Дикая магия

Глава 13 ПРИЗРАКИ

— Ха!

Хищное лицо лорда Форента светилось от радости. Он триумфально размахивал пергаментным свитком перед Тайхо Ишианом. Зеленая с красным ленточка, обозначавшая, что послание пришло от герцога Сэры, упала на пол ванной комнаты. В ванне по грудь в пене сидел лорд Кантары. Женщина, что ухаживала за Тайхо — согбенная старуха, закутанная с ног до головы в сабатку из грубой мешковины, — только глянула на Руи Финко и тут же поспешно скрылась за дверью.

— Фу-у! — Руи помахал рукой перед носом. — Ради Фаллы, скажите мне, чем эта старая каракатица пользует вас?

— Дикий чеснок, — грустно ответил Тайхо, потянувшись к полотну из беленого льна. Ванна опасно покачнулась. Тонкие ручейки бледно-зеленой воды полились через край, увлекая за собой салат из мелко порезанных листьев.

Лорд Форента осторожно переступил через лужу, дотянулся до полотенца и подал Тайхо. Старуха, приставленная им к лорду Кантары, должна была каким угодно способом добиться того, чтобы даже самые последние шлюхи потеряли интерес к Тайхо, не говоря уже об избалованных женщинах из гарема Руи. Теперь он наверняка будет смердеть в течение нескольких дней.

Лорд Кантары вышел из ванны и быстро завернулся в материю, но Руи все же успел заметить, что лекарства старой карги, как ей и было велено, не возымели успокаивающего действия: его эрекция оставалась по-прежнему стойкой. Руи не смог сдержать усмешку. Если они не начнут вскоре войну с Севером и не захватят шлюху-кочевницу, Тайхо, пожалуй, может взорваться.

— Ну что, никаких улучшений, милорд? — спросил он учтиво. Тайхо искоса посмотрел на него и плотнее замотал полотенце.

— Нет, — ответил он коротко и перевел взгляд на свиток в руке лорд Форента. — Что в послании?

— Лорд Лодоно, герцог Сэры, и лорды Дистра, божественной волей главы Высшего совета, созывают всех лордов Истрии на собрание, которое состоится в день после полнолуния в Большом Зале Рассветного замка Йетры, — церемонно произнес Руи, не разворачивая пергамента. — И всякая прочая чепуха подобного рода. Особенно интересным мне кажется тот факт, что они организуют это собрание в Йетре.

Тайхо нахмурился.

— Отдать дань почтения Леди?

— Наверняка это будет военный совет, — сказал лорд Форента, еще раз просмотрев содержание свитка. — Хотя об этом здесь прямо не говорится. Но зачем еще собираться в городе, принадлежащем Дистрам и Леди, так презренно отвергнутой варварским королем? — Он поднял взгляд, глаза его сияли. — А вас, милорд, удостоили особого упоминания.

— Меня? — Он был удивлен. Герцог Сэры не снисходил даже до разговора с ним. Все из-за того, что Лодоно проследил его родословную до славных дней Стодневной войны, в которой его предки полностью вырезали все кланы, жившие у подножия Скарнских гор. Тайхо Ишиан тщательно скрывал свое происхождение от лордов. Он выхватил пергамент из рук лорда Форента и прочитал:

— Лорду Тайхо Ишиану, который так славно правит в Кантаре, мы шлем особое приглашение в связи с его горестной утратой.

Он побледнел.

— Какой еще горестной утратой? — Он стал дико озираться по сторонам, решив, что всем уже известно о его позорном вожделении. Но внезапно он понял, что имелось в виду. — Ах да… Селен… они же о моей дочери, так? Может, у них есть какие-то известия? Может, они нашли ее истерзанное тело, выброшенное на какой-нибудь пустынный берег?

Руи помотал головой.

— Не паникуйте, мой друг. Я нюхом чую, здесь все дело в политике, а не в чьем-то несчастье. Можете заставить своего колдуна посмотреть в магический кристалл, если вам от этого станет легче. Мне кажется, Совет хочет использовать вас как вдохновителя народа, чтобы повлиять на них этой ужасной историей похищения… — Он сделал паузу, призадумался. — А может быть, наш план сработал лучше, чем мы ожидали, и мнение народа вынуждает их к действию, потому что я никак не могу поверить, чтобы старый вояка стал приветствовать новую войну. Очевидно, поднялись волнения, которые заставили их шевелиться. «В день после полнолуния» — это через неделю. Нам нужно приготовиться к путешествию. — Он похлопал лорда Кантары по спине. — Прекрасные новости, а, Тайхо? Готовьтесь проповедовать на каждой рыночной площади по пути на юг, чтобы поддать жару. И попросите эту каргу приготовить новое снадобье, которое не отпугнет от вас толпу!

— Сильнее, мальчик, сильнее. Ну же, поднапрягись…

— О, ради Фаллы!

Capo Винго с глухим ударом рухнул на землю, подняв в воздух облачко красной пыли. Капитан Гало Бастидо возвышался над ним с улыбкой маньяка, его огромные руки сжимали рукоять гигантского деревянного меча. У Capo болели руки, плечи, голова, ноги. Тренировка продолжалась больше полутора часов без передышки, и за все это время Capo сумел нанести противнику лишь несколько скользящих ударов. Что касается капитана, то тут дело обстояло совсем наоборот. Он лупил парня мечом, казалось, специально для того, чтобы доказать наблюдателям — его отцу, дяде и заезжим торговцам лошадьми, — что младший Винго никогда не приобретет силу, мастерство и мужество, чтобы хоть в какой-то мере оправдать надежды, возлагавшиеся на старшего.

Capo устало потянулся за мечом и, опершись на него, с трудом встал на ноги.

— Еше раз! — крикнул Зверюга и занял позицию.

Capo посмотрел на отца, ожидая разрешения на передышку, но взгляд Фавио был непроницаем, казалось, он смотрит сквозь него на зеленую траву поля. Весь последний год Capo помогал копать оросительную систему, которая снабжала поле водой, тогда как остальную землю на мили вокруг палило безжалостное солнце. Танто, конечно же, и не подумали привлечь к тяжелому труду: пока Capo долбил каменистую почву, его брат ездил на лошади к соседнему поместью, где занимался совращением рабыни, о которой поговаривали, будто она провела некоторое время в гареме в Форенте, а следовательно, была исключительно опытной по части утех. Capo тогда сомневался в правдивости рассказов брата о своем времяпровождении. Теперь же, после стольких недель погружения в самые грязные воспоминания Танто, он убедился, что рассказы эти были урезаны по сравнению с тем, что происходило на самом деле.

Теперь Танто передвигался с помощью сложного приспособления, которое Фавио и Фабел заказали специально для него: высокое плетеное кресло на колесах, сидя в котором, инвалид мог прогуливаться по ровным тропинкам, окружающим виллу. Идея была неплохая, но Танто не желал перетруждать себя. Он настоял на том, чтобы двое слуг постоянно следовали за ним, поднимали его по ступенькам, переносили через неровности или толкали кресло вперед, когда он устанет. Рычаг с одной стороны останавливал кресло, а с другой — откидывал спинку назад, и оно превращалось в удобную кровать на колесах. Фавио долгими часами трудился, рисуя гусиными перьями и дорогими чернилами чертежи на пергаменте, чтобы потом вручить их человеку в Алтее, который изготовлял гоночные повозки для соревнований на лошадях. Это стоило семье небольшого состояния: Capo слышал, как рано утром отец с дядей говорили об их ужасном финансовом положении. Продать Ночного Предвестника, их лучшего коня, не удалось, казалось, никто ничего сейчас не покупает. В воздухе висела неопределенность, ходило слишком много разговоров о войне, чтобы можно было позволить себе тратить деньги на породистых животных или легкомысленные занятия вроде скачек. Но Фавио настаивал на том, что его сын должен обладать средством передвижения.

— Это, несомненно, придаст ему силы и уверенности в себе, он станет самостоятельнее, вот увидишь.

Но для Capo это означало, что брат будет следовать за ним по пятам по всему поместью и ни на миг не прекращать своих издевательств.

Сморщившись от боли, он поднял меч, демонстрируя готовность продолжить схватку. Он был настолько изможден, что когда Зверюга снова пошел на него, смог лишь инстинктивно увернуться от удара. Неожиданно спина капитана оказалась прямо перед ним, и он опустил на нее деревянный меч. Его обожгло это прикосновение, а когда он пришел в себя, услышал крики удивления, доносившиеся из-за ограждения.

— Удар!

— О Богиня, мальчик, ты сделал его!

Он поднял взгляд и увидел дядю Фабела, широко улыбающегося ему.

— Давай, давай, парень! — кричал он. — Врежь ему хорошенько!

Случившееся показалось Capo невероятным, но он не смог удержаться, чтобы не поздравить самого себя. Однако миг спустя, применив обманный удар, Зверюга со всей мочи ударил его кулаком в живот. Публика у забора застонала.

Почувствовав, что колени подгибаются, Capo схватился за руку противника, чтобы не упасть. Но тут же понял, что совершил ошибку. Его пронзило раненое честолюбие капитана, горькое как желчь, и уязвленная гордость: его, капитана Гало Бастидо, лучшего воина в этих краях, заставили играть в войну с этим жалким мальчишкой, в то время как он, прирожденный полководец, мог бы готовить к войне армию, красоваться в шлеме с красными перьями и шелковом плаще, обращая на себя внимание дам своей прекрасной выправкой и заставляя дрожать от страха солдат, боящихся его строгости. Это было нестерпимо. Несправедливо. При всех его талантах ему приходится возиться с этим червяком…

Саро увидел удар — аккуратный, с вывертом удар, который должен был разбить его колено…

Он откатился как раз вовремя. Тяжелый тренировочный клинок Зверюги со свистом опустился, содрал кожу на голени и ушел в красную землю. Выражение глаз капитана было красноречивым: Гало Бастидо намеревался его покалечить.

— Хватит!

Фавио Винго устало вышел на поле, каждая черточка его лица говорила о разочаровании. Мальчик безнадежен, но будет очень нехорошо, если армию Алтеи поведет не Винго, а кто-то другой, как постоянно напоминал ему Танто…

В тот же день прибыл посыльный из Йетры. Винго призывали присоединиться к Совету, собирающемуся в Вечном городе.

— Наверное, не могут собрать денег, брат, — сказал Фабел, поднимая глаза от послания герцога Сэры, — раз им так понадобилось наше присутствие. Скребут по сусекам.

Они не являлись членами Высшего Совета — Алтея приносила весьма скудный доход в государственную казну даже в хорошие годы, — но входили в расширенное правление провинций.

— Это, несомненно, означает войну, — мрачно ответил Фавио, забирая пергамент из рук брата и подозрительно вглядываясь в короткое приглашение, как будто искал в каждом слове скрытый подтекст. — Но если так, почему бы им прямо не написать? Мне как-то не хочется тащиться в такую даль без важной причины. Тем более в эту кровавую Йетру.

— Я надеюсь, что ты прав! — хлопнул по столу Танто. Он ухмыльнулся в сторону Capo, который сидел на скамейке рядом с братом, делая все возможное, чтобы не прикоснуться к нему. Танто же, напротив, вертелся на лавке и наслаждался дискомфортом, который испытывал Capo.

— Почему же, сын мой? — Фавио повернул озадаченное лицо к любимому отпрыску.

— Тогда Capo смог бы отомстить за мои несчастья варварам, которые превратили меня в жалкого калеку.

Фабел кивнул.

— В самом деле, я уверен, твой брат мечтает об этом. Разве не для того он так усердно тренировался в последние несколько недель?

«Даже в мыслях не было, — подумал Capo. — Как раз наоборот: я готов благословить тех, кто так изуродовал моего братца, за пытки, что мне пришлось вытерпеть от него». Но он лишь послушно улыбнулся и склонил голову.

— Конечно, дядя, только мне кажется, что вояка из меня никудышный.

В других обстоятельствах Танто с удовольствием воспользовался бы этим, чтобы унизить слабосильного брата, но сейчас он только сказал:

— Отлично, брат. Я знал, что ты меня не подведешь. Ты заставишь нас всех гордиться тобой.

Взгляд, который он бросил на Capo, был темен и непонятен. Но тот слишком хорошо знал его и почувствовал, что брат ведет какую-то игру. Краем глаза он следил за Танто и увидел, как тот наклонился через стол к отцу и что-то тихо сказал ему на ухо. Потом щелкнул пальцами двум приставленным к нему слугам, которые стояли неподалеку. Они тут же сорвались с места, демонстрируя прыть, которую воспитал в них Танто своими приступами гнева, и усадили его в инвалидное кресло еще до того, как он успел что-либо сказать.

Фавио поднялся из-за стола, и Capo за ним, но отец замахал на него руками.

— Нет, нет — останься здесь и развлекай наших гостей, дорогой сынок. Мы скоро вернемся.

Capo не мог припомнить, чтобы к нему обращались так ласково. Происходило что-то непонятное. Он снова сел за стол и наблюдал, как его брат с отцом исчезли за дверью. Холодное предчувствие закралось к нему в душу.

Их гостями были двое торговцев лошадьми с северо-востока. Они заключили сделку на трех кобыл, но жеребцы им были не нужны, поэтому Винго остались со своим Ночным Предвестником, выручив лишь немного денег. Стоимость одного обеда — довольно щедрого — наверняка перекроет выгоду сделки, но, по крайней мере эти люди были приятными собеседниками. Один — полный и острый на язык, другой худой как жердь, его смех был похож на карканье вороны. Они вместе вели дела со времен последней войны и, казалось, сроднились как муж и жена: стоило одному начать предложение, другой с готовностью его заканчивал, при этом они приходили в восторг от острот друг друга. Едва ли была необходимость в том, чтобы развлекать их, но Фабел, как всегда, играл роль гостеприимного хозяина.

— Итак, — начал он, потирая руки словно в предвкушении удовольствия, — какую самую выгодную сделку вы провернули в последнее время?

Полный мужчина — Дано — подмигнул своему товарищу.

— О вдове мы, пожалуй, упоминать не будем, а, Габрио?

Отрывистый смех тощего разнесся по комнате.

— И о ее глупой дочери не будем. Но тот гнедой жеребец…

— …со звездой; хотя хребет у него слабый!

— Тридцать кантари…

— Тридцать один!

— Тридцать один, ты прав, как всегда, мой друг.

— Она была крупная женщина…

— Просто огромная. Уверен, спина у несчастного Фигуэро прогнулась под ее тяжестью.

— Почти как ее ноги…

— Она могла бы подойти тебе, Дано!

И они снова весело рассмеялись. Capo с дядей обменялись взглядами, и Фабел попытался перевести разговор на другую тему.

— Так вы говорите, что пришли в наши места из Йетры?

Тощий Габрио проглотил свой каркающий смех и серьезно посмотрел на Фабела.

— Ах да, из Вечного города, цветка Империи. Странно видеть город столь прославленный своим спокойствием в таком волнении.

— Волнении?

— Я еще ни разу не видел, чтобы так много лордов собрались в одном месте: из Сэры, Прионана, Гилы, даже один из Цирцезийских лордов, и, конечно же, Дистры. Думаю, все готовятся к собранию Совета.

Фабел нахмурился.

— А как насчет Руи Финко, лорда Форента?

Дано наклонился к нему через стол.

— Говорят, прибыл вместе с сумасшедшим.

— Сумасшедшим?

— С лордом Кантары, который никогда не входил в Высший Совет, если память мне не изменяет. — Габрио почесал лоб. — Они направлялись на юг, когда мы их встретили. Останавливались с проповедями в каждом городе.

— С проповедями? Руи Финко? Не могу в это поверить! Он же известный развратник, полная противоположность Тайхо Ишиану.

Дано поднял бровь.

— Лорд Кантары ваш друг? — спросил он осторожно.

— Едва ли, — фыркнул Фабел.

— Тогда все в порядке, — вздохнул с облегчением торговец. — Полный псих. Сумасшедший. Призывает всех подняться на священную войну против Севера.

— Священную? — переспросил Capo. О южном лорде он слышал только, что тот призывает к походу на Эйру в ответ на похищение его дочери Селен. Вполне понятное желание отомстить, но ничего священного в этом нет.

— Везде с собой берет высокого, бледного человека…

— …куда бы ни пошел. Он просто стоит…

— …позади него. С кошкой.

— С кошкой на руках. А лапы у нее перевязаны, как у цыпленка…

— Бедолага.

— Бедолага.

— А что они делают, этот бледный человек и кошка? — спросил Capo.

— В общем-то ничего, — сказал Дано. — Это как…

— …театр, — закончил Габрио, и оба они усмехнулись. — Что-то вроде декорации. Привлекают взор и притягивают толпу. Люди не могут отвести от них глаз, стоят как завороженные.

Capo и дядя переглянулись.

— Довольно странная компания, — наконец проговорил Фабел. — А что, и вправду ходят разговоры о войне?

— Кажется, люди действительно ее хотят, — ответил Дано. — Не Совет, вовсе нет. Там они гораздо осмотрительнее.

— Старые лорды знают, что такое война, — добавил Габрио. — Они видели, что она приносит зверства и разрушения. У них пылу поменьше. Плюс к тому они прекрасно знают, в каком состоянии государственная казна. В плачевном.

— В плачевном, — эхом повторил Дано. — А война — дело дорогое.

— Хотя дает некоторые возможности, — произнес Габрио, — например, заработать денег…

— …захватить власть.

Capo передернуло. Если начнется война, ему и впрямь придется сражаться. Он представил схватку с каким-нибудь огромным опытным северянином с окровавленным топором в руках, человеком, готовым убивать. Нет уж, лучше начать учиться быстро бегать.

За дверью послышались голоса отца и брата. Потом въехал на своем кресле Танто, на коленях у него лежали предметы, сиявшие в мерцающем пламени свечей, как настоящие сокровища.

Торговцы присвистнули.

— Это тебе, брат, — мягко произнес Танто, размещаясь таким образом, чтобы отрезать Capo пути к отступлению.

Это было вооружение Платино Винго, легендарного героя, лорда Алтеи, Пекса и Талсии, главы Высшего Совета еще до того, как удача отвернулась от рода Винго и засуха накинулась на их земли, как бешеная собака. Поверх выцветшей льняной рубахи лежал бронзовый нагрудник с серебряной гравировкой: летящий ястреб, сжимающий в когтях змею. Кожаные налокотники и наколенники, перчатки, покрытые металлом башмаки — все лежало в беспорядке. На верху кучи возвышался шлем из бронзы и железа с прорезями для глаз, похожими на глубокие раны, с плюмажем из конского волоса выцветшего красного цвета.

Capo почти перестал дышать.

— Поскольку я никогда не смогу надеть все это, то отдаю тебе, мой брат, — сказал Танто, улыбаясь. Несмотря на его бледность и ввалившиеся щеки, он выглядел как ребенок, невинно предлагающий матери луговые цветы.

Capo уставился на шлем и рассматривал мельчайшие вмятины и царапины на его полированной поверхности.

Когда он поднял голову, то увидел, что Танто неотрывно смотрит на него, и зрачки его были черны от какого-то сильного чувства, переполнявшего его.

— Возьми, — сказал Танто. Он взял шлем и протянул Capo. — Теперь он твой, брат.

Capo посмотрел на Фавио, который стоял в дверях. Отец холодно кивнул ему.

— Давай, парень, — весело проговорил сзади дядя Фабел. — Может, он и древний, но лучшего ты все равно не найдешь. Его выковал сам Куло, ты знаешь, кто это. Говорят, это была его ученическая работа, еще до того, как он стал кузнецом Константина.

Прошло уже более ста шестидесяти лет с тех пор, как в Истрии свергли последнего императора, а значит, этим доспехам более ста восьмидесяти лет, быстро подсчитал в уме Capo. Он совершенно не хотел брать шлем в руки, которые начали предательски трястись.

— Этот шлем — частица истории, — продолжал Фабел, очевидно, не замечая состояния Capo. — Он был в битве у Шести Холмов, у брода через Альту, в войне Воронов. Только Фалла знает, в скольких схватках он побывал.

Capo чувствовал, как комната сжимается, ощущал на себе тяжесть взглядов. Стиснув зубы, он потянулся к шлему, но Танто был быстрее. Чересчур быстро и ловко для инвалида он нахлобучил шлем на голову брата.

Смерть нахлынула на Capo холодной волной. Ржали лошади, звенели мечи, кричали люди. Дикая мешанина звуков, означающих агонию, отчаяние и ярость, пронзала его. Сладковатый запах крови и резкий пота людей и животных наполнил его ноздри. Он чувствовал, как дрожат его кости, когда его меч встречался с мечом другого, оружие ранило его в спину. Кольца кольчуги впились в его грудь под жестоким ударом топора, он видел острие меча, которое оборвало его жизнь, войдя в отверстие для глаз. Отчаяние нахлынуло на него, отчаяние и неверие, и вереница вопросов, на которые невозможно было дать ответ:

«Неужели это в самом деле конец? Неужели это так просто? Дурак, глупец: я не заметил его второго клинка.

А за что мы сражаемся тут? Разве не пришли известия о том, что вчера мы выиграли эту войну в битве при Талсии?

Надо было блокировать его последний удар и уйти влево. Если я упаду, меня затопчут. Держись в седле, держись из последних сил. Почему я не чувствую пальцев?

Это ворон там кружит или чайка? Глаза почти не видят. Кто присмотрит за урожаем? Можно ли доверить Пали управление поместьем?

О Фалла, теперь я знаю, что такое боль!

Неужели я никогда больше не увижу мой Коразон? Моих сыновей? Моих любимых овчарок?»

Резкий, пронзительный крик нарастал в его голове, становился все громче.

Темнота и благословенный покой объяли его. Но тут на него легли чьи-то руки, и образы изменились, теперь это были уже не война и смерть, а беспокойство и боль. Он ощущал железную хватку пальцев на шее. Зазвучал голос:

— Видишь, братец, что я могу? Я тебя еще достану.

Потом он услышал другие голоса, за которыми последовало ощущение острого неудобства, наконец шлем был снят с него, и образы ушли в небытие.