Дикий Восток. 1910. Часть 1

Глава 4

Друзья перебрались через рельсы и двинулись к близкой уже реке. Иртыш мерно катил свои прозрачно-зеленоватые воды вольно и широко. Прибрежные заросли ивняка скрыли попаданцев от чужих глаз. Они скинули верхнюю одежду и принялись ее вытряхивать и чистить.

— Надо и ботинки помыть от грязи, — пыхтя от натуги и отплевываясь от пыли, облаком поднявшейся от выбиваемой одежды, сказал Вяче.

— Не факт. Если у меня хоть и кирзовые, но сапоги, то ты, пижон, в тоннель в модных кроссовках полез. Так что лучше пусть остаются замазанными для конспирации.

— Логично. Надо решить, что дальше делать будем.

— А чего тут думать? Поищи среди пачек бумажки самых старых лет и шагай к вокзалу, там, наверняка, лавки с готовой одежкой есть или старьевщики какие… Вот и купишь нам шмотки и обувь. Оденемся на местный манер, уже проще дышать. А дальше видно будет.

— Все верно. Есть там уже базар на месте будущего Ленинского рынка.

— Только не рискуем ли мы? Заявишься весь такой непонятный с кучей бабла, купишь всякие ништяки. Подозрительно. Стуканет на тебя городовому и поведут под белы руки до выяснения в околоток.

— Это вполне вероятно. Значит, надо будет разбить процесс на две части. Сначала прикупить чего попроще — здесь, на Атаманском хуторе. А потом уже в городе — приодеться по господской моде. Всего делов. — Вячеслав поковырявшись, смог отобрать десяток синих пятирублевок 1895 года, пояснив другу:

— Эти уже точно будут в ходу.

А затем достал из другой пачки купюры по десять рублей.

— Эти все 1898 года. Тут немного сложнее. Хотя, вроде должен быть двадцатый век на дворе. Пять с собой возьму, а остальные тебе оставлю. Тут штук десять. Мало ли… Пусть будет резерв на всякий пожарный.

Он залез в боковой карман своего рюкзака и вытянул оттуда коричневую кожаную кобуру.

— Помнишь? Тот самый маузер.

— Взял, всё же, с собой и мне ничего не сказал? — Не без укоризны отозвался Торопов.

— Да, ссыкотно было без оружия после недавних заморочек. Решил рискнуть. Патроны, конечно, старые. Фиг знает, как будут работать, но все равно. Раз уж ты остаешься с двумя мешками денег — лучше вооружиться. Начало 20-го века — не самые спокойные времена в нашей истории и в Омске конкретно. Террористы, бандиты. Веселуха, одним словом.

— Неужто обстановочка тут круче нашей?

— Трудно сказать. Думаю, наши бандиты еще и фору могут дать здешним. Ладно. Держи ствол, учить тебя обращению с оружием, надеюсь, не требуется?

— Поговори еще, поговори, студентик-откосник… Старый солдат борозды не испортит.

— Ага, но и не вспашет… — припомнил редко упоминаемое окончание пословицы Славка с улыбкой.

Артем поначалу улыбнулся в ответ одними глазами. Потом, посерьезнев, подошел к другу и, положив ему руку на плечо, негромко и очень искренно сказал:

— Ты там поосторожнее, братуха.

— Не учи ученого, сапог профессиональный.

Отшутился Вяче, которого и без того ощутимо потряхивало от предстоящего близкого контакта с прошлым. Ставшим в одночасье их единственным настоящим.

Они помолчали несколько секунд, потом наш историк-краевед и хрононавт повернулся в сторону города, и, уже сделав первые шаги, бросил через плечо:

— Давай тут, не скучай, я пошел. Вернусь примерно часа через два, вряд ли раньше успею обернуться и все дела порешать.

Уже выбираясь на косогор, Вяче подумал, что будет логичнее выправить подол рубашки из штанов наружу и подпоясаться, таким манером он хотя бы немного, но будет больше походить на местного жителя.

По утренним улицам вместе с Вяче шли на работу мужики, бабы — спешили на рынок и в продуктовые лавки — прикупить свежего хлеба, молока и прочей снеди.

Немногочисленные масляные фонари уже оказались погашены, немощеные улицы под ногами многих тысяч обитателей Атаманского хутора поднимали тучи пыли. Славка мысленно прикинул, что как раз отсутствие дождя — скорее плюс, чем минус. Пыль что — тьфу, а вот грязь и слякоть на быстро становящихся непролазными улицах — это беда.

Мимо проходили и проезжали верхами чубатые казаки в неизменных фуражках с зелеными или алыми околышами и темно-зеленых суконных шароварах с неширокими красными лампасами — цветов униформы сибирского казачьего войска до изменений, произведенных в 1909 году. Впрочем, многие казаки носили такие и позднее, так что определить по таким признакам хотя бы приблизительную дату не представлялось возможным.

Поглядывали они вокруг снисходительно и свысока, явно ощущая себя хозяевами стремительно разрастающегося хутора. Уже на базаре заметил Славка и первого настоящего городового. Усатого, поджарого мужика с военной выправкой и шашкой на перевязи через плечо. Его он предпочел обойти стороной. Вяче давно пришел к выводу, что от служителей закона лучше держаться подальше. А в нынешних непростых обстоятельствах это правило требовалось возвести в степень непреложного принципа выживания.

На базаре в многочисленных лавках нашлось все, что могло потребоваться. Первым делом Славка купил у бабки два горячих, с пылу с жару, пирожка — один с капустой и второй — печенью. И с удовольствием их принялся жевать. Получив с найденного двадцатчика горсть мелочи, за копейку приобрел у мальчишки-разносчика свежую газету и быстренько глянул дату.

— Шестое сентября одна тысяча девятьсот десятого года. Как с куста. Наше вам с кисточкой. Ну, дела… — Едва слышно пробормотал он себе под нос, с ему самому не ясным ощущением. Как относиться к такому выверту судьбы, он еще просто не мог определиться.

— Утрясется, устаканится, а там, глядишь, разберемся, — почти успокаивая сам себя, опять прошептал он.

Быстренько прокрутив в голове, что там в сентябре могло случиться и ничего толком не вспомнив — основные события в Омске того года происходили летом — и приезд Столыпина, и трансконтинентальный автопробег. А главное, что ждет город — это Омская выставка, которая еще только готовится, ее проведение намечено на лето 1911 года. Славка пришел к выводу, что в ближайшем будущем не ожидается особых происшествий и потрясений основ.

Вячеслав, много раз изучая материалы начала 20-го века по Омску и всей России, точно знал, что в те времена в городе процветала всяческая преступность. Одних только видов карманных воров и прочих домушников, форточников, ското- и конокрадов, мошенников и прочей сволочи водилось великое множество. В свою очередь, они еще и подразделялись на разные узкие специализации. Понимая, что его внешний вид может привлечь нежелательное внимание, постарался предельно обезопасить себя.

Не входил в толпу, не позволял никому приближаться к себе и тем более сталкиваться, поглядывал за спину и в целом держался настороже. Что и принесло закономерный результат. Никто его так и не обчистил. Взятые им с собой деньги спокойно перешли в руки «правильных» торговцев.

Первой на его пути из числа нужных попалась обувная лавка Лапиной. Как явствовало из вывески. Заморачиваться он не стал, а просто прикупил две пары яловых сапог по размеру, а к ним портянки. Заодно взял и большой брезентовый мешок для всех своих покупок. Переобуваться пока не стал.

Следующим пунктом программы стала лавка готового платья Ноздрина, где Хворостинин приобрел перчатки, две пары штанов, две глухие — под горло — черного сукна жилетки, несколько опять же темных, недлинных рубах-косовороток с воротниками-стойками, пару простецкого вида пиджаков и коротких — с полами чуть выше колена темной шерсти то ли полупальто, то ли бушлатов с отложными воротниками. Добавились и прочие необходимые мелочи.

Вещи большей частью были неновыми, хоть и крепкими на вид, но все равно обошлись Славке в кругленькую сумму. Только за одежду пришлось отдать без малого двадцать рублей. Лавочник, если и подивился щедрости трат раннего посетителя, то виду не подал, выдал необходимую сдачу и вежливо проводил до выхода.

Задерживаться Вячеслав больше нигде не собирался, вот только ноги сами завели его в попавшийся по пути оружейный магазин Большакова. Где он не удержался и прикупил пару крепких охотничьих ножей, как отрекомендовал приказчик в лавке:

— Обратите внимание. — На прилавок легли два классических финских ножа в кожаных ножнах с белыми стальными наконечниками и обоймицами. — Клинки стали высшего сорта, отличной закалки, рукояти черного дерева. Финской фабрикации «Фискарсъ». Эти по пять дюймов длиной — ценой по три рубля за каждый. Есть также четыре с четвертью и четыре с тремя четвертями длины клинка.

Взял в руку, покрутил, посмотрел заточку. Вроде, все отлично.

— Давайте оба.

— С вас шесть рублей, — скрывая беспокойство и неуверенность в платежеспособности клиента, приказчик постарался легко произнести свою фразу.

Славка протянул ему десятку и быстро получил сдачу, но сначала стал свидетелем картины, как продавец тщательно изучает банкноту — не подделка ли… Пока шло время, Вяче стоял и вздыхал, заглядываясь на ружья и револьверы, но так и не рискнул покупать, дабы не привлекать к себе лишнего внимания.

Магазин, расположенный в казачьем поселении, логично располагал широким выбором магазинных винтовок всех калибров, охотничьих ружей, револьверов и пистолетов. А также всякого необходимого снаряжения для войны, самообороны и охоты.

Подумав еще немного, все же взял пачку на сто патронов под свой маузер 6,35-мм, который даже после введенных после революции 1905–1907 годов новых правил под ограничения не попал в виду своей малокалиберности и продавался совершенно свободно наряду с гладкостволом. Пришлось отдать еще пять с полтиной. Итого он и в оружейном облегчил свой карман на одиннадцать рублей.

Напоследок посетил на базарной площади шапочную лавку Смирнова — где прикупил два картуза. Теперь оснащение одеждой можно было считать завершенным.

— Ну что, о деле мы позаботились, пора и поразвлечься чуток. Курево у Артема кончилось, а вот как раз и табачная лавка, надо заглянуть, проявить заботу о друге, так сказать. Сигары нам ни к чему, трубочный табак — тоже побоку. А вот папиросы — самое оно.

В лавке он остановил свой принципиальный выбор на продукции местного омского завода Серебрякова. А вот что конкретно предпочесть — вопрос. Прикинув, что к чему и что почем, окончательно определился, что возьмёт только лучшее. Проблема крылась в том, что и в этом случае на прилавке имелись в наличии сразу три подходящих варианта. Пачки «Высшаго сорта А.» зеленоватая № 17 и красноватая № 3 — по пятнадцать копеек за десять штук. И синяя пачка высшего же сорта, но уже с буквой «Б.» — 25 копеек за 25 папирос. На всех в самом центре размещалась картинка с медалью и надписью: «Высшая награда — GRAND PRIX. Марсель 1908».

Любопытно, что прямо на коробке было напечатано: «В Тоб. и Томской губ и в Акмол., Семипал. обл. цена 25 шт. — 26 коп, в прочих местах Сибири — 27 коп.»

А ниже указывалось, что «На основании статьи 40 Устава объ. акц. общ. изделия запрещено продавать дороже выставленной цены». Вот такие методы. Ни много, ни мало.

В итоге Вячеслав купил все три пачки, подумав, что Артём на месте разберется, какой вариант ему больше нравится. Сам Хворостинин не имел ни малейшей склонности к табаку и, соответственно, оставался к куреву равнодушен. Зато пиво он всегда уважал. Потому и купил пару бутылок-кеглей Талицкого завода наследников Поклевского-Козелл — сортов «Экспорт» и «Баварское», опять же с золотыми медалями 1887 года на этикетках. Решив, что надо подкормить друга, прикупил по пути каравай черного хлеба и несколько жареных пирожков у всё той же торговки, по-прежнему стоящей у базарных ворот.

Волочить объемистый мешок оказалось занятием не из веселых. Пока Славка дошел до берега, успел упреть и притомиться. Он все же оглядывался несколько раз по пути, но груз за плечами мешал часто вертеть головой.

— Нет, ребята, — пропыхтел он еле слышно сам себе, — так дело не пойдет. Таскаться на своих двоих — оно, конечно, полезно, но нафиг-нафиг. Надо чего-то с колесами решать. Велик, коляску с бубенцами, так- их- раз- так, или какой-нибудь мотор, что объективно лучше всего. Деньги есть, помнится, по нынешним временам новая тарахтелка стоит примерно две тысячи… У нас точно с запасом хватит и не на одну… Надо будет с Тёмычем это дело обкашлять в ближайшее время.

Утром того же дня Гриня Жиган, начинающий грабитель восемнадцати лет от роду, успевший отсидеть по малолетке и нынче промышлявший воровским делом в банде Седого, прогуливался по базару, присматриваясь к «подходящим» клиентам. Деньги, добытые в недавних грабежах, подошли к концу, а жить красиво хотелось с неослабевающей силой. Вот тогда Гриня и заметил странного покупателя с мешком на плече.

Дождавшись, пока «персонаж» покинет обувную лавку, Жиган сунулся туда следом и поинтересовался у разом обомлевшей от страха торговки, что покупал недавний посетитель. Лапина запираться не стала и рассказала про две пары яловых сапог, червонце и сдаче в четыре рубля. Кивнув и цыкнув зубом, Гриня проследил за ничего не замечающим Хворостининым до лавки готового платья Ноздрина и даже подглядел через стекло за покупками и расчетами за двойные комплекты вещей. Поняв, что к чему, Гриня опрометью бросился к своему предводителю, который в это самое время мирно попивал чай в кабаке.

— Слышь, Седой, тут вроде дело наклевывается. Нашел «клиента» странного. Здоровенный шкаф. И вроде при бабках. Покупает вещи для двоих. Денег не считает и не торгуется. Слышал, тут недавно двое варнаков контору торговую обнесли богато, может, это они и есть? В любом раскладе, надо бы их заставить с нами поделиться. Как думаешь? Вроде не нашей масти, не воровской, скорее, из политических.

«Седой», спокойно допив чай, расплатился с половым и, поднявшись из-за стола, бросил коротко:

— Веди, посмотрим на него.

К тому времени, когда бандиты отыскали Хворостинина, Вяче уже успел закупиться в оружейном. Так что засекли его только возле шапочной и картузной лавки Смирнова.

— Так, проследим до места, думаю, они недалеко прячутся. А там решим, чего с ними делать. Ты, Жиган, иди первым, а я чуть позади, чтобы всей толпой не шляться и этого пижона не спугнуть.

— Понял, Седой, все сделаю в лучшем виде. Он от меня никуда не убежит…

Торопов, берег Иртыша, утро 6 сентября 1910

Проводив друга, Тёма, развернувшись лицом к реке, с удовольствием потянулся, ощутив тепло осеннего солнца. Щурясь от зайчиков, играющих в мелких волнах, он огляделся вокруг.

Слева вдали виднелись ажурные фермы железнодорожного моста, по которому как раз в это время неторопливой змеёй под размеренное пыхтение и перестук колес переползал товарный состав. Из толстой трубы локомотива валил густой дым и пар.

"Ну, прям Змей Горыныч", — Подумалось ему. — "А вот и Ильи Муромцы в караульных будках по обе стороны от въезда-выезда. Значит, в случае чего, этот путь на левый берег нам заказан».

Недалеко от полотна железной дороги располагался грузовой порт. Только он совсем не походил на тот, что знали друзья. А являл собой сумбурное нагромождение деревянных пирсов, бесконечные кипы грузов на открытых площадках и колёсных судов вперемешку с лодками местных жителей. Несколько из них как раз отходили, очевидно, на промысел.

"Интересно, а есть тут рыбнадзор?" — Торопов силился разглядеть, чем же принято ловить рыбу в этом времени. Ведь время шло, и вопрос еды и её добычи вставал в полный рост. Вдруг у Славки ничего не срастётся?

А Иртыш что в будущем, что в настоящем прошлом оставался красавцем. Не то, что закованным в бетонные кандалы конца двадцатого века… Почти напротив того места, где сейчас стоял Артём, находился остров. В будущем он сместится несколько ниже по течению. Но в остальном он выглядел точно таким же, как и многие годы спустя — песчаным, заросшим плотным ивняком и усеянным чайками с пологого южного берега. "Можно использовать для временной базы. Хотя, нет. По берегу видны лодки", — подумал он. — "Значит, остаётся лишь левый берег".

Несмотря на общую умиротворяющую обстановку, он никак не мог отделаться от тревожного чувства, подобное уже бывало с ним, когда поздним вечером случалось оказаться в «Порт-Артуре». Вот и искал подспудно возможные пути к спасению. Можно, конечно, угнать одну из лодок, коих по берегу имелось в избытке. Но ни в одной из них заботливые хозяева предусмотрительно не оставили вёсел. А это почти неразрешимая проблема. Перспектива грести на угнанной лодке против течения обломками досок, да ещё и убегая от разъярённых хозяев, представлялась ему самоубийственной, хотя и романтичной.

Значит, нужно искать вёсла. Лучше — вместе с лодкой. Благо, деньги имеются. "А кстати", — возник мысленный вопрос, — "Сколько по нынешним временам стоит лодка? Надо будет обязательно спросить у Славки, что и сколько тут по ценам весит. А то обдерут как липку. Однако не май месяц".

Наползающая от реки холодная сырость заставила поёжиться. Решив, что костерок на берегу не помешает и не привлечёт особого внимания, он прошёлся вверх-вниз по берегу и вскоре набрал достаточное количество разного деревянного мусора — сухого как порох и промытого до костяной белизны топляка, вынесенного могучим течением на берег в половодье. "Зиппо" снова не подвела, и вскоре костерок уже, весело потрескивая, горел, отгоняя холод и дрожь.

Артём посмотрел на хронометр. Прошёл час с небольшим с момента, как Вяче отправился за покупками. Хотелось курить. Сигареты кончились. Пустота неприятно сосала под ложечкой. Как назло, поблизости никого не было, чтобы "стрельнуть" хотя бы махорки. А может, это было и к лучшему. Рюкзаки с деньгами были довольно тяжелы для одного. А бросить их тоже не вариант. Приглядев неподалёку на берегу перевёрнутую лодку с дырявым дном и логично рассудив, что данный транспорт никому особо не интересен, Тёма оттащил и спрятал туда рюкзаки, тщательно убедившись, что за ним никто не наблюдает.

Теперь у него была некоторая свобода действий, и можно было подумать о куреве, еде и добыче лодки.

Он двинулся вдоль берега в сторону порта, изредка оглядываясь назад. Впереди были устроены невысокие мостки, далеко уходящие от берега. Их, скорее всего, использовали для стирки. Также к ним были привязаны несколько лодок. "Без вёсел" — отметил Артём, подойдя ближе и приглядевшись.

С реки, еще окутанной предрассветным легким туманом, низко стелящимся над водой, раздался скрип уключин и тихий, ритмичный плеск весел. Артем не без интереса вгляделся в белесую пелену, из которой постепенно проступили контуры низкой маленькой плоскодонной, собранной из широких досок лодочки. В ней сидел и старательно экономными, короткими взмахами, казалось, едва касаясь поверхности воды, грёб седой, почему-то без шапки, лысый мужичок с непонятно пятнистой сиво-желто-белой густой, не в пример волосам на голове, бородой. В утренней тиши явственно слышались невнятные бормотания, видимо, старик, за отсутствием собеседника, негромко разговаривал сам с собой.

Почти подойдя к причалу, рыбак, наклонившись, вытянул откуда-то чекушку с мутноватой жидкостью и хорошенько отхлебнул, сам себе тут же объяснив, что, мол, «надо для сугреву». Плоскодонка, сохраняя инерцию, продолжила движение.

Гребец, сложив весла вдоль бортов, приподнялся на ногах, полуобернувшись лицом к носу лодки. Размахнувшись подхваченной со дна верёвочной петлёй, он попытался набросить ее на ближайший торчащий столб основания мостков. Ухватившись за веревку, должную служить причальным концом и потянулся, желая накинуть ее на торчащую из воды сваю.

Незнакомца, наблюдающего за ним всего с нескольких шагов они или не заметил, или просто остался сугубо равнодушен к его присутствию. И, то ли нога у деда подвернулась, то ли его по пьяной лавочке повело в сторону, но вдруг он качнулся всем телом, махнул руками, словно пытаясь удержаться за воздух, и с плеском рухнул за борт, подняв тучу блеснувших радугой мелких брызг, угодив точно в узкий промежуток между причалом и лодкой. Заодно себе на беду, дед лысой макушкой крепко приложился о самый краешек досок настила.

Торопов в первую секунду просто растерялся. Потом еще пару мгновений ждал, что старик, отфыркиваясь и матерясь во все горло, выплывет с невеликой глубины. Но речная гладь оставалась совершенно спокойной и прозрачной. Заглянув в нее, он увидел, что оглушенное тело рыбака с безвольно раскинутыми в стороны руками медленно тащит течением вниз. Больше терять времени было нельзя. Мигом, скинув кирзачи и куртку, с лежащим в ее кармане оружием, он прыгнул в реку и, ухватив старика за рубаху, потянул на себя.

Далее всё было уже делом техники. Вытащив старика на берег и перевернув лицом вниз, хорошенько встряхнул неожиданно легкое тело, как пса за шкирку. У спасенного из горла сразу хлынула вода. Старик шевельнулся и заперхал, его вырвало на песок жуткой сивухой.

Отвернувшись к реке, Тема заметил, что лодка, выровнявшись, постепенно всё дальше уносится сильным течением. Пришлось, пробежавшись вдогонку и с разбега залетев в холодные воды Иртыша, вплавь добираться до нее и потом на веслах выгребать к берегу.

Вытащив плоскодонку подальше на песок, он вернулся к неудавшемуся утопленнику, бородатому с запавшим беззубым ртом старику, с которого продолжала ручьями течь вода. Лысая голова блестела на солнце. Кустистые седые брови, выцветшие бледно-голубые, водянистые, подслеповато щурящиеся глаза бездумно и как-то отрешенно смотрели на своего спасителя.

От старика несло таким крепким перегаром, устойчивым даже после случайного утреннего купания, что Тёма, соединив это наблюдение с увиденным ранее и найденной на дне лодки почти пустой чекушкой, сделал очевидный вывод. Рыбак, вырученный им, без сомнения, был крепко пьян.

— Ты чего же, дед, бухаешь прямо на борту? Все нормы судоходства нарушаешь. Жить надоело? — Заметив с облегчением, что спасенный приходит в себя, раздраженно проговорил Артем.

— Кхе-кхе, — только и услышал он в ответ.

— Алкашня, ёпрст. — Буркнул недовольно.

— А ты хто таков будешь-кхе? Думашь, коли вытащил, кхе-кхе, так и лаяться облыжно можешь, маткин берег, батькин край!? — Неожиданно прорезался скрипучий, какой-то каркающий голос.

Не получив никакого ответа, он медленно, словно нехотя приподнялся и сел на еще холодный по раннему часу песок. Подумав, добавил.

— Вишь, ноги у меня болять от речной мокряди. А правая — зараза, и вовсе как стрельнёт, так хоть вой. Вот и оступился. Башкой стукнулся, — он осторожно коснулся пальцами все еще медленно кровящего затылка, — от того и на дно пошел кулем. Спаси тя Бог, мил человек, что выручил старика. — И у него на глазах заблестели слезы.

Такие резкие переходы от грубости к умилению не обрадовали Торопова, а скорее насторожили. «Он еще и псих, что ли, в придачу к пьянству?»

— Лодку твою я вернул. В другой раз не тормози и не бухай пока на воде.

— Не могу. Говорю же, ноги болять, ломит их — заразу, от сырости и холода. Только и спасаюсь беленькой.

— Решай сам, дед, — только и оставалось Артему махнуть рукой. — Выходит, нельзя тебе на реку.

— Куды ж я от нее, родимой. Иртыш меня и кормит, и поит. Рыбки наловлю, продам, вот и шкоробчу, калека, себе на пропитание.

— Что ж ты так, в одиночку? В твоем-то возрасте?

— А что делать, сердешный? Один я остался на швете. Помощников Бог не дал…

Холодный речной ветер стал пробираться под мокрую одежду и Артём, вспомнив о костре, предложил старику пойти к огню и обогреться. Насобирав ещё дров, Тёма скинул мокрую одежду, с удовольствием надев сухую и теплую афганку. Отжав штаны и рубаху отжав, повесил их сушиться на ветки прибрежного ивняка. Старик сделал то же самое. Вот только переодеваться ему было не во что и пришлось сидеть, трясясь от холода и озноба, губы деда посинели, но огонь своим теплом спасал обоих.

Артем по привычке глянул на часы и понял, что "монтана" скоропостижно скончалась, хлебнув светлых вод Иртыша. И чтобы блестящий браслет из нержавейки не вызвал лишних вопросов у невольного компаньона, он, отойдя в сторонку и широко размахнувшись, закинул часы подальше в воду. "Вот смеху то будет, когда археологи их откопают" — пронеслось в его голове.

Пока ветер и солнце делали своё дело, возле костра текла неторопливая беседа. Торопов, придумывая на ходу правдоподобную легенду о себе, старался больше узнать о собеседнике и окружающей жизни. Спасенный назвался Митричем. По причине отсутствия зубов, говорил он медленно, невнятно и неразборчиво, постоянно пришепетывая. И выглядел сморщенным ветхим старцем.

Самое удивительное, «пенсионер-алкоголик» оказался всего лишь на двадцать лет старше нашего героя. Сей факт несоответствия поразил Артема до крайности. "Чёрт, наши старики древнее, а выглядят намного лучше. Вот, что значит медицина", — пришло ему в голову. «И питание. И быт. Как у нас пишут в газетах и предвыборных обещаниях — уровень жизни. Вот этот самый уровень на данном отрезке времени очень низок…»

Родом Митрич был с Поволжья, происходил из безземельных крестьян, потому всю беспросветную жизнь мыкался батраком. Только под старость лет после переселения в Сибирь смог отстроить избу, жениться и завести семью. Несколько коротких лет человеческой жизни — вот и все, что судьба подарила новому знакомому.

— Только вон оно, как обернулось. Холера не разбирается и жалости не знает. Год назад схоронил всех своих. Видно, такова воля Божия. Аки библейского Иова проверяет и испытывает — не заропщет ли, не усомнится в вере раб Его? — Старик привычным движением перекрестился. Помолчал, жуя беззубым ртом, и продолжил. — Вот и сегодня думал, что всё. Пришёл мой черёд. Не выплыву. Видать, не пробил еще мой час, раз ниспослал Господь тебя, паря.

Дед снова перекрестился и поцеловал, вынув из-за пазухи, нательный крест. Потом взглянул на Артёма и промолвил:

— Не к добру это…

— Что не к добру? — опешил Тёма.

— Крышта на тебе нет. Плохо это.

Артем не сразу понял слова собеседника из-за проблем с артикуляцией, но ритуальные жесты старика оказались красноречивее слов.

— Когда нырял, потерял… — наскоро соврал Артём, для убедительности сделав жест, будто бы проверяет, на месте ли цепочка.

— Может, грех на тебе какой? Ты не беглый, часом?

— Да не. Что ты… Я от поезда отстал. Вот теперь думаю, как дальше добираться.

— А куда едешь то, мил человек?

— К сестре в Тверь, — назвал Тёма первый, пришедший в голову, старый город. — Хотя, теперь уже и не знаю. Вещи в поезде остались. Ни курева, ни документов теперь нет. Разве что денег немного в бумажнике осталось.

Неожиданно в голову ему пришла мысль, которую он тут же и озвучил:

— Ты лучше продай лодку мне, раз от речки у тебя кости трещат. Сам говоришь.

— Да на кой она тебе, паря? — пьяно усмехнулся дед — До Твери не доплывёшь.

— Да не. Хочу немного тут оглядеться. Опять же, рыбы хоть наловить на уху.

— Не, паря. Ты всё ж-таки беглый. Ну да не моё енто дело. А с едой я тебе подсоблю. Сегодня Бог послал малость.

Старик, кряхтя, поднялся, натянул на костяк почти просохшую одежду и направился к своей лодке. Когда он вернулся, Артём тоже успел одеться и теперь сидел на песке, тщательно наматывая портянки и надевая сапоги.

— Вот. Что Бог послал, тому и рады.

Из котомки появился ломоть хлеба, кисет с табаком и та самая чекушка, которую дед тут же осушил до дна. К радости Тёмы, нашёлся и кусок газеты.

— Спасибо Митрич! Табачок мне сейчас — то, что нужно. — Отрывая лоскут бумаги для "козьей ножки", Артём заметил год издания газеты "1910". "Славке надо будет сказать. Пусть вспоминает, что тут к чему" — подумал он, слюнявя и заклеивая край самокрутки. Затем, тщательно набив табак, прикурил от головешки. Есть тоже хотелось, но черствая, грубая даже на вид горбушка хлеба не внушала доверия.

— Так все же, Митрич, продашь мне свою лодку?

— Да Бог с тобой, милай. Эта «тоболка»[1] — кормилица моя. Куда ж я без рыбалки-то? — с пол-оборота начал торговаться, задирая цену, старик.

— Да ты смотри, она ж старая, поди. Вона как мешок твой промок.

— Шря ты так, паря. — Я ее только месяц как просмолил да проконопатил. Она ж как новая, никоторой течи не даёть! А воды она бортом черпнула.

— Может и так, спорить не буду. Но повторю, тебе лучше от реки подальше держаться. А на деньги, что я тебе дам, купишь телегу и лошаденку, станешь товары всякие возить на базар да с базара. Вот во сколько крепкая повозка с мерином и упряжью обойдутся?

— Так почитай рублёв пятнадцать за телегу ломовую. За коня вдвое, если не втрое больше. И упряжь — пятерик. Да и то, поискать ещё надо.

— Слушай, а если я тебе за неё дам сорок? А? Просто времени у меня немного. Да я и не знаю, у кого тут, что можно купить.

Митрич, с присущей пьяным необъяснимой логикой, сделал твёрдый вывод, что перед ним не просто беглый каторжник, но ещё и грабитель. Ещё раз осмотрев Артёма хитрым глазом и прикинув ситуацию в уме, старик бесстрашно решил выжать всё, что возможно, невзирая на то, что Артём спас ему жизнь.

— Полста! Маткин берег, батькин край! — В его голосе Тёма уловил азарт, недоверие и что-то ещё… Какая-то скрытая властность, что ли… Стало понятно, что старик думает, что имеет дело с беглым преступником и, возможно, после встречи пойдёт в полицию. Дело начинало пахнуть жареным. Требовательно «раскидав» перед носом Артема пятерню, Митрич начал загибать дрожащие, измученные артритом, пальцы. — Ить, мне овес для лошади нужон, навес какой-никакой, да и самому пропитаться первые дни нать. Ну, и обмыть такое дело, это уж обязательно. Без того никак.

— По рукам! — Артём достал из кармана ещё сырые ассигнации, отсчитал пятьдесят рублей и отдал их старику.

Митрич, не торопясь и разглядывая каждую купюру, пересчитал деньги, сунул их в карман. Затем собрал котомку и, сказав "Ну, бывай, мил человек", чуть покачиваясь и подволакивая правую ногу, торопливо заковылял прочь. То ли не веря своему счастью, то ли торопясь в полицию. Как только он скрылся из виду, Артём быстро перетащил деньги в лодку.

Всё шло не так как хотелось бы. Совсем не так. Вдобавок, в лодке вместо якоря лежал увесистый камень, который старик отвязал, когда причаливал, поскольку верёвка имелась всего одна. На все случаи жизни. "Блин! Пока привяжу его, лодку унесёт. Потом задолбаюсь против течения грести. Ладно, пойду на остров. Оттуда и берег видно, и меня так просто не достанут".

С этими мыслями он развернул «тоболку» против течения и, не позднее чем через полчаса, он был уже на острове. Подтянув плоскодонку на берег, насколько это было возможно, Тёма обследовал ближайшие окрестности. На его счастье, сегодня на острове было не многолюдно. Вернувшись к своей посудине, он залёг в неё, стараясь остаться незамеченным, но в то же время сохраняя для себя достаточный обзор.

"Скорее бы Славка вернулся. Что он там так долго телится?"

Артём не мог следить за временем и из-за этого злился, поминая неуклюжего деда, китайцев с их "монтаной", Славку, загадочный тоннель и колчаковцев. К тому же, вода попала в сапоги, и мокрые портянки доставляли много неудобства. А переодеть и высушить их сейчас не просматривалось никакой возможности. Не с руки и не время.

И вот, когда от костра, у которого сушились недавно они с дедом, осталось лишь чёрное, незаметно дымящее пятно на песке, на вершине берега появился Хворостинин с большим мешком на плече.

Артём немедленно столкнул лодку и энергично принялся грести к берегу, стараясь время от времени оглядываться. У него это получалось не очень хорошо, поэтому две фигуры, появившиеся чуть поодаль вслед за Вяче, остались им незамеченными.

Лодка ткнулась в мелководье. Тёма, запыхавшись, подтянул её на песок и быстро пошёл к другу.

[1]Тоболка — дощатая лодка, распространена в среднем течении Иртыша.