Просьба Владимира звучит почти как мольба. Я не знаю, почему он так верен покойному князю, но прекрасно слышу искренность в его голосе. Он по-настоящему переживает за судьбу рода Череповых, хотя сам является лишь простолюдином и слугой того, кого больше нет в живых.
Но я не могу так просто выйти и сказать: я бастард Сергея Альбертовича и собираюсь стать новым князем. Это будет настоящий взрыв. Мятеж в клане Череповых и так уже, можно сказать, начался. А если я заявлю, что собираюсь принять титул, он станет неминуем.
И что тогда? Мне придётся вести войну внутри чужого клана? А Жаров? Разве он после этого успокоится, даже если я отпущу Викторию?
А что сделает князь Грозин? Бросит меня самого разбираться с чужими вассалами или станет защищать? Тогда два клана всё же столкнутся. И в роду Грозиных тоже возникнет риск мятежа — как минимум Юрий точно откажется признавать меня как наследника двух титулов, да и Виталий вряд ли обрадуется. Как отреагирует Алексей, я даже представить не берусь — разгадать его мотивы не всегда может даже Григорий Михайлович.
Одним словом, я просто не имею права объявить себя князем Череповым. Слишком много рисков.
Объяснять всё это Владимиру долго, да и вряд ли он меня поймёт. Ослеплённый верностью к покойному князю, он видит только один вариант решения проблемы. И упускает сотни других.
Поэтому я просто качаю головой и говорю:
— Нет. Я не могу так поступить по многим причинам.
— Александр, умоляю…
— Нет, — прерываю я. — Послушайте, князь Грозин тоже против того, чтобы Жаров обвинил войну вашему роду. Он сделает всё, чтобы этого не допустить. Будьте уверены, ни один снаряд не упадёт на поместье Череповых.
— Осталось семь минут. Судя по новостям, войска Жаровых уже готовы напасть. Вы уверены, что князь Грозин успеет что-нибудь сделать?
— Уверен.
Я смотрю через окно на своих гвардейцев, оцепивших территорию кафе, и убеждаюсь, что всё в порядке.
— Давайте посидим здесь эти семь минут, — говорю я. — И посмотрим, чем всё закончится.
Поместье Грозиных. В то же время.
— Ваше сиятельство, передовые отряды гвардии Жаровых достигли границ владений Череповых, — докладывает Григорию начальник разведки. — Князь Жаров повторил свой ультиматум. Осталось пять минут, после этого они наверняка пойдут в атаку. Вассалы обоих родов также готовы начать боевые действия.
— Понятно, — устало отвечает князь Грозин.
— Какие будут приказы?
— Продолжайте следить за обстановкой. Передай Ромэну приказ от моего имени — обеспечить безопасность башни Династии.
— Так точно, — начальник разведки кланяется и выходит из кабинета.
Когда Александр покинул поместье по каким-то своим делам, Григорий Михайлович переместился из малого каминного зала в свой кабинет на третьем этаже. Здесь ему всегда лучше думалось. За этим дубовым столом было принято много важных решений, в том числе — решение провести семейный совет и проголосовать за принятие Александра и Анны в род.
Кто бы мог подумать, что всё это приведёт к лавине таких последствий. И кто бы мог подумать, что Александр — сын Черепова…
У князя до сих пор не укладывается это в голове. Его внук, его наследник — бастард враждебного рода! Того рода, с которым Грозины враждуют уже много поколений и не раз воевали. Того рода, из-за которого погибла Светлана…
Хоть Александр и утверждает, что это не так, и даже обещает доказать — Григорию тяжело принять подобное. Он всю жизнь винил Череповых в смерти жены, и эта ненависть в какой-то мере помогала ему жить и работать.
Он открывает запертый на ключ ящик и достаёт оттуда фотографию в деревянной рамке. Там вся их семья — ещё довольно молодые Григорий и Светлана, юный, тощий как жердь Юрий, маленький Виталик и совсем ещё малышка Аня на руках у матери. Они все улыбаются.
Одна из многих семейных фотографий, но единственная, где они выглядят по-настоящему счастливыми. Хотя почему «выглядят»? Они и правда были счастливы в тот день. Все вместе.
Через два года после того, как был сделан этот снимок, Светы не стало. И семейное счастье, которого и без того было немного, окончательно исчезло из жизни князя.
Что, если Александр прав, и Череповы здесь ни при чём? Возможно ли, что ту войну тридцать лет назад князь Грозин развязал напрасно?
И возможно ли что всё это было делом рук Ильи Жарова? Может ли он быть тем кукловодом, о котором так упорно твердит Александр?
Нет никаких доказательств, но… Григорий прекрасно знает, что Илья когда-то тоже был влюблён в Светлану. Несмотря на то что был намного младше её.
Но главное даже не это, а то, что именно после той давней войны Жаров стал акционером Династии, и его собственная корпорация быстро пошла вверх. Князь Грозин тогда искал инвестиции, чтобы как можно быстрее восстановиться после войны. Илья был первым, кто предложил ему свои деньги взамен на долю в Династии.
Неужели это всё было спланировано?
Никаких подтверждений нет. Однако полностью исключать такую вероятность нельзя. По крайней мере сейчас всё выглядит именно так, будто всё это уже много лет как исполнение коварного плана Жарова.
Но зачем тогда он ждал тридцать лет, почему не продолжил действовать тогда, когда и Грозины, и Череповы были ослаблены войной? В чём смысл, почему он снова взялся за дело именно сейчас?
Как всё запутано, чёрт возьми…
Князь Грозин убирает фотографию обратно в ящик и запирает его на ключ. В любом случае Жарову нельзя позволить уничтожить Череповых. Здесь Александр на сто процентов прав. Кто бы ни оказался в итоге кукловодом, он стремится разгромить оба рода — и Череповых, и Грозиных. Если у него получится победить один, то все силы он бросит на второй.
Нельзя этого допустить. Даже учитывая, что придётся помогать тем, кого князь всю жизнь считает кровными врагами.
Григорий смотрит на наручные часы. Осталось две минуты до того, как Жаров прикажет открыть огонь.
Князь берёт телефон и набирает номер Ильи. Встав, он подходит к окну и смотрит в него, ожидая ответа. На улице медленно падает крупный снег. Спокойное, умиротворяющее зрелище, если не брать в расчёт тёмные тучи на горизонте. Похоже, скоро будет буря.
— Да, — раздаётся недовольный голос Жарова.
— Послушай меня внимательно, Илюша. Предельно внимательно.
— Ты уверен, что можешь разговаривать со мной в таком тоне? — с угрозой в голосе спрашивает Илья.
— Выслушай меня и не вздумай перебить ещё раз, — тоном, не терпящим возражений говорит князь Грозин. — Мы оба знаем, что война — плохое решение, особенно в текущей ситуации. Ты ничего не добьёшься, кроме того, что убьёшь множество невинных людей и нанесёшь ущерб многим родам, в том числе и моему. Ты это понимаешь?
— Понимаю. Я уже сказал, что никому не позволю держать мою сестру в плену! — рычит Илья.
— Её освободят через какое-то время. Обвинение в убийстве князя Черепова больше не прозвучит. Что касается попытки узурпации — этот вопрос мы также урегулируем. Или же ты сам намерен получить власть в чужом клане?
— Я намерен освободить сестру. А она получит то, что её по праву.
— У неё нет прав на наследие Череповых, — твёрдо отвечает Григорий. — Ты сам это прекрасно знаешь. Я не допущу, чтобы ты объявил несправедливую войну, и готов на многое для этого. Скажи, не по твоей ли указке Герман Старцев объявил моему внуку войну в прошлом году?
Жаров отвечает не сразу. А когда отвечает, его голос звучит уже гораздо осторожнее, чем до этого:
— При чём здесь твой внук и Старцев? Я с ним никак не связан.
— Мне прекрасно известно, что он бастард твоего отца. Видишь ли, его действия вполне можно расценить как угрозу моему роду. Да, он уже поплатился за свою глупость, но кто сказал, что я не захочу отомстить тому, кто ему помогал? А перед смертью Герман сознался, что его поддерживала Виктория.
— Ты не сможешь доказать, — с гневной дрожью в голосе говорит Жаров.
— Ты сомневаешься, что у меня хватит влияния для этого? — хмурясь, спрашивает Григорий. — Слов моего наследника будет достаточно. Если ты не хочешь поссориться со мной, Илья, лучше отмени свой ультиматум и отведи войска. Вику отпустят, но позже. И она всё равно попадёт под суд, хочешь ты этого или нет. Тебе решать, сколько обвинений ей предъявят, и кто это сделает. Ну, что скажешь?
Недалеко от поместья Грозиных. Придорожное кафе Ландыш.
— Время вышло пять минут назад. Но война, похоже, так и не началась, — говорю я, взглянув на часы.
— Может быть, они прямо сейчас заряжают пушки и просто не успели дать первый залп, — бурчит Владимир, почёсывая свою клочковатую бороду.
— А может быть, я оказался прав, и князь Грозин сумел заставить Жарова отступить. Или кто-то ещё постарался.
— Очень надеюсь, ваше сиятельство…
Когда звонит мой телефон, я отвечаю в ту же секунду.
— Да?
— Александр, это я, — говорит Виктор.
Смотрю через стекло. Вик в своей кожаной куртке машет мне рукой.
— Что-то случилось? — спрашиваю.
— Что-то не случилось. Жаров отступил. Он отвёл войска, но не слишком далеко. Дал Череповым сутки на то, чтобы отпустить сестру, а также требует снять с неё обвинения в убийстве князя Черепова.
— Отлично. Значит, он сдался, и теперь просто пытается сохранить лицо. Доказать, что это Виктория отравила князя, мы в любом случае теперь не можем, раз ампула пропала. Так что требование снять с неё обвинение ничего не значит. Спасибо за информацию, Вик. Я скоро выйду.
— Ага, ждём, — отвечает он.
— Войны не будет? — обеспокоенно спрашивает Владимир.
Я отрицательно мотаю головой. Он выдыхает и откидывается на спинку сидения.
— Спасибо вам, — говорю я. — Не могу обещать, что выполню просьбу Альберта Олеговича, но вы свой долг выполнили. Можете быть спокойны. Что касается войны между кланами — Грозины не допустят её. Хотите поехать в наше поместье? Там вы будете в безопасности.
— Благодарю, Александр. У меня есть другие дела, а потом… наверное, я уеду из Российской империи. Мне здесь больше нечего делать, — тоскливо заканчивает Владимир.
— Удачи, — пожимаю его шершавую ладонь и выхожу из машины с кейсом в руке.
Снова начался снегопад, так что я поднимаю воротник пальто и тороплюсь к своему Лексусу. Виктор, заметив меня, подаёт знак остальным гвардейцам. Через несколько минут мы едем в поместье, а Владимир уезжает в другую сторону.
Вик посматривает на кейс, но лишних вопросов не задаёт. Я тем временем звоню Даниилу и говорю:
— Жаров не станет на вас нападать. Его войска пока останутся недалеко от ваших владений, но это всё мишура. Он просто не хочет открыто признавать, что сдался.
— Я так и подумал, ваше сиятельство. Это вы убедили его отступить?
— Не так уж важно, кто это сделал. Нам с вами рано расслабляться. Как обстановка у Серебряной башни?
— Ничего не изменилось. Мятежники сидят внутри и отказываются выходить. Но когда они услышат про Жарова, у них наверняка упадёт боевой дух, — отвечает Даниил.
— Послушайте, это вам решать, но я бы посоветовал пойти на штурм. Род Череповых должен показать, что не готов мириться с мятежом и предателей ждёт неминуемая кара. Вам необходимо это сделать, чтобы остудить пыл вассалов, — говорю я.
— Да, вы правы. Я сам думал примерно так же. Но я не уверен, кому из своих командиров могу доверять. Держать мятежников в осаде одно, а вот убивать тех, кто носит такую же форму…
— Понимаю, — говорю и смотрю на Виктора. — Я мог бы предоставить вам людей, у которых не возникнет такой моральной дилеммы. Они наденут мундиры ваших гвардейцев и возглавят штурм. Ваши люди присоединятся, у них не будет выбора.
Вик, усмехнувшись, показывает большой палец — мол, никаких проблем.
— Я могу сказать гвардейцам, что это личные силы Галины Альбертовны, — задумчиво бормочет Даниил. — Хорошо, Александр. Если вы готовы на это, я согласен принять помощь.
— Мои люди выезжают немедленно, — отвечаю я и сбрасываю звонок.
— То есть нам всё-таки придётся пострелять по череповским, — смеётся Виктор.
— Придётся. Но это мятежники. Ты, я смотрю, даже рад.
— Ещё бы. Бесит всё это напряжение, в бою хоть пар можно будет спустить.
— Тогда отправляйтесь в поместье Череповых и выдвигайтесь к башне. Муж княгини передаст тебе командование. Справишься со штурмом? — спрашиваю я.
— Обижаешь, Александр. Когда я служил в полиции, бывали задания и посложнее…
Меня высаживают в поместье, а затем мои гвардейцы и бойцы Вольги уезжают на боевое задание. Зайдя в дом, я сразу направляюсь в уборную и открываю кейс.
Внутри, как и говорил Владимир, лежат указы Альберта Олеговича, заверенные его личной печатью. А также зубная щётка в герметичном пакете и запечатанное письмо в конверте. Хочется узнать, что там написано, но торопиться не буду. Ведь оно адресовано не только мне, но и моей матери.
Забираю конверт, захлопываю кейс и отправляюсь искать князя, чтобы попросить его убрать все эти вещи в надёжное место. От Григория Михайловича уже можно ничего не скрывать. А в его доме найти и украсть кейс будет не так-то просто. Думаю, здесь надёжнее всего.
Через несколько часов Виктор докладывает, что задание успешно выполнено. Мятежники сопротивлялись, но быстро проиграли. Здание отключили от электричества, а затем забросали слезоточивым газом и приступили к штурму. Жертв оказалось гораздо меньше, чем можно было рассчитывать. Большая часть мятежников сдалась, когда устранили их лидеров.
Княгиня Черепова сделала именно то, что я попросил в самом начале: сняла с должностей руководителей медиасети и выпустила заявление, что род Череповых не имеет никаких претензий к роду Грозиных и ко мне лично. Убийство Сергея — дело рук кого-то другого, и два рода вместе попытаются найти виновника, чтобы наказать его.
Пресс-служба Грозиных выпустила зеркальное заявление. Таким образом, информационная война была завершена.
Медведевых и Вронских тоже удалось усмирить, хотя для этого и пришлось задействовать войска Династии. Однако стрельба в Рязани также прекратилась, и угроза столкновения между кланами резко уменьшилась.
— Отлично, Александр. Ты молодец, — говорит дедушка, когда мы вместе выслушиваем последние донесения в его кабинете.
— Я не так уж много сделал, — пожимаю плечами.
— Перестань, ты очень постарался. Мы можем выдохнуть хоть ненадолго. Но скоро надо будет продолжать. Многие вассалы всё ещё точат ножи и надеются, что можно будет повоевать и оттяпать кусок земли или какое-нибудь предприятие. Или хотя бы взять в плен членов вражеского рода, чтобы потом вернуть за выкуп.
— Средневековье какое-то, — качаю головой.
— Перестань, люди всю жизнь так поступали. Что в каменном веке, что в наше время, — отмахивается Григорий Михайлович.
— Да, пожалуй, вы правы.
— Скоро приедут Юра и Виталя. Нам надо собрать мужской семейный совет и решить, что делать дальше. И с войной, и с этим кукловодом, — при этих словах князь сводит брови.
— С радостью, ваше сиятельство. Надо сплотиться и вместе решить, как действовать, — киваю я.
В дверь кабинета раздаётся осторожный стук. Мама заглядывает внутрь и спрашивает:
— К вам можно?
— Входи, Аня. Как ты себя чувствуешь? — почти что ласково спрашивает князь.
— Лучше, — говорит она, хотя по лицу этого не скажешь. Но она поспала, это уже большое дело в её состоянии.
Усевшись в кресло, Анна смотрит на меня и говорит:
— Я уже слышала новости. Вы молодцы, что сумели всё наладить.
— Ещё далеко не всё, но мы сделали важный шаг, — отвечаю я.
— Есть новости из Рязани? — спрашивает мама, не скрывая волнения в голосе.
— Сейчас узнаю, — говорю я и достаю телефон.
Начальник службы спасения берёт трубку почти сразу и говорит:
— Александр, здравствуйте. Я как раз собирался вам звонить. Мы закончили с разбором завалов и отыскали, кажется, всех погибших. Неизвестно, сколько точно было человек… Но есть плохие новости. И очень плохие…