семнадцать, — нехотя проворчала девушка.

— До тех пор, пока не исполнится восемнадцать, вопрос с твоим замужеством закрыт. Мэтр Лео, настоятельно рекомендую вам встречаться с дамой Элоизой только в присутствии незаинтересованного, заслуживающего доверия свидетеля. Благодарю за внимание, с вашего разрешения я возвращаюсь к служебным обязанностям.

— Но, мэтресса! — старушка Синтия всё не унималась. Подобная настойчивость заслуживала уважения, но, увы, данная аудитория на подобные чувства не была способна. — Вы что, забыли, о чем мы с вами договаривались?

Теперь дамы подошли к убежищу Громдевура ближе. С одной стороны, это позволяло без хлопот слушать их разговор, с другой… блин, где же прятаться, если догадаются заглянуть за стальное чучело?

— Я помню всё, — шикнула Далия. — Как и то, что случилось после нашего последнего разговора.

Так-так… Октавио превратился в слух. О чем идет речь?

— Не могу сказать, что поддерживаю вашу идею выдать дочь за его высочество, но знаете, ваша светлость… Разве вы не видите, что у Элоизы серьезные чувства к Лео? И ни кричите, хватит дворцовых мышей пугать! Да, он не дворянин. Он маг, а это гораздо круче. Через шестьдесят лет он добьется такого положения в обществе, такого успеха, что вы челюсть от зависти проглотите!

— Он — лавочник! — не сдавалась Росинант.

— А его высочество — не такая сволочь, чтоб жениться на девушке, которая влюблена в другого! — выпалила Далия. — А если вы не угомонитесь, и все-таки настоите на своем — как вы думаете, через сколько времени Элоиза захочет изменить нелюбимому мужу?

— Моя девочка не так воспитана, — чопорно возразила несдающаяся мамаша. — Я не допущу…

— Знаю я ваше воспитание, — мстительно напомнила Далия. Разговор становился всё интереснее и интереснее, и увлекшийся Громдевур забыл о конспирации. — Особенно попытки посадить бедную девочку на диету. Мост поднять, решетки опустить, по утрам варить жуткую несоленую кашу, а самой втихаря колбасу трескать!

— Тише! — взмолилась Росинант, оглядываясь, не слышит ли их дочь.

Не услышала, хвала богам… Рухнувшие от неловкого движения Громдевура латы заглушили все разговоры.

— Дамы, — вежливо раскланялся генерал. — Доброго вам утра. Не подскажете ли, где я могу найти мэтра Лео? Меня сюда телепортировали, чтоб я ему… его… А, мэтр! — Октавио фальшиво изобразил радость узнавания. — Вы-то мне и нужны! Мэтр, как у вас с практической некромантией?

— Никак, ваша милость. Запрещена Законом.

— В таком случае разыщите-ка мне инспектора Клеорна, и передайте ему… передайте, что я уполномочиваю вас сопровождать в Восьмой Позвонок того господина, о котором мы сегодня разговаривали. Потом приходите к ее высочеству, получите документ. Моя дражайшая супруга, — громко, чтоб дошло до обеих Росинант, продолжил Октавио. — Поручила мне найти ответственного, благонадежного, честного мага, заслуживающего полного доверия со стороны патронессы Министерства Чудес. Чтоб, значит, как бы это… вот, мэтресса знает, что я имею в виду.

— Ну, в принципе, да, — подтвердила Далия. — Получить дополнительную специализацию на случай непредвиденных обстоятельств расследования.

— О, точно. Вы уж простите, ваши милости, что похищаю у вас госпожу алхимика, но у нас тут такие важные вопросы. Такие важные… Что за чудовище? — напрямик спросил Октавио, когда грустный Лео отправился выполнять поручение, а продолжающие ссориться графини ушли по своим делам. — Только не надо невинных лютиков во взгляде, я всё слышал. Какое чудовище у себя в башне держишь, а?

— Друг зашел, мой коллега по Университету. Его полиция чуть не арестовала, подумала, что вор, весь поцарапанный, невыспавшийся — чем не чудовище? Поднимитесь, проверьте.

— Значит, так, — Громдевур смотрел на Далию как на новобранца, вдруг обнаружившего маршальский талант к стратегии. — Давай-ка, рассказывай, что тут за суета с замужеством. Сам понимаю, что глупость, но что поделать, у меня спецполномочия по расследованию.

Министерство Спокойствия, чуть позже

Тем, кто волею Судьбы лишен доступа к ее обильным милостям и вынужден самостоятельно зарабатывать на жизнь, известна простая истина: хороших начальников не бывает. А если и бывают — то недолго. А если долго — то заканчиваются они вдруг и совершенно внезапно.

Так что привыкать к хорошему начальнику не стоит. Он в любой момент может оказаться плохим.

Инспектор Клеорн вышел на крылечко Министерства Спокойствия, вдохнул полной грудью и засмотрелся на падающий снег. Разговор с министром Ле Пле прошел отлично, просто отлично… Господин начальник проявил чуткость, такт, понимание, признал, что идея обратиться за помощью в расследовании к практикующему некроманту была поистине гениальной… настолько, что Клеорну чуть не предложили написать прошение об отставке.

«Клеорн, вы переутомились,» — жалостливо покачал головой Ле Пле. — «Хотите, я дам вам пять часов отпуска? Десять часов? Целые сутки?»

«Но как вы не понимаете, господин министр! Уверен, что каждый сыщик хотя бы раз за свою карьеру задавался вопросом, а не будет ли разумно воспользоваться возможностями Магии Смерти. Если спрашивать покойников о том, кто…»

«Клеорн!» — взревел министр раненой медведицей. — «Вы с ума сошли! В Законе о Магии точно сказано, что любое вмешательство в жизнь разумного существа против его воли недопустимо!»

«Вот поэтому-то мне и нужна командировка в Ллойярд. Там на такие мелочи смотрят проще.»

«Что за фокусы, инспектор? Вы собираетесь нарушить руну Закона или его дух?»

«Вообще-то, я собираюсь выполнить свой долг, даже если для этого придется перепрыгнуть выстроенный до звезд алфавит и целый штабель неупокоенных призраков…»

«Правильный ответ — я понял глубину своего заблуждения!» — рявкнул, выходя из себя, Главный Спокушник. Тогда Клеорн, и в самом деле утративший некоторую ясность моральных ориентиров вследствие чрезмерной усталости последний дней, использовал последний козырь. Он рассказал о деле Убийцы со Стилетом, и принялся последовательно, как на уроке, излагать черты сходства убийства Фотиса, Лека-Притворщика и Шилы Розенвальд, которая ведь знала, что ее убьют, видела убийцу и повысила голос именно для того, чтобы скучающий без дела полицейский пришел к ней на помощь…

«Даю вам три дня, чтобы прийти в себя, инспектор,» — холодно ответил Ле Пле. Открыл чернильницу и единым росчерком начертал приказ о временном отстранении господина Клеорна от расследуемых им дел. «Если вы по их прошествии продолжите кормить меня всякими побасенками…»

«А Лео?» — печально осведомился сыщик, понимая, что сражение с вышестоящим драконом заранее обречено на поражение. «Ему вы тоже запрещаете поездку в Ллойярд?»

«Рад бы,» — коротко пожал плечами Ле Пле. — «Рад бы запретить, но не могу. Мэтр Лео — всего лишь наш консультант, а его непосредственным начальником является глава Министерства Чудес. То есть — патронесса оного, ее высочество Ангелика. И именно она, по странному стечению обстоятельств, ходатайствует о предоставлении мэтру Лео права посетить Восьмой Позвонок и прослушать вводный курс Магии Смерти. Только… Я, если честно, боюсь отпускать нашего специалиста по жучкам и допросу кошек в обитель некромантов. Может быть, если у вас в ближайшие три дня образуется свободная минутка …»

И после этого кто-то говорит, что хороших начальников не бывает в Природе?

Сыщик залихватски подкрутил кончики усов, хекнул что-то жизнерадостное и отправился на поиски своего спутника.

Мэтр Лео нашелся сам. Бледный и немного волнующийся, он наблюдал за тем, как укладывают в большой солидный сундук тело мэтра Фотиса.

— Инспектор, а это правда, что господин министр вас уволил? — первым делом спросил волшебник. Клеорн сделал загадочное выражение лица. Дескать, молоды вы еще, ваше магичество, разбираться в подобных интригах. — Зря не уволил. А то было бы всё, как господин Нюй вам предсказывал.

А ведь точно. Что-то такое было…

— Я не верю гороскопам, Лео, — снисходительно просветил молодого коллегу сыщик. — И вам, говоря по совести, не советую.

— А предсказателям и ясновидцам?

— Тоже нет. Особенно если бормочут что-то про «квандрант перигея и бурдинант миокарда».

— Так значит с мэтрессой Далией вы все-таки поссорились из-за более серьезных разногласий, — со вздохом признал Лео. Вздрогнул от резкого стука, с которым захлопнулась над мертвым лицом Фотиса крышка сундука.

— Причем тут госпожа Далия? И вовсе я в нее не влюблен. Вам показалось.

— Угу, — не стал возражать Лео. Поискал по карманам и извлек на свет тусклого зимнего дня пухлый конверт с зеленой печатью. — Она просила вам передать. Вернее, не совсем вам, видите, тут написано, что отдать лично в руки «Сыщику, который расследует дело Убийцы со Стилетом». Но я же знаю, что это вы. Я попробовал мэтрессе объяснить, но она сказала, что я и так дел сегодня наворочал достаточно, и не пожелала слушать. Велела, если я не найду нужного сыщика, научиться призывать волшебных тараканов и организовывать поиски самостоятельно. Знаете, после нашей беседы с мэтром Фриоларом и его рассказов об изобретениях мэтра Вига, столь безумная идея уже не кажется мне чрезмерно безумной, если вы понимаете, о чем я…

— Достаточно, Лео! — прекратил извержение словесного потока сыщик. Он забрал письмо, убедился в целости печати и спрятал послание за отворот камзола. — Отправляемся в Ллойярд. Надеюсь, тамошним скелетам ваша разговорчивость придется по душе.

— Эй, куда полетел?! Я еще письмо не прицепила!..

Университетский квартал, вечер того же дня

— Гномы — это хорошо, — убежденно заявил господин Ницш. Капрал Врунгель тотчас же согласился. — Надежные стены, качественная сталь и пинтовые кружки для пива. А само пиво? Ты когда-нибудь был в Триверне?

Врунгель, как раз в этот момент приложившийся к фляжечке разговорчивого сотоварища, отрицательно покачал головой.

— А я был, — ностальгически вздохнул Ницш. Рассеянно забрал булькающее имущество, вытер горлышко и отпил глоток. — На винограднике работал. Знаешь, какие у гномов виноградники?

Компаньон напряг память:

— Их, кажись, еще эльфы выращивали?

— Ага. — фляжечка снова перешла из рук в руки. — Остроухим позудело доброе дело сделать. Вот гномы их добротой и попользовались. От кузен-плавилен жар идет? Идет. Внутри горы коротышки хозяйничают, а на склонах, получается, только колючки растут? Там даже редкая коза удержится… Вот эльфовские друиды и поколдовали. А гномы, не будь дураком, вокруг лоз теплицы возвели, да такие занятные, знаешь, стекло там, трубы с горячим воздухом. А рядом еще теплицы, с хмелем. Длинные такие заборы, и на них хмель, хмель, листья зеленые, шишки спелые, а запах — ах! Аж голову дурманит. К винограду коротышки людей еще допускают, а к хмелю — ни-ни. Мы ихнюю винокурню сторожили, говорим — так мол и так, давайте за полцены и за пивоварней присмотрим, мешки с ячменем пересчитаем, бочки передвинем — ну, по-родственному, как своим. А они — нет, и давай опять дылдами обзываться.

Врунгель посочувствовал. Фляжечка булькнула. И еще раз.

— Так что можешь мне поверить — гномка заперлась, чтоб рассаду хмеля выводить, — заявил бывалый Ницш, кивая на темные, закрытые ставнями окна «Алой розы».

Наблюдение за подозрительной ресторации велось с крыши соседнего дома, которую слуги закона захватили под предлогом секретной и тайной операции Министерства Спокойствия. Хозяева дома в спешном порядке паковали вещи и договаривались с друзьями, что поживут у них, пока «всё не утрясется»; не подозревающие о том, что только что подарили журналистам «Талерина сегодня» завтрашнюю сенсацию, служаки налаживали межличностный контакт. Где бывал, кого поймал, сколько бандитских стрел получил в качестве неформального вознаграждения…

Вечерние сумерки сгущались, «Алая роза» оставалась темна и таинственна.

— С чего Кордсдейлам-то хмелем заниматься? — вдруг всхлипнул Врунгель. Сейчас, когда содержимое фляжки подошло к концу, у него вдруг зачесались глаза, и всколыхнулось сердце половодьем чувств. — Они там у себя, в Орберийских горах, всякие мягконическыя машчины сооружают. Сама идет, машчина эта, породу возит, или, допустим, колесо водяное толкает. Как тролль. Только тролля, если кнутом хлестануть, он взбесится и тебе же шею сломает, да и кнут не пощадит, и машчины — вежливые. На них коротышки с кувалдами бросаются, а машчины кланяются, да приговаривают — спасибо, дескать, за науку, господин борода, всё сделаю, как вы велите…

— О как! — изумился старый полицейский достижениям гномьей техники. — Я и не знал, что гномы могут машчинами троллей перевоспитывать…

Фляжечка булькнула. И еще трижды — тема была поднята важная, ресторация стояла тихая, тут требовалось размышление взвешенное и трезвое.

— А еще чего гномьи машчины делать могут? Для того, чтоб вагонетки толкать или воду качать, много ума не нужно. А вот может ли машчина сделать, например, яичницу с салом? А? Это ж тебе не просто так, это ж думать надо! Класть зеленый лук или петрушкой обойтись, перчику добавить, или там картошечки сыпануть?

Прежде, чем Врунгель нашел ответ на столь философический вопрос, произошло некое событие. Оно было связано с объектом наблюдения, поэтому шпионы на время отложили разговоры и вернулись к своим профессиональным обязанностям. Ну, где-то наполовину профессиональным — Врунгель наслаждался честно заработанным выходным, а Ницш мог сторожить Университетский квартал в любой точке этого самого квартала. Или даже вообще в параллельной ей плоскости.

Одним словом, стоило на вечерней улице появиться группе неизвестных, стражи порядка притихли и прекратили пустые разговоры.

— Госпожа Напа! — постучал в двери «Алой розы» предводитель таинственных личностей.

Ответа не последовало.

— Стучи громче.

— Госпожа Напа! Это мы! Мы пришли ужинать!

Нет ответа.

— Госпожа Кордсдейл! — добавил второй. Постучался в маленькое окошко. — Вы спите, что ли? Мы — ваши любимые сочинители, и всего лишь за тарелку супа мы прочтем вам новый сонет!

— Или за котлетку…

— Или за порцию ребрышек…

— Или вообще за бутерброд! Госпожа Напа, вы же любите поэзию!

Нет ответа.

— Может, ее дома нет? — забеспокоились голодные поэты. Посовещались и предприняли попытку добраться до окон второго этажа. Знание стихотворной формы не всегда сопутствует поддержанию физической, поэтому попытка заняла какое-то время.

— Может, и в самом деле куда-то ушла? — забеспокоился Ницш.

— Не, дома она, — уверенно ответил Врунгель. Принюхался своим знаменитым носом и уточнил: — Рыбу жарит. Хорошую, жирную рыбину… И специй не жалеет. Ух, навернул бы я сейчас рыбочки, да под пивко, особенно тривернское…

На противоположной стороне улицы компания поэтов попала в неприятности. Что-то щелкнуло, сверкнуло отточенное лезвие, и четыре хорошо поставленных голоса слаженным воем выразили свой страх, растерянность и несогласие с волей богов.

— Попались, — радостно объявил Ницш. Похлопал компаньона по плечу, завинтил фляжечку и принялся выбираться из укрытия. — Пойду арестовывать. Вчера мэтра де Дьюра поймал, сегодня — целую компанию менестрелей-злоумышленников… Таким темпами я до конца месяца благодарность от начальства выслужу!

— Ага, — печально вздохнул Врунгель. — Ты иди, а я еще малость посторожу. Может, увижу чего…

После того, как Ницш увел в участок «таинственных незнакомцев», а по улице несколько раз пробежались местные жители, уверяя друг друга, что опасность ликвидирована, возгорания не произошло, и вообще, родные спокушники нас всех берегут, — до девяти часов вечера не происходило ничего сверхъестественного. Из «Алой розы» доносился аромат жареной форели; призрачный запах распространялся по впавшей в дрему заснеженной улице, заставляя господина капрала вздыхать и жалеть полупустое пузо. Потом в запертой ресторации послышался негромкий шумок — кажется, взмявкнул кот и пару раз хрюкнула свинка. Еще несколько минут спустя дверь скрипнула, приоткрывшись ровно настолько, чтобы выпустить наружу упитанного черно-белого кота.

Важно выступив из озаряемой оранжевым светом очага ресторации, животное постояло на пороге и презрительно фыркнуло. После чего брезгливо понюхало снег и вдруг резко сорвалось с места, побежало по мостовой, распушив длинный хвост. Кошачьи глаза на миг сверкнули жадным золотым блеском, а через секунду его черно-белая шкура совершенно растворилась в ночных тенях.

Больше ничего подозрительного не происходило. Врунгель повздыхал, убедился, что хозяева дома уже сбежали и кормить его ужином не собираются, и самовольно покинул пост наблюдения. Утром скажет, что ничего не видел. И пусть мэтресса-алхимичка попробует доказать обратное! Она, в конце концов, не господин Клеорн, ей можно врать, сколько угодно…

Королевский дворец

Ужин сервировали в Морской зале. Мягкие аквамариново-лазурные дали пейзажей обычно создавали положительное, несколько легкомысленное настроение — на что и рассчитывала мэтресса Далия, назначая свидание именно здесь.

— Вы уверены, что это так необходимо? — из последних сил сопротивлялся Роскар. — И вообще, что происходит?

— Понятия не имею, — безмятежно ответила алхимичка. Подхватила с подноса тарталетку, прожевала, нехотя признала отменное качество кулинарного продукта, стряхнула с мантии крошки и добавила: — Давайте рассуждать логически. Когда происходит событие, порождающее множество последствий, возможно проранжировать степень вероятности случайного наступления этих последствий, и на основе полученных ранговых степень сделать вывод о том, какое последствие — более следственно, а какое — менее вероятно. В то же время, необходимо учитывать сложную детерминантную обусловленность явления причинности, которое подразумевает…М-м, спасибо.

Громдевур, только что подсунувший мэтрессе очередную закуску, объяснил проще:

— Слышь, Роск, ты жрать хочешь?

Его высочество признался, что, учитывая поздний час, ожидает ужина с некоторым нетерпением.

— А чего выпендриваешься? Сейчас ужин подадут — ешь на доброе здоровье.

— А зачем вы пригласили… их? — с тоской осведомился Роскар.

— Затем, что я при исполнении! — командирским голосом рявкнул Октавио. — Мне надо знать, не имеют ли здешние курочки намерений охомутать потенциального принца-регента! Если их твоя физиономия привлекает, то пусть кудахчут, а если кто-то под видом сватовства воду мутит, заговоры устраивает? Одно дело — под шумок уволочь у соседа пару отар, а другое — захватить золотую шахту под тем предлогом, что защищали своих овец. Понимаешь?

— Нет, — хмуро ответил принц. Ради свидания с фрейлинами его привели в презентабельный вид, даже, кажется, попробовали завить. Ничего удивительного, что во взгляде меланхолического рыцаря сквозила обреченная покорность судьбе.

— Ваше высочество, вы не волнуйтесь, — успокоила Далия. — Никто не требует от вас немедленного объяснения в любви или, тем паче, принятия окончательного решения. Это просто ужин.

— Нечестно дарить надежду тем, кому надеяться не на что, — несколько напыщенно ответил Роскар. Тут двери открылись, и принц поднялся, чтоб церемонным поклоном приветствовать своих гостей.

Первой вошла Сюзетт, маркиза Ле Штанк. Она была еще более тощей, чем это помнилось Роскару хотя бы со вчерашнего дня, сияла сапфирами и благоухала ландышами.

Следом шла Мелориана Тирандье. Розовенькая, рыженькая, одним словом — персик. Невинный взгляд голубых глаз, розовый шелк с вытканными на нем маргаритками, на шее и в ушках — что-то ажурно-золотое, с кораллами.

И, как глоток воды в пустыне — Элоиза Росинант. Платье цвета летнего луга, никаких украшений, кроме узорчатых, на иберрский манер, гребней в прическе, и взгляд. Хороший такой взгляд, простой, понятный каждому мужчине. «Чтоб ты лопнул,» — называется.

Отлично, — воспрянул духом Роскар. С тремя противницами сражаться трудновато, а с двумя я как-нибудь справлюсь.

Наверное, по причине того, что весь ужин Роскар сравнивал Джою с придворными красавицами и налегал на вино, чтоб не сболтнуть ненароком чего-нибудь лишнего, ему и приснился этот сон.

Будто он шел по бесконечному лабиринту и искал свою единственную любовь.

Лабиринт почему-то напоминал залы Борингтона — стены были обиты восточным шелком и украшены головами чудовищ. Носорогов, гидр, огромных Змеев, буренавских снежных барсов, павлинов, тушканчиков… Каждая звериная морда считала своим долгом подмигнуть принцу и шепнуть какое-то указание — дескать, через восемь шагов поверни налево, а еще через пять дай себе по уху и прочитай считалочку «Кавладорские кавалеристы кувыркнулись с каверны накартузившись коряво квадратной котлетой». М-да… не стоило смешивать сладкие фносские вина с сухими иберрскими.

Потом лабиринт расступился, странным образом удвоился, и Роскар увидел Джою.

Она тоже шла по лабиринту. Отчаянно жульничая — девушка рвала стены, будто те были сделаны из бумаги, и не видела, как после каждого перехода за ней увязывалась еще одна длинная, змеящаяся, упрямая тень.

Нет, это была не она! Джоя сидела посреди огромной залы, на высоком, вырезанном из кости троне, и с мягкой улыбкой смотрела на своих подданных. Высоко под сводчатым потолком сплетали бесконечные сети огромные пауки, пахло пылью, забвением и потерянным прошлым.

Но это тоже была не она! На троне сидела какая-то другая женщина, чье лицо было закрыто золотой маской. Ее верные слуги давным-давно превратились в пыль, а изумрудное ожерелье украдено, от него остались только вмятины и царапины на саркофаге.

Джоя!..

Она стояла на перекрестке — как тогда, во время их последней встречи, и смотрела на него мрачными черными глазами. Она сидела, обнимая лютню, у огромного мраморного камина, и подбирала мелодию к сочиненной песенке. Она шла через черный лес, а за ее спиной раскачивался на ветвях повешенный. Она улыбалась и бросала в бокал белую горошину, от которой вино превращалось в болотную грязь. Она говорила, она смеялась, она лежала мертвая на остывающем камне, — нет, среди глубокого снега, перепачканного кровью, но это была не Джоя, нет, не Джоя…

Волк?

Мертвый волк растворился во мраке и превратился в раненую девушку. Он (она?) заскулил, запросил пощады, но почему именно у Роскара, почему именно я…

Ты ведь любишь меня? — спросила Джоя, склоняясь к его лицу.

Маска. Обращенное к Роскару лицо девушки — маска, сотворенная из золота, серебра и краденных драгоценностей. Но кто скрывается под ней?

Роскар протянул руку, ухватил демоницу за горло, та принялась извиваться, царапаться…

— Ммммаааауу! — заверещала добыча и вцепилась когтями в принца.

— Чтоб тебя, — выдохнул Роск, с трудом подавив первый импульс — отшвырнуть наглую котяру, как когда-то отшвырнул бедного Шторма. — Пошел вон…

Подхватил черно-белого кошака, встал с постели и выпроводил его за дверь. Мимоходом удивился — надо же, тот, кто впустил кота, даже задвижку за собой закрыть не поленился, как ему удалось это сделать изнутри? И снова рухнул лицом в подушку.

Шторм будто ждал, что его позовут.

Выпросив от хозяина привычную ласку, пес сел рядом с постелью, положил голову под ладонь Роскара и затих. За спиной Шторма — Роск это помнил, пока сон опять не превратился в обычный, затягивающий похмельный кошмар, — стояло пыльное зеркало. В старом, испорченном патиной стекле отражались дощатый пол, угол какой-то каморки и старый запертый сундук.

Много пыли и забытых, никому не нужных тайн.