Дикая магия

Глава 18 СДЕЛКА

— Кто ты и зачем привел меня сюда?

Селен Ишиан не могла отвести взгляда от гипнотических зеленых глаз женщины, сидевшей перед ней, но чувствовала, что гнев и страх начинают покидать ее. Когда на улице им преградила дорогу фигура, закутанная в плащ с капюшоном, Эрно шагнул вперед, но одно движение руки таинственного незнакомца заставило его, храброго и сильного мужчину, со слабым вскриком рухнуть на землю; это повергло Селен в ужас, а когда ее быстро повели по пустынным улицам неизвестно куда, на смену страху пришло непривычное, растущее бешенство. За всю дорогу высокий незнакомец не произнес ни слова, рука его, лежащая на плече Селен, была тяжела и безжалостна, как длань самой смерти, и это вызывало у Селен — или Леты, как она теперь себя называла, — настоящую ярость. Когда ее бесцеремонно втолкнули в эту роскошно украшенную залу, она готова была разразиться ругательствами и вцепиться ногтями в лицо обидчика, но одного взгляда на спокойную, прекрасную женщину, сидящую на большом деревянном кресле, оказалось достаточно, чтобы на смену гневу пришло любопытство.

Она услышала, как дверь за ее спиной закрыли с негромким стуком и повернули ключ. Это сделал высокий незнакомец, который привел ее сюда; Селен затылком ощущала его взгляд, но не оборачивалась, потому что не могла оторвать глаз от женщины в кресле.

— Меня зовут Роза Эльды, — негромко произнесла женщина, и эти слова прозвучали как музыка из чудесного сна. Селен чувствовала, что значат они гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд, но истинный смысл услышанного ускользал от нее.

— Королева Северных островов, жена короля Врана Ашарсона, — раздался голос из-за спины Селен, и она с удивлением поняла, что под плащом с капюшоном скрывалась женщина. До этого, судя по росту и силе руки, она думала, что ее похитил мужчина.

— Что ты хочешь от меня? — спросила Селен. Узнав, кто перед ней, она пришла в еще большее замешательство.

Вместо ответа Роза Эльды протянула руки к Селен и распахнула ее плащ. Селен почувствовала себя обнаженной и беспомощной. В ней поднялось желание скрыть свою наготу, но руки бессильно висели вдоль туловища словно плети. Пальцы королевы Севера коснулись ее живота.

— Так, — прошептала она. — Так.

Теплый комок шевельнулся в чреве Селен, по жилам прокатилась горячая волна. Она впервые ощутила, как в ней шевелится дитя; то было легкое и короткое движение, как взмах крыльев крохотной пичуги. Селен ничего не знала о том пути, которым дети идут к жизни, но поняла, что движение это — преждевременное, тревожное.

Женщина медленно отняла руку от ее живота. Она снова взглянула в лицо Селен, и та была поражена, увидев, что глаза королевы, которые перед тем были зелеными и холодными, как нефрит, стали темными и мерцающими. В них не было слез, но тем сильнее казались чувства, охватившие Розу Эльды.

— Я должна забрать твоего ребенка.

Сердце Селен тревожно стукнуло. О чем она говорит? Последовало долгое молчание — Селен не знала, что сказать. Потом послышалось шуршание ткани, и в поле зрения появилась высокая женщина. Она повернулась к Селен и отбросила капюшон. Селен задохнулась от изумления. Перед ней возвышалась настоящая великанша, и ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть в ее единственный жуткий глаз. По телу пробежала дрожь, сердце застучало в два раза быстрее, колени подогнулись, и Селен начала падать.

Королева вскочила; великанша обхватила Селен за талию. Обе они перенесли ее в освободившееся кресло.

— Не пугайся, — молвила одноглазая. — Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему ребенку. Совсем наоборот. Нам предстоит заключить с тобой некую сделку, от которой вы обе выиграете.

Немного позже, сидя, как простая рабыня, у ног королевы Северных островов со странным именем Роза Эльды, Селен узнала подробности этой сделки.

Только на рассвете Эрно Хамсон пришел в себя и смог, пошатываясь, добрести до ближайшего постоялого двора. Он попросил угрюмого мальчика, который присматривал за пустой харчевней, дать ему место, и провалился в забытье на тюфяке в дальней комнате. Он не помнил, почему оказался лежащим лицом вниз на холодной мостовой Халбо, засыпанный снегом, причем один сапог был полон грязи и талой воды; не помнил об остальных членах команды «Белого Медведя» и начисто забыл о девушке, которую звали Селен Ишиан.

Но во сне он видел лицо — смеющиеся глаза, волосы, с которыми играл ветер; они казались черными, но в отсветах вечерней зари становились рыжими; он устроился поудобнее и почувствовал, что ему хорошо.

Перед рассветом сейда в плаше с капюшоном покинула дом, в котором остановилась королева. Она только что общалась с магическим кристаллом и, получив необходимую информацию, направлялась во «Вражью ногу» — таверну с сомнительной репутацией возле доков. Как она и предвидела, вся команда корабля, на котором прибыла беременная женщина по имени Лета Чайкино Крыло, предалась бесшабашному веселью и пьянству, после чего заснула прямо на полу посреди пустых бутылей, пивных кружек и мешков. В харчевне раздавался богатырский храп.

Она обошла всех, легко касаясь каждого: кому-то клала руку на плечо, кому-то — на голову. На несколько мгновений задержала ладонь на щеке крупной женщины с кольцами в ушах и копной рыжих волос, голова которой покоилась на животе толстяка, выводившего носом и ртом невообразимые рулады, и выражение лица сейды смягчилось. Может ли она облегчить боль, которую видит внутри этой женщины? Должна ли это делать? В некотором замешательстве она подняла руку. Эта боль делала женщину, лежавшую перед ней, воином; но сейда не имела права менять пути воинов, если только не возникало опасности для нее самой.

В следующие ночи она посещала дома жителей Халбо, внушая спящим мужчинам и женщинам, что королева очаровательна в своей беременности, что ее румянец и растущее чрево подтверждают новость, которую уже разнесли королевские вороны, — у повелительницы будет ребенок. Убедить легковерных простолюдинов нетрудно; ведь даже ее супругу, с которым она делила ложе в королевской опочивальне, удалось внушить ту же мысль. Тем более что жизнь Врана Ашарсона, для которого любовные ощущения являлись самыми сильными и желанными, была наполнена фантазиями и самообманами. К тому же нетрудно убедить человека, столь неистово желающего рождения сына, используя простейшую магию.

С препятствием Фестрин столкнулась лишь возле покоев леди Ауды — та заперла дверь так надежно, что Фестрин не сумела войти; заклятия сейды не смогли одолеть силы дуба и железа, магического аромата трав, которыми были увешаны двери, и цветов, разбросанных у порога. Ладно, пусть болтает, пусть объявит королеву лгуньей. Кто будет слушать озлобленную старую каргу, которая противилась выбору сына и все твердит, что бледная кочевая шлюха лишила ее трона?

А что касается ребенка… Какого добра можно ожидать от насилия, что выйдет из семени, извергнутого при столь ужасных обстоятельствах столь злобным человеком? Но ребенок невинен. Он может стать открытым и честным, добрым и бесхитростным — королевич, окруженный порядочными людьми, воспитанный не в самом худшем месте этого мира, хотя и стоящего на грани войны.

Но никто лучше сейды не знал, что у короля Эйры и его жены-кочевницы не может быть детей. Ничего хорошего не мог дать супружеский союз любого мужчины с той женщиной, которую сейчас называли королевой Севера. Это нельзя было назвать равным союзом: нельзя скрестить кошку с собакой, мышь с китом, а йеку с драконом; точно так же никто из мужчин не мог получить сына от создания столь непостижимого, как Роза Эльды.

Сейда гадала — когда же Роза Эльды поймет истину, когда обретет память? И содрогалась при мысли о том, что случится, когда это произойдет.

На Вечный город мягко опустилась ночь. Камни Йетры напитались за день теплом и теперь отдавали его, убаюкивая жителей во тьме ночи, приглушая звуки, смягчая дыхание спящих и делая легкими сны. Стены замка поглощали звуки шагов человека, который крадучись пробирался по его пустым переходам. Он повернул за угол каменного лабиринта и внезапно почувствовал, что заблудился, сбился с пути и если сделает еще хоть шаг, то окажется в другом времени, в другом месте. Казалось, само время в Йетре остановилось. Виралай подумал, что это связано с названием города, а также с тем обстоятельством, что он уцелел во всех бедствиях и войнах, прокатившихся по этому краю.

Он сделал несколько шагов по стертым каменным ступеням, уходящим во тьму, и вдруг оказался перед толстой деревянной дверью, окованной железом. Дверь отворилась почти беззвучно. Стражи не было, потому что призыв к войне заставил всех мужчин, способных носить оружие, отправиться на сбор к Сэре либо разъехаться по провинциям, чтобы набрать рекрутов и обучить их военной науке. Им предстоит переплыть Северный океан, а сделать это будет непросто — во всем флоте, собранном для нападения на Эйру, очень мало кораблей, способных преодолеть бурный океан. Не то чтобы правители Истрии этого не знали; но лорд Форента утверждал, что флот будет построен к сроку, и ему верили. Поэтому лорды собирали войска и разрабатывали хитроумные планы штурма Халбо, не задаваясь вопросом, как они достигнут столицы Врана, от которой их отделяют сотни миль океана.

Виралай знал, что будет потом. Он слышал, как двое мастеров обсуждали это, не подозревая о том, что кто-то слышит их разговор. Конечно, они не знали о магическом кристалле, а Виралай мало-помалу постигал искусство чтения по губам. Сначала его охватила паника. Что он, беглый ученик мага, бывший торговец фальшивыми картами, мог знать о строительстве кораблей? Абсолютно ничего. Это искусство было ведомо жителям Севера, а Мастер не учил его этому; Виралай не знал, откуда происходил Рахе, но почти наверняка не с Северных островов, родины кораблестроения. Из Святилища он бежал на жалкой посудине, которая все время давала течь и не развалилась по пути только благодаря магии и невероятной удаче. Ни в одном из манускриптов, которые он захватил из библиотеки Мастера, не было даже слова «корабль», тем более не говорилось о том, как управлять судном. Королевский корабельщик в Эйре умер; его преемник загадочным образом исчез, и даже единственный крупный корабль эйранцев, купленный Руи Финко как образец за огромные деньги, украли какие-то бандиты. Один раз Виралай видел его в кристалле — он несся по волнам где-то на Севере, а на борту его копошилась пестрая команда из наемников и прочих бродяг. А еще там была девушка — красивая, с сияющими глазами и круглым животом. Тайхо Ишиан потерял дочь; Виралай нашел ее, но никому об этом не сказал — подобное знание может пригодиться самому.

Но сейчас в темноту ночи его погнал не страх перед неизбежными последствиями провала того дела, которое ему поручил лорд Форента, а нечто более властное.

Он был вынужден спасать собственную жизнь — в буквальном смысле. Когда он толкнул дверь, на ладонь упал свет факела, и он снова, едва сдержав крик ужаса, увидел, что кожа на его руке посерела и сморщилась, будто от сильного ожога, и напоминала старую змеиную шкуру. Мало того, под этой мертвой кожей виднелась не молодая розовая, а еще более дряблая, покрытая какими-то чешуйками и шершавая на ощупь. Он пытался использовать все заклинания, какие только знал или тайком нашел в свитках большой библиотеки Йетры, — все было бесполезно. Если это проказа, он не знал, как ее остановить. Его страшила не столько эта ужасная болезнь, сколько мысль о том, что она вызвана карающей дланью Рахе, что демоны мести, которыми его пугал Мастер, уже близко и могут предстать перед ним в любой момент.

Насколько он знал, только один человек мог с помощью магического кристалла определить их присутствие, помочь ему сохранить жизнь; только этот человек поможет ему не из-за денег, а ради дружбы. Тайхо позаботился о том, чтобы денег у него не было, и тем самым накрепко привязал Виралая к себе.

Алисия.

Он был потрясен, когда снова увидел ее в кристалле; она не заметила его, потому что была занята Фало. Он сразу понял, что крепостные стены на заднем плане — это стены Йетры, и его сердце впервые за много месяцев возрадовалось. Поэтому, как только настала ночь, он незаметно прокрался в стойло, оседлал одну из лошадей и, выведя ее, вскочил верхом, думая о том, что у него всего четыре часа, чтобы найти Алисию, рассказать о своем бедственном положении, получить помощь и так же скрытно вернуться.

Стан кочевников, насколько он понял по изображению в кристалле, находился в нескольких милях от стен Йетры и был хорошо укрыт от случайных глаз ивовой рощей и зарослями лозы, тянувшимися вдоль излучины реки.

Здесь не горели костры, и ничего не говорило о присутствии людей, но с помощью какого-то сверхъестественного чутья он нашел эту излучину. И даже ни разу не свалился с лошади. Не доезжая нескольких сотен шагов до мирно пасущихся йек и повозок, он привязал лошадь к ольхе и пошел к стоянке пешком. Кочевники, судя по всему, в целях безопасности разделились на ночь — их сильно потрепали преследователи, он видел это в кристалле. Кажется, для Потерянных не осталось спокойного места в этом мире. Он подвергал этих людей опасности, разыскивая их. Но выбора у него не было.

Он не нашел среди повозок той, в которой провел столько ленивых послеполуденных часов с гадалкой, но узнал одежды, развешенные для просушки на веревке. Один конец ее был привязан к кусту, другой — к повозке, дверцу которой украшало изображение звезд и луны. Он был уверен, что в этой повозке когда-то кочевала Фезак Поюшая Звезда, но одежды, украшенные галианским кружевом, были сшиты не на костлявую мудрую старуху.

Он поднялся по деревянной лесенке к двери со звездами и луной и тихо поскребся — так, как они договаривались когда-то. Тишина внутри могла означать только одно: обитатель повозки задержал дыхание, чтобы настороженно вслушаться в звуки ночи.

— Это я, — прошептал он громко. — Виралай.

Послышался шорох, и дверь чуть приоткрылась. В щели блеснул глаз, сразу же широко раскрывшийся; мигом позже дверь распахнулась, и перед ним предстала Алисия Жаворонок в ночной рубашке, с шалью на плечах, взлохмаченными волосами и раскрытым от удивления ртом. Но она быстро справилась с собой, пригладила волосы и, приложив палец к губам, повела Виралая за руку прочь от стоянки.

Они подошли к ивовой роще на берегу. Перед ними струилась река.

— Мне нужна твоя помощь, — произнес Виралай, и одновременно она спросила у него:

— Откуда ты?

Какое-то время они смотрели друг на друга, потом Виралай повторил свои слова и добавил:

— Я разваливаюсь на части.

— Всем сейчас трудно, — ответила она, но он покачал головой:

— Нет, нет, смотри…

Была полная луна, и ее свет отражался от поверхности воды, хорошо освещая место, где они стояли. Виралай закатал рукава, обнажив ужасные язвы, и Алисия испуганно вскрикнула.

— Что это за болезнь? — спросила она, но он только покачал головой. У него не было ответа на этот вопрос.

— В последние недели становится все хуже, — сказал он. — Боюсь, что надо мной тяготеет проклятие. — А потом он рассказал ей о Святилище, Мастере и том проклятии, которое, очевидно, навлек на себя.

Алисия слушала, хмуря брови и кивая. Раньше она думала, что та бледная женщина — его сестра, но тем более странной показалась его история. Когда же он поведал ей о своих страхах, она побледнела от испуга.

— Разве мало несчастий обрушилось на мой народ? Теперь ты говоришь о демонах!

Виралай повесил голову:

— Мне больше не к кому обратиться.

— А как же кошка?

Виралай молчал. Он не подозревал, что ей известно о магической природе зверя. Потом сказал:

— Она ненавидит меня. Я слишком часто использовал Бете против ее воли, и теперь она не делится со мной своей магией. Боюсь, если я попрошу ее дать мне заклинания, способные спасти меня, она выдаст прямо противоположные; что тогда будет со мной?

Немного подумав, он вымолвил:

— Ты знаешь, она пугает меня не меньше, чем демоны.

Алисия подняла брови:

— Пугает тебя? Такое маленькое создание?

Виралай содрогнулся:

— Ты не видела ее такой, какой видел я.

Внезапно в сознании Алисии возник образ черного как ночь зверя, из пасти которого, казалось, вырывается пламя. Это было поистине демоническое существо. Но Бете? Она не могла в это поверить. В конце концов, они несколько месяцев странствовали вместе, и если бы кошка умела принимать чудовищное обличье, она бы наверняка это заметила… Но Фало однажды видел нечто в кристалле. К тому же Виралай всегда плохо ладил с животными: что-то в нем отталкивало их, делало нервными и норовистыми, тем более кошки всегда славились своенравием. Она тряхнула головой, будто хотела избавиться от образа зверя. Это движение напомнило Виралаю привычку ее матери.

— Как дела у Фезак? Вижу, ты перебралась в ее повозку.

— Моя мать умерла, — сухо ответила Алисия.

— Прости.

Молчание разделило их, словно крупный слепой зверь, вставший между ними. Не из интереса, а чтобы хоть что-то сказать, Виралай спросил:

— А Фало?

— Жив-здоров, спит, — коротко бросила она, — и, надеюсь, будет спать и дальше. — С этими словами она подобрала подол рубашки и побежала назад к повозке, сверкая белыми икрами в темной траве.

Она быстро вернулась с большим тяжелым предметом и положила его на землю между собой и Виралаем. Он вздрогнул, узнав большой кристалл. Этот камень был намного более сильным, чем его собственный, он знал его историю.

— Положи на него руки, сюда, возле моих, — сказала Алисия. Он так и сделал; прошло достаточно времени, но камень оставался безжизненным, никак не реагируя на тепло их рук. Женщина нахмурилась.

— Сосредоточься, — велела она, но камень по-прежнему молчал. Алисия щелкнула языком от досады, и Виралай еще раз попытался сконцентрировать всю свою волю и внимание на кристалле. И вдруг камень проснулся, по его поверхности забегали огоньки, а ядро осветилось внутренним огнем. Фиолетовые, красные, голубые и золотые вспышки магического пламени осветили их лица и место, где они сидели. Когда наконец кочевница отняла руки от камня и выпрямилась, лицо ее было напряженным от сдерживаемых эмоций.

Виралай с тревогой следил за Алисией. Он не видел в кристалле ничего, кроме разноцветного тумана, как будто камень намеренно скрывал от него свои секреты.

— Что ты видела? — спросил он.

— Никаких демонов, — тихо ответила она; в глазах ее читались страх, любопытство и как будто некоторое разочарование. — Бедный Виралай. Никаких демонов и никаких следов проклятия.

Эти слова сильно озадачили его. Если нет ни демонов, ни проклятия, то откуда же эта болезнь? Он открыл было рот, чтобы спросить, но она наклонилась и, поколебавшись, приложила ладонь к его губам.

— Ты должен отправиться на Север, — произнесла она. — И возьми с собой кошку. Только Роза Эльды может исцелить тебя.

— Но ведь она… — испуганно начал Виралай. Он был уверен, что Роза Эльды ненавидит его. Если бы он не подсматривал за ней в доме Рахе, его не постигло бы искушение опоить Мастера и украсть ее из Святилища, и он до сих пор жил бы в блаженной обители, не ведая забот и тревог, не зная мира, в котором люди только и делают, что замышляют зло друг против друга, мира, в котором его плоть не хочет продолжать свое существование.

А потом его осенила мысль: он снова должен взять на себя заботы о Розе Эльды — украсть ее у северного короля, теперь, когда его новые хозяева готовят нападение на столицу Ашарсона, а затем спасти от лап лорда Тайхо Ишиана? Что, если вернуть ее и Бете в Святилище и там обрести покой и прощение Рахе, отдавшись на его милость? Здесь его воображение перестало работать: невозможно представить, что может случиться потом. По натуре Мастер не был мягким человеком, но, может быть, он будет благодарен своему непутевому ученику за то, что он вернул ему его женщину и кошку? Кажется, это был наилучший план дальнейших действий. Роза излечит его, и, обновленный, исполненный сил, он воспользуется магией кошки и незамеченным ускользнет вместе с ними от своих мучителей. Он исполнит свой долг перед миром; исправит тот вред, который причинил. И все будет хорошо.

Он радостно смотрел на Алисию Жаворонка, пока в его голове проносились все эти мысли.

— Благодарю тебя, — произнес он. — Теперь я знаю, что мне делать. Не понимаю, почему я раньше не додумался.

Он встал и пошел прочь.

Алисия смотрела ему в спину, и на душе у нее было горько. Все мужчины одинаковы: приходят к ней, терзаясь сомнениями, мучаясь страхами, нуждаясь в поддержке, а потом быстро покидают ее, узнав свое предназначение и устремившись к нему всеми силами воспрянувшей души. Им нет до нее дела.

— Подожди! — позвала она, подавив чувство обиды. — Без моей помощи ты далеко не уйдешь.

Виралай обернулся. По выражению его лица Алисия поняла, что он уже поглощен предстоящим. Вся ее досада мигом улетучилась. «По крайней мере болезнь пощадила его лицо», — подумалось ей. Несмотря на все его странности, она считала Виралая привлекательным. Теперь она понимала, что ее притягивали к нему именно его странности. Он был неразгаданной тайной, непостижимым человеком, полным противоречий. Сейчас, судя по всему, он готовился к чему-то очень серьезному.

Пересилив себя, она отвела взгляд от его лица.

— Твоя кожа, — напомнила она, будто он мог забыть об этом. — Тебе необходимо какое-нибудь снадобье.

Он улыбнулся, и Алисии вспомнилось светлое утро, когда они лежали, обнявшись, в лучах солнца, пробивавшихся в оконце повозки. Его серые глаза светились золотом, и она чувствовала, что ее наполняет желание, а вместе с ним и нечто похожее на благоговейный трепет. Глубокая жалость охватила ее, и она поняла, что не в силах видеть, как он уходит в неизвестность, навстречу своим целям.

— Да, — сказал он. — Об этом я не подумал.

Они вернулись к повозке, и Алисия скрылась внутри, а он сидел и слушал, как она стучит горшками и бутылями и толчет что-то в ступке, одновременно успокаивая проснувшегося ребенка. Потом она вышла и осторожно нанесла мазь на кисти рук и запястья Виралая, где разрушительное действие недуга проявилось сильнее всего. Как всегда, от прикосновения ее пальцев он почти перестал дышать; казалось, вся его кровь прилила к коже, устремившись навстречу ее рукам. Когда она закончила, он еще какое-то время стоял не двигаясь, будто в трансе.

— Ты хороший человек, Виралай, — сказала она тихо. — Пожалуйста, помни об этом, когда ты увидишь, что в мире наступили черные дни. Независимо от того, как мы пришли в этот мир, у нас всегда есть выбор. Я не видела в кристалле демонов; нет демонов хуже людей. Вскоре тебе предстоит сделать важный выбор, Виралай, и от него будет зависеть судьба всего мира. Иди и сделай все, что от тебя зависит.

Сказав это, она протянула ему флакон со снадобьем, поднялась в повозку и закрыла за собой дверь. Какое-то время она стояла, прижавшись спиной к стенке и пытаясь унять бешено бьющееся сердце, а потом услышала, как он уходит, шелестя травой.

Виралай ехал назад, пригибая голову под ветвями и оглядываясь на звуки, которые издавали в ночи неведомые существа. Он думал о том, что сказала ему Алисия Жаворонок. К восходу солнца он незамеченным въехал в город, расседлал в стойле лошадь и вернулся к себе. Смысл ее слов не был ясен ему, но в голове уже сложился план: надо не только вернуть Розу Эльды и кошку Мастеру, но и найти юношу по имени Capo, который носит на шее тот могущественный камень…

В тот же вечер к нему пришел лорд Кантары. Он почти ворвался в комнату, прерывисто дыша, одежды его были в беспорядке. Очевидно, он только что участвовал в ритуале поклонения богине. Виралай заметил на его руках масляные пятна, на одежде — какие-то багровые потеки. Видно было, что лорд пытался привести себя в порядок, но делал это наспех. Виралай понял, что это пятна крови. Вот в чем дело. Жертвоприношение. Еще одна жертва, третий день подряд. До этого были петух и ягненок, он сам ездил выбирать и покупать их, потом готовил к ритуалу и относил в сад у святилища Фаллы, где и передал их хмурому жрецу. Но сегодня, похоже, лорд Кантары лично совершил жертвоприношение, не прибегая к услугам жрецов. Виралай попытался угадать, какое существо окропило сегодня жертвенник Богини своей кровью. Наверное, кто-то покрупнее петуха — крови было слишком много. Глаза лорда были выпучены, и сам он сильно возбужден.

Все эти мысли промелькнули в голове Виралая, пока Тайхо Ишиан шел к нему через комнату. Ученик чародея быстро научился угадывать настроение, в котором пребывал его хозяин; фактически от этого умения могла зависеть его жизнь. Свободные одежды, в которых явился лорд, наводили на некоторые умозаключения. Не то чтобы Виралай был противником любовной связи между мужчинами — среди кочевников подобное случается часто и не считается предосудительным, — но лорд Кантары внушал ему ужас и отвращение, поэтому не приходилось рассчитывать на то, что постельные игры с ним доставят удовольствие. Виралай сделал шаг навстречу лорду, чтобы закрыть собой небольшой инкрустированный столик, на котором покоился магический кристалл, укрытый плотной материей.

— Покажи мне ее!

Голос Тайхо Ишиана был хриплым от напряжения.

— Мой лорд…

— Покажи мне ее сейчас же! Я должен видеть ее.

Лорд Кантары вцепился пальцами себе в волосы, сгорбился и принялся ходить по комнате взад и вперед.

— Я никогда не испытывал подобной страсти ни к одной женщине… Они всегда были моим проклятием… Эти лживые уста, эти похотливые тела… Но обычно я совершал с ними обряд поклонения Богине, и моя страсть ненадолго утихала. Если я хотел женщину, я всегда получал ее, даже если приходилось платить высокую цену. Но она — она другая… Я не могу перестать думать о ней. Она постоянно стоит у меня перед глазами; по ночам она приходит в мои сны. Я всюду чувствую ее запах, слышу ее голос, хотя ни разу не слышал, как она говорит. Это выше моего понимания!

Внезапно он остановился, повернулся к Виралаю и уставился на него безумными глазами. Руки его медленно опустились.

— Мне кажется, я схожу с ума, — произнес он тихо. Виралай не знал, что сказать.

— Нет, мой лорд, — только и смог выдавить он, понимая, что говорит неправду. Да, это сумасшествие и даже хуже…

— Эта страсть сжигает меня.

Тайхо сцепил руки и с силой прижал их к низу живота, словно пытаясь погасить бушевавшее там пламя. Потом неожиданно подскочил к столу. Виралай не успел отпрянуть, лорд Кантары вцепился ему в плечи и произнес низким хриплым голосом:

— Не уверен, что Роза Эльды — вообще человек. Мне кажется, она чем-то похожа на Богиню, и поэтому я должен обладать ею. Я должен спасти ее душу. Это моя священная обязанность.

Потом он силой усадил Виралая за стол и жестом велел открыть кристалл. Ученик мага неохотно повиновался — лорд стоял у него за спиной, и он чувствовал его напряженный член; к тому же Тайхо мог заметить, в каком состоянии руки Виралая. Там, куда Алисия наложила мазь, кожа натянулась и выглядела лучше, но даже в колеблющемся свете огня было видно, что она серая и шероховатая. У него были перчатки, но прикасаться к кристаллу нужно голыми руками. Однако лорд Кантары ничего не сказал. Он стоял сзади, крепко держа Виралая за плечи, и его безудержная страсть будто передалась через Виралая камню, разбудила его, и они почти сразу увидели Розу Эльды.

Она улыбалась своей странной, несколько смущенной улыбкой, которую он так часто видел на ее лице; она находилась в каком-то большом зале, стены которого были украшены гобеленами и оружием — острыми копьями, скрещенными топорами, великолепными мечами, алебардами и дротиками, словно обитатели этих покоев постоянно пребывали в ожидании внезапного нападения. И посреди всего этого находилась Роза Эльды — бледная и прекрасная, словно лилия, сияющая, как заря. У Виралая вырвался вздох облегчения. По крайней мере она была одета и в людном месте, а не обнаженной в объятиях своего любвеобильного супруга, как раньше.

Пальцы лорда Кантары расслабились, точно одного взгляда на Розу Эльды было достаточно, чтобы облегчить его мучения. С блаженным вздохом он прошептал:

— Вот она. Вот она!

В зале было полно народу. То были придворные в роскошных нарядах и сверкающих драгоценностях; здесь царил праздник красок, нарядов, все сияло в пламени светильников на стенах и под потолком. «Как много света и огней», — подумал Виралай. По его мнению, в этой картине было нечто адское, но лорд за его спиной прошептал с благоговейным трепетом:

— Гляди, гляди — она подобна Фалле, поднимающейся из пламени на Священной Горе.

Толпа бурлила, волновалась, словно море, затем появился король варваров, Вран Ашарсон; легко и грациозно он двигался сквозь толпу придворных к своей супруге; его длинные волосы были схвачены серебряным обручем, на могучих плечах лежала мантия из волчьей шкуры. Казалось, внимание кристалла приковано к этому человеку: он отслеживал каждый его шаг, подробно показывал, как эйранский король гордо шествует к Розе Эльды; хорошо было видно его красивое лицо, сверкающие глаза, широкие скулы и уверенная улыбка.

— Проклятие! — простонал Тайхо. — Верни ее! Я не желаю видеть его, этого гнусного пса! Покажи мне Розу Эльды.

Собрав всю свою волю, Виралай пытался перевести внимание камня с Северного Жеребца на его жену, но внезапно изображение померкло и пропало, а через несколько мгновений камень уже показывал другую комнату — тихую, скромно обставленную; в ней на невысоком ложе сидела хрупкая темноволосая девушка, она была увлечена игрой в кости с женщиной приятной наружности; пока та готовилась бросить кости, она ковыряла в зубах острой палочкой.

Лорд Кантары присвистнул. Но в этот момент дверь открылась, и в комнату вошли несколько человек во главе с Фавио Винго, который толкал перед собой странное сооружение на колесах; в нем сидел его старший сын. На лице старика было написано отвращение, которое он питал к лорду Кантары, но в глазах калеки горело восхищение.

— Мой лорд, — начал Танто, — нам сказали, что мы найдем вас здесь. У меня появилась идея построить большую пирамиду, в которой можно сжигать сразу несколько кочевников…

Тайхо даже не отвел взгляда от кристалла, чтобы приветствовать вошедших. Однако Танто это не обескуражило. Отстранив отца, он положил ладони на колеса и подъехал к столу, чтобы посмотреть, чем так поглощен лорд Кантары.

— Ах, — недовольно воскликнул он. — Гадание по кристаллу. Как занятно. Что вы ищете?

Он наклонился к камню, всматриваясь в размытое изображение. Глаза его широко раскрылись.

— Селен! — выдохнул он.

Действительно, кристалл показывал Селен. Когда он произнес ее имя, дочь Тайхо Ишиана подняла голову, и небольшая морщинка прорезала ее чело, словно она сосредоточенно вслушивалась в чей-то далекий голос. Танто почти встал и лег грудью на стол, чтобы лучше видеть, но потом вспомнил, что считается инвалидом и не должен подниматься на ноги.

— Моя дочь! — вскричал лорд Кантары. — Так ее и в самом деле похитили эти эйранские бандиты!

Кристалл, игнорируя Виралая, снова погасил образ, а затем представил зрителям вереницу самых разных картин. Мелькнула рука в перчатке, открывающая дверь в стойло; потом снова стал виден освещенный огнями Большой Зал дворца в Халбо, причем зрители видели его так, как если бы находились где-то под потолком: внизу стояла королева Эйры, и они видели только корону на ее голове. Виралай чувствовал, что что-то не так: изображение мерцало, расплывалось. На кристалл действовала какая-то магическая сила.

— Клянусь грудями Фаллы! — внезапно вскричал Танто; он был настолько потрясен увиденным, что благочестивый лорд Кантары не обратил внимания на это богохульство. — Он не терял времени даром: посмотрите, как он над ней потрудился…

Тайхо быстро заморгал, не веря глазам.

— Она ждет ребенка! — внезапно взвыл он. — Негодяй обрюхатил мою любимую!

Все, кроме Виралая, видели, что живот Розы Эльды выдается вперед; свободное белое одеяние королевы лишь подчеркивало его размеры. Вран Ашарсон приблизился к ней и не спеша поцеловал сначала в щеки, потом в губы и по-хозяйски положил ладонь на обширное чрево супруги.

Внезапно над ухом Виралая раздался бешеный рев. Потом стол опрокинулся, тяжелый кристаллический шар ударился об пол и разлетелся на тысячи осколков.

Звук разбившегося магического кристалла отразился от замковых стен, эхом прокатился по коридорам и лестницам и разнесся по городу. В конурах вздрогнули и поджали хвосты собаки, по дворам пронеслись с истошным мяуканьем кошки, на озере проснулись и поднялись в воздух гуси. Руи Финко, поглощенный обсуждением осадной тактики с лордом Прионаном в Звездном Зале, поднял голову и вздрогнул от внезапной боли, пронзившей его тело; кто-то громко кричал, кто-то вопрошал, что случилось, кто-то озирался по сторонам, словно оказался вдруг в незнакомом месте. Гесто Гревинг вздрогнул словно ошпаренный и выронил кубок с Золотой Пряностью, а потом в недоумении уставился на блестевшую у его ног лужу и, несмотря на боль в костях, стал подсчитывать убыток: по меньшей мере тридцать два кантари — выпить он успел едва ли половину.

Где-то далеко женщина в повозке поднялась и подошла к ребенку, потому что он проснулся от страшного сна и заплакал.

Далеко-далеко в ярости выругался старик, потому что эта часть мира померкла и умерла для его взгляда.

В темном стойле Capo Винго схватил обеими руками камень, висевший у него на шее; вокруг заволновались и начали переступать лошади; из-под толстых перчаток, которые он вынужден был носить, вырвались лучи, озарившие балки, перегородки, стойла будто закатным светом. Своенравный камень светился так сильно, что сквозь перчатки Capo видел очертания своих костей и с трудом сдерживал панику, вспоминая тот ужасный день в Аллфейре, падающих людей, выпученные глаза, белые от страха. Если коснуться живого существа этим камнем, когда он вот так пламенеет, оно погибнет. Казалось, лошади понимали это: они забились в самые дальние закутки своих стойл и замерли. А потом так же внезапно, как появился, огненный свет погас, и стойло погрузилось в еще более густую тьму.

С бьющимся сердцем Capo спрятал камень за пазуху. Потом, двигаясь от стойла к стойлу скорее на ощупь, чем с помощью зрения, он пробрался туда, где был привязан Ночной Предвестник. Жеребец отпрянул от него, беспокойно переступая ногами и шумно втягивал воздух.

— Тихо, тихо. Спокойно, парень.

Его рука коснулась влажной от пота шеи жеребца; он провел ладонью по шкуре, чувствуя, как под ней быстро пульсирует кровь; конь нервничал, потому что некая неведомая сила потревожила его. Он думал, что жеребец вновь отпрянет, но Ночной Предвестник успокоился, а потом Capo почувствовал, что конь повернул к нему голову и обследует руку, проверяя, нет ли в ней лакомства, словно ничего не случилось.

Capo вывел его в пустынный двор и привязал к коновязи, а сам пошел за уздечкой и седлом. Конечно, найти нужное седло в полной темноте среди сотен других было затруднительно, но Capo снова помог подарок старого кочевника. Он снял перчатки и принялся трогать пальцами гладкую кожу седел, позволив образам проноситься в его сознании подобно теплому легкому ветерку. Он увидел полного мужчину с близко посаженными темными глазами, в синих одеждах; женщину, скачущую верхом, с летящими по ветру черными волосами — истрийские женщины уже сотни лет не садились на лошадь таким манером, по-мужски. Он быстро отвел ладонь. Следующее седло вызвало образ мужчины, пронзенного копьем, который сползал с коня, отчаянно цепляясь за луку седла, а затем упал под ноги сражающимся воинам. Он видел мальчиков, едва доросших до тех лет, когда можно садиться на коня; они скакали, словно демоны, на взрослых тильзенских жеребцах по широкой, продуваемой всеми ветрами равнине; видел колонну воинов, растянувшуюся по дороге, и над ней лес пик, сверкающих наконечниками; затем испытал странное ощущение, будто начинает раздваиваться, и сознание его затуманилось, перед глазами поплыло, а потом он увидел, как какой-то человек скачет прямо на него на сером пятнистом звере. Картина была настолько отчетливой, что Capo инстинктивно попытался увернуться от удара, как сделал это когда-то в Аллфейре. Он отнял руку от седла, не желая еще раз почувствовать ту боль, когда эйранский воин ударил его под ребра. Надев перчатки, Capo взял седло и вынес его.

Его способность видеть чужие воспоминания усиливалась с каждым днем. Даже самые безобидные вещи при прикосновении к ним пробуждались и рассказывали ему свои истории. Он ничего не мог с этим поделать; все, что ему оставалось, — носить перчатки. До этой ночи ему пришлось нелегко — он постоянно находился в компании лордов Форента и Кантары, которые настаивали на его участии в разрабатывании их планов, к тому же ему приходилось делить спальню с Танто, и не было никакой возможности улизнуть незаметно. Его начали посещать мучительные видения того, как однажды Тайхо Ишиан завладеет камнем, чтобы пользоваться его силой в своих целях. Capo не мог нормально ни есть, ни спать, начиная с того дня, когда к нему прикоснулся высокий бледный человек с холодными руками и мертвой душой и он увидел в его почти бесцветных глазах понимание могущества того артефакта, который висел у него на груди. Он жил в постоянном страхе оттого, что этот человек расскажет о силе камня своему хозяину. Capo чувствовал, что если лорд Кантары откроет для себя природу этого кристалла, он ни перед чем не остановится, чтобы завладеть им. Тот строгий, сдержанный мужчина, каким он впервые увидел лорда, за прошедшие месяцы стал совсем другим человеком: казалось, им движет некая горячечная страсть, дикое, мучительное желание, от которого глаза его лихорадочно блестят, а все движения стали резкими и нетерпеливыми. Capo слышал, как он говорит о северянах — в выражениях, которые смутили и потрясли его, с бешеной, непостижимой ненавистью. Роль, которая отводилась Capo в этой драме как лейтенанту лорда Кантары — предательство, ложь, хладнокровное убийство, — была ему отвратительна.

Необходимость бежать внушала страх, но было ясно, что другого выхода нет. Он двигался очень осторожно, все чувства его обострились до предела. Оседлав коня, он затянул подпругу и повесил на луку мешок с провизией и самыми необходимыми вещами. Потом посмотрел в небо и глубоко вздохнул. Он никогда не замечал, чтобы звезды сверкали так ярко. Небо было таким огромным — как весь мир. Северный Крест находился в зените; семь его меньших звезд казались мерцающими точками рядом с самой яркой, которую эйранцы называют Звездой Мореплавателя; здесь, на юге, ее именуют Оком Фаллы. Он отметил это для себя: северяне считают стихии мира благосклонными к людям, оказывающим поддержку и помощь, а не подглядывающим, чтобы наказывать их за проступки.

Я еду в Эйру.

Развеялись многочисленные сомнения, терзавшие его: если необходимо спасти камень от лап Тайхо Ишиана и предотвратить несчастья, то единственное, что он может сделать, — уехать как можно дальше, туда, куда не дотянутся руки лорда Кантары. Казалось, звезды лишь укрепили его намерение, и случайная мысль обрела силу прозрения, твердого решения, к которому приходит человек после месяцев глубоких сомнений и сложных раздумий.