Диагност

Глава 8

Влад заехал в лабораторию за анализами. Заведующего не было, и результаты ему выдала молоденькая лаборантка, одаривая его взглядами исподтишка. Ей явно приглянулся молодой хирург, светило, уже доктор медицины — лакомая добыча, да и сам он был весьма привлекателен. Влад, забрав флэшку, сел за компьютер и открыл файл. Анализ на гаплогруппу выдал ошеломительные результаты. Обычно гаплогруппы обозначаются буквами латинского алфавита, и все известные заканчиваются на «Т». Но в его крови не обнаружилось ни одной похожей цепочки маркеров. Машина, проводившая анализ, сама окрестила ее буквой «Х» — неизвестная. Такие анализы уже лет пять как делают только автоматизированные системы. Держать лаборанта для таких процедур — непозволительная роскошь. Теперь стало понятно, почему поиск по родственникам не дал результатов. Это был анализ по Y-хромосоме. Митохондриальную ДНК он не рассматривал, так как в митохондриях уже обнаружено несколько видов ДНК, и все надежды на установление материнской линии рухнули. Машина выдала стандартные 111 маркеров, как и было заказано. Вспомнив, что у его отца не брали кровь на ДНК (в те времена подобные анализы еще не проводились), он решил, что его кровь точно подойдет по Y-хромосоме. Взяв у себя кровь из пальца, он запустил машину на аналогичный анализ. Чтобы ускорить процесс, он провел упрощенный анализ на 45 маркеров. В любом случае было с чем сравнивать, если его мысль верна. Пока машина пересчитывала порядок нуклеотидов, он открыл другой файл.

Анализ типа генома показал, что он тетраплоидный. Аналогичный анализ его генома от Юсуповых выявил поразительную схожесть. Еще тогда они говорили, что почти все люди на Земле диплоидны. Именно этим объяснялось такое количество мутаций в цепочках нуклеотидов. При наличии не двух, а четырех пар хромосом возможности мутаций значительно снижались. Одновременно это означало наличие особых свойств организма, которые предстояло разгадать и научиться использовать. Ведь у людей множество функций, доступных в прошлом, либо спят из-за отбора, либо исчезли за ненадобностью. Вот у него, к примеру, есть штука, вырабатывающая электричество, но как преобразовать эту энергию во что-то — пока загадка. Наконец, машина закончила расчет и выдала результат: его гаплогруппа тоже не соответствует ни одной земной и новой, обозначенной литерой «Х», а получила новый индекс — «Y», то есть «игрек». Влад усмехнулся, собрал все анализы в папку и, прихватив флэшку с результатами, покинул лабораторию.

Дома он решил вскрыть захоронку, но сначала покормил Титыча. Тот брезгливо стукнул лапой по жестянке в скотче, протестуя против антисанитарии. Титыч был еще тот чистюля! Влад разрезал скотч и снял его с банки, оказавшейся жестянкой то ли от печенья, то ли от конфет, с надписями иероглифами. Судя по расположению детского дома, граница с Китаем была совсем рядом. Вскрыв банку, он вынул прокладку из пористого материала, видимо, для обеспечения сухости содержимого. Затем он обнаружил простую флешку, коробку из серебристого металла и какую-то конструкцию в сложенном виде. Расправив ее, он увидел приспособление для надевания на голову. Открыв серебристую коробку, он нашел пять параллелепипедов из прозрачного материала, напоминавшего плотный гель в ячейках размером чуть больше спичечного коробка, и отдельно, в двух ячейках, два кристалла, похожих на кварц. Присмотревшись к кубику на свет, он заметил в центре кокон беловато-серого цвета, напоминавший кокон шелкопряда. Одна ячейка была пуста. Ничего подобного Влад раньше не видел. Кристаллы на ощупь были твердыми, как настоящий кварц. Проведя ими по стеклу, он понял, что это не алмаз — он просто скользил, не оставляя следов. Кроме этого, там лежал паспорт и аттестат зрелости об окончании средней школы в целлофановом пакете.

Пожав плечами, он взял флэшку и вставил ее в компьютер. Она оказалась запаролена. Чертыхнувшись, он набрал номер Лешки-хакера. Лешка сказал, что сможет снять пароль, но нужно привезти флэшку к нему утром, когда еще нет клиентов. Договорившись на завтра, Влад подумал, что после Горбушки сможет заехать в морг, чтобы посмотреть окрашенные предметные стекла у гистологов. Сообщение об этом Сухоруков уже прислал.

Титыч умчался по своим кошачьим делам, а Влад решил лечь пораньше — завтрашний день обещал быть насыщенным. Утром он уже был на Горбушке в кабинете у Лешки-хакера. Тот, поколдовав с флэшкой на своем навороченном компьютере, отдал ее Владу со словами:

— Занятный девайс. Объем около терабайта. Я таких и не видел. И маркировки никакой. Поделишься, где раздобыл?

— Случайно досталась от покойника. Спросить уже не получится, — пожал плечами Влад.

— Давай я тебе ее сменяю на мои, такого же объема, — предложил Леха.

— Пока нет, прости. Если все будет нормально, я тебе ее и так отдам. Там просто гора информации, и как она там расположена — очень важно. Не хочу случайностей, — отказал Влад.

— Понимаю. Вопрос снимается. Но имей меня в виду. Мне дико интересно, кто смог такую штуку произвести. Может, и патента нет — я пока проверю, кстати.

— Заметано. У тебя право первой руки, как у ломателя кодов, — улыбнулся Влад.

Алексей знал, что Влад всегда держит слово, и просто кивнул. А Влад поехал на улицу Россолимо. Сухоруков его ждал. Он обещал показать кое-что интересное, помимо стекол.

В Бюро судебно-медицинской экспертизы его провели в кабинет эксперта. Шастать без сопровождения здесь было не принято. Сухоруков пожал Владу руку и поманил его за собой. Они прошли через секционный зал в холодильник. Там Сухоруков, откинув простынь с одного из трупов, показал ему открытую рану на голове.

— Владислав Андреевич, полюбуйтесь, — начал эксперт. — Следак попался въедливый и засыпал меня вопросами. Нашел он парня — сирота с Дальнего Востока. Попросил еще раз исследовать раневой канал на предмет остатков шила или спицы, которой его убили. Пришлось копаться, и я обнаружил вот это на месте слияния позвоночных артерий и перехода в базилярную.

Он показал чашку Петри, где лежал уже знакомый кокон, но гораздо большего размера.

— Ничего подобного я не видел, и такого органа просто не должно быть, но он там был. Еле удалил. Он прямо ножками пророс в мозг и артерии. Как паразит, но это не паразит. Понятия не имею, что это. Точно могу сказать, что вреда он не нанес и к смерти не причастен.

От кокона действительно отходили ножки или усики.

— Анализ делали? — спросил Влад.

— На что? Могу сказать, что он был жив, когда я его удалял, потому что отчаянно сопротивлялся. Я чувствовал его сопротивление, — сказал эксперт.

— Если у вас нет специального оборудования, передайте его нам в Минздрав, мы исследуем. Я могу принять и подписать акт передачи. Если, конечно, он не интересен полиции.

— Ради бога! Забирайте. Я и описание дам, и все наши материалы.

— Где, говорите, он был расположен? Точно?

— В треугольнике между двумя позвоночными артериями, где они переходят в базилярную. Похоже, что эта штука искусственного происхождения, так как я обнаружил хирургический шов, через который кто-то получал доступ к базилярной артерии, как будто делали операцию по удалению аневризмы через подвисочный доступ. Но аневризмы не было. Вы точно должны опознать такой шов.

— Интересно. Покажете шов?

— Конечно! — Сухоруков повернул голову трупа и показал подвисочный шов, закрывавший разрез, используемый для доступа к окончанию позвоночных артерий и базилярной артерии при операциях по купированию аневризмы.

Влад безошибочно опознал шов, сделанный аккуратно. Такие операции может делать только опытный хирург — место слишком неудобное и труднодоступное.

— Хорошо, я забираю эту штуку со всеми материалами. А что насчет стекол? — спросил Влад.

— Пойдемте. Это епархия гистологов. Они вам все покажут.

Сухоруков закрыл холодильник, и они пошли в гистологию, где заведующая лабораторией предоставила Владу микроскоп и рабочее место. Она поставила перед ним ящичек с предметными стеклами с окрашенными образцами тех самых клеток, изъятых из тела убитого. Вглядевшись, он стал перебирать стекла и просматривать одно за другим. Клетки по структуре напоминали его клетки из этого же отдела и мало походили на обычные соматические клетки из солнечного сплетения. В результате он забрал часть образцов на стеклах, а гистологи скачали ему микроскопические фото в цифровом виде на флэшку. Сами гистологи определили клетки как непонятной этиологии, не имеющие признаков соматических клеток. В принципе, больше его ничего не интересовало.

Напоследок он попросил не хоронить тело убитого, а заморозить его, потому что может еще что-то всплыть, а эксгумацию проводить сложнее, чем просто подержать в заморозке. Тем более родственников нет, и парня похоронят за госсчет, хорошо хоть, не в номерной могиле. И написал свое требование на официальном бланке, чтобы у начальника было основание для таких действий.

Теперь оставалось изучить флэшку и посмотреть, что там такое и с чем это едят.

Флэшка оказалась разбита на несколько частей. Древо файлов показало несколько папок. Папку «Информация» он открывать не стал, а сразу полез в папку «Мануал» и завис. Он прочитал ее трижды и понял, что нарыл если не золотую жилу, то огромную плюшку с маком. Коконы оказались зародышами биологической нейросети. Она устанавливалась именно там, где ее и нашел Сухоруков: для питания и роста — рядом с артериями и мозговым веществом, чтобы рядом был и продолговатый мозг, и мозжечок. Именно эта локация — самая оптимальная, исходя из прочитанного мануала. После установки она должна начать расти и развиваться в течение месяца, и только когда основные нейросвязи будут созданы, она себя проявит в виде определенной картинки, отображаемой на сетчатке глаз. Это будет означать создание нервного узла в зрительных полях. Нейросеть будет чем-то вроде долговременной памяти, функционирующей параллельно с основной оперативной памятью мозга, которая, как известно, вся оперативная. Она будет поддерживать ее и, в случае необходимости, сможет выступить как хранилище информации и исполнительная часть. Так как метаболизм мозга конечен, нейросеть сможет снять нагрузку с мозга при усиленной работе и не позволит забить продуктами метаболизма капиллярную сеть. В общем, куча плюшек при отсутствии чего-то отрицательного. Полностью нейросеть разворачивалась за три месяца. Судя по мануалу, нейросеть у погибшего парня была установлена меньше месяца назад и не успела войти в стадию активации. И удаленная с трупа была непригодна для повторной установки. Получая питание и кислород из артерий, она начала расти, но процедура была прервана, и она должна была умереть через несколько дней после смерти реципиента без подпитки. Влад попробовал ее оживить, налив в чашку Петри с коконом питательный раствор, а кислород был в воздухе, и она, по идее, могла его синтезировать оттуда. Отрезав один из волосков, он сунул его под микроскоп и увидел вполне себе живую клетку, похожую на нейрон. Тогда он отложил все дела и занялся изучением материалов по нейросети.

Он не торопился. В конце концов, он нашел основные характеристики, говорившие о том, что полностью овладеть материалом можно только при помощи той же самой нейросети. Вздыхая, он осмотрел количество материала и понял, что те, кто все это придумал, были правы. Овладеть всем этим можно, только если в разы поднимешь усваимость материала. То есть надо вживлять в себя эту самую нейросеть. В принципе, мозг — забарьерный орган, и иммунная система нейросеть не убьет. Надо идти на операцию. Вопросов, кто бы смог сделать такую операцию, не было. Бородин — кто же еще? У него и опыт, и он потом смог бы следить за результатами, и они вместе определили бы оптимальный путь. Ехать к нему на работу он не стал, а поехал просто в гости, захватив выжившую нейросеть и распечатки из мануала. Анюта была где-то в разгоне с однокашниками, мама планово легла в больницу на диспансеризацию, поэтому они были одни. Член-корр следил за здоровьем матушки не по-детски. Влад по-белому завидовал им. Бородин просто любил свою жену и его мать и заботился о ней как мог.

Поговорив на общие темы, Влад перешел к главному. Он рассказал отчиму о подоплеке появления у него такого материала и показал предмет в чашке Петри, а также распечатки, чтобы ввести собеседника в курс дела.

Александр Иванович отрезал волосок от пучка нейросети и пошел к микроскопу. Рассмотрев все, он надвинул очки со лба на нос и тяжело вздохнул.

— Ты хоть понимаешь, что нарыл? — спросил Бородин. — Это наша смерть или память в веках. Ты реально хочешь это вживить себе? Хочешь стать вторым Луи Пастером?

— У меня есть пять коконов в упаковке, неактивированных. Этот останется на исследования. Без этого я просто не сумею всем овладеть — там так и написано. Слишком большой объем знаний. На простое освоение уйдут годы, а получить все знания к старости я не хочу. И потом — работа. Я не могу от нее отказаться — надо же помогать людям. Я единственный аурный диагност в стране.

— Да, работа, когда у тебя такой материал в руках… Я понимаю твой зуд исследователя, но это огромный риск. Неизвестно, что это тебе даст и что потом отнимет. Тут лотерея. Причем на кону твоя жизнь, а не карьера. Ты же прекрасный нейрохирург, этого не потеряешь, но вот свои способности — не факт. Я же к тебе как к сыну отношусь, хоть ты и вырос.

— Александр Иванович, прооперируйте меня. У меня такое чувство, что все это неспроста и не зря. Методика расписана, осталось найти лучший вариант доступа. А вы сможете это сделать легко. У вас огромный опыт. Сам я себя не могу оперировать.

— Знаешь, когда-то меня звали в одну компанию, но я не пошел. Хотел славы и достатка. Сейчас есть и слава, и достаток. А те, кто меня звал, получили Нобеля и всемирную славу. Они не в Москве живут, но это им не мешает делать открытия. Они под крышей Юсуповых. Они открыли конечность делений соматических клеток — барьер Хайфлика. Тогда я не решился, а сейчас не упущу момент. Только дай слово, что если все будет хорошо, то второй кокон мы подсадим Анюте. Отдавать на сторону такой материал я не хочу. Это будет переворот в медицине. Я уже несусь к старости. А молодым надо дать шанс. Мне кажется, твой убитый парень хотел отомстить за унижения в детдоме и решился на операцию, но не успел. Его и прибили за это. И тот, кто это сделал, знал, что у него есть что-то, что может возвысить его над остальными смертными, и не стал рисковать.

— Александр Иванович! Инструкция говорит, что нельзя имплантировать нейросеть до созревания коры, которое наступает примерно в 18 лет. Поэтому Анюте придется подождать. А так — да. Слово. Но только после того, как я ее всю осмотрю. Давайте обсудим операцию.

Они поняли, что договорились, и стали обсуждать варианты оперативного доступа, которые были бы наименее травматичными. В конце Бородин сказал, чтобы Влад сначала пожаловался на головную боль и настоял на обследовании в Бурденко. Там выставят предположение об аневризме артерии и операции клипирования. Потом будет оперативное вмешательство и имплантация кокона нейросети. До операции он должен распечатать все мануалы по вживлению кокона. Оба понимали, что это огромный риск.

После визита Влад отправился в Первую Градскую больницу на консультирование. Там он продиагностировал десяток пациентов и со спокойной совестью вернулся домой. Его встретил Титыч, а он, как всегда, забыл купить его любимый корм. Вздохнув, Влад отправился в «Монеточку» за кормом и решил купить стейки на косточке и сварганить стейк на углях. Время для этого было. В магазине ему пришла мысль подсадить паленую нейросеть Титычу. А что? Эксперимент же! Никто и не заметит. А Титыч вдруг заговорит. Хе-хе. Местную ветеринарку он знал, как и ветеринаров. Не раз возил туда Титыча, спасая от интоксикации после поедания мышей. Итак, он решился на эксперимент.

Дома он позвонил местному ветеринару и договорился об аренде операционной и персонале. Потом достал злополучный кокон и подлил немного питательной жидкости. Было утро воскресенья, клиентов в ветклинике не было. Ничего не подозревающий Титус дремал в переноске. Влад приготовился к операции и еще раз проштудировал анатомический атлас кошек. Операцию начали в 10:00 и закончили через полтора часа. Титыч получил свой кокон, и Влад видел, как он впился в живую ткань. Поместив кота в послеоперационный бокс, он принял душ и пошел домой. Сразу же завалился спать, чтобы остаток выходного провести более продуктивно. Спать Титычу предстояло еще минимум четыре часа, как сказал ветеринар-анестезиолог. Поэтому он спланировал вернуться за котом после обеда, захватив его любимый корм. Надо же заглаживать вину перед котом, которого он порезал, имплантировав ему какую-то тварь. Ему приснился Титыч, который выговаривал ему за неудачную операцию с фонендоскопом на шее.

Проснувшись, Влад почувствовал голод. Он вынул из холодильника борщ, сваренный его наложницей, и подогрел себе полную косушку. Он настоялся и был божественен. Подрезав зелень, он положил в косушку ложку сметаны и сдобрил все черным перцем из мельницы. Потом добавил пару зубчиков чеснока и нарезал бородинского хлеба, намазав его горчицей. Навернув борщ, он почувствовал малую толику счастья. Он преимущественно питался в столовых. А там не до жиру. Правда, пытались держать планку, но все равно не домашнее. В это время вернулась Мира Цой, его наложница-кореянка, и тут же приготовила чай. Иногда она подрабатывала преподаванием языков, которых знала чуть ли не пять из восточной группы, чтобы высылать деньги семье на обучение братьев. Влад ей это разрешил, зная, что он всегда в разъездах, и девочке надо чем-то себя занять. Сидеть сиднем и ничего не делать — непродуктивно. Жалование она получала от Юсуповых, но Влад и сам мог ее содержать. Просто пока не было повода об этом поговорить.

Мира спросила о Титыче — она к нему привыкла, и тот ее милостиво простил за все ее ошибки в содержании. Она просто никогда не видела таких огромных и требовательных котов. Но они поняли друг друга и жили душа в душу. Титыч к ней подлизался, и ее сердце дрогнуло. С тех пор Титыч не знал отказа ни в чем. Влад честно рассказал ей об операции и о том, что сейчас собирается забрать кота из бокса.

В ветклинике на Влада странно посмотрели девушки из приемной. Не придав этому значения, он прошел в хирургию, где его встретил знакомый хирург и проводил в отделение с послеоперационными боксами. Он увидел Титыча, который подозрительно озирался. Влад открыл бокс и взял Титыча на руки. Здоровый котяра, как будто испугавшись чего-то, прижался всем телом к Владу. Тот расплатился на посту приема за аренду операционной и бригады и сунул кота в переноску. Идти было совсем немного.

Дома Мира накормила Титыча, и тот захрапел, как дизель в Заполярье, на кровати у наложницы. Влад, успокоившись, принял душ и пошел изучать то, что ему попало в руки, рассчитывая просидеть еще пару часов, прежде чем отойти ко сну.

С утра он вошел в рабочий режим — ему поручили диагностику сложных случаев в Петербурге. Он тут же поехал на Николаевский вокзал на Каланчевке. Скоростной поезд доставил его в Питер за три часа. При выходе из Московского вокзала он получил сообщение с номером машины, которая его ждала. К его удивлению, ожидала машина из клиники имени Скворцова-Степанова. Обычно психиатры не просили дополнительного диагноза. Они обходились своими методиками. И потом, Минздрав категорически запретил оперировать мозг шизофреникам. Только по разрешению консилиума. Ну, ладно, посмотрим, что психиатры приготовили, — подумал Влад. Он вспомнил байку, как психиатрическую больницу назвали именем не врача. Говорили, что директор Института переливания крови Малиновский (он же Богданов), получив широкие полномочия от канцлера Юсупова, организовал больницу для душевнобольных, которую возглавил его знакомец по политической борьбе, Иван Иванович Скворцов. Степанов же был его писательским псевдонимом. Скворцов не был врачом, но обладал талантом организатора и неуемной настойчивостью и первым перевел «Капитал» Карла Маркса на русский язык. Но потом революционный угар стих, и Иван Иванович остался руководителем психиатрической больницы в тогдашней столице. Юсупов же, узнав, что именно он перевел «Капитал», хмыкнул и оставил Скворцова на должности, сказав, что для перевода такой ахинеи нужно иметь незаурядную настойчивость и железный зад. Такие люди и могут организовать лечение душевнобольных. Ушел из жизни Скворцов рано, заболев малярией в Сочи. Тогда там был не курорт, и болота брали свою дань жизнями. Так больница и стала памятником не врачу, а организатору здравоохранения страны с репутацией бывшего революционера. Да и Малиновский когда-то был революционером, что не помешало Юсупову назначить его директором института крови, потом переименованного в институт переливания крови, ставшего столпом науки о крови и разработавшего методики переливания, хранения и разделения крови по фракциям, что спасло немало жизней в Великую войну. Именно он создал институт донорства, который и сейчас пользовался славой. Быть донором стало не только почетно, но и нормально. Почти все граждане становились донорами крови, а студентам и малоимущим это помогало в учебе, так как деньги платили всегда. Богатые отказывались от денег, но это позволяло бедным выплачивать чуть больше. И многие считали, что они побратимы по крови. Это был один из скрепов Империи. Сам Император дважды в год сдавал кровь, как и вся его семья. У него и его сына была редкая — четвертая группа резус отрицательный. В этом было что-то мистическое и сакральное.

Приехав в больницу, он направился к главврачу. Иннокентий Аполлинариевич Ястржембский, помимо зубодробительной фамилии, обладал выправкой гвардейца, так как был военным медиком, но не воспринимал службу как синекуру. Он был строг и справедлив, как это понимают военные, и требовал службу почти как по уставу. Работой он это не называл. Он служил людям и обществу. Пережив лихорадку Западного Нила, его списали из армии и назначили сюда. И он стоически исполнял обязанности. Обращался он по старинке.

— Доктор Вольф! Слава Всевышнему, вы приехали вовремя! Я так понимаю, вы прямо с вокзала. Не ищите гостиницу, у нас есть гостевые апартаменты, не хуже «Астории». И кормят лучше. Все по ГОСТу. А не то, что повара с французскими фамилиями придумают, понапихают всякое говно, и нате вам — несварение желудка. А у нас все по предписанию диетолога и продукты наисвежайшие. Изволите сразу посмотреть больных или на после обеда оставим?

— Иннокентий Аполлинариевич, давайте сразу посмотрим, что у вас стряслось, а потом пообедаем и обсудим результаты.

— Вы прямо как ваш дед — сразу быка за рога и в стойло. Уважаю. Не будем откладывать. Не часто нам Минздрав такого спеца присылает. О вас вся столица говорит. Рад лично познакомиться.

— Мне нужен халат и помыть руки. Все-таки я с дороги, — сказал Влад.

— Все будет. Не извольте беспокоиться.

Когда они прошли в процедурную, привели первого пациента. Влад, взяв карту, сразу просмотрел ее. Ничего необычного. Синдром Кандинского-Клерамбо. Кто-то ходит его ногами и говорит его ртом. Знакомая картина. Аура больного была кривой со всполохами красного. В двух подполях — коричневый цвет. Он взял больного за руку и поддал немного электричества в его ауру. Она немного выровнялась. Потом попытался воздействовать на коричневые пятна, что заставило их съежиться. Но инфекция не ушла. Ее нужно лечить. О чем он и доложил врачам. Достав контурную карту мозга, он показал, где инфекция, и предположил, что на МРТ это будет видно. Во всяком случае, отличия будут точно. После этого он осмотрел еще пятерых пациентов, но они не вызвали интереса. А вот последний пациент был чем-то из ряда вон выходящим. Согласно диагнозу — глубокий аутизм. Молодой парень 18 лет, рос нормальным до наступления пубертатного периода. Потом ранняя сексуальность, мастурбация, отстраненность, учебу забросил, присел на порнографию, особенно порновидеоигры, а затем на игры на деньги. Стал проигрывать все в доме, выносить вещи. Родители, уставшие его ловить на воровстве денег и вещей, обратились к врачам. В ауре была заметна зеленая часть спектра, но ядовитого, кислотного цвета. У нормальных людей она просто зеленая. Влад заподозрил высокий уровень эндорфинов в мозге. Организм вырабатывал много эндорфинов и опиоидов, что давало такую реакцию. Пациент был радостен и любил всех окружающих. При этом были возбуждены чувственные сегменты коры, что могло быть следствием большого количества внутренних эндорфинов. Парень купался во внутренних наркотиках, которые сам же и создавал. Как и любой наркоман, он не отдавал себе отчета в действиях. Просто наркотики у него были эндогенные. В этом случае надо либо подавлять гормональную систему, либо толкать его на действия, которые намеренно он не сможет выполнить и не получит «гормоны радости». Тяжелый физический труд, который просто выжжет такие гормоны и не даст парню загнуться от своих же наркотиков. Это сбой матрицы в гормональной системе — она стала их чрезмерно активно синтезировать, и как ее остановить, не понятно. Но гормональная система — дура: если ее угнетать, нужные гормоны она тоже перестанет вырабатывать. У палки всегда два конца. Доложив свои заключения, он сказал, что завтра облечет все в рекомендации на бумаге. Это заключение диагноста, а не консультация на плэнере.

На обеде он наелся вволю, воздав должное поварам больницы. Потом он вспомнил, что никогда не был на могиле Кшесинской. Говорили, что памятник изготовил сам Юсупов, который не был ее воздыхателем, но так отдал дань уважения балерине и несчастной женщине, запутавшейся в своих любовниках. Он вызвал такси через приложение и поехал на старое лютеранское кладбище. Могила Кшесинской, недалеко от входа, была видна сразу. Он возложил букет из белых роз, которые любила балерина при жизни, и присел на скамейку у могилы. Он всмотрелся в памятник и понял, что его создатель — истинный ценитель красоты. Техника вуали на мраморе давала пищу для размышлений. Лицо балерины было передано искусно и покрыто вуалью из мрамора. Говорят, что такая техника утеряна, хотя в Европе была в ходу в 18 и 19 веках. Время неумолимо. Влад сделал несколько фото, потом перекрестился и пошел на выход. Старый Юсупов не подвел. Он знал, что такое красота. Потом он на такси решил поехать во дворец Юсуповых на Шпалерной. Читал о нем, но ни разу не был там. Раньше ему бы и в голову не пришло туда поехать, но знакомство с потомками великого человека оставило след, и возник интерес ко всему, к чему приложил руку Николай Максимилианович Юсупов. Судя по Невской галерее, его ждал сюрприз. Он заранее купил билет через приложение. Ему выдали наушник и коробочку с плеером — гидом по дворцу. Живой гид — это расточительно. Он сунул устройство в ухо и включил воспроизведение. Он прошел весь дворец и выпал в осадок от торжества роскоши. При этом кабинет Юсупова был обставлен карельской березой и был функционален. Он увидел кульманы, за которыми рождались его проекты. Чертежи были оригинальными и подписаны его рукой. Четкие и выверенные, как никто уже не чертит, разрабатывая все на компьютерах. Рука инженера была видна невооруженным глазом. В кабинете на полках стояли его книги и переводы, открывшие миру поэзию Востока. Как в человеке мог уместиться ум, способность к беллетристике, инженерный талант, ловкость коммерсанта, несгибаемость государственного деятеля, местоблюстителя трона с двумя орденами. За подаренный крейсер «Новик» — орден Святого Владимира и Андрея Первозванного с бриллиантами. Правда, он был обер-камергером и канцлером. Выше только император. Поэтому писать представление к орденам высшего порядка мог только канцлер. А Юсупов не мог писать на себя. В мемуарах Столыпин писал, что у Юсупова была присказка: «В результате расследования главное — не выйти на себя, а потом уже писать заявление в ИСБ». В экспозиции были его изделия первой волны, когда он приехал в Петербург: примус Кольчугинской фабрики, керогаз и паяльная лампа. Им больше ста лет, но дизайн поражал строгостью линий и изяществом. Отдельно были представлены его первые изделия из костяного фарфора, стоящие неземных денег. Коллекционеры ищут изделия первой волны юсуповского фарфора, эскизы которых рисовала его сестра. У отчима Влад видел такие штучки. Их берегли как реликвию семьи: они были талантливо расписаны, и сестра Юсупова знала толк в живописи. Ходил он обычно в казачьей форме или во френче и стетсоновой шляпе. За стеклом была его парадная черкеска, размера примерно 56-го. Он был высок и статен, обладал могучей силой и мог рвать цепи. Поговаривали, что в Афганистане на переправе его лошадь боялась перейти бурную реку и он ее перенес сам на плечах. Реакцию проводников нетрудно было представить. Было его фото с императором Александром Третьим. Он был выше него и шире в плечах. А Александр то имел 191 сантиметров роста. Влад погулял по дворцу только с одной целью понять как тут жил один из выдающихся людей России. И он понял, что ему тут было хорошо. Это был его дом и все в нем было его. Даже старый рояль имел все признаки того, что на нем играли, а не просто так он тут стоит как мебель. Шехтель построив этот дворец превзошел сам себя. Ну и конечно влияние Гауди не прошло стороной. Все-таки Гауди его признал единственным учеником перед тем как банально погибнуть под трамваем. Сейчас его собор Святого семейства достраивают по его эскизам, но тот фасад, что построил Гауди кардинально отличался от всего остального. В лучшую сторону.

Напитавшись такой аурой дворца он отправился обратно в больницу — там ему уже приготовили апартаменты. Он позвонил Мире узнать, как там Титыч, но она сказала, что тот умотал куда-то и она пока его не видела. Захочет пожрать вернется — подумал Влад и положил трубку. Он решил пройтись и пошел через Удельный парк к больнице. В парке он увидел эманации аурных следов посетителей. Ему стало настолько интересно, что он сделала пару кругов в самом парке присматриваясь к аурным следам. Он просто чувствовал, что дар его развивается и ему все это очень интересно.