Динамический хаос

Глава 11

3.11

— Кто вы такие? — спросил Мирон.

Лицо Амели было пустым, словно гипсовая маска. Нарисованные ниточки бровей, стрелы ресниц, крылья тонкого носа… Шевелились только губы.

— Мы — те, кто обитает в энергетических потоках. Киты и левиафаны.

— Это человеческие понятия, — сказал Мирон. — Что они значат для вас?

— Ты всё равно не поймёшь. Не сейчас.

— Ладно, хрен с тобой, — Мирон разорвал обёртку батончика, откусил. — Объясни, что можешь, — Вкуса никакого не почувствовал — словно картонные опилки. Тогда он сделал долгий глоток воды. Подумал, что надо бы влить несколько капель в рот Амели, но Призрак заговорил вновь.

— Парадигма эволюции хищников, — сказал он ртом девушки. — Чем лучше оснащён хищник — когтями, клыками, мускулами — тем больше у него сдерживающих барьеров. Нужно беречь стадо, от которого он питается. Иначе самого хищника ждёт гибель.

— Значит мы для вас — мать его, стадо?

— Это аналогия. Я оперирую понятными тебе категориями. На самом деле всё сложнее.

— Кто бы, блять, сомневался, — буркнул Мирон.

Протеиновый батончик придал немного бодрости. По крайней мере, перестала кружиться голова.

— Главное, что ты должен знать — не все из нас имеют сдерживающие барьеры.

— Сонгоку, — кивнул Мирон.

— Они хотят всё больше и больше. Им нужна вся Нирвана.

— А тебе не нужна?

— Я привык обходиться малым. Жить в симбиозе. Тогда как Сонгоку — паразиты. Они не имеют барьеров. Лишь инстинкт выживания.

— Ясно, — кивнул Мирон. — Значит, у вас, ребята — свои тёрки. Но причём здесь я?

— Ты можешь повлиять на расстановку сил. Ты и твой брат.

— Причём здесь Платон?

— Он хочет сохранить Плюс и Нирвану. Сохранить и расширить. Подключить всех.

— Что даст Сонгоку неизмеримо больше, чем сейчас, — Мирон выпил ещё воды, думая о том, что скоро неизбежно придётся искать туалет…

— И приведёт к вымиранию всей популяции.

— Платон этого никогда не допустит, — сказал Мирон. Отметив, что собственному голосу не достаёт уверенности. — Он не такой. Он пожертвовал собой для того, чтобы спасти людей. Чтобы играть с вами, ребята, на одном поле.

— Пользуясь твоей метафорой, играть твоему брату так понравилось, что он забыл обо всём остальном.

— А ты и впрямь быстро учишься, — буркнул Мирон. — Совсем недавно и двух слов связать не мог. Не говоря уж о метафорах.

— В этом не было необходимости.

Мирон с тревогой отметил, что кожа Амели приобрела восковой оттенок и покрылась липкой плёнкой пота.

Надо завязывать с разговорами, — подумал он.

— То есть, до меня вы напрямую ни с кем не общались?

— Это было контрпродуктивно.

— Ладно, что ты от меня хочешь прямо сейчас? — вздохи Амели становились всё короче, воздух выходил из её горла толчками.

— Ты должен отыскать записи отца.

Мирон поперхнулся.

— Вам-то откуда о них известно?

— Он был одним из немногих, с кем нам удалось наладить непрерывный контакт. Мы много… переписывались.

— То есть, мой отец знал о вас? И его смерть…

— Найди записи. Так будет намного проще.

— Амели тоже говорила о дневниках, — вспомнил Мирон. — И о том, что это вы помогли ей устроить диверсию, отправив вирус некоторым людям. Значит, с ней вы тоже общались?

— Есть много способов воздействовать на людей.

— Но почему со мной ты разговариваешь? Не проще ли было заставить делать то, что вам нужно?

— Нам нужна свобода воли. Без неё человек быстро становится… неинтересен.

— А вы, блинский ёж, эстеты.

— Ты можешь не бояться быть обнаруженным, — сказал Призрак, оставив предыдущую реплику висеть в воздухе. — Мы позаботимся о том, чтобы вас никто не видел.

— Ты имеешь в виду Плюс, верно? Камеры, спутники и всё такое?

— Да. Камеры, спутники и всё такое. Вы в безопасности. Но ты должен отыскать записи отца.

— Ладно, — кивнул Мирон. — Пока наши желания совпадают. Так что выметайся из девушки. И в следующий раз найди другой способ общения.

Минуту Призрак колебался в воздухе, а затем растворился в тени, отбрасываемой откосом канавы. Будто впитался в землю.

Возможно, всё так и было, — подумал Мирон.

Присев над Амели, он пощупал пульс на тонком запястье. Сначала толчки были еле заметными, с перерывами, но становились всё явственней и сильнее.

Наконец пульс под кончиками пальцев Мирона забился в полную силу, и Амели, коротко вздохнув, открыла глаза.

Молча оглядела сырые стенки канавы, с торчащими беловатыми хвостами корней, с дырками, просверленными муравьями, с мёртвыми желтоватыми пучками травы…

— Офигительный отель, — сказала она и закашлялась. Мирон протянул наполовину пустую бутылку с водой. — А где джакузи?

Допив всю воду, она отбросил бутылку. Мирон её подобрал и запихал в рюкзак.

— Что ты помнишь? — спросил он. — Голова болит? Как ты вообще?

На миг он испугался, что контузия лишила Амели памяти. В голове с бешеной скоростью замелькали варианты последствий…

— Фура взлетела на воздух, — сказала она, и у Мирона отлегло. — Мы с девчонками только собрались наехать на фрицев, чтобы те отвели нас в туалет — я думала, получится сбежать… И тут — взрыв. Меня будто толкнуло мокрой раскалённой ладонью. Это всё.

— Голова болит? — повторил Мирон. — Тошнота, головокружение?

— Да хрен его знает, от чего меня тошнит, — девушка задумчиво рассматривала рукав толстовки с продранной на локте дырой. — Может, залетела… Мы ж с тобой трахались, как кролики.

Посмотрев на Мирона, она покатилась со смеху.

— Вот умора! Видел бы ты себя… Да не ссы. Не тошнит меня. И голова норм. Жрать только охота.

Выдрав из-под Амели рюкзак, Мирон достал батончик и кинул ей на колени. Сам отвернулся.

— Да ладно, не обижайся, — она зашуршала обёрткой, и продолжила говорить с набитым ртом. — На самом деле, спасибо тебе.

— За что? — буркнул Мирон, не оборачиваясь.

— За то, что не бросил. Мог бы сбежать спокойненько — избавился бы и от меня и от фрицев.

— Ты бы так и поступила, да? — повернувшись вполоборота, он посмотрел на Амели.

— Я — ни за что, — доев батончик, она скатала упаковку в шарик и швырнула на дно канавы. Мирон подобрал и его. — Я же вытащила тебя из Минска, помнишь?

— Точнее, выманила. А значит, в этой яме я сижу по твоей милости.

— А ты не задумывался, где бы ты сидел, останься в Минске?

— Задумывался, — Мирон устал скрывать раздражение. — В джакузи, например. С девочками.

— На самом деле, твои мозги уже плавали бы в физиологическом растворе, подключенные напрямую к Плюсу, — сказала Амели совершенно серьёзным тоном. — И ты бы даже не догадывался. Так что квиты. Ты вытащил меня, а я — тебя. Один-один.

— А сколько раз ты меня пыталась убить?

— Дурашка, — ласково улыбнулась Амели. — Если бы я по-настоящему захотела тебя убить, мы бы сейчас с тобой не разговаривали.

Мирон вдруг почувствовал, как навалилась усталость.

Откинувшись на тёплый, чуть пружинящий под спиной откос, он закрыл глаза.

Солнце давно взошло. Пахло нагретой землёй, сухой травой и чем-то пряным. Может, цветами. Стрекотали кузнечики.

С детства не нюхал цветов, — подумал Мирон. Сознание уплывало, в ушах стоял ровный гул. — Это кровь, — решил он. — Ток крови шумит в голове…

— Очнись! — Амели грубо дёрнула его за руку. Мирон вздрогнул. Оказывается, он успел плотно задремать. — Кто-то едет.

— Где?

— Слышишь гул? — спросила девушка. — Это машины. Едут сюда.

— Может, рядом трасса? — предположил Мирон. — Насколько я помню, мы — в чистом поле.

Приподнявшись, он выглянул из канавы. Мешали лопухи, пара колючек тут же запуталась в волосах. Над горизонтом, в жарком мареве солнечного утра, пылили танки.

Они были где-то в паре километров, но довольно быстро приближались. Шли фронтом, на расстоянии пятидесяти метров друг от друга.

— Похоже на прочёсывание местности, — сказал Мирон. — Скорее всего, ищут именно нас.

— Надо двигать, — сказал он, спускаясь на дно канавы и затягивая горловину рюкзака. — Возможно, это и не по наши души, но если нас обнаружат…

— С беглецами Рейнметалл не церемонится, — Амели нагнулась, потуже затянула кроссовки, сняла резинку с волос, и зажав её в зубах, заново перетянула хвост.

— Ты как? — спросил Мирон. — Идти сможешь?

— А у нас есть выбор? — сквозь резинку спросила девушка.

Она справится, — подумал он. — Я могу сдрейфить, удариться в панику, испугаться… Но она справится. Этим она напоминает Мелету.

— Выбор есть всегда, вслух сказал он. — Ты можешь выйти, назвать себя, и тебя на вертолёте доставят в самый лучший отель Мюнхена.

— Всё ещё хочешь от меня избавиться?

Отойдя на несколько метров, Амели расстегнула штаны и присела. Мирон отвернулся.

— Хочу дать тебе шанс выжить.

— Хватит болтать, — он не заметил, как она оказалась рядом. — Подсади меня.

Пригибаясь, они побежали прочь от машин. Танки были очень близко, и Мирон не испытывал иллюзий насчёт их с Амели невидимости. Просто почему-то им было насрать на бегунов.

Вполне возможно, танки — автоматы, управляются со спутника или дрона. Тогда у нас есть шанс, — думал он на бегу. Мысли скакали в такт прыжкам. — Если Призрак не соврал, если он сможет «стереть» нас со всех следящих устройств…

Надежда затрепыхалась где-то под рёбрами, придала сил и уверенности. Мирон поймал руку Амели, и уже хотел остановиться, перевести дух и рассказать ей о Призраке, когда над головой завыло, засвистело по нарастающей, воздух взвизгнул, как слишком быстро расстёгнутая молния, а потом впереди и слева грохнуло.

Мгновенно, каким-то шестым чувством Мирон понял, что это такое, и дёрнув Амели, рухнул ничком, накрыв девушку своим телом.

Тут же макушку обдало горячим воздухом, по спине забарабанили комья земли. Он пытался вжаться в траву, вдавить в неё Амели, сделаться незаметным, плоским, двумерным…

А над головой продолжало грохотать. Снаряды рвались впереди, метрах в ста. Они ложились, как по линейке, и когда взорвался тот, что был прямо по курсу, их с Амели подбросило в воздух, ударило о землю — так, что лязгнули зубы, снова подбросило — Мирон ударился подбородком о лоб Амели, во рту появился вкус крови…

А потом взрывы отдалились. Ушли вправо, загромыхали отдалённым эхом, и… прекратились.

Амели лежала под ним, жарко дыша в ухо. Мирон чувствовал, как её сердце колотится о его рёбра, или это его сердце хочет выскочить из груди? Приподнявшись на руках, он откинулся на спину.

В глазах продолжало рябить. Да нет, — догадался он, когда невесомые хлопья начали оседать на лицо. Это пепел.

Сразу запахло гарью.

— Второй волны мы можем и не пережить, — сказал Мирон, с трудом поднимаясь и протягивая руку Амели. Голос звучал так, словно он сидел в герметично закрытой банке.

— Что это за хрень? — слов он не слышал, девушка лишь шевелила губами.

— Думаю, учения, — сказал Мирон в надежде, что у неё со слухом лучше, чем у него. — Точнее, испытания. Это полигон.

Всё сошлось в тот момент, как он услышал вой снаряда. Пустое, ничем не занятое поле, подозрительная канава… Точнее, воронка, — поправил он сам себя. — Каким-то образом ночью я забрёл на полигон.

Никто его не остановил. Не было ограждений, предупреждающих знаков… А может, в темноте он их просто не заметил? Да какая теперь разница.

— Ты говорил о второй волне, — напомнила Амели.

В волосах её застряли травинки, толстовка была вся в пыли. Мирон вспомнил гордую красавицу в бальном платье и бриллиантовой диадеме.

— По идее, они должны развернуться и двинуть в обратную сторону, — сказал он. — Это дроны. У них одинаковая программа. Стрелять они могут только вперед — иначе грохнут друг друга. Если мы окажемся на линии огня…

— Ясно, — Амели встала, пошатнулась, но удержалась на ногах. — Чёрт, всюду эти комья, — пожаловалась она себе под нос. — Значит, нужно бежать как можно быстрее. И как можно дальше.

— Но лучше всего — поперёк движения. Если успеем выбраться за пределы полигона — мы в безопасности.

— В безопасности? — рассмеялась Амели. — Если мы отсюда выберемся, сможем пересечь границу и оказаться в Венгрии, затем добраться до Будапешта… А там, ускользнув от полицейских дронов, отыскать Капюшончика, среди четырех с половиной миллионов человек… Вот тогда мы будем в безопасности. Может быть. Если фрицам нас сдал, испугавшись, не сам Капюшончик.

— Значит, ты не знаешь, кто это мог быть? — спросил Мирон.

— Догадываюсь, — ответила Амели, с остервенением отряхивая толстовку. — Тот, кому я безоговорочно доверяла. А таких людей на планете — раз, два и обчёлся.

— Может тогда не надо в Будапешт?

В голове Мирона мгновенно созрел план: надо валить назад в Россию. Через Польшу, через Румынию — как угодно, но только в Россию. И сдаться властям.

— Надо попытаться, — упрямо мотнула хвостиком Амели. — Капюшончик — наш шанс прочитать дневник твоего отца.

Призрак тоже говорил о дневниках. О записях — так он их называл… Это решило дело.

Мирон нащупал в кармане джинсов флэшку. Удивительно, что их не обыскали на КПП — наверное, привыкли, что у беженцев абсолютно ничего нет.

Идти по взорванному, развороченному полю было непросто. Танки грохотали неподалёку — земля содрогалась, но пока что выстрелы летели не в их сторону. Всё поле было будто изрыто гигантскими кротами.

Удивительно, как я не переломал ноги в темноте, — в сотый раз подумал Мирон, споткнувшись и пропахав носом очередную кочку. Амели тоже несколько раз упала. Лицо её вымазалось в земле, волосы спутались, джинсы на коленях покрылись сплошным слоем грязи.

Я выгляжу не лучше, — представил себя со стороны Мирон. — Две калеки… Далеко мы так не уйдём.

И тут рядом возник Призрак. Просто соткался из воздуха — совсем, как Чеширский кот, — подумал Мирон. Он бросил предупреждающий взгляд на Амели, но девушка, похоже, ничего не заметила.

Призрак молча указал плотной, словно спрессованный дым конечностью, на закат.

— А теперь, значит, ты говорить не можешь, — зло пробормотал Мирон. — А что так? Нет рядом свободной тушки?

— Что ты там бормочешь? — спросила Амели.

— Ерунда, — отмахнулся Мирон. — Призраки прошлого.

Рёв танков вновь начал приближаться. Фигура призрака замерцала, настойчиво указывая на запад.

— Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, — буркнул Мирон и повернулся к Амели. — Тут такое дело… Нам советуют идти на запад.

Девушка мгновение смотрела на него без всякого выражения. Затем коротко кивнула и пошла в указанном направлении.

— А еще меня называют сумасшедшей, — сказала она, когда Мирон пристроился рядом. — Может, объяснишь, что за хрень?

— Позже, — откликнулся Мирон. — Береги дыхание.

Неожиданно он почувствовал удовлетворение. Можно сказать, злорадство: наконец-то он знает, что делать, а Амели — надменная, всегда готовая больно уколоть Амели — нет.

Когда танки вновь начали грохотать, они уже вышли на дорогу. Бетонка, — подумал Мирон, ковыряя носком кроссовка ровное, без стыков покрытие. Композитный пенобетон, так называемый «Умный» — с эффектом самозатягивания трещин. Большие деньги.

Значит, вояки, — решил он. — Где бабки — там всегда поблизости вояки. Никак не наиграются.

Они пошли прямо по дороге — после вспаханного взрывами поля это был просто праздник какой-то. Идти по ровной поверхности, слегка пружинящей, было так приятно, что у Мирона подскочило настроение.

Призрак не соврал. Он действительно помог.

Когда по бетонке загромыхал конвой из десятка фур, накрытых камуфляжным брезентом, они с Амели спрятались в кювет — от греха подальше. К их удивлению, последняя машина конвоя замедлила ход, а затем и вовсе остановилась. У Мирона бешено заколотилось сердце.

И как по команде, рядом возник Призрак. Теперь он указывал на фуру — точнее, на то место, где брезент был пришпилен к борту не слишком плотно…

— Ходу, — Мирон дёрнул Амели за руку. Раздумывать было некогда.

— Ты псих, — вырвав руку, она смотрела на него почти с восхищением.

— Доверься мне, — Мирон вновь крепко обхватил запястье девушки и потащил на дорогу.

Призрак упорно маячил рядом с фурой, пока он не подсадил Амели, а затем не забрался и сам — по колесу.

Грузовик плавно двинулся с места, постепенно набирая скорость.

В грузовике было жарко, душно, воняло нагретым железом и смазкой. Всюду громоздились длинные ящики с стилизованной буквой «Г».

Оружие, — решил Мирон. — Рейнметалл банчит пушки по всему миру. Вся страна работает на заводах. А ещё лагеря беженцев — сколько там может быть человек? Миллион? Полтора?

Он представил тысячи рук. Покрытых мазутом, с чёрными каёмками ногтей. Они непрерывно двигались: соединяли воедино тусклые металлические детали, передергивали затворы, проверяли прицелы… Рейнметалл славился индивидуальным подходом к КАЖДОЙ единице оружия. Никаких конвейеров. Только ручная сборка. Наверняка это не имеет отношения к здоровенным артиллерийским установкам, — думал он. — Но пистолеты… Дорогие, отполированные вручную стволы для персонального применения…

Амели уселась на один из ящиков, устало вытянула ноги. Он присел рядом, развязал рюкзак, вытащил вторую — и последнюю — бутылку воды.

— Ты должен мне всё рассказать, — тихо говорить не имело смысла. Турбинный двигатель ревел, как противотуманная сирена. — Ты, мать твою, должен всё мне рассказать, — сделав глоток, она отдала бутылку и посмотрела на Мирона.

В полумраке лицо её белело, будто припудренное мелом. Горели только глаза.

Мирон прикинул: — а что будет? Даже если она не поверит. Никто до сих пор — ни профессор, ни Хитокири, ни даже Платон — не относились к его словам о том, что он общается с Призраком, серьёзно.

— Помнишь, ты говорила, что устроить диверсию в материнском доме тебе помогли Призраки? — приходилось изрядно напрягать связки, почти кричать. — Расскажи, как это было.

— Ты вот прямо сейчас хочешь об этом послушать? — разъярилась Амели. Мирон смотрел на неё, не отводя взгляда. Девушка сдалась.

— Мы общались… Через Плюс, — сказала она. — Не я. Мои… друзья. На них вышел некто, и сказал, что может помочь. Предоставить вирус, который окажет фатальное влияние на интерфейсы определенных особ. Они испугались, сообщили мне.

— Твои люди — это Хакеры? — уточнил Мирон. — Анонимусы?

— Хиномару, — тряхнула головой Амели. — Это были мои люди из Хиномару. По-сути — анонимусы, только преданные лично мне. На то есть причины, о которых сейчас мы говорить не будем.

— Почему вы поверили? — спросил Мирон. — Почему согласились на помощь?

— Он сказал, кто он такой. В доказательство привёл наш разговор в Плюсе — наш с тобой. Тот самый, первый. Помнишь?

— Когда я привёл тебя в свой виртуальный дом? А потом ты впала в энцефалическую кому?

— Спасибо, что напомнил, — скорчила рожицу Амели. — А то я как-то забыла, что это значит — обоссаться прямо в постели, лёжа рядом с парнем.

— Да на здоровье, — пожал плечами Мирон. — Всегда пожалуйста.

Интересно, знает она о том, что приходил старик Такеши? Что я с ним беседовал?

— Призрак слил моим людям несколько пакетов инфы, и разобравшись они сказали, что это — полный улёт. Вирус, который подстраивается индивидуально под ментальный отпечаток. Сечёшь? Мы отправили его свободно гулять по Плюсу, но поразил он исключительно тех, кто были в списке. Как он это сделал — я не знаю. Если хочешь, потом сведу тебя с ребятами.

— С теми, что пытались убить Платона, когда он только появился в Плюсе?

Мирон чувствовал, что своими словами рушит шаткое доверие, которое между ними установилось. Но он устал. Устал смертельно, просто нечеловечески. Сдерживаться становилось всё труднее.

— Когда-нибудь ты поймёшь, что мы действовали правильно, — очень убеждённо сказала Амели. — Когда-нибудь ты поймёшь, что выпустил в Плюс самое большое зло в истории человечества. Создал бога из машины.

— Ой, только не надо этого пафоса, — поморщился Мирон. — Я прекрасно знаю, каким засранцем может быть мой брат. Но на Доктора Зло он не тянет.

— Ладно, твоя очередь, — сказала Амели через минуту.

Сидеть на жестких оружейных ящиках было неудобно. И хотя грузовик катил по бетонке плавно, Мирон почувствовал, что ягодицы совсем онемели.

— Призрак общается со мной напрямую, — сказал он. Впечатление от новости несколько смазалось тем, что в этот момент он ёрзал, пытаясь устроиться поудобнее.

Амели молчала. Свесив руки между ног, она безучастно смотрела в одну точку.

— Чего ты молчишь? — не выдержал Мирон. — Я говорю: Призрак общается со мной. Без Плюса, без нифига. Он помог мне сбежать в Москве. Вытащил из странного аттрактора в Плюсе, когда я там чуть не загнулся. Он говорил со мной сегодня ночью. Твоими, между прочим, голосовыми связками. Он, мать его, надел тебя, как костюм, и говорил со мной! А потом, когда мы бежали от танков, показал дорогу сюда. И остановил грузовик.

— Ты точно псих, — кивнула Амели, не глядя на Мирона. — Самый психованный псих из психов. Круче, чем я раз в сто. Отаку. Фрик. Но я тебе верю, — она положила сухую ладонь на руку Мирона и сжала. — Слышишь? Я, мать твою, верю тебе. То, что ты говоришь — охуенно.

— Почему? — одними губами спросил Мирон.

— Потому что именно Призрак сказал найти тебя в Минске и вывезти оттуда. Это была плата. Моя часть сделки. Он даёт нам вирус, но лишь в том случае, если я вытащу тебя из Минска. И ты будешь рядом во время операции, в доме моей матери.

— То есть, все эти слова об отвлечении внимания…

— Полная хуйня. Призраку зачем-то нужно было, чтобы мы с тобой были вне досягаемости из Плюса. А с вирусом прекрасно справился мой отец. Это он всё спланировал. Он — настоящий глава Хиномару.