Динамический хаос

Глава 16

3.16

— Клянусь, я здесь ни при чём, — быстро сказал Виталик.

— Интересно, — заметил Платон. Взглядом он буравил коробку, словно собирался прожечь её насквозь.

— Почему ты решил, что мы подумаем на тебя? — спросил Мирон.

— Это очевидно, — пожал плечами Виталик.

— Нет, — Платон повернулся к ним. Серебряные глаза киборга ничего не выражали. — Это были другие люди. Я поймал их след. Нам нужно быстро уходить.

Пройдя между ними, не глядя на распростёртых на полу горемык, киборг спрыгнул на пути. Мирон с Виталиком, переглянувшись, последовали за ним.

— Может, объяснишь, что к чему? — спросил Мирон, догоняя киборга. — Нас преследуют? Это те, кто забрал твоё тело?

— В катакомбы закачали Синий-10, — ответил не оборачиваясь Платон. — Если мы не успеем уйти, вы оба умрёте.

— Но там остались люди, — крикнул Мирон ему в спину.

По спине, по ногам продрало таким морозом, что щелкнули зубы. Синий-10! Нейротоксин, при вдыхании которого лимбическая система сходит с ума, надпочечники выбрасывают в кровь запредельную дозу норадреналина — от чего люди теряют человеческий облик и делаются сродни ожившим зомби. Тупая агрессия, дикое желание крушить всё подряд и рвать любое живое существо на куски.

Кто это мог сделать? Террористы? Но в старом метро нет никого, кроме бродяг и подсевших на Нирвану торчков. Кому вообще они нужны?

— Им уже не поможешь, — киборг бежал всё быстрее.

— Но можно хотя бы предупредить!

— Зачем? — обернувшись, киборг сверкнул серебряным глазом. — Чтобы продлить агонию?

— Газ не имеет ни вкуса ни запаха, — Виталик трусил рядом, чуть задыхаясь. Глаза у него были, как у испуганного кролика. — Мы даже не поймём, что уже мертвы…

— Я так не могу, — Мирон остановился. — Людей нужно хотя бы предупредить. Может, удасться хоть кого-то эвакуировать.

Киборг обернулся. Секунду смотрел на Мирона своими пустыми глазами… На миг тот поверил, что Платон послушается. Что он, как волшебник, сможет всё исправить.

— Считай, что к тебе применили силу, — киборг подхватил Мирона поперек туловища одной рукой и поднял над рельсами. А потом посмотрел на Виталика. — Я буду бежать очень быстро, — голос его утратил любой намёк на эмоции. — Отстанешь — твои проблемы.

— Отпусти меня! — Мирон лягался, но без толку. Хватка киборга не оставляла никакой надежды.

— Дилемма водителя автобуса, — сказал киборг, набирая скорость. Сзади тяжело бухали кроссовки Виталика. — Автобус потерял тормоза. Водитель должен решить: врезаться в группу людей на остановке, или сбить одинокого ребенка в коляске.

— Всегда есть третий путь, — киборг бежал ровно, как скаковая лошадь. Мирона почти не трясло. — Водитель может врезаться в стену и пожертвовать собой.

— В этом вся проблема, — голос Платона оставался ровным, дыхание не сбилось. — Нет никакой стены.

За грохотом подошв Мирон различил какой-то посторонний шум. Он становился громче, накатывал, как прибой, а потом их настигла волна запаха…

— Чёрные ходоки! — вскрикнул он, пытаясь вывернуться из хватки киборга. Чувствовал себя чертовски глупо, свисая подобно мешку с дерьмом с плеча хрупкой на вид девчонки. — Если они нас догонят, нейротоксин уже не потребуется.

— Их гонит инстинкт, — Платон на секунду остановился, и подождав Виталика, подхватил того на второе плечо. — Подожми ноги, — сказал он равнодушно. Мы ускоряемся.

Ноги киборга заработали, как поршни. Под тройным весом тело просело, сделалось более приземистым, но никаких признаков усталости не выказывало.

— Спа-си-бо, — проблеял Виталик, стукаясь лбом о ягодицы киборга. — Спа-си-бо-что-не-бро-сил…

— Благодари моего брата, — равнодушно сказал киборг. — Полагаю, в ином случае он перестал бы со мной разговаривать.

— Ты никогда не был таким жестоким, — пробормотал Мирон. Висеть животом на плече киборга становилось всё труднее. Грудную клетку будто сжимали стальные клещи, и всё время казалось, что газ уже проник в лёгкие, и это подступает агония…

— Я всегда был прагматичным, — ответил Платон. — И знаешь, отсутствие тела в этом случае имеет огромные преимущества.

— Но ты никогда бы не причинил вреда живому существу!

— Я и сейчас не причинил. Это сделали другие. Мне остаётся лишь минимизировать последствия.

— Минимизировать?..

— Никому, даже мне, не стало бы легче, если бы я позволил тебе вернуться. В этом случае всё закончилось бы очень глупо.

— Спасать свою шкуру, пока остальные гибнут — вот настоящая глупость.

— Наоборот, — Платон передернул плечами, поднимая свою ношу повыше. — Спасть свою жизнь — это базовый инстинкт, превалирующий над всеми остальными.

— Жертва может отгрызть себе лапу, чтобы вырваться из капкана, — прохрипел Виталик. — Но хищник будет ждать до последнего — чтобы отомстить.

— О, поверь: черед для мести обязательно настанет. И она будет очень эффективной. Мерзавцы, готовые пожертвовать сотнями, чтобы добраться до нас, очень об этом пожалеют.

— И где же весь твой прагматизм?

Волна запаха стала удушающей, казалось, Мирон уже различает спёртое дыхание обезумевшей толпы.

— Устранить тех, кто ставит себя выше законов социума — это высший прагматизм, — киборг еще прибавил скорости, станции мелькали, словно они ехали на поезде.

— Но ведь ты и себя ставишь выше этих законов.

Смотреть назад не имело смысла. Там клубилась лишь вонючая тьма. Но Мирон раз за разом напрягал шею и поднимал голову — чтобы вглядеться во мрак.

— Это потому, что я больше не человек, — казалось, Платона эта мысль совершенно не тревожит, но Мирон заметил нотки горечи в голосе брата.

— Нас догнали, — вдруг сказал он.

Туннель плавно изгибался, и вот из-за этого изгиба показался первый ходок… Мирон его толком не видел, скорее, чувствовал — сгусток мрака, немного темнее, чем сероватые стены и белёсый пол. Он двигался стремительно, но беспорядочно. За первой возникла вторая тень, затем — третья. Первая оказалась в опасной близости, и вторая накинулась на неё — рваный плащ взметнулся, как крылья летучей мыши. Нечеловеческий визг взрезал тьму, словно стальное сверло, но задохнулся.

— Всё, — киборг опустил сначала Виталика, а затем и Мирона на землю. — Придётся принимать экстренные меры.

— Какие? — туннель продолжался в обе стороны, и там, где не падал свет из глаз киборга, была только тьма.

— Ступени, — сказал Платон, указывая на стальные скобки, вделанные в стену.

— Они никуда не ведут, — Мирон проследил за взглядом брата. — Там только потолок.

— Это старая аварийная лестница, ею не пользовались со времён строительства. Но газ тяжелый. Если вы заберетесь повыше, то не надышитесь.

— А ты?

— На меня, как ты мог уже понять, нейротоксин не подействует. Ведь на самом деле меня здесь нет. А периферийному устройству он не страшен.

Мирон посмотрел на Виталика. За его спиной вздыбилась тень, но киборг заступил ей дорогу — в белом свете его глаз-фар мелькнуло чёрное от грязи и копоти лицо, болезненно-желтые белки глаз с запёкшейся в уголках корочкой, распяленный в немом крике рот…

Киборг махнул рукой — легонько, будто отгонял мошку, и тень улетела туда, откуда появилась. Звук падения был очень мягким, будто тело врезалось в груду тряпья…

— Лезь, — приказал Мирон, глядя на Виталика. — Я за тобой.

Некоторые скобы шатались, из-под них сыпалась бетонная крошка. Одна под весом Виталика сорвалась — тот повис на руках. В другой раз скоба сломалась посередине — как только Мирон поставил на неё ногу.

До сводчатого потолка было метров семь — восемь, скобы заканчивались на шести — просто обрывались, словно остальные кто-то озаботился вытащить из стены, как гнилые зубы.

Снизу слышались глухой шум ударов, ворчание, скулёж и повизгивание. Можно было вообразить, что там дерётся свора бродячих псов.

— Он не убивает их, — прошептал Виталик, неловко свесив голову через плечо, чтобы разглядеть подножие лестницы. — Просто расшвыривает, не даёт сюда подняться.

— Они всё равно уничтожат друг друга.

Мирон покрепче обхватил верхнюю скобу. Зубы стучали, руки были просто ледяными — и вовсе не от холода. Я боюсь, — понял он. — Быть загнанным в ловушку, из которой нет выхода — вот что страшно.

Он вспомнил, как стрелял в ходоков из пулемета. Даже без нейротоксина они уже не были людьми. Голод, лишения, жизнь в потёмках и постоянной сырости делала их похожими на крыс — одни рефлексы, без проблеска разума.

И их становилось всё больше. Толпа накатывала волнами — резкий запах немытых тел, экскрементов и крови не давал вздохнуть.

Белая голова киборга, подсвеченная глазами, временами скрывалась под грудой тел целиком.

— Ну-ка пропусти, — толкнул он Виталика, заставляя подвинуться.

— Что ты задумал? — но парнишка уже и сам догадался. — Тебя разорвут в два счёта, — предупредил он. Киборг — всего лишь периферийное устройство. Платон сам сказал: его здесь нет.

— Если это периферийное устройство сломается, мы обречены, — сказал Мирон, осторожно нащупывая не сломанную скобу под собой. — У нас даже фонарей нет.

Цепляясь одной рукой, другой он нашарил под курткой рукоять меча, вытащил и активировал лезвие.

— Остановись, — Виталик обхватил Мирона за руку, которая держала меч. Его хватка по сравнению с киборгом, была детской. — Это токсин. Он добирается до нас понемногу.

— Я должен помочь брату.

— Киборг не дышит. Не устаёт и почти не ломается. Даже если его погребёт под телами, он прогрызёт себе дорогу.

Мирон закрыл глаза. Твари, просто твари. Не люди, не разумные существа… Они хотят убить его брата, хотят добраться до него самого…

— Как только ты спрыгнешь, окажешься под воздействием токсина, — сказал Виталик. — Синий-10 бьёт наверняка, от него нет защиты.

Мирон убрал меч. Это далось нелегко: миллиметр за миллиметром он убеждал руку сунуть меч обратно за пазуху, с усилием разжимал пальцы, двигал рукой по направлению к стене, находил скобу, просовывал локоть в крепление…

Этот процесс, сопоставимый с сходом горного ледника, помог отвлечься от кровожадных мыслей. Не думать о том, что Виталик, тупой засранец, скорее всего, сдал их Минск-Неотех, и это его работодатели залили метро газом, чтобы добраться до них, чтобы добраться до него… Как мерзко поблёскивают его красные испуганные глазки… Врезать бы по ним кулаком, да так, чтобы кровь во все стороны…

Зарычав не хуже ходока, Мирон отвернулся и усилием воли вызвал в памяти период сложной двухслойной функции. Перед глазами засветились знаки, скобки, цифры… Он погрузился в вычисления, с каждым периодом усложняя задачу. Функции наливались красным, колебались и не хотели выстраиваться в строку. Он злился на них, подгонял прутиком и пинал особо непослушные логарифмы…

— Мирон!

Отмахнувшись от назойливого жужжания, он продолжил вычислять.

— Мирон!

С трудом повернув голову — шея затекла, как ржавый шуруп, — он посмотрел мутным взглядом на Виталика. Голова парня представляла сплошной кровоподтёк.

— Чт… Чт слчилсь? — в горле было сухо, язык ворочался с большим трудом.

— Всё кончилось, — сказал Виталик распухшими губами и улыбнулся. Губа треснула и на подбородок брызнула кровь.

— Что с тобой? До тебя добрались?

Глупый вопрос: почему тогда не тронули его самого?

— Каждый справляется с безумием по-своему, — не глядя на Мирона, Виталик начал спускаться, осторожно щупая скобу всякий раз, как собирался поставить ногу.

Он бился головой об стену, — догадался Мирон. — Чтобы не вцепиться мне в горло, он бился головой о стену. Заглушал жажду убийства.

Внизу были груды тел. Мирон долго искал, куда поставить ногу, наконец спрыгнул и огляделся. Киборга видно не было.

— Платон? — позвал он, скользя взглядом по громоздящимся в темноте неопрятным кучам.

Ответа не последовало, но он углядел светлое пятно — голову, покрытую белыми волосами. Наощупь, стараясь не думать о том, чего касаются руки, добрался до этой головы, и раскопав, потянул за плечи. Тело киборга было на редкость тяжелым, но Мирон пыхтел, пока не выволок его из горы трупов.

— Батарея азиз, — сказал Виталик. — Нужно подождать.

— Чего ждать? — накатило отупение. Мирону казалось, что голова, да и всё тело, набиты камнями, которые болезненно трутся друг о друга при малейшем движении.

— Подзарядка идёт от живых частей, — пояснил Виталик. Автоматия сердца, клеточная АТФ — дают энергию. Её хватит ненадолго, но он придёт в себя.

А Платон сейчас где-то в Плюсе, — подумал Мирон. — Бросил отработанное «периферийное устройство», как до этого без сожаления оставил квадрокоптер, и занялся другими делами…

— Мы не можем его здесь так оставить, — сказал он вслух.

— Тебя другое должно волновать, — сказал Виталик, осторожно промокая ссадины на лице подолом рубашки. — Когда батарея зарядится, кто это будет?

— Блять, — Мирон невольно отошел от тела киборга на пару шагов. — Думаешь, это будет Оссеан?

— Если твой брат не успеет перехватить управление, она вполне может нас прикончить. И притащить работодателям твои останки — такой сценарий рассматривался.

— Тогда идём, — Мирон перебрался через несколько смердящих куч и оказался на относительно чистых путях.

— Куда? — пожал плечами Виталик, тем не менее, последовав за ним. — Ты сам говорил: без света мы здесь заблудимся.

— А ты присмотрись, — Мирон махнул вдоль путей. — Видишь?

Там, куда он указывал, брезжило слабенькое гало. Оно отражалось от стен, рождая блики, но по крайней мере рельсы были вполне различимы.

— Это не поможет, если очнётся Оссеан, — сказал Виталик. — Она ищейка. Знает твой запах… Думаешь, как она нашла тебя в Будапеште?

— Тупо стоять рядом с телом я тоже не хочу, — сказал Мирон. — Даже амёбы движутся на свет. Вот и уподобимся амёбам. На какое-то время.

Через полтора часа они выбрались на поверхность. Киборг не появился — очевидно, батареи разрядились досуха.

Темнело. Они чуть не прошли мимо выхода, но струя свежего воздуха, пахнущего огнём и порохом, не дала ошибиться.

Выбрались они где-то на задворках. Громады высоток закрывали звёзды на горизонте, рядом не было даже домов-ульев, только сгоревшие деревья парковой полосы. Они ещё дымились, походя на гигантские факелы, воткнутые в землю вдоль шоссе…

— Мы где-то за кольцевой, — определил Мирон. — Идём. Нужно попасть в центр.

Он и сам не понимал, зачем именно в центр, но почему-то казалось, что это будет правильно.

— Пожрать бы, — подал голос Виталик, с интересом оглядываясь.

Мирон тоже огляделся. Явно, здесь тоже шли бои. Асфальт шоссе был усыпан мелким мусором — тряпочками, мятыми банками, пластиковыми упаковками, стреляными гильзами… Кое-где темнели пятна крови, но трупов не было.

Значит, санитары здесь уже побывали, — вяло подумал Мирон. — Собрали всё, что можно, потушили лес… Можно ли из этого сделать вывод, что беспорядки прекратились? Не факт…

Отупение, накатившее еще в метро, не отпускало. Есть не хотелось, но Мирон понимал, что находится на грани голодного обморока. Гликогеновое голодание — это когда печень начинает жрать сама себя, чтобы поддать в топку хоть немного энергии…

— Смотри.

Виталик указал на конструкцию, похожую на пункт зарядки дронов. Только эта была не бетонная, а стеклянная, экранированная стальной крупноячеистой сеткой.

— Это супермаркет, — вяло отреагировал Мирон. В сетке зияли громадные дыры. — Судя по виду, его уже разграбили.

— Давай всё равно посмотрим, — Виталик направился к зданию, таща Мирона, как на буксире.

Когда они собирались перейти дорогу, послышался шум двигателя. Кто-то довольно быстро ехал в их сторону.

— Спрячемся? — спросил Виталик, остановившись на обочине.

— Да похуй, — Мирон вытащил меч и сжал рукоять. — Кто бы это ни был, до нас ему вряд ли есть дело.

Чёрный лимузин затормозил в двух шагах от них. Дверца бесшумно отошла в сторону. Показалось чёрное, обрамлённое песцовым воротником, лицо. Ощерило в улыбке крупные желтоватые зубы и сказало:

— Давно не виделись, бро. Рад встрече.

— Всё закончилось пару часов назад, — рассказывал Соломон, наблюдая, как Мирон с Виталиком потягивают горячий энергетик из банок. — Бузотёров вытеснили на окраины — в Тулу, в Калугу… Центр удалось спасти.

Жидкость была тягучая, сладкая, с лёгким привкусом лимона и корицы. От неё по всему телу разливалось тепло и какое-то неземное умиротворение.

Конечно, в этом была заслуга Платона. Оставив тело киборга, он вышел на связь со своими друзьями и рассказал про Мирона. Через минуту патрули колесили по всему городу — в предполагаемых точках выхода его на поверхность…

— БЕЗы сработали, как по нотам, — говорил Соломон. — Перекрыли магистрали, обесточили пункты зарядки дронов, открыли двери супермаркетов — это отвлекло самых агрессивно настроенных на мелкие грабежи, помогло спустить пар. Никого не сдерживали, просто направляли подальше от центра и больших спальных районов. Дело нашлось всем: СОБР, БОБР, АЛЬФА… А твой брат накрыл всю Москву таким толстым льдом, что внешние аккаунты просто поотваливались, как пиявки.

— Он что, может отрезать целый город? — Мирон допил энергетик и сунул банку в утилизатор.

— Платон может всё, — Соломон благоговейно закатил глаза. Лишь широкая, полная рыжевья улыбка давала понять, что собственные слова он воспринимает ни слишком серьёзно. — Он как долбаный Господь. Только настоящий, а не выдуманный. Всё видит, всё слышит, и может так шарахнуть, что только дымящийся асфальт и останется.

— Он уже нашел, кто залил в Метро Синий-10?

— А то. Но сам вмешиваться не стал, ты не думай. Через нас наводка ушла БЕЗам, а те уж постарались на всю катушку.

— И кто это были?

— Аум Сенрикё, слышал?

— Они, вроде, в двадцатом веке были.

— Эти считают себя наследниками. Или преемниками — один хрен. Платон отыскал их всех, до последней мелкой шавки.

Мирон подумал: причастны ли к этому Амели с отцом? Пятьдесят на пятьдесят. Вполне в её духе, если подумать. Еще вчера он думал, что влюблён в Амели. Иногда она казалась почти человеком. Почти девушкой. Почти той, кого надо защищать. Он усмехнулся. Всё дело в этом, «почти». И если он испытывает нежные чувства к девушке, и одновременно допускает мысль, что она спокойно могла уничтожить нейротоксином несколько тысяч человек — срочно нужно к мозгоправу. Причём, из самых, что ни на есть, жестких.

— Куда мы едем? — спросил Мирон.

Виталик в разговор не вмешивался. Прижавшись к стеклу чуть ли не носом, он глазел на город. Лимузин как раз въезжал в центр. На временном КПП Соломон показал какой-то пропуск, архаичный, напечатанный на бумаге с гербовой печатью. И их без вопросов пропустили. Вокруг громоздились дома-роботы. Независимо от обстановки на улицах, они медленно поворачивали сегменты к востоку — наступило утро, и иск-ины, управляющие домами, не собирались упускать ни единого фотона.

Здесь улицы были девственно чисты, там и сям шебуршали дроны. Одни, негромко жужжа, чистили с мылом мостовую, другие, нагруженные утренним молоком и горячим хлебом, спешили к линиям доставки, третьи, на высоте десяти-пятнадцати метров, бдительно охраняли покой граждан.

Прям как будто ничего и не было, — подумал Мирон. Вспомнилась вонь катакомб — она так въелась в одежду, в волосы, что он всё время ощущал этот запах. Судя по породистому носу Соломона, которым тот время от времени подёргивал, негр его тоже чувствовал. Но из вежливости ничего не говорил.

— Вы устали, — ответил Соломон. Я отвезу вас в отель. Примете душ, отоспитесь. Пообедаете в хорошем ресторане.

— Вы уже не таритесь по недостроенным многоэтажкам?

— Времена изменились, бро. Мы теперь на легальном положении. Кстати, привет тебе от Давида и Голиафа.

— Как они? — Мирон вспомнил анонимусов, которые обучали его боевым искусствам среди голых бетонных стен.

— Всё путём, бро. Они теперь большие люди.

— А ты?

— Мне не нравится популярность, — поморщился Соломон. — Я слишком стар для того, чтобы позволять на себя глазеть.

Полный рот золотых зубов, шуба из натурального песца, шляпа такой залихватской формы, что ей позавидовал бы и Барон Суббота, казаки из крокодиловой кожи, с серебряными набойками, с каблуками сантиметров по шесть… Конечно, этот человек просто ненавидит публичность, — улыбнулся Мирон. Что тут скажешь? Каждому своё.

Наконец лимузин остановился.

— Отель Четыре Сезона, добро пожаловать.

Мирон не заметил, как дверца бесшумно отъехала, а перед ними предстал гарсон — живой, одетый в фирменную ливрею паренёк с фирменной выправкой и фирменной улыбкой.

— Отдыхай, бро, — ласково сказал Соломон. — Не беспокойся, за всё заплачено.

За это Мирон волновался меньше всего: его брат может сделать так, что компьютер отеля будет пребывать в счастливой эйфории по поводу ВСЕХ счетов… Больше он беспокоился за свой бомжеватый вид, а главное — запах…

— А что, попроще ничего не нашлось? — вместо него спросил Виталик. — Мы как бы не того полёта птицы…

— Вообще-то, если подумать, вы — довольно важные персоны, — Соломон подтолкнул Мирона к двери лимузина и тому волей-неволей пришлось выбираться. Не цепляться же за сиденье, как капризному ребёнку… — Возможно, во всём отеле не найдётся персон, важнее, чем вы.

— Что ты хочешь этим сказать? — Мирон мазнул взглядом по швейцару. Армейская выправка, идеально скроенный мундир… Идеально для того, чтобы не видно было оружия.

— Всё потом, — сверкнул золотой улыбкой Соломон. — Сейчас — отдых. Вам забронированы осенние люксы на самом верху.

Вот он-то в фойе отеля смотрелся, как родной: шуба мела идеальной чистоты мраморный пол, зеркальные очки отражали длиннющую стойку портье, кончик трости впечатывался в бархатную дорожку с таким уверенным апломбом, что портье брали под козырёк.

Ключ-карта была у Соломона наготове, когда они подходили к двустворчатой двери номера.

— Прошу, — сделав широкий жест, негр распахнул двери.

Шагнув вглубь номера, Мирон остановился.

В гостиной, в удобных креслах, сидели двое. Стрижки, костюмы, белизна воротничков и даже блеск ботинок говорили об одном: это — люди военные. Причём, такого высокого полёта, что стратопланы могут тихо плакать от зависти.

При виде Мирона оба незнакомца синхронно поднялись и улыбнулись. Мирон автоматически отшатнулся и упёрся спиной в шубу Соломона.

— Я говорил, бро, — тихо сказал негр. — Мы теперь работаем легально.

— То есть, на государство, — один из костюмов гостеприимно улыбнулся.