Дикий Восток. 1910. Часть 1

Глава 11

Хворостинин, 7 сентября 1910, Омскъ, полицейский участок № 3

Пристав Максимов — глава третьего полицейского участка — как хорошо знали его подчиненные, был грозен, скор на расправу, гневлив, но при том отходчив. Служители закона боялись и одновременно уважали своего начальника. Сейчас же он источал заметное неудовольствие, в сгустившейся атмосфере трещало от накопившегося напряжения, и время от времени словно бы грохотали близкие раскаты грома, как перед настоящим разгулом стихии. Дело легко могло перейти в настоящий разнос и выписывание всем «строгачей» полной мерой.

Подчиненные, принимая, словно сверхчувствительные антенны, флюиды сурового настроения начальства, тянулись по стойке смирно и преданно ели глазами своего «Зевса-громовержца».

Утренний осмотр тюремных камер выявил грубейшие нарушения правил содержания под стражей для политических заключенных. Мало того, что эсдэки сидели в общей камере с пьяницами и уголовниками, они там находились еще и вдвоем.

— Трофимов, это что еще за бардак?! Почему «политические» в общей камере?

— Осмелюсь доложить, ваше высокоблагородие, местов не хватает. — Не без подобострастия бойко отрапортовал городовой.

— Используй карцер, — мгновенно распорядился пристав третьего участка. Просторечие малограмотного подчиненного вызвало на его лице привычную гримасу.

— Николай Васильевич, там по приказу Фрол Фомича сидит бузотер один со вчерашнего вечеру.

— А сам Канищев где?

— Дык вы сами изволили ему увольнительную на день выписать.

— А, я и правда запамятовал… Так что с тем арестантом?

— Не могу знать. А их благородие Фрол Фомич сказывал, мол, подрался прям на Любинском. Злой до крови. И документов при нём нет.

— Настолько опасен? Буен? Ерунда какая-то. — Отмахнулся Максимов. — Переведи его к прочим арестантам, а в карцер как там его… — Пристав наморщил лоб, припоминая фамилию, заглянул в бумаги и четко распорядился. — Фомина Степана Николаева.

— А второго, ваше высокоблагородие, куды?

— Голубева? Раз мест пока нет, пусть со всеми посидит, глядишь, не успеет разагитировать, — он хмыкнул задумчиво, — а завтра следует запросить перевода обоих «политических» в тюремный замок[1]. Пусть Канищев подготовит бумаги и организует дело. Всё уяснил, Трофимов?

— Так точно, ваше высокоблагородие, — вытянувшись, отозвался городовой.

— Так чего ждешь, исполнять!

— Есть исполнять! Разрешите идтить?

— Иди уже, — опять поморщившись, устало распорядился Максимов.

Ключ заскрипел в замке, и Вяче из своих кромешных потемок с интересом всмотрелся в появившуюся на пороге фигуру полицейского с керосинкой в руке. Славке, успевшему привыкнуть к полному отсутствию света, показалось, что в камере взошло солнце. Он прикрыл рукой сощуренные глаза и, глядя из-под ладони, отметил про себя, что перед ним не Фрол, а какой-то незнакомый полицейский.

— Чем обязан неурочному визиту? — Не удержался Славка от сарказма. Голос от долгого молчания прозвучал глуховато и сипло.

— Ишь… Обязан… Помалкивай, арестованный. Вставай, в другу камеру тебя приказано перевесть.

Когда Хворостинин поднялся и распрямился во весь рост, расправив плечи, что выглядело в контрастном свете фонаря довольно угрожающе, городовой, оказавшийся на полголовы ниже и заметно скромнее в габаритах, отступил на шаг и прикрикнул со всей возможной строгостью в голосе:

— Не балуй! У меня разговор короткий. — Увидев, что заключенный не предпринимает никаких действий, а спокойно стоит, Трофимов успокоился и уже другим тоном добавил. — Слышь, здоровяк, вещички-то свои не забудь.

Славка оглянулся и, разглядев в свете фонаря кулек с продуктами, поднял его.

— Руки за спину. Шагай вперед.

Вяче не спешил. Делал все медленно, словно нехотя, а между тем с лихорадочной быстротой мысленно прокручивал сценарий собственных действий. Оказаться в общей камере означало для него столкнуться с угрозами посерьезнее крыс и клопов с тараканами. Требовалось немедленно придумать план. Выдавать себя за блатного ему все равно не получится, оставались два варианта — изображать приказчика или революционера. Особой разницы нет. Но второй должен дать несколько больше выгод. «Решено. Продолжим играть за «красных». Тем более, это у нас пока неплохо получается».

Когда дверь в небольшую, плотно набитую людьми общую камеру с железных скрежетом и лязгом распахнулась, пропуская очередного «жильца», взгляды всех сидельцев обратились на новичка. Тот, нимало не смутившись от всеобщего внимания, сделал пару шагов, огляделся и спокойно сказал, обращаясь ко всем разом:

— Здравствуйте товарищи арестанты.

— Врешь, брус лягавый[2], где это ты среди честных бродяг товарищей сыскал? — Мгновенно завелся один из зеков. — Слышь, сознательный, вдругорядь кореш твой нарисовался. Такой же, политицкий. — Кивнул он в сторону отстраненно сидящего рабочего в черной тужурке. — И откель токма вас столько берется? — С показным удивлением задал риторический вопрос худощавый молодой вор, соскочив с нар и развязно подойдя почти вплотную к Славке. — Ишь, пинджачок какой добротный, слышь, пижон[3], давай я его на кон поставлю, отыграться надо до зарезу.

— Перетопчешься. — Просто ответил Вяче.

Он мгновенно оценил возможности противника и сознательно провоцировал его на действия. Вызвать на атаку и быстро «загасить» представлялось Хворостинину лучшим из возможных решений для солидной «прописки» среди сидельцев.

Было страшновато и одновременно почему-то весело. Опираться сейчас можно было только на рекомендации, которые в свое время получил в случайном разговоре «по душам» с одним омским «законником».

В тюрьмах он прежде не бывал, но понимал, что перед ним шпана[4], проще говоря, тюремная «шестерка». Задача такого персонажа прощупать «клиента» на «слабо» и потому церемониться не стоит. По обилию фени в разговоре он угадал, что не в меру борзый гражданин попросту старается показать свою принадлежность к воровскому миру и «продавить авторитетом».

— Ты чего мне, фартовому вору, вякнул, фраер[5] позорный!? — Блатной оглянулся, то ли ища поддержки, то ли призывая всех в свидетели.

Внезапно с немалой ловкостью и быстротой он нанес с полуоборота удар снизу вверх, метя кулаком в кадык новичка. Для этого хитрого приема несколько меньший рост оказался даже выгоден и если бы тычок достиг цели, все могло развернуться очень плохо. Но Славка ждал такого развития событий. Он успел, подняв локоть навстречу, прикрыться от летящего кулака.

Одновременно откачнулся корпусом назад, заодно на противоходе качнув маятник, выстрелил обутой в сапог ногой вперед так, что гулко впечатал каблук в живот противника. Плохо подготовленный пинок вышел не слишком сильным и точным, но все же отбросил вора на пару шагов назад и капитально сбил тому дыхалку.

Впрочем, полученная взбучка не остановила «шестерку», и он сходу полез в драку снова. На этот раз Вяче не стал ждать и сам провел стремительную атаку. На подскоке выбросил левую руку, метя в лицо, а когда противник попытался закрыться и уклониться, вложился в удар с правой. Простенько, зато от души. Кулак попал точно в подбородок, на некоторое время погрузив незадачливого преступника в нирвану.

В камере установилась гулкая тишина. Другие блатные, видя, что новичок спокойно стоит, не предпринимая дальнейших действий, и не собирается добивать их подпевалу, отмолчались, ожидая дальнейших шагов «товарища».

Спокойно подняв брошенный в разгар схватки кулек с продуктами, Славка подошел к единственному столу и, выложив половину снеди, четко сказал:

— Это для общества. Всем.

Затем оглянулся, ища, где бы разместиться. Единственное свободное место отыскалось справа от того самого рабочего в черной куртке. Внешний вид его внушал доверие и уважение. Молодой, с умным, сосредоточенным лицом, примерно одних с Вячеславом лет. Крепкая шея, выглядывающие из коротковатых рукавов широкие, перевитые жилами запястья мозолистых, напоминающих железные клещи рук явно говорили о незаурядной физической и внутренней силе.

Они встретились взглядами, и Вяче без слов, но явственно задал вопрос «Свободно место рядом, товарищ, можно сесть?». На что получил короткий, едва уловимый ответ одним движением полуприкрытых век. Поняв, что человек не против нового соседа, без дальнейших раздумий уселся рядом, прижавшись спиной и затылком к холодной стене.

Он постарался внимательно изучить внешность каждого из сокамерников. Из восьми, включая и самого Славку, человек, явно выделялись уверенным видом двое. Попивая чаек, они сидели на самых близких к окну нарах, что по тюремным меркам считается лучшим местом, если он правильно помнил объяснения, полученные больше года назад.

Остальные, очевидно, люди случайные.

Пара бородатых крестьян, видно, с перепою подравшихся в дешевой «рыгаловке» у базара. От них до сих пор разило чудовищным «выхлопом». В углу у входа сидел на полу бомжеватого вида китаец, молчаливо и безучастно взирая с восточным фатализмом на все вокруг.

Ну и сосед, с которым теперь наш попаданец сидел буквально локоть к локтю. Молчаливый, спокойный, среднего роста, с простой, непримечательной внешностью. Плечистый, но сухощавый, светло-русые, коротко стриженые бобриком волосы его торчали, как ежовые иголки.

— Тебя как звать-величать, человек мимохожий? За что сюда попал? — раздался сипловатый голос старшего из рецидивистов.

Славка, посчитав, что лучше пока придерживаться прежней легенды и не лезть на рожон, ответил:

— Кузнецов моя фамилия. Попал ни за что. С извозчиком зацепились.

— Что же ты с гужбаном[6] не поделил, али денег должон остался?

— Нет, никому я ничего не должен. — Жестко ответил Вяче. Он не особо понял, о чем его спрашивают, больше по наитию угадав связь «гужбана» с «гужевым транспортом».

— Это еще как поглядеть…

— Есть что предъявить?

— Не пузыри. Не самовар. Успеется еще, живи пока, только тихо. Сопи в одну ноздрю.

— А ты не указывай, — Вяче стоял, нахмурив брови и набычившись, готовый к новой драке. Но руки пока держал свободно и расслабленно.

Бандиты ничего не ответили, всем своим видом изобразив, что они все сказали и разговор окончен, а последние слова новичка пустое сотрясение воздуха.

Впрочем, обострять сверх меры и ему не хотелось. Самое главное — ведь не день. А ночь. Пока бодрствуешь, ты почти в безопасности. Но рано или поздно, любого самого сильного и стойкого сморит сон. И наступит момент, когда ты окажешься уязвим и беспомощен. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

А вот так, по глупости, погибнуть, чудом уцелев при взрыве, попав в прошлое, разбогатев и встретив красавицу, которой, возможно, суждено стать любовью всей его жизни, в планы Вячеслава никак не входило.

Потому он, подумав, предпочел просто ничего не отвечать, но и бдительности не терять. С блатными иначе просто нельзя. Тем более, сидя в каталажке.

Только теперь битая «шестерка» пришел в себя. С трудом и, не сразу поднявшись на ноги, он, покачиваясь, добрался до своего места, и, повалившись на нары, затих.

«Сотряс я ему, однозначно, обеспечил. И при том нормально так. Примите и распишитесь. Уже хорошо, одним потенциальным противником на время меньше», — мысленно рассудил Славка.

Сидеть и ничего не делать ужасно скучно и утомительно. Спать Славка пока опасался, сосед-рабочий никак себя больше не проявлял, разговоров не заводил, держался предельно отстраненно. Воры тоже вроде и не замечали нового «жильца», правда, успели поделить его продуктовый взнос на равные части и благополучно сожрать свои доли.

Оставалось думать и наблюдать. Главный вопрос — сможет ли Тёма вытащить его из тюряги? И как он умудрится это провернуть?

К месту вспомнилась недавняя история, когда Славка, отправляясь на очередную рискованную сделку, для подстраховки позвал друга.

«-У тебя есть возможность АК-а[7] или «макарыча» притащить?

— Ты о чем? Все под замком. Разве что штык-нож или эмэсэлочка.

— Нет, это не актуально. Чтобы им воспользоваться тебе придется сначала добежать до цели, а меня к тому времени могут уже прихлопнуть.

— Тогда не знаю…

— У меня есть кое-что. Обрез-курковка, мосинка и тот самый маузер-мелкан. Выбирай.

— А где будет стрелка?

— В «Рубине»[8].

— Тогда лучше обрез. Сподручнее и проще — бахну картечью, и всё в мясо. Я ж по тирам особо не гуляю, не то, что некоторые, — прозрачно намекнул Артем на прошлые занятия Славки стрельбой.

— Да какой там, — отмахнулся Славка. — Когда это было. Теперь все по-другому. Некогда. Так, разве что изредка загляну, душу отвести. А вас там, в армии, и стрелять не учат что ли?

— Учат. Но скромно. Без фанатизма. А пистолет вообще офицерское оружие. И ментовское. Вот с калаша я кое-что могу изобразить. Но сам понимаешь, задачи у меня и моих бойцов совсем другие. Связисты — это не мотострелки…

— Ну да, помню… "Ж. па в мыле, рожа в грязи — вы откуда — мы из связи!"

— Вот-вот, — хмыкнул прапорщик в ответ. — Опять же, обрез легко спрятать в сумку или под полой бушлата.

— Уговорил, черт языкастый, бери гладкоствол.

Беседа с покупателями не задалась, цена Вяче не устраивала и он кратко, но вежливо пояснив свой отказ от сделки, хотел было мирно уйти. Но оппоненты, придя в необъяснимое возбуждение от рисуемых в их буйном воображении тысяч американских долларов, рискнули угрожать ему парой солидного вида ножей, а третий даже продемонстрировал некий пистоль в плечевой кобуре. Что там на самом деле — газовый, пневматика, травмат или настоящий боевой ствол, понять не имелось никакой возможности. Но с другой стороны — сам факт того, что обнажили именно холодняк, подсказывал — ни огнестрела, ни денег у горячих парнишек нет.

— Тихо, ребята, чего вы такие нервные? Зачем понты колотить? Сделка отменяется. И мы мирно расходимся по своим углам. Ферштейн?

— Отдай вещь и уходи. Или зарэжэм.

— Некрасиво выходит, не по-деловому. Какой-то тупой гоп-стоп, а не бизнес.

— Хватит болтать! — «Басмачи» шагнули к Вяче, он в свою очередь благоразумно отступил, пятясь, стараясь не перекрыть другу сектор стрельбы. Он испытывал в этот момент сложную гамму чувств. В коктейле из нервов прихотливо смешались перечно-горькое раздражение, высокоградусная злость пополам с напряжением, толика леденящего душу страха, а в оконцове — азарт и огромное облегчение от осознания того, что хотя бы с вооруженным прикрытием он не облажался… Как говорится, смешать, но не взбалтывать…

В голове мелькнула мысль: «Интересно, а что конкретно сейчас сделает Тёма?»

И тот не заставил себя ждать, выйдя на сцену ярко и внушительно. Оглушительно рявкнул выстрел. Сноп картечи, грозно просвистев над головами, выбил бетонное крошево из стены, заставив всех и даже Славку рефлекторно пригнуться.

— Руки в гору! Оружие — на пол! Быстро! Тупым башку снесу! — Сипло проорал наработанным командным голосом прапорщик, сразу сменив патрон и выходя из укрытия, натянув на голову балакалаву. Армейский камуфляж и берцы дополняли образ сурового боевика. Не хватало только нашивки с надписью «ОМОН» на груди.

Начинающим кидалам ничего не оставалось, как подчиниться.

— Ты чего ждешь, придурок? — Жестко приказал Торопов обладателю невнятного пистолета под мышкой, направив обрез ему в лицо. — Повторять не буду! Аккуратно двумя пальчиками вытягивай волыну и клади на бетон.

— Слющай, не стрэляй. Все сделаю. — Третий подчинившись, разоружился и встал, подняв перед собой руки ладонями к Артему. Тот в свою очередь сделал пару шагов назад, чтобы держать на контроле всю компанию и выйти из возможной зоны досягаемости.

— Всем на пол! Руки за голову! И не дышать! — Торопов довел ситуацию до логического завершения. Тройке незадачливых бандитов ничего не оставалось, как подчиниться и этому приказу.

Славка, оставив сумку у ног друга, обошел противников, ударами ноги брезгливо отбросив подальше в стороны ножики и проверив у главного барсетку, в которой нашлось всего полсотни долларов и рублевая мелочь. Больше всего интересовал его пистолет, который, как Вяче и предполагал, оказался всего лишь газовой подделкой под «Беретту».

— Ахмед, слышь, это я возьму на память, как трофей… — пояснил он.

— Славка, нафиг тебе их шмотки? Линять по-быстрому надо. — Артём боялся, что выстрел привлечёт лишнее внимание к их скромным персонам.

— Братуха, всё окей. Это компенсация за моральный ущерб. Так будет по справедливости. — Последние слова Вяче адресовал лежащим с руками на затылках «предпринимателям».

— Слющай, ты знаэшь, под кем мы ходым, тебе канэц! — Буркнул, стараясь изображать крутого, главарь банды.

— Не мороси. — Оборвал его Хворостинин. — Вы, клоуны, сами облажались. И не под кем вы не ходите, так, залетные гастролеры без прописки. А я в своем праве. Ну, если будут вопросы — зарешаем. Знаю, к кому обратиться… Только не советую вам, бараны горные, эту историю кому-то излагать. Опозоритесь, и всего делов.

Взяв наличные, он кинул пустой кошелек в сторону грабителей и, сунув добычу в карман, бросил коротко:

— Погнали отсюда.

Все полученное тогда Славка без обсуждений отдал Артему.

— Будем считать, это твоя добыча, — допивая бутылку коньяка, усмехнувшись, пояснил свое решение Вяче.

— Не вопрос. Хотя, разбой — не мой профиль. — Улыбнувшись, лаконично отозвался Торопов, не спеша забрать купюры со стола. — Только не по-братски получается. Мы там вместе были, значит, и барыши надо пополам делить.

— Будем считать, что эта газовая пукалка — моя доля. Короче, не заморачивайся. И к слову, денег на покупку у них и близко не нашлось, значит, заранее собирались грабить. Спасибо тебе, братуха. История вышла с гнильцой, как чуял… Слушай, а если бы Ахмед стал дёргаться, ты реально бы его завалил?

— Да нет, конечно же. — Отмахнулся Тёма. — Ну, максимум, отстрелил бы ему пальцы на ноге. Я в мокрушники не рвусь. Ты лучше в следующий раз не вляпывайся в такое дерьмо. Мало ли как обернуться может…

— Тоже верно… но тут такое дело, не угадаешь…

— Голова дана не только фуражку носить, иногда нужно и мозгами шевелить.

Выводы он тогда сделал исчерпывающие и больше с невнятными клиентами дел не вёл. И надо же было так глупо встрять по-новой недавно! Правда, надо признать, в этом случае у него была рекомендация и даже гарантия от знакомого… Но кто же мог предполагать такую конкретную подставу?

Вот и теперь от Артёма требовалось нечто подобное. Прискакать красной конницей в последний миг и выручить. Прямо, как всадники со станции Роса в книге Крапивина. И Вячеслав крепко верил, что друг обязательно отыщет способ!

«Но и мне самому нельзя хлопать ушами, надо искать выход. На крайний случай, попробовать бежать. А там — ищи ветра в поле. Или как-то договориться. А может быть, Фрол Фомич и сам, поняв, что тема дохлая, «смилостивится» и закроет вопрос.

В сущности, ведь за потасовку на улице с извозчиком никакого внятного наказания и не бывает. Тем более, особых повреждений я ему и не успел обеспечить. Он же на ногах остался и сам правил каретой. А за отсутствие паспорта в Российской империи никого не сажают. Могут выписать предписание в несколько месяцев или получить документы, или выехать в родной уезд. И уж только потом — если все сроки пропустишь, могут отловить и выслать. Но не сажать!

В беглые от правосудия революционеры Фрол меня никаким макаром не затащит. Пристегнуть мою физию к местным — будет весьма непросто даже при самом большом его желании. Любое дело в суде развалится. Максимум, что он может — подержать меня несколько суток. Ну, пусть неделю. А дальше? Главное, самому не наделать глупостей, правильно тогда Тёма говорил про голову и фуражку…»

Дело шло к вечеру, подъев часть припасов, он принялся то и дело клевать носом. Спать хотелось все сильнее, а это, как уже было сказано выше, таило в себе некую невнятную пока угрозу. Фартовые вроде и не смотрели в его сторону, зато нашли новое развлечение посреди скуки тюремного быта. Один из выпивох наконец очухался, его вскоре должны были выпустить. Но ему страсть как хотелось опохмелиться. Он принялся приставать ко всем по очереди, выпрашивая копеечку, мол, спасите, люди добрые… Даже безгласный китаец с засаленной черной косичкой и тот не избег общей участи.

Пьяница изрядно всем надоел. Даже Славке. Потому, когда блатные, посмеиваясь, предложили тому сыграть в «утку», он лишь промолчал. Воры быстро пояснили мужичку простые правила развлечения.

— По уговору, кладем пятачок серебра. Вот. — На стол легла монета, — Свяжем тебе руки веревкой, так, чтобы между ладонями осталось место свечку воткнуть. Подожжем ее. А ты на брюхе ползи, не погасивши огарка, с одного края камеры до другого. Догребешь, не погасивши огня, серебрушка твоя. Затухнет — сам виноват, считай, даром елозил по грязи. А нам потеха.

Мужик согласился. Дал спутать себе руки. Огарок и в самом деле оказался не велик. К тому же горячее сало капало на пальцы, обжигая, да и сроку, пока фитилек сам собой не догорит — не много. Вот и принялся шальной пьянчуга, извиваясь, ползти. И конечно, не смог удержать огарок. Блатные веселились от души. Даже битый Славкой молодой вор проснулся и радостно скалил прокуренные зубы, то и дело незаметно бросая злобные взгляды на своего обидчика.

Он же и принялся довольно изобретательно издеваться над «уточкой», шпынять его и всячески унижать. А тот, войдя в раж и уже видя себя со стаканом водки или еще какого пойла, ни на что не обращая внимания, пополз снова. На этот раз игра привлекла внимание всех, даже морщившийся сначала рабочий поглядывал не без интереса. Славке такие забавы были отвратительны. Он едва сдерживал себя, чтобы не вмешаться. Но понимая, что со своим уставом в этот монастырь и в эту эпоху лучше не соваться, терпел. Пусть и с трудом, морщась, словно от зубной боли.

Но одно несомненно, сонливость на время ушла. В поднявшемся шуме он не сразу уловил еле слышный шепот:

— Товарищ, будем спать по очереди.

Вяче скосил глаза в сторону рабочего, тот, вроде бы с интересом наблюдая за мучительством, немного наклонился вперед, и, едва шевеля одним уголком рта, чтобы сидящие с другой стороны воры ничего не могли углядеть, повторил:

— Спать по очереди. Ты — первый. Я посторожу.

Хворостинину оставалось только, соглашаясь, качнуть тяжелой головой. Обсуждать тут было нечего.

Мужик между тем с третьего захода умудрился выполнить свой «квест». Даже не сняв веревки, он, подойдя к столу, дрожащими спутанными руками потянулся к монете, но «шестерка», видимо, желая отыграться хоть на ком-то, с силой пихнул его в спину ногой. Пьяница повалился на пол, едва не опрокинув стол и сильно рассадил себе лоб, так что по лохматому лицу его потекла кровь.

Но он не обратил на это никакого внимания, а торопливо полез отыскивать укатившийся под нары пятачок. Найдя его, мужик сунул монетку себе за щеку и только потом развязал путы. Было видно, что ему все равно.

— Эй, свинья, вылижи мне сапоги, я тебе еще гривенник дам, — скалясь, бросил «шестерка».

— Заткнись, — Не выдержал мерзости всего происходящего Славка. — А ты, пьянь подзаборная, иди, стучи стражникам, пусть тебя выпускают, и вали отсюда куда подальше, чтобы глаза мои тебя не видели. Понял?

Оба выпивохи не заставили себя ждать. Их и в самом деле вскоре вывели из каземата. На волю. Как же хотелось и Славке оказаться на их месте… Но видно, пока не судьба. Теперь на общем настиле явно образовались две разделенные пустотой зоны. Можно даже сказать, воровская и пролетарская. Китаец, которому вроде бы и освободилось место, никак не отреагировал и по-прежнему просто сидел на какой-то подстеленной дерюге прямо на полу.

За небольшим, полукруглым зарешеченным оконцем быстро темнело. В глазах так и продолжающего молчать соседа он прочел немое одобрение своему поступку. Их теперь связывала воедино общая тайна.

«И все же странное у нас общение. Переглядками, молчком да шепотком. Как бы дядя просто не двинулся на секретности и соблюдении конспирации. Опять же, не факт, что он принял меня за своего политического единомышленника. А не, к примеру, за провокатора-сексота[9]. Что, конечно, обидно, но по этим временам — самое обычное дело. Стучали среди революционной братии все через одного, сдавая «охранке» своих вперемешку с чужими охотно и не задорого.

Одному все равно не вариант. А кто еще годится в напарники? Разве что хитрый азиат? Уверен, что русский он понимает. Интересно, на чем попался? Гашишем торговал среди своих знакомцев или без паспорта приехал? Вот и сидит, изображая бронзового Будду. А что, вполне себе метод — главное, никто его не трогает до поры до времени. Так что вывод однозначный — придется довериться работяге. И подремать немного вполглаза».

С этими мыслями Славка и провалился в глубокий, начисто лишенный раздражающих видений сон.

[1] тюремный замок — построен в 1859 году на окраине Омска. В 1904 году был переименован в областную тюрьму.

[2] брус лягавый — попавший в заключение обычный человек

[3] пижон — Неопытный юнец, молокосос; тот, кто пытается вмешиваться в серьезное дело, не зная в нем толку.

[4] шпана, шпанка — одна из низших ступеней воровской классификации начала 20 века

[5] фраер — обыватель, жертва воров

[6] гужбан — легковой извозчик на фене

[7] АКа — Автомат Калашникова

[8] «Рубин» — Дом Культуры в Омске, принадлежавший разорённому после «перестройки» 51-му Заводу Министерства Обороны. В девяностые был разграблен и использовался различными молодёжными группировками как место «тусовок». В настоящее время восстановлен и функционирует.

[9] сексот — секретный сотрудник (вопреки общему мнению, манера сокращать названия и создавать аббревиатуры появилась в России не во времена Гражданской войны, а задолго до нее в самом начале 20 века).