Динамический хаос

Глава 15

3.15

— Это было не так уж сложно, — лицо Оссеан идёт трещинами, приспосабливаясь под иную мимику. — Как только ты вышел в Плюс из этой точки, я смог локализовать твоё присутствие и перехватить управление, — брат самодовольно улыбается. — Они до сих пор не дают себе труда понять, на что я способен. Недооценивают возможности моего интеллекта.

Всё тот же хвастун, — думает Мирон. — Неуверенный в себе, требующий постоянного одобрения ребенок.

— Где Виталик? — спрашивает он вслух. — Что ты сделал с парнем?

— Всего лишь уложил отдохнуть.

Киборг кивает себе за спину и Мирон видит тёмную массу за сиденьями. Встаёт, протягивает руку и нащупывает горячую жилку на шее парня.

Садится назад, и только сейчас понимает, что рубашка промокла насквозь: организм выдал дозу адреналина и он вспотел так, что хоть выжимай.

— Я так понимаю, Минск отменяется, — слова выходят сами, без участия разума. — Так какой у тебя план?

— Признаться, об этом я еще не думал.

Киборг сосредоточенно сжимает и разжимает кулаки, сгибает руки в локтях, дёргает головой и ногами — выглядит это жутковато, будто его внезапно одолела пляска святого Витта.

— Отличное тело, — наконец говорит он голосом Платона. — Гораздо лучше Рэмбо.

— Я думал, Оссеан — скорее человек, просто с модификациями, — Мирон старается не смотреть на киборга — слишком жутко.

— Лобные доли органические, — кивает Платон. — Зато мозжечок, гипофиз, позвоночный столб — всё это электроника. Фотонные логические резонаторы. Киборгу не нужны гормоны, вместо них жидкие кристаллы, нанотрубки и клеточные ядра, чтобы производить АТФ. Ему требуется много энергии. Больше, чем человеку.

— Я видел, как она ела.

— Я же говорю: энергия. Расщепление происходит в желудочной камере. С одним отличием: подойдёт любой продукт биологического происхождения. Даже нефть — в сыром виде.

— А она… — Мирон помедлил, пытаясь найти формулировку. — Еще там?

— Исходная личность сохранена, — кивнул Платон. — Я не убийца. Но если ты имеешь в виду, может ли Оссеан проснуться и перехватить управление — то нет. Я погрузил её в искусственную фугу с интервалом в две минуты.

Запер в промежутке времени, в котором она чувствует себя живой, — подумал Мирон. — Сознание Оссеан раз за разом проживает двухминутное событие — не понимая, что оно закольцовано.

— Так она не будет доставлять хлопот. А мы пока займёмся делами, более насущными.

— И что это за дела? — спросил Мирон. — Ты в курсе, что нас будут искать? Ну, не нас, а конвертоплан. Его несложно отследить на радарах.

— Ты тоже склонен меня недооценивать, — улыбка Платона на девичьих губах выглядит жутковато. — Я изменил все полётные схемы этого полушария. Нас невозможно отыскать.

Мирону стало не по себе.

— То есть, ты… можешь управлять вообще всем?

— Была бы охота, — киборг откинулся на спинку и наконец затих. Конечности перестали подёргиваться, мышцы расслабились. — Но я не преследую такой цели.

— А что тогда? — Мирон почувствовал, как в груди поднимается знакомая ярость. — Чего ты хочешь?

— Выжить, — киборг улыбается обезоруживающе, и на миг вновь становится девочкой из хорошей семьи. — Реализую базовый инстинкт любого живого существа.

— Киты и левиафаны, — кивнул Мирон. — Они всё ещё досаждают тебе?

— Не только они. Если ты ещё не заметил, мир в очередной раз вывихнул сустав. Опасность погибнуть велика, как никогда. Я говорю о цивилизации в целом.

Мирон вспомнил прогноз, с таким вкусом представленный Капюшончиком.

— Эти беспорядки… — начал он.

— Я говорю не о беспорядках, — перебил Платон. — Я говорю о себе.

Замолчав, он наклонился к боковой панели, открыл её и стал извлекать сухпайки с армейскими маркировками. Квадратные коробочки, завёрнутые в саморазогревающуюся фольгу, жестяные банки, несколько бутылок воды… Надорвав один из сублимированных обедов, даже не озаботившись залить его водой и подогреть, он высыпал содержимое себе в рот. Несколько крошек попало на подбородок, и киборг смахнул их изящным движением пальцев.

— Подкрепись, пока есть время, — он кинул на колени Мирону сухпаёк, сопроводив его бутылкой.

Жареная курица с горошком и картофельным пюре, — прочёл Мирон значки унилингвы. — Просто добавь воды…

Когда масса в пластиковой кювете начала вспучиваться, кипеть и булькать под воздействием термической реакции, он отвернулся. Уж очень это выглядело неаппетитно… Хотя запах был весьма возбуждающий.

В животе забурчало.

Подхватив пластиковую ложко-вилку, Мирон принялся кидать в рот коричнево-желтые кубики, не имеющие ничего общего ни с курицей, ни с пюре, ни с горошком, но отдалённо напоминающие всё это, вместе взятое.

Платон к этому времени уничтожил пять сухпайков и выпил две бутылки воды. Аккуратно вытер рот и пальцы — влажная салфетка прилагалась к каждой упаковке — интеллигентно рыгнул, прикрыв губы маленькой белой ладошкой, и аккуратно сгрёб мусор в самоуничтожающийся контейнер в боковой панели коптера.

— Видишь ли, — продолжил он так, словно и не было перерыва на еду. — В том, что сейчас творится, виноват я.

Мирон моргнул.

— Я думал, беспорядки спровоцировал вирус, который закачали в Плюс мы с Амели.

— Я тебе уже говорил, беспорядки — это ерунда, — жестяная банка с энергетиком в руке Платона сплющилась, как бумажная. — Любая корпоративная система имеет ОГРОМНЫЙ запас прочности. Да, вы вывели из строя несколько ключевых фигур, но их место тут же заняли другие — не менее компетентные, только и ждущие случая проявить себя. Обвал рынков был кратковременным — инициированным, по-сути, теми же корпорациями. Кто-то сбросил ненужные акции, кто-то успел нагреть на этом сотню-другую миллиардов коинов… Экономические кризисы оздоровляют экономику. Позволяют избавиться от балласта. От тех, кто не может быстро приспособиться к постоянно меняющимся условиям среды.

— Естественный отбор, — вспомнил Мирон слова Амели. — Иными словами — кто раньше встал, того и тапки.

— Я бы сказал: кто успел, тот и съел.

— И вот «верхи» жрут друг друга, пока «низы» громят витрины, — сказал Мирон.

— Изменения всегда распространяются волнами, — пожала плечами киборг. Её моторика приобретает всё большее сходство с Платоновой, — подумал Мирон и поёжился. — Пока не докатятся до самых низов, — добавил он. — Всё успокоится. Не переживай об этом.

— А как же Анонимусы? Они ведь могут бесконечно подогревать в людях агрессию. Наводни Плюс правильным контентом — и дети посадят в печь родную бабушку.

— На самом деле, у них не так уж много власти, как им кажется. Я уже разбросал по всей сети файерволлы. Лёд, который будет отсеивать бессмысленную агрессию, немотивированную жестокость, подстрекательство — к чему бы то ни было… В общем, всё, что мешает жизни обычных граждан.

— То есть, ввёл цензуру.

Мирон потянулся проверить Виталика: как он там? Жилка на шее билась горячо и ровно, в тихом замедленном ритме.

— Если тебе угодно, — не стал отпираться Платон. — Разумеется, эта мера — временная. Пока всё не утихнет. Но необходимая.

— Религия, — кивнул Мирон. — Сотни лет религия убеждала общество в том, чего на самом деле нет.

— Вера, — поправил Платон, назидательно помахав в воздухе указательным пальцем. — Людей приучили верить. Во что — это другой вопрос. Любой, кого посчитают авторитетом, может внушать массам. Играть на настроениях общества, как на отлично настроенном пианино.

— И ты решил стать этим «кем-то».

— Поверь, брат. В данных обстоятельствах я — меньшее из зол. Я по крайней мере вижу всю картину. Целиком.

— Но ты говоришь, что сам всё устроил. Как быть с этим?

— Я погрешил против истины ради эффекта, — киборг развёл руками и улыбнулся. — На самом деле, всё начал наш отец. А я приписал себе часть его достижений. Точнее сказать, почти все достижения. Обидно, да? Тебя считают гением. Тем, кто совершил прорыв в науке, сделал принципиальное открытие… Но ты всего лишь плагиатор. Тот, кто подхватил флаг и водрузил его над вершиной. А нёс его всю дорогу кто-то другой.

— Отец, — выдохнул Мирон. — Он создал технологию перемещения сознания в Плюс, а не ты. И он первый контактировал с демонами, а не ты. Ты говорил, что вычислил их в Плюсе. Понял, какую они представляют опасность, и поэтому переместил своё сознание. Чтобы защитить Нирвану от паразитов. Чтобы спасти людей.

Мирон попытался выглянуть в иллюминатор, но стекло было таким толстым, что ничего видно не было.

— Но всё было не так, — продолжил он, стараясь не смотреть на киборга. — Ты тайно работал над изобретением отца, и когда решил, что готов — запустил испытания! Из его записей… Кстати, о записях. Ты ведь их нашел, не правда ли?

Брат неопределенно пожал плечом: — мол, может, нашел — какое тебе дело?

Нашел, — усмехнулся Мирон. — Иначе откуда тебе знать о его открытиях?

— Ты узнал о сущностях, которые населили киберпространство раньше тебя, — сказал он вслух. — Ты счёл их угрозой для себя лично. Не пожелал делить с ними одно жизненное пространство. И начал войну. Ты хотел быть единоличным властелином, единственным обитателем Сети! Ну конечно, тебя ведь так напрягали люди… Бесили своей медлительностью, глупостью и вонью. Ты решил, что избавишься от их влияния, уйдя в Плюс. Будешь жить там один, развлекая разум самоубийственными головоломками. Но ты ошибся, брат. Там были существа, освоившие Сеть гораздо раньше тебя. Существа, с которыми ты не смог ужиться.

На лице Оссеан не отражалось никаких эмоций. Кукла.

— И ты решил их уничтожить, — улыбнулся Мирон. — Разрушить Плюс, отключить Нирвану — они погибнут, если не будет Плюса, верно? Но как тогда уцелеешь ты? Распространишь своё многофункциональное сознание на киборгов? Отключишься и переждёшь перезагрузку, а потом выйдешь в новый Плюс — одинокий и свободный?..

Платон молча посмотрел на Мирона и улыбнулся. Тонкая белоснежная чёлка упала на глаз, скрыв половину лица, оставив лишь чёткую линию подбородка и безупречное маленькое ухо.

За сиденьями заворочался Виталик, но братья не обратили на звуки никакого внимания.

— Что мне в тебе нравилось еще в детстве, братишка, так это способность делать совершенно неправильные выводы из абсолютно верных предпосылок, — наконец сказал киборг. — Всегда любил наблюдать за работой твоего разума. По-сути, лишь через наблюдение за тобой я сумел постичь такие концепции, как ирония и сарказм.

— Рад, что сумел тебя позабавить.

Мирон понял, что выдохся. Он чувствовал себя опустошенным и выжатым, как пустая жестянка из-под эрзац-кофе.

— Ты не мог не заметить, что противоречишь сам себе: сначала ты говоришь, что я узнал о демонах из дневников отца, а затем — что я узнал о них, оказавшись в Плюсе, — указал Платон. Было заметно, что слова брата его сильно задели.

— А мне кажется, никакого противоречия нет, — Мирон вздрогнул. И Платон, к его удовлетворению, тоже: голос раздался из-за спинок кресел. — Мне кажется, что ты узнал о Призраках довольно давно, может, ещё в детстве. Но не придавал значения их овеществлённости, их настоящему Присутствию. И только когда вышел в Плюс, постиг всю неизбежность их существования.

Над спинками показалась вихрастая голова на тонкой шее. Она растерянно огляделась, а затем поднялась под потолок квадрокоптера — тело Виталика распрямлялось, как складной метр.

— Давно ты пришел в себя? — спросил Мирон, когда парнишка, легко перекинув ноги, уселся в кресло рядом с ним.

— Минут двадцать.

— Значит, ты слышал большую часть нашего трёпа.

— Ну да. Если честно, именно поэтому я и не подавал признаков жизни. Очень интересно было послушать.

— И… Как ты себя чувствуешь?

— Ты имеешь в виду «Фокус»? — спросил Виталик, откупоривая последнюю бутылку с водой. — Думаю, нормально. Отголоски еще бродят по границам сознания, но я могу отсеять чужие побудительные установки, если сосредоточусь. И кстати: извини, если я…

— Забудь, — перебил Мирон. — Ты был не в себе.

— Ты вытащил меня из лап кочевников, — Виталик опрокинул в рот бутылку. — Не дал чёрным хирургам поиграть со мной в расчленёнку… Так что я в долгу. И за Минск тоже. Я честно не знал, что они хотят тебя препарировать.

— Препарировать? — брови Мирона поползли на лоб против воли.

— Изучить, как ты устроен, буквально поклеточно, — говорил Виталик с Мироном, но смотрел только на киборга. — Знаешь, у них там целый корпус посвящен изучению… ну, вас. Рождение, детские годы, как на вас повлияла смерть отца, учёба, твои киберигры, работа Платона на Технозон… Все тонкие нюансы психики, все комплексы, кризисы и мотивации. Всё.

— Но… зачем?

Мирону представилась такая картина: затемнённый зал старинного кинотеатра — он видел такие в хрониках о двадцатом веке. Ступеньками поднимаются ряды кресел, внизу, на всю стену — экран.

В креслах сидят люди, жуют попкорн, пьют шипучку… А на экране — они с Платоном. Вся их жизнь, день за днём. И ночник в виде корабля «Энтерпрайз», и фигурки Трансформеров, управляемые со смартфона — о! Какие они битвы устраивали перед сном!.. Отцовские сказки на ночь: «Вначале была Аминокислота…»

— Они хотели узнать, как мы общаемся с Призраками, — сказал Платон.

— Ты тоже их видел, — кивнул Мирон. — Они приходили по ночам и нашептывали сны. В детстве мы называли их…

— Барабашками, — подхватил Платон. — Мы никому не говорили о том, что разговариваем с барабашками по ночам. Что они показывают нам цветные сны о глубоком космосе…

— Мы рассказали о них матери, — напомнил Мирон. — Она посадила нас на кортикокорректоры, и барабашки ушли. Мы забыли о них.

— На долгие, долгие годы, — продолжил Платон. — А потом они оказались реальностью.

— Господи, — выдохнул Виталик. — Так значит, всё это правда.

— Что? — спросили они хором, — так, как часто делали это в детстве. Людей, кстати сказать, до колик пугала эта манера — говорить одновременно, глядя на собеседника двумя парами широко раскрытых внимательных глаз.

— То, что вас изменили, — ответил Виталик. — Еще в детстве, — он посмотрел на Мирона, на киборга… — Отец сделал с вами что-то, что позволило вам видеть и общаться с энергетическими существами, которых вы называете Призраками, Сонгоку и… барабашками.

Мирон посмотрел на киборга. Выбеленные глаза Оссиан с розовыми жилками сосудов, очень похожие — кстати сказать! — на глаза Капюшончика, ничего не выражали.

Я помню скандал родителей, — сказал он. — Мы «вернулись из школы» — сняли шлемы виртуального присутствия — и услышали, как отец кричит на мать.

— Ты всё испортила! Десять лет работы коту под хвост.

— Это не твоя работа. А наши дети, — мать защищалась, её визгливый голос вибрировал от негодования. — Как ты мог?..

— Это не причиняло им никакого вреда. Даже наоборот: они становятся умнее, быстрее… Разве ты не заметила?

— Это искусственные улучшения. Зло. Человек должен гордиться тем, что дано природой.

— Ты наслушалась уличных проповедников.

— Лучше они, а не ты! Отец, который превращает детей в роботов!

— Да пойми ты наконец. Они — всё те же… Просто я дал им больше органов чувств, они способны видеть то, чего не видят другие.

— Из-за этого наших детей считают психами!

— Ах, так значит, тебе важно общественное мнение?

— Я всего лишь хочу приучить их к реальности, — голос матери становится раздражительным. Чувствуется, что спор ей уже надоел. — Им, знаешь ли, предстоит жить в обычном мире, среди обычных людей.

— И ты решила оболванить их заранее.

— Ум — это ещё не всё, знаешь ли. Если бы ты поменьше думал, а побольше занимался детьми, мне бы не пришлось вмешиваться.

— Значит, воспитание для тебя — досадное вмешательство? Что, дети помешали просмотру очередного мыла? В конце концов, таблетки вредны для их здоровья…

— Не вреднее твоих мозголомных загадок.

— Отмени препараты.

— Ты не можешь мне помешать. Я — мать и имею право принимать решения.

Диалог возник в памяти так, словно он слышал его пять минут назад. Вместе с запахом подгоревших котлет, пролитого мартини и апельсиновой кожуры…

Вот почему я ненавижу апельсины, — невпопад подумал Мирон. — Стоит почуять запах — и начинает выворачивать.

— Так значит, — сказал он, глядя на киборга, — как только мать перестала пичкать нас таблетками, ты снова увидел Призраков.

— В том-то и проблема, брат, — Платон замолчал, словно собираясь с духом. — Барабашки больше не вернулись. Точнее, я не видел их никогда.

— Что? — Мирон беспомощно моргал. Опускание и поднимание век нарезало время на маленькие промежутки.

— Я никогда и ничего не видел. Доволен? Та форсированная программа обучения была только для тебя, Мирон. Мне же давали плейсебо…

— Что ты несёшь? — Чувство, что под ногами пропасть, становилось всё реальнее. — Ты же говорил о них, как о…

— Я ЗАВИДОВАЛ тебе, брат! Отец выбрал ТЕБЯ. Ты стал избранным. Ты. А не я.

Он замолчал и опустил голову. Белоснежные волосы Оссеан упали на лицо и полностью его скрыли.

— Я прочитал записи, — продолжил он глухо. — И получил доказательства. И знаешь что? Если бы он был жив, я убил бы его. За то, что он с нами сделал.

— Где ты их нашел?

Мирон никак не мог сосредоточиться. Платон? Завидует ему?

— Его домашняя лаборатория, помнишь? Нас туда никогда не пускали, но…

— Тебя всегда тянуло делать то, что запрещено, — кивнул Мирон.

— В ночь после смерти отца я забрался туда и припрятал всё, что счёл интересным.

— Почему не сказал? Ах да, — сам ответил Мирон. — Зависть.

— Что там было? — жадно спросил Виталик. — Что он оставил? Там было сказано, что конкретно он сделал с Мироном?

Платон посмотрел серебряными глазами киборга прямо на него.

— Я исследовал этот вопрос много лет, — медленно сказал он. — Потому что это — единственное, чего не было в записях. Он уничтожил эту часть.

— Куда мы летим? — спросил Мирон.

Прошло часа два, за это время они могли оказаться где угодно над Европой.

— В Москву, — ответил Платон. — Нужно закончить одно дельце.

— Какое? — спросил Виталик. Казалось, его переполняют вопросы. Мирон так устал, что ему было всё равно.

— Убить меня, — сказала киборг.

— Что? — тут даже Мирон заставил себя проявить интерес.

— Минск Неотех отдаст половину активов, чтобы заполучить кого-нибудь из вас, — пояснил Виталик. — Программа испытаний, которую они разработали для тебя, Мирон, внушает ужас. Крысы в лабиринте, подключенному к току, покажутся счастливчиками. Орэн вовремя тебя вытащила.

— Остаётся моё тело, — продолжил Платон. — Живое и трудоспособное, хотя и… без хозяина. Его нужно уничтожить. О том, что эксперименты отец проводил только над тобой, не знает никто.

— Ты можешь легко избежать преследования, — криво улыбнулся Мирон. — Если скажешь, что ни при чём.

— Ему не поверят, — сказал Виталик. — Хозяева УВЕРЕНЫ, что избранные — вы оба.

— На площади в Минске, — медленно сказал Мирон. — Интерфейс общения с Платоном. Оссеан сказала, такие есть во всех больших городах.

— Это была мистификация, — вместо него ответил Виталик. — Никаких городов. Они хотели одурачить тебя. Показать, что сотрудничают с Платоном на всю катушку.

— Устроить стационарный пандемониум для общения с людьми — это слишком даже для меня, — покачала головой киборг. — Ты бы знал, если бы хоть раз за эти шесть месяцев вышел на связь.

— Они хотели, чтобы ты доверял им, — добавил Виталик. — Всегда оставалась вероятность, что ты будешь сотрудничать добровольно.

— В расчленении собственного мозга?

— В изучении кибердемонов. «Узнай своих врагов».

— А попутно выясни, как Платону удалось переместить сознание в Плюс, — верно? — улыбнулась киборг.

Москва встретила пожарами и воем сирен.

— Кажется, это принадлежит тебе, — сказал киборг, доставая из ниши за креслом знакомую рукоять. Бросил Мирону на колени, и отвернулся.

— Откуда ты знаешь, что он там был? — меч привычно оттянул ладонь и Мирон почувствовал себя гораздо увереннее, чем всю последнюю неделю.

— У меня доступ ко всей памяти Оссеан, — пояснил Платон. — Киборгу понравилась твоя игрушка. Она хотела оставить её себе.

— Ладно, спасибо, — конвертоплан приземлился, и Мирон выглянул наружу.

Им никто не препятствовал: как и обещал, Платон помухлевал с полётными картами, и посадочная площадка представительства «МинскНеотех» «решила», что прилетело руководство компании и без вопросов выдвинулась из здания-робота.

— Держитесь за мной, — сказал Платон. Тело киборга казалось хрупким и крохотным на фоне долговязого Виталика.

Лифт доставил их прямиком в вестибюль, забитый охраной. Роль-ставни закрывали огромные окна, фонтаны посреди рекреации были отключены.

На выходе из лифта их просканировал боевой дрон, благодарно пискнул и укатил. Киборг удовлетворённо кивнул.

— Не знаю, кто вы такие, — у дверей их остановил одетый в полный бронекостюм спецназовец. — Но советую из здания не выходить.

— То есть, задерживать нас вы не собираетесь, — уточнил Мирон.

— Нам платят за то, чтобы никого не впускать, — пожал бронированными плечами солдат. — Но возьмите хотя бы это, — он кивнул на сэндвич из прозрачных щитов. — Поможет уберечься от шальной пули.

— Нам это не понадобится, — отрезал Платон голосом Оссеан. — Открывайте.

Спецназовец еще раз пожал плечами, достал магнитный ключ и отжал пневмозамок. Выждав, пока загорится зелёный огонёк, приоткрыл малую дверь — ровно настолько, чтобы они могли просочиться наружу — и захлопнул её сразу, у них за спиной.

На площади перед зданием было относительно тихо. В отдалённых регионах, за пенобетонными фашинами, слышались сухие щелчки выстрелов и вспыхивали короткие зарницы, но на ступенях было тихо. А так же пусто, голо и очень неуютно.

— Надо было взять щиты, — поёжился Виталик. — А то даже не заметишь, откуда прилетит.

Киборг, не слушая, внимательно оглядывал замусоренный асфальт. Найдя решетку водостока, он легко спрыгнул со ступеней, и подставив пальчики под толстенные колосники, с лёгкостью вынул чугунный прямоугольник и аккуратно поставил его рядом, прислонив к бордюру.

— Я же сказал: они не понадобятся, — утомлённо, словно ребенку, повторил Платон.

— В канализацию? — удивился Виталик. — Но там же… Грязно.

— Зато не стреляют, — Мирон спрыгнул в провал первым.

Он вспомнил, как путешествовал под землёй вместе с Мелетой, и накатило что-то вроде ностальгии.

Поставив решетку на место, Платон уверенно пошел по тёмному коридору. Рядом с узкой тропинкой вспухал бок огромной трубы в полихлорвиниловом кожухе. Труба была горячая, от неё шел сухой, чуть приправленный химией запах.

— Новые коммуникации, — бросил киборг. — В одной смычке — вода, воздух, тепло, связь…

Из глаз его били два ярких белых луча света, делая кожу и волосы ещё более прозрачными.

Интересно, как к нему обращаться? — подумал Мирон, вспоминая давний разговор с Оссеан. — Физически это женщина, но внутри её разума угнездился мой брат… Всё же, чтобы не было путаницы, лучше думать, что это «Платон», — решил он наконец.

Через полчаса необременительного, даже скучноватого путешествия киборг остановился перед круглой железной дверью.

— Старые катакомбы, — пояснил он. — Через них мы выйдем в Метро.

Дверь выглядела так, словно её не открывали от начала времён. Когда-то покрытая красной краской, сейчас она облупилась, заржавела, крупные болты по всему диаметру колеса казались цельнолитыми со стальной пластиной.

— У тебя нет ключа, — сказал Мирон.

— Ничего, — Платон внимательно оглядел дверь, приложил к ней бледные ладошки, затем постукал костяшками пальцев в разных местах… — Я справлюсь.

И нанес несколько точных сокрушительных ударов, от которых загудело всё подземелье. Посыпалась ржавчина и крышка люка просела на несколько миллиметров. Платон ударил вновь, теперь уже — ногой, и дверь вывалилась, с глухим гулом ударившись о землю и подняв облако пыли.

Я знаю, как неумолимо эти ручки могут сжимать, — кашляя, думал Мирон. — Но бить и крушить у них тоже получается прекрасно.

Кожа на костяшках киборга, которая разошлась при ударах, затягивалась на глазах.

— Отличное тело, — похвалил Платон, оглядывая свои вновь чистенькие ручки. — Пожалуй, оставлю его себе.

Он первым полез в тёмное жерло, из которого несло сыростью, плесенью и вонью немытых тел.

Чёрные ходоки, — Мирон вспомнил, как отстреливался от обезумевших толп из автомата. — Что будет, если мы нарвёмся на них?

К счастью, идти было недалеко.

Из старого канализационного тоннеля они перебрались в метро — тоже заброшенное, уступившее современному электромагнитному поезду.

Целый час шагали по рельсам. Виталик вертел головой. Ему всё было ново, непривычно.

— Ты не блогер, — сказал Мирон, когда они чуть отстали от киборга. Он знал, что Платон прекрасно их слышит, но всё же расстояние давало чувство приватности. — Тебя специально внедрили к кочевникам, чтобы я тебя там «нашел». Сколько ты там пробыл? День? Два?

— Всё, что я тебе рассказывал — правда, — сказал Виталик, перепрыгивая со шпалы на шпалу. — Кроме одного: я не слал репортажи в Плюс. Не было никакого шоу, никаких подписчиков. Всё остальное — было. МинскНеотех платили за то, чтобы племя кочевало в тех местах, где ты мог на него наткнуться. Понадобилось больше сорока дней на то, чтобы наши пути пересеклись.

— Круто, — усмехнулся Мирон. — Значит, побег и всё остальное — зря?

— Не зря. Кто-то вмешался. Кто-то, кто хотел перехватить тебя у Минска. Мы сбежали вовремя.

— Значит, ты работаешь на них… Так сколько тебе на самом деле лет?

— Тридцать пять, — он прикоснулся кончиками пальцев к своим молодым, чуть прыщавым щекам. — Цитологическое омолаживание. У меня докторская степень по социологии. Изучение конморфных неосоциумов. Три года я занимался только тобой и Платоном.

— Охуеть, — Мирон сплюнул в пыль. — Стало быть, ты знаешь меня лучше, чем я сам.

— Вполне возможно, — усмехнулся Виталик. — И знаешь, что? Для меня было честью познакомиться с тобой лично.

— Чего я о себе сказать не могу, — буркнул Мирон.

— Я тебя понимаю, — кивнул Виталик. Ноги его были похожи на циркуль, руки — на части большого маятника. — И ни в чём не виню.

Впереди забрезжили огни, возник силуэт с автоматом и Платон сбавил ход. Мирон почувствовал знакомый запах: застарелая моча, человеческий пот, сырое тряпьё… Они подходили к станции.

Всё, как и тогда: ряды спальных мешков с проводами капельниц, между ними — люди, которые поправляют одеяла, проверяют уровень жидкости, меняют катетеры… У дальней стены — вереница коробок. Из щелей некоторых пробивается тёплый электрический свет.

Мир рушится, — подумал Мирон. — Наверху толпы бродят по городу, бьют витрины, стреляют друг в друга… А здесь ничего не изменилось.

— Так ты спрятал себя здесь? — спросил он, догоняя Платона.

— Подобное среди подобного, — кивнул киборг.

Одним прыжком заскочив на платформу, он подал руки Мирону и Виталику. Затем прошел между рядов спальных мешков с упакованными в них овощами — по-другому эти полутрупы Мирон назвать не мог — и постучал в бок самой крайней коробки.

Из неё выбралась маленькая девочка. Волосы у неё были такого чудесного пшеничного оттенка, который не ожидаешь встретить среди протухшего тряпья, в подземелье. Улыбнувшись одними глазами, она побежала к другой коробке, присела на корточки и скрылась внутри.

Киборг, тоже присев, заглянул в ту коробку, что покинула девочка. Через секунду выпрямился, взгляд расфокусировался.

— Что? — спросил Мирон. Заглядывать в коробку ему не хотелось.

Так и представлялось тело Платона — настоящее тело. Бледное, истощенное, лицо обросло бородой, на руках вздулись синие вены… Из которых торчит множество трубок и капельниц. Шланги уходят под одеяло, и слышится мерная капель катетера.

— Меня нет, — сказал Платон. — Тело исчезло.