Дикий Восток. 1910. Часть 1

Глава 15

Торопов, 08.09.1910

Проснулся Артем рано. От волнения есть совсем не хотелось, и он лишь выпил стакан чая без сахара. Вот-вот должен был появиться Егор с вестями, но он все не шел, заметно задерживаясь. Уже и солнце высоко поднялось в прозрачной синеве небес, и пачка папирос кончилась, когда в дверь постучали. Тема даже выдохнул с облегчением, — «Наконец-то!» и поспешил открыть замок.

На пороге стоял мальчишка с довольным и бодрым видом.

«Значит, наверняка есть новости, и хорошие. Явно рассчитывает на щедрую награду парень», — сделал новое умозаключение новоявленный омский Шерлок Холмс — знаток человеческих реакций.

— Проходи, — стараясь сдержать нетерпение, спокойно пригласил Торопов парнишку в комнату. — Есть хочешь, вот у меня чай, правда, остыл уже, баранки, бутерброды, бери, что хочешь. Вы, пострелыши, вечно голодные.

Мальчик отказываться не стал и, навалив себе в стакан целую гору сахарина, принялся с аппетитом уплетать угощение, да так вкусно и бойко, что Артему тоже захотелось подкрепиться.

Еда не мешала Егору рассказывать, не всегда внятно, но с достаточной ясностью он принялся излагать собранные сведения.

— Друг ваш все еще в участке. Сейчас он в карцере сидит. А утром я пробрался к оконцам камер и заглянул внутрь, увидал его, да окликать не стал. А еще вот, — он вынул из кармана завернутую в тряпицу небольшую вещицу, — отыскал под окном, блестела на солнышке в траве.

Артем развернул ткань и увидел самую настоящую заточку, широкую, с замотанной бечевкой короткой рукоятью. Он внимательно осмотрел оружие, даже понюхал, но никаких следов крови не обнаружил. «Значит, в деле не была, иначе все равно хоть капля, хоть намек остались бы. Это хорошо». Вещь явно была бандитская. Самоделка, изготовленная опытной и навычной делу рукой. «На кого же ее готовили, уж не на нашего ли героя с холма? Ну, раз цел и здоров, значит, сумел справиться. Молодец».

— Ваш друг сидел на нарах с другим дяденькой, разговаривали. А в дальнем углу, у ведра с парашей, лежали трое. Не знаю кто.

«Лихо Славка дела делает… аж шуба заворачивается», — мелькнула в голове Артема одновременно тревожная и довольная мысль.

— Потом от околотка карету тюремную отправили с двумя заключенными.

— Кто такие? — почуяв тревогу, поспешил прервать рассказ мальчика Артем.

— Не страшно. Его среди них не было. Я потом еще раз подлез под забором и вдругорядь заглянул в камеру, но там его не было уже.

— Так где же он?

— В карцере. — как о само собой разумеющемся отозвался Егор.

— Ты уверен?

— А как же? Вернее некуда. Мне дядька Никодим, дворник тамошний, все разложил. Я ему мерзавчика поднес, так он все рассказал.

— Молодец. За это будет отдельная награда. Ты прирожденный сыщик! — Тема порадовался, что судьба свела его с таким ловким и толковым помощником. «Надо его полноценно нанять. На постоянку. Пусть нам сведения добывает, нашими глазами и ушами будет в городе. Всегда полезно. А потом можно и себе забрать в ученики. Смышленые всегда нужны».

— А еще вчера к вечеру было дело. Тот самый Яшка-Лях к Варваре Дмитриевне женихаться явился. Она ему отказала, да он за ней увязался. Прямо на прошпекте за руку ухватил. Да тут городовой рядом был, вступился. А потом и вовсе казачий патруль подоспел, ихний старшой даже конем на Ляха наехал, едва не зашиб бедового. Тот и ушел, повесив голову. А вечером он к околоточному домой ездил.

— Яшка? К Фролу Фомичу?

— Да, все так и было. Недолго у него и пробыл. Я подобраться и подслушать не смог. — Словно извиняясь, пожал плечами парнишка.

— Этого и не требовалось. Ты и так сделал больше, чем я мог рассчитывать. И вот еще что. Не надо, чтобы нас вместе видели. Будем, если что, встречаться на площади, заметишь меня, продай газету, и потом отойдем, где никого нет, там и поговорить можно. Сюда больше не ходи. Где ты живешь, я помню, если что, отыщу тебя сам. А нынче вот что. Давай-ка, брат Егор, мы с тобой уговоримся, и я тебя найму на работу. Будешь сведения всякие мне добывать, платить буду щедро. Согласен?

— Отчего ж нет? Коли деньги будут, то и отработаю на совесть.

— Вот и договорились.

"Ну и доставил же ты мне проблем, друг Вячеслав Батькович.", — думал он, вытряхивая из постели и складывая в вещмешок пачки денег и всё, что касалось пребывания друзей в комнате. Кроме горы окурков в пепельнице, оставив её памятником потраченным нервам, пустым мыслям и бессонной ночи, в назидание будущим поколениям.

Затем переоделся в купленные накануне вещи и, окинув взглядом комнату, положил на видное место только что набросанную карандашом записку. Неся за плечами под завязку набитый вещмешок, плохо сочетающийся с новым костюмом, Артём направился на рыночную площадь.

Оставалось докупить кое-какие вещи из списка. Что он и сделал без особого труда и проволочек. Пятьдесят аршинов хорошей верёвки, фунт помидоров, кулёк семечек и мешок. По пути попался лоток с мылом. "Где верёвка, там и мыло" — решил Тёма и купил кусок, не в силах объяснить себе для чего. Подготовившись, Артем прямиком отправился на базарную площадь на встречу с несчастливым извозчиком.

Но тут его поджидала засада. Яшки опять не было на месте. Пришлось выпить несколько стаканов чая, прочитать газеты и даже прогуляться по торговым рядам, с каждой минутой все больше тревожась и нервничая, время уходило, план мог и не сработать. Наконец, переливчато звеня бубенцами, на площадь вкатилась роскошная извозка.

«Ну, всё. Начали!», — мысленно скомандовал себе Торопов, шагая к цели и стараясь сдерживать шаг. Подойдя, он с этакой скучающей ленцой произнес:

— Скажи-ка, голубчик, хороша ли твоя коляска? Мягкий ли у неё ход?

— А что, хотите купить? Так она не продаётся. — Грубо отозвался Якуб.

Что, впрочем, и ожидалось. Вид он имел несколько приунывший, взъерошенный и побитый. Отёк и капитальный синяк во всю челюсть слева, пусть замазанный и густо запудренный, просвечивал весьма убедительно, подтверждая боксерские навыки Славки махать верхними конечностями. Но, всего скорее, главный источник печали бравого извозчика оставался жесткий ответ мадмуазель Белозеровой, полученный накануне. «Не по Хуану сомбреро. Не по Хулио Мария. Куда ж ты с такой босяцкой рожей в калашный ряд полез», — с внутренней усмешкой мысленно зачитал свой вердикт Торопов.

— Не про то речь, — Словно и не заметив хамства, продолжил беседу Артем, — хотя и кобыла у тебя вроде справная, и коляска эвон какая нарядная, сейчас мне это ни к чему. Я, видишь ли, дом собираюсь строить. Так вот ехать довольно далеко. А я не люблю, когда шибко трясёт. Вот и подыскиваю извозку помягче да побыстрее. Ну, на нет — и суда нет. — Он сделал вид, что собирается подойти к другому кучеру.

— Да нет, что вы, сударь! — Спохватился Оснецкий, почуяв выгодного пассажира. — Коляска, что надо. Мягкая на ход. Каждый день смазываю. Вот смотрите! — Он попрыгал на козлах. Коляска действительно не скрипела. — У меня же диваны, а не сиденья! Колесы на резиновом ходу!

— Это верно, экипаж у тебя, голубчик, первосортный. А знаешь ли ты, где улица Солонцовая находится?

— Как не знать, не извольте беспокоиться, доставлю в лучшем виде. Да только ж это далече будет. Рупь, не меньше, почитай.

— Хорошо. Я не жадный. — Артём достал трешку и показал её извозчику. — Получишь, если повезёшь по короткой дороге. С ветерком.

— Эт мы завсегда, барин. — Уже веселее отозвался лихач.

Артём закинул мешки в коляску, затем сел сам. Яшка легко встряхнул вожжи. Пролётка тронулась. Ехать было действительно одно удовольствие. Мягкое бархатное сиденье, удобная спинка, обшитая тканью. Подрессоренный ход съедал неровности, несмотря на скрытые широкими фанерными крыльями спицованные деревянные «скаты» с дутыми белыми шинами. "Не то чтобы "Волга", но и не "Газ-66", — подумалось Артёму. Всю дорогу он тщательно следил за движениями кучера, стараясь запомнить их на будущее, однако, и про дорогу тоже не забывал.

— Эй, кучер, ты зачем со Скорбященской свернул? Сдаётся, решил ты меня кругами покатать. Ну, дак, тогда за моё время потраченное получишь лишь целковый. — Артём потихоньку входил в роль богача.

— Да Бог с Вами, барин! Она уж больно разбита опосля дождей. Лучше ехать по Госпитальной. Может, покуда мимо проезжаем, барин захочет развлечься? Я тут как раз недалече место знаю. Девки — ну просто кровь с молоком. У меня ить и карточки есть с ими. Вот. — Он ловко вытянул из-за пазухи пачку небольших фотографий и, обернувшись, сунул в руки донельзя удивленного такой внезапной настойчивостью, Торопова.

Тёма перебрал фотокарточки, на которых в самых фривольных для тех пуританских, в сравнении с девяностыми годами, времен, стояли, лежали и сидели плотные, щекастые девицы в странных и даже каких-то не романтических нарядах: корсетах, кружевах, панталонах, туфлях и чулках, с прическами и шляпами.

А больше всего позабавили его корявые позы, напоминающие скорее борцов на отдыхе или просто неумелых актрис, пытающихся изобразить нечто эдакое, жеманно-сладострастное, на их собственный взгляд и манер…

И все же, несмотря на всю неуместность и странность происходящего, Артем на миг ощутил, что оно как бы и неплохо. Монахом он точно себя не считал. Но только не с проститутками. К ним у него прочно выработалось чувство брезгливости пополам с отвращением. Ведь ещё на срочной службе к ним в часть по ночам довольно часто приходили «ночные бабочки», предлагая всем желающим незадорого удовлетворить свои сексуальные запросы.

Только вот частенько на следующий день начинались бурные поиски средств от последствий ночных утех, что немало забавляло остальной, более морально устойчивый, личный состав. Старый фельдшер-прапорщик, матерясь, выдавал медикаменты. А что потом было на утреннем построении… Какие слова! Какие фразеологические обороты! Под конец все герои-любовники получали заслуженные наряды вне очереди. А особо отличившиеся — госпитализацию…

Поэтому Тёма предпочитал знакомиться с девушками в ночных клубах. Причём, не с первыми встречными, памятуя принцип "лучше быть голодным, чем, что попало съесть".

— Нет! Первым делом — самолёты, ну а девушки — потом. — Сказал Артём, осекшись.

«Когда ты мне, гад, Славку вернёшь. А уж после… Главное — тщательный отбор", — Мысленно подытожил он.

— Что, барин? — Яшка явно не понял фразу.

— Некогда, говорю, — громко сказал Тёма, — Давай, спешно на место вези. А если подождёшь меня там с час примерно, то тогда и по девкам свозишь.

— Так точно, барин, обожду.

Жадность Якова границ не имела… Помимо основного извозчицкого дохода, многие кучера тех времён имели договоры с хозяйками домов терпимости: привёз клиента — получил щедрые чаевые от заведения.

— У меня, барин, если надо, и коньяк, водка, вино с шампанским есть по особой цене… — Зачем-то полушепотом заговорщицки поведал извозчик Артему.

— Ишь, голубчик, а ты, как я погляжу, парень не промах! Всюду поспеваешь…

— Всё, барин, приехали. Вот Солонцовая.

— Не, давай дальше, до Сыропятовской. Мне туда надо. — Тёма незаметно для кучера достал из мешка верёвку и сапёрную лопатку, которую положил рядом на сиденье.

— Чой-то вы, барин, дом строите на выселках? Можно ведь и поближе к центру. Там и жить удобнее. А тут грязь да поле кругом.

— Нет, голубчик, это пока тут грязь. А я думаю построить завод. Паровые машины делать. Так что сам понимаешь — простор мне нужен. Вот так то.

Когда прибыли на место, Торопов спрыгнув с коляски, достал трёшку.

— Слушай, а что с колесом-то у тебя случилось? — Обеспокоенно заявил он. — Ты обратно доедешь ли?

— А что такое? — Яков сунул деньги за пазуху и спрыгнул с козел.

— Да вон, смотри. — Артём показывал на середину задней оси. Извозчику пришлось нагнуться, чтобы всё рассмотреть. И он тут же рухнул как подкошенный, получив рукояткой лопатки по шее. "Господи, хоть бы не "двухсотый". — Пронеслось в голове Тёмы. Он быстро накинул на обмякшего Ляха мешок, как можно крепче перевязал верёвкой и, не без труда, закинул его на пол коляски. Оглядевшись, он вскочил на козлы и подсмотренными у кучера по пути движениями направил лошадь в сторону полей…

Якуб с трудом открыл глаза. Пульсирующая боль молотком стучала в затылке. Во рту оказался плотно забитый кляп. Дышать было тяжело из-за сильного запаха серы, разъедавшего ноздри. Он попробовал пошевелиться и не смог. Когда зрение окончательно прояснилось, взору предстал давешний щедрый пассажир, сидевший недалеко лицом к нему в его же пролётке, что была развёрнута кормой к попавшему в переплет извозчику.

— Ну, здравствуй ещё раз, супермен. — Последнее слово поляк не понял, он всё пытался выбраться. Но вскоре, поняв, что крепко связан по рукам и ногам, успокоился и стал осматриваться.

Он сидел раздетым до белья на опушке лиственной рощи, спиной прижавшись к дереву, за ствол которого были заведены его руки и связаны. Босые ноги чуть выше ступней также были крепко связаны между собой верёвкой, длинный конец которой лежал аккуратно свёрнутыми кольцами рядом. Проследив взглядом, Якуб понял, что верёвка привязана к задней оси его пролётки. Почуяв недоброе, он попытался закричать, но из-за кляпа получалось лишь протяжное мычание.

— Ну что, голубчик бубенчатый, оклемался? — Торопов скорчил добродушно-сочувственную мину, обтирая руки пучком травы от серной мази, которой щедро смазал усы кучера. — Давай знакомиться. Ты — Яшка-Лях. Я про тебя премного наслышан. Как же, жених из женихов, писаный красавец, правда, немного ревнивый, ну, да это ничего. А ещё стукачок и взяточник, заплативший полицаю за устранение невиновного человека. Но это тоже ещё ничего.

Изменив тон на недовольный, и стараясь, чтобы слова имели вес кирпичей, Тёма продолжил.

— Вот только с человеком ты не угадал. Человечек-то мой оказался. И теперь по твоей милости, хотя нет — глупости — у меня возникли проблемы. Вот об этих делах наших скорбных и будет сейчас дальнейший долгий разговор.

Тёма специально подчеркнул интонацией слова «долгий разговор» и продолжил.

— Сразу же обрисую тебе ситуацию, дабы не оставалось вредных… — Тёма на мгновение замолчал, словно подбирая слово. — иллюзий. Во-первых, зачем такая длинная верёвка. Чтобы мне не пришлось за тобой бегать. Ведь разговор предстоит до крайности сурьёзный. А ещё для того, чтобы лошадь успела разогнаться, прежде чем она натянется, чтобы гарантированно оставить от тебя ножки да рожки. — Последнее было сказано словно при чтении сказки ребёнку.

— Слыхал, небось, что кинетическая энергия равна половине массы лошади, умноженной на квадрат её скорости? Нет? Тогда придётся поверить мне на слово, порвёт она тебя, Яшка, как промакашку. — Артём криво и снисходительно ухмыльнулся. При этом он подошёл к дуге упряжи и срезал ножом все бубенчики и ленты. — Во-вторых, ты, брат, совсем не знаешь, где сейчас находишься. Поэтому, сразу скажу, что место очень глухое. Полицаев и грибников нет. Помочь, окромя меня, тебе некому. А помогу ли я — зависит от твоего поведения.

— О! Смотри, грибочек. — Тёма поднял из травы заранее спрятанный «мухомор», который он успел сварганить из помидора и чищеных семечек. — Ты есть не хочешь, не? Ну, тогда я сам. Нонче мухоморы превосходные уродились. Уж поверь мне, я в этом толк знаю.

С этими словами он положил помидорную шляпку себе в рот целиком, чтобы не было видно сока, и изобразил на лице вкусовое блаженство в лучших традициях школьного драмкружка, при этом краем глаза наблюдая за Яшкой. Тот перестал мычать и ошарашенно наблюдал за своим пленителем. Покончив с реквизитом, Тёма удовлетворённо продолжил.

— Не боись! Я, можно сказать, бессмертный. Ой! Да что это всё "я" да "я"! Давай теперь послушаем тебя. Только, чур, не кричать. А то лошадь испужается, рванёт… И не поговорим мы туточки, пока ты жив. А очень, знаешь ли, хочется. А то в другом месте жарковато, понимашь… — "Понимаешь" было сказано с выражением лица, исключающим разночтения. — Если кричать не будешь — кивни.

Кучер растеряно кивнул. Постоянный сильный запах серы заставлял слезиться глаза и жег горло, но больше всего внушал ему животный, мистический ужас от столь очевидного знака близости Преисподней.

— Ну, во-о-от. — Протянул Артём, вынув кляп. — Теперича расскажи мне, как ты будешь отдавать мне деньги. Сразу все или по малой толике?

— Ка… Кие деньги? — Тяжело дыша, хрипло спросил Оснецкий. Несмотря ни на что, он оставался крепким мужиком и пусть бывшим, но все же лейб-гвардейцем. — Я тебя первый раз в жизни вижу. Ничего я тебе не должен!

— Тсссс! — Тёма приложил холодный клинок финки к губам пленника на манер пальца. — Первый раз — не последний. Видишь ли, мил человек, паренёк, которого ты на проспекте прессанул и приземлил на нары, должен был принести мне сегодня приличную сумму денег. А из-за тебя он теперь мне её не отдаст. Значит, спрос с тебя, родной. Логично?

Лезвие медленно переместилось ниже и принялось за пуговицы на Яшкиной рубахе. Тот, в бесплодной попытке отстраниться от острого клинка, вжался в дерево.

— О, милок, да на тебе и креста нет. Это хорошо. Что ж ты, безбожник, что ль?

— Нет, я верю в…

Торопов, войдя в роль, на ходу сымпровизировал. Легко шлепнув пленника ножом по губам, с мрачной ухмылкой изрек:

— Ну, что ж ты, дурашка, разозлить меня хочешь?

Взгляд поляка заметался, его охватил мистический ужас, в последней и заранее обреченно-тщетной попытке выбраться из смертельной ловушки он простонал:

— Деньги в кармане! Возьмите их, вельможный пан, и отпустите меня, умоляю.

Финка под мощным и резким ударом на треть вонзилась в дерево чуть выше головы Оснецкого, заставив его зажмуриться.

— О-о-о-о! У тебя есть деньги! Нуте-с, посмотрим — посмотрим… — С издёвкой констатировал прапорщик, демонстративно надев тонкие белые перчатки и, вытащив из лежавшего на сиденье пролётки кармана кучерского армяка несколько мятых купюр, гомерически расхохотался.

— Вот это, по-твоему, деньги?! Да ты сумасшедший! — Артём вновь подошёл к пленнику и, веером, словно карты, зажав правой рукой купюры, левой достал зажигалку и демонстративно поджёг их перед лицом Якова. Тот с ужасом наблюдал за непонятными действиями похитителя. Когда деньги почти догорели, Тёма положил их на левую ладонь, пришлось немного потерпеть, а правую незаметно завёл за спину и достал заранее приготовленную пачку соток.

— Вот деньги! — Злобно сказал он, резко хлопнув в ладоши. Создалась иллюзия появления купюр из ниоткуда. Затем, испепеляя взглядом опешившего пленника, злобно прошипел:

— А тот парень мне намного… Намного больше должен, чем ты видишь.

Тёма демонстративно помахал пачкой перед лицом кучера, напоследок щёлкнув его по носу.

— Да что вы! Что вы! — Якуб запаниковал. — Отродясь столько в руках не держал! Все возьмите! Заберите коляску, жеребца! Все отдам, только не губите, ясновельможный пан!

«О, наши ставки растут. Повысили. Скоро и крулем обозначат с пересрачки».

Артём вытащил нож из дерева, неторопливо развернулся, запрыгнул в пролётку, взял вожжи, и, небрежно бросив через плечо:

— Ну, на нет — и суда нет. Спросим у твоей барышни. Я тут знатный муравейник приметил недалече. Бывай! — хлестанул коня.

Извозка дёрнулась и стала резво набирать скорость. Паника Оснецкого, наблюдающего за разматыванием верёвки, была непередаваема. Он дёргался, кричал. Но всё было без толку. Последнее кольцо распрямилось… Верёвка дёрнулась… Якуб напрягся всем телом, предчувствуя смерть, закрыл глаза и завыл…

Пролётка скрылась из виду, увозя за собой верёвку…

Артём, хладнокровно оценивая произведенный на кучера эффект, остался доволен устроенным представлением. Узел, подсмотренный в разделе фокусов журнала «Юный техник» ещё в далёком детстве, как всегда не подвёл. Обогнув березовый колок, он остановил тарантас и привязал коня. Затем, стараясь не шуметь, стал подкрадываться к месту, где сидел несчастный пленник. Неслышно подойдя с обратной стороны, Тёма вкрадчиво и спокойно, наклонившись к уху Яшки, сказал:

— Верёвки нонче стали делать совсем дрянь. Вот раньше, когда мы с друзьями на Голгофе… Слушай, может, ещё разочек узелок завяжем, а?

Тот всем телом вздрогнул, словно от электрического разряда. Его мелко трясло, немигающие глаза были широко открыты, между штанин расплылось тёмное пятно. «Только инфаркта не хватало» — подумал Артём.

— Эх, Яша, Яша… Что-то не клеится наш разговор. Вишь, штаны обмочил. Совестно, небось. — Сочувственно произнёс Тёма. — Да ладно, я всё понимаю. После встречи со мной у всех исподнее менять приходится. Но ты везунчик. Недосуг возиться с твоей жалкой душонкой. Сегодня. Мне человечек нужен. И мои деньги. Ты вернёшь мне человечка, и мы всё забудем, как будто ничего не было? Да?

— Д-д-д-д-а, в-в-в-ерну. — Кучер затряс головой.

— Вот молодец. На-ка, глотни для поправки здоровья. Да не боись. Легче станет. — Артём поднёс к губам Яшки фляжку с водой, куда заблаговременно был добавлен пакетик морфия. — Стало быть, вернёшь человечка. Это хорошо. Токма, мне он нужен как можно скорее. Сегодня же. Понимаешь?

Яков судорожно кивнул.

— А если Фрол Фомич не захочет его отдать, а? Как думаешь, Яша, если ему денег дать, он его отпустит?

Кучер кивнул, уставившись вдаль невидящими, широко раскрытыми немигающими глазами. Морфий постепенно начинал действовать.

— Вот и славненько… Да? Мы пойдём прямо к реке. Да? Потом вниз по берегу. Да? Придём в город. Да? Зайдём к Фролу Фомичу. Да? Дадим ему сто рублей. Да? Он выпустит моего человечка. Да? Человек принесёт мне денежки. Да? И все довольны и счастливы. Да? Счастливы и довольны. Да? А потом можно свадебку. Да? Я твою барышню трогать не стану. Да? А тебе денежек дам. Да? — Тёма монотонно и ритмично, стараясь попасть в такт дыханию пленника, произносил фразу за фразой. Кучер после каждого "да" качал головой. — И всё у нас хорошо. Да? И потом всё забудем. Да? Идём прямо к реке. Да? Потом вниз по берегу…

Так продолжалось довольно долго, пока Яшка не успокоился. Взор его постепенно мутнел, веки неумолимо тяжелели… В конце концов, он уснул. Тёма разрезал верёвки на ногах зомбированного пленника и обтёр его щегольские усы от остатков мази. Сунув в карман "катеньку", незаметно подрезал верёвку, сковывавшую руки, и тихо как мышь вернулся к повозке. Отвязав жеребца, отъехал в сторону Омки. Добравшись до дальнего колка, откуда ещё можно было вести наблюдение, спешился, привязав вороного, и залёг в кустах.

Достав подзорную трубу, он с некоторым даже исследовательским интересом принялся терпеливо следить за Якубом, попутно пожелав сдохнуть сороке, что стрекотала где-то в ветвях у него над головой. Когда она, привыкнув к присутствию чужака, умолкла, Артём услышал где-то вдалеке голос кукушки. Оснецкий всё ещё не двигался.

«Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось?» — Мысленно задал традиционный вопрос отставной прапорщик, чтобы тоже не прикорнуть на пьянящем свежем воздухе. Кукушка замолкла. «Ну да, конечно. В лесу действиям с отрицательными числами не учат» — усмехнулся он про себя. Артём извлёк из вещмешка грим и зеркало и старательно, насколько было возможно, придал себе сходство с Яшкой. Ведь Омск — город маленький. Таких пролёток как у Яшки — единицы. А обнаруживать себя раньше времени перед городовыми не хотелось.

По приблизительным расчётам, основанным на личном опыте сверхсрочника, через полчаса — час сибирские комары и мошкара должны были воскресить извозчика даже из мёртвых. Так оно и получилось. Кучер несколько раз дёрнулся, нелепо завалившись набок. Руки его освободились, он встал и словно пьяный стал ходить туда-сюда, хватаясь непослушными руками за стволы деревьев. Потом, очевидно окончательно оклемавшись, или просто вспомнив, куда ему внушил идти Артём, направился в сторону реки.

"Зер гуд, зер гуд", — подумал Тёма, наблюдая за походом кучера. Пока всё шло по плану. И это настораживало. Ведь законы Мерфи никто не отменял. Подождав, пока Лях дойдёт почти до реки, сам сел в пролётку, накинул для маскировки кучерской армяк, и быстро, но аккуратно поехал в Грязный переулок.

Несколько раз его окрикивали, видимо принимая за извозчика, но он не обращал внимания, поскольку всё внимание сосредоточил на управлении повозкой. Ведь прав на гужевой транспорт у него никогда не было, поэтому ощущал он себя канатоходцем, идущим на большой высоте без страховки. Да и побаивался он лошадей. Чёрт знает, что у этих непарнокопытных на уме. И если бы не необходимость обогнать Яшку, бросил бы он всё это сразу и пошёл пешком.

Вечерело. Пролётку Артём привязал под окнами их комнаты во дворе "Торговых номеров". Сам же в это время отправился дежурить с подзорной трубой на берег Омки на угол Первого Взвоза. Время тянулось бесконечно медленно. Он старался держать в поле зрения оба подхода к полицейскому участку.

"Только бы успеть до темноты. Только бы он не заблудился!" — носилось в его голове. Паника и тревога нарастали. Прапорщик взглянул на часы. Стрелки показывали без четверти семь. "Неужели провал?" — ему категорически не хотелось применять вариант номер два.

Вдали замаячила фигура. Торопов посмотрел в подзорную трубу. "Чёрт, точно! Он же без обуви! Вот почему так долго". — С досадой отметил про себя. Спрятавшись за углом, он ловко избежал обнаружения и продолжил наблюдение. Лихач, шатаясь, вошёл в участок.